Татарские государства XV-XVIII вв.

§ 3. Литература в Крымском ханстве
Нариман Абдульвапов
Говоря о литературе Крымского ханства,
как, впрочем, и всей средневековой крым-
скотатарской литературе, важно иметь в
виду то обстоятельство, что перед нами, по-
жалуй, наименее изученный пласт мировой
тюркологии в целом и литературы на тюрк-
ских языках в частности. Как в отношении
количественного состава авторов и литера-
турных памятников, так и в плане уровня ху-
дожественного исполнения последних, эту
литературу нужно признать наиболее дина-
мично «открывающейся» среди всех совре-
менных литератур на тюркских языках. Не
будет преувеличением сказать, что каждый
месяц исследований истории крымской ли-
тературы анализируемого периода приносит
все новые и новые имена – незаслуженно за-
бытых и исключительно в силу этнической
принадлежности находившихся под спудом
неизвестности. В результате лишь за по-
следние двадцать лет исследований стали
известны имена более ста крымских сред-
невековых поэтов, историков, литераторов,
богословов, и выявление новых все продол-
жается. Что же касается самой литературы,
речь идет о достаточно художественных,
глубоких, объемных, разнородных и раз-
ножанровых памятниках (поэзия, историче-
ские хроники, занимательная и суфийская
проза, трактаты по различным отраслям так
называемых исламских наук и т.п.), изоби-
лующих многочисленными примерами как
богатства идейного содержания, глубины
философско-эстетического осмысления и
высокой техники художественного мастер-
ства, так и чрезвычайного разнообразия
литературно-исторических свидетельств,
касающихся самых различных сторон по-
литической, социальной, культурной и по-
вседневной жизни крымского (и не только)
общества того времени. Среди них уже се-
годня присутствуют памятники, значимость
550 Раздел III. Татарский мир в XV–XVIII вв.
которых значительно превышает масштабы
собственно крымской литературы.
Знакомясь с крымскотатарской средневе-
ковой литературой, необходимо иметь в виду
и еще целый ряд обстоятельств. Во-первых,
в результате многочисленных общественно-
политических катаклизмов, имевших место
в истории Крыма и крымских татар вплоть
до настоящего времени, огромное количе-
ство литературных памятников считается
утерянным. О существовании таковых, как
и об их авторах, мы знаем из современных
им историко-литературных источников, а
также свидетельств более поздних авторов.
Во-вторых, большое количество сохра-
нившихся литературных памятников, – а
речь идет о сотнях произведений, в виде
рукописей хранящихся в многочисленных
книжных собраниях стран бывшего СССР,
а также Турции, Германии, Австрии, Ан-
глии, Франции, Голландии и др. государств,
– практически не исследованы, и зачастую,
даже качественно не атрибутированы. В
этой связи обращает внимание то, что об-
ширное наследие авторов, по разным при-
чинам покинувших Крым или же долгое
время проживавших вне его, сохранилось
значительно полнее, нежели наследие тех
авторов, которые жили и творили исключи-
тельно в Крыму.
В-третьих, помимо тюркоязычной ли-
тературы, крымскими средневековыми ав-
торами создано значительное количество
религиозных и научных трактатов, а также
художественных и исторических произведе-
ний на арабском и персидском языках. Есте-
ственно, что и эта литература является не-
отъемлемой частью культурного наследия
крымских татар и должна быть объектом
пристального внимания.
Наконец, нельзя не сказать и о том, что
при знакомстве с крымскотатарской лите-
ратурой Средневековья обращает на себя
внимание весьма обширная география про-
живания и деятельности крымских авторов
вне их исторической Родины. Среди горо-
дов и населенных пунктов, ставших местом
их жизни, службы, научного и литературно-
го творчества – крупнейшие религиозные,
культурные и научные центры мусульман-
ского мира: Каир, Дамаск, Мекка, Медина,
Иерусалим, Стамбул, Бурса, Эдирне, Синоп,
Конья, Кастамону и др. Принимая во внима-
ние, что все данные центры располагались
в рамках османского региона, частью кото-
рого был и Крым, а также учитывая особен-
ности литературного процесса того време-
ни в целом, у нас нет оснований не считать
их представителями крымской литературы,
хотя в строгом смысле это и выглядит до-
статочно условным.
В этой связи важно иметь в виду, что,
имея теснейшие контакты с литературой
всего османского региона (помимо фактов, о
которых шла речь чуть выше, это особенно
наглядно видно на многочисленных приме-
рах пребывания в Крыму османских авто-
ров, в том числе достаточно известных), в
Крыму имел распространение практически
весь канон османской классики, ни в коем
случае не воспринимавшейся в Крыму как
чужеродный элемент литературного про-
цесса. Это же можно сказать, собственно, и
обо всей литературе на тюркских языках в
целом. Литературное поле было едино, еди-
ны были и классики, как в отношении лите-
ратуры персоязычной (Низами, Аттар, Руми,
Саади, Хафиз), так и тюркоязычной: золото-
ордынской (Кутб, Бакыргани, Хюсам Кятиб,
Сейф Сарайи, Махмуд Булгари, Хорезми и
др.), среднеазиатской (Есеви, Джами, Навои,
Хаяли, Лютфи), азербайджанской (Несими,
Фузули), сельджуко-османской (Юнус Эмре
и последователи, Сулейман Челеби, Языд-
жыоглу Мехмед, Баки, Нефи, Наби и др.).
Конечно же, со временем и сама крымская
литература начала рождать авторов, достой-
ных подражания, как в рамках, непосред-
ственно «узконациональных», так и в мас-
штабах более значительных (Ашык Омер).
Исходя из вышеизложенного, представ-
ляется довольно затруднительным дать
сколь-нибудь исчерпывающую характе-
ристику средневековой крымскотатарской
литературе в связной хронологии и преем-
ственности, адекватно оценить ее идейно-
эстетический потенциал, обозначить место
в том же, общеосманском, или шире, обще-
тюркском контексте, а также определить
ее место и значимость в истории мировой
литературы в целом. Несомненно лишь то,
что перед нами литература, которую необ-
ходимо рассматривать как неотъемлемую и
органичную часть всей средневековой тюр-
Глава 5. Духовная культура 551
коязычной литературы, успешно воспри-
нявшую традиции предшествующих эпох,
в частности, литератур периодов Тюркского
(VI–VIII вв.) и Уйгурского (VIII–IX вв.) ка-
ганатов, а также Государства Караханидов
(IX – начало XIII в.), и активно участво-
вавшую в литературных процессах эпох
последующих – в контексте литератур зо-
лотоордынской (XIII–XV вв.), чагатайской
(XV–XVI вв.), сельджукской, азербайджан-
ской и османской (XIII–XIX вв.). Это, в
свою очередь, дает основания считать сред-
невековую крымскотатарскую литературу
одной из составляющих, причем достаточ-
но ярких, всей литературы мусульманского
Востока, представленной, помимо тюркоя-
зычной, литературами персидской и араб-
ской, и давно известной своим неповтори-
мым величием.
Крымская литература периода Золо-
той Орды. В период Крымского ханства
крымскотатарская литература вступила,
имея позади более чем двухсотлетний пе-
риод становления и развития. Несмотря на
скудность сохранившихся источников, за
этот период у нас имеются сведения о соз-
дании в Крыму, по меньшей мере трех весь-
ма значительных поэтических памятников,
которые могли бы составить золотой фонд
не только, собственно, крымской и, шире,
золотоордынской литературы, но и всей
тюркоязычной литературы в целом.
Речь идет о двух поэмах на сюжет корани-
ческой легенды о Юсуфе и Зулейхе, принад-
лежащих перу крымских поэтов Махмуда
Кырымлы (конец XII – начало XIII в. [?]) и
Абдульмеджида Кырымлы (конец XIV – на-
чало XV в.), а также 800-страничном поэти-
ческом трактате на фарси – «Календернаме»
Эбу-Бекра Календера (конец XIII – первая
половина XIV в.). Из них первый памятник
известен в настоящее время в двух списках
перевода (судьба оригинала не ясна), второй
пока не обнаружен, третий же только сейчас
входит в широкий научный оборот.
О поэме Махмуда Кырымлы необходимо
сказать особо. Как известно, оригинальный
текст этого чрезвычайно значимого лите-
ратурного памятника считается утерянным
(по этому поводу, впрочем, существуют и
другие мнения, см.: [ODKE, 2000, s.19–20]),
однако сохранились два списка его перево-
да – по словам переводчика, с «крымского»
(«дештского») языка на «тюркский», осу-
ществленного, как предполагается, млад-
шим современником Махмуда Крымского
– поэтом Халиль-оглу Али [Конурат, 1996].
Рядом турецких и крымскотатарских уче-
ных была высказана мысль о том, что, во-
первых, существует определенная связь
между Халиль-оглу Али и широкоизвест-
ным поэтом Кул Гали, и, во-вторых, что
поэма Махмуда Кырымлы была написана
значительно раньше, нежели считалось, а
именно в самом начале XIII в. [Там же].
Увы, проблема эта пока еще не стала те-
мой широкого научного обсуждения, дума-
ется, это дело недалекого будущего. Ясно
одно: у поэмы Махмуда Кырымлы есть все
шансы быть признанной наиболее ранним
опытом поэтической обработки известной
коранической легенды в истории всей тюр-
коязычной литературы. Собственно, мысль
эта не нова [Ertaylan, 1960]. После Махмуда
Кырымлы к сюжету о Юсуфе и Зелихе (Зу-
лейхе) будут обращаться достаточно часто и
весьма известные авторы. Всего же на тюрк-
ских языках на этот сюжет будет написано
более восьмидесяти поэм, в том числе и еще
одним крымским поэтом – Абдульмеджидом
эль-Кырыми (вторая половина XIV – нача-
ло XV в). Произведение последнего носит
название «Мунис-уль-ушшак» («Друг влю-
бленных»), указание на него присутствует у
Ибн Арабшаха [ас-Сахави, дж.5, с.77–78].
Говоря об Абдульмеджиде, добавим, что,
помимо вышеуказанной поэмы, источники
донесли до нас и одну из его газелей, сохра-
нившуюся в рукописном томе известного
тюркского перевода «Гулистана» Саади, за-
вершенного в 1392 г. в Египте выдающимся
золотоордынским поэтом Сейфом Сарайи
(рукопись в настоящее время находится
в библиотеке Лейденского университета)
[Gülistan, 1989, s.183].
Что же касается «Календер-наме», един-
ственно, надо полагать, из-за географии
написания этого весьма значительного
памятника, а написан он был, по свиде-
тельству самого автора, в Крыму в период
1320–1340-х гг., он до сих пор не стал «от-
крытием» в мировой науке. Хотя в момент
обнаружения в 1966 г. в г. Намангане его
рукопись и была охарактеризована сотруд-
552 Раздел III. Татарский мир в XV–XVIII вв.
никами Рукописного фонда Института Вос-
токоведения им. Абу Райхана Беруни АН
УзССР (Ташкент) как «бесценная» и «уни-
кальная» [Муниров, Жувонмардиев, 1966].
В настоящее время ведется работа по подго-
товке к публикации этого памятника. Пред-
варительное же его исследование показало,
что автор Эбу-Бекр Календер был, судя по
всему, анатолийского происхождения – вы-
ходцем из Аксарая (в окрестностях Коньи),
но провел жизнь и, возможно, упокоился
в Крыму, о чем может косвенно служить
отсутствие упоминаний о нем во всех из-
вестных ныне био-библиографических
справочниках. Произведение написано, по
словам самого автора, в форме ответа на
знаменитое произведение выдающегося
духовного наставника и гениального поэта
Джеляледдина Руми (Мевляна, 1207–1273)
– «Месневи-и манави». К слову, автор пи-
шет, что был знаком с сыном Руми – так же
суфийским наставником и поэтом Султан
Веледом [Каландар-наме, рукопись, с.201].
В продолжение темы крымской литера-
туры периода Золотой Орды, помимо вы-
шеуказанных авторов, имеются сведения по
меньшей мере о двух десятках религиозных
авторитетах и ученых – крымцах, получив-
ших известность как у себя на родине, так и
в различных центрах мусульманского мира
того времени – Каире, Дамаске, Иеруса-
лиме (Кудус), Бурсе, Эдирне и т.д. Эмир б.
Осман Суфи (ум. 1329/30, Шам), Зияэддин
б. Садуллах эл-Кырыми (ум. 1378/79, Каир),
Мевляна Рукнеддин Ахмед б. Мухаммед
(ум. 1382, Каир), Мевляна Реджеб б. Ибра-
хим (ум. 1392/93, Бурса), известный су-
фийский наставник Мухаммед эл-Кырыми
(вторая половина XIV в., Кудус) – лишь не-
сколько имен, известных нам из арабских и
османских источников [Bursalı; ас-Сахави].
Обращает внимание, что некоторые из этих
ученых отмечены как авторы религиозных
трактатов, в том числе по суфизму, а также
поэты [Şerafeddin, 1994, s.13].
Говоря об ученых-крымцах, нельзя не
сказать о достаточно высоком уровне уче-
ности как в Крыму, так и в целом в Золотой
Орде. В некогда столице Крымского улуса
городе Кырыме (параллельное название
Солхат, ныне Старый Крым) до настоящего
времени сохраняются внушительных разме-
ров развалины медресе 1333 г., основанного
Инджи-Бек Хатун (ум. 1371), по некоторым
сведениям, матерью известного крымско-
го улус-бея Кутлуг-Тимура [Крамаровский,
1997, с.36], что может свидетельствовать о
достаточно высоком статусе просвещенной
женщины-мусульманки в крымском обще-
стве первой половины XIV в. Не может не
обратить внимание и то, что именно в эти
годы в Крыму создавал свое произведение
Эбу-Бекр Календер (см. выше). Можно пред-
положить, что поэт-суфий был приглашен в
Крым самой основательницей медресе.
К слову, в том же 1333 г. Крым навещает
Ибн Баттута, отмечая в столице Улуса це-
лую кагорту местных религиозных автори-
тетов: шейхов Музаффереддина, Музхиред-
дина и Хорасанизаде, кадиев Шемседдина
Саили и Хызыра, факихов Шерефеддина
Мусу и Аляэддина, хатиба Эбу-Бекра, има-
ма улус-бея Тёлек Тимура Садеддина и др.
[Ibn Batuta, 1986, s.69–71].
Несколько позже, в середине столетия,
в гг. Крым и Кафа проведет несколько лет
известный ученый-факих Ахмед Ходженди
(ум. 1400, Медина), источники отметят его
тесное общение здесь с известным, судя
по тону упоминания, духовным наставни-
ком Эбу-ль-Вефа Османом эл-Магриби эш-
Шазели, о котором в настоящее время сведе-
ния, к сожалению, отсутствуют [ас-Сахави,
дж.2, с.197]. В те же годы в Крыму находим
следы пребывания еще одного в свое вре-
мя известного ученого – Аляэддина Ахме-
да Сейрами (ум. 1388) [Тизенгаузен, 1884,
с.463]. Еще позже, в начале XV в., Крым
привлечет, пожалуй, наиболее именитого
в этом ряду ученого – факиха Хафызудди-
на Мухаммеда Беззази (ум. 1424), который,
как отмечают источники, найдет в Крыму
достаточно комптентную в вопросах ис-
ламской науки среду и воспитает целый ряд
известных учеников [IA, Özel(a)]. Наконец,
в 1412 г. Крым посетит известный ученый,
историк и поэт Ибн Арабшах (ум. 1450). В
дальнейшем в одном из биографических
трудов он отметит свои встречи с местны-
ми учеными и поэтами Ахмед Буйруком,
Мевляна Шерефеддином, Мевляна Махму-
дом эл-Булгари и поэтом Абдульмеджидом
[ас-Сахави, дж.2, с.127]. Все это лишний раз
может свидетельствовать о том, что Крым,
Глава 5. Духовная культура 553
даже находясь на окраине мусульманской
цивилизации, в отношении культуры ни в
коем случае не был заштатным провинци-
альным регионом.
Возвращаясь к литературе, добавим, что
о развитии художественно-поэтического ис-
кусства в Крыму в соответствующий период
могут свидетельствовать и данные крым-
ской эпиграфики, а именно сохранившиеся
до наших дней в городе Старый Крым об-
разцы поэтических эпитафий на надмогиль-
ных памятниках XIII–XV вв. [Акчокраклы,
1927, с.3; Акчокраклы, 1929, с.7]. Причем
речь идет о поэтических фрагментах, ис-
полненных на местном, используя термино-
логию Халиль-оглу Али (см. выше), «крым-
ском» или же «дештском» языке.
Необходимо отметить, что в это время в
Крыму происходит смешение ряда литера-
турных потоков. С одной стороны, Крым на-
ходится в ареале чрезвычайно насыщенных
процессов, происходящих в рамках самой
золотоордынской литературы. С другой –
продолжает сохранять свое влияние средне-
азиатская литература, распространившаяся
в Крыму в период творчества авторов поэм о
Юсуфе и Зулейхе – последователей, как при-
нято считать, Ахмеда Ясави [Ayan, 2005],
получившая особое развитие в период ак-
тивного распространения ислама в Крыму
во второй половине XIII в. [Абдульвапов,
2006, с.145]. Наконец, происходит активное
проникновение в Крым и литературы анато-
лийской (сельджуко-османской) [Там же].
Помимо литературы на тюркских языках,
несомненно, имеет распространение и лите-
ратура на фарси, – этот язык, как известно,
долгое время исполнял функции литера-
турного языка среди тюркских народов, – а
также литература арабская. Так, о практике
исполнения религиозных поэтических тек-
стов на арабском и фарси в непосредствен-
ной близости к Крыму – в Азаке пишет Ибн
Баттута [Ibn Batuta, 1986, s.76]. О возможно-
сти написания в Крыму во второй полови-
не XIII в. суфийского трактата на арабском
языке пишут Я.Кемаль и А.Крымский [Ке-
маль, 1930].
Литература Крымского ханства: хро-
нология, основные направления и пред-
ставители. Начальный период истории
Крымского ханства – с конца 1420-х гг. до
конца XV в. характеризуется сложными
процессами становления молодого государ-
ства и весьма драматичной борьбой за на-
следие Золотой Орды. В 1475 г. происходит
событие, которому суждено определить все
последующее развитие Крыма. Турками-
османами берутся под контроль все христи-
анские колонии на территории полуострова:
Княжество Феодоро с центром на Мангупе,
генуэзские колонии в Кафе, Судаке, Бала-
клаве и т.д. Начинается османская история
Крыма и, в частности, история Кефинского
эялета – административного образования
под непосредственным стамбульским управ-
лением, провинции, протянувшейся вдоль
всего черноморского побережья от Херсо-
неса до Керчи, а также включающей в себя
значительные территории Юго-Западного
Крыма. Происходит значительная полити-
ческая и культурная переориентация Крыма
– на Стамбул, влияние последнего на собы-
тия в Крыму стремительно набирает силу.
Все эти события порождают крайне не-
стабильную общественно-политическую
ситуацию в Крыму, характеризующуюся
весьма драматичными отношениями его
как с прежним сюзереном (Золотой Ордой),
так и с будущим (Османской империей). В
результате указанный период сохранил до-
статочно скромный ряд имен представите-
лей крымской литературы и науки того вре-
мени. Причем лишь только у двух из них,
крымского хана Менгли-Гирея I (ум. 1515)
и известного ученого-мудерриса Сеййид
Ахмеда б. Абдуллах Кырыми (ум. 1474), от-
мечены художественные (поэтические) про-
изведения, сохранившиеся до наших дней
во фрагментах [Emiri, 1995]. Кризис не спо-
собствовал активному развитию литератур-
ного и научного творчества с одной сторо-
ны, с другой – делал весьма уязвимыми уже
созданные памятники.
В результате, после чрезвычайно насы-
щенного двухвекового периода культурного
подъема, в Крыму наблюдается определен-
ный спад творческой активности. Последний
не остался не замеченным и за пределами
полуострова. Примечательно в этом отно-
шении содержание диалога, имевшего ме-
сто между османским султаном Мехмедом
II Фатихом (1451–1481) и вышеупомянутым
Сеййид Ахмедом Крымским, и запечатлен-
554 Раздел III. Татарский мир в XV–XVIII вв.
ного в ряде османских источников. Ученик
знаменитого богослова-правоведа Хафызуд-
дина Беззази – Сеййид Ахмед б. Абдуллах
(Мевляна Кырыми, ум. 1474, Стамбул) был
известным крымским богословом, ученым-
правоведом, филологом и поэтом. В пери-
од правления Мехмеда Фатиха он приехал
в Стамбул и, добившись особого располо-
жения султана, удостоился чести быть на-
ставником его детей, а также преподавания
в наиболее престижных османских медресе.
В одной из бесед между крымским ученым,
исполнявшим, к слову, и некоторые дипло-
матические обязанности, и Мехмедом Фати-
хом, на вопрос последнего о том, что же про-
исходит в «Крымской стране, славящейся
своей интеллектуальной жизнью и обилием
ученых, являющейся родиной 600 религиоз-
ных авторитетов (муфти) и 300 литераторов
(мусанниф)», Сеййид Ахмед отвечал, что в
его стране появился некий везир, который
позволил себе «грубо обойтись с местны-
ми учеными». В результате этого, «люди
науки стали покидать родные места, а по-
скольку ученые являются душой и сердцем
государственного организма и проблемы их
морального и интеллектуального здоровья
передаются на все части этого организма,
вследствие их исхода весь государственный
механизм Крымской страны получил непо-
правимый урон» [Mecdi, 1989, s.101–102].
Данный диалог интересен тем, что, по-
мимо указания на кризис, охвативший Зо-
лотую Орду в означенный период, – под
«Крымской страной», судя по всему, под-
разумевался не только Крым, но и вся Зо-
лотая Орда в целом, – он свидетельствует о
масштабе распространения исламской куль-
туры в регионе, о внушительном количестве
представителей ее науки, образования и ли-
тературы, а также о том значении, которое
придавалось развитию исламской учено-
сти в Золотой Орде и особенном статусе ее
представителей.
Показательно в этом отношении то, что,
несмотря на кризис, ученые все равно про-
должали творить. У того же Сеййид Ахмеда
источники отмечают целый ряд трактатов по
различным отраслям исламских наук, логи-
ке, филологии и мистицизму [Bursalı, 1990,
s.14]. Среди них необходимо особо выделить
два труда по суфизму: «Шерх-и Гульшен-и
раз» – комментарий на фарси к известной
поэтической поэме знаменитого суфийско-
го шейха Махмуда Шебустари (ум. 1320)
«Гульшен-и Раз» («Розовый цветник тайн»)
(по свидетельству Бурсалы, один экземпляр
этого комментария хранился в библиоте-
ке Айа-Софьи [Там же], а также «Шерх-и
Мифтах-уль-гайб» – еще один коммента-
рий на известное произведение ученика и
приемного сына знаменитого теософа Ибн
Араби, современника и последователя Дже-
лаледдина Руми – шейха Садреддина Коне-
ви (ум. 1274). Обращает внимание, что оба
произведения имели особую популярность
среди адептов суфийского братства мев-
леви, в связи с чем начинают приобретать
дополнительный вес имеющиеся сведения
о принадлежности этому суфийскому брат-
ству и самого автора комментариев [Soysal,
1961b, s. 21].
Сейид Ахмед б. Абдуллах был дале-
ко не единственным крымским ученым и
поэтом, сведения о котором сохранили ис-
точники. По-прежнему наблюдается при-
сутствие крымцев в Каире и других центрах
исламского мира. Абдуллах б. Мухаммед
эл-Кырыми, Али б. Мухаммед эл-Кырыми,
Махмуд б. Омер эл-Кырыми, Юсуф б. Ху-
сейин эл-Кырыми, Шерефеддин б. Кемаль
эл-Кырыми (ум. 1443), Неджмеддин Исхак
б. Исмаил эл-Кырыми (ум. 1475/76, Каир),
Бурханеддин Ибрахим эл-Кырыми (ум.
1483/84, Каир) – лишь несколько имен из-
вестных крымских богословов, духовных
наставников и ученых [Bursalı; Сахави].
Возвращаясь ко второй половине XV в.,
необходимо сказать и о значительно изме-
нившемся статусе города Кефе (прежняя
Кафа), ставшего второй культурной столи-
цей Крыма. В связи с последним есть смысл
коснуться и еще одной дискутируемой про-
блемы современного крымского литерату-
роведения.
Помимо политического и торгового цен-
тра, город Кефе, как известно, превращается
и в довольно значительный культурный, и, в
частности, литературный центр. В настоя-
щее время в нашем распоряжении имеются
сведения о более восьмидесяти поэтах, уче-
ных, богословах, историках, получивших
известность под нисбой «Кефеви», и при-
мерно столько же имен их коллег, не будучи
Глава 5. Духовная культура 555
кефинцами в разное время живших и рабо-
тавших здесь (среди них – ряд достаточно
известных имен, см. ниже). И если вторые
не вызывают вопросов, то этническое про-
исхождение первых остается зачастую неяс-
ным, т.е. нельзя исключить того, что среди
многочисленных лиц, известных ныне под
нисбой «Кефеви», могут находиться этни-
чески не крымские татары (если на то вре-
мя это и имело какое-либо принципиальное
значение). Впрочем, нет никаких сомнений
и в том, что многие из «гостей», не будучи
этническими крымскими татарами, остава-
лись в Кефе и вливались в местную общину,
со временем теряя свои прежние этнические
характеристики.
Литература XVI в. Наступление XVI в.,
который принято называть «Золотым веком»
тюрко-османской культуры, ознаменовался
для Крыма становлением и развитием в ка-
честве крупных культурных, политических
и торговых центров практически всех со-
временных крымских городов: Бахчисарая,
возникшего вокруг построенного крымским
ханом Сахиб- Гиреем I (1532–1551) ново-
го Ханского дворца, Кефе, в силу активно-
сти общественно-политической и культур-
ной жизни чуть позже названного «Малым
Стамбулом» («Кучюк Истанбул»), Акмес-
джида (ныне Симферополь), получившего
статус города-ставки ханского наместника
– калги-султана, Кезлева (ныне Евпатория),
который во второй половине столетия не-
которое время даже претендовал на место
новой столицы Ханства, и Карасу-базара
(ныне Белогорск) – крупнейшего торгового
центра полуострова. В этот период в Крыму
складывается достаточно стройная система
общественно-экономических отношений,
создается обширная культурная и образова-
тельная инфраструктура. В отношении по-
следней, отметим, что первым годом XVI в.
датируется открытие известного учебного
заведения Крыма – «Зынджырлы медресе»,
на долгие столетия ставшего оплотом крым-
скотатарской учености и особо прославив-
шегося в период просветительских реформ
И.Гаспринского.
Источники свидетельствуют о бурном
развитии в этот период в Крыму градостро-
ительного искусства, архитектуры, науки
(прежде всего, религиозных, так называе-
мых исламских наук, хотя имеются сведе-
ния о развитии и точных наук, астрономии,
логики, этики и т.д.), литературы, искусства
(каллиграфии, миниатюры, музыки). Духов-
ную и творческую атмосферу в обществе во-
многом формирует суфизм – мистическое
направление в исламе, проповедующее все-
объемлющую любовь к Богу, искренность в
религиозном служении, абсолютную чисто-
ту помыслов и поступков, непривязанность
к мирскому, внимание к ближнему, духовное
самосовершенствование и т.д.
XVI в. дал крымскотатарской литературе
значительно больший, в сравнении с преды-
дущим, ряд имен, представляющих к тому
же весьма широкий спектр общественного
интереса к данному виду искусства. Среди
лиц, оставивших свой след на литератур-
ном поприще, – представители правящей
фамилии, религиозные авторитеты, ученые,
суфийские шейхи, представители учено-
го сословия улема более низкого уровня, а
также выходцы из народных низов. К сожа-
лению, в основной своей массе на сегодня
это – лишь имена с одинокими фрагментами
литературного творчества. Впрочем, при-
сутствуют среди авторов XVI в. и несколько
имен, безусловно, ярчайшего дарования.
Все эти авторы представляют два разных
направления крымской литературы того
времени: дивана и религиозно-суфийской.
В этой связи есть необходимость дать све-
дения об основных направлениях крымской
литературы Ханского периода.
С точки зрения содержания и особен-
ностей поэтики в крымскотатарской сред-
невековой литературе обычно выделяют
три направления. Первым из них является
так называемая литература дивана (ди-
ван эдебияты, от араб. «диван» – в значе-
нии «собрание поэтических произведений
одного автора»), под чем подразумевается,
собственно, классическая литература того
периода. В настоящее время понятие «ли-
тература дивана» имеет, по меньшей мере,
три толкования: более расширенное, тради-
ционное и узкое. В широком смысле под ли-
тературой дивана понимают всю письмен-
ную литературу мусульманского периода:
и поэзию (метрическую – арузную) – как
религиозного, так и светского содержания,
и прозу – историческую, занимательную,
556 Раздел III. Татарский мир в XV–XVIII вв.
суфийскую, эпистолярную, научную и т.д.
Традиционное понимание включает опять
же и поэзию (метрическую) и прозу (ху-
дожественную), однако, лишь светского
содержания. Наконец, наиболее узкое по-
нимание термина ограничивает сферу его
применения лишь светской метрической
поэзией. Именно светскую поэзию обычно
называют классической, поскольку в пери-
од своего формирования она в значительной
степени ориентировалась на образцы «клас-
сической» персидской поэзии.
Характеризуется литература дивана наи-
более обширным жанровым диапазоном,
весьма жесткими рамками поэтического
этикета, а также исключительным богат-
ством и утонченностью художественного
языка. Основная масса крымскотатарских
средневековых авторов являются предста-
вителями именно литературы дивана.
Вторым направлением является так на-
зываемая литература суфийской обители
(текке эдебияты), представленная главным
образом поэтическим творчеством много-
численных духовных наставников и рядо-
вых членов различных суфийских братств
– тарикатов. Художественный язык, сим-
волы и образы этой литературы, ее доста-
точно сложный и утонченный этикет имели
огромное влияние на формирование и раз-
витие не только собственно религиозной
литературы, но и в значительной степени
определили характер и эволюцию многих
жанров литературы светской (прежде всего,
поэзии дивана).
Наконец, третье направление – ашык-
ская поэзия (ашык эдебияты, от арабского
«ашык» – влюбленный; поэт), представлен-
ная творчеством народных поэтов – ашыков
(озанов, кедаев т.п.), и, наряду с фольклор-
ными памятниками, составляющая основ-
ное содержание так называемой народной
литературы (халк эдебияты). Представи-
тели этого направления сопровождали свои
выступления игрой на музыкальном струн-
ном инструменте сазе, отчего происходит и
другое наименование этой поэзии – поэзия
саза. Совмещая в одном лице таланты сти-
хотворца, композитора, певца и музыканта-
исполнителя, ашыки пользовались огром-
ной популярностью в народе. Поэзия эта
характеризуется, прежде всего, как поэзия
народная, однако в процессе своего раз-
вития ею были усвоены многие элементы
классической поэзии дивана. Ашыкская
поэзия дала Крыму, как и всей тюркоязыч-
ной литературе в целом, знаменитого автора
– Ашык Омера (ум. 1708).
Возвратимся же к XVI в. Факты свиде-
тельствуют о том, что Крым в это время
находился под влиянием оживленных ли-
тературных процессов, охвативших значи-
тельные территории обширнейшего региона
– Поволжья, Кавказа, Передней Азии, Ана-
толии, Ближнего Востока, Северной Африки
и т.д. Более того, Крым исполняет во многом
роль своего рода моста, связывающего ли-
тературные традиции обширного географи-
ческого региона, и в том числе активно уча-
ствующего в оформлении границ и качества
той литературы, которой отныне суждено
стать центром литературных процессов в
рамках всего тюрко-мусульманского мира –
османской.
Нет никаких сомнений в широком рас-
пространении в эти годы в Крыму литера-
турного наследия Золотой Орды. Как из-
вестно, Крымское ханство имело статус
фактического наследника Улуса Джучи.
Именно через Крым происходило знаком-
ство с золотоордынскими литературными
памятниками османами. Известно об ожив-
ленной переводческой деятельности при
дворе крымского хана Сахиб-Гирея I (1532–
1551), бывшего, к слову, в 1521–1524 гг. ха-
ном в Казани. Одним из результатов этой
работы был, в частности, османский пере-
вод известного памятника золоордынской
литературы – «Хикяет-и Джумджуме Сул-
тан» Хюсама Кятиба [Köprülü,1981, s.176;
Миннегулов, 1993, с.72]. Свидетельством
того же служат сведения и одного из непо-
средственных участников этих событий –
ханского астролога, лекаря, историка, поэта
и переводчика Кайсуни-заде Нидаи Ремма-
ля Ходжи, в известном труде об истории
правления Сахиб-Гирея I отмечающего, что
только ему ханом было поручено переве-
сти на османский язык десять книг [Târih-i
Sâhib, 1973, s.109].
То же самое можно сказать и о литера-
туре чагатайской. В свое время была вы-
сказана мысль, что интерес к творчеству
Навои и последователей в османском дворе
Глава 5. Духовная культура 557
начала XVI в. культивировался во многом
благодаря именно крымцам, в частности,
обучавшимся в султанской придворной
академии Эндерун будущим крымским
правителям – поэтам Саадету I и Сахибу I
Гиреям [Герайбай, 1995, с.16]. В этой связи,
символичным представляется присутствие
в обширной («неподдающейся счету», по
Халим-Гирею) библиотечной коллекции
крымского хана Саадет-Гирея I (1524–1532)
тома «Пятерицы» («Хамсе») Алишера На-
вои с личной ханской подписью и печатью
[Gülbün, 1990, s.36].
С другой стороны, происходят и обрат-
ные процессы: османская (анатолийская)
литература мощным потоком вливается в
литературную жизнь Крыма. В частности,
именно в это время, судя по-всему, на тер-
ритории Ханства получает распространение
литература так называемого «мевлидского»
канона, представленная известными поэма-
ми о жизни Пророка Мухаммеда – «Мевли-
дом» Сулеймана Челеби (ум. 1422), «Му-
хаммедие» Языджыоглу Мехмеда (ум. 1451)
и др., а также многочисленными религиоз-
ными поэмами (дестанами) назидательного
характера – «Кесик баш» («Сказание об от-
сеченной голове»), «Гогерджин» («Голубь»),
«Гейик» («Лань») и др.), и религиозными
гимнами иляхи легендарного анатолийского
поэта Юнуса Эмре (ум. 1321 [?]) и его по-
следователей. Впоследствие эта литература
станет подлинно народной в Крыму, войдет
в каждый дом и будет сопровождать практи-
чески всю жизнь крымского мусульманина
[Чобан-заде, 2003, с.13–14, 72–73].
Говоря о представителях крымской лите-
ратуры XVI столетия, отметим, что во главе
списка известных на сегодня авторов идут
члены правящей семьи Гиреев. Четыре наи-
более известных крымских правителя этого
столетия: Саадет I (ум. 1540), Сахиб I (уб.
1551), Девлет I (ум. 1577), Гази II (ум. 1608),
не считая умершего в 1514 г. уже упоминав-
шегося Менгли I, в источниках предстают
как личности, далеко не чуждые культа ху-
дожественного слова и интереса к изящной
словесности [Герайбай, 1995, с.10–16]. И
если первых троих назвать крупными поэ-
тами не представляется возможным (к тому
же практически не сохранилось образцов их
творчества), последний стал украшением не
только крымской поэзии, но и всей осман-
ской литературы в целом.
Гази-Гирей II (Бора) был сыном крым-
ского хана Девлет-Гирея I (ум. 1577) и во-
шел в историю как выдающийся правитель,
талантливый политик и незаурядный полко-
водец. Отличался решительным характером
и крайней независимостью суждений. Был
человеком огромной эрудиции, имел обшир-
ные познания в самых различных областях
религиозных и светских наук (в том числе
точных), получил известность как талантли-
вый поэт, искусный каллиграф, блестящий
музыкант (исполнитель на танбуре – попу-
лярном струнно-щипковом инструменте)
и композитор. О последнем необходимо
сказать особо: Гази-Гирей признан ярчай-
шим представителем не только крымской,
но и всей тюркской классической музыки в
целом. Сохранилось более шестидесяти его
музыкальных произведений, часть из них
опубликована [Крымскотатарская, 2007].
Известно также, что Гази-Гирей был
крупным меценатом, оказывавшим всяче-
скую поддержку людям науки и искусства
и, таким образом, способствовавшим разви-
тию в государстве научного и художествен-
ного творчества.
Что касается литературного наследия,
до наших дней сохранилась далеко не вся
поэзия Газаи. Так, до сих пор не обнаружен
его «Диван», упоминаемый в некоторых ис-
точниках [Ertaylan, 1958, s. 31]. В распоря-
жении исследователей имеется лишь малый
диван (диванче), а также отдельные поэти-
ческие фрагменты в различных рукописных
сборниках, находящихся в настоящее время
в библиотечных собраниях Турции, России,
Великобритании и других стран. В общей
сложности в настоящее время известны тек-
сты около пятидесяти газелей Газаи, двух
его поэм-месневи («Долаб» («Мельничное
колесо») и «Роза и соловей» («Гуль ве буль-
буль»), еще одна, «Кофе и вино» («Кахве ве
баде») остается ненайденной), а также ряда
писем в стихах и художественной прозе
[Там же].
В жанровом отношении, творчество Га-
заи весьма разнородно. Наряду с доста-
точно привычными образцами любовной,
любовно-философской и военно-походной
лирики, обращает на себя внимание образцы
558 Раздел III. Татарский мир в XV–XVIII вв.
сатиры – хиджвие. Последние особо интерес-
ны, в них запечатлена весьма неприглядная
картина социально-политических взаимо-
отношений в современном поэту обществе,
едко высмеяны многочисленные пороки, в
первую очередь, султанского двора и осман-
ской государственной верхушки, погрязшей
в интригах, лицемерии и взяточничестве
[Там же, s.40–46]. Промимо османской эли-
ты, достается от Газаи и представителям
других общественных сословий, религи-
озных и образовательных институций того
времени. Среди явлений, бичуемым поэтом,
– невежество, чванство, глупость, корысто-
любие, взяточничество, духовная пустота,
напускная религиозность, мошенничество и
т.д. При этом сам автор в своих произведе-
ниях предстает как человек, призывающий
правительственную элиту к ответственно-
сти перед Богом, государством и людьми.
Сатиру Газаи следует признать весьма яркой
страницей не только его личного творчества
и крымской поэзии того времени, но всей
османской литературы в целом.
Не многим уступают сатире Газаи и об-
разцы его военно-походной лирики, воспе-
вающие силу духа, мужество и бесстрашие,
величие самоотверженного служения роди-
не, описания сцен подготовки к сражениям
и самих боев [Там же, s.36–40]. Последние
фрагменты, к слову, не лишены и юмори-
стических мотивов (мизах), касающихся
некоторых сторон повседневной жизни
крымскотатарско-османского войска.
Присутствует у Газаи и лирика религи-
озная – с мотивами философских размыш-
лений о сути человеческого предназначения
и взаимоотношений человека с Творцом, а
также различных наставлений в исламском
духе. Среди подобных произведений при-
сутствует ряд газелей, а также поэма (мес-
неви) «Долап» («Мельничное колесо») – на
тему исламского понятия «кадер» («предо-
пределение») [Там же, s.46–50]. Последнее
исполнено в строгом шариатском духе, в от-
личие, например, от известного суфийского
шедевра Юнуса Эмре.
Встречаем у Газаи и суфийские мотивы.
На это указывает, в частности, И.Эртайлан,
отмечая, что у Газаи присутствует суфий-
ский символизм и восторженные мистиче-
ские настроения, вызывающие на память
имена наиболее значительных суфийских
подвижников – Мансура Халладжа и Има-
деддина Несими (известный мистический
поэт азербайджанского происхождения)
[Там же, s.34]. Суфийские мотивы встреча-
ем в целом ряде газелей Газаи. В одной из
них он даже преподносит себя как человека,
которому «явны смыслы всех имен» и кото-
рый «покорил вселенную, казнив коварно-
го «врага» своего эго» [Там же]. Обращает
внимание и упоминание в одной из газелей
ордена Мевлеви [Там же, s.81]. Заметны в
газелях Газаи и эпикурейские (ринтлик) мо-
тивы [Там же, s.35–36].
Помимо газелей, под непосредственным
влиянием суфийских идей, в частности,
в отношении таких эстетических катего-
рий как красота и любовь, исполнена и его
поэма-месневи «Роза и соловей» («Гуль ве
бульбуль»), представляющая собой обра-
зец аллегорического произведения о Любви
и Красоте (земной и божественной), и во
многом испытавшая, судя по всему, влияние
творчества знаменитого персидского суфий-
ского поэта Фаридуддина Аттара [Там же,
s.50–53].
Говоря о Газаи, важно представлять его
поэтическую культуру, проследить различ-
ные литературные влияния, сформировав-
шие его поэтический мир и особенности
стиля. Поэт прекрасно знает литературную
классику и современных поэтов. Прежде
всего, это представители чагатайской поэ-
зии, возглавляемые Алишером Навои: Джа-
ми, Лютфи, Хаяли и др. В некоторых своих
строках Газаи взывает к этим выдающимся
поэтам, как бы соотнося себя с признанны-
ми классиками [Там же, s.32].
Следующий пласт – литература осман-
ская: исследователи отмечают присутствие
у Газаи мнгочисленных мотивов, роднящих
его с наиболее известными представителя-
ми этой литературы – Зати, Баки, Хаяли и
даже жившим несколько позже Нефи [Там
же, s.32–33].
Наконец, еще один из наиболее важных
элементов испытанного поэтом влияния
– творчество Фузули. О пристальном вни-
мании к последнему говорят как непосред-
ственные подражания Газаи, в частности
поэма-месневи «Роза и Соловей» («Гуль
ве бульбуль») на «Ник у бед» Фузули, так
Глава 5. Духовная культура 559
и многочисленные поэтические обороты в
стиле гениального азербайджанского поэта,
присутствующие в газелях крымского авто-
ра. И.Эртайлан отмечает, что в некоторых
стихотворениях Газаи настолько проникает-
ся духом Фузули, что, будучи подписанны-
ми именем последнего, подобные стихи аб-
солютно не вызвали бы никаких сомнений в
их принадлежности перу великого «багдад-
ца» [Там же, s.33].
Все вышеперечисленные влияния выра-
жаются непосредственно и в языке Газаи,
одинаково успешно использующего языко-
вой арсенал всех указанных литератур, не
забывая при этом и о крымском варианте
тюрки.
Газаи, несомненно, одаренный поэт, со-
ставляющий гордость крымской литературы
ханского периода. Говоря о нем, нельзя не
сказать и о той атмосфере, которая царила в
Ханском дворце в годы его правления. Сын
и внук поэта, Газаи привил любовь к поэти-
ческому слову и стихотворству, по меньшей
мере, двум своим сыновьям и дочери (см.
ниже). Источники рисуют его как крупного
мецената, оказывавшего поддержку много-
численным крымским и османским поэтам,
литераторам, музыкантам, каллиграфам,
миниатюристам. Среди его протеже видим,
в частности, османских поэтов и музыкан-
тов Абдудделиля Зихни (ум. 1591 или 1614)
и Асафи Дал Мехмеда Челеби (ум. 1598?).
Последний вместе с Газаи был участником
одной из военных кампаний против персов
в 1581–1582 гг., закончившейся для обоих
драматическим пленением и долгими меся-
цами пребывания в иранском зиндане, что
было впоследствие описано Асафи в поэти-
ческой поэме «Шеджаат-наме» («Сказание
о доблести») [Там же, s.11–20].
Известна также переписка, в том числе
в стихах на османском и по-арабски, Газаи
с известными представителями османской
культуры: шейх уль-исламом, мудеррисом и
историком Ходжа Сааддедином (ум. 1599),
ученым, поэтом и каллиграфом Гани-заде
Мехмедом Надири (ум. 1627), кефинским
ученым и поэтом Хусейином Кефеви (ум.
1601) [Там же, s.41–45, 57–61].
Последний автор, посвятивший, к сло-
ву, Газаи одно из наиболее известных сво-
их прозаических произведений (см. ниже) и
бывший, судя по всему, достаточно близким
для него человеком, в свою очередь, возглав-
ляет кагорту кефинских авторов столетия.
Хусейин Кефеви был известным поэтом, ли-
тератором и ученым, прозванным современ-
никами «Султаном авторов» («султан-уль-
муэллифин») [Bursalı, 1990, s.15]. Среди его
многочисленных научных и литературных
трудов (богословие, занимательная проза
и др.) имеется целый ряд, привлекающих
особое внимание: два трактата, связанных с
творчеством Хафыза, в том числе коммен-
тарий к его «Дивану» («Шерх-и Диван-ы
Хафыз»), а также тюркский комментарий
«Гулистана» Саади [IA, Akpınar, s.186–187].
Современники характеризуют Хусейина
Кефеви как весьма искусного поэта, равно
владевшего османлыджа, фарси и арабским
и обращавшего особое внимание на отто-
ченность и утонченность художественного
языка. Был признанным мастером искусства
поэтического подражания назире [Там же,
s.186]. Фрагменты поэтического творчества
Хусейина Кефеви сохранились и в настоя-
щее время являются объектом исследований
[IA, Akpınar].
Обращает на себя внимание то, что поми-
мо литературно-научной славы Хусейин Ке-
феви получил известность и как музыкант-
композитор, что, к слову, также сближало
его с Газаи. Сохранились сведения о том,
что, будучи городским муллой, Хусейин Ке-
феви обучал музыкальной грамоте наиболее
одаренных кефинских детей, используя при
этом музыку собственного сочинения, напи-
санную на собственные же слова [Там же,
s.186].
Еще одним кефинским автором был поэт
Талиби (ум. в период 1512–1520 гг.): в ан-
тологии Лятифи отмечается, что, практиче-
ски не имея образования, он писал «в выс-
шей степени» искусные стихи [Latifi , 1990,
s.457–458].
Говоря о кефинцах, необходимо также
упомянуть и имя талантливого поэта Энве-
ри Челеби (ум. 1547, Стамбул). Последний
большую часть жизни прожил в Стамбуле,
содержа здесь небольшой магазин мелкой
мануфактуры, а также получив известность
как пиротехник [YYOA, Çakım]. Энвери
является обладателем «Дивана», поэтом,
несмотря на отсутствие образования, сла-
560 Раздел III. Татарский мир в XV–XVIII вв.
гавшим, как отмечали современники, «по-
разительные по красоте и поэтическому ма-
стерству стихи», часто – экспромтом [Там
же, s.412]. Энвери достоин особых слов: он
был сторонником так называемого «упро-
щенного тюрки» («тюрки-и басит») – на-
правления в поэзии, ратовавшего за упро-
щение языка в сторону его отуречивания,
в противовес господствовавшему в поэзии
дивана витиеватому османлыджа. Это про-
явилось как в поэзии, так и в прозе Энвери
(см. ниже), изобиловавшей элементами про-
стого тюркского народного языка, яркими
пословицами, поговорками, фразеологизма-
ми [Там же, s.413].
Практически у всех вышеупомянутых ав-
торов, бывших формально поэтами дивана,
как мы видели, присутствуют религиозно-
суфийские мотивы. Из авторов непосред-
ственно «литературы текке» нможно на-
звать Мустафу Мюдами (ум. 1540) – автора
«Дивана» в суфийском духе, содержащего
наряду с многочисленными образцами по-
эзии малых форм, и достаточно простран-
ное агиографическое произведения (781
бейт) – «Предания об Эмире Бухарском»
(«Менакыб-ы Эмир Бухари»), посвященно-
го жизни легендарного шейха святого Эмир
Султана Бухарского (ум. 1429, Бурса). Му-
стафа Мюдами родился в Крыму, некоторое
время жил в Кафе, далее, судя по всему, в
Анатолии (возможно, в Бурсе), где прошел
курс суфийской науки под руководством из-
вестных духовных наставников. Последую-
щая жизнь и место упокоения неизвестны.
Рукописи обоих произведений хранятся в
стамбульских рукописных собраниях, не-
сколько поэтических фрагментов были опу-
бликованы [ODKE, 2000, s.32–37]. Среди
них присутствуют яркие образцы поэтиче-
ской молитвы мунаджат, а также панегирики
в честь духовного наставника поэта (Шейха
Сулеймана), пира братства (Шейха Синана)
и святого Эмир Султана.
Еще одним представителем религиозно-
суфийской поэзии периода был поэт Бакаи
(Абдульбаки Кефеви, ум. 1591/92), о котором
известно, что, будучи сыном кефинского ка-
дия, он посетил практически все значитель-
ные центры Османской империи, в Каире
познакомился и прошел курс суфийской
науки у известного шейха, основателя ор-
дена Гульшенийе (ответвление Хальветийе)
поэта Ибрахима Гульшени, позже исполнял
функции месневихана (чтеца «Месневи») в
одной из мевлевийских обителей Дамаска
[Bursalı, 1990, s.31]. В распоряжении иссле-
дователей в настоящее время имеется текст
одного из его стихотворений в форме мусед-
дес – панегирик-медхие в честь Джелялед-
дина Руми [ODKE, 2000, s.38–40].
Говоря о религиозно-суфийской поэзии
XVI в., нельзя не сказать и о вышеупомя-
нутом поэте Энвери. Источники отмечают
у него трактат (поэзия-проза) по хуруфиз-
му – одному из мистических направлений в
исламе, опиравшемуся на так называемый
буквенный символизм (отчего и происходит
его название), и имевшему определенные
точки соприкосновения с суфизмом (вспом-
ним гениального азербайджанского поэта
Имадеддина Несими). Надо полагать, что
и многие стихотворения «Дивана» Энвери
также исполнены в суфийском духе.
К сожалению, пока не обнаружены об-
разцы поэзии ряда крымских суфийских
шейхов и ученых XVI столетия. В частно-
сти, «Татарского шейха» Ибрахима б. Ак-
Мехмеда (ум. 1592/93, Стамбул) – извест-
ного шейха ордена Хальветийе, бывшего
советником Крымского хана Девлета I и на-
ставником его сына Гази II. Переселившись
в Стамбул, Ибрахим-эфенди занял место
шейха в обители мечети Кучук-Айасофья,
получил известность как комментатор Ко-
рана, автор ряда трудов по суфизму и поэт
(писал на арабском и тюркском языках)
[Bursalı, 1990, s.9–10]. А также Махмуда б.
Сулеймана (ум. 1582) – известного ученого
(см. ниже), мюрида прославленного кефин-
ского шейха Такыйуддина Эбу-Бекра (ум.
1562), мудерриса и кадия, также писавшего,
по свидетельству источников, на тюркском
и арабском языках [Bursalı, 1990, s.34]. По-
следнее, а именно двух- или трехъязычие
авторов, к слову, было своего рода нормой
среди научной и литературной элиты сред-
невекового Крыма.
Завершая речь о поэзии XVI в. и доба-
вив к вышеперечисленным авторам имя
еще одного ныне забытого поэта – Фенди
(его хронограмму на одном из источников
в Судаке, датированную 956/1549 г., за-
фиксировал Эвлия Челеби [Эвлия Челеби,
Глава 5. Духовная культура 561
2008, с.158]), обратим внимание, что все
авторы представляют, главным образом, два
основных направления: поэзию дивана и
религиозно-суфийскую. Что касается ашык-
ской поэзии, до XVI в. сведения отсутству-
ют, хотя нет никаких сомнений, что и это
направление имело в этот период в Крыму
самое широкое распространение.
В литературе XVI столетия сохранились
не только образцы поэзии. В настоящее вре-
мя имеются примеры и художественной про-
зы, представленные, в частности, письмами
Гази-Гирея и Хусейина Кефеви – яркими об-
разцами эпистолярного жанра того времени.
Образцами занимательной тюркской худо-
жественной прозы может служить ряд сбор-
ников рассказов Хусейина Кефеви в жанре
«фал-наме», и в первую очередь, сборник
«Раз-наме» («Книга тайн»), в котором со-
браны краткие истории (192 единицы), свя-
занные с практикой литературных гаданий
в интеллектуальной среде того времени – в
данном случае, на основе наиболее часто ис-
пользовавшихся для соотвествующих целей
Священного Корана, «Месневи» Руми, «Ди-
ванов» Хафиза и Джами [IA, Akpınar, s.187].
О большой популярности сборника свиде-
тельствуют многочисленные списки, нахо-
дящиеся в настоящее время в рукописных
собраниях Турции, России, Англии и др.
[Там же]. Известно также, что первый вари-
ант книги, имевший название «Севаниху`т-
тефе`ул» и содержавший 139 рассказов, был
завершен в 1577 г. и преподнесен автором
впоследствие крымскому хану – поэту Гази-
Гирею II [Там же, s.186].
XVI же веком датируется и наиболее ран-
ний из сохранившихся образцов крымской
исторической прозы. Кайсуни-заде Нидаи, в
Крыму известный как Реммаль Ходжа, был
придворным советником, астрологом, лека-
рем, историком и поэтом при Сахиб-Гирее
I (1532–1551). Его «История хана Сахиб-
Гирея», написанная после смерти хана по
заказу его дочери Нур-Султан Хани, содер-
жит весьма ценные сведения, касающиеся
политической и культурной жизни ханства
соответствующего периода. Хроника сохра-
нилась в ряде списков, была издана в 1973 г.
в Анкаре О.Гёкбильгином в латинской гра-
фике совместно с французским переводом
[Tarih-i Sahib, 1973]. Произведение является
одним из наиболее значительных образцов
крымской историографии [Сейитягъя, 2003;
Зайцев, 2005].
Научная литература, охватывающая
различные отрасли исламских наук – эк-
зегетику, хадисоведение, исламское право
(фикх), этику и суфизм, представлена про-
изведениями «Татарского шейха» Ибрахи-
ма б. Ак-Мехмеда (ум. 1592/93), кефинских
кадиев Махмуда б. Сулеймана (ум. 1582)
и Хусейина Кефеви (ум. 1601), кефинско-
го муфтия Баба Куши Абдуррахмана (ум.
1575/76) и др. В этом ряду особо выделяется
шейх Ибрахим б. Ак-Мехмед. М. Бурсалы
приводит список из пяти его трактатов, по
меньшей мере два из них суфийского содер-
жания [Bursalı, 1990, s.9–10]. Отметили бы
также Махмуда б. Сулеймана – с фундамен-
тальным био-библиографическим трудом
«Кетаибу а`лями`л-ахйар», своего рода эн-
циклопедией, содержащей сведения о жиз-
ни и деятельности 809 известных ислам-
ских ученых-правоведов (главным образом,
факихов ханефитского мазхаба), а также
суфийских наставников и мусульманских
святых [IA, Özel(a)]. Труд, пользующийся
популярностью и активно используемый в
научных кругах в настоящее время, сохра-
нился в многочисленных списках в рукопис-
ных коллекциях Турции и Узбекистана. Осо-
бенностью его явился стиль, объединивший
строгость научного изложения с элемента-
ми, свойственными образцам мусульман-
ской агиографии менакыбнаме – вследствие
включения в ткань повествовния различных
легенд и преданий, связанных с биографией
того или иного лица [Там же, s.185].
Среди научных трудов встречаем и труды
по этике (адаб). В частности, среди богос-
ловских сочинений известного османского
ученого-лексикографа Мустафы Ахтери (ум.
1560), отмечен его комментарий на соответ-
ствующий трактат некоего кефинского авто-
ра первой половины столетия [IA, Koç].
Переводная литература. Из известного
на сегодня переводного наследия можно вы-
делить тюркский перевод (с комментарием)
широкоизвестного «Гулистана» Саади, вы-
полненный Хусейином Кефеви. Содержа-
щий критические замечания в адрес более
ранних османских комментаторов «Гули-
стана» – поэтов Сюрури и Шем`и, и заслу-
562 Раздел III. Татарский мир в XV–XVIII вв.
живший в свое время похвалу известного
османского био-библиографа Кятиба Челеби
(Хаджи Хальфы) [Зайцев, 2005, с.51], труд
был завершен в Мекке в год смерти автора
(1601) и в нескольких списках сохранился
до наших дней [IA, Akpınar, s.186–187].
Помимо этого, нет никаких оснований не
предположить возможность крымского про-
исхождения поэта Татар Али (или Шерифа
Амиди, сокращенно «Шериф», ум. 1514)
– автора наиболее полного (55 000 бейтов)
тюркского перевода «Шехнаме» Фирдоуси,
в 1511 г. преподнесенного египетскому сул-
тану Кансуху Гаври (1501–1516). Перевод
был осуществлен на мамлюкско-кипчакский
язык, списки его в настоящее время на-
ходятся в рукописных собраниях Стамбу-
ла, С.-Петербурге, Казани, Душанбе и др.
[Миннегулов, 2003, с.216–217]. О работе с
британскими списками пишет Гибб [Gibb,
1999, c.I, s.548–549]. Произведение было
частично опубликовано в 1965 г. в Варшаве
А.Зайончковским [Zajackowski, 1965]. Об-
ращает внимание, что до настоящего време-
ни не удается решить проблему этническо-
го проихождения автора. Принимая же во
внимание довольно заметное присутствие
крымцев в соответствующие годы в Егип-
те, предположение о возможном крымском
происхождении поэта имеет полное право
на существование.
Говоря о крымской литературе XVI в.,
необходимо сказать и о ряде османских ав-
торов, принявших участие в литературных
процессах в Крыму в соответствующий пе-
риод. Выше уже был упомянут придворный
историк и поэт Сахиба I – Реммаль Нидаи.
Позже, при дворе Гази- Гирея II видим поэта
Зихни (Абдудделиль, Неджефзаде, Зихни-и
кадим, ум. 1591 или 1614, Багдад), писав-
шего на трех языках: тюрском, арабском,
фарси, как и Гази, музыканта и мастера кал-
лиграфии, члена братства Мевлеви, в связи
с чем на память приходят мевлевийские мо-
тивы в творчестве и самого Газаи [TDEA,
c.8, s.656–657]. В одной из крымских хроник
присутствуют сведения о том, что Зихни был
удостоен собольей шубы с плеча Газаи – за
прочитанный бейт знаменитого Баки [Сейи-
тяхъя, 2004, №4, с.76]. Сохранилось и одно
из произведений Зихни, имеющих к Газаи
непосредственное отношение – подражание
(назире) на известную газель Газаи «Раете»
[Emiri, 1995, s.13].
Особо заметно присутствие османских
авторов в Кефе. Это и понятно, город – сто-
лица османского эялета, здесь располагает-
ся османский гарнизон, во главе и на клю-
чевых административных постах находятся
османские чиновники, торговые и культур-
ные контакты со Стамбулом и в целом с
Анатолией не прерываются ни на минуту.
Поэтов видим как среди самих правителей
эялета (бейлербеев): Шехзаде Сулейман,
сын Султана Селима Явуза – впоследствие
знаменитый Сулейман «Законник» («Кану-
ни») (1495–1566, псевдоним «Мухибби»,
обладатель «Дивана»), Зейнель Паша (около
1527/28, псевдоним «Зейни»), «Асафи» Дал
Мехмед Паша (около 1598), так и среди ке-
финских муфтиев: «Медхи» Махмуд (Кара,
ум. 1597/98, обладатель «Дивана»), кефин-
ских кадиев: Шемседдин Челеби (ум. 1520),
Дервиш Мехмед Челеби (ум. 1531, писал на
тюркском и фарси), Селики Ша`бан (ум. в
последние годы правления Сулеймана I Ка-
нуни, 1520–1566), «Нейли» Мехмед (Кучук
Лутфизаде, ум. 1592), и среди более мел-
ких чиновников: Шевки Юсуф Челеби (ум.
1500-е гг.), Зихни Челеби (ум. 1510–е гг.,
также мастер прозы, стилист мунши), «Га-
риби» (XVI в., также мастер каллиграфии)
[SO; TDEA; IA]. Помимо поэтов, встречаем
и ученых, например, с 1558 по 1565 г. Муф-
тием Кефе был известный османский уче-
ный, правовед и арабист-филолог Кемалед-
дин Ибрахим бин Бахши (Деде Джонги, ум.
1567) и т.д. [IA, Akgündüz].
Как видим, XVI в. характеризуется для
Крыма достаточно насыщенной литератур-
нойатмосферой, охватывающейпрактически
все слои современного общества. Обилие ав-
торов, оживленные литературные контакты,
различные литературные традиции, направ-
ления, языки… Как следствие – значительно
возросший уровень поэтического мастер-
ства крымских авторов, а также, при прева-
лировании любовной, философской лирики
и мистицизма, не чуждость общественных
мотивов и критического реагирования на
злободневные вызовы времени.
Литература XVII в. Значительно об-
ширнее материалы, касающиеся литерату-
ры XVII в. В это столетие крымскотатарская
Глава 5. Духовная культура 563
литература имеет ряд весьма ярких имен
практически по всем литературным на-
правлениям. Поэзия дивана и религиозно-
суфийская дополняется мощным потоком
поэзии ашыкской. Значительно богаче пред-
ставлена историческая проза, а также проза
суфийская и научно-религиозная.
Как и ранее, наиболее представительной
является поэзия дивана – на сегодня извест-
ны имена, по меньшей мере, 35 ее представи-
телей. Во главе вновь члены ханской семьи:
девять поэтов, среди них четверо непосред-
ственно ханы. Творчество не всех из них со-
хранилось. Известное же наследие вполне
достаточно для того, чтобы свидетельство-
вать о высоком мастерстве авторов.
Из утерянных памятников особо указали
бы на поэзию Джанибек-Гирея – Крымского
хана в 1610–1623, 1624, 1628–1635 гг., отме-
ченную, в частности, у Халим Герая [Gülbün,
1990, s.77]. В Собрании рукописных и ста-
ропечатных книг в Бахчисарае вплоть до
Второй мировой войны присутствовала ру-
копись со стихами некоего Джанибек-Гирей
Султана [Инв. книга I, №370]. Возможно,
речь идет об одном и том же авторе. К сожа-
лению, в современной коллекции рукопись
отсутствует, она могла исчезнуть или во
время оккупации, или же в последепортаци-
онный период.
Также практически не сохранилась
поэзия наследников Гази-Гирея II – сыно-
вей Саадета и Хусама Гиреев (псевдони-
мы «Арифи» и «Сейфи», оба уб. в 1636 г.)
[Öztuna, 1989, s.530], а также дочери, из-
вестной как Хан-заде-ханым [Семь планет,
1832, с.150–151].
Последняя была замужем за еще одним
поэтом из правящей фамилии – Резми Баха-
дыром I, Крымским ханом в 1637–1641 гг.
Поэзия последнего сохранилась, отдельные
его газели опубликованы [ODKE, s.78–84].
Еще одной поэтессой, имевшей к тому
же отношение к правящей династии, была
внучка Гази и дочь его зятя Ширин Муста-
фы – «несравненная поэтесса» Хан-заде
Етиме [Сейитяхья, 2004, №4, с.79].
Взошедший на ханский престол вслед
за Резми его младший брат Мехмед IV
(1641–1644, 1654–1666, ум. 1674 [?]) также
был достаточно плодовитым и талантливым
поэтом. К сожалению, пока не обнаружен
его «Диван», о котором пишет Эвлия Челеби
[Nalbandova, 2000, s.19]. Подписанный, по
Челеби, псевдонимом «Хани», этот «Диван»
вызывает особый интерес тем, что, в отли-
чие от сохранившихся стихов Мехмеда, как,
впрочем, практически всех, за исключением
Газаи, вышеуказанных авторов, был напи-
сан, по словам опять же Эвлия Челеби, не
на османском языке, а на чагатайском, под
чем подразумевался, возможно, не только,
собственно, последний, но и местный крым-
ский язык, тяготевший к языку наиболее из-
вестного представителя чагатайской поэзии
– Алишера Навои. Cлова Челеби, таким об-
разом, могут свидетельствовать о том, что,
несмотря на сильное влияние османского
литературного языка, в Крыму продолжали
развиваться более ранние поэтические тра-
диции.
Из более поздних авторов особо необ-
ходимо отметить крымского хана Хаджи
Селима-Гирея I (1671–1678, 1684–1691,
1692–1699, 1702–1704) – одного из наибо-
лее колоритнейших персонажей не только
крымской, но и всей османской истории
в целом [Абдульваап, 1996]. Чрезвычайно
одаренный правитель и яркий полководец,
Селим является знаковой фигурой в исто-
рии культуры Крыма. Хаджи, хафиз и член
братства Мевлеви, поэт, музыкант, компо-
зитор (сохранились образцы его поэзии
и музыки), он получил известность и как
крупнейший меценат, в связи с которым
упоминаются имена десятков современных
ему крымских и османских деятелей куль-
туры, литературы и искусства [Сейитяхья,
2004, № 4, с.83]. Обращает внимание, что
не будучи крупным поэтом, Селим вызвал к
жизни длинный ряд литературных произве-
дений, из которых можно составить целую
антологию. Назым Яхйа (ум. 1727), Шахин
Герай (ум. 1717), Мустафа Гевхери (ум. в
первой половине XVIII в.) и многие другие
крымские и османские авторы посвятили
ему многочисленные произведения, среди
последних особую известность получила
поэма прославленного османского поэта
Аляэддина Сабита (ум. 1712) – «Сказание о
победе» («Зафер-наме») [Zafername, 1311].
Конец столетия ознаменовался появле-
нием еще одного весьма талантливого поэта
– Шахин-Гирей-султана, сына Токтамыш-
564 Раздел III. Татарский мир в XV–XVIII вв.
Гирей-хана (также поэта), бывшего в
1691/92 гг. нуреддином при хане Сафа-
Гирее [Абдульваап, 2007а]. Шахин-Гирея
можно назвать сегодня, пожалуй, наиболее
известным в западном мире поэтом крым-
ского дивана. Эту известность ему принес-
ла виртуозно написанная газель – образчик
визуальной поэзии (циклическая ода в виде
цветка) с элементами палиндрома, эта фор-
ма известна в восточной поэзии под назва-
нием «кальб» – от ар. «центр», «сердце».
Уже в начале XVIII в. газель стала объек-
том подражаний в среде османских авто-
ров, укажем, в частности, на тахмис Сакиба
Деде (ум. 1735). Последнее стихотворение
в 1856 г. было опубликовано в переводе на
немецкий язык в известном труде по исто-
рии Крымского ханства Хаммер-Пуршталя
[Hammer-Purgstall, 1856, p.255–258]. Нако-
нец, в 1861 г. газель была опубликована в
переводе на английский язык (с коммента-
риями) в лондонском «Журнале Королевско-
го Азиатского Общества» [Redhouse, 1861].
Современный американский литературовед
Дик Хиггенсон поместил изображение газе-
ли на обложке изданной им монографии по
истории визуальной поэзии с античных вре-
мен по XVIII в. – как образец высочайшей
техники стиха и эстетического его оформле-
ния [Окрушина, 2003, с.7].
Исследования творчества Шахин-Гирея
выявили и другие образцы его искусного
пера, в частности, стихотворение в жанре
мулемма (в данном случае, на трех языках:
тюркском, арабском, фарси), виртуозную
хронограмму (тарих) на смерть османского
поэта и каллиграфа Дервиша Фасиха (ум.
1699) и др. [Абдульваап, 2007а]. Извест-
на также и одна из касыд поэта – в честь
упоминавшегося выше Хаджи Селим Ге-
рая [Семь планет, 1832, с.205–207]. Автор
«Семи планет» отмечает, что Шахин был
большим любителем цветов, и превратив
поселок, в котором жил, в подобие райского
сада, даже распоряжения по поводу посадки
цветов писал в стихах [Там же, с.208].
Говоря о поэтах не из ханской семьи,
сталкиваемся с практически полным вакуу-
мом сведений. Ярким тому примером могут
служить поэты, упоминаемые Эвлия Челеби.
В своей «Книге путешествия» он отмечает
присутствие при ханском дворе в Бахчисарае
целой когорты придворных поэтов: Абдуль-
мумина Кастамонийского (одновременно,
каллиграф и миниатюрист), Фазли Челеби,
Фейзи Челеби, Неджати Челеби (астролог),
Недим, Лемъи, Эрани, Эмир Медхи Челеби,
Хасан Кади Эфенди [Эвлия Челеби, 2008,
с.111, 117–118]. Увы, на сегодня мы не рас-
полагаем никакой информацией ни о них
самих, ни об их творчестве.
Еще целый ряд поэтов проходят в различ-
ных письменных источниках, в том числе у
того же Эвлия Челеби, в связи с хронограм-
мами (тарих) на различных крымских по-
стройках (мечети, медресе, фонтаны, мо-
сты и т.п.), или же, например, эпитафиями
на ханском кладбище в Бахчисарае. Бахти,
Дюрри, Селями, Кесби, Фейзи, Зихни, Фас-
ли, Кадри, Фетхи, Наим, Ризаи и др. – имена
из, своего рода, каменной антологии крым-
ской средневековой поэзии, донесшей до
нас отдельные короткие фрагменты творче-
ства некогда, возможно, плодовитых поэтов
[Бахчисарайские, 1848; Nalbandova, 2000].
Справедливости ради необходимо заметить,
что между ними могут присутствовать и «го-
сти», условно говоря «османские», авторы.
Впрочем, о ряде авторов краткие сведе-
ния все же имеются. Среди них – целый ряд
кефинских поэтов. Талиби-и Кефеви изве-
стен как автор поэтической истории осман-
ской династии – «Тарих-и Ал-и Осман»
[Ertaylan 1958, s.20]. Деб`и Хусейин Челеби
Кефеви (ум. 1639) был из янычар, писал сти-
хи и прозу [ODKE, 2000, s.11]. Сеййид Муса
Келими (ум. 1644) был Кефинским муфти-
ем, получил известность как богослов, поэт,
литератор и историк. Как свидетельствуют
источники, псевдоним «Келими» получил
от самого Баки, оценившего поэтический
талант юного поэта [Soysal, 1961а]. В со-
временной Феодосии сохранилась прекрас-
ная по своим архитектурным достоинствам
мечеть, построенная в 1623 г. в бытность
Сеййид Мусы кефинским Муфтием [Брун,
1877]. В известных на сегодня его стихотво-
рениях господствуют религиозные мотивы
[ODKE, 2000, s. 83–84]. Менее известен в
настоящее время поэт Кефеви Сеййид Аб-
дулькерим Шерифи – один из претендентов
на статус поэтического наставника леген-
дарного Ашык Омера [Ergun, 1936, s. 7].
Глава 5. Духовная культура 565
В этом ряду значительно выделяется ав-
тор, которому суждено было стать одним
из наиболее известных на сегодня крым-
ских поэтов дивана: Джанмухаммед. Его
перу принадлежит хорошо известный в на-
учных кругах памятник крымскотатарской
поэзии ханского периода – поэма, условно
названная «Тогай-бек», и повествующая о
событиях казацко-крымской войны против
польской шляхты, в украинской историогра-
фии обычно именуемой Национально-осво-
бодительной войной украинского казачества
под руководством гетмана Б.Хмельницкого
против шляхетской Польши [Акчокраклы,
1930]. Ряд наиболее важных сражений этой
войны (в частности, при Желтых Водах
(Сары-Су) и Корсуне, как известно, были
завершены победой союзнических войск
именно благодаря присутствию знаменитой
крымской конницы.
Поэма из семнадцати глав объемом в
946 двустиший была обнаружена извест-
ным крымскотатарским историком и ли-
тератором О.Акчокраклы в одном из при-
брежных сел в Восточном Крыму во время
историко-этнографической экспедиции Бах-
чисарайского Ханского дворца в 1925 г. Ру-
копись вызвала значительный интерес как
в Крыму, так и в научных кругах Украины.
О.Акчокраклы был приглашен для чтения
докладов о своей находке в Харьков (в те
годы столица Украинской ССР) и в Киев, в
том числе в Академию Наук УССР [Шемьи-
заде, 1974, с.102]. В 1930 г. при содействии
академика А. Крымского им была напеча-
тана подробная статья в сборнике «Студiї з
Криму».
В довоенный период над поэмой рабо-
тали, помимо О. Акчокраклы, ряд молодых
ученых. Планировалось издание поэмы.
Однако с началом Великой Отечественной
войны все списки поэмы были утеряны, де-
портация же крымских татар не способство-
вала их экстренным поискам. В настоящее
время в распоряжении специалистов име-
ются лишь около пятидесяти двустиший,
опубликованных в статье А. Фетислямова в
одном из довоенных крымскотатарских ли-
тературных журналов [Фетислямов, 1939].
Судя по сохранившимся фрагментам и
описаниям работавших с поэмой ученых,
она представляла собой образец поэти-
ческого произведения в форме месневи и
жанре, особо популярном в те века, а имен-
но – газаватнаме (от араб. газа – война за
веру), что можно перевести как «сказание
о походах». В поэме повествуется о собы-
тиях крымско-украинско-польской истории
периода 1647–1651-х гг, описаны подготов-
ка и ход ряда известных сражений, как то:
под Желтыми водами (Сары-Су), Корсунем,
Львовом и т.д. Героями событий являют-
ся выдающийся крымскотатарский воена-
чальник Тогай-бек, гетман запорожских
казаков Богдан Хмельницкий, Крымский
хан Ислам-Гирей III (1644–1654), его калга
Крым-Гирей и др. Завершается поэма смер-
тью главного героя, к слову, родственника
автора произведения.
Отсутствие полного текста поэмы за-
трудняет дать сколько-нибудь подробную
характеристику произведению. Несомненно
лишь то, что речь идет о весьма значитель-
ном историко-литературном памятнике эпо-
хи Ханства. Добавим также, что события,
ставшие темой для данной поэмы, вызвали
к жизни целый ряд крымскотатарских лите-
ратурных и фольклорных памятников, при-
чем как в стихах, так и в прозе [Акчокраклы,
1930, с.170].
Из авторов, получивших известность в
Стамбуле, особо отметили бы двух выход-
цев из Бахчисарая – поэтов Хасана Веджихи
(ум. 1661) и Лутфуллаха Лутфи (ум. 1703).
Первый из них, завершив образование в
Стамбуле, со временем стал секретарем Го-
сударственного совета (Диван-ы Хумаюн).
Является обладателем «Дивана», а также
ценной исторической хроники [ODKE, 2000,
s.85–91]. Что же касается Лутфуллаха (Аб-
дуллатифа) Лутфи (известен также как «Та-
тар Лутфи»), он был муддерисом и кадием,
в антологиях отмечается как талантливый
поэт, проживший, однако, весьма короткую
жизнь [ODKE, 2000, s.127–132]. Фрагмен-
ты творчества того и другого опубликованы
[Там же].
Помимо этого, ряд османских антологий
содержат краткую информацию и образцы
творчества еще одного в свое время доста-
точно известного крымского поэта – Алид-
жана (или Али Кырыми, ум. 1703). Некото-
рые из его стихотворений, представляющие
собой образцы любовно-философской ли-
566 Раздел III. Татарский мир в XV–XVIII вв.
рики, в настоящее время также опубликова-
ны [ODKE, 2000, s.120–126].
Говоря о религиозно-суфийской лирике
столетия, прежде всего отметим творчество
ряда поэтов – суфийских шейхов. В нача-
ле века на этом поприще видим историка и
поэта шейха Фейзи Кефинского (ум. 1645
[?]) – автора двух поэтических поэм в до-
статочно редком для поэзии жанре – «соро-
ка хадисов» («кырк хадис»): первой в форме
сорока четверостиший (кыта), и второй, в
форме месневи под названием «Равзату`л-
ибад» [IA, Karahan, s.471]. Творчество еще
двух поэтов-шейхов, отца и сына Афифи и
Иззи, сохранил нам автор хроники «Семь
планет». Афифеддин Абдуллах (псевдоним
«Афифи», ум. 1640 [?]) был известным ре-
лигиозным деятелем и ученым своего вре-
мени. Сын прославленного крымского шей-
ха и поэта «Татарского шейха» Ибрахима,
сына Ак-Мехмеда (ум. 1592/93), он совер-
шенствовал образование в Стамбуле, там
же некоторое время преподавал в ведущих
османских медресе. Вернувшись в Крым,
исполнял обязанности кадия в Судаке, Ман-
гупе и Кефе. Позже был назначен на пост
муфтия Кефе. После отставки поселил-
ся в селении Сеййид-Эли в окрестностях
Кафы, основал здесь суфийскую обитель и
возглавлял ее до конца своей жизни [Семь
планет, 1832, с.152–157]. Фрагменты его
поэтического творчества, несколько газелей
суфийского содержания, были записаны ав-
тором «Семи планет» и в последннее время
неоднократно публиковались, в том числе в
переводах на русский и украинский языки
[ODKE, 2000; Грезы; Окрушина, 2003].
Сын шейха Афифеддина – Абдульазиз
(псевдоним «Иззи», 1611–1694/95 [?]) так-
же стал известным суфийским шейхом и
поэтом. По преданию, он решает пройти
курс мистицизма у известных суфийских
наставников. Отправляется в Стамбул, од-
нако судьба забрасывает его в г. Синоп, где
он проходит курс суфийской науки (тарикат)
у местного шейха Ахмеда Синопского. По-
лучив посвящение, некоторое время настав-
ничает в Синопе, далее вновь возвращается
в Крым и становится во главе отцовского
текие. Шейх Абдульазиз пользовался у со-
временников заслуженной славой. Об этом
может свидетельствовать, в частности, и тот
факт, что Крымским ханом Хаджи-Гиреем
(1683–1684) он был назначен на должность
Крымского кадиаскера. Впрочем, особой
склонности к подобному назначению шейх
не испытывал и вскоре покинул должность.
В конце жизни, предчувствуя приближение
смерти, в окружении родственников, дру-
зей и учеников шейх отправился в хадж в
Мекку. Там же в Хиджазе он и умер [Там же,
с.215–218].
Иззи прославился крайней набожно-
стью и полным равнодушием к материаль-
ным благам. По преданию, из имущества
он имел лишь овечью шкуру, восседая на
которой предавался молитвам и медитации,
а в свободное время сочинял стихи. Некото-
рые из его стихотворений, представляющие
собой образцы суфийских тевхидов с моти-
вами божественной любви и духовного са-
мосовершенствования, а также жанра нутук
(от араб. «слово», «речь») – поэтические на-
ставления шейха (муршид) вступившему на
Путь ученику (салик), были записаны авто-
ром «Семи планет» и, как и стихи его отца
Шейха Афифеддина, в последнее время не-
однократно публиковались, в том числе и в
переводах на русский и украинский языки
[ODKE, 2000; Грезы; Окрушина, 2003].
Еще одним представителем религиозно-
суфийской поэзии этого периода был выше-
упомянутый Крымский хан Мехмед-Гирей
IV (ум. 1674). Произведениями именно ре-
лигиозного содержания являются извест-
ные на сегодня его стихи, в отличие от необ-
наруженных, входивших в «Диван» [ODKE,
2000, s.97–115]. Впрочем, не исключено, что
и сам «Диван» не был выполнен в строгом
ключе, согласно правилам составления по-
добных сборников, он состоял из произве-
дений, главным образом, религиозного со-
держания.
Как отмечают источники, Мехмед IV
был весьма религиозным человеком, чле-
ном суфийского братства Мевлеви, за что
получил кличку «Софу» («Суфий»). Есть
предположение, что сохранившиеся стихи
были написаны в последний период жизни,
проведенный отстраненным от престола ха-
ном обычным дервишем в Дагестане. Стихи
передают состояние неподдельной драмы,
пережитой и переживаемой поэтом, его глу-
бокого одиночества, бесконечной тоски и
Глава 5. Духовная культура 567
усталости, пронизаны жалобами на жесто-
кость судьбы, несовершенство человеческой
натуры, ее греховности, содержат мотивы
искреннего покаяния и мольбы, взволно-
ванного обращения к Творцу, как единому
истинному источнику милости и сострада-
ния. Не лишены данные стихи и мотивов
назидания, призывов не доверять бренному
миру, пробудиться от «сна беспечности»,
очнуться от «небытия». Присутствуют в них
также и непосредственно суфийские моти-
вы – благодарности Творцу за посвящение
в тайны духовной науки марифет, рядом с
которой ничто «все богатства Османов», за
постижение в глубинах собственного бы-
тия великой истины хакикат и т.п. [Tansel,
1967]. Подписаны эти стихи уже не псев-
донимом «Хани», который, надо полагать,
был использован автором ранее для стихов
в манере дивана, а псевдонимом «Кямиль»
(«Совершенный»), весьма характерным для
поэтов, склонных к суфизму.
Помимо этого, религиозно-суфийская
поэзия представлена еще двумя кефински-
ми авторами, впрочем, больше известными
за пределами Крыма. Первый из них, Сей-
йид Дервиш Мехмед(-Деде) Кефеви (ум.
1671/72, Конья, псевдоним «Шефии»), был
дервишем суфийского ордена Мевлеви, по-
кинув родину, долгое время провел в Конье,
в обители Руми, где и завершил жизнь. Об-
разцы его творчества, в том числе фрагмен-
ты «Весенней» касыды, были опубликованы
[ODKE, 2000, s.92–96].
Второй, Абдуллах б. Али Кефеви (или
Дервиш Абди, ум. 1695, Бурса), поэтический
псевдоним «Мути», был дервишем другого
суфийского братства – Гульшенийе (ответ-
вление Хальветийе). Долгие годы прожил в
Бурсе. Помимо поэтического дара, получил
известность как зикирбашы – рецитатор на
суфийских радениях, а также композитор –
автор религиозной музыки. Его стихотворе-
ния в популярном жанре иляхи встречаются
в различных рукописных сборниках, «Ди-
ван» пока не обнаружен [IA, Özcan].
Особая страница крымской литературы
XVII в. – ашыкская поэзия, и в первую оче-
редь, творчество легендарного поэта Ашык
Омера – прославленного автора, считающе-
гося в настоящее время наиболее именитым
представителем не только крымскотатар-
ской поэзии саза, но и всей тюркоязычной
ашыкской поэзии в целом.
Необходимо сразу отметить, что долгое
время в среде турецких и русскоязычных
исследователей имела место во многом ис-
кусственно привнесенная дискуссия по по-
воду вопроса происхождения автора: в ряде
источников он был отмечен, в частности,
как уроженец селения Гёзлеве под Коньей
[Турецкая, 1983, с.189]. В настоящее время
после известных публикаций крымскота-
тарского поэта и литературоведа Э.Шемьи-
заде [Шемьи-заде, 1974], вопрос может счи-
таться исчерпанным, о чем косвенно могут
служить и последние публикации о поэте в
Турции [YYOA, Güngör].
Родился и умер Ашык Омер в г. Кезлев
(Гёзлеве, ныне Евпатория) в Крыму, но
большую часть жизни провел вне родины
– в бесконечных скитаниях по необъятным
просторам Османской империи. В его сти-
хотворениях мы встречаем десятки назва-
ний местечек и городов нынешних Украи-
ны, Турции, Польши, Болгарии, Румынии,
Боснии, Греции, стран Ближнего Востока и
Северной Африки.
Среди сотен имен поэтов-ашыков имя
Ашык Омера, как правило, называется в
первом ряду наиболее искусных и любимых
авторов. М.Ф.Копрюлю называет его наибо-
лее прославленным поэтом саза за всю исто-
рию развития этой литературы [Köprülü,
1962, s.260], Ш.Эльчин высказыват мысль,
что по популярности Ашык Омера можно
сопоставить разве что с легендарным Юну-
сом Эмре [Elçin, 1987, s.15]. По единодуш-
ному признанию многочисленных исследо-
вателей творчества поэта, влияние Ашык
Омера на современников и поэтов-ашыков
всех последующих поколений трудно пере-
оценить [Ergun, 1936, s.81].
В историю ашыкской поэзии он во-
шел и как один из наиболее плодовитых
ее представителей: в настоящее время ему
приписывается авторство более 2000 сти-
хотворений и поэм. Ашык Омер – поэт без-
граничного дарования и высокой профес-
сиональной поэтической культуры, мастер,
одинаково владевший обширным арсена-
лом форм и художественных средств как
собственно народной поэзии, так и строго
классической поэзии дивана. Не может не
568 Раздел III. Татарский мир в XV–XVIII вв.
поражать тематическое разнообразие его
творчества, в котором, наряду с любовно-
романтической, присутствует тематика со-
циальная, философская, военно-походная,
религиозно-мистическая (суфийская). Осо-
бую популярность снискали его так назы-
ваемые «чужбинные стихи», исполненные
невыразимой тоски и печали.
В жанровом отношении творчество
Ашык Омера может составить своего рода
хрестоматию практически всех основных
жанров (тюр) трех главных литературных
направлений того времени. Среди его сти-
хотворений мы встречаем прекрасные образ-
цы любовной лирики, так называемые «чуж-
бинные» стихи, описания природы (бахарие,
неврузие), панегирики (медхие), эпитафии
(мерсие), образцы военно-походной лирики
(газаватнаме), описания городов (шехрен-
гиз – Стамбул, Бурса, Варна, Синоп и др.),
многочисленные примеры назидательной
лирики (насихатнаме, ибретнаме и др.),
критики социальных устоев и индивидуаль-
ных человеческих недостатков (хиджвие),
образцы религиозно-суфийской лирики
(тевхид, мунаджат, нат, иляхи, рамазание,
салят-наме, вуджуднаме, деврие, аетнаме)
и др. Присутствуют в творчестве поэта об-
разцы и так называемых «технических» жан-
ров, в частности, поэтических загадок муам-
ма и люгаз, в том числе в форме акростиха.
Среди народных поэм дастанов привлекают
внимание произведения в жанре текерлеме,
а также поэтического диспута муназара и
т.п. Одним из наиболее значительных про-
изведений поэта и, одновременно, наиболее
ранним примером жанра в рамках ашыкской
поэзии, является его «Сказание о поэтах»
(«Шаир-наме») – своего рода поэтическая
антология, содержащая имена и краткие ха-
рактеристики творчества около 170 поэтов
прошлого и современности, и свидетель-
ствующая о широчайшей литературной эру-
диции автора [Ergun, 1936, s.431–434].
Таким же разнообразием отличается и
использование Ашык Омером различных
поэтических форм – как традиционной
тюркской народной поэзии (кошма, семаи,
дестан и др.), так и придворной поэзии ди-
вана (газель, мурабба, мухаммес, муседдес,
мустезад и др.) [Ergun, 1936].
Ашык Омер, вне всяких сомнений, ве-
ликий поэт, воспевший в своем творчестве
идеалы любви и человеческого достоин-
ства, общественной морали и социальной
справедливости, искренней религозности
и духовного совершенствования и т.д. Уже
при жизни поэт был признан мастером
(устад), лирика его на столетия стала объек-
том подражания [Там же, s.79–95]. Прини-
мая во внимание поразительный диапазон
жанрово-тематического разнообразия твор-
чества поэта, его поэтическую универсаль-
ность, объединившую особенности всех
основных литературных направлений того
времени, доступность и простоту языка,
при всей его неизменной художественно-
сти, Омера можно с полным правом назвать
крупнейшим национальным поэтом, твор-
чество которого было обращено к самым
широким слоям общества.
Добавим, что Ашык Омер является одним
из наиболее публикуемых поэтов. Его стихи
были переведены на русский и украинский
языки. Исследованию его творчества были
посвящены работы наиболее известных
крымскотатарских, турецких, азербайджан-
ских и других литературоведов. Несмотря
на это, имя его продолжает оставаться ле-
гендой и требует новых фундаментальных
исследований.
Еще одним ашыком XVII в., часто упо-
минаемым в связи с Крымом, был Мустафа
Джевхери (Гевхери, ум. в первой половине
XVII в.) – легендарный поэт, имя которого,
как правило, стоит рядом с именем Ашык
Омера. Cтойкая ашыкская традиция считает
его уроженцем Крыма, однако рядом турец-
ких исследователей высказывается мысль об
анатолийском происхождении поэта [Elçin,
1984, s.12–13].
Если говорить о прозе XVII в., то она
представлена, главным образом, образцами
историографии. В настоящее время имеют-
ся сведения, по меньшей мере, о восьми хро-
никах. Сын османского наместника в Кефе
Абдуллах Ридван-пашазаде (поэтический
псевдоним «Абди», ум. в 1640-е гг. [?]) в
«Летописи Кипчакской степи» («Теварих-и
Дешт-и Кипчак») описал события, которые
происходили в Крыму в период с Менгли I
(1475) до эпохи султана Мурада IV (1623–
1640) [Зайончковский, 1969]. Труд содержит
Глава 5. Духовная культура 569
весьма ценные сведения, касающиеся, в
частности, обстоятельств крымской смуты в
начале XVII в. Был издан А.Зайончковским
в Варшаве в 1966 г. [Zajackowski, 1966].
Вышеупомянутому Муфтию Кефе Сей-
йиду Мусе принадлежит труд по истории ис-
ламских государств под названием «Свети-
ло истории» («Шемсу`т-Теварих») [Bursalı,
1990, s.32]. Рукопись труда сохранилась, по
меньшей мере, в двух списках, на предмет
крымской истории произведение не иссле-
довано [Öztürk, 1989, s. 39].
«История хана Ислам-Гирея III» стили-
ста (мунши) крымского Дивана и поэта Мех-
меда Сенайи описывает события середины
XVII в. – походы крымских войск совмест-
но с запорожскими казаками под началом
гетмана Б.Хмельницкого против Польши в
1648–1650 гг. Труд создавался по заказу из-
вестного крымского везира Сефер-Гази Ага.
В предисловии автор пишет о своем наме-
рении вписать имя Ислама III в «Книгу ца-
рей» – «Шахнаме» рода Чингизова» [Сенаи,
1998, с.4]. Летопись была издана в Варша-
ве в 1971 г. З.Абрахамовичем [Senai, 1971].
Позже были осуществлены ее переводы на
русский и украинский языки [Сенаи, 1998;
Туранлы, 2000]. Крымскими литературо-
ведами была высказана мысль о том, что
автором мог быть вышеупомянутый поэт
Джанмухаммед – автор поэмы «Тугай-бек»
[Сенаи, 1998, с.3].
В «Истории Мухаммед-Гирея» Дервиш
Мухаммеда, сына Мубарек-Гирея, описаны
события крымской истории периода 1683–
1703 гг. Единственный список хранится в
Вене, до настоящего времени не опублико-
ван [Сейитягья, 2003, с.15].
Из несохранившихся летописей отметим,
прежде всего, труд Хайри-заде под названи-
ем «Таквим», а также два сборника: «Мед-
жмуа» Абдульвели эфенди, использованный
автором «Семи планет», и «Сборник собы-
тий» («Вакиат меджмуасы») Месуда Эфен-
ди, бывшего, по свидетельству Смирнова,
мушавиром (советником) принца Шехбаз-
Гирей-султана, убитого черкесами в 1111 г.
(1699/1700) [Там же, с.14].
Помимо хроник, написанных в Крыму
и посвященных непосредственно истории
Ханства, имеется летопись, написанная вне
Крыма, однако содержащая весьма ценные
сведения в интересующем нас контексте.
Это хроника вышеупомянутого поэта бахчи-
сарайца Веджихи Хасана Челеби (ум. 1661,
Стамбул), известная под различными на-
званиями – «История покорения Багдада»,
«История Веджихи» и др. Спустя четыр-
надцать лет после смерти автора произведе-
ние было переведено на итальянский язык,
однако не опубликовано. Списки хранят-
ся в собраниях Стамбула, Лейдена и Вены
[TDEA, c.8, s.522].
Говоря о крымской историографии
XVII в. нельзя не упомянуть и труд, описан-
ный у Эвлия Челеби и известный как «Исто-
рия Тохта-бая» («Теварих-и Тохта-бай»)
[Эвлия Челеби, 2008, с.230–237]. Благодаря
путешественнику мы знаем краткое содер-
жание этой утерянной летописи, о которой
Эвлия Челеби сообщает, что она сохраня-
лась в семье потомка автора, воспитателя
ханских детей аталыка Имрама Коджи, была
написана на чагатайском языке, охватывала
события XIII–XIV вв., стиль ее был «изящ-
ным, ясным и красноречивым», чтение осу-
ществлялось приемом декламации – тиля-
вет [Сейитягья, 2003, с.14].
Помимо исторической, присутствуют
образцы и суфийской прозы. В частности, у
вышеупомянутого шейха Хайдер-заде Му-
хаммеда Фейзи (ум. 1645/46 [?]) отмечен
ряд соответствующих трактатов, последние
продолжают оставаться неисследованными
[Bursalı, 1990, s.11].
Научные произведения, известные на
сегодня, немногочисленны и представлены
трактатами по различным отраслям ислам-
ских наук, принадлежащими перу крымских
богословов того времени – Эбу-ль-Бека Му-
хибуддин Эййуба Кефеви (ум. 1684, Стам-
бул), Абдуннафи б. Абдульвели (ум. 1704,
возможно, сын вышеупомянутого историка
Абдульвели Эфенди) [Bursalı, 1990, s.20],
Хусейина Кефеви («Татар Имам» (?–?)) и
др. Из них Эбульбека Мухибуддину – сыну
Кефинского муфтия, историка и поэта Сей-
йид Мусы-эфенди, и впоследствие также
муфтию Кефе, суждено было стать одним из
наиболее известных ученых в масштабе всей
османской науки. И прежде всего, фундамен-
тальным трудом под названием «Куллийат»
– своего рода энциклопедией терминов, ис-
пользовавшихся в религиозных (исламских)
570 Раздел III. Татарский мир в XV–XVIII вв.
науках, философии, логике, филологии и
т.д. Признанный в свое время наиболее со-
верешенным справочником в своей области,
труд пользуется неизменной популярностью
и поныне: начиная с 1837 г. неоднократно из-
давался в Стамбуле, Булаке (Египет), Бейру-
те, Тегеране, Дамаске [IA, Kılıç].
Завершая раздел, отметим присутствие в
Крыму османских авторов. В начале столе-
тия при ханском дворе видим отца выдаю-
щегося османского поэта-сатирика Омера
Нефи (ум. 1635) – Мехмед Бега. Впослед-
ствие крымские мотивы отразятся в творче-
стве Нефи: в форме далеко нелестных слов
в адрес родителя в одной из его сатир, а так-
же в виде двух од, посвященных личностям,
сыгравшим в жизни поэта, напротив, поло-
жительную роль: Гиреям хану Джанибеку и
Нуреддину Хусаму, сыну Гази II, [Karahan,
1992, s.3, 10–11]. При Резми Бахадыре хан-
ским недимом был анкарский поэт-дервиш
путешественник Лутфуллах Абди Челеби
(Бейзаде, ум. 1646) [TDEA, c.6, s.106]. При
Исламе III в Крыму видим поэта-мевлеви и
каллиграфа Ибрахима Джеври (ум. 1654): в
Гёзлеве Эвлия Челеби зафиксирует две его
хронограммы – на постоялом дворе и фон-
тане, датированные 1062 (1651/52) и 1061
(1650/51) гг. [Эвлия Челлеби, 2008, с.54,
56]. При Мехмеде IV, а именно в 1662/63–
1664/65 гг., в Крыму будет находиться из-
вестный стамбульский суфийских шейх, об-
ладатель «Дивана» – поэт-мевлеви Наджи
Ахмеда Деде (около 1711) [SO, 1996, с.4,
s.1219]. Обращает внимание, что Мехмед
IV, также член братства Мевлеви, именно
в эти годы будет открывать обитель в исто-
рическом пригороде Бахчисарае – Азизе
[Gülbün, 1990, s.97]. Можно предположить,
что шейх Наджи Ахмед Деде находился в
Крыму именно в связи с этим событием.
Из поэтов, живших в Кефе, видим исто-
рика Хасанбейзаде Ахмеда Пашу (ум.
1636/37) [TDEA, c.4, s.129–130]. В начале
1690-х гг. два года в должности городского
кадия в Кефе проведет Аляэддин Али Сабит
(ум. 1712) – выдающийся османский поэт
дивана [YYOA, Şentürk]. Годы пребывания
в Кефе соответствуют периоду правления
знаменитого Селим-Гирея, и именно ему
Сабит чуть ранее посвятил поэму «Зафер-
наме» (другие названия «Селим-наме» и
«Газа-наме», 426 бейтов, изд. в Стамбуле в
1882 и 1893 гг.), повествующую о победах
Селима I в сражении против русских во-
йск под Перекопом в 1687 и австрийцев в
1690 гг. [Zafernâme, 1311]. Назначение кади-
ем в Кефе, возможно, было наградой Сабиту
за его литературный труд.
Еще одним поэтом – дервишем, во вре-
мя своих длительных путешествий подолгу
остававшимся в Крыму, был Мехмед Кыры-
ми (ум. 1708) [ODKE, s.168–170].
Говоря об османских авторах XVII в.,
оставивших свой след в истории литерату-
ры Крыма, невозможно не сказать и об Эв-
лия Челеби, который неоднократно бывал в
Крыму и в своей знаменитой «Книге путе-
шествия» зафиксировал ценнейшие подроб-
ности, касающиеся самых разнообразных
сторон общественно-политической, куль-
турной, религиозной и образовательной
жизни Ханства того времени. Особая заслу-
га Эвлия Челеби состоит еще и в том, что
он сохранил десятки имен поэтов и лите-
раторов – участников литературной жизни
Крыма того времени, оставил весьма цен-
ные сведения об их жизни, а также некото-
рые фрагменты их творчества (см. выше).
Помимо образцов поэзии, благодаря имен-
но Челеби была сохранена так называемая
«История Тохтабая», записанная путеше-
ственником в Бахчисарае (см. выше).
Литература XVIII в. Уже с конца
XVII в., с известных походов графа Голи-
цина (1687, 1689) и азовских Петра I (1695–
1696), над Крымом нависла серьезнейшая
угроза самому существованию государства.
Особенно ярко это выразилось в походах на
Крым Миниха и Ласси в 1736 и 1737 гг. – за
пятьдесят лет до аннексии Крыма практиче-
ски все города полуострова пережили траге-
дию разрушения и культурно-политического
шока. Увы, горели и культурные памятники,
в том числе и самые незащищенные носите-
ли духовной культуры – рукописи, а также
официальные документы. Источники сви-
детельствуют о том, что трагическая участь
не миновала и богатейшую коллекцию хан-
ской дворцовой библиотеки в Бахчисарае
[Inalcık, 1992, s.425].
Впрочем, несмотря на столь удручаю-
щую картину, интерес к литературному
творчеству в Крыму отнюдь не остывает.
Глава 5. Духовная культура 571
Десятки имен поэтов, историков и богосло-
вов, сохранившиеся рукописи их произведе-
ний, разнообразные сведения о несохранив-
шихся трудах – яркое тому доказательство.
Характерной особенностью художественно-
литературного творчества этого периода яв-
ляется значительное увеличение мотивов,
касающихся общественной и повседневной
жизни крымского общества того времени.
По-прежнему, наиболее представительна
поэзия дивана. Во главе списка поэтов сто-
летия – представители ханской фамилии. В
начале века еще творит Шахин-Гирей- сул-
тан (см. выше). В это же время на поэтиче-
ской сцене появляется будущий крымский
хан Менгли-Гирей II (1724–1730, 1737–
1739), известный особым расположением к
историко-литературному труду [Сейтягъяев,
2003б], а также суфизму [Абдульваап, 2008].
Отдельные образцы его творчества сохра-
нились и были неоднократно опубликованы
[ODKE, 2000, s.193–194].
Более благосклонно распорядилась судь-
ба с поэтическим наследием Саид-Гирея,
сына Крымского хана Саадета III, бывшего
сераскиром Едисана (ум. после 1767/68).
Рукопись его «Дивана» сохранилась в Тур-
ции, здесь же была опубликована в 2001 г.
на латинской графике и в последние годы
стала объектом исследований [Karaköse,
2001]. Работавший с «Диваном» О.Тавукчу
отмечает незаурядный талант автора, пред-
ставляющего направление так называемого
«индийского стиля» – «себк-и хинди». По
свидетельству исследователя, в «Диван» во-
шло более 200 произведений поэта, в том
числе целый ряд образцов крупных жанров
в форме месневи: тевхид (славословие Твор-
цу, 68 бейтов), нат (ода Пророку Мухамме-
ду, 29 бейтов), ода четырем «праведным»
халифам (26 бейтов), «Мираджие» (поэма о
вознесении Пророка, 69 бейтов), еще один
нат в жанре рамазание (60 бейтов), а также
поэма, содержащая размышления автора об
искусстве поэзии (89 бейтов), и др. Обра-
щает внимание исследователь и на мотивы
многочисленных лишений, перенесенных
Саид-Гиреем, а также безграничной тоски
по родине, присутствующие в его газелях
[Tavukçu, 2009].
Есть сведения о поэтических опытах и
последнего крымского хана – Шахин-Гирея
(ум. 1787) [Muallim, 1986, s.323].
Помимо представителей ханской фа-
милии, история сохранила нам достаточно
длинный список и прочих поэтов. В нача-
ле века приобретает большую известность
карасубазарский поэт и ученый Хильми-
эфенди [Сейитяхья, 2004, №4, с.84]. В рас-
поряжении исследователей в настоящее
время имеется его касыда в честь Крымско-
го хана Девлет-Гирея II (1699–1702, 1709–
1713), написанная по следам известного
русско-турецкого противостояния на Пруте
в 1711 г., едва не закончившегося бесслав-
ным пленением для еще одного из главных
персонажей этих событий – Петра I [Там же,
№5, с.88–89]. Любопытно, что к оде авто-
ром было написано своего рода приложение
– поэтическая миниатюра на двенадцати (!)
различных языках, содержащая нелицепри-
ятные пожелания в адрес «Белого царя».
Еще одним карасубазарским поэтом был
известный историк и богослов Гафури Аб-
дульгаффар бин Хасан Кырыми (ум. после
1744 г.) [Сейитяхья, 2004, №4, с.86]. Исто-
рик Саид-Гирей отмечает среди его поэти-
ческих произведений, в частности, «Исто-
рию Крыма» в стихах, пока, к сожалению,
не обнаруженную [Там же]. В настоящее
время поэтическое творчество Гафури счи-
тается утраченным, в нашем распоряжении
имеется лишь небольшое стихотворение ре-
лигиозного содержания с редифом «Я Рабб»
(«О Господь!») [Указатель, 2007, с.113].
Подобно Гафури и Саид-Гирею, поэта-
ми были и другие крымские историографы
столетия. Хурреми Челеби, более извест-
ный как автор так называемой «Краткой
истории» [Смирнов], является автором
двух поэтических «Диванов». И если один
из них, находящийся ныне в рукописном
собрании Ханского дворца в Бахчисарае,
выполнен в традиционной манере с преоб-
ладанием любовной и философской лирики
[Инв. книга II, № 783], то второй, из собра-
ния Берлинской национальной библиотеки,
представляет собой достаточно новое слово
в истории крымской классической поэзии
[Kellner-Heinkele, 1982]. «Диван» изобилует
описаниями повседневной крымской жизни,
в частности, городов Бахчисарая, Карасу,
Акмесджита и т.п. Ряд стихотворений по-
священ различным влиятельным крымским
особам того времени, в частности, предста-
572 Раздел III. Татарский мир в XV–XVIII вв.
вителям глав аристократических семейств
из среды крымских степняков – ногаев.
Особо привлекают стихи с мотивами острой
критики социальной морали, присутствую-
щие, в частности, в поэме «Едисан-наме».
В ряде газелей имеются фольклорные моти-
вы, например, искусно вписанные в ткань
произведения названия известных народ-
ных дастанов («Деде Коркуд», «Адиль Сул-
тан» и др.), традиционных инструментов,
различных этнографических деталей и т.п.
[Сейитяхья, 2004, №5, с.90–94].
Поэтическое творчество Ризаи (Сеййид
Мухаммед Риза, автор широкоизвестной
летописи «Семь планет» (см. ниже)) менее
известно и в настоящее время, за отсутстви-
ем «Дивана», ограничивается отдельными
поэтическими фрагментами, в том числе на
фарси, украшающими его занаменитое про-
изведение по истории Крыма.
Практически неисследованным остается
также и творчество поэтов Эдиба, Дерди,
Муджеми, Хыфзи, Пири, известных по оди-
ночным эпитафиям c захоронений на тер-
ритории Ханского кладбища в Бахчисарае
[Бахчисарайские, 1848]. Ничего не известно
и о поэте Шейхи – авторе искусной поэти-
ческой хронограммы на знаменитом «Фон-
тане слез» в Ханском дворце в Бахчисарае
[Абдульваап, 2007в].
Помимо этого, хроника Саид-Гирея до-
несла нам имена еще целого ряда ныне забы-
тых поэтов: Исмаила Мирзы (известного и
каккаллиграфа – хаттата), Мухаммеджана-
эфенди (по словам Саид-Гирея – «наилуч-
шего поэта Крыма»), Хамида-эфенди (с
псевдонимом «Хамди», каллиграфа), Пир-
Мехмеда (с псевдонимами «Пири» и «Куф-
ри» – возможно, автора одной из эпитафий;
см. выше), Османа-эфенди (происходивше-
го из горной деревушки Кок-Козь, пропо-
ведника и мударриса), а также двух ученых
и поэтов из Буджака – Дагыстани Мехмеда и
Абдуррезака-эфенди [Сейитяхья, 2004, №4,
с.85–86]. Добавим, что о некоем Медади –
секретаре (кятиб) при дворе Саадет-Гирея
IV и Менгли II пишет и О.Акчокраклы [Ак-
чокраклы, 1930, с.165].
Более известно творчество крымских по-
этов, оказавшихся волею судьбы в столице
Османской Империи – Стамбуле. Рахметул-
лах Шериф (ум. после 1720 г.) получил об-
разование в Стамбуле, был кадием [ODKE,
2000, s.330–332]. Хафыз Мехмед Ляйых
(ум. 1748, Стамбул) достиг высокой долж-
ности Анатолийского кадиаскера, получил
известность и как искусный каллиграф [Там
же, с.14]. Бахчисараец Рахми Мустафа (Кы-
рыми или же «Татар», ум. 1751, Стамбул)
стал официальным историографом (вака-
нювис) при османском дворе. Его «Диван»
сохранился в ряде списков в различных ру-
кописных собраниях Турции [Там же, с.195–
196]. Как поэт вошел в кагорту признанных
османских поэтов столетия, особую попу-
лярность приобрели его философские сти-
хи. Являлся также общепризнанным масте-
ром поэтической хронограммы тарих, его
«Диван» содержит 117 образцов этого жанра
[Horata, 2006, s.505–506]. Поэтическое твор-
чество Рахми стало объектом исследований,
некоторые стихотворения из его «Дивана»
были опубликованы (одно из них представ-
ляет собой оду, посвященную Джеляледди-
ну Руми) [ODKE, 2000, s.196–212]. Омер
Бесим (ум. 1781) был чиновником, в одном
из рукописных сборников стамбульской
библиотеки Сулеймание присутствует под-
борка из его произведений, состоящая из 34
газелей, 18 кыта и 5 хронограмм. Две газели
были опубликованы [Там же, с.277–279]. О
Фуругъи Челеби известно, что он был ис-
кусным поэтом, писавшим на трех языках
[Там же, с.15].
Религиозно-суфийская литература столе-
тия представлена, в первую очередь, твор-
чеством ряда суфийских шейхов. Мехмед
Факри, сын Сеййид Хамида Крымского
(ум. 1766 [?], Карасу-базар), был знамени-
тым шейхом братства Сезаи (ответвление
Хальвети-Гульшени). В настоящее время
известны около трех десятков его стихот-
ворений, главным образом, в жанре иляхи
– на темы божественной любви, славосло-
вий Пророку Мухаммеду, различных нази-
даний, исполненных в лучших традициях
Юнуса Эмре и последователей [Абдульва-
пов, 2008].
Пока не обнаружены произведения шей-
ха Шуайба Челеби, сына шейха Абду-с-
Самеда (ум. 1766 [?], Стамбул) – наставника
известной крымской суфийской обители в
селении Коледж близ Кефе (братство нак-
шбендийе) и отца известного шейха-поэта
Глава 5. Духовная культура 573
Исмети (см. ниже). О.Мурасов пишет о нем
как об авторе многочисленных поэтических
произведений, в частности гимнов-иляхи
[Abdülvahap, 1999, s.10].
И вновь более известно творчество крым-
ских суфийских авторов, оказавшихся волею
судьбы вне Крыма. Селим Баба Кырыми (или
же Селим Диване, ум. 1756/57, Копрюлю)
был весьма известным в свое время шейхом
ордена Кадирийе, наставничал на Балканах,
последние годы провел в обители в городке
Копрюлю на территории нынешней Болга-
рии, там же и умер [Divane, 2004, s.11–20].
Прославился искренней религиозностью и
частыми экстатическими состояниями, за
что получил прозвище «Диване». Является
автором ряда суфийских трактатов и обла-
дателем «Дивана». Два его трактата были
неоднократно опубликованы в последние
годы в Турции, их темы – различные аспек-
ты теории и практики суфизма [ODKE, 2000,
s.214–268]. Что касается «Дивана», он пока
не обнаружен, отдельные известные стихот-
ворения, в том числе из вышеупомянутых
трактатов, были опубликованы и представ-
ляют собой образцы суфийских тевхидов и
гимнов-иляхи с мотивами искренней любви
к Богу, тоски по Нему, страстного томления,
готовности к самопожертвованию во имя
воссоединения с Божеством, исполненных
в лучших традициях романтической суфий-
ской поэзии [Там же, s.268–276].
Еще целый ряд крымских шейхов по-
лучили известность в Стамбуле. Дервиш
эфенди (ум. 1735) был шейхом братства
Хальвети, наставничал в одной из стамбуль-
ских обителей, а также был проповедником
в известной мечети Сулеймание. Источники
пишут о нем как об авторе весьма популяр-
ных иляхи [SO, 1996, c.2, s.411]. «Татар»
Ахмед (ум. 1743/44, Стамбул) был шейхом
ордена Накшбендие, наставничал в извест-
ной стамбульской обители Эмира Бухари.
Написал комментарий на произведение Са-
дреддина Коневи «Мифтаху`л-гайб», судьба
его пока не известна [Bursalı, 1990, s.11–12].
Хамид Би-нева (ум. 1771/72), из шейхов
ордена Хальветийе, является автором трак-
тата на турецком языке «Рисале-и Тевхид»
– о теории «единства (целостности) бытия»
(«вахдет-и вуджут»), впоследствие опубли-
кованном [Bursalı, 1990, s.11]. Помимо трак-
тата, источники пишут также и о 1000 иляхи
его авторства [TDEA, с.4, s.86].
Историография столетия достаточно
представительна и состоит из ряда весьма
значительных образцов жанра. Секретарь
дивана при крымском хане Фетх-Гирее II
(1736–1737) Ибрахим бин Али Кефеви в
первой трети столетия написал трактат под
названием «Теварих-и Татар Хан ве Дагы-
стан ве Москов ве Дешт-и Кипчак ульке-
лериндир», повествующий об истории за-
падных татар, ногайцев, кубанских татар,
казаков Украины, Московского и русского
государств, Дагестана, а также Чингис-ха-
на, Джучи и его наследников [Сейитягъя,
2003, с.15]. Сохранившийся в списке 1789
(1213) г., труд был издан в Пазарчике (Ру-
мыния) в 1933 г. [Tevârih-i Tatar Han, 1933].
Вышеупомянутым Абдульгаффаром
Крымским, сыном Хасана, кадием и секре-
тарем дивана, была написана весьма обстоя-
тельная история под названием «Умдет-ут-
теварих ве-ль-ахбар», представляющая собой
историю ислама, Золотой Орды и Крымско-
го ханства – от сотворения мира до Селямет-
Гирея II [Сейитягъя, 2003, с.15]. Была изда-
на в Стамбуле в 1924/25 г. [Umdetü`t-Tevârih,
1343]. Как было указано выше, этому же ав-
тору принадлежит и необнаруженная до сих
пор «История Крыма» в стихах.
Сеййид Мухаммед Риза (ум. 1756 [?]),
из известной шейхской родословной Кры-
ма, является автором, пожалуй, наиболее
известного труда в области крымской исто-
риографии [Сейтягъяев, 2003]. Его книга
«Семь планет в известиях о правителях та-
тар», содержащая чрезвычайно подробные
сведения об общественно-политической,
религиозной и культурной жизни Ханства
от его основания (и ранее) до времени прав-
ления Менгли-Гирея II (1724–1730, 1737–
1740), стала настольной книгой по истории
Крыма практически для всех отечественных
и зарубежных исследователей. Хроника, со-
хранившаяся в ряде списков, была издана в
Казани в 1832 г. под редакцией М.Казембека
[Семь планет, 1832]. Особый интерес в ле-
тописи вызывают сведения о литературной
жизни в Крыму. В книге присутствуют об-
разцы творчества целого ряда крымских
поэтов (Газаи, Резми, Кямиль, Афифи, Иззи,
Шахин и др.), некоторые из них сохрани-
лись исключительно благодаря Ризе.
574 Раздел III. Татарский мир в XV–XVIII вв.
Обработкой «Семи планет» долгое вре-
мя считалась еще одна крымская хроника –
«История Крыма» историка и поэта Хурре-
ми Челеби Акая [Инв. книга II, №150]. Более
серьезные исследования выявили наличие в
нем и значительного объема оригинальных
материалов [Смирнов, 1887, с.XIV–XVI].
Труд был одним из основных источников
В.Д.Смирнова, проходит у него как «Крат-
кая история». Известны списки в Санкт-
Петербурге, Киеве, Египте и Бахчисарае.
Хроника Саид-Гирея, сына Крымского
хана Саадета III, – «Саид-Гирей тарихы»
была введена в активный научный обо-
рот совсем недавно, после исследований
известного немецкого тюрколога Барба-
ры Келльнер-Хайнкеле [Kellner-Heinkele,
1975]. Содержит богатейший материал, ка-
сающийся жизни ханства, свидетелем кото-
рой был непосредственно автор – сераскир
Едисана. Особый интерес предствавляют
подробности жизни ханской семьи, а также
ногайских орд за пределами полуострова.
Хроника содержит краткие характеристики
более ста известных представителей крым-
ских дворянских семейств и ученых улема,
в том числе поэтов. Два известных на сегод-
ня списка произведения хранятся в Нацио-
нальной библиотеке в Берлине [Tarih-i Said,
рук.] и Париже.
Из историков, получивших известность
в Стамбуле, отметим Мустафу Рахми (или
Татар Рахми, ум. 1751), ставшего, как было
указано выше, офицальным придворным
историографом (ваканювис). Из его истори-
ческих трудов известно описание османской
посольской миссии в Иран в 1747 г. под на-
званием «Сефаретнаме-и Иран» [Крачков-
ский, 1957, с.641]. Известно также о напи-
сании им труда по истории Крыма, однако
судьба этого произведения остается неиз-
вестной [Там же].
Говоря о хрониках, нельзя не отметить
значительные литературно-художественные
достоинства этих произведений [Сейтягъя-
ев, 2005]. Нельзя не сказать и о том, что в
них, как правило, содержится много весьма
ценной информации, касающейся литерату-
ры соответствующего периода. В этом от-
ношении необходимо отметить труд Сеййид
Мухаммеда Ризы: из включеных им в текст
исторического повествования поэтических
фрагментов (см. выше) можно составить це-
лую антологию. В этом же отношении инте-
ресны и летописи Абдульгаффара Кырыми
и Саид-Гирея.
Среди авторов научных трактатов (богос-
ловие, право, филология и т.д.) в настоящее
время известны имена: Хильми (ум. в пер-
вой четверти XVIII в.), Абдуннафи б. Салим
Кырыми (ум. после 1719 г.), Абдульгаффар
б. Хасан Кырыми (ум. после 1744 г.), Му-
стафа Рахми (ум. 1751), Омер б. Салих (о.
1746/47), Мухаммед Кефеви (ум. 1772/73 [?],
Кудус), Аккирмани Мехмед б. Хаджи Хамид
Мустафа Кефеви (ум. 1760). Последние двое
были особенно плодовитыми, источники от-
мечают, соответственно, по девять и восем-
надцать их трактатов, ряд из них был опуб-
ликован [Bursalı, 1990, s.19; IA, Yıldız].
Из переводной литературы можно ука-
зать тюркский перевод с арабского языка
известного суфийского трактата средне-
азиатского духовного наставника и поэта
Абдуллаха Ансари ал-Харави (ум. 1089) –
«Меназили`с-саирин» («Стоянки на Пути»,
осуществленный шейхом-поэтом Мехмедом
Факри и сохранившимся в стамбульских со-
браниях [Bursalı, 1990, с.10].
Как и в предыдущие периоды в XVIII в.
наблюдаем присутствие в Крыму османских
авторов. Из поэтов дивана отметим Османа
Кюнхи (ум. 1716), который был чиновником
в Кефе [TDEA, c.6, s.42]. Здесь же провел
три года шейхом хальвети поэт-суфий, об-
ладатель «Дивана» Абдуллах Сыдки (ум. в
1747) [TDEA, c.8, s.1]. Автор антологии и
поэт Абдульфеттах Шефкат (около 1826/27),
родом из Багдада, был секретарем при дворе
последних крымских ханов. Его «Тезкире-и
шуара» содержит сведения о 117 поэтах пе-
риода 1730–1814 гг. [TDEA, c.8, s.114–115].
Еще одним придворным секретарем в Бах-
чисарае был обладатель «Дивана» – поэт
Етими (ум. 1753) [TDEA, c.8, s.592].
Помимо поэтов наблюдаем присутствие
в Крыму и османских историков. Так, в пе-
риод второго правления Менгли-Гирея II
(1737–1740) в Кефе на должности воинско-
го судьи (орду кадысы) пребывает Нуман
Эбу Сехль Салихзаде (ум. после 1755 г.) – в
дальнейшем он опишет свои крымские впе-
чатления в историческом труде «Тедбират-ы
песендиде» [Крачковский, 1957, с.641–642].
Глава 5. Духовная культура 575
В период первого правления Селим Герая
III (1765–1767) в Крыму будет находиться
историк Сулейман Шамданизаде (Фынды-
клылы) (ум. 1779) – автор труда «Мюриу`т-
Теварих» [TDEA, c.8, s.64].
Безусловно, вызывают интерес подроб-
ности пребывания всех этих авторов в Кры-
му, как и отражение крымских впечатлений
в их творчестве. Последнее системному ис-
следованию до настоящего времени не под-
вергалось.
«Черное столетие» (Кара асыр). На
исходе Ханского времени на небосклоне
крымской классической литературы вспых-
нет звезда еще одного весьма яркого авто-
ра – историка и поэта Халим-Гирей-султана
(1772–1823), обладателя «Дивана» и автора
известного труда по истории ханской пра-
вящей династии – «Розовый куст ханов»
(«Гульбун-и ханан») [Divan-ı Halim, 1991;
Gülbün, 1990]. Увы, большую часть своей
жизни Халим проведет вне Крыма, как и его
сын – также поэт Шахбаз-Гирей (ум. 1836)
[Bursalı, 1990, s.320–321].
И тот и другой пополнят ряды крым-
ской диаспоры, в короткий срок, в резуль-
тате колоссальной эмиграции, оформив-
шейся на территории Османской империи.
Из среды эмигрантов выйдет значительное
число весьма ярких личностей – известных
государственных деятелей, представителей
науки, образования, искусства, религиоз-
ных авторитетов, суфийских шейхов и т.д.,
которые составят гордость османской поли-
тической и культурной элиты конца XVIII –
XIX в. [Абдульваап, 2004].
Среди них в нашем контексте обращает
внимание целая плеяда поэтов, литераторов,
прозаиков, авторов трактатов по различным
отраслям религиозных наук и мистицизму:
поэты Абдуллах Рамиз Паша (ум. 1813, об-
ладатель «Диванче», изд. в 1846/47 г.), Фер-
рух Исмаил (ум. 1841) и его сын Зивер (ум.
1829), Мехмед Саид Пертев Паша (ум. 1837,
обладатель «Дивана», изд. в 1840 г.), Эбубе-
кир Рифат (ум. 1830, обладатель «Дивана»),
Фазыл Мехмед Паша (ум. 1882, обладатель
«Дивана»), Салих Несим (ум. 1842), Мех-
мед Нузет (ум. 1887), Рефахи Хаджи- Гирей
(1815– ?), Зекерия Нигях (ум. 1819), Мих-
раби (ум. 1920, из Гераев), авторы религи-
озных и суфийских трактатов Хиджаби Аб-
дульбаки (ум. 1822/23), Кырымизаде Решид
Ахмед (ум. 1863), Абдусеттар-эфенди (ум.
1887) и др.
Всех этих авторов необходимо рассма-
тривать в контексте литературы дивана Хан-
ского периода. В Крыму же эта литература
прекратит свое существование практически
полностью: исчезнут условия, которые спо-
собствовали ее формированию и развитию.
На сегодня не известно ни одного (!) имени
представителя литературы крымского дива-
на за XIX в. Как, впрочем, и представителей
литературы религиозно-суфийской. Соб-
ственно, и народная поэзия на сегодня пред-
ставлена лишь двумя-тремя именами. После
пышности предыдущих столетий эта пусто-
та особенно бросается в глаза. Крымскота-
тарская литература, как и вся культура крым-
ских татар в целом, на своей исторической
родине была ввергнута в шоковое состояние,
кризис затянулся на многие десятилетия.
Завершился он ровно через сто лет после
аннексии Крыма – с началом деятельности
выдающегося крымскотатарского просве-
тителя, общественного деятеля, редакто-
ра, писателя, публициста И.Гаспринского
(1851–1914). Его деятельность и, в частно-
сти, газета «Тарджеман», открыли новую
страницу в истории крымскотатарской ли-
тературы.
§ 4. Средневековый татарский костюм
Михаил Горелик
Прежде, чем мы приступим к рассмотре-
нию нашей темы, определимся с ее времен-
ными и этническими границами. Поскольку
в предыдущих томах «Истории татар» под-
робно история костюма не рассматривалась
(представлен костюм был лишь рядом ре-
конструкций автора этих строк), начинать
рассмотрение следовало бы чуть ли не от
древности. Но поскольку данный том как бы
подводит итоги развития татарских этносов
эпохи Средневековья, представляется целе-
сообразным рассмотреть костюм основных
576 Раздел III. Татарский мир в XV–XVIII вв.
этносов, на базе которых сложились такие
татарские этносы нового времени, как ка-
занские, астраханские, сибирские и крым-
ские татары, а также ногайские и «литов-
ские» (липки).
Татарскому костюму посвящено не так
много книг: в основном они вышли в 90-е
гг. ХХ в. Они исключительно ценны обиль-
ным этнографическим материалом – музей-
ным вещевым, фотографическим. Меньше
привлекались изобразительные источники
– только XVIII–XIX вв. И уж совсем единич-
ны в них изобразительные памятники XVI–
ХVII вв. Отсутствие в этих изданиях более
ранних памятников понятно: по советской
традиции практически полностью проигно-
рирован золотоордынский период; предмон-
гольское время – XII – начало XIII в. почему-
то, скорее всего, из-за сложности проблемы,
не рассматривалось вообще, и только древ-
небулгарский костюм удостоился сколько-
нибудь пристального рассмотрения и даже
реконструкций вследствие крайней вырази-
тельности и богатства археологических по-
гребальных комплексов IX–X вв. Но заслуга
здесь принадлежит археологам, а не истори-
кам татарского костюма.
Представляется, что мы должны рассмот-
реть данные – археологические, изобрази-
тельные, письменные – по ранним булгарам
и венграм VIII–IX вв., Волжской Булгарии
XI–XIII вв., половцам XII–XIII вв., цент-
ральноазиатских татар и монголов X–XII вв.,
чингизидских государств XIII – начала XV в.
и европейских реалистических изображений
татар, этнографических описаний и других
документов, а также подлинных вещей XVI
– первой половины XVIII в.
Костюм древних булгар
Археологические материалы по костюму
ранних булгар ограничиваются в основном
металлическим убором. Для мужчин это –
поясная гарнитура, для женщин – поясная
гарнитура, металлические украшения пла-
тья и головных уборов, ювелирные украше-
ния. Мужской костюм ранних булгар нашел
отражение в изобразительных источниках.
На византийской миниатюре рукописи «Ме-
нология» Василия II, созданной в 1017 г. и
хранящейся в Библиотеке Марчиана в Ве-
неции, мы видим подробно изображенных
болгар/булгар, секущих мечами христи-
ан. На них шапки с конической, округлой
сверху тульей, с меховым околышем, штаны
с узкими штанинами навыпуск. Особен-
но интересны кафтаны длиной несколько
выше колен: это явно нераспашное одея-
ние с узким, в талию, верхом, с длинными
узкими рукавами, с отрезным немного ниже
талии подолом/юбкой. Юбка несколько рас-
клешенная, а для еще большей свободы в
верховой посадке в ней сделаны разрезы
по бокам. Верхняя часть имеет V-образный
ворот и прямой вертикальный осевой раз-
рез на груди до линии отреза. Полы раз-
реза соединяются навесными пуговицами
и петлями с нашитыми петлицами. Ворот
обрамлен мехом, причем концы шкурки не
сходятся под горлом, а свободно свисают
вниз. Меховой подбой виден и у края подо-
ла. Такой фасон кафтанов дунайских болгар
находит яркое подтверждение в поволжской
булгарской торевтике IX–XII вв. Более того,
на кафтанах – длиной до середины голени
– гравированных и чеканных мужских фи-
гурах подчеркнута такая деталь, как сосбо-
ренный подол/юбка. Эта деталь, популярная
в костюме кочевников Центральной Азии –
сначала в женских юбках саков IV–III вв. до
н.э., позже – во II в. до н.э. – V в. н.э. – уже и
в мужских распашных кафтанах хуннских и
раннетюркских племен. В конце V в. булга-
ры принесли нераспашное мужское корот-
кое платье с отрезной юбкой, которая мог-
ла иметь сборки – по всей окружности или
только на боках – в Восточную Европу. Этот
фасон от булгар/болгар распространился
среди народов Северного Кавказа и Закав-
казья, особенно в Грузии, а также далеко на
запад Европы. В новых местах своего бы-
тования болгарский кафтан стал популяр-
нейшим одеянием высших слоев общества
вплоть до XV в. Не менее популярен он был
и у половцев XI–XIV вв. – как у кочевни-
ков южнорусских степей, так и у обитателей
венгерских, трансильванских и болгарских
кочевий. Только византийцы долго «брезго-
вали» «варварским» одеянием врагов-болгар
(его в Византии носили люди самой низкой
профессии – артисты цирка, плясуны и му-
зыканты), пока незадолго до падения импе-
рии ромеев не восприняли его… у венгер-
ских и болгарских половцев/куманов/кунов.
Глава 5. Духовная культура 577
Сапоги на булгарской торевтике показаны
как с высокими узкими голенищами с боко-
выми швами. Но на одном памятнике узкие
штанины изображены навыпуск, как на ви-
зантийской миниатюре, с широкой каймой
по краю. Это один из признаков, имеющих
аналогию в костюме тюрок Аптая, отражен-
ный в петроглифах этого региона. Прически
на булгарских/болгарских мужах показаны
на изобразительных памятниках двух раз-
ных типов. Это либо длинные пряди, сви-
сающие набок с бритой головы (дунайская
и частично Волжская Болгария), либо ко-
роткая стрижка (Волжская Булгария). Сей-
час трудно сказать, связана ли эта разница с
племенными различиями или с социальным
статусом. Следует отметить, что болгарская
прическа кардинально отличается от при-
чески древних тюрок. У них всегда были
очень длинные – до талии – волосы, кото-
рые самое высокопоставленное в данном
месте и на данный момент лицо мужского
пола носило распущенными и стянутыми
лентой вокруг лба, а все остальные заплета-
ли в несколько кос.
Как видим, мужской костюм ранних бул-
гар во многом определил раннесредневеко-
вую моду Европы. При этом он не во всем
совпадал с мужским костюмом древних тю-
рок.
Древнетюркский костюмный комплекс
лучше всего известен по изображениям
VIII–IV вв. – центральноазиатским камен-
ным изваяниям и петроглифам, согдийской
живописи и графике, китайскому изобра-
зительному искусству. В последние годы в
результате раскопок на севере КНР наука
получила некоторое количество хорошо
сохранившихся подлинных образцов тек-
стильных одеяний. Судя по ним, а также по
находкам отдельных образцов тканей, тюр-
ки широко использовали дорогие узорчатые
ткани, прежде всего шелка китайского, со-
гдийского, изредка и иранского производ-
ства. Зато повсеместно, в том числе и на
местах обитания древних булгар, находят
предметы металлического убора ременных
поясов и ремешков, стягивавших голенища
сапог. Вообще, сапоги были как бы «брен-
дом» булгар. Об этом свидетельствует
пресловутое летописное баснословное со-
общение в ПВЛ о том, как Киевский князь
Владимир Святославич, оглядывая на поле
боя тела убитых булгарских воинов, отме-
тил, что народ в сапогах полностью побе-
дить очень трудно и лучше с ним ладить и
торговать.
Костюм венгров (мадьяр, маджар, ми-
шар-мещеры) в IX–X вв. также относился,
скорее всего, к тюркскому комплексу. Это
должно быть обусловлено давней и тесной
связью их предков еще в южном Приура-
лье с предками болгар и хазар – огузами-
огурами. Недаром предки венгров присвои-
ли себе этникон огуры (др.-русск. оугры).
Подтверждением этого положения служат
древневенгерские изображения венгров,
гравированные на серебряных чашах и блю-
дах, найденных на Урале. Там мы видим
всадников в сравнительно длинных, ниже
колена, кафтанах с ременным поясом и в са-
погах с довольно высокими, расширяющи-
мися кверху голенищами. Голенища сшиты
с боковым швом, причем стыки вырезаны
фигурными скобками.
Основное отличие древневенгерского
костюма от древнебулгарского состояло в
характере металлического убора. Дело в
том, что древневенгерский костюм укра-
шался пышным серебряным убором на-
много богаче, нежели костюм их степных
современников. Вероятно, это было связано
с сугубой сакрализацией серебра у угор-
ских народов. Это особенно ярко прояви-
лось в обилии серебряных изделий, в виде
посвященных их богам сокровищ хранив-
шихся и хранящихся в уральской тайге. Се-
ребряные бляхи не только унизывали ремни
поясов и сапожных ремешков: они покры-
вали верх союзок сапог и оторачивали край
голенища, нашивались вдоль пол и подола
кафтанов, окаймляли отвороты-лацканы.
Головные уборы типа колпака могли снаб-
жаться коническим серебряным навершием,
отогнутые поля также по краю обшивались
серебряными бляшками. Околыши женских
шапок также обшивались фигурными сере-
бряными пластинками. Надо отметить, что
украшение бляхами одежды применялось,
как правило, в женском костюме, тогда как
головные уборы украшались навершиями у
мужчин. К такому выводу можно прийти в
связи с подобным навершием, найденным в
шведской викингской Бирке. И хотя это на-
578 Раздел III. Татарский мир в XV–XVIII вв.
вершие выполнено в скандинавском стиле,
украшено зернью, в отличие от венгерского,
гравированного в чисто венгерском стиле,
можно смело утверждать, что викинги-русы
познакомились с таким украшением голов-
ного убора у венгров – на Волге или Дне-
пре, где торговые пути руссов пересекались
с многолетним путем венгров к «обретению
родины» за Карпатами. Повлияли древние
венгры своей прической. Их мужчины бри-
ли бороду, оставляя усы, и голову, оставляя
на макушке две длинные пряди, которые за-
плетали в косички. Это прекрасно видно на
древневенгерских изображениях. Но точно
такая прическа описана у русского князя
Святослава Игоревича византийским хро-
нистом Львом Диаконом, что объясняется
тесными его связями и военным союзом с
венгерской элитой. Также тесными сосед-
скими связями, хотя в основном и враждеб-
ными, можно объяснить аналогичную при-
ческу, показанную на дунайских болгарах,
изображенных на многочисленных граффи-
ти построек IX–X вв. в столичном Преславе.
Отдельно стоит сказать о древневенгерском
ювелирном уборе. Он включает как бронзо-
вые предметы волжско-уральской финской
традиции (коньковые и А-образные шумя-
щие подвески), так и хазарские трехбусин-
ные серьги, мониста из серебряных монет,
массивные ажурные венгерские височные
кольца из серебра. Важной деталью ноше-
ния этих колец было то, что они соединя-
лись под подбородком. Эту особенность
у венгров переняли днепровские русы и
волжские булгары.
Мужской костюм Волжско-Камской Бул-
гарии XII–XIII вв. можно «вычислить» из
волжско-булгарского костюма, опираясь на
предыдущую традицию и учитывая этно-
культурную ситуацию в регионе за данный
период. Можно предполагать, что в процес-
се седентаризации и урбанизации булгары
дополнили свой текстильный репертуар, до-
бавив к традиционным шерстяным тканям,
войлокам, мехам и импортному шелку и
хлопчато-бумажным тканям льняные и, ве-
роятно, крапивные ткани. Соседство и тес-
ные связи с местным финским населением
должны были привести к заимствованиям
в ткачестве, как техническим, так и орна-
ментальным. Вместе с тем высокая функ-
циональность, удобство и красота тюркского
комплекса вряд ли позволили заимствовани-
ям у соседей быть сколько-нибудь глубокими
в силуэте и покрое. Гораздо более сильным
должно было стать влияние южных му-
сульманских культур – в связи с принятием
ислама в конце X в. и последовавшей в XI–
XII вв. тотальной исламизацией булгарского
общества, особенно городского, тесно свя-
занного торговлей с мусульманским миром.
Тем более, что именно в это время во всех
близких и более отдаленных мусульманских
государственных образованиях военно-
политическая власть находилась в руках
элит тюркского происхождения. Поэтому в
Булгарии в качестве мужского исламского
воспринимался комплекс сельджукидский,
сложившийся в единое целое на основе
взаимопроникновения элементов огузского
и иранского костюмных комплексов. От соб-
ственно мусульманского арабского комплек-
са могла быть заимствована только чалма, и
только для религиозных деятелей, которым
полагался еще и тайласан – длинный ши-
рокий шарф-шаль. Чалму могли надевать
и правители – только во время пятничной
службы, когда они исполняли роль имама.
Никак нельзя исключать и влияния костюм-
ного комплекса Руси, что было обусловлено
не только тесными торговыми связями, но и
очень сходными природными условиями и,
соответственно, хозяйственно-культурным
типом. И в этот период Булгария славилась
своими сапогами из знаменитой булгарской
кожи, которая стала популярной на широких
пространствах Евразии. Самой популярной
и дорогой ее разновидностью была козлиная
кожа (сафьян), поверхность которой была
выделана зернистой и окрашена окисью
меди в бирюзово-зеленый цвет. Для мужско-
го костюма булгарских мужчин XI–XII вв.
характерны пояса с металлическим набо-
ром. Более того, булгарские торевты были
в XI – первой половине XIII в. в Восточной
Европе и Западной Сибири практически мо-
нополистами в этой отрасли. Во всяком слу-
чае, именно образцы булгарского серебря-
ного поясного убора находят на огромном
пространстве от восточной Скандинавии до
Западной Сибири. Не исключено, что для
удовлетворения потребности в ременном на-
боре малосостоятельной массы, бывшей не
Глава 5. Духовная культура 579
в состоянии приобретать серебряную про-
дукцию булгарских мастеров, булгарские
купцы могли закупать дешевые железные
и бронзовые (латунные) предметы поясной
гарнитуры, производимые киргизскими ма-
стерами. Невозможно представить себе, что
булгары – и мастера, и торговцы пустят на
свои рынки, где они давно уже были моно-
полистами, купцов, а уж тем более мастеров
из далекой Южной Сибири. Поэтому модные
в последние годы рассуждения о чуть ли не
прямом и постоянном присутствии киргизов
– мастеров, торговцев, а то уже и воинов на
территории Булгарии не могут иметь под со-
бой оснований.
Что касается костюма булгарок XI – на-
чала XIII в., то никаких изобразительных
материалов, а также археологического тек-
стиля, позволяющего судить о формах оде-
яний пока не имеется. Лишь богатейший
ювелирный убор из драгоценных металлов,
иногда со вставками самоцветов и янтаря
свидетельстывует о подобном же богатстве
костюма.
Костюм центральноазиатских татар
Впервые этноним татары (в словосо-
четании отуз татар т.е. девять {племен}
татар) встречается в древнетюркской руни-
ческой надписи в честь Кюль-Тегина 732 г.
[Кляшторный, Султанов, 2004, с.140–141].
Их изначальное местопребывание связано
с территориями с северо-востоку от древ-
нетюркской территории, с Западной Мань-
чжурией. Недаром именно там, вокруг озе-
ра Буир-нур располагался главный и самый
многочисленный из шести татарских улусов.
Интересно, что первая информация о, воз-
можно, татарском костюме восходит имен-
но к VIII в. Это китайская стенопись с изо-
бражением послов – инородцев в гробнице
Танского кронпринца Цзанхуая (Ли Сяня)
706 г. Посол «северных варваров» – татар
(или киданей) облачен в длинный распаш-
ной халат с круглым воротом и неглубоким
запахом слева направо. По оси халата пока-
зан вертикальный шов – место соединения
узких полотнищ ткани. Поверх халата на
плечи наброшен большой кусок, видимо,
плотной ткани, вроде индейского одеяла. На
голове – шапка с четырехугольной тульей,
плоским верхом, узким меховым козырь-
ком и широкими меховыми наушами. По-
добные шапки, вообще-то, были популярны
по XIII в. у киданей [Горелик, 2010, Табл.
I, 4,10–12 26, 27], так что и самого персо-
нажа вполне можно счесть киданьским по-
сланником, но в начале VIII в. она могла ис-
пользоваться и татарами. Во всяком случае,
одеялоподобная накидка больше ни у каких
обитателей степно-таежной зоны не встре-
чается. Уникальна обувь описываемого пер-
сонажа – сапоги с кожаными союзками и
меховыми – мехом наружу – голенищами,
такая обувь со всей выразительностью сви-
детельствует о месте обитания ее носителя
– северная таежно-степная территория.
Уже в первой половине IX в. татары фик-
сируются у самой западной границы свое-
го обитания – на территориях нынешних
китайских провинций Синьцзян, Ганьсу
и Цинхай [Кляшторный, Султанов, 2004,
с.141–144]. Здесь они становятся настолько
известны, что «бут-и татори» – «прекрас-
ная, как буддийская статуя, татарка» появ-
ляется в качестве героини одного из самых
лучших стихотворений великого персидско-
таджикского поэта Х в. Рудаки. Именно в
это время – в X–XII вв. татары для Запада
и Юга становятся символом могущества и
богатства кочевой Центральной Азии. И
именно к XI–XII вв. относятся уникальные
археологические комплексы татарского ко-
стюма, совсем недавно представшие глазам
ученых.
Культура центральноазиатских татар
X – начала XIII в. до сих пор представляла
собой сплошное белое пятно. Это было ре-
зультатом того, что территории расселения
татарских улусов, – а это гигантское про-
странство от западной Маньчжурии до вос-
тока Синьцзяна, примыкающее местами к
Великой стене, – практически не раскопаны
археологами, и не было материала для выде-
ления элементов татарской культуры. И это
несмотря на то, что «Их имя издревле было
известно в мире. …Места их кочевий, стоя-
нок и юртов… вблизи границ Китая. …при
всей вражде и раздоре, кои царили в их сре-
де, – они уже в глубокой древности большую
часть времени были покорителями и вла-
дыками большей части племен и областей,
(выдаваясь) своим величием, могуществом
и полным почетом (от других)» [Рашид-ад-
580 Раздел III. Татарский мир в XV–XVIII вв.
Дин, 1952, с.101]. Великий историк и ца-
редворец монгольских монархов Ирана от-
мечает также: «Тех татарских племен, что
известны и славны и каждое в отдельности
имеет войско и [своего] государя – шесть
[Там же, с.103]. Главный и самый многочис-
ленный и богатый юрт татар располагался
на самом востоке, в Южной Маньчжурии, в
районе озера Буир-Нур [Там же, с.101]. За-
падный же из шести татарских племенных
юртов-улусов, как показал С.Г.Кляшторный
на разнообразных письменных памятниках,
еще в X в. оказался в регионе, где ныне схо-
дятся территории таких провинций КНР,
как Цинхай, запад Внутренней Монголии
и Синьцзян [Кляшторный, Султанов, 2004,
с.139–144].
Я потому так подробно остановился на
территориальном размещении татарских
племен, что в последние годы именно с
территории провинции Цинхай и Синьцзян
происходят великолепно сохранившиеся
предметы костюма разных эпох и разных
племен, о которых пойдет речь ниже.
Однако еще до появления основных на-
ходок, в 80-х гг. XX в., среди китайских
изображений кочевников мною были вы-
делены персонажи, которых я определил
как татары [Горелик, 2010, с.37–40, табл.Х;
табл.8]. Костюм этих персонажей показан
на китайских картинах XI–XIII вв., состоя-
щим из верхнего кафтана-халата с длинны-
ми узкими рукавами, круглым воротом и
запахом слева направо. Поверх могут быть
надеты безрукавные кафтаны с осевым раз-
резом. На пояснице и бедрах – утеплитель
из ткани, иногда на лямках. На головах –
войлочные шляпы с низкой округлой или
сфероконической тульей, с полями или с
козырьком и назатыльником. Часто шляпы
опушены мехом, причем надо лбом опушка
сужается. Однажды на предводителе по-
казана «составная» шляпа: в тулью вшито
высокое узкое увенчание, обрамленное пе-
рьями фазана. Обувью служат мягкие сапо-
ги с расширяющимися кверху голенищами.
Показаны также белые штаны с широкими
штанинами. Колени утеплены круглыми на-
коленниками с завязками.
Поэтому найденные китайскими архео-
логами в могильнике Ганьщи у пос. Арал в
пров. Цинхай (КНР) халаты и «составной»
головной убор [Qi, Wang, p.42–43] были
определены мной – ввиду очень близкой
аналогии изобразительным источникам –
как татарские одеяния XI–XII вв. [Горелик,
2010, табл.9].
Еще в 60-е гг. прошлого века в провинции
Цинхай была обнаружена и опубликована в
виде ч/б фото в листовке агенства Синьхуа
прекрасно сохранившаяся мумия мужчины
в полном костюме [Там же, табл.10]. На нем
была соболиная доха, отороченная мехом
тигра и горностая, шапка с меховой опуш-
кой, схожая с найденной в Аларе, мягкие
замшевые сапоги с мехом внутрь. Особенно
интересными мне представлялись матерча-
тые обшлага дохи и утеплитель поясницы,
сплошь расшитые богатейшим узором в
виде стилизованных растений и особенно
фигур животных, весьма напоминающих
мотивы звериного стиля позднекарасукско-
го и сакского времени Центральной Азии.
Поэтому, когда на антикварном рынке
появились предметы прекрасной сохран-
ности, покрытые вышивкой, узоры которой
совершенно аналогичны старой цинхайской
находке, у меня возникла гипотеза о суще-
ствовании татаро-монгольского зверино-
растительного стиля [Горелик, 2012а], с
огромным восхищением описанного Рубру-
ком [Путешествия, 1957, с.91–92]. Основны-
ми мотивами вышивок на предметах костю-
ма из Suleiman Collection являются фигуры
птиц с распахнутыми крыльями, с двумя
или одной головами, копытные и хищники,
стоящие «на цыпочках», лежащие или «вы-
вернутые». Они дополнены изображениями
популярного у китайцев (а позже – в чин-
гизидском декоре) мотива «китайской моне-
ты» или «жемчужины» – круга с вписанным
квадратом с вогнутыми сторонами. Фигуры
животных и птиц выполнены жирным кон-
туром с сплошным заполнением деталей
– перьев, голов, ног. Плоскость туловища
разделена линиями «ребер» на участки, за-
шитые разноцветными нитями. Стилисти-
чески большинство изображений восходит
к памятникам позднекарасукской (первая
четверть I тыс. до н.э.) и сакской (VIII–III вв.
до н.э.) культур: «Оленным камням», петро-
глифам на скалах и камнях, на «ископае-
мых» памятниках из драгоценных металлов
и органических материалов, на татуировках
Глава 5. Духовная культура 581
Костюм знатного болгарина
по византийской миниатюре
Х в. «Болгары избивают
христиан» в рукописи
«Менологий», созданной
для императора Васи-
лия II Болгаробойцы. Х в.
Реконструкция и рисунок
М.В.Горелика. 2011 г.
Комплекс костюма
знатного татарина XI в.,
раскопанный в провин-
ции Цинхай, КНР. Фонд
Марджани, Москва и
Музей исламского ис-
кусства, Доха, Катар.
Реконструкция и рисунок
М.В.Горелика. 2012 г.
Комплекс костюма знат-
ного татарина из погре-
бения XI в. у пос. Арал,
Восточный Туркестан.
Центральный музей
истории КНР, Пекин.
Реконструкция и рисунок
М.В.Горелика. 2009 г.
Зимний комплекс
костюма знатного
татарина XI–
XII вв., найденный
на мумии, рас-
копанной в про-
винции Цинхай,
КНР. Реконструк-
ция и рисунок
М.В.Горелика.
1991 г.
582 Раздел III. Татарский мир в XV–XVIII вв.
мумий. Ряд художественно-технических мо-
ментов вышивок связан также с «ископае-
мым» текстилем гуннского времени (III в.
до н.э. – начало н.э.). Это обращение к «ар-
хеологии» понятно. Когда выходцы из таеж-
ного Приамурья – татары и монголы вышли
в IX в. в центральноазиатскую степь, место
для себя совершенно новое, они стали обжи-
вать, осваивать это неизведанное простран-
ство, где на них со всех скал, камней, стоя-
щих древних стел смотрели духи этих мест,
воплощение в птицах и животных, которые
были еще и предметами охоты. Личины че-
ловеческие они не заимствовали – это были
духи умерших бывших хозяев степей. Что-
бы ослабить силы их чар новые насельники
степи разрушали и грабили погребения их
владык, в которых лежало украшенное золо-
то, дерево, текстиль, татуированные трупы.
Древнее местное искусство послужило пре-
красным материалом для вполне оригиналь-
ного, изощренного «татаро-монгольского
зверино-растительного стиля».
В Suleiman Collection представлены по-
ясничный утеплитель, пояс с меховой ото-
рочкой по нижнему краю, сумочка-кисет,
поясная подвеска и замшевые мягкие са-
поги. Покрывающие вышивки выполнены
нитями золотистых, рыжих, синих и голу-
бых оттенков по бежево-песочным небеле-
ному шелку и замше. Такой же колорит и у
китайского шелка, фигурно вырезанными
кусками которого аплицированы сапоги.
Песочно-синий колорит вышивок и китай-
ских тканей наводит на мысль о том, что
предметы одежды из Suleiman Collection
составляют единый комплекс халатом, шап-
кой и «алтарным платом», приобретенными
Музеем исламского искусства в Дохе, Катар.
Предметы костюма из Дохи своей формой
и покроем не вызывают сомнения в их та-
тарском происхождении. Шелковая китай-
ская ткань, из которой они сшиты, находит
близкие параллели в ляоской ткани кидань-
ского кафтана из коллекции Му Веньтана
(Гонг Конг), датируемого XI в. Так что весь
рассматриваемый комплекс из коллекций
Suleiman и музея в Дохе можно датировать
XI в. Вероятно, к несколько более позднему
времени – конец XI – XII в. – можно отнести
«цинхайскую мумию».
Таким образом, сейчас мы имеем пред-
ставление о костюме центральноазиатских
татар, и на его примере можем судить об
очень высоком уровне, богатстве, изыскан-
ности техническом совершенстве раннего
татарского прикладного искусства.
Костюм империи Чингизидов
Монгольский костюм является яркой
страницей в культуре империи Чингизидов,
охватившей в XIII–XIV вв. своей властью
и своим влиянием огромную территорию
Евразии от Дуная до Кореи и от Сибири
до Индии. Его значение для мировой исто-
рии костюма также и в том, что он оказал
сильное, подчас определяющее влияние
на костюм большого числа народов Азии
и Европы и в XV–XVIII вв., т.е. уже после
распада единого имперского чингизидского
культурного пространства. Чем был кра-
сивый престижный костюм для знатного
монгола, говорят следующие высказывания
Чингис-хана и его ближайшего окружения:
«Однажды Чингиз-хан расположился на
возвышенной местности, название которой
Алтай, и, окинув взором [свои] орды, слуг
и окружение, соизволил сказать: «Мои ста-
рания и намерения в отношении стрелков и
стражей, чернеющих словно дремучий лес,
супруг, невесток и дочерей, алеющих и свер-
кающих, словно огонь, таковы: усладить их
уста сладостью сахара [своего] благоволе-
ния и украсить их с головы до ног тканы-
ми золотом одеждами…» [Рашид-ад-Дин,
1952, А 98б, с.251]; «Однажды Чингиз-хан
спросил у Боорчи-нойона, бывшего главою
эмиров, в чем заключается высшая радость
и наслаждение для мужа. Боорчи сказал:»
В том, чтобы мужчина взял своего сизого
сокола…, сел на доброго мерина…, и стал
охотиться в [пору] весенней зелени на си-
зоголовых птиц и чтобы он носил добрые
одежды» [Там же, А 99a, с.252]. Как видим,
красивая престижная одежда твердо стояла
на втором месте среди жизненных ценно-
стей монголов XIII в., их целей и наслаж-
дений. И это у суровых мужей. Что же го-
ворить о монгольских женщинах, особенно
знатных, чье положение в обществе, кстати,
практически не уступало мужскому.
Нельзя сказать, что тема монгольско-
го костюма XIII–XIV вв. не занимала умы
Глава 5. Духовная культура 583
ученых. Но обращение к ней было редким,
спорадическим, и, в основном, в рамках эт-
нографии, как к некоему «предисловию» к
этнографическому монгольскому костюму.
Это связано с тем, что до недавнего вре-
мени были известны лишь считанные еди-
ницы реальных предметов монгольского
костюма XIII–XIV вв., происходившие из
раскопок, к тому же известные, как прави-
ло, только археологам. Памятники же изо-
бразительные не привлекали внимания, а
письменные – давали слишком мало инфор-
мации, так как не было понимания, прежде
всего у переводчиков, того, что же конкрет-
но описывают тексты. В конце 70-х гг. ав-
тор по материалам тебризских миниатюр
вычленил монгольский мужской костюм и
дал определение его основным элементам
[Горелик, 1982]. В 80-е гг. прошлого века
автор этих строк предпринял масштабную
работу по анализу костюмов на памятниках
искусства (китайская живопись и графика,
иранской миниатюра и монгольская камен-
ная скульптура), в едином контексте с пись-
менными источниками (китайские реляции
посланников и записки путешественников,
европейские тексты тех же жанров, араб-
ские и персидские исторические своды,
драгоценные свидетельства «Тайной исто-
рии монголов») и редкими археологически-
ми находками с территории СССР и КНР.
Результатом явились две большие статьи, в
первой из которых был дан подробный об-
зор и типология костюма монголоязычных
киданей X–XII вв., центральноазиатских та-
тар X–XII вв. и монголов X–XIV вв. Тема
рассматривалась в контексте костюма Цен-
тральной Азии в целом, то есть в сравнении
с костюмом уйгур, тангутов и чжурчжэней,
и сопровождалась большим количеством та-
блиц [Горелик, 2010]. Вторая статья рассмат-
ривала монгольский костюм XIII–XV вв.
как явление имперской культуры, сложив-
шейся в середине – второй половине XIII в.
единой культуры империи Чингизидов, и
его влияние на костюм других народов [Го-
релик, 2009б]. К сожалению, в силу разных
обстоятельств эти статьи были опубликова-
ны только сейчас. За прошедший с времени
создания этих статей период – конец 80 гг.
ХХ в. – первое десятилетие XXI в. – были
сделаны сенсационные археологические на-
ходки подлинных чингизидских костюмов и
их остатков, большая часть которых появи-
лась на антикварном рынке и стала серьез-
ной отраслью коллекционирования, в том
числе самыми престижными собраниями
восточного искусства. Надо отметить, что
собрание Suleiman Collection обладает са-
мой объемной и представительной коллек-
цией чингизидского костюма среди частных
собраний. В ней представлены практически
все виды женской, девичьей и мужской пле-
чевой одежды, мужские и женские голов-
ные уборы, мужские драгоценные пояса,
женские драгоценные украшения. Часть
из предметов одежды находилась в знаме-
нитой коллекции А. Leeper. Все образцы
из собрания Suleiman Сollection относятся
в лучшим образцам престижной культуры
империи Чингизидов и являются произве-
дениями высокого придворного искусства.
Некоторые музеи КНР, Монголии, России
(ГИМ, Саратовский краеведческий музей,
Волгоградский краеведческий музей) также
обладают великолепными целыми отдель-
ными экземплярами предметов костюма
или даже их полными комплексами. Заново
открывшаяся миру красота и роскошь чин-
гизидского костюма, который стали вклю-
чать в неизменно вызывающие интерес
самой широкой публики выставки искус-
ства и культуры империи Чингиз-хана, его
предшественников и наследников, обусло-
вили обращение к монгольскому костюму
XIII–XIV вв. (и киданьскому – также в связи
с яркими находками роскошной одежды ки-
даньской знати) [Власкин и др., 2006, с.184;
Дондойн Баяр, 2000; Лантратова и др., 2002;
Орфинская и др., 2006, с.169–171;Тишкин и
др., 2002; Шелковый путь, 2007; Эрдэнэбат,
2006: Эрдэнэбат, Хурэлсух, 2007; A Jorney,
1997, p.65–142; Allsen, 1997; Watt, Wardwell,
1998; Shang Gang, 1999; Zhao Feng, 2004,
p.327–386; Genghis Khan, 2004; Style from
the Steppes, 2004; Gold/ Silk, 2005; Jia Xizeng,
2005 и др.]. За эти же четверть века автор
этих строк продолжил занятия монгольским
костюмом – и костюмом империи Чингизи-
дов в целом, и костюмом отдельных улусов
[Горелик, 2006, с.125–126; 2009, с.164–167;
2009а; 2010а], отразившимися в графиче-
ских реконструкциях и соответствующих
разделах таких монументальных изданий,
584 Раздел III. Татарский мир в XV–XVIII вв.
как «Атлас Tartarica» [Tartarica, 2005, с.256–
257, 270–271, 284–285, 292], «Большой ат-
лас истории и культуры Казахстана» [Атлас,
2008, с.210–211, 213, 216–218, 232–235, 252,
254–255, 267, 287–291], также в книге авто-
ра «Армии монголо-татар» [Горелик, 2002,
с.14, 17].
Сейчас на основании сорокалетней ра-
боты над данной тематикой и учитывая рез-
ко расширившуюся базу данных, особенно
вещевых, а также и изобразительных, мы
можем воссоздать сравнительно полную
картину генезиса и развития монгольского,
и специально чингизидского, костюма.
Относительно собственно монгольско-
го костюма можно сказать, что, судя по
картине-горизонтальному свитку «Караван
кочевников фань-и», датируемой по коло-
фону эпохой V династий – X царств (начало
Х в.), хранящемуся в Национальном музее
Гугун в Тайбэе, он в своих основных эле-
ментах возник вместе с появлением монго-
лов на исторической арене, сразу, подобно
Афине из головы Зевса. К сожалению, ки-
тайские изображения монголов становятся
известны нам снова уже только с XIII в. Зато
от XI–XIII вв. до нас дошли замечатель-
ные китайские картины, изображающие
кочевников, которые по костюму, приче-
ске и вооружению отличаются от киданей,
чжурчжэней, тангутов и уйгуров, а также
и от монголов, хотя ближе всего именно к
ним. Судя по частоте изображений и бли-
зости к монголам, я пришел к выводу, что
перед нами – изображения монголоязычных
кочевников, живших ближе всех к Великой
стене и вдоль всего ее протяжения. Ими
были татары, самый известный в X–XII вв.
кочевой народ Центральной Азии. Настоль-
ко известный, что монголов и в Европе, и в
Китае называли татарами, несмотря на то,
что монголы это очень не любили. Итак, к
XIII в. костюм монгольских мужчин, как яв-
ствует из упомянутой выше картины, вклю-
чал верхний халат-кафтан с косым запахом
слева направо, иногда с отрезным подолом,
иногда с прямым расширяющимся книзу си-
луэтом, иногда приталенным, что достига-
лось вырезным кроем. Нижний край такого
кафтана достигал колен или немного ниже.
Поверх всего надевали такого же кроя шубу
мехом наружу – доху, которая была много
длиннее, имела длинные откидные рукава с
прорезями в верхней части и высокие раз-
резы от подола по бокам. Плечи от холода
защищала распашная округлого покроя пе-
лерина из меха, а также пелерина – меховая
или тканая, в виде четырехлопастной розет-
ки, с отверстием для головы; с концов ло-
пастей свисали ленты из сшитых лоскутов
ткани. Шапки – низкие, круглые, с узким ко-
зырьком и более широким назатыльником.
Над висками, в точке пришивания изнутри
завязок, пришиты короткие ленты. Сапоги
с расширяющимися кверху голенищами,
сшитыми по бокам. Волосы заплетены в две
косы, свернутые в кольца за ушами. Жен-
ский костюм представлен длинным до пят
широким халатом с широкими рукавами и
косым запахом слева направо. На голове
– бохтог (о нем ниже). В связи с тем, что
действие на картине происходит ветреной
зимой, бохтог снабжен войлочным чехлом
с козырьком. По той же причине подпоясан
халат. Мужской костюм татар имеет элемен-
ты, как схожие с монгольскими – низкие
округлые шапки с узким козырьком и более
широким и длинным назатыльником (но без
лент на висках), кафтаны-халаты с косым
запахом слева направо, сапоги с боковыми
швами на голенищах, пелерины в виде че-
тырехлопастных розеток. Отличия состоят в
преобладании халатов с округлым воротом и
прямым разрезом на правой стороне груди,
оторочки круглых шапок и остроконечных
колпаков хвостами пушных зверей, сходя-
щихся над лбом самыми узкими местами,
сапог с очень широкими голенищами с цен-
тральным швом. Любимый центральноази-
атскими кочевниками утеплитель поясни-
ца у татар, кроме обычного куска теплого
материала шириной в локоть-полтора, мог
представлять собой широкий – от верха бе-
дер до солнечного сплетения – кусок ткани
с завязками по оси и бретельками. Уникаль-
ны круглые стеганные наколенники и шап-
ки с четырьмя лопастями, вроде современ-
ных шапок батыров. Особенно характерно
украшение головных уборов плюмажами и
единичными перьями – длинными и корот-
кими. Прическа – две косички за ушами;
лишь раз они показаны свернутыми в коль-
ца. Женский костюм показан аналогичным
мужскому.
Глава 5. Духовная культура 585
К середине XIII в. монгольский костюм
полностью сформировался, восприняв эле-
менты костюма покоренных и поглощен-
ных родственных монголам народов, пре-
жде всего татар, а также тюркоязычных
кочевников Европы – куман, кунов и сары
(половцев). Татары привнесли в монголь-
ский костюм перьевые украшения головно-
го убора, описанную выше форму меховой
оторочки шапки, добавили свой тип пояс-
ничного утеплителя. Вклад куман, кунов и
половцев состоял в том, что монголы, за-
хватив в качестве добычи парадные одеяния
побежденных и убитых половецких ханов и
увидев на новых подданных – оставшихся
в живых половецких ханах беспрецедентно
роскошные парадные одеяния, которые мы
теперь знаем по находкам в ханском курга-
не Чингул, выполненные из византийского
шелка – алого и пурпурного, отделанные
златоткаными лентами, вырезной узорной
ажурной золоченой кожей и серебряными
золочеными бляшками и пластинками с
вставками цветных камней, вышитые золо-
той нитью и канителью, жемчугом, воспри-
няли не столько эту отделку, сколько дета-
ли покроя, точно определенные монголами
как признаки костюма высших социальных
слоев Европы от Руси и Кавказа до самого
запада континента. Таким признаком был
прежде всего отрезной подол, который, бу-
дучи значительно шире верха, пришивался
предварительно сосборенным. Этот прием
применялся к разным элементам кроя, в том
числе и подола, у кочевников Центральной
Азии в последние века н.э., гуннами был
занесен на север Кавказа и в Центральную
и Западную Европу. В Центральной Азии
одежда с отрезным сосборенным подолом
до второй трети XIII в. встречалась крайне
редко, зато на Западе она везде, кроме Ви-
зантии, стала к началу II тыс. н.э. самым
популярным покроем парадного платья вы-
соких социальных слоев, как мужского, так
и женского. Вторым элементом были по-
перечные горизонтальные полосы поперек
живота. В европейском платье, которое было
нераспашным, «лишняя» в длину ткань вер-
ха, ниспадая на плотно сидящую на бедрах
линию соединения со сборчатым низом, об-
разовывала на животе множество попереч-
ных складок. На распашных половецких
кафтанах складки иногда, как на одном из
чингульских кафтанов, изображались золот-
ными лентами и тесьмой, нашитыми на ли-
нию стыка и над ней. Монголы выполняли
эти линии нашитыми тесемками и шнурка-
ми, выдергиванием нитей и тканьем. Имен-
но так к началу 30-х гг. XIII в. сложилось
самое высокостатусное, имперское мужское
одеяние. Значителен вклад и чжурчжэней –
прежде всего орнаментальными мотивами и
их размещением на одежде.
Завоевания монголов в Центральной и
Средней Азии, Китае и Иране позволили
им осуществить мечту Чингис-хана и всей
монгольской знати, да и многих рядовых
воинов – облачить своих женщин и самих
себя в роскошные златотканые ткани. Почти
маниакальная страсть монголов к золотным
тканям, прежде всего шелкам, нашла широ-
чайшее отражение в письменных источни-
ках Востока и Запада, беспрестанно описы-
вающих роскошные златотканые одежды,
которые многими тысячами заготовляются,
складируются, жалуются по несколько раз в
году на праздники и за заслуги сотням царе-
вичей и хатуней, тысячам нойонам и бекам,
десяткам тысяч гвардейцев, послам, в виде
посольских подарков, ученым и т.п. Это яв-
ление лучше всех охарактеризовал Рашид
ад-Дин, великий историк, но также великий
вельможа Хулагуидов – династии монголь-
ских владык Среднего и Ближнего Востока,
когда рассматривал нехватку золота в его
государстве: «Общеизвестно было так: в
пору-де монголов много носят вышитой и
затканной и тому подобной одежды, на ко-
торую растрачивается золото, оно же товар
для Хиндустана, и [его] увозят туда, [а по-
тому] золота стало мало! [Рашид-ад-Дин,
1952, с.646]. Как видим, именно пристрастие
монголов к блещущим золотом одеяниям на-
звано первой причиной нехватки золота в
стране, только второй причиной – экспорт
его в Индию. Кстати, этот же пассаж сви-
детельствует о том, что золотные ткани для
монгольских одежд ткались в самой державе
Хулагуидов. В последние годы, в связи с но-
выми находками подлинных чингизидских
монгольских костюмов, аксессуаров из ткани
и множества отдельных образцов текстиля, а
также новых определений образцов тексти-
ля из старых европейских и американских
586 Раздел III. Татарский мир в XV–XVIII вв.
собраний в России, Украине, Европе Амери-
ке появилось много интересных публикаций
специально по чингизидскому текстилю.
Посмотрим же, как развивался монголь-
ский костюм в эпоху империй Чингизидов.
Прежде всего, мы наблюдаем сложение
монгольской имперской культуры, охваты-
вавшей прежде всего репрезентативную,
статусную сторону культуры. Монгольской
мы ее называем потому, что именно мон-
гольская этническая культура, прежде всего
ее внешние проявления – жилище, костюм,
вооружение, конское снаряжение – легла в
основу имперской культуры. И все заим-
ствования в нее из культур покоренных на-
родов – кыргызов, тангутов, киданей, джур-
джэней, китайцев, жителей Восточного
Туркестана, Хорезма, Мавераннахра и Ира-
на, кыпчаков и половцев, булгар и русских,
ясов и черкесов – проводились по инициа-
тиве, вкусу и выбору именно монгольской
элиты. И здесь костюм оказывался главной
составляющей, поскольку его элементы –
платье, обувь, головной убор, аксессуары,
прическа – издалека и сразу сообщали окру-
жающим, какое положение занимает чело-
век в чингизидском обществе.
Костюм по своим формам у монголов
XIII–XIV вв. четко делился на мужской
и женский. Костюм девушек совпадал с
мужским, что специально подчеркивалось
иностранцами-очевидцами. Только недавно
нам удалось вычленить этот девичий костюм
и выяснить его отличия от мужского, не за-
меченные иностранцами, но сразу различи-
мые монголами. Главным наплечным муж-
ским одеянием был халат дегель, с косым
запахом, обычно слева направо, но нередко
и справа налево, так что жестким этноопре-
делителем направление запаха служить не
может. Мужской (и девичий) дегель кроился
в талию, причем талия получалась, прежде
всего, за счет вырезного кроя, а уж потом
подол расширялся при помощи надставок.
Стан кроился из двух вертикальны полот-
нищ, сшитых по вертикальной оси спереди.
Ворот и верхняя пола запаха обшивались
довольно широким – в три пальца – полу-
стоячим воротником. Рукава шились длин-
ными, слегка сужающимися к запястью, с
манжетами шириной немного больше во-
ротника. Воротник и манжеты прошивались
параллельными линиями. Иногда рукава
делались откидными, т.е. у подмышек дела-
лись прорези для просовывания рук. Этот
элемент монгольской моды стал чрезвычай-
но популярным в XV–XIX вв. на гигантских
пространствах Евразии, но только монголы
придумали пристегивать их к спине при по-
мощи пуговички и петелек внизу рукавов.
Рукава на мужских (и девичьих) дегель, кро-
ме длинных, до запястья, могли быть длин-
ной до локтя, а то и чуть прикрывать плечи.
Мужские дегель имели боковые разрезы от
края подола до пояса и в длину достигали
колен, прикрывая их, либо середины голе-
ней. Девичьи дегель были длиннее, ино-
гда до стоп, и не имели боковых разрезов.
Кроме того, манжеты и воротники девичьих
дегель обшивались тканями, контрастны-
ми основному цвету и тону халата, тогда
как эти детали на мужской одежде были
того же цвета и тона, что и весь халат. Под
влиянием роскошных одеяний европейских
куманов монголы внесли в свой самый па-
радный вариант дегель такую деталь покроя
костюма высших слоев Европы и Кавказа,
как отрезной сборчатый подол, расширяю-
щий бедра и очень удобный при езде вер-
хом. Также на Западе от платья (со сбор-
чатым отрезным подолом), образующего
мелкие поперечные складки на талии, они
заимствовали такую деталь гала-халата, как
горизонтальные полоски поперек живота и
поясницы: они делались тканьем, мереж-
кой, из нашитых тесемок и шнурков. Полы
дегель соединялись по верху вертикального
края верхней полы при помощи нескольких
пар тесемок или ленточек. Реже встречается
застежка на пуговицы-узелки с навесными
петлями. Еще одна точка закрепления – на
противоположной запаху стороне груди, где
на изнанке пришивалась пара тесемок. Тка-
ни для халатов имперской знати были раз-
работаны на основе китайской и иранской,
мавераннахрской и анатолийской орнамен-
тики в мастерских Восточного Туркестана
и включали в себя излюбленные монголами
мотивы копытных в рощах (заимствован-
ных у джурджэней), птиц (заимствован-
ных как из мусульманского текстиля, так
и из джурджэньского), драконов, феник-
сов, цилиней, чиндамани, монет, пионов и
гвоздик (из декора китайского текстиля).
Глава 5. Духовная культура 587
Придворный в монгольском имперском костюме.
По иранским миниатюрам 1 трети XIV в.
Реконструкция и рисунок М.В.Горелика. 2004 г.
Золотоордынский чиновник в монгольском костю-
ме, включающем нераспашное платье с откидны-
ми рукавами и оплечье-пелерину. По материалам
находок в золотоордынском погребении начала
XIV в. у хут. Тормосин в Волгоградской обл.
Реконструкция и рисунок М.В.Горелика. 2008 г.
Ткани на парадные одеяния ткались уйгу-
рами, китайцами и мусульманами в Куче,
Даду и Тебризе купонами, специально каж-
дый халат. Часто вдоль плеч и рукавов тка-
лась узорная полоса с эпиграфическим или
псевдоэпигафическим узором «цветущим
куфи», а также иногда с вереницей живот-
ных и растительными и геометрическими
орнаментами. Этот элемент декора попал к
монголам, видимо, от джурджэней, которые
заимствовали его у мусульман, подражая их
«тиразам» – тканям с вытканными надпися-
ми, несущими имя правителя и мусульман-
скими благопожеланиями. Такими тканями
одарял подданных халиф, но также и другие
мусульманские владыки. Другим элементом
декора халата служила четырехлепестковая,
фигурно вырезанная розетка, лежащая на
плечах, верхней части груди и спины. Она
обозначала роскошно украшенную пелери-
ну той же формы – традиционную деталь
монгольской и татарской одежды. Заполнен-
ная различными орнаментальными мотива-
ми, розетка выполнялась в технике тканья,
вышивки, аппликации. В той же технике вы-
полнялась и узорная горизонтальная полоса
на подоле над коленями – элемент, также
заимствованный у джурджэней. Чисто мон-
гольскими были квадраты на груди и спине,
заполненные изображениями зверей и птиц
в рощах, или цветов (позднее в Китае, при
династиях Мин и, особенно четко, Цин пре-
вратившиеся в знаки ранга – буфаны), круги
на плечах, символизирующие солнце и луну,
и трапеции, заполненные узором, также на
плечах, иногда под кругами.
588 Раздел III. Татарский мир в XV–XVIII вв.
Вторым по частоте одеянием мужчин и
девушек был кафтан тэрлэг, немного более
короткий, нежели дегель. Китайские авторы
описывали его как кафтан «с квадратной по-
лой». В нем вырез ворота имел прямоуголь-
ную форму, разрез начинался от горла вниз
до солнечного сплетения, оттуда под прямым
или тупым углом заворачивал направо под
мышку, оттуда опускался вниз либо сразу
до края подола, либо до талии; в последнем
случае он поворачивал до оси и уже тогда
опускался до низа подола. Парадные тэр-
лэг, как и дегель, имели отрезной сборчатый
подол. Девичьи кафтаны, как и халаты, от-
личались от мужских иногда значительно
большей длинной, и всегда – окантовкой во-
рота и манжет тканью контрастной по цвету
и, как правило, более темной по тону, нежели
основная тканьодеяния. Девичьи тэрлэг по-
казаны на юаньских фресках из Дуньхуана
на изображениях знатных девиц-донаторш.
В нашей экспозиции представлен именно
такой парадный девичий тэрлэг из Suleiman
Collection. Он сшит из золотистого шелка с
мелким растительным узором, запах – слева
направо, правая пола прямо от левого бока
уходит вниз; подол – отрезной сборчатый;
полы соединяются тремя парами лент-
завязок. Правая – нижняя – пола выкроена
с «приставным» прямоугольником на груди,
т.е. вертикальная сторона прямоугольника в
районе талии поворачивает направо до оси
корпуса и оттуда спускается вертикально
вниз, к краю подола. Правая пола с помо-
щью пришитой ленты связывалась с при-
шитой на слева изнанке левой полы лентой,
так что левый борт нижней полы не спадал
вниз. Как и мужское, девичий тэрлэг имеет
разрезы по бокам от талии до нижнего края
подола. Девичий тэрпэг снабжен окантов-
ками вокруг ворота и вдоль бортов верти-
кальной части разреза на груди, на манже-
тах – из контрастного по отношению к тону
и цвету основной ткани шелка.
Третьим плечевым верхним одеянием
мужчин и девушек был кафтан с подпря-
моугольным воротом, прямым осевым раз-
резом от горла до подола. Он имел короткие
широкие рукава «крылышки». В длину он
доходил до колен. Кроился в талию вы-
резным кроем с расширяющимся подолом.
Бока подола вместо разрезов имели сбор-
чатые вставки. Застегивался кафтан на на-
весные пуговки металлические шарики или
тканевые узелки – с навесными петлями от
горла до талии. Места застежек отмечались
рядами тесьмяных или шнуровых петличек
на каждой поле.
Четвертым плечевым верхним одеяни-
ем мужчин (и девушек) было крайне редко
встречающееся нераспашное с широким
прямоугольным, V-образным и горизон-
тальным воротом. Парадный его вариант
имел, как и другая верхняя плечевая одежда
империи Чингизидов, отрезной сборчатый
подол. Это платье было заимствовано мон-
голами, вероятнее всего, у европейских ко-
чевников – половцев, куманов, кунов. Оно
имеет прямые аналогии с европейскими, в
частности, с русскими одеяниями.
Зимой носили все описанные варианты
плечевой, утепленные войлоком, мехом, ме-
хом отороченные, с пришитыми меховыми
воротниками. Особо теплым и престижным
было одеяние, выкроенное как дегель, но по-
крытое мехом наружу, с подкладкой мехом
внутрь. Оно называлось доха, дога. Ценность
дохи была очень велика, особенно крытой
соболем. Известна соболиная доха, которую
Темуджин получил в приданое за Бортэ от ее
отца Дай Сэчэна; дарением ее хану кереитов
Тоорилу обеспечило будущему Чингис-хану
многолетнюю поддержку со сторону могу-
щественного Тоорила – Ван-хана.
Под верхней одеждой носили коротень-
кие, до пояса, распашные рубашки с длин-
ными узкими рукавами. Штаны шились с
длинными, неширокими, чуть сужающими-
ся книзу штанинами, иногда со штрипками.
На талии могли делать шлевки, куда проде-
вался тканый пояс. Ткани для штанов упо-
треблялись более скромные, но встречаются
экземпляры и из роскошного узорного шел-
ка. Зимой носили две пары штанов из шкур:
нижние – мехом внутрь, верхние – мехом
наружу.
Специфической частью монгольского
мужского костюма являлся поясничный уте-
плитель. Это одеяние известно у всех кочев-
ников Центральной Азии в Средние века. У
уйгуров, киданей, тангутов и ранних монго-
лов он представлял собой длинный прямоу-
гольник или овал, обернутый сзади вокруг
талии, не сходящийся спереди и держащий-
Глава 5. Духовная культура 589
ся на корпусе при помощи пояса. Иногда от
его концов спереди вниз отходили прикры-
вавшие бедра лопасти, а крестец согревала
сзади более широкая и короткая лопасть.
Концы лопастей часто были вырезными – в
форме листа или трилистника. Татарский
утеплитель представлял широкий длинный
прямоугольник ткани, оборачивавшийся
вокруг торса полностью, и тогда он засте-
гивался спереди, либо в полтора оборота.
На корпусе он держался не только с помо-
щью пояса, но также с помошью боковых
завязок и иногда тонких плечевых лямок.
Имперский монгольский костюм включал
в себя все разновидности поясничных уте-
плителей, включая татарский. Утеплитель
был важной знаковой частью мужского ко-
стюма и потому поверх войлочной ли сукон-
ной основы и меховой подкладки крылся и
окаймлялся дорогими тканями, мехами, по-
крывался сложными вышивками.
Специальной девичьей верхней плече-
вой одеждой монголок была короткая рас-
пашная кофта с длинными или короткими
рукавами, а то и вовсе без рукавов. Кофта
эта шилась как с вертикальным осевым раз-
резом, так и с косым – левым или правым
запахом. Она явно заимствованы в монголь-
ский костюм из джурджэньского. И в эпоху
Юань джурджэньские жены монгольской
элиты изображены именно в этих кофтах.
Парадные экземляры шились из золотной
шелковой парчи и украшались тканьем и
вышивкой тем же декором, что и парадные
мужские дегель.
Важнейшим статусным аксессуаром
мужчины был его пояс. Вообще, как мы
знаем из изобразительных и письменных
источников, носился он далеко не всегда.
Не носили пояс монголы в приватной обста-
новке и, прежде всего, во время ритуалов,
когда устанавливалась мистическая связь
с божествами. Тогда пояс демонстратив-
но снимался и вешался через плечо или на
шею. Также пояс, который всегда был пор-
тупеей, на которую также подвешивались
сумки с необходимыми предметами, могли
не надевать, когда не было нужды в оружии
под рукой, а сумки подвешивались к опояске
штанов сбоку, и были доступны благодаря
боковым разрезам верхней длиннополой
одежды. Основным видом статусного пояса
был ремень (на западе Империи он мог за-
меняться толстой шелковой лентой узорной
лентой, сотканной на дощечках, и превос-
ходящей по прочности кожаный ремень) с
металлическим, костяным или каменным
набором. Самым распространенным был
набор для пояса-клинковой портупеи. Он
включал рамчатую, с иглой, пряжку, конце-
вую накладку, три несущих бляхи-пронизи
с петлей внизу – две для крепления ножен,
одна для крепления ножа и подвесной сум-
ки, одной-двух обоймиц для продевания
конца ремня, множества серповидных бля-
шек, покрывающих ремень вокруг талии,
а чаще – свисающий конец ремня, а также
разнообразной формы – круглых, квадрат-
ных, сердцевидных, в виде разного рода
розеток и т.д. – рядовых бляшек. Как выяс-
нилось из материалов советских раскопок в
Приморье, этот тип набора сформировался
в джурджэньском ремесле и целиком был
заимствован монголами. В главном юрте
Империи, включавшем Монголию с приле-
гающими областями и Китай, самым парад-
ным был пояс с центральной бляхой в форме
сложновырезного овала, фланкированного
двумя серпообразными бляшками. Застежка
здесь была «замком» или петлей и крючком:
детали соединения имелись в центральной
пластине и одной из фланкирующих пла-
стин. Парадный пояс, изображавшийся на
талиях юаньских вельмож на мраморных
скульптурах, на гробничной стенописи и
других изобразительных памятниках Юань,
не были портупеями: к из несущим бляхам
–пронизям подвешивались предметы сугубо
мирные – ножики для еды и два, на обоих
боках, кошеля – малый для огнива и монет,
большой («портфолио») – для документов
и бумажных денег. После середины XIV в.
на западе Золотой Орды под влиянием ма-
лоазийской торевтики появляются пояса с
набором нового типа, где несущие пронизи
с петлями заменены кольцами. Необходи-
мым аксессуаром монгола были подвесные
сумки и кошельки, известные по тюркским
названиям калта, каптаргак. Часто носи-
ли два кошеля, подвесив из с обоих боков. В
маленьких тканевых кошельках-мешочках и
коробочках на ленте, по которой вверх-вниз
ходила крышка, хранили деньги и женские
щипчики, иглы, наперстки, косметику. В
590 Раздел III. Татарский мир в XV–XVIII вв.
кожаных, покрытых узорным тиснением и
металлическими накладками, либо доро-
гой тканью конвертах хранили приборы для
разжигания огня, маленькие ножики, деньги
и даже еду. Монгольские кошели-конверты
были столь популярны, что их копии изго-
товлялись на Руси. Особенно много их най-
дено в Новгороде.
Головные уборы монгольских мужчин
были весьма разнообразны. Условно их
можно разделить на шляпы с полями или ме-
ховой оторочкой – орбелгэ и башлыкообраз-
ные шапки – малгай. Орбелгэ изготовлялись
из фетра, кожи, бумаги. Нередко они обтя-
гивались более или менее богатыми тканя-
ми, околыши и отвороты полей опушались
более или менее ценным мехом. Основным
типом орбелгэ была низкая округлая шляпа
с узким козырьком и широким назатыль-
ником. Место крепления изнутри широких
лент завязок снаружи отмечалось короткими
отрезками этих лент, опускавшихся на стык
козырька и назатыльника. Эту шляпу носили
мужчины и девушки. Парадные ее варианты
украшались навершиями из металла или зо-
лоченой ткани и дерева, цветными камнями
и жемчугом. На навершиях устраивались
гнезда для перьев. Хотя принцип перьево-
го наряда головного убора монголы заим-
ствовали у татар, имперский монгольский
перьевой наряд был весьма оригинален: в
центре макушки возвышалось от одного до
четырех перьев белой цапли, а по бокам ту-
льи укреплялись пучки перьев филина. По-
следняя деталь была данью уважения мифи-
ческому филину-спасителю, о чем монголы
всегда охотно рассказывали удивлявшимся
этой детали иноземцам. Существовало еще
несколько видов шляп с куполовидной ту-
льей и полями разной ширины, цельными
или разрезанными. У кыпчаков и половцев
был заимствован остроконечный кониче-
ский колпак из белого или цветного войло-
ка. Половецкие вельможи венгерского двора
XIV в. украшали их по-монгольски перьями
цапли на макушке, а монголы с конца XIV в.
– пучком перьев филина. Самым же парад-
ным, императорским убором была фетровая
белая шляпа с низкой шлемовидной тульей
и горизонтальными полями шириной в ла-
донь. Часто такие шляпы имели большой
трапециевидный назатыльник. У Чинги-
зидов и прочей высокой знати они увенчи-
вались особенно богатыми навершиями из
золота, нефрита, с вставками драгоценных
камней и жемчуга, подвесками из жем-
чужных кистей и шариков из золота и дра-
гоценностей. Даже подбородный шнурок
унизывался жемчужинами и бусинами из
цветных камней. В жарком Китае основа та-
кой шляпы могла быть плетеной – из тонких
бамбуковых дранок, потом обтянутых шел-
ком. Вариантом данной шляпы была шляпа
с широкими горизонтальными полями и
очень низкой, чуть расширяющейся кверху
тульей с плоским дном. Подобный убор де-
лался из очень плотного фетра. Много позд-
нее – и по наше время – тибетские светские
и буддийские чиновники стали делать эту
шляпу из меди или латуни. Монгольские
войлочные колпаки шились из четырех сек-
торов: каждый сектор вырезался в форме
двух трапеций – низкой и резко суженной
вверх (для полей), высокой и сужающейся
не столь резко (для тульи), треугольника
(для навершия). В сшитом виде убор напо-
минал ранние древнеегипетские пирамиды.
Иногда верхушка делалась плоской – вме-
сто треугольничка верх сектора делался
ровным, вверху пришивалось квадратное
донышко. Монгольские колпаки также были
торжественным убором – нижних рангов в
империи Юань, и вплоть до высших – в улу-
сах Хулагу и Джучи. Парадные колпаки по-
крывались дорогими тканями – китайским
шелком и бархатом, вышивками. Не только
драгоценные навершия украшали парадные
орбелгэ и колпаки: их тульи и отвороты по-
лей также обшивали бляшками и пластин-
ками из драгоценных металлов, иногда с
вставками цветных камней (и стекла) и
жемчуга. Малгай, в отличие от орбелгэ,
статусным головным убором, скорее всего,
не являлся. Он представлял собой башлык
из мягкой ткани, тонкой однослойной ле-
том и толстой, с подкладками и проклад-
ками – зимой. Монгольский чингизидский
малгай связан с киданьскими и татарскими
башлыками, но вполне самобытен. «Мон-
гольскость» выражается прежде всего в
низкой и круглой тулье, и лентах-завязках,
пришитых не с изнанки, как в орбелгэ, а
снаружи над висками, но не за верхние кон-
цы, а немного под ними, так, что верхние
Глава 5. Духовная культура 591
концы лент свисают вниз, как на орбелгэ.
В частном собрании Suleiman Collection в
Москве хранится великолепный, в идеаль-
ном состоянии малгай классического мон-
гольского – XIII–XIV вв. – покроя. К низкой
круглой тулье пришит длинный широкий
назатыльник, заостряющийся книзу, к кото-
рому пришиты науши, прикрывающие уши
и шею по бокам. Спереди часть кроя наушей
округло вырезана над лбом, и туда вшит ко-
зырек линзовидной формы кроя. Длинные и
широкие ленты-завязки пришиты к шву на
стыке тульи и назатыльника. Венчает шап-
ку сложное навершие из ткани: четырехле-
пестковая розетка, в центре которой пришит
объемный шарик с хвостиком на верхушке.
Малгай имеет ватную подкладку, а крыт
кусками от нескольких роскошных китай-
ских шелков-лампасов. Науши могли от-
кидываться назад, а назатыльник – кверху.
В таком положении они закреплялись при
помощи навесных петель на заостренных
концах на пуговке-узелке, пришитой на за-
тылке. Монгольские головные уборы меня-
лись со временем. С последней трети XIV в.
классические шляпы-орбелге выходят из
употребления. Преобладающими становят-
ся шапки с колоколовидной тульей, часто
стеганной вертикальными дольками, с раз-
резными полями средней и малой ширины.
Они увенчивались металлическими навер-
шиями, иногда драгоценными, с вставками
драгоценных камней и жемчуга, с плюма-
жами из перьев и конского волоса. В горо-
дах золотоордынской Булгарии раскопаны
как сами навершия головных уборов, так и
их массивные бронзовые матрицы, по кото-
рым ювелиры выколачивали навершия из
драгоценных металлов. Особенно роскошно
могли украшаться головные уборы знатных
девиц. Куполообразные тульи их шапок, по-
мимо навершия, несли не себе золотые и се-
ребряные фигурные пластинки с вставками.
Может быть, деталями декора девичьих ша-
почек были роскошные, в несколько слоев,
нашивные золотые, из Семфиропольского
клада и собрания Фонда Марджани в Мо-
скве, пластинки, имевшие по контуру форму
лотоса или фигурной капли, состоящие сз
сплошной основы, напаянноко на штырьках
проволочной ажурной филигранной фигу-
ры, покрытой зернью, с кастами для встав-
ки драгоценных камней и жемчуга. Чуть
менее сложные в изготовлении, но отнюдь
не менее изящные фигурные пластинки-
нашивки нередко находят при раскопках зо-
лотоордынских городов Поволжья, Крыма,
Хорезма и других регионов Улуса Джучи.
И драгоценными пластинками, и вышивкой
жемчугом, и бисером украшался и другой
девичий головной убор – налобная повязка.
Популярным головным убором в Улусе
Джучи была не слишком высокая кониче-
ская, с округлым верхом папаха. Во всяком
случае, когда на иранских миниатюрах по-
казаны персонажи из Улуса Джучи или ког-
да действие происходит на его территории,
все мужчины изображены в таких папахах.
Правда, этот убор носили и в Джагатайском
Улусе – испанский посол Рюи Гонсалес де
Клавихо описывает такую папаху из смуш-
ки, украшенную рубином, на Тимуре (Та-
мерлане) во время вполне официального
приема.
Важным свидетельством отражения в ко-
стюме исламизации населения в западных
улусах империи является ношение под го-
ловным убором маленькой шапочки-такьи,
всегда белого цвета.
Нельзя не коснуться мужской и девичьей
прически монголов, столь удивлявшей ино-
земцев. Мужчины брили макушку, отпуская
волосы до бровей спереди и до низа лопаток
сзади. Брили также виски перед ушами, так
что спереди оставалась прядь шириной при-
мерно в два пальца, которую иногда внизу
раздваивали, подобно ласточкиному хвосту.
Прядь эта по-монгольски называлась хэхэл,
хохол. Длинные волосы сзади заплетались
в две косы и завязывались в кольца за уша-
ми. Знать носила по две-три пары косичек-
колец. Иногда же – в приватной обстановке
– монголы позволяли себе заплетать одну
косу, свисающую между лопаток. Любопыт-
но, что славяне нижнего Поднепровья, став-
шие в будущем украинцами, заимствовали
у переселенных сюда монгольскими ханами
черкесов их прическу – бритую голову, сле-
ва от макушки которой вперед и вбок сви-
сала длинная прядь. Украинцы называли ее
оселедец, а московиты – хохол, а самих дне-
провских славян – черкассами, т.е. черкеса-
ми. Слово же хохол превратилось у русских
в этническое прозвище украинцев. Девичья
592 Раздел III. Татарский мир в XV–XVIII вв.
прическа от мужской только тем, что воло-
сы на макушке и висках не брились, а про-
сто разделялись на пробор. Иногда большая
прядь на макушке связывалась в клубочек.
Когда же девушка надевала головной убор,
отличий от мужской прически практически
не было.
Обувью монголам и монголкам служили
кожаные сапоги. Крой их для мужчин и жен-
щин был, в основном, одинаковым, но муж-
ские имели более высокие голенища, часто
закрывавшие колени, и могли спереди иметь
очень толстую и твердую кожу, придавав-
шую сапогам, видимо, специально боевым,
роль своеобразных поножей-наголенников.
Основным был покрой с боковыми швами
на голенищах сверху донизу. Отдельно при-
шивались носок, пятка и подошва. Иногда
по низу стопы нашивалась кожа другого
цвета с цветной окантовкой, так что полу-
чалось как бы изображение калошки. По-
дошвы были как мягкими, так и из толстой
твердой кожи. Верх голенища вырезался
так, что спереди образовывался округлый
выступ, более или менее высокий. Второй
покрой отличался тем, что голенище имело
только один разрез – спереди по вертикаль-
ной оси. В щель вставлялся вертикальный,
расширяющийся книзу кусок кожи другого
цвета, часто вырезанный по краям фесто-
нами и переходящий в носок. Голенища та-
ких сапог, также с округлым выступом на
колене, под коленями стягивались узкими
лентами, ткаными или кожаными. Данный
покрой сохранился до сих пор в Тибете и
регионах тибетской культуры. К обуви от-
носятся оригинальные, чисто монгольские
окантовки верха голенища, повторяющие
его форму с выступом на колене. Их богатые
археологические образцы часто покрыты го-
беленной китайской шелковой тканью кэсы
и окаймлены рельефной вышитой каймой.
Подобная техника окаймления сохранилась
в костюме ойратов и близким им культурно
народов. В археологических комплексах их
находят как в качестве окантовки обуви (или
чулок), так и в качестве отдельных предме-
тов. Это привело некоторых исследователей
к мысли, что они являлись чем-то вроде
прикрепленных к опояске штанов гамаш,
перекрывавших стык между штанами и вер-
хом голенища, или даже почему-то чехлов
(последнее абсурдно). На изобразительных
памятниках окантовки эти показаны именно
окантовками края сапог или чулок, выступа-
ющих на голенищем, как в этнографической
монгольской обуви.
Обратимся к костюму монгольской мат-
роны. Его верхняя плечевая составляющая –
также называемая дегель – по покрою резко
отличалась от такого же мужского одеяния.
Вместо подчеркнутой талии они кроились
очень широкими и расклешенными книзу. В
длину женский дегель доходил спереди до
ступней, а сзади даже доходил до земли. Па-
радные же дегель знатных монголок имели
сзади настоящий шлейф, тем более длинный,
чем знатнее была дама; такой шлейф за ней,
по свидетельству иностранцев-очевидцев,
несли несколько придворных девиц. Глубо-
кий косой запах был направлен чаще слева
направо, но нередко был и обратным. Там,
под мышкой, полы соединялись при помо-
щи обычно трех лент. Рукава были очень
широкими у плеч, длинными и округлой ли-
нией резко сужались к запястью, хотя ино-
гда проем для кисти мог быть и довольно
широким. Манжеты и воротник с верхней
косой частью полы всегда окаймлялись тка-
нью, контрастной по цвету и тону основной
ткани халата. Парадные имперские дамские
халаты имели стандартную окантовку – из
трех полос ткани (расположенных в обрат-
ном, нежели в девичьих одеяниях, порядке):
внешняя – широкая, где на темном фоне
вытканы золотистые цветы, следующая –
узкая, с золотистыми цветами на голубом
фоне, внутренняя – узкая, с золотистыми
цветами на красном фоне. Так показано на
известных портретах юаньских императриц,
но и археологические платья не отрицают
этого обычая, хотя, конечно, жизнь разноо-
бразнее, в зависимости от статуса, террито-
рии и времени жизни хозяйки халата. Прин-
цип многорядной окантовки, а также декор
тканей, применявшихся для окантовок был
заимствован монголами у китайцев. Харак-
тер тканей и система декора парадных жен-
ских халатов были аналогичны мужским.
Парадные имперские женские дегель также
изготовлялись из купонов шелковой парчи
с полосой псевдоэпиграфики вдоль плеч и
рукавов, которые ткались разноэтничными
коллективами мастеров а Пекине, Восточ-
Глава 5. Духовная культура 593
Монгольский имперский костюм замужней дамы
XIII–XIV вв. По материалам китайских и иранских
изображений и археологических находок одеяний.
Реконструкция и рисунок М.В.Горелика
Монгольский девичий костюм конца XIII – 1 пол. XIV вв.
По материалам археологических находок в погребении
монгольской девушки в восточном Приазовьи.
Реконструкция и рисунок М.В.Горелика. 2008 г.
ном Туркестане и Тебризе (?), и в орнамента-
ции которых китайские мотивы сочетались
с ближневосточными. Suleiman Collection
представляет парадный имперский дамский
дегель именно из купонной парчи с чисто
юаньскими мотивами – фигурами лежащего
среди облаков цилиня в листовидном, выре-
занном фестонамим картуше; фон заполнен
изображениями «китайской монеты» – кру-
га с вписанным в него квадратом с вогнуты-
ми сторонами (элемент декора, крайне по-
пулярный у монголов). «Мусульманский»
псевдоэпиграфический узор вдоль плеч и
рукавов заменен местным геометрическим
узором, параллельно которому тянется ве-
реница животных – мотив по происхожде-
нию сельджукидский, но сами фигуры жи-
вотных – совершенно китайские тигры, и
они не идут друг за другом, а сопоставлены
парами; между парами омещены китайские
же лотосы. Дегель окантован по полам, по-
долу и манжетам полосой соболиного меха.
Наличие этого драгоценного меха в костюме
не менее золотной парчи отражало высокий
статус его носителя, а его обилие в казне
свидетельствовало о богатстве монгольско-
го государства [Рашид-ад-Дин, 1971, с.237].
Для парадных халатов монгольских дам-
ских халатов использовались также китай-
ские, красные с золотом шелка, а драгоцен-
ные кэсы использовались для окаймления
и нашивок на предплечьях рукавов. Четы-
рехлепестковые розетки («облачный узор» в
китайской терминологии), круги и трапеции
на плечах, квадраты в центре груди и спины
ткались и вышивались на женских халатах,
как и на мужских. В плохую погоду поверх
парадного дегель монгольские матроны на-
девали платье того же покроя, но сшитое из
кожи, а также, вероятно, из меха, во всяком
594 Раздел III. Татарский мир в XV–XVIII вв.
случае, подбитое мехом. Кожаные дегель
украшались аппликациями и вышивками.
Женский силуэт кардинально отличался от
мужского и девичьего тем, что дамский де-
гель практически никогда не подпоясывал-
ся, за редкими исключениями, связанными с
экстремальной погодной ситуацией. Только
золотоордынские черкешенки подпоясыва-
ли свои наряды, восходящие к монгольским
девичьим одеяниям, поясами с металличе-
ским набором на шелковой ленте.
Главным же символом монгольской мат-
роны являлся ее головной убор – бохтог,
боктаг (кит. гугу, гугугуань, европейск. бок-
ка). Репрезентативная роль бохтог была
очень высокой. Именно по нему издалека
определялась монгольская дама, ее этниче-
ская, семейная, племенная принадлежность,
социальный статус ее и ее мужа. Бохтог
дарили женщине родственники и родствен-
ницы жениха-мужа сразу после свадьбы.
И бохтог делал женщину монголкой. Так,
когда найманский царевич Кучлук женился
на дочери Кара-китайского гурхана, кидань-
ская принцесса отказалась надеть бохтог
[Рашид-ад-Дин, 1952, А 70б, с.197]: ей, на-
следнице высшей знати старой знаменитой
династии Ляо, некогда владевшей севером
Китая и Монголией, было зазорно выгля-
деть, как какой-то представительнице одно-
го из монгольских племен, пусть и крупных,
то есть становиться монголкой в глазах
окружающих. До сих пор, особенно в Рос-
сии, несмотря на то, что рассматриваемый
головной убор теперь достаточно подробно
известен по письменным и изобразитель-
ным источникам, по уже многочисленным
находкам самого предмета, да еще нередко
в хорошей сохранности, среди археологов
идут споры об этнической принадлежности
женщин, похороненных с бохтог. Споры
связаны с тем, что в результате различий в
обряде убор клали в могилу в разной ком-
плектации, и особенно с тем, что археоло-
ги, как правило, мало сведущи в устройстве
данного головного убора, путают его остат-
ки с головными уборами других типов, и
даже с другими предметами. При всем раз-
нообразии деталей «классический» бохтог
состоит из двух конструктивных деталей
– маленькой округлой шапочки с назатыль-
ником и круглым отверстием на макушке,
и поставленной на это отверстие круглой
в сечении трубы, увенчанной раструбом с
плоским дном сверху. Вариантов верхней
части бохтог – трубы с раструбом достаточ-
но много и по форме, и по величине. Судя
по описаниям очевидцев и многочисленным
изобразительным источникам, бохтог вен-
чался прутиком, который обвивался тканью,
бусами; сверху крепился пучок перьев – от
перьев филина до перьев павлина или даже
зимородка; с одной или обеим сторон донца
свисали недлинные края обтягивавшей верх
убора ткани, а слева – еще и низка жемчу-
га. Археологи обнаружили конструкции
увенчаний бохтог: основа состояла из дере-
вянной или костяной планки-распорки, или
двух, крестообразно скрепленных планок-
распорок; в середине планки или в центре
крестовины вставлялась втулка из дерева
или кости, обычно вырезавшаяся в форме
цветка, в которую и вставлялся прут из де-
рева, кости, или, как сообщают источники,
из металла, в том числе драгоценного. К
нижней шапочке, пришитой к берестяному
каркасу верхней части, за виски и назатыль-
ник пришиты широкие черные ленты для
удержания бохтог на голове. Судя по изо-
бражениям и археологическим находкам,
ленты обшивались золотыми ромбически-
ми бляхами с вставками жемчуга, или такой
же формы кусочками ткани с сеткой из при-
шитых жемчужин. Поверх нижней шапочки
основы надевался башлычок с наушами и
назатыльником из максимально дорогой тка-
ни. Сзади он имел сплошной вертикальный
разрез и завязки или пуговки с петельками.
К наушам пришивались широкие ленты для
завязывания на подбородке, либо на затыл-
ке. Довольно длинная – ок. 1 м, фата крепи-
лась к нижнему краю колонны, либо к рас-
трубу. Парадные имперские бохтог имели
стандартный набор ювелирных украшений.
Их полный набор, кроме ромбов на лентах,
включал большую брошь на стыке трубы и
раструба, цилиндрическую амулетницу под
ней (иногда два цилиндрика), малую брошь
либо ряд треугольничков на стыке колонны
и шапочки, и, наконец, височные подвески
каплевидной формы, с которых свисали
жемчужные рясна. Труба могла расшивать-
ся вертикальной узорной полосой цветным
бисером и жемчугом. Роскошные варианты
Глава 5. Духовная культура 595
этих элементов делались из золота лучшей
работы и щедро покрывались вставками из
жемчуга, но иногда также и цветных кам-
ней. Под брошью цилиндрическая амулет-
ница. Как показал У.Эрдэнэбат [Эрдэнэбат,
2006, с.118, Зураг 82], башлыки, надетые не-
посредственно на голову, без шапочки осно-
вы с верхней частью, служили траурными
головными уборами дам. Может быть, они
также назывались бохтог.
Женский костюм в империи Чингизидов
обязательно дополнялся ювелирными дета-
лями и украшениями. Самыми популярны-
ми были браслеты, украшенные по концам
стилизованными тигриными головами, а по
центру – «узлом счастья» с драконьими хво-
стами. Очень распространены были амулет-
ницы/тумары – емкости для хранения обе-
регов. Это были и более или менее богато
украшенные цилиндрики, подвешиваемые
на шее или прикреплявшиеся к верху трубы
бохтог, под раструбом. Были и коробочки в
форме кошелька, прямоугольные или с фи-
гурно вырезанным в виде сложного фестона
нижним краем. Хорошо известны роскош-
ные золотые образцы тумаров из золотой
филиграни. Прототипами их были кожаные
кошельки. В раннезолотоордынском погре-
бении знатной монголки у г. Новопавловск
на Ставрополье раскопано сразу серия ко-
шельков, набитых шерстью, мелом, трава-
ми… прикрепленные к ленте, они могли
носиться через плечо, тем самым будучи
предтечей традиционного украшения жен-
щин казанских татар – хасите. Носили и
нашейные украшения, наиболее характер-
ные представляли собой мелкие или круп-
ные касты с плоской изнанкой, в которые
вставлялись самоцветы и жемчужины.
Костюм насельников бывшего Улуса
Джучи в XV в.
Материалов по костюму тюрко-мон-
гольских насельников империи Улус Джучи
времени его упадка и распада на несколь-
ко политических образований несравнен-
но меньше, чем по костюму имперского
периода. Это во многом объясняется тем,
что массы населения исламизировались, а
новая религия предписывала хоронить по-
койника только в саване. Однако, как мы
знаем из материалов и поволжских погре-
бений, и, особенно, погребений представи-
телей высшей монгольской знати Средней
Азии – амира/беклярибека Тимура Барласа
и его внука Улуг-бека в мавзолее Гур-и мир
в Самарканде, в некоторых погребениях
мусульманских авторитетов XVI–XVII вв.
в Средней Азии, в погребения покойники
помещались в одеждах. К сожалению, по-
гребенная одежда Тимура и Улуг-бека так
и не подверглась должному исследованию
и публикации, несмотря на исключитель-
ную важность этого материала. Поэтому
основным источником нам могут служить
только многочисленные, в основном, герат-
ские, тебризские, ширазские и багдадские
миниатюры, созданные в китабханэ (ателье
по созданию художественных книг) при
дворах монголов-Тимуридов и правителей
туркменских государств – Кара-Койунлу и
сменившего его Ак-Койунлу. Все реалии на
них, особенно костюм, переданы со скрупу-
лезной точностью, во всех подробностях.
Данные миниатюр дополняют и полностью
подтверждают редкие образцы поясной гар-
нитуры и текстиля с территории Золотой
Орды. Великолепным и абсолютно аутен-
тичным источником по костюму данного
периода являются сравнительно многочис-
ленные рисунки-эскизы вышивок на халатах
и кафтанах, сохранившиеся в «картинных
галереях» правителей туркмен Ак-Койунлу
– альбомах – муракка, оказавшихся добы-
чей османского султана Мехмеда II Фатиха.
Можно смело предполагать, что если муж-
ской костюм монгольских наследников Улу-
са Джагатая (монгольско-тюркское населе-
ние так и называло себя джагатаями, а свой
тюркский язык джагатайским) и монголь-
ских, туркменских и персидских наследи-
ков Улуса Хулагу унаследовал монгольскую
традицию, то уж костюм монголо-тюркского
(татарского) населения Золотой Орды, где
правили монголы-чингизиды, а все прак-
тически все этнические проименования
были названиями монгольских племен эту
традицию должен был сохранять в еще
большей мере. Тем более, что и местная, и
интернационально-исламская традиции ко-
стюма здесь действовали неизмеримо сла-
бее, нежели на Ближнем и Среднем Восто-
ке. А судя по миниатюрам, мужской костюм
светской знати здесь сохранял полностью
596 Раздел III. Татарский мир в XV–XVIII вв.
монгольский характер. Мужчины носили в
качестве основной плечевой одежды длин-
ный халат дегель с косым запахом слева на-
право и длинными узкими рукавами, либо
очень короткими и широкими рукавами-
«крылышками». Поверх дегель надевали
немного более короткий кафтан с рукавами
короткими, до середины предплечья, или
«крылышками». Большее распространение
получило нераспашное платье с круглым
или V-образным воротом и вертикальны-
ми осевым разрезом до низа груди. Разрез
застегивался навесными пуговками и пет-
личками, либо соединялся завязками. Если
платье было длинным, то от подола до колен
спереди оно имело вертикальный разрез по
оси. Любопытно, что на иранских миниа-
тюрах XV в. практически не встречаются
откидные рукава. Надо полагать, они были
популярны в Золотой Орде, во всяком слу-
чае, на ее Причерноморских территориях.
Ведь эти территории были напрямую связа-
ны с Балканами, Малой Азией и Италией,
где одеяния с откидными рукавами были,
благодаря влиянию монгольского костюма,
крайне популярны. В XV в. начинает расп-
ространяться манера заправлять длинную
верхнюю одежду в штаны, в основном, на
охоте и войне, а потом, изредка, и в обычное
время. Для этого сама система набедренной
одежды должна была измениться. Прежние,
довольно тонкие штаны становятся нижни-
ми, в сущности, подштанниками, а верхние,
в которые заправлялся халат/кафтан, надо
было шить из плотной цветной ткани и де-
лать более широкими в шагу, с низкой мот-
ней, чтобы уместить туда низ халата. Зато
подобное утепление таза резко сократило
употребление утеплителя поясницы, кото-
рый остался одеждой пастухов в холод и не-
погоду. Низ штанин заправлялся с напуском
в голенища сапог, ставшие несколько коро-
че и с гораздо большим раструбом. Сами
сапоги, по-прежнему с боковыми швами на
голенищах, стали снабжаться небольшими
каблуками.
Система декора «монголо-татарского»
мужского костюма XV в. оставалась вполне
монгольской. Мы встречаем те же «прото-
буфаны» квадратной, реже круглой формы
на груди и спине, узорную горизонталь-
ную полосу под коленями, четырехле-
пестковую розетку вокруг ворота. Круги
«луны» и «солнца» на плечах также оста-
ются, хотя трепециевидные поля под ними
– «национально-монгольский» признак –
на миниатюрах не встречаются, хотя среди
эскизов вышивок на реальных одеяниях
они в альбомах представлены. Судя по этим
эскизам, декораторы костюмов элиты были
страстно увлечены китайскими сюжетами и
стилистикой, с большей или меньшей точ-
ностью или свободой перенося в свои раз-
работки китайские мотивы раннего этапа
эпохи Мин. Драконы, фениксы, журавли,
цветы, горные, болотные и лесные пейзажи,
даже сражения «китаистых» воинов – все
представлено на рисунках. Меньшую часть
составляют эскизы, выполненные в ирано-
мусульманской традиции, сложившейся на
базе, разработанной в монгольской импер-
ской культуре с большим участием китайско-
го (включая чжурчжэньский и тангутский)
наследия. Ярким образцом такого декора
является роскошное, сплошь вышитое золо-
том четырехлепестковое оплечье кафтана с
осевым разрезом с окантовкой борта и ли-
нии соединения в халате верха с отрезным
подолом-юбком, хранящееся в Оружейной
палате Московского Кремля. Его поверх-
ность заполняют цветы и крылатые ангелы
великолепной работы. В Оружейной пала-
те оплечье хранится как образец иранского
искусства XVI в., тогда как американские
искусствоведы отнесли его к эпохе Тимури-
дов. Автор же этих строк склонен считать,
что его изготовили в последней трети – кон-
це XIV в. во владениях Тимура, а кафтан с
этим украшением был царским подарком
любимцам (временным) – хану Токтамышу
или беклярибеку Эдигею. И далее, в каче-
стве царского же подарка был преподнесен
Великому князю Московскому. Где в по-
ходной казне Московских государей (ныне
Оружейной палате), когда ткань кафтана об-
ветшала, золотные его невредимые детали
были спороты и хранятся как самостоятель-
ное изделие.
Как и в прежние периоды, важным, ста-
тусным элементом мужского костюма был
его пояс. Миниатюры фиксируют широкое
распространение кушаков из скрученного
отреза цветной узорной ткани. Но светская
элита по-прежнему щеголяет в поясах с на-
бором из ценного металла. Характерно при
этом, что пояса типа монгольского парадно-
Глава 5. Духовная культура 597
го не фиксируются ни на изображениях, ни
археологически, оставаясь достоянием зна-
ти империи Мин. Старые и новые династы
бывших Улусов Джучи, Джагатая и Хулагу,
и их знатные подданные носят только пор-
тупейные пояса – клинковые и саадачные.
Судя по миниатюрам, набор теперь состоит
из рамчатой пряжки с иглой, концевой пла-
стинки, двух-трех среднего размера круглых
пронизей с петлями внизу, узких обоймиц и
одной или нескольких очень крупных кру-
глых блях, которые и были главным украше-
нием пояса, при том, что застегивался пояс
на боку. Совершенно такие пояса были най-
дены у дер. Литва под Минском, и в крепо-
сти Мангуп в горном Крыму. Пояс из Бело-
руссии датируется первой половиной XV в.,
мангупский набор – рубежом XIV–XV вв.
Что касается женского костюма этого пе-
риода, то материалов по татарам Улуса Джу-
чи практически нет. Есть прекрасные образ-
цы одежды из Белореченских курганов, но,
если для XIV в. они дают местный вариант
Золотоордынской культуры, то в XV в. мест-
ные адыги, политически вышедшие из-под
власти разваливающейся Золотой Орды,
вырабатывают собственную культуру, пусть
и восходящую своими корнями (далеко не
всеми) к имперской культуре предыдущего
периода, но принявшую в целом вполне са-
мобытный облик. Тем не менее, стоит обра-
титься, хотя бы для сравнения, к материалам
Западного Предкавказья. Та же ситуация с
женским костюмом в иранской миниатюре
XV в. Если мужской костюм светской элиты
на них безусловно продолжает монгольскую
традицию, то этого нельзя сказать о костю-
ме замужних женщин. Хотя знатные девицы
на гератских и багдадских миниатюрах и
эскизах самого конца XIV – первой полови-
ны XV в. представлены в монгольских при-
ческах и нарядах. Костюм же матрон явно
отражает местный, иранский комплекс,
каким он был выработан в местной среде,
испытавшей тюрко-монгольское влияние.
Теоретически, сравнивая эти два косвенных
источника, мы можем (если получится) вы-
делить нечто типологически общее, каковое
и будет наследием общей для обоих регио-
нов чингизидской имперской культуры. И
это общее выделяется. Прежде всего, это
верхний кафтан, распашной, с вертикаль-
ным осевым разрезом, полы соединяются
навесными пуговками с петельками и пет-
личками. Кафтан шился разной длины – от
середины бедра и до середины голени. Кро-
ился он обычно в талию, рукава могли быть
короткими – до середины предплечья, или
длинными и узкими. Кафтан из Белоречья
– отрезной, со сборчатым подолом и высо-
ким воротником. Судя по иранским миниа-
тюрам, парадные кафтаны шились из бога-
тых цветных узорных тканей, украшались
вышивкой, подобно мужским парадным
верхним одеяниям. Только в вышивках на
женских кафтанах отсутствуют квадратные
и круглые поля на груди и спине – «прото-
буфаны», бывшие у монголов показателями
статуса. Это и понятно: мусульманская жен-
щина более не сидела на курултаях, празд-
ничных пиршествах, подтверждая своим
одеянием статус мужа, как это имело место
с монгольскими дамами. Судя по всему, этот
кафтан – прямое развитие традиции деви-
чьего монгольского костюма, который был
практически аналогичен мужскому. Из муж-
ского костюма в женскую распашную приш-
ли откидные рукава, длинные разрезы коих
соединялись, как и полы, навесными пуго-
вицами с петельками и петличками. Также
из мужского костюма в женский проникли
пояса с металлическим набором. Судя по
находкам в поздних белореченских и ран-
них кабардинских курганах, женские пояса,
да и часть мужских делались из толстой
шелковой, тканой на дощечках, ленты. Жен-
ские пояса могли не иметь пряжки и про-
сто завязывались узлом. Наряду с поясами
с набором применялись и тканые кушаки.
В холодное время кафтан мог дополняться
или заменяться длинным, до ступней, рас-
пашным теплым халатом с длинными, ниже
ладоней, узкими рукавами. Такие халаты
имели меховую отделку – подбой, воротник,
опушку пол. Несомненно, для утепления
применялась простежка. Как видим, по-
крой верхнего длиннополого одеяния ни-
чего общего не имеет с монгольским. Зато
его декор был в целом наследием монголь-
ской имперской традиции Под кафтаном в
XV в. стали носить длинное, до ступней,
платье с узкими рукавами до запястий, или
ниже ладоней. Платье имело круглый или
V-образный ворот и могло быть как глухим,
так и распашными, с вертикальным осевым
разрезом. Что касается головного убора, то
598 Раздел III. Татарский мир в XV–XVIII вв.
на иранских миниатюрах это всегда ближ-
не- и средневосточная шаль, повязанная по
разному, но не скрывающая лица. Обычно
верхние концы обматывают голову вокруг
лба и образуют торчащие в стороны или
назад концы, либо торчащий складчатый
гребень. Остальная ткань фатой опускается
ниже талии. Адыгские погребения содер-
жан остатки высоких конических головных
уборов с аппликациями, а также навершия-
ми из драгоценных или цветных металлов
в виде конуса со шпилем, увенчанным по-
лумесяцем рогами вверх, иногда мелкими
подвесками на цепочках. К сожалению, нам
неизвестны адыгские домонгольские жен-
ские головные уборы, но на половецкие они
не похожи, а если и являются дериватами
бохтог, то уж очень отдаленными. С опре-
деленной долей вероятности с чингизид-
ской традицией можно связывать навершие
с полумесяцем – полумесяц рогами вверх
достоверно входил в состав монгольской
имперской геральдики.
Таким образом, мы можем полагать, что
в XV в. у татаро-монгольских народов мог
сформироваться женский костюм в соста-
ве длинного платья, кафтана разной длин-
ны с короткими или длинными рукавами,
который мог подпоясываться кушаком или
наборным поясом, и верхнего утепленного
халата с длинным подолом и руками. Го-
ловной убор состоял, судя разрозненным
данным XV в. и по более поздним источни-
кам, из шали и высокого конического убора
с металлическим декором. Можно думать,
что в обычное время шаль была достоянием
женщин, а коническая шапочка –девушек, а
начиная с торжественного свадебного обря-
да оба убора «на выходе» носились вместе.
Женский костюм, согласно уровню благо-
состояния и статусу, дополнялся набором
украшений – серег, колец, браслетов, ожере-
лий, накосников и т.п.
Костюм татарских народов XVI–
XVII вв.
XVI–XVII вв. несравненно богаче ис-
точниками по татарскому костюму, нежели
предыдущее столетие. Правда, в подавляю-
щем большинстве это источники изобра-
зительные, и только единичные элементы
дошли от реальных предметов костюма. Но
важно отметить, что изображения татар в
XVI–XVII вв. делают европейские худож-
ники в реалистической ренессансной ма-
нере, подчас с поразительной этнографиче-
ской точностью. Как правило, это графика
отчетов о путешествиях, рисунки на картах,
обозначающие тех или иные народы, на
данных территориях обитающие. Но есть и
живописные изображения, и даже портре-
ты. Разумеется, эти изобразительные источ-
ники требуют чисто искусствоведческого
анализа: ведь некоторые из изображений
достаточно условны, их авторы никогда не
видели самих татар и рисовали их по рас-
сказам, либо руководствовались традицией
или собственными представлениями, не-
редко вполне фантастическими. Кроме того,
необходимо проследить всю цепочку вос-
произведений изображения татарина или
татарки: ведь первоначальное, сделанное с
натуры изображение обычно воспроизводи-
лось много лет другими художниками, обра-
стая постепенно изменениями, неточностя-
ми, придумками все новых исполнителей.
Даже для второй половины XVIII в. можно
привести такой пример, как с превосходной
акватинты 1768 г. рокального француза Ле-
пренса через четыре года была сделана до-
вольно скованная гравюра на дереве Геор-
ги, а с нее – уже и более неуклюжие копии.
Хотя костюм, типаж, и поза везде одни и
теже, но пропадают подробности, пририсо-
вывается фантастическая «ориентальная»
сабля… Или несколько вариантов семей-
ного портрета, который некоторые казан-
ские исследователи, ничтоже сумняшеся,
окрестили портретом ханши Сююмбике с
царевичем Утямышем и присными, и возво-
дят оригинал к XVI–XVII вв. Но на деле это
исключено, т.к. совершенно европейский по
сюжету и композиции групповой портрет,
пусть и несколько архаичный и тяготеющий
к парсунной живописи, не мог появиться в
Казани ни в XVII, ни, тем более, в XVI в. А
парсунная архаика характерна для русской
портретной – непетербургской – живописи
первой половины XVIII в. Так что перед
нами провинциальный русский портрет
богатого татарского семейства, либо даже
попытка исторического портрета той же
Сююмбике, только, разумеется, в этногра-
фических реалиях XVIII в. Другое дело, что
Глава 5. Духовная культура 599
какие-то из этих реалий могут восходить к
более раннему времени, но исследованием
этого никто не озаботился. Фантомы, подоб-
ные описанному выше, в последние голы
возникают в некоторых головах. Обычно
они связаны с вещами, важными и знако-
выми, определяющими уровень развития
искусства Казанского ханства. Трагедия
народа и науки в том, что художественная
культура Казанского, Астраханского и Си-
бирского ханств подверглась удивительно
тщательному изничтожению. Похоже, все
драгоценные украшения, оружие, посуда,
утварь, одеяния – вся бесценная добыча, по-
лученная при взятии Казани и Астрахани,
была разворована, растащена, переделана,
перелита в долгий период смуты всеми фи-
гурантами процесса, особенно же, надо по-
лагать, казаками. Рядовые же вещи просто
пришли в негодность и были выброшены. А
поскольку во время штурма Казани мирное
население, оказывавшее бешеное сопротив-
ление, было в массе своей истреблено, то
в числе его были истреблены и лучшие, и
рядовые мастера-художники, в состав этого
населения входившие. Лишь провинциаль-
ные ремесленники продолжали традицию,
но заказчик у них сменился: долгое время
это были новые, русские помещики, а остат-
ки своих старых заказчиков перешли на по-
ложение «сирот казанских», не имевших
достаточных средств. Многочисленный же
слой «служилых» татар также не мог срав-
няться по возможностям с ханским двором
и огланами, чиновничеством, богатейшим
многочисленным купечеством, духовен-
ством Казанского (и Астраханского) хан-
ства. Крошечное же Касимовское ханство
было заказчиком слишком слабым, да и зап-
росы его двора, судя по парадной архитек-
туре, во многом удовлетворялись русскими
мастерами.
Именно такова безотрадная картина с
художествами татарских ханств Поволжья.
На этом фоне особенно сильно хочется под-
тверждений высоких достижений мастеров
ханской Казани. И вот возникает «версия»
о казанском, XVI–XVII вв., происхождении
сканых поясных застежек из Оружейной па-
латы Московского Кремля. Но на деле это
обычные для запада Османской империи,
особенно Балкан, «пафти» ХIХ в. Самый же
серьезный фантом – это Казанская шапка
Ивана IV, его корона, созданная по случаю
обретения им Казанского стола, давшего
ему право называться царем, придавшего
легитимизацию этого титула для Великого
князя Московского. Стойкая и распростра-
ненная в научной и околонаучной обще-
ственности Казани «версия» определяет
Казанскую шапку как: 1 – изделие казан-
ских ювелиров, и 2 – просто как корону пос-
леднего казанского хана Ядигара. Однако
эта «версия» – совершеннейший миф, осно-
ванный на незнании и полном непонимании
особенностей этого произведения ювелир-
ного искусства. Никто из сторонников «вер-
сии» почему-то не обратил внимания на то,
что шапка является, если убрать меховой
околыш XVII в., колоколовидной тиарой с
двумя ярусами сложновырезных зубчатых
венцов. Такой короны нет и никогда не было
у владык ни мусульманского Востока, ни
христианского Запада. Зато такая тиара – с
двумя, а позднее с тремя венцами – венча-
ла голову папы Римского. И только одного
владыки ислама – османского султана Су-
леймана Кануни/Великолепного. На султане
она показана на гравированном в Венеции в
1532 г. его профильном погрудном портрете
и на зеркальной перегравировке этого пор-
трета, выполненной в 1535 г. художником
Агостино Венециано. На гравюре мы видим
этот убор, представляющий популярный в
Италии шлем типа барбют в его парадной
разновидности barbuta alla veneziana, на
который и надета тиара в форме сахарной
головы, с четырьмя зубчатыми венцами,
украшенными самым роскошным образом
в стиле итальянского возрождения. Скру-
пулезно изображенный на гравюре убор из
золота с отделкой драгоценными камнями
и жемчугом был придуман и заказан султа-
ном и изготовлен к 1532 г. в Венеции мас-
тером Луиджи Каорлини. За работу ему из
османской казны была уплачена гигантская
сумма – более чем в 100 000 дукатов. Про-
извел оплату и привез шлем-корону в Стам-
бул великий везир Ибрагим-паша. Надевал
корону султан только раз, когда принимал
посольство Габсбургов – императоров Свя-
щенной Римской империи. Собственно, для
этого корона и заказывалась. Дело в том, что
османский султан был владыкой Рума, как
600 Раздел III. Татарский мир в XV–XVIII вв.
называли на Востоке Малую Азию и часть
Балканского полуострова, на которых рас-
полагалась Восточная Римская империя/
Византия. Но султан хотел и считал себя в
полном праве владеть всей Римской импе-
рией, включая ее Западную часть, священ-
ным центром которой был папский Рим, а
светским – императорская Вена. Символика
сооружения была ясна и прозрачна именно
католикам (православные, кроме русских, и
так были под властью султана): султан был
одновременно и султаном (ханом, падиша-
хом) – светским правителем, и халифом
– духовным предстоятелем мусульман, на-
местником пророка. Первое символизиро-
вал шлем, второе – папская тиара, причем
не с тремя, как у папы, венцами, а с четырь-
мя, указывающими на власть над четырьмя
сторонами света. Как известно, Великий
князь Московский Иван IV с молодых лет
был страстным почитателем Сулеймана. Он
и реформы свои проводил, приводя разные
– финансовые, юридические, военные –
институты Московии в соответствие с кано-
нами Сулеймана Кануни. Несомненно, что
Иван заказал итальянцам, сновавшим меж
Московией и Италией, портрет своего куми-
ра, и те легко добыли и доставили ему заказ.
Понятно, что в момент высшего своего тор-
жества, завладев престолом Чингизидов Ка-
зани, царь приказал изготовить символ сво-
ей славы на манер султанской короны. Но
скромнее – лишь с двумя венцами. Масте-
рами могли оказаться и казанские ювелиры,
но совсем необязательно. Ведь Московская
художественная (и не только художествен-
ная) культура в XVI в. была достаточно
ориентализирована, а точнее – татаризова-
на. Отнесение же Казанской шапки к Казан-
скому ханству невозможно и потому, что в
Казани навряд ли знали о католическом, ев-
ропейском и для европейцев придуманном
уборе, и потому, что никогда хан Казанского
ханства не посмел бы иметь корону, равняю-
щую его с Османским султаном – его, хана,
имамом, халифом, т.е. духовным владыкой
и хоть не прямым, но сюзереном.
Рассмотрев фантомы, обратимся к реаль-
ным свидетельствам. Все европейские ис-
точники доносят до нас элементы мужского
костюма, характерные для основной массы
татарских народов восточной Европы.
Самое реалистичное и самое раннее
изображение татар мы видим на картине не-
известного немецкого (?) живописца «Бит-
ва под Оршей» в Музее Народовем в Вар-
шаве. Картина изображает разгром войска
Великого княжества Московского войском
Речи Посполитой в 1514 г., и явно напи-
сана вскоре после события, по живым его
следам. Поражает точность и подробность
передачи реалий и лиц, местами явно пор-
третных. Для нас здесь важно изображение
отряда литовских татар – липков. Рядовые
воины облачены в длиннополые стеганые
халаты, поверх которых надеты толсто про-
стеганные кафтаны до колен, с широкими,
очень короткими рукавами, со стоячими вы-
сокими – до ушей – воротниками, с прямым
осевым разрезом. Эти кафтаны могли слу-
жить сравнительно серьезной защитой от
чтрелы и даже сабли. На ногах – сапоги с
загнутыми носами, на головах – очень вы-
сокие белые, цветом и формой напоминаю-
щие сахарную голову войлочные шапки,
поля которых неглубоко разрезаны, носят-
ся опущенными книзу. Под шапкой может
оказаться стальной наплешник. Прическа
еще старая, восходящая к древней татар-
ской: выбритая макушка и лоб, оставшиеся
волосы собраны в две косицы, свисающие
с висков. Командир же липков увенчан до-
вольно объемной чалмой, намотанной на
стеганную вертикальными дольками шапку.
В отличие от рядовых бойцов, его стеганый
кафтан-панцирь крыт роскошным узорным
бархатом. Надо отметить, что внешне липки
практически неотличимы от конных моско-
витов, облаченных точно в такие же шапки
(только отвернутые вверх поля их опушены
мехом), стеганые халаты и кафтаны. Только
кафтаны у всех московитов крыты узорной
тканью, опушены по подолу мехом и явля-
ются не мягкими панцирями, а поддоспеш-
никами под стальные панцири – бахтерцы.
На этой картине со всей ясностью виден
уровень влияния татарского облачения на
московитов. На живописи XVII в. липки
предстают в темных халатах, в малахаях с
назатыльниками, отороченных мехом. На
рисунках же европейских современников
липки могут предстать одетыми в длинный,
ниже колен, кафтан с осевым разрезом на
груди, и в высокую шапку с назатыльником.
Глава 5. Духовная культура 601
Вероятно, к липкам имеет отношение хра-
нящийся в Музее Чарторыйских в Кракове
боевой жупан гетмана Жолкевского XVII в.
Это шелковый, стеганный на вате длинно-
полый, с длинными рукавами халат – тэр-
лэг (русск. терлик), только выступающий
кроющий верх полы у него не прямоуголь-
ный, как положено у монголов, и каким его
унаследовали московиты, а треугольный. На
рисунке Т. Корцона 1660 г. костюм ротми-
стра липков состоит из короткого, до бедер,
кафтана, и жилета до пояса, опушенного по
вороту, подолу и проймам мехом. Широкие
шаровары заправлены в короткие сапожки,
на голове – шапка с тульей тыквообразной
формы и меховым околышем. С макуш-
ки шапки свисает кисть, сбоку за опушку
заткнуто перо. В целом данный комплекс
представляется приближенным к казачьему,
который, в свою очередь, был очень близок
ногайскому.
Что касается крымцев, то по костюму их
элиты источников до нас дошло сравнитель-
но много: это и изображения – на турецких
и персидских миниатюрах XVI в., на запад-
ноевропейских гравюрах, и очень редкие,
уникальные образцы подлинных одеяний.
Костюм крымской элиты – мужчин – мы мо-
жем разделить на степной, «татарский», и
османский. Cобственно, «османскость» мы
наблюдаем в ханском костюме, в его верх-
ней плечевой одежде, которая представля-
ет собой парадный турецкий длиннополый
кафтан с длинными откидными рукава и
большим воротником, часто меховым. Каф-
тан застегивался драгоценными подвесны-
ми пуговицам на петельках. По турецкой
моде, застежек было много, располагались
они часто, и им соответствовало множество
петличек. Носили их неподпоясанными. В
XVI–XVII вв. турецкие кафтаны шили из
узорного многоцветного бурского бархата
и толстого плотного шелка-кемха, петлицы
были из галуна или узорной тесьмы. В нача-
ле XVIII в., согласно турецкой моде, парад-
ные султанские и, соответственно, ханские
кафтаны шили из красного сукна; пуговиц и,
соответственно, петлиц стало меньше, зато
они стали крупней и густо унизывались ал-
мазами. Большой отложной воротник, полы
и разрезы на рукавах опушены дорогим ме-
хом соболя или выдры. «Степной» вариант
представлял комплекс из нижнего кафтана с
длинными узкими рукавами, и длиннополо-
го верхнего кафтана с широкими рукавами
до середины предплечья. Верхний кафтан,
с косым монгольским, слева направо, запа-
хом, или с осевым разрезом на груди, имел
невысокий воротничок, который мог быть
стоячим и отложным. Судя по письмен-
ным источникам, и зимой, и летом рядовые
кочевники – крымцы носили недлинный
кафтан из бараньих шкур, обычно мехом
наружу. Во всех случаях крымская элита,
включая ханов, на турецких и персидских
изображениях XVI–XVII вв. показана в
очень специфических шапках – с не очень
высокой куполовидной тульей из гладкой
или узорной ткани и с меховым околышем
с треугольными клиньями, поднимающи-
мися спереди и сзади. Шапка с таким око-
лышем – древнее огузское наследие, очень
популярная на сельджукидском Востоке в
XII–XIII в., встречавшаяся в монгольскую
эпоху, и, как видим, сохранившаяся в Кры-
му по XVII в. В начале XVIII в. парадный
костюм крымского хана отличался от на-
ряда султана именно головным убором: в
противоположность огромной османской
чалме на крымском хане – тоже огромная,
но меховая шапка-папаха, украшенная,
как и султанская чалма, бриллиантовыми
эгретами с павлиньими перьями. В конце
XVII в., судя по прекрасной гравюре нюрн-
бергского художника Кристофа Вайгеля,
опубликованной в 1703 г., крымский тата-
рин (и, вероятно, западный ногаец) носит
нижний длиннорукавный кафтан с косым,
справа налево, на пуговицах, запахом (ту-
рецкий фасон), заправленным в широкие
штаны со штанинами навыпуск. Эта мане-
ра – наследие «охотничьей» моды XV в. и
предтеча «джигитского» костюма Средней
Азии и Казахстана. Верхний кафтан с мехо-
вой опушкой носится как плащ, внакидку, и
держится на полосе ткани, пришитой у во-
рота слева, пристегнутой к пуговице справа
у ворота. Шапка – с объемной округлой ту-
льей и нешироким меховым околышем. На
персидском, XVI в., портрете хана подробно
нарисована нижняя шапочка из желтой узор-
ной ткани с белой тесьмой по краю. Надо
полагать, что у крымцев уже в XVI в. стала
популярна шапка с тыквообразной стеганой
602 Раздел III. Татарский мир в XV–XVIII вв.
тульей, с горизонтально прошитым или ме-
ховым околышем. Все крымцы показаны в
сапогах. Но можно уверенно полагать, что
часто носилась пара – нижние мягкие ичиги
с высокими голенищами и башмаки с жест-
кой подошвой и каблуком – кавуши. Ремен-
ные или из шелковой ленты пояса-портупеи
с богатым, частично массивным металли-
ческим набором, остались лишь у элиты.
В массах более популярен и повседневен
стал матерчатый кушак. Портупея же стала
скромной, из тонких ремешков с мелкой ме-
таллической фурнитурой.
Очень близким крымскому мог быть
костюм ногайцев. Последний, надо пола-
гать, был разнообразнее и «типичнее», так
ногайцы были не только массивом Ногай-
ской Орды, но и широко инкорпорированы
в этнополитические структуры казанцев,
астраханцев, крымцев, казахов и башкир.
И костюм их интегрировал разнообразные
традиции на базе основной «матрицы», о
которой ниже.
Рассматривая персидский портрет XVI в.
знатного крымца (см. на цв. вкл.), нельзя не
обратить внимания на его близость с боль-
шой серией портретов тюркской знати на
тебризских миниатюрах XVI в. и их поле
поздних копиях. Этот «жанр» в Иране свя-
зан с победами Сефевидских шахов над
узбеками и туркменами, которые и были
увековечены не только изображениями битв
на миниатюрах и стенописи, но и портре-
тами плененных степных владык. Недаром
на этих миниатюрах присутствует атрибут
плена – колодка-рогатка, держащая голо-
ву и левую руку пленника. При этом они
представлены в походном одеянии, иногда
даже в панцирях-куяках, и с полным набо-
ром вооружения – саблей, саадаком, ножом
на поясе, кинжалом за поясом, кольцом для
стрельбы на большом пальце правой руки и
кистенем с большим шаром в ней. Все пер-
сонажи облачены в длиннополые кафтаны:
нижний, с длинными узкими рукавами, и
верхний, обычно косозапашный, слева на-
право, с короткими широкими рукавами до
середины предплечий. Много реже встреча-
ется верхний кафтан с осевым разрезом на
пуговицах. На головах – колпак с разрезан-
ными полями широкими или узкими. Тулья
нередко стеганная вертикальными дольками.
Колпаки из белого фетра или крыты цвет-
ными и узорными тканями. Реже показаны
небольшие изящные смушковые папахи,
еще реже – сравнительно объемная чалма.
Колпаки и папахи украшены небольшими
перьями в драгоценных эгретах, привязан-
ных к тулье золотным шнуром или золотой
цепочкой. На ногах – сапоги или ичиги с
кавушами. Можно полагать, что здесь пе-
ред нами типичный костюм представителя
тюркской элиты кочевых корней, бывший
актуальным на территории от Средней
Азии до Причерноморья, и, соответствен-
но, для многоплеменной татарской знати.
Собственно казанский (и, надо полагать,
касимовский) татарский представитель во-
инского сословия (скорее оглан, чем казак,
судя по контексту изображения) показан на
известной гравюре середины XVI в., иллю-
стрирующей труд о Московии имперского
посланника Герберштейна. Изображенный
в ряду русской знати татарин в саадаке, с
ножом на поясе и булавой за поясом одет в
узкий сверху и расклешенный книзу кафтан
до середины голеней, с прямым осевым раз-
Крымский татарин (или ногаец).
Гравюра 1703 г.
Глава 5. Духовная культура 603
резом с пуговицами и петлицами почти до
самого низа, с длинными узким рукавами,
с меховым широким лежачим воротником.
Шапка с тульей – высоким округлым сверху
колпаком имеет околыш, опушенный широ-
кой полосой рысьей шкуры. Шапка имеет
широкие завязки. Штаны из ткани в гори-
зонтальную полосу с широкими штанинами
навыпуск. На талии – матерчатый кушак, на
ногах – узкие мягкие сапожки. Подобный,
но более обобщенный костюм показан на
европейских картах Татарии». Как видим,
«татарская матрица» в мужском костюме
выработалась в XVI в. и продолжала жить в
начале XVIII в.
Женский татарский костюм известен не-
сравненно хуже, т.к. восточных изображе-
ний татарок нет, а европейские крайне редки
и не подробны. Однако «татарская матрица»
для женского костюма может быть обозна-
чена для XVI – начала XVIII в. Татарский
женский комплекс состоит из длинной ниж-
ней рубахис круглым воротом и разрезом до
солнечного сплетения или пупка, туникоо-
бразное широкое, часто расклешенное кни-
зу платье с длинными рукавами, узкими или
широкими, даже расширяющимися книзу
рукавами. Верхняя одежда представлена
приталенным, более коротким или длиддым
кафтаном с короткими рукавами, обычно
с прямым осевым сплошным разрезов на
пуговицах. Это была самая нарядная часть
одежды, у состоятельных крытая парчой и
привозными цветными и узорными тканя-
ми. Головной убор практически всегда по-
казан в форме высокой объемной сахарной
головы, иногда с назатыльником. Иногда он
надет поверх шали, окутывающей голову и
плечи, иногда – непосредственно на голову.
Вероятно, первый вариант ношения предна-
значался замужним дамам, второй – девушкам. На ногах – башмаки и ичиги с кавушами. Обильный ювелирный убор состоял из нашивок, в основном монетных, на головной убор, из подбородных и шейных монист, девичьих накосников, браслетов, серег и колец. Целой коллекцией амулетниц различной формы являлась перевязь-хасите.
Описанная «татарская матрица» женского костюма сформировалась в XVI в. и актуализируется в женском костюме многих, и не только татарских, народов от Кавказа до степей Средней Азии. Наиболее ярко она
оказалась выраженной в ногайском, астраханском, казахском и северокавказском – западном и центральном – костюмах

ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Ильнур Миргалеев
К большому сожалению, полноценное
научное исследование истории татарских
государств до сих пор не проведено. Одна-
ко с изданием этого тома впервые данный
период рассмотрен так подробно и в одном
издании. В целом у читателя представление
о татарских ханствах будет на достаточно
серьезном научном уровне. Исследовате-
лям же становится понятно, на какие темы
нужно будет обратить внимание в первую
очередь.
В последнее время по татарским хан-
ствам изданы неплохие работы. Среди них
можно назвать работы В.В.Трепавлова,
И.В.Зайцева, Д.М.Исхакова, И.Л.Измайлова,
А.В.Белякова, Б.Р.Рахимзянова, А.В.Матве-
ева, Д.Н.Маслюженко и др. Однако не все
аспекты еще раскрыты. Об этом пишут и
многие авторы представленного тома. Про-
блема наличия источников и отсутствие
специалистов не позволили в этой работе
нам охватить и осветить должным образом
некоторые темы и сюжеты. Однако они по-
ставлены как научные проблемы.
Татарские ханства, особенно в XV в. не-
однократно делали попытку объединения
своих усилий за сохранение единого госу-
дарства. Это и Улуг-Мухаммед, Ахмад-хан,
Шибаниды и Гиреиды. По сути, татарскими
ханствами управляла единая династия. Идея
главного государства – Тахт эли (Тронное
владение) продолжала существовать. До
1502 г. на эту роль претендовала Большая
Орда (Астраханское ханство стало прямым
продолжением Большой Орды). Казанью
управляли потомки последнего хана единой
Золотой Орды Улуг-Мухаммеда, которые
также считали себя продолжателями золо-
тоордынского государства. Затем эту роль
пыталось выполнять Крымское ханство,
ставшее в свою очередь сателлитом Осман-
ской империи. Поэтому, особенно в XVI в.
татарские ханства также делали попытки
проследовать в лагерь османского величия,
прежде всего это Казань и Астрахань. Даже
при наличии сильных внешних факторов
в лице Османской империи и Московского
царства период раздробленности был бы
преодолен и татарские ханства (или часть
их), возможно, были бы объединены в одно
государство, возможно, под главенством Ги-
реидов. Однако в скором времени Московия
приступает к завоеванию татарских ханств,
включая и само Крымское ханство.
Вторая половина XVI в. – это период
уничтожения большой части татарских
ханств: Казани, Астрахани, Сибири. После
того как были завоеваны основные террито-
рии Сибирского ханства, вплоть до XVIII в.,
шло постепенное покорение остатков Си-
бирского ханства и ногаев, «освоение ди-
кого поля» – остатки территории Большой
Орды, ликвидация Касимовского ханства.
Наконец, в 1783 г. и Крымское ханство по-
теряло свою независимость. Все татарские
государства были завоеваны Москвой, так
же одним из осколков золотоордынского
государства, которая волею судеб стала по-
литической наследницей Золотой Орды, со-
бирательницей ее земель. Татары станови-
лись среди активных, хотя и вынужденных
помощников строительства Российского
государства, т.к. оно уже имело совершенно
другую идеологию, основанную на право-
славии и византийской «философии», наце-
ленной на создание мировой империи.
По ряду факторов татарские государ-
ства начали ослабевать, сказывались поли-
тическая раздробленность и династийные
кризисы, особенно в Казани и Сибири. По-
явление сильных внешних факторов, осо-
бенно быстрый рост Московского государ-
ства также сыграл свою роль. Безусловно,
элиты татарских государств искали пути по
усилению своих государств. Часть элит на-
чиная с XVI в. начала опираться на внешний
фактор. Сибирские правители были связаны
со среднеазиатскими правителями, Крым с
Османским государством. Казань и Астра-
хань пытались вести нейтральную линию,
однако им приходилось выбирать. Осман-
ское направление хотя и было предпочти-
806 ИСТОРИЯ ТАТАР
тельнее, и элиты этих двух ханств много
делали для сближения с Крымом и Османа-
ми, однако желаемого результата не было.
Приход к власти в Казани представителей
Гиреидов привело к долгим кровопролит-
ным сражениям с Москвой. Отсутствие ак-
тивной помощи со стороны самого Осман-
ского государства, близость и агрессивность
Москвы привели к тому, что элиты Казани
пытались умерить притязания Москвы. По-
этому на троне Казани оказались в короткое
время как Гиреиды, так и представители
Касимовского юрта, по сути, ставленники
Москвы. Однако договориться с Москвой
не удалось, т.к. последняя была нацелена
на полное уничтожение Казанского ханства.
Все это привело к страшной катастрофе,
уничтожению как государства, так и огром-
ного количества жителей ханства. Вскоре
было завоевано и Астраханское ханство,
полностью изменена роль Касимовского
ханства. Началось долгое и планомерное за-
воевание Сибирского ханства, войны с Кры-
мом. Многие татары, особенно Чингизиды
и представители татарских элит, оказались
вовлечены уже с XVI в. в московскую поли-
тическую систему. Многие татарские роды
стали основателями известных русских дво-
рянских фамилий. Татарский фактор в рус-
ской политической истории был составной
частью Московского государства вплоть до
реформ Петра I. Но это уже история после-
дующего, 5-го тома «Истории татар».
Яркий, интереснейший период в татар-
ской истории – это период существования
татарских ханств, осколков Золотой Орды.
Издание 3-го тома «Истории татар», по-
священного золотоордынскому периоду, и
издание 4-го тома «Истории татар», посвя-
щенного периоду татарских ханств, позво-
лит целиком «увидеть» средневековый та-
тарский мир, проследить его политическую
и этническую историю.
Приложения
808 ПРИЛОЖЕНИЯ
Таблица
Татарские государства XV–XVIII вв.
Татарские
государства
Время
сущест-
вования
Столица
Прави-
тель,
династия
Правящие
кланы
Деле-
ние
улуса
Аристокра-
тия –
податное
сословие
Улуг Улус
(Большая
Орда)
1440-е–
1502
Сарай (совр.
Волгоград)
Хан, Джу-
чиды:
Тука-
Тимуриды
Кийат, Кып-
чак, Алчин,
Найман +
Мангыт
Два
крыла?
Татары –
мусульмане
Сибирское
(Тюменское)
ханство
1420–
1598
Чимги-Тура,
Искер совр.
Тюмень)
Хан,
Джучиды:
Шибаниды
Джалаир,
Кунграт,
Сиджеут,
Найман
Два
крыла
Татары –
ясачные
татары
Казанское
ханство
1437/45–
1556
Казань
(совр.
Казань)
Хан,
Джучиды:
Тука-Тиму-
риды, Ши-
баниды,
Гиреиды
Ширин, Ба-
рын, Аргын,
Кыпчак
Четыре
даруги
+
«Ман-
гытское
место»
Татары –
мусульмане
= ясачные
татары
(и/или
посошная
чюваша)
Касимовское
царство
(ханство)
1450-е –
1681
Царев горо-
док, Хан-
Кермен
(совр.
Касимов)
Хан
(Царевич),
Джучиды
Ширин, Ба-
рын, Аргын,
Кыпчак
Два
крыла
Служилые
татары –
мусульмане
Астра-
ханское
ханство
1459/
1502–
1556
Хаджи-
Тархан
(совр.
Астрахань)
Хан,
Джучиды:
Тука-
Тимуриды
Хатай,
Кунграт,
Мангыт,
Алчын
Два
крыла
Татары –
мусульмане
Казахское
ханство
1469–
1718
– Хан,
Джучиды:
Урус-
ханиды
Минг, Йуз,
Кырк,
Джалаир
Три
жуза
Казаки –
сарты
Узбекское
ханство (Го-
сударство
кочевых
узбеков)
1469–
1510
Ургенч
(совр. Куня-
Ургенч);
Бухара
(совр.
Бухара)
Хан,
Джучиды:
Шибаниды
Минг (Ман-
гыт), Кун-
грат, Джала-
ир, Алчин и
др.
Два
крыла
(правое
и левое
место
от хана)
Узбеки
(Татары) –
сарты,
тазики (тад-
жики)
Ногайская
Орда
1480–
1613
Сарайчик Бий,
Идегеиды
Мангыт Два
крыла
Татары
(ногаи) –
кочевые
тюрко-
татарские
племена
Крымское
ханство
1441–
1783
Бахчисарай
(совр.
Бахчисарай)
Хан, Гиреи Ширин, Ар-
гын, Барын,
Селджеут
(Яшлав);
позднее
Ногаи
Две
части –
степная
и при-
бреж-
ная,
четыре
улуса
Татары,
караимы –
татары-
мусульмане,
греки
и т.д.
Составитель Искандер Измайлов
ПРИЛОЖЕНИЯ 809
Источники по истории средневековых татарских государств
1. Иосафат Барбаро. «Путешествие в Тану»
Текст воспроизведен по изданию: Барбаро и Контарини о России. М.: Наука, 1971.
«[…] § 4. В 1436 году я предпринял свое путешествие в Тану, где год за годом и оставался в
течение целых шестнадцати лет. Я объездил те области, как по морю, так и по суше, старатель-
но и с любопытством.
§ 5. Равнина Татарии1 представляется человеку, стоящему посредине, в таких границах: с
востока она имеет реку Ледиль2; с запада и северо-запада – Польшу; с севера – Россию; с юга,
там, где земли обращены к Великому морю3, – Аланию4, Куманию5, Газарию6; последние стра-
ны все граничат с Забакским морем7. Итак, равнина эта лежит между названными пределами.
§ 6. Для того чтобы меня лучше поняли, я поведу рассказ, двигаясь вдоль Великого моря,
частью по его побережью, частью же по более глубоко расположенным землям, вплоть до реки
Эличе8, которая находится уже за Каффой9, примерно в сорока милях от нее. Перейдя эту реку,
идут по направлению к Монкастро10. Там находится Данубий11, река знаменитейшая. О местах
еще дальше отсюда я уже не скажу ничего, так как они хорошо знакомы.
§ 7. Название Алания произошло от племен, именуемых аланами, которые на их собствен-
ном языке называются «Ас». Они – христиане и были изгнаны и разорены татарами. Страна
лежит на горах, на побережьях, на равнинах; там есть множество курганов, насыпанных рука-
ми человека; они возведены как знаки погребений. Каждый имеет на вершине большой камень
с отверстием, куда втыкают крест, сделанный из другого, цельного камня. Эти курганы бес-
численны; в одном-то из них, как мы узнали, и был спрятан большой клад.
§ 8. В те времена, когда консулом в Тане был мессер12 Пьетро Ландо, приехал из Каира
один человек по имени Гульбедин13. Он рассказал, что в бытность свою в Каире слышал от
какой-то женщины-татарки, что в одном из подобных курганов, называемом Контебе14. Аланы
спрятали большое сокровище. Эта самая женщина даже сообщила ему некоторые признаки как
холма, так и местности. Гульбедин принялся раскапывать курган; он проделал несколько ко-
лодцев, то в одном месте, то в другом. Так он продолжал копать в течение двух лет, после чего
1 Имеются в виду степные пространства, то, что в персидских и арабских источниках называются как
Дашт-и Кыпчак.
2 Т.е. Итиль, Эдиль – тюркское название р. Волги.
3 Итальянское наименование Черного моря. Великое море – средневековое наименование Средизем-
ного моря, частью которого считалось и Черное море.
4 Территория восточного побережья Азовского и Черного морей до Кавказских гор. Крымская Алания
располагалась на западе полуострова.
5 Северное побережье Азовского моря.
6 Т.е. восточная часть Крымского полуострова, название происходит от имени народа хазар. На Ала-
нию, Куманию и Газарию распространялась власть татарских ханов.
7 Т.е. Азовское море. Вероятно, название происходит от татарского слова чабак – лещ, плотва.
8 Т.е. Днепр.
9 Кафа (Каффа, совр. Феодосия), город на южном побережье Крымского полуострова. С 1260-х – до
1475 г. центр генуэзских колоний в Крыму. Платила дань татарским ханам.
10 Монкастро – итальянское название Ак-Кермана (совр. Белгород-Днестровский), города на правом
берегу Днестровского лимана. В городе в XIII–XV вв. существовала генуэзская колония. Через город
проходил торговый путь от кавказского и малоазийского побережья в Польшу, Германию и Италию. На-
звание Ак-Керман с тюрк. означает «Белая крепость».
11 Т.е. Дунай.
12 Мессер – обращение к именитому гражданину в средневековой Италии. Так именовали церковных
иерархов, рыцарей, судей, докторов медицины и юриспруденции.
13 Вторая часть имени «един» намекает на мусульманское происхождение имени (ад-Дин).
14 Возможно, речь идет о Кобяковом городище, где было одно из придонских поселений античной
эпохи с негреческим, скифо-сарматским населением, занимавшимся земледелием и рыболовством.
810 ПРИЛОЖЕНИЯ
умер. Люди пришли к заключению, что он только по неспособности не сумел отыскать тот
клад1. […]
§ 13. Магометанская вера стала обычным явлением среди татар уже около ста десяти лет
тому назад2. Правда, раньше только немногие из них были магометанами, а вообще каждый
мог свободно придерживаться той веры, которая ему нравилась. Поэтому были и такие, кото-
рые поклонялись деревянным или тряпочным истуканам и возили их на своих телегах. Прину-
ждение же принять магометанскую веру относится ко времени Едигея3, военачальника татар-
ского хана, которого звали Сидахамет-хан4. Этот Едигей был отцом Науруза; о нем-то и пойдет
дет теперь речь.
§ 14. В степях Татарии в 1438 г. правил хан по имени Улумахмет-хан5, что значит великий
Магомет император. Правил он много лет. Когда со своей ордой, т.е. со своим народом, он на-
ходился в степях, лежащих в сторону России, а военачальником у него был этот Науруз, сын
Едигея, при котором Татария обратилась в магометанскую веру, возникло между Наурузом и
его императором некоторое разногласие. Вследствие этого Науруз отделился от императора и
ушел от него с тем войском, которое захотело за ним [Наурузом] следовать. Он направился к
реке Ледиль, где стоял некий Кезимахмет6, что значит малый Магомет, происходивший из рода
рода татарских императоров. Оба они объединили как свои замыслы, так и военные силы и
решили вместе идти против того Улумахмета.
§ 15. Пройдя около Астрахани, они пришли в Таманские степи; затем, обогнув Черкесию,
они направились по пути к реке Дону и к заливу Забакского моря7; и море и река Дон были
покрыты льдом. Ввиду того, что и народу было много и животных было немалое число, им
пришлось двигаться широким фронтом, чтобы идущие впереди не уничтожили всю солому и
другую пищу, нужную для тех, которые шли сзади. Поэтому один головной отряд этого племе-
ни со стадами дошел до места, называемого Паластра8, а другой – до реки Дона в том месте,
которое называется Бозагаз; это слово значит «серое дерево». Промежуток между этими мес-
тами составляет сто двадцать миль; на такое расстояние растянулся этот движущийся народ,
хотя не все эти места были удобны для прохождения.
§ 16. За четыре месяца до прихода [татар] к Тане мы уже знали об этом; за месяц же до по-
явления упомянутого царевича [Кезимахмета] начали приближаться к Тане отдельные сторо-
жевые разъезды9; разъезд состоял из трех или четырех юношей на конях, причем каждый
[всадник] имел еще одну лошадь на поводу.
Тех из них, которые заезжали в Тану, приглашали к консулу; им оказывался ласковый при-
ем, и подносились подарки. На вопрос, куда они едут и что собираются делать, они говорили,
что это все молодежь и что ездят они просто для своего удовольствия. Ни о чем другом не уда-
валось заставить их говорить. Они задерживались не более одного-двух часов и уезжали. Еже-
дневно повторялось одно и то же, кроме только того, что с каждым разом число их становилось
несколько больше. Когда царевич приблизился к Тане на расстояние пяти-шести дней пути,
они стали появляться в числе от двадцати пяти до пятидесяти человек, в полном вооружении;
когда же он подошел еще ближе, они насчитывались уже сотнями.
1 Далее опущено описание раскопок этого кургана.
2 Исламизация населения Золотой Орды шла постепенно. Необходимо учитывать, что некоторые об-
ласти (например, Хорезм и Среднее Поволжье) еще до монгольского завоевания были населены мусуль-
манами. Первым из золотоордынских правителей ислам принял Берке (около 1257–1266). Как отмечают
исследователи, новый импульс исламизации дало правление хана Узбека (1312–1342).
3 Идигей, несмотря на то, что не являлся потомком Джучи, был фактически полновластным правите-
лем Золотой Орды в течение 1395–1419 гг. Формально в это время в стране правили Джучиды, ставлен-
ники Идигея: Тимур-Кутлуг (1395–1399), Шадибек (1399–1407), Булат (1407–1410), Тимур (1410–1412),
Чекре (1414–1416), Дервиш (1417–1419).
4 Хан Сайид-Ахмад начал свое правление лишь в 1432/33 г., т.е. значительно позже после гибели
Идигея (1419).
5 Улуг-Мухаммад – золотоордынский хан (1419–1436, с перерывами), казанский хан (1438–1445).
6 Кичи-Мухаммад – золотоордынский хан (1428–1459, с перерывами).
7 Речь идет о современном Таганрогском заливе.
8 Паластра – селение на северном побережье Азовского моря, отмечавшееся на европейских портола-
нах (например, на портолане Бенинказы 1474 г.) около Бердянского залива.
9 Речь идет об авангардном сторожевом отряде – карауле.
ПРИЛОЖЕНИЯ 811
§ 17. Наконец, царевич1 прибыл и расположился около Таны на расстоянии выстрела из
лука, в старой мечети. Консул немедленно решил отправить ему подарки и послал одну новен-
ну ему, другую – его матери, третью – Наурузу, его военачальнику. Новенной называется дар,
состоящий из девяти различных предметов, например шелковой ткани, скарлатового сукна и
других вещей, числом до девяти: таков обычай при подношениях правителям в этих областях.
Случилось, что именно я должен был отправиться с подарками; мы повезли ему хлеб, медо-
вое вино, бузу – иначе пиво – и другие вещи, числом до девяти. Войдя в мечеть, мы застали
царевича возлежащим на ковре и опирающимся на военачальника Науруза. Царевичу было
года двадцать два, а Наурузу лет двадцать пять.
Поднеся ему все привезенные подарки, я препоручил [его защите] город вместе с населени-
ем, сказав, что оно пребывает в его власти. Он ответствовал мне самой вежливой речью, но
затем, глядя на нас, принялся хохотать и бить в ладони, говоря: «Посмотри, что это за город,
где на троих людей приходится только три глаза!». Это было действительно так: Буран Тайяпь-
етра2, наш переводчик, имел всего один глаз; некий Дзуан, грек, консульский жезлоносец, –
также только один; и человек, который нес медовое вино, равным образом был одноглазый.
Получив от царевича разрешение удалиться, мы вернулись в город.
§ 18. Если бы кто-нибудь попал в эти места, ему могло бы показаться мало разумным, что
упомянутые сторожевые отряды ездят группами по четыре, по десять, по двадцать и тридцать
человек по этим равнинам, оставаясь вдали от своих людей на расстоянии добрых десяти, ше-
стнадцати, а то и двадцати дней пути; и он мог бы спросить, чем же они питаются. Я отвечу
ему, что каждый из этих [наездников], когда он отделяется от своего народа, берет с собой на-
большой мешок из шкуры козленка, наполненный мукой из проса, размятой в тесто с неболь-
шим количеством меда. У них всегда есть с собой несколько деревянных мисок. Если у них не
хватает дичины, – а ее много в этих степях, и они прекрасно умеют охотиться, употребляя пре-
имущественно луки, – то они пользуются этой мукой, приготовляя из нее, с небольшим коли-
чеством воды, род питья3; этим они и обходятся.
Когда я спросил одного из них, что же едят они в степи, он тут же задал мне встречный во-
прос: «А разве кто-нибудь умирает от того, что не ест?», – как будто бы говоря: «Иметь бы мне
лишь столько, сколько нужно, чтобы слегка поддержать жизнь, а об остальном я не забочусь».
Они ведь довольствуются травами, кореньями и всем, чем только возможно, лишь бы была у
них соль. Если они не имеют соли, то рот их покрывается нарывами и гноится; от этого заболе-
вания некоторые даже умирают; случается у них и понос4.
§ 19. Но вернемся к тому, на чем мы остановились. После отъезда царевича начал подхо-
дить народ со стадами. Сначала шли табуны лошадей по шестьдесят, сто, двести и более голов
в табуне; потом появились верблюды и волы, а позади них стада мелкого скота. Это длилось в
течение шести дней, когда в продолжение целого дня – насколько мог видеть глаз – со всех
сторон степь была полна людьми и животными: одни проходили мимо, другие прибывали. И
это были только головные отряды; отсюда легко представить себе, насколько значительна была
численность [людей и животных] в середине [войска].
1 Называя Кизиахмета царевичем, а не императором, как это было принято, Иосафат Барбаро показы-
вает свое отношение к противнику Улумахмета.
2 Неясно, что в данном случае обозначает слово «тайяпьетра», – скульптора (или просто каменотеса)
или же фамилию. Скорее всего, Буран был каменотесом.
3 Абд-ар-Раззак Самарканди (1413–1482) в своем сочинении «Место восхода двух счастливых звезд и
место слияния двух морей» сообщает, что в 1391 г. перед тем, как войско Тимура должно было выступить
в поход против Золотой Орды, был издан приказ, «чтобы, когда выступят из Ташкента, всякий съедал в
месяц 1 ман амбарного веса муки и чтобы никто не пек ни хлеба, ни лепешек, ни лапши, а довольствовал-
ся бы похлебкой» (СМИЗО. Т. II. С. 192). Иосафат Барбаро в письме к епископу падуанскому Пьеро Ба-
роччи от 23 февраля 1491 г. пишет, что татары, отправляющиеся в далекий путь по пустынным степям,
выбирают время, когда вырастает трава «балтракан», которой можно хорошо поддерживать силы людей,
настолько она питательна.
4 Ионы хлора (поступающие в организм человека, как правило, благодаря поваренной соли) необхо-
димы для выработки соляной кислоты – важного компонента желудочного сока. Их недостаток приводит
к налету на языке и потрескиванию губ. Признаком недостатка натрия (составной части поваренной соли)
в организме особенно в период голодания может быть диарея.
812 ПРИЛОЖЕНИЯ
Мы все время стояли на стенах1 (ворота мы держали запертыми) и к вечеру просто уставали
смотреть. Поперечник равнины, занятой массами этих людей и скота, равнялся 120 милям; все
это походило на некую паганею.
Это греческое слово, которое я впервые узнал, будучи в Морее2, на охоте у одного князька.
Он привел с собой сто вилланов3; каждый из них держал в руках дубину. Они были размещены
на расстоянии десяти шагов один от другого и подвигались вперед, ударяя дубинами в землю и
выкрикивая какие-то слова, чтобы заставить зверей выбежать [из лесу]. Охотники же, кто вер-
хом, а кто пеший, с птицами и собаками, расстанавливались по местам, где им заблагорассу-
дится. Когда наступал подходящий момент, они бросали [в воздух] птиц и спускали собак.
§ 20. Среди другой дичи, которую этот народ [татары] гнал перед собой, были куропатки и
еще один вид птиц, который у нас называют индейками4: у них короткий хвост, подобный ку-
риному, а когда они стоят, то голову держат прямо, как петухи; по величине они почти равны
павлинам, на которых похожи и своей окраской, но не хвостами.
Тана лежит среди многих земляных валов и рвов, тянущихся на пространстве примерно де-
сяти миль (там, где некогда была древняя Тана)5, и большое количество птиц обычно скрыва-
ется в этих заброшенных валах и рвах. Одним словом, вокруг стен Таны и внутри рвов было
столько куропаток и дроф, что все эти места казались [птичьими] дворами каких-нибудь доб-
рых фермеров. Местные мальчишки ловили этих птиц и продавали их по аспру6 за пару, что
по-нашему равно восьми багатинам7 за одну птицу.
В то время жил в Тане некий брат Термо, францисканец. При помощи сети он устроил из
двух обручей один большой обруч и укрепил в земле за городской стеной изогнутый кол. Та-
ким образом, он ловил от десяти до двадцати птиц сразу. От их продажи он набрал столько
денег, что купил на них черкесского мальчика, которому дал прозвище «Куропатка» и сделал
его монахом. Кроме того, если в городе ночью оставляли окна открытыми, а внутри был свет,
то иногда птицы влетали даже в дома.
Что же касается оленей и других диких животных, то можно представить себе, сколь много
их было, но они не подходили близко к Тане, оставаясь на равнине, где обитали татары.
§ 21. Если попытаться установить приблизительно общую численность [татар, пришедших
тогда к Тане], то окажется, что их было весьма много. Так, в одном только месте, называемом
Бозагаз, где была одна моя тоня [произошло следующее]. После того как сошел лед, я отправился
туда на лодке, а это место расположено примерно в сорока милях от Таны. Тамошние рыбаки
рассказали, что за зиму они наловили и засолили много морены и заготовили много икры; когда
же этот народ частично побывал там, то оказалось, что взята вся рыба – как соленая, так и несо-
леная (там были и такие сорта, которые у нас не употребляются в пищу), вплоть до голов, и по-
хищена вся икра, и начисто забрана вся соль (она здесь крупная, как соль с Ивисы)8 – до того, что,
что, ко всеобщему удивлению, не осталось на месте ни крупицы. Они унесли доски от бочек, ве-
1 Эти стены Таны были возведены после 1395 г., когда Тимур разрушил Азак (Тану).
2 Иосафат Барбаро узнал Морею, когда был проведитором в Албании в 1465 г. по организации сопро-
тивления туркам.
3 Вилланы – в средневековой Италии лично свободные крестьяне, несущие повинности за предостав-
ленные им феодалом земельные участки.
4 Буквально слово «galinaccia» (правильно – «gallinaccia») значит крупная или старая, плохая курица.
Иосафат Барбаро либо не знал местного названия этой степной птицы, либо не стал транскрибировать его
в итальянском тексте. Скорее всего, речь идет о дрофе.
5 С III–II вв. до н.э. по IV в. н.э. на правом берегу Дона располагался античный Танаис, наиболее уда-
ленный к северу город Боспорского царства. Итальянская колония Тана располагалась на левом берегу
Дона. Следы защитных сооружений, заброшенных и заплывших землей, относились к валам и рвам не
античного Танаиса, а Таны XIV в., которая занимала более обширную территорию и была целиком раз-
рушена войсками Тимура в 1395 г. Новые укрепления, выросшие после погрома Тимура вокруг Таны
охватывали уже меньшую территорию; город сузился, и остатки разрушенных прежних укреплений ока-
зались вне его стен.
6 Аспра – серебряная монета итальянских колоний Северного Причерноморья и Трапезунда. В Кафе
аспры чеканились с XIV в. по 1475 г.
7 Багаттин – в Венеции народное название малого денария, мелкой серебряной монеты.
8 Ивиса (Ибица) – один из Балерских островов в Средиземном море, известный в Средневековье до-
бычей соли.
ПРИЛОЖЕНИЯ 813
роятно для того, чтобы приспособить их к своим телегам. Они разломали три мельницы для раз-
мола соли, так как в них внутри имелись железные стерженьки, которые они взяли.
То же самое, что причинили мне, постигло решительно всех, даже Дзуана да Балле, кото-
рый, как и я, имел тоню. Узнав, что приближается тот самый царевич, он велел вырыть боль-
шую яму и сложить туда до тридцати тачек икры; затем приказал забросать яму землей, а свер-
ху – чтобы не было заметно – поджечь дрова. Однако они [татары] обнаружили маскировку и
не оставили ему ровно ничего.
§ 22. У этого народа в употреблении бесчисленные повозки на двух колесах, повыше наших.
Они устланы [сверху] камышовыми циновками и покрыты одни войлоком, другие сукнами, если
принадлежат именитым людям. На некоторых повозках помещаются дома, которые они строят
следующим образом: берут деревянный обруч, диаметром в полтора шага, и на нем устанавли-
вают несколько полуобручей, пересекающихся в центре; промежутки застилают камышовыми
циновками, которые покрывают либо войлоком, либо сукнами, в зависимости от достатка. Когда
они хотят остановиться на привал, они снимают эти дома с повозок и живут в них.
§ 23. Спустя два дня после того, как царевич удалился, явились ко мне несколько жителей
Таны и сказали, чтобы я шел на стену, что там какой-то татарин желает говорить со мной. Я
отправился туда, и он сообщил мне, что тут поблизости находится некто Эдельмуг, родствен-
ник царевича, и что он – если это будет мне угодно – охотно вошел бы в город и стал бы моим
кунаком, иначе – гостем. Я спросил разрешения на это у консула и, получив его, пошел к воро-
там и провел его внутрь вместе с троими его спутниками [ворота все еще держали на запоре]. Я
привел его к себе в дом и всячески оказал ему честь, особенно вином, которое ему очень по-
нравилось. Одним словом, он пробыл у меня два дня. Собираясь уходить, он сказал, что желал
бы, чтобы я отправился вместе с ним, что он стал моим братом и что везде, где он будет рядом,
я смогу путешествовать в полной безoпасности. Он сказал еще кое-что об этом купцам, из ко-
торых не было ни одного, кто бы не подивился его словам.
Я же решил пойти с ним и взял двоих татар из местных городских; они пошли пешком, а я –
верхом на лошади. Мы выехали из города в три часа дня; он был мертвецки пьян, потому что
пил до того, что кровь хлынула у него из носа. Когда я говорил ему, чтобы он так не напивался,
он делал какие-то обезьяньи жесты, приговаривая: «Дай же мне напиться, где я еще смогу это
добыть!».
Когда мы спустились на лед, чтобы перейти реку, то я старался ехать там, где лежал снег, но
он, одолеваемый вином, ехал туда, куда шла его лошадь, и попал на место без снега. Там его ло-
шадь не могла устоять на ногах, так как их лошади не имеют подков, и упала; он принялся хле-
стать ее плетью (ведь они не носят шпор), и лошадь то поднималась, то снова падала. Вся эта
штука длилась, быть может, до трети часа. Наконец мы переправились через реку, подъехали к
следующему руслу и перешли его также с огромными затруднениями, все по той же причине. Он
до того устал, что обратился к каким-то людям, которые уже остановились здесь на отдых, и тут-
то мы приютились на ночь среди всевозможных неудобств, как легко себе представить.
На следующее утро мы вновь пустились в путь, однако уже без той удали, какую проявили
накануне. Перейдя еще одно русло реки, мы следовали все время по той дороге, по которой
двигался народ, а он напоминал настоящих муравьев. Проскакав еще два дня, мы подошли к
месту, где находился царевич. Здесь [Эдельмугу] было оказано всеми много почета; ему дали
всего, что только там было: и мяса, и хлеба, и молока, и много других вещей, так что у нас ни в
чем не было недостатка.
§ 24. На другой день – так как мне хотелось посмотреть верховую езду этого народа и каких
обычаев они придерживаются в своем быту – я увидел столько поразительных вещей, что, по-
лагаю, получился бы целый большой том, если бы я захотел и сумел, шаг за шагом, описать
[все виденное].
Мы отправились к ставке царевича, которого нашли под шатром и в окружении бесчислен-
ных людей. Те, которые стремились получить аудиенцию, стояли на коленях, каждый в отда-
лении от другого; свое оружие они складывали вдалеке от царевича, на расстоянии брошенного
камня. Каждому, к кому царевич обращался со словами, спрашивая, чего он хочет, он неизмен-
но делал знак рукой, чтобы тот поднялся. Тогда [проситель] вставал с колен и продвигался
вперед, однако на расстояние не менее восьми шагов от царевича, и снова падал на колени и
просил о том, чего хотел. Так продолжалось все время, пока длился прием.
814 ПРИЛОЖЕНИЯ
§ 25. Суд происходит во всем лагере, в любом месте и без всякой подготовки. Поступают
таким образом. Когда кто-то затевает с другим ссору, причем оба обмениваются бранными
словами (однако не совсем так, как это бывает у нас, а без особенной оскорбительности), то
оба, – а если их было больше, то все, – поднимаются и идут на дорогу, куда им покажется луч-
ше, и говорят первому встречному, если он человек с каким-нибудь положением: «Господин,
рассуди нас, потому что мы поссорились». Он же, сразу остановившись, выслушивает, что ему
говорят, и затем решает, как ему покажется, без всякого записывания, и о том, что он решил,
никто уже не рассуждает. В таких случаях собирается толпа людей, и он, высказав свое реше-
ние, говорит: «Вы будете свидетелями!». Подобные суды постоянно происходят по всему лаге-
рю, если же какая-либо распря случится в походе, то они соблюдают то же самое, приглашая
быть судьей всякого встречного и заставляя его судить.
§ 26. Однажды, находясь в орде, я увидел на земле опрокинутую деревянную миску. Я по-
дошел и, подняв ее, обнаружил, что под ней было вареное просо. Я обратился к одному тата-
рину и спросил, что это такое. Он мне ответил, что это положено «hibuth peres», т.е. язычника-
ми. Я спросил: «А разве есть язычники среди этого народа?». Он же ответил: «Хо, хо! их мно-
го, но они скрываются»1.
§ 27. Начну с численности этого народа и скажу [о ней] предположительно – потому что
пересчитать его нет возможности, – приводя [цифру] ни больше, ни меньше, чем я думаю. Я
уверен и твердо этого держусь, что их было триста тысяч душ во всей орде, когда она собрана
воедино. Делаю такое замечание потому, что частью орды владел Улумахумет, как я уже ска-
зал выше2.
§ 28. Военные люди в высшей степени храбры и отважны, причем настолько, что некоторые
из них, при особо выдающихся качествах, именуются «талубагатер», что значит безумный
храбрец. Такое прозвище рождается в народе, подобно тому как у нас «мудрый» или же «кра-
сивый», отчего и говорят – Петр такой-то, по прозванию «Мудрец», или Павел такой-то, по
прозванию «Красавец». Эти богатыри имеют одно преимущество: все, что бы они ни соверша-
ли, даже если это в известной мере выходит за пределы здравого смысла, считается правиль-
ным, потому что раз это делается по причине отваги, то всем кажется, что богатыри просто
занимаются своим ремеслом. Среди них есть много таких, которые в случаях военных схваток
не ценят жизни, не страшатся опасности, но мчатся вперед и, не раздумывая, избивают врагов,
так что даже робкие при этом воодушевляются и превращаются в храбрецов. Прозвище их ка-
жется мне весьма подходящим, потому что я не представляю себе отважного человека, кото-
рый не был бы безумцем. Разве, по-вашему, это не безумство, когда один отваживается биться
против четверых? Разве не сумасшествие, когда кто-нибудь с одним ножом готов сражаться с
многими, да еще вооруженными саблями?
§ 29. По этому поводу расскажу, что однажды случилось при мне, когда я был в Тане. Стоял я
как-то на площади; пришли в город татары и сообщили, что в роще, мили за три отсюда, спрята-
лись черкесы-наездники, числом около сотни, которые задумали совершить набег под самый го-
род, как это было у них в обычае. Я сидел в лавке мастера по выделке стрел; там же был еще
один купец-татарин, пришедший туда с цитварным семенем3. Узнав о черкесах, он встал и ска-
зал: «Почему бы нам не отправиться захватить их? сколько там этих всадников?». Я ответил ему:
«Сто человек». – «Вот и хорошо», – сказал он, – «нас пятеро, а у вас сколько найдется всадни-
ков?». Я ответил: «Сорок». А он сказал: «Черкесы не мужчины, а бабы. Идем, схватим их!». Ус-
лышав все это, я пошел искать мессера Франческо и рассказал ему об этих речах, он же со сме-
хом спросил меня, хватит ли у меня духу пуститься туда. Я ответил, что хватит.
И вот мы сели на лошадей, приказали нашим людям прибыть по воде и к полудню налетели
на этих черкесов. Они стояли в тени, некоторые из них спали, но, к несчастью, случилось так,
что немного раньше, чем мы достигли их, наш трубач затрубил. Поэтому многие успели бе-
1 Существование в Татарии язычников подтверждается сообщением арабского писателя Ибн Арабша-
ха (ум. в 1450 г.), бывшего в Астрахани, Сарае, в Крыму и в Средней Азии: «Некоторые из них [местных
людей] до сих пор еще поклоняются идолам» (СМИЗО Т. I. С. 457).
2 См. § 14.
3 Цитварное семя, широко употреблявшееся в Средневековье глистогонное средство, привозилось, как
товар во все крупные города Леванта и Западной Европы из причерноморских и приазовских степей.
Цитварное семя получалась не из семян, а из соцветий цитварной полыни, содержащих сантонин.
ПРИЛОЖЕНИЯ 815
жать; тем не менее и убитыми, и пленными нам досталось около 40 человек. Но вся красота
этого дела относится к тому, что говорилось о «безумных храбрецах». Тот татарин, который
предлагал ехать хватать черкесов, не удовольствовался добычей, но в одиночку бросился в по-
гоню за беглецами, хотя мы все кричали ему: «Ты же не вернешься, никогда ты не вернешь-
ся!». Он возвратился спустя почти целый час и, присоединившись к нам, жаловался, говоря:
«Горе мне, не смог я поймать ни одного!» – и сильно сокрушался. Судите сами, каково было
его безумство, – ведь если бы хоть четверо из черкесов обернулись против него, они изрубили
бы его на мелкие куски. Более того, когда мы упрекали его, он все обращал в шутку.
§ 30. Сторожевые отряды (я говорил о них выше)1, которые подходили к Тане раньше, чем
пришло все войско, двигались впереди него по восьми разным направлениям, чтобы со всех
сторон разузнавать о возможной опасности, находясь в отдалении от него на много дней пути и
действуя соответственно его нуждам.
Лишь только правитель остановился, они сразу же раскидывают базары, оставляя широкие
дороги. Если это происходит зимой, то от множества ног животных образуется величайшая
грязь; если же летом, то величайшая пыль. Тут же, немедленно после того, как поставлены ба-
зары, они устраивают свои очаги, жарят и варят мясо и приготовляют свои кушанья из молока,
масла, сыра. У них всегда бывает дичина, особенно же олени.
В их войске есть ремесленники – ткачи, кузнецы, оружейники и другие, и вообще есть все
необходимые ремесла.
Если бы ты спросил меня: «Они, значит, бродят, как цыгане?» – я отвечу отрицательно, так
как – за исключением того, что их станы не окружены стенами, – они представляются [нам]
огромнейшими и красивейшими городами. В связи с этим [скажу следующее]: однажды, когда
я находился в Тане, где над воротами была очень красивая башня, около меня стоял один ку-
пец-татарин, рассматривавший эту башню; я спросил его: «Не кажется ли тебе эта вещь заме-
чательной?». Он же, взглянув на меня и усмехнувшись, сказал: «Ба! кто боится, тот и строит
башни!». В этом, мне думается, он был прав.
§ 31. Упомянув о купцах, но, возвращаясь к нашему предмету, а именно к татарскому вой-
ску, скажу, что при нем всегда находятся купцы; одни различными путями привозят сюда то-
вары, другие же лишь проходят через орду с намерением идти в иные страны.
§ 32. Татары прекрасные охотники с соколами, и у них много кречетов; они ловят птиц на
репейник2 (что у нас не применяется), ходят на оленей и на другого крупного зверя. Кречетов
они носят на кулаке одной руки, а в другой держат посошок; когда устанут, потому что ведь
[эти птицы] вдвое больше орлов, они подставляют посошок под руку. Временами над их вой-
ском проносится стая гусей; тогда люди из лагеря пускают стрелы толщиной в палец, изогну-
тые и без оперения. Стрелы летят прямо, затем повертываются и летят наперерез птицам, раз-
дробляя – когда настигнут их – то шею, то ноги, то крылья. Иногда кажется, что этими гусями
полон воздух; от крика людей они, оглушенные, пугаются и падают на землю.
§ 33. Расскажу, раз уж мы заговорили о птицах, об одном случае, который показался мне
примечательным. Проезжая верхом по орде, я оказался на берегу маленькой речки, где по-
встречал одного человека, знатного, судя по его виду. Он стоял и разговаривал со своими слу-
гами, затем окликнул меня, предложив сойти с лошади и приблизиться к нему, и стал спраши-
вать, по какому делу я еду. Я ответил, что еду по своей надобности, и, обернувшись, увидел
около него четыре или пять кустов ворсянки; на них сидело несколько щеглов. Он велел одно-
му из слуг поймать щегла; тот взял два конских волоса, сделал силок, накинул его на ворсянку
и, поймав одну птицу, поднес ее своему господину. Тот сказал ему: «Поди, зажарь это». Слуга
быстро ощипал [щегла], сделал деревянный вертел, зажарил [птицу] и поднес [хозяину], кото-
рый взял ее и, поглядев на меня, промолвил: «Мы не в таком месте, где я мог бы оказать тебе
честь и [проявить] обходительность, которых ты заслуживаешь, но удовольствуемся тем, что я
имею, и что даровал мне господь бог». Тут он разодрал щегла на три части: из них одну дал
мне, другую съел сам, а третью, совсем крошечную, отдал тому, кто поймал птицу.
1 См. § 16.
2 Растение своими шипами, прикрепившись к перьям, мешают птицам улететь.
816 ПРИЛОЖЕНИЯ
§ 34. Что же рассказать о великом, даже бесчисленном множестве животных в этой орде1?
Поверят ли мне? Это как угодно, но я все же решусь сказать, сколько их там.
Начну с лошадей. Среди этого народа есть торговцы лошадьми; они выводят лошадей из
орды и гонят их в различные места. В одном караване, пришедшем в Персию еще до того, как я
оттуда уехал, их было четыре тысячи голов. Не удивляйтесь этому: действительно, если бы вы
пожелали за один день купить в орде сразу тысячу или даже две тысячи лошадей, вы нашли бы
их там, потому что лошади ходят табунами, как скот. Обычно отправляются в табун и говорят
продавцу, что желательно достать сотню таких-то коней. У него есть дубинка с арканом на
верхнем конце, и он настолько привычен к своему делу, что едва лишь покупатель укажет ему
– «слови, мол, мне этого коня или слови того», – как он уже накинул петлю коню на голову,
вытащил его из среды других и поставил в стороне. Таким способом он вылавливает столько
коней, сколько требуется покупателю, и тех именно, каких тот желает. Мне случалось встре-
чать в пути купцов, гнавших лошадей в таком количестве, что они покрывали пространство
целых степей.
Но вот что удивительно: страна эта не производит очень породистых лошадей; они низко-
рослы, с большим брюхом и не едят овса. Когда их гонят в Персию, то наибольшее достоинст-
во, которое можно за ними признать, состоит в том, что они едят овес, потому что если бы они
его не ели, то не могли бы, в случае надобности, переносить усталость.
Второй вид животных, которых имеет этот народ, – прекрасные крупные быки, причем в та-
ком количестве, что их вполне хватает даже на итальянские бойни. Их гонят в Польшу, а некото-
рую часть направляют через Валахию в Трансильванию; кроме того – в Германию, а оттуда уже
ведут в Италию. В тех местах [в степях] быки носят поклажу и вьюки, когда это требуется.
Третий вид животных, которых держит этот народ, – высокие мохнатые двугорбые верблю-
ды. Их гонят в Персию и продают там по двадцать пять дукатов2 за каждого. Верблюды с вос-
тока имеют один горб и малы ростом; их продают по десять дукатов за каждого.
Четвертый вид животных, которых разводит этот народ, – огромнейшие бараны на высоких
ногах, с длинной шерстью и с такими хвостами, что некоторые весят до двенадцати фунтов
каждый. Я видел подобных баранов, которые тащили за собой колесо, а к нему был привязан
их хвост. Салом из этих хвостов [татары] заправляют свою пищу; оно служит им вместо масла
и не застывает во рту.
§ 35. Не знаю, кто, кроме очевидца, мог бы рассказать о том, о чем я сейчас сообщу. Ведь
вы могли бы спросить: «Чем же питается такое количество народа, если он находится в пути
целыми днями? Откуда берется хлеб, который они едят? Где они находят его?». Я, сам видев-
ший все это, так отвечу вам.
Около февральского новолуния устраивается клич по всей орде, чтобы каждый, желающий
сеять, приготовил себе все необходимое, потому что в мартовское новолуние будет происхо-
дить сев в таком-то месте, и что в такой-то день такого-то новолуния все отправятся в путь.
После этого те, кто намерен сеять сам или поручить сев другим, приготовляются и уговарива-
ются между собой, нагружают телеги семенами, приводят нужных им животных и вместе с
женами и детьми – или же с частью семьи – направляются к назначенному месту, обычно рас-
положенному на расстоянии двух дней пути от того места, где в момент клича о севе стояла
орда. Там они пашут, сеют и живут до тех пор, пока не выполнят всего, что хотели сделать.
Затем они возвращаются в орду.
Хан поступает со своей ордой так же, как мать, пославшая детей на прогулку и не спус-
кающая с них глаз. Поэтому он объезжает эти посевы – сегодня здесь, завтра там, не удаляясь
[от своих людей] больше чем на четыре дня пути. Так продолжается, пока хлеба не созреют.
Когда же они созреют, то он не передвигается туда со всей ордой, но уходят туда лишь те, кто
сеял, и те, кто хочет закупить пшеницу. Едут с телегами, волами и верблюдами и со всем необ-
ходимым, как при переезде в свои поместья.
Земли там плодородны и приносят урожай пшеницы сам-пятьдесят – причем она высотой
равна падуанской пшенице, – а урожай проса сам-сто. Иногда получают урожай настолько
обильный, что оставляют его в степи.
1 Ибн Арабшах, подтверждая слова Иосафата Барбаро, пишет: «Это область исключительно татарская,
переполненная разными животными и тюркскими племенами» (СМИЗО Т. I. С. 459).
2 Дукат – венецианская золотая монета.
ПРИЛОЖЕНИЯ 817
§ 36. Расскажу здесь кстати и о следующем. Был тут сын одного из сыновей Улумахумета1;
он правил несколько лет и все опасался, как бы один его двоюродный брат, находившийся по
ту сторону реки Ледиль, не лишил его той части его народа2, которая обычно уходила туда на
посевы и потому подвергалась особенной опасности. Одиннадцать лет подряд не разрешал он
сеять, и в течение этого времени все они питались только мясом, молоком и подобными веща-
ми; на базаре все же бывало немного муки и проса, но по дорогой цене. Когда я их спрашивал,
как же они обходятся, они лишь усмехались, говоря, что у них есть мясо. Тем не менее, упомя-
нутый [царевич] был все же изгнан этим своим двоюродным братом.
В конце концов Улумахамет (о котором мы говорили выше)3, – после того как в пределы
его владений пришел Кезимахумет, – видя, что не сможет ему сопротивляться, покинул орду и
бежал вместе со своими сыновьями и другими своими людьми. А Кезимахумет объявил себя
ханом всего того народа4.
§ 37. Он пришел к Дону в июне месяце и переправлялся через реку в течение почти двух
дней со своим многочисленным народом, с телегами, со скотом и со всем имуществом. Пове-
рить этому удивительно, но еще более удивительно самому видеть это! Они переправлялись
без всякого шума, с такой уверенностью, будто шли по земле. Способ переправы таков: на-
чальники посылают своих людей вперед и приказывают им сделать плоты из сухого леса, ко-
торого очень много вдоль рек. Затем им велят делать связки из камыша, которые прилаживают
под плоты и под телеги. Таким образом, они и переправляются, причем лошади плывут, таща
за собой эти плоты и телеги, а обнаженные люди помогают лошадям.
Спустя месяц [после виденной мною переправы] я отправился по реке на тони и встретил
такое количество брошенных плотов и фашин, которые плыли по течению, что мы едва смогли
пробиться. По берегам в этих местах я видел, кроме того, также огромное множество плотов и
фашин и был просто поражен. Когда мы прибыли на тони, то обнаружили, что здесь был нане-
сен вред гораздо больший, чем тот, о котором я уже писал выше5.
§ 38. Тогда же (приведу этот случай, чтобы не забывать о своих друзьях) родич хана,
Эдельмуг, вернувшийся для переправы через реку (о чем я рассказал выше), приехал в Тану.
Он привел ко мне одного из своих сыновей и, бросившись меня обнимать, сказал: «Я привез
тебе моего сына и хочу, чтобы он стал твоим». Тут же он стащил со спины этого сына кафтан и
надел его на меня. Кроме того, он подарил мне восемь рабов, русских по национальности, го-
воря: «Это часть добычи, которую я забрал в России». Он прожил у меня два дня и в свою оче-
редь получил от меня соответствующие подарки.
§ 39. Бывают иногда люди, которые, расставаясь с другими и не предполагая возвращаться
в те края, легко забывают о дружбе, думая, что больше никогда уже не увидятся. Отсюда про-
исходит то, что часто они поступают не так, как должны были бы поступать. Они, конечно,
делают неправильно; ведь есть поговорка, что гора с горой не сходится, а человек с человеком
сойтись может.
Случилось так, что при возвращении моем из Персии вместе с послом Ассамбека я хотел
проехать через Татарию и через Польшу и таким образом попасть в Венецию. Впоследствии я
не проделал этого пути. Тогда в нашей компании было много купцов из татар. Я спросил их,
что сталось с Эдельмугом, и они сказали мне, что он умер и оставил сына по имени Ахмет. При
этом они описали признаки его лица, так что и по имени, и по внешним чертам я узнал в нем
именно того человека, которого его отец когда-то отдал мне в сыновья. Как говорили те тата-
ры, он занимал высокое положение при хане, и, если бы мы проезжали тем путем, мы без со-
мнения попали бы в его руки. Я уверен, что имел бы у него наилучший прием, потому что сам
1 Известны следующие внуки Улуг-Мухаммада: Муртаза (ранее 1444 – после 1475, сын Мустафы),
Халиль (ранее 1460–1467, сын Махмуда), Ибрахим (ранее 1465–1479, сын Махмуда), Данияр (ранее 1469–
1486, сын Касима). Возможно, сыном Улуг-Мухаммада был также, упоминаемый в русских летописях,
Аслам Бахметьев (т.е. Аслан сын Махмета).
2 Татарским предводителям важным было защитить не столько свою территорию, на которой они ко-
чевали, сколько своих подчиненных им людей.
3 См. §§ 14, 27, 36.
4 Вероятно, речь идет о событиях 1436 г.
5 См. § 21.
818 ПРИЛОЖЕНИЯ
всегда хорошо принимал и его отца, и его самого. А кто подумал бы, что спустя тридцать пять
лет1, при крайней отдаленности друг от друга обеих стран, встретятся татарин с венецианцем?
§ 40. Я добавлю к этому еще один рассказ (хотя событие относится к другому времени), пото-
му что он касается того же, о чем я только что говорил. В 1455 г., будучи на складе одного вино-
торговца на Риальто2 и расхаживая по помещению, я вдруг заметил за бочками, в конце склада,
двух закованных в цепи людей. По внешнему виду я узнал в них татар и спросил, кто они такие.
Они ответили мне, что были в рабстве у каталонцев3, что потом бежали на лодке, но в море были
захвачены здешним купцом. Тогда я сразу же пошел к начальникам ночной стражи4 и подал им
жалобу по поводу этого дела. Те немедленно прислали несколько служащих, которые привели
татар в контору и в присутствии того купца их освободили, а его осудили.
Я взял этих татар, привел их к себе в дом и расспросил, кто они такие и из какой страны.
Один из них сказал, что он из Таны и что был слугой Коцадахута. Последнего я когда-то зна-
вал, потому что он был коммеркиарием5 хана, который через него сдирал пошлину с товаров,
ввозимых в Тану. Вглядевшись в лицо татарина, я как будто узнал его, потому что он много раз
бывал в моем доме. Тогда я спросил, как его зовут, и он сказал мне, что его имя Кебекчи, что
на нашем языке означает «отделяющий отруби, высевки» или же «просеивающий муку». Я
посмотрел на него и сказал: «А меня-то ты узнаешь?». Он ответил: «Нет». Но лишь только я
упомянул о Тане и об Юсуфе (так меня называли в тех краях), как он бросился к моим ногам и
хотел их облобызать, говоря: «Ты дважды спас мне жизнь, один раз теперь, потому что, ока-
завшись в рабстве, я считал себя умершим; в другой же раз, когда горела Тана; ты тогда пробил
пролом в стене, через который выбралось наружу много людей и в их числе мой хозяин и я».
Это действительно так и было. Когда случился в Тане тот пожар, я сделал пробоину в стене
против одного пустыря, где скопилось много народу; через пролом вышло наружу до сорока
человек и между ними этот самый татарин и Коцадахут.
Я продержал обоих [татар] у себя в доме почти два месяца, а когда отплывали корабли в
Тану, я отправил их домой.
Итак, расставаясь с кем-либо в предположении никогда больше не возвращаться в те края,
никто не должен забывать о дружбе, как будто никогда уже не придется свидеться. Может слу-
читься тысяча вещей так, что снова придется повстречаться и, быть может, тот, кто более си-
лен, будет нуждаться в том, кто менее силен.
§ 41. Возвращаясь к рассказу о Тане, я пройду по западному побережью, следуя вдоль За-
бакского моря, а после выхода из него поверну налево; затем пройду немного по Великому
морю вплоть до провинции, называемой Мингрелия.
§ 42. Если ехать из Таны вдоль берега упомянутого моря, то через три дня пути вглубь от
побережья встретится область, называемая Кремук6. Правитель ее носит имя Биберди, что
значит «богом данный». Он был сыном Кертибея, что значит «истинный господин». Под его
властью много селений, которые по мере надобности могут поставить две тысячи конников.
Там прекрасные степи, много хороших лесов, много рек. Знатные люди этой области живут
тем, что разъезжают по степи и грабят, особенно [купеческие] караваны, проходящие с места
на место. У [здешних жителей] превосходные лошади; сами они крепки телом и коварны нра-
вом; лицом они схожи с нашими соотечественниками. Хлеба в той стране много, а также мяса
и меда, но нет вина.
Дальше за этим народом лежат области, населенные племенами с различными языками, од-
нако они не слишком удалены друг от друга. Это племена Кипке, Татаркосия, Собаи, Кевертеи,
1 Первый рассказ о сыне Эдельмуга относится к 1442 г.
2 Риальто – торговый квартал в Венеции.
3 Вероятно, татары попали в рабство каталонских пиратов, которые оспаривали в XIV в. Средиземное
море у генуэзцев.
4 Речь идет о существовавшей с XIII века коллегии из шести членов, каждый из них надзирал за по-
рядком в одном из шести районов Венеции. В ночное время в городе охранялась общественная безопас-
ность, производились аресты всяких преступников и нарушителей порядка.
5 Коммеркиарий, таможенный чиновник. Очевидно, подразумевается тамгачи – сборщик торговой
пошлины в виде процента с купеческих операций.
6 Возможно, речь идет о Прикубанье.
ПРИЛОЖЕНИЯ 819
Ас, т.е. Аланы, о которых мы говорили выше1. Они следуют одно за другим вплоть до Менгре-
лии, на пространстве двенадцати дней пути2. […]
§ 45. Возвращаясь еще раз в Тану [как в исходное место], я перехожу реку, где раньше была
Алания, как я сказал об этом выше3, и двигаюсь направо вдоль берега Забакского моря, идя
вперед вплоть до «острова Каффы»4; здесь я нахожу полоску земли, которая тянется между
[этим] «островом» и материком, вроде перешейка в Морее, называющегося Цукала5. Там [око-
ло перешейка к «острову Каффы»] находятся огромнейшие соляные озера, которые непосред-
ственно тут же на месте и застывают. Следуя по упомянутому «острову», раньше всего на по-
бережье Забакского моря находится Кумания, население которой получило свое имя от племе-
ни Куманов6. Затем – край «острова», где расположена Каффа; там была Газария; ведь до ны-
нешнего дня «пико»7, т.е. локоть, которым меряют [ткани] в Тане, по всем этим местам назы-
вается «газарским локтем».
§ 46. Степь на «острове Каффы» подвластна татарам8. Их правителем является Улуби9, сын
сын Азихарея. Татар очень много, и при надобности они могли бы поставить от трех до четы-
рех тысяч конников. У них есть два поселения, обнесенные стенами, но не представляющие
собой крепостей. Одно – это Солхат10, который они называют Инкремин, что значит «кре-
пость», другое – Керкиарде11, что на их наречии означает «сорок селений».
На этом «острове» при устье12 Забакского моря находится, прежде всего поселение, име-
нуемое Керчь; у нас она называется Босфором Киммерийским. Далее лежит Каффа, за ней –
Солдайя13, Грузуи14, Чимбало15, Сарсона16 и Каламита17. Все эти места в настоящее время под-
властны турецкому султану. О них я больше ничего не скажу, так как все они достаточно из-
вестны.
§ 47. Однако я хотел бы только рассказать о гибели Каффы, именно то, что я узнал от одно-
го генуэзца, Антонио да Гваско, который там находился, затем бежал по морю в Грузию, а от-
туда пришел в Персию как раз в то время, когда я там был. Послушайте, каким образом этот
город достался в руки туркам.
Тогда правителем в том месте, а именно – в степях, был один татарин по имени Эминакби18.
Он ежегодно брал с каффинцев определенную дань, что было обычным явлением в тех краях.
Случились между ним и каффинцами некоторые разногласия, по поводу которых консул Каф-
1 См. § 7.
2 Далее идет описание Менгрелии.
3 См. §§ 5 и 7.
4 Так итальянцы определяли Крымский полуостров; иногда так называли только его восточную часть,
где находилась Кафа.
5 «Остров Каффы» соединялся с материком, с сушей, посредством перешейка.
6 Куманы (команы), византийское и западноевропейское наименование кыпчаков – тюркоязычного
народа, проживавшего в XI–XV вв. на территории евразийских степей от Подунавья до Прииртышья.
7 Т.е. мера длины тканей. Пиками мерили главным образом шерстяные ткани, но также и льняные,
некоторые шелковые и даже парусину в следующих городах: в Тане, в Кафе, в Константинополе, в Тебри-
зе. В Тане, кроме пикко, пользовались также мерой brazo, «локоть», brассio.
8 Т.е. непосредственно управлялись татарскими ханами. Генуэзские же колонии платили им дань.
9 Это имя крымского хана Хаджи-Гирея не встречается в других источниках.
10 Солхат (Солхад) – итальянское название города Крыма (Эски Крым), древности которого находятся
на месте современного города Старый Крым. В золотоордынскую эпоху был центром Крымского улуса
Улуса Джучи. Татарское название города – Крым известно по письменным источникам и чеканившимся в
нем монетам.
11 Имеется в виду Кырк-Йер (Чуфуткале), город неподалеку от Бахчисарая, резеденция первых крым-
ских ханов.
12 Устье Забакского моря – Керченский пролив.
13 Т.е. Судак – золотоордынский город в Крыму, на берегу Черного моря. Был важным центром тор-
говли. В XIII–XV вв. в городе существовала венецианская, а затем генуэзкая колония.
14 Гурзуф – город на южном побережье Крыма, где существовала генуэзская колония.
15 Чембало – генуэзская крепость в Крыму, ныне на территории г.Балаклавы.
16 Херсон (Херсонес, Керсона, Корсунь) – город на юго-западе Крыма, современный Севастополь.
17 Инкерман – город на юго-западе Крыма, порт княжества Феодоро.
18 Эминакби (Эминак-бей или бег), крымский карачи-бек из клана Ширин. Стремился узурпировать
власть в Крымском ханстве, вступил в открытый конфликт с ханом Менгли-Гиреем.
820 ПРИЛОЖЕНИЯ
фы – это был тогда генуэзец – решил обратиться к хану1, чтобы призвать [правителем] кого-
либо из родичей этого Эминакби. При его содействии и при помощи его сторонников консул
намеревался изгнать Эминакби. Поэтому он послал [из Каффы] корабль в Тану2. На корабле
был посол от консула, который и отправился в орду, где находился хан. Когда там был найден
какой-то родич Эминакби, по имени Менглиери, посол, получив разрешение, отвез его в Каф-
фу через Тану. Эминакби, узнав об этом, пытался установить мир с каффинцами путем догово-
ра, по которому они должны были отослать Менглигирея3 обратно. Но каффинцы не согласи-
лись на подобный договор; тогда Эминакби, опасаясь за свое дело, отправил посла к Оттома-
ну4, обещая ему (если он пошлет свой флот для осады Каффы с моря) осадить город с суши и
таким образом отдать ему Каффу, которой тот хотел овладеть.
Оттоман, который весьма желал этого, послал флот и в короткое время взял город; Менгли-
гирей был захвачен и отослан к Оттоману, у которого оставался в тюрьме многие годы5.
§ 48. Некоторое время спустя Эминакби из-за дурного отношения к себе со стороны турок
начал жалеть, что отдал город Оттоману, и перестал допускать туда ввоз какого-либо продо-
вольствия. Поэтому там начал [ощущаться] большой недостаток хлеба и мяса, так что город
находился как бы в осаде. Тогда Оттоману напомнили, что если бы он послал Менглигирея в
Каффу и держал его внутри города под домашней охраной, в городе наступило бы изобилие
[питания], потому что этот самый Менглигирей пользовался большой любовью у окрестного
населения. Оттоман, рассудив, что такое напоминание полезно, отослал Менглигирея [в Каф-
фу]. Лишь только стало известно, что он вернулся, тотчас же в городе наступило великое изо-
билие, потому что Менглигирея любило также и городское население. Он содержался под не-
строгой охраной и мог ходить повсюду в пределах города. Тогда-то однажды и были устроены
состязания по стрельбе из лука.
В этих местах состязания происходят следующим образом. К деревянной балке, положен-
ной горизонтально на два деревянные столба (это устройство похоже на виселицу), привеши-
вают на тонкой бечевке серебряную чашу. Состязающиеся на приз стрелки имеют стрелы6 с
железной частью в виде полумесяца с острыми краями. Всадники скачут с луками на своих
конях под эту виселицу и, едва только минуют ее, – причем лошадь продолжает нестись в том
же направлении, – оборачиваются назад и стреляют в бечевку; тот, кто, срезав ее, сбросит ча-
шу, выигрывает приз.
И вот Менглигирей, воспользовавшись случаем, когда происходили эти игры, устроил так,
что сотня всадников из татар, с которыми он сговорился, спрятались в одной долинке непода-
леку за городом. Он сделал вид, что также хочет состязаться в стрельбе, поскакал во весь опор
и скрылся бегством среди своих сообщников. Немедленно же, лишь только узнали об этом со-
бытии, множество людей из населения «острова» последовало за Менглигиреем. Вместе с ни-
ми, в полном порядке, он ушел к Солхату – этот город отстоит от Каффы на шесть миль – и
захватил его7. Убив Эминакби, Менглигирей стал правителем тех мест.
§ 49. На следующий год он решил пойти к Астрахани, которая находится в шестнадцати
днях пути от Каффы; она была тогда подвластна Мордасса-хану8. Последний в это время на-
ходился вместе с ордой на реке Ледиль. Менглигирей вступил с ним в сражение, взял его в
1 Ханом Большой Орды был тогда (незадолго до падения Каффы, произошедшего 6 июня 1475 г.)
Ахмад.
2 Тана по своему географическому положению была ближе всего к территории Большой Орды (при-
азовские степи, Нижнее Поволжье), и потому генуэзцы, сносясь с татарами, посылали свои корабли в
Тану, чтобы затем попасть в ставку хана.
3 Менгли-Гирей – крымский хан (1467–1515 гг., с перерывами).
4 Т.е. к турецкому султану Мехмеду II Фатиху (Завоевателю) (1444–1446, 1451–1481).
5 Менгли-Гирей в плену пробыл чуть менее трех лет, до весны 1478 г.
6 В сочинении Иосафата Барбаро говорится о стрелах трех видов: 1) стрелы для лука, самого распро-
страненного оружия у татар (§ 29); 2) стрелы, которыми убивают летящих гусей (§ 32); эти стрелы корот-
кие и искривленные, без оперения; в полете они изменяют свое направление; 3) стрелы для состязаний в
стрельбе из лука; они имеют на конце металлический полумесяц, предназначенный для перерезывания
веревки, на которой подвешена серебряная чашка (§ 48).
7 В этом месте издателем Рамузио сделал вставку: «Нарастало количество народа, готового ему под-
чиниться, и тогда он пошел в Кырк-иер (Cherchiarde) и взял его».
8 Очевидно, речь идет о Муртазе – сыне хана Ахмада.
ПРИЛОЖЕНИЯ 821
плен и забрал себе его народ, большую часть которого послал на «остров Каффы», а сам остал-
ся зимовать на упомянутой реке. В нескольких днях пути оттуда стоял другой татарский пра-
витель, который узнав, что Менглигирей зимует в том месте, – а река уже замерзла, – решил
сделать на него неожиданное нападение, одолел его и освободил Мордасса-хана, которого
Менглигирей держал в заключении.
Потерпевший поражение Менглигирей вернулся с расстроенным войском в Каффу.
На следующую весну Мордасса с ордой пошел на него прямо к Каффе, сделал несколько
набегов и причинил вред внутренним частям «острова». Однако, не располагая достаточными
силами, чтобы подчинить своей власти эти земли, он повернул обратно. Тем не менее, как мне
говорили1, он снова собирает войско с намерением вернуться на «остров» и изгнать Менглиги-
рея.
§ 50. Все это само по себе достоверно, но в то же время послужило поводом к вымыслу, а
именно: люди, которые не понимают, почему ведутся войны между этими двумя правителями, и
не представляют себе разницы между великим ханом и Мордасса-ханом, но слышали, что Мор-
дасса-хан собирает новое войско с намерением вернуться на «остров», говорят и распространяют
известие, что сам великий хан идет на Каффу вместо Оттомана и собирается двинуться дальше
по пути на Монкастро, в Валахию и Венгрию, и вообще всюду, куда ни захочет Оттоман2. Все
это – ложные сведения, хотя они и получаются через письма из Константинополя.
§ 51. Далее за Каффой, по изгибу берега на Великом море, находится Готия, за ней – Ала-
ния, которая тянется по «острову» в направлении к Монкастро, как мы уже сказали выше.
Готы говорят по-немецки3. Я знаю это потому, что со мной был мой слуга-немец; они с ним
ним говорили, и [обе стороны] вполне понимали друг друга подобно тому, как поняли бы один
другого фурланец и флорентиец4. Я думаю, что благодаря соседству готов с аланами про-
изошло название готаланы. Первыми в этом месте были аланы, затем пришли готы; они завое-
вали эти страны и [как бы] смешали свое имя с именем аланов. Таким образом, ввиду смеше-
ния одного племени с другим, они и называют себя готаланами. И те, и другие следуют обря-
дам греческой церкви, также и черкесы.
§ 52. Мы упомянули о Тамани и об Астрахани5 и поэтому не хотим обойти молчанием эти
места и предметы, достойные внимания. Скажем следующее: если идти с Тамани на восток в
течение семи дней, то встретится река Ледиль, на которой стоит Астрахань. Теперь это почти
разрушенный городишко, но в прошлом это был большой и знаменитый город. Ведь до того,
как он был разрушен Тамерланом6, все специи и шелк шли в Астрахань, а из Астрахани – в
Тану (теперь они идут в Сирию)7. Только из одной Венеции в Тану посылали шесть-семь
больших галей8, чтобы забирать эти специи и шелк. И в те времена ни венецианцы, ни пред-
ставители других заморских наций не торговали в Сирии.
§ 53. Эдиль – многоводная и необычайно широкая река; она впадает в Бакинское море9, ко-
торое находится на расстоянии около двадцати пяти миль от Астрахани. В реке, как и в море,
неисчислимое количество рыбы; в море добывается много соли.
1 Иосафат Барбаро, будучи уже в Венеции, продолжал интересоваться ситуацией в Приазовье и Север-
ном Причерноморье (в 80-х годах XV в.) и отметил, что сведения, которые он записал, были ему кем-то.
2 Вероятно, под великим ханом следует понимать Шейх-Ахмада, сына Ахмада. Шейх-Ахмад после
гибели отца в 1481 г. развернул борьбу за власть в Большой Орде против своих братьев.
3 Крымские готы – германоязычный народ, проживавший в Крыму до конца XVIII столетия.
4 Из рассказа Иосафата Барбаро следует, что он посетил места расселения готов в Крыму. Сам не
знавший немецкого языка, Барбаро был свидетелем беседы на этом языке, которую вел с готами его слу-
га, немец по происхождению; категорическое заявление Иосафата Барбаро о том, что «готы говорят по-
немецки», основано на собственном наблюдении. Иосафат Барбаро заметил, однако, разницу в говорах
слуги-немца и крымских готов и вместе с тем близость между этими говорами. Для наглядности он со-
поставил два разных, но обоюдопонятных итальянских наречия: флорентийский правильный язык и наре-
чие из области Фриуль, лежащей к северу от Венеции.
5 Об Астрахани и Тамани говорилось в § 15.
6 Имеются в виду последствия похода Тимура 1395–1396 гг.
7 Иосафат Барбаро констатирует перемещение торговых путей, после разгромных походов Тимура
путь специй и шелка стал выходить к Средиземноморью не через Тану, а через Сирию.
8 Галея – парусно-гребное судно шириной до 10 м, длиной до 50 м.
9 Т.е. Каспийское море.
822 ПРИЛОЖЕНИЯ
Вверх по течению по этой реке можно почти доплыть до Москвы, города в России: останется
лишь три дня пути1. Ежегодно люди из Москвы плывут на своих судах в Астрахань за солью2.
На реке [Эдиль] много островов и лесов; некоторые острова имеют в окружности до три-
дцати миль. В лесах попадаются такие липы, что из одного выдолбленного ствола делают лод-
ки, вмещающие восемь-десять лошадей и столько же людей.
§ 54. Если плыть по этой реке и направляться на северо-восток и на восток, следуя пути в
Москву, то в продолжение пятнадцати дней вдоль берегов будут встречаться бесчисленные
племена Тартарии3. […]
§ 57. Сейчас прошло, вероятно, лет двадцать пять с тех пор, как русские платили за плава-
ние [по Волге] дань татарскому хану4. В настоящее время они подчинили себе город, который
называется Казань5. На нашем языке это значит «котел». [Город] находится на берегу реки
Ледиль по левую руку, если плыть к Бакинскому морю; он удален от Москвы на пять дней пу-
ти. Это – торговый город; оттуда вывозят громадное количество мехов, которые идут в Моск-
ву, в Польшу, в Пруссию и во Фландрию. Меха получают с севера и северо-востока, из облас-
тей Дзагатаев6 и из Мордовии.
Этими северными странами владели татары7, которые в большинстве своем язычники, так
же как и мордовцы.
§ 58. Я обладаю хорошей осведомленностью относительно мордвы и потому расскажу все,
что знаю, об их верованиях и образе жизни.
В известное время года они берут лошадь, которую они приобретают сообща, и привязыва-
ют ей все четыре ноги к четырем кольям, а голову – к отдельному колу. Все эти колья вбиты в
землю. Затем приходит человек с луком и стрелами, становится на соответственном расстоя-
нии и стреляет в сердце до тех пор, пока не убьет лошадь. Потом ее обдирают, из шкуры дела-
ют мешок, над мясом совершают какие-то свои обряды и съедают его; шкуру туго набивают
соломой и зашивают ее так искусно, что она кажется цельной; вместо каждой из ног подстав-
ляют прямой брусок дерева – так, чтобы лошадь могла стоять, будто живая, на ногах. Наконец,
они идут к какому-нибудь большому дереву, обрубают соответственным образом сучья и при-
лаживают сверху помост, на который и помещают эту лошадь стоймя. В таком виде они ей
поклоняются и приносят в дар соболей, горностаев, белок, лисиц и другие меха. Все это они
навешивают на дерево, подобно тому, как мы ставим свечи [в церкви]. Таким образом, получа-
ется, что эти деревья сплошь заполнены мехами.
Народ питается больше всего мясом, преимущественно диких животных, и рыбой, которую
ловят в здешних реках. Это все, что мы могли рассказать о мордовцах.
§ 59. О татарах же нечего сказать другого, кроме разве того, что те из них, которые остались
язычниками, поклоняются истуканам, возя их с собой на своих телегах; однако среди них есть
и такие, которые имеют обычай поклоняться каждый день какому-нибудь животному, встре-
ченному ими при первом выходе из дома. […]
1 В условиях XV века было практически невозможно в течение трех дней (из Астрахани?) достичь
Москвы. Ср. с информацией § 57 о расстоянии между Казанью и Москвой.
2 Издатель Рамузио здесь добавляет: «Это легкий путь, потому что река Москва впадает в другую ре-
ку, называемую Ока, которая спускается в реку Эрдиль». Рядом с Астраханью находится озеро Баскунчак
– главное месторождение соли в современной России.
3 Далее идет описание русских земель.
4 Неясно, от какого времени считал Иосафат Барбаро указанный им примерный срок в 25 лет. Судя по
тому, что непосредственно за этим повествуется о взятии Казани русскими (в 1487 г.), его воспоминание
о плате за проходящие по Волге суда относилось к Казани.
5 Казань была взята воеводами Ивана III после осады, продолжавшейся с 18 мая по 9 июля 1487 г. Ка-
занский хан Ильхам (Али-хан) был взят в плен, на его место посажен Мухаммад-Амин. Казанское ханство
стало зависимым от Москвы. С вестью о подчинении Казани было отправлено посольство, которое долж-
но было посетить Рим, Венецию и Милан. Московские послы были приняты венецианским сенатом 6
сентября 1488 г. На торжественном заседании сената они объявили об этом успехе московского государ-
ства. Через это посольство Барбаро мог узнать о взятии Казани; он тогда и внес эту последнюю новость в
свое сочинение.
6 Под областью Дзагатаев следует понимать территорию Большой Орды.
7 Т.е. находящиеся к северу от Таны.
ПРИЛОЖЕНИЯ 823
§ 63. Вот и все, что я мог рассказать о моем путешествии в Тану и в окружающие страны, а
также о вещах достойных памяти [и виденных мною] в тех местах».
2. Матвей Меховский. «Трактат о двух Сарматиях»
Текст воспроизведен по изданию: Матвей Меховский. Трактат о двух Сарматиях. М.; Л.:
Изд-во АН СССР, 1936.
Книга первая
Трактат первый. О Сарматии Азиатской.
Глава первая. О том, что есть две Сарматии
Древние различали две Сарматии, соседние и смежные друг с другом, одну – в Европе, дру-
гую в Азии.
В Европейской есть области: руссов или рутенов1, литовцев, москов2 и другие, прилегаю-
щие к ним, между рекой Вислой на западе и Танаисом3 на востоке, население которых некогда
называлось гетами4.
В Азиатской же Сарматии, на пространстве от реки Дона или Танаиса на западе до Каспий-
ского моря на востоке, ныне живет много татарских племен.
О их государственном строе, происхождении, вере и обычаях, обширности земель, о реках и
о соседних областях будет сказано в нижеследующем. […]
Глава шестая. Об обычаях татар и о находящемся в их землях
Татары чаще всего люди среднего роста, широкоплечие, с широкой грудью и некрасивые5.
Лица у них широкие с плоским носом, цвет кожи темный. Они сильны, смелы и легко перено-
сят голод, холод и жару.
Верховой езде и стрельбе из лука они предаются с раннего возраста. Все свое возят с собой
и, кочуя с места на место, живут в полях с женами, детьми и скотом. У них нет ни городов, ни
сел, ни домов.
Насмехаясь над христианами, они говорят между собой: «Не сиди на месте, чтобы не быть в
грязи, как христианин, и не гадить под себя».
Перед началом зимы, спасаясь от холода, они уходят к Каспийскому морю, где влияние мо-
ря умеряет температуру, а к лету возвращаются в свою область.
Некоторые из них распахивают и засевают просом одну две или три полосы длиною в три-
четыре югера6 и больше. Из проса они готовят кушанья и баирам (bairam), то есть тесто. У них
нет пшеницы, нет и никаких овощей, но много мелкого и крупного скота, а в особенности ко-
ней и кобылиц, служащих им и для езды и для пропитания. Они делают лошадям надрезы и
раны, а кровь употребляют в пищу вместе с просом или отдельно. Мясо крупного и мелкого
скота и конину они едят в полусыром виде. Лошадей, издохших накануне, просто или даже от
болезни, они охотно употребляют в пищу, вырезав только зараженное место. Пьют воду, моло-
ко и пиво, сваренное из проса. Воду турки и татары называют су: иногда татары говорят сугa
(suha), и это значит вода. Пиво же просяное или сделанное из проса они зовут буза (buza), а
русские – брага (braha). Особенно они ценят молоко комиз (komiz)7, то есть кислое, потому что
что оно будто бы и укрепляет желудок и действует, как слабительное. На пирах и принимая
1 Рутены – латинское наименование русских.
2 Моски – жители Московии.
3 Танаис – греческое наименование реки Дон.
4 Геты – древние племена, проживавшие до нашей эры на территории от Балкан до Дуная.
5 Понятие красоты было различным у представителей различных культур и цивилизаций. Например,
Вильгельм де Рубрук отмечает, что среди татар та девушка, «у которой нос меньше других, считается
более красивой», см.: Гильом де Рубрук. Путешествие в Восточные страны. Глава VIII. О бритье мужчин
и наряде женщин. – М., 1997. – С.100.
6 Югер – древнеримская мера площади. 1 югер = 2518,2 кв.м.
7 Речь идет о кумысе.
824 ПРИЛОЖЕНИЯ
гостей они пьют араку (araka), то есть перебродившее молоко, удивительно и быстро опья-
няющее.
Они не воруют и не терпят воров в своей среде, но жить грабежом, разоряя соседей, для них
– величайшее удовольствие и доблесть. Они не знают ни ремесл, ни денег, а меняют вещи одни
на другие. Впрочем, в Заволжской орде1 стали теперь входит в оборот аспры2 – серебряные
турецкие оболы3, а в Перекопской орде4 принимаются дукаты5. В Ногайской орде обменивают
ют вещи на вещи.
Татары хитры и вероломны с чужими, но между собой и со своими весьма честны.
Одежду они носят обычно из войлока и белой шерсти, грубо и просто сделанную. Больше
всего они любят опончи, а в произношении этого слова в начале ставят и, говоря иопончи, а не
опончи6. Это – плотный белый несшивной плащ, очень удобный для дождей и на реке.
Страна их – равнина, без гор и деревьев, изобилующая лишь травой. Дорог у них нет, нет и
лодок, а путь свой они считают днями. Так, земля заволжских татар, от реки Волги до Каспий-
ского моря, простирается приблизительно на 30 дней самой быстрой верховой езды.
Верхом они проезжают в день 20 больших германских миль7, а пешком не ходят и не пу-
тешествуют.
Звери, встречающиеся у них, это – олени, лани, козы и свак. Свак – это животное величиной
с овцу, не попадающееся в других странах, с серой шерстью и двумя небольшими рогами,
очень быстрое на бегу. Мясо его очень вкусно8. Когда стадо сваков замечено где-нибудь в
траве в поле, хан или император татарский скачет туда верхом со множеством конных и они со
всех сторон окружают скрывающихся в высокой траве животных. Начинают бить в бубны, то-
гда испуганные сваки выбегают с разных сторон и всё мечутся от одного края облавы к друго-
му, пока не обессилеют от усталости. Тут татары с криком бросаются на них и убивают.
Глава седьмая. О границах владений заволжских татар
Земля хана и заволжских татар ограничена с востока Каспийским или Гирканским морем, с
севера – степями, тянущимися на большое расстояние вширь и вдаль; с запада – реками Танаи-
сом и Волгой; с юга – частью морем Эвксинским или Понтом9, частью высочайшими горами
Иберии10 и Альбании11.
Каспийское море русские зовут Хваленское море (Chwalenskee morze). Образовано оно не
океаном, а реками, в него текущими. Многочисленные крупные реки стремительно вливаются
в бассейн этого моря и, как бы прыгая с высоких берегов в середину его, оставляют под собой
проход для едущих у берега. Поэтому летом персы и мидяне12 ищут там прохлады, а зимой,
вследствие испарения, климат там более умеренный. У этого моря и дальше к востоку, по сло-
вам русских, живут длинноволосые татары. Другие татары называют их калмуками13 или языч-
никами, так как они не соблюдают обряда магометова и не бреют головы, как все татары, у
которых только юноши не выбривают головы до конца, оставляя две пряди волос, спускаю-
щиеся от правого и от левого уха к плечу, как признак неженатого или девственника.
1 Литовское наименование Большой Орды.
2 Аспра – серебряная монета итальянских колоний Северного Причерноморья и Трапезунда. В Кафе
аспры чеканились с XIV в. по 1475 г.
3 Обол – древнегреческая серебряная монета.
4 Литовское наименование Крымского ханства. Происходит от Перекопа – оборонительного рва на
Крымском перешейке, давший затем название и городу Ор-Капи или Ферх-Кермен, как называли его турки.
5 Дукат – венецианская золотая монета.
6 Вероятно, речь идет о чапане.
7 Немецкая миля составляла более 7 км.
8 Очевидно, речь идет о сайгаке.
9 Т.е. Черным морем.
10 Т.е. Восточной Грузии.
11 Т.е. Кавказской Албании, территорией современного Азербайджана.
12 Мидяне (мидийцы), ираноязычные жители Мидийского царства (670 до н.э. – 550 до н.э.), подчи-
нившие своей власти и политическому влиянию обширные области от Малой Азии до границ Индии.
13 Очевидно, под калмуками (от тюрк. «оставшиеся») Матвея Меховского следует понимать не пред-
ков современных калмыков, проживавших в XVI веке между Алтаем и Тянь-Шанем и между степью Гоби
и оз. Балхашем, а степных жителей, сохранявших языческую веру и неперешедших в ислам.
ПРИЛОЖЕНИЯ 825
С запада находятся реки Танаис и Волга. Танаис татары называют Дон. Он берет начало из
княжества Рязанского (Rzesensko, Rzessensi), занятого князем Московии1, и сначала течет на
север, потом поворачивает к югу и тремя устьями впадает в Меотидские болота2 или вернее
образует их. Около Танаиса есть уже деревья, есть яблоки и другие плоды, есть кое-где пчели-
ные улья на дубах, а также, но реже, – на соснах. Оттого татары и называют Дон святым, что
близ него они находят готовую пищу: плоды, мед и рыбу.
Река Волга, по татарски называемая Эдель, течет из Московии. Истоки ее лежат дальше к
северо-западу, чем у Танаиса. Сначала она течет на север, огибая Танаис на большом от него
расстоянии, затем сворачивает к востоку и югу и наконец, двадцатью пятью устьями или рука-
вами впадает в Эвксинское море3.
Расстояние между Танаисом и Волгой равно пятинедельному или, при быстрой скачке, по
крайней мере, трехнедельному пути. Волга втрое больше Дона, а двадцать пять ее рукавов са-
ми являются большими реками, и даже меньшие из них по величине равны римскому Тибру
или Висле за Краковом. Эти реки весьма богаты рыбой, так что татары и другие проезжающие
могут, стоя на берегу, зацепить саблей и вытащить рыбу, плывущую по течению.
Близ этих рек, Танаиса и Волги, в большом количестве встречается аиp (air)4, то есть паху-
чий тростник, называемый также бростворце (brostworce). Там же растет ревень, который та-
тары называют чиниревент5 (czynirewent) (слово это персидское), а также кучилабука
(kuczylabuka) или, по иному произношению, кыльчабуга (kylczabuga), что значит вороний глаз;
это – сильное горячительное средство6.
Об истоках рек Дона и Эдель я скажу подробнее в трактате о Московии.
Всякий раз как заволжские татары отправляются за добычей в наши страны, они переправ-
ляются и через эти и через другие реки без лодок: привязывают ношу сверху, жен и детей са-
жают на спины коней, а сами держатся за конские хвосты. Так они переплывают и идут гра-
бить и творить всякие злодеяния.
К югу, по направлению к Каспийскому морю лежат горы Иберии и Альбании, которые у
русских называются по имени народа Пятигорские Чиркасы (Pietihorscij czyrkaczy), то есть
приблизительно Чиркасы пяти гор (Quinquemontani)7. Среди этих же гор живут газарские
племена, которые, по словам вашей моравской легенды, обращены были в веру христову свя-
тыми братьями Кириллом и Мефодием, посланными императором Константинопольским Ми-
хаилом.
Газары и до сих пор следуют греческой вере и обрядности. Это – воинственные люди,
имеющие связи по всей Азии и в Египте; у них заволжские татары приобретают оружие. В на-
ше время греки называют эти племена абгазары и абгазели8.
По соседству с ними находятся племена черкесов (Circassi) и менгреллов9 (Mengrelli). Все
это – христиане греческого обряда, обращенные св. Кириллом10. […]
Из гор черкесов пятигорских течет большая река, называемая по татарски Терек (Tirk). У
нее такое быстрое течение, что уносит с собой камни и много рыбы. Впадает она в Каспийское
море. За ней из тех же гор выходит река Кубань (Соban), меньшая, чем Терек, и также впадает
в Каспийское море11.
1 Рязанское княжество с середины XV века находилось под контролем московских великих князей,
однако присоединено оно было только в 1521 году.
2 Меотида – греческое наименование Азовского моря.
3 Эвксинское море – греческое наименование Черного моря. Волга впадает в Каспийское море.
4 Аир (acorus calamus), пахучий тростник; в корневище эфирное масло и горечь; желудочное лекарст-
венное средство, имеет и другие применения.
5 Чиниревент – состоит из двух персидских слов: чини значит китайский и peвeнд – ревень.
6 Кучилабуга, возможно, состоит из двух слов: кучалак (чагат.), т.е. коршун, и буг’а, бог’а (осм., ку-
ман.) значит бык. Значение oculus cornicis, т.е. вороний глаз, осталось неясным.
7 Черкесы (самоназвание адзыхи – «люди»), племена, проживавшие в XV–XVI вв. в Прикубанье и
ущельях Северного Кавказа.
8 Возможно, Матвей Меховский имеет в виду абхазов.
9 Мегрелы – племя в Западной Грузии.
10 Черкесы до перехода в XVI в. в ислам исповедовали христианство.
11 Кубань впадает в Черное море.
826 ПРИЛОЖЕНИЯ
Глава восьмая. О генеалогии императоров, живущих за Волгой
Татарских орд четыре и столько же их императоров. Это именно: орда заволжских татар,
орда перекопских, орда козанских (Cosanensium) и четвертая орда ногайских. Добавляют еще и
пятую, не имеющую императора, и называют ее казакской (Kazacka). О них будет сказано ни-
же. Орда по-татарски означает толпу, множество. Первая из всех по значению это – орда чага-
даев или заволжских, называющая себя Так кси1, то есть главной ордой или людьми первенст-
вующими и свободными, отчасти потому, что сама она никому не подчинена, отчасти потому,
что от нее пошли и другие орды. Поэтому же и московиты называют заволжскую орду Боль-
шой ордой. Оттого также и император их, на их языке называется Ир тли кси2, что значит сво-
бодный человек. Называется он и Улухан (Vlucham), то есть великий господин или великий им-
ператор, при чем улу значит великий, а хан (cham) господин или император. Кое-кто, непра-
вильно толкуя, называли его большой собакой (magnum canem), тогда, как улухан вовсе не зна-
чит большая собака: хан с придыханием по-татарски означает господин или император, а кан
(cam) без придыхания – кровь, но ни в каком случае не собака.
По татарским преданиям и рассказам3, некая вдова зачала и родила сына по имени Цингис4, а
а когда другие сыновья хотели убить ее, как прелюбодейку, она придумала в извинение себе, что
зачала не от человека, а от солнечных лучей. Сыновья поверили этой выдумке и отпустили мать
на свободу. Сын ее Цингос или Цингис, родившись для жалкой участи, вырос великим и смелым
человеком и был первым родоначальником императоров чагадайских или заволжских. Сыном его
был Иокухан (Iocucham)5, еще вполне язычник. Иокухан родил Заинхана (Zaincham), третьего
императора, которого во всем мире, а преимущественно в Польше, Венгрии и Руссии называют
Батый. Он разорил Готтию6 и Руссию и опустошил Польшу, Силезию, Моравию и Венгрию, как
было сказано в начале. Этот Батый сперва был язычником, но впоследствии, вместе со всеми та-
тарами, принял магометову веру7, которой они придерживаются и по сей день. Четвертым импе-
ратором был сын Батыя Темир-Кутлу8, в переводе с татарского – счастливое железо (темиp –
счастливый и кутлу – железо9). Он был счастлив и любил войну. Это и есть прославленный в
истории Темерлан, опустошивший всю Азию и дошедший до Египта. Он прежде всего столкнул-
ся с Баязетом (Pesaitem), императором турок, взял его в плен и заковал в золотые цепи, но потом
вскоре отпустил. Войска у него было миллион двести тысяч человек.
Был в то время и другой татарский государь – Аксак-Кутлу, что значит хромой или хромое
железо10: он был хром, но жесток. Он счастливо вел много войн, взял приступом большой го-
род в земле чагадайев, т.е. заволжских татар, по имени Кумумедцар, разорил его и обратил в
пустыню. Теперь стоят заброшенными каменные дома в этом городе, а триста церквей, при-
надлежавших готтам, превращены в лишенные жителей мечети магометовой веры. В замке
этого города погребают заволжских императоров.
Пятым императором был сын Темир-Кутлу, Темир царь11. Он, как рассказывают, вызван
был Витольдом, князем Литовским, и Владиславом, королем Польским, на помощь против
прусских крестоносцев и, храбро сражаясь, погиб в бою1.
1 Вероятно, это искажение татарского словосочетания Тэхет кешесе, т.е. «человек престола». В XV
столетии оставшаяся часть Золотой Орды (Большая Орда) имела татарское наименование Тэхет иле.
2 Возможно, искажение татарского словосочетания ирекле кеше – дословно «свободный человек», т.е.
«государь».
3 Дальнейший рассказ истории Азиатской Сарматии до XVI столетия, как пишет сам Матвей Мехов-
ский, основан на устных татарских легендах, повествование обилует историческими неточностями.
4 Речь идет о Чингиз-хане.
5 Здесь у Матвея из Мехова в одном имени слились две исторические личности – приемник Чингиз-
хана Угэдэй и отец Бату Джучи.
6 Т.е. Крымский полуостров. Название происходит от германских племен готов проживавших в Кры-
му в Средневековье.
7 Первым из правителей Улуса Джучи ислам принял Берке (1257–1266)
8 В данном отрывке смешаны золотоордынский хан Тимур-Кутлуг (1395–1399) и среднеазиатский
правитель Тимур (1370–1404).
9 Должно быть наоборот: темиp – железо, а кутлу – счастливый.
10 В переводе слова кутлу тут та же ошибка, что выше.
11 Тимур – золотоордынский хан (1410–1412).
ПРИЛОЖЕНИЯ 827
Шестым императором был сын Темир царя, Махмет царь2. От него родился Ахмет3 царь,
седьмой император, а Ахмет на татарском языке значит сговорчивый4. Ахмет родил Шиахмета,
восьмого императора. Шиахмет значит приблизительно – богобоязненный Ахмет, а татары
прозвали его Сахмет, то есть замученный Ахмет, потому что он взят был в плен литовцами и
содержится в тюрьме в Ковно5.
Он был вызван королем Польским Альбертом6 и Александром, великим князем Литовским7,
на помощь против Мендлигера, императора перекопских татар8, и в 1500 году к началу зимы
пришел с 60 000 бойцов; женщин же и детей с ним было свыше ста тысяч. Была суровая и
очень холодная зима. Жена его, не вытерпев холода и голода, по тайному зову императора Пе-
рекопского, бежала в Перекоп от мужа своего Шиахмета с большой частью войска. Эта убыль
бойцов, сильнейший холод, наступательные действия Мендлигера перекопского – привели к
тому, что войско Шиахмета было рассеяно, он был разбит и с тремя стами коней бежал к Бая-
зету, императору турок. Когда он прибыл в Бялыгрод у Понтийского моря, что значит белый
замок9, он узнал, что по приказу императора Баязета его должны взять в плен. Тогда он стрем-
глав бежал назад с пятидесятью конями и вышел на поля близ Киева. Правитель киевский, уз-
нав о нем через разведчиков, окружил его, захватил и отправил в Вильну к литовцам. Оттуда
он несколько раз бежал, его догоняли, схватывали и приводили обратно.
Когда Александр, король Польский и великий князь Литвы, вел генеральный сейм русских
в Бресте10, по его предложению прибыл туда из Вильны Шиахмет и был торжественно принят
королем Александром, вышедшим навстречу ему на милю от города. Затем в Радоме поляки
решили отправить его обратно в Татарию за Волгу с несколькими тысячами легковооружен-
ных, а чтобы возвращение его было удобнее и более приемлемо для его соотечественников,
послали вперед Казака Солтана, брата Шиахмета11. Он прибыл за Волгу и вместе с Альбугери-
мом12 царем, дядей Шиахмета, стал ждать в родной им земле Чагадайской.
Между тем Шиахмет, идя в Литву для отправки воинов, был снова схвачен литовцами, по
наущению Мендлигера, императора Перекопского, и заключен в Ковно, крепости близ Балтий-
ского моря. По справедливости Шиахмет прозван у своих мучеником.
Глава девятая. О том, что народы Скифии беспокойны
и всегда склонны к грабежу
Татары не могут жить в покое, не делая набегов и нападений на соседей, не унося добычи,
не угоняя пленных и скота. Это одинаково свойственно всем татарским ордам, с самого их по-
явления и до сего дня.
[…] Татары никогда не живут без грабежа и тревожат нападениями соседние народы. Так и
в наше время перекопские татары часто бросаются на Валахию, Руссию, Литву и Московию.
Ногайские и козанские татары вторгаются в Московию, предавая ее убийствам и разграбле-
нию.
1 В войнах против крестоносцев участвовал сын хана Токтамыша Джелал ад-Дин.
2 Кичи-Мухаммад – золотоордынский хан в 1430–1450-х гг.
3 Ахмад (Ахмат, Ахмед) – хан Большой Орды с 1460-х до 1481 г.
4 Ахмад (Ахмед, Ахмет, Ахмат) с арабского означает «тот, кто постоянно благодарит Бога», «более
достойный одобрения».
5 Речь идет о последнем хане Большой Орды Шейх-Ахмаде (1481–1502).
6 Имеется в виду Ян I Ольбрахт (1492–1501).
7 Александр Ягеллон првил в Литве в 1492–1506 гг.
8 Речь идет о крымском хане Менгли-Гирее (1467, 1469–1475, 1478–1515).
9 Ак-Керман (ныне Белгород-Днестровский), город на правом берегу Днестровского лимана. В городе
в XIII–XV вв. существовала генуэзская колония. Название с татарского означает «Белая крепость».
10 С 8 февраля по 15 марта 1505 г.
11 Т.е. Куджака – брата Шейх-Ахмада.
12 Абд ал-Карим (Абдул-Керим) приходился отцу Шейх-Ахмада Ахмаду (Ахмету) двоюродным братом.
828 ПРИЛОЖЕНИЯ
Трактат второй
Глава первая. Какие племена и какой народ живет в Скифии, называемой Татарией
Так как татары пришли и заняли Азиатскую Сарматию или Скифию 306 лет тому назад1,
может явиться вопрос, что за народ населял вышеназванную Сарматию Азиатскую, ныне, как и
в старину, называемую Скифией. […]
Трактат третий
О последовательном распространении татар по родам
[…]
Глава вторая. О роде татар уланов или перекопских
Другая отрасль и родовая ветвь, идущая от заволжских татар, это – татары уланы, называе-
мые так по Улану, завоевателю Таврического острова2.
Улан значит девушка или девственница, и назван он был так потому, что рожден был де-
вушкой вне законного брака. Это имя он передал и своим потомкам на Херсонесе Тавриче-
ском3.
У магометан не диво для девушки зачатие и беременность без брака: это часто бывает и не
запрещается4.
Таврический остров находится среди Меотидских болот. Длиной он в 24 мили, а шириной в
15 миль. Он имеет три города: Солат5, Киркель6 и Каффу7, и два замка – Манкуп8 и Азов9.
Солат у татар называется Крымом, почему и государя Перекопского они называют Крым-
ским императором.
Дома в этом городе убогие, а в большей части он покинут.
Другой, меньший город – Киркель. Над ним, на высокой скале, выстроен замок из бревен и
глины.
Рассказывают, что в этой скале жил дракон, убивавший людей и скот, так что жители со-
седних мест бежали, бросив дома пустыми.
Греки и итальянцы, жившие на острове, молились преславной Марии, матери божьей, что-
бы она избавила их от дракона. И вот, по прошествии времени, они увидели, что внутри скалы
горит свеча. Они вырезали и высекли в скале ступени для подъема, добрались до горящей све-
чи и увидели образ пресвятой богородицы, перед ним горящий свет, а внизу дракона, разо-
рванного пополам.
Они вознесли благодарность за это чудесное избавление, а дракона, разрубив на куски,
сбросили со скалы.
Так как жители, славя святую деву, стали ходить к ее образу на поклонение, то, по их при-
меру, и государь Перекопский Ацигери10, воевавший со своими братьями, стал просить святую
деву Марию помочь ему и дал обет отблагодарить благословенную деву.
1 Таким образом, первое появление татар Матвей Меховский относит к 1211 г.
2 Матвей Меховский полагает, что Крым является островом.
3 Улан, оглан значит ребенок, дитя. В Золотой Орде огланами назывались потенциальные кандидаты
на ханской престол.
4 Это заявление Матвея Меховского не соответствует мусульманским представлениям о браке, см.,
например: Коран, XXIV, 2.
5 Имеется в виду Крым (Солхад, Солхат, Эски Крым), город, древности которого находятся на месте
современного города Старый Крым. В золотоордынскую эпоху был центром Крымского улуса. Татарское
название города – Крым известно по письменным источникам и чеканившимся в нем монетам. Генуэзцы
называли город Солхат.
6 Имеется в виду Кырк-Йер (Чуфуткале), город неподалеку от Бахчисарая.
7 Кафа (Каффа, Феодосия), город на южном побережье Крымского полуострова. Во второй половине
XIII в. здесь было основано поселение Кафа – центр генуэзских колоний в Крыму. В 1475 г. был завоеван
турками-османами.
8 Мангуп – город на юге Крыма, столица княжества Феодоро, с 1475 по 1774 г. под властью османских
султанов.
9 Имеется в виду Азак – крупный город на южном рукаве дельты Дона. В итальянских источниках
имело название Тана.
10 Имеется в виду основатель и первый хан Крымского ханства Хаджи-Гирей (1441–1466).
ПРИЛОЖЕНИЯ 829
Надо сказать, что магометане чтут святую Марию и признают, что она – дева, без брака за-
чала и родила великого и благословенного пророка Иисуса1.
Когда, с ее помощью, Ацигери победил соперников, то, продав двух лучших, какие у него
были, коней и купив воску, он сделал две громадных свечи и приказал, чтобы они из года в год
горели перед образом, что и до сего дня соблюдается всеми последующими императорами.
Третий город, Феодосия, ныне называемый Каффой, был взят приступом у генуэзцев Маго-
метом II, императором турок2.
Завладев также замком Манкуп к западу от Каффы, вышеназванный турок Магомет убил
мечом двух братьев князей, государей замка Манкуп и, как говорят, последних представителей
готтов3.
Он укрепил также замок Азов близ устьев реки Танаиса, которым и ныне владеют турки.
Татары уланы, со времени их прихода на остров, живут в луговых его частях по своей ис-
конной привычке, а вне острова владеют такими же луговыми пространствами Сарматии Евро-
пейской близ Меотидских болот и Понтийского моря вплоть до Белого Замка.
Они устроили переход и открыли доступ на остров с запада, настлавши земляную насыпь,
длиной в милю, в виде моста, но грубо и несовершенно, так что в некоторых местах морские
волны переливаются через насыпь.
В древности остров назывался Таврическим, а теперь называется Перекопом, что значит
ров, потому что вода окружает его со всех сторон и защищает, как ров, полный воды, защищает
город.
Но довольно об этом. Посмотрим теперь их генеалогию.
После Улана в Таврике царствовал царь (czar) Тахтамис, который, вместе с князем Литов-
ским Витольдом, воевал против своего брата царя Темир-Кутлу, императора Заволжского, и
был побежден4.
Вслед за Тахтамисом собирался царствовать сын его Шидахмет5 царь, но Адзикерей царь
его изгнал и царствовал вместо него.
Шидахмет направился в Литву за помощью, но был взят в плен литовцами вместе с женой и
детьми и заключен в замке Ковно, где и умер с женой и детьми6 в дни Казимира III, короля
Польского и великого князя литовского7.
Когда умер Адзикерей царь, остались по нем семь сыновей и старший из них, по имени
Гайдер, взял власть, Мендлигер же, один из младших сыновей, бежал к турецкому императору
и, получив от турка помощь и жену, разбил и низверг Гайдера и Ямурци с другими братьями.
Они бежали к Ивану Васильевичу (Vasilowicz), князю Московии, который принял их и дал им
княжество Козанское8.
У Мендлигера царя было девять сыновей: первый Махмет Керей, второй Ахмет Керей, тре-
тий Махмут Керей, четвертый Бети Керей – он утонул, везя добычу по реке в Валахии, в 1510
году; пятый – Бурнас Керей, шестой Мубарек Керей, седьмой Садех Керей; имен восьмого и
девятого не знаю. Ныне царствует на месте отца Махмет Керей царь9.
Заметим, что хотя перекопские татары должны были бы стать более культурны и не так су-
ровы под действием шестого климата, в котором они живут, однако они не потеряли прежней
1 Коран, III, 59; XIX, 23–26.
2 Османский султан Мехмед II Завоеватель (Фатих) правил в 1444–1446 и в 1451–1481 гг.
3 Крымские готы – германоязычный народ, проживавший в Крыму до конца XVIII столетия.
4 В 1395 г. разгромленный среднеазиатским правителем Тимуром золотордынский хан Токтамыш
бежал в Литву. При помощи великого князя литовского Витовта он попытался вернуть свою власть в Зо-
лотой Орде, но потерпел поражение от Тимур-Кутлуга и Идигея в битве на реке Ворскла 12 августа 1399
года.
5 Шейх-Ахмад жил значительно позже и никак не мог быть сыном Токтамыша.
6 Шейх-Ахмад скончался около 1528 г.
7 Казимир III правил в Польше в 1333–1370 гг. Возможно, подразумевается Казимир IV, который
правил в Польше-Литве в 1440 (1447) – 1492 гг.
8 Представителями Крымской династии в Касимове были Нур-Девлет (1486–1490), Сатылган (1490–
1506) и Джанай (1506–1512).
9 Мухаммад-Гирей правил в 1515–1523 гг.
830 ПРИЛОЖЕНИЯ
своей хищности и дикой жестокости, присущей скорее зверям, живущим в полях и лесах, чем
жителям городов и сел1.
В иные годы они делают нападения, опустошают и грабят Руссию, Литву, Валахию, Поль-
шу, а по временам и Московию.
Глава третья. О татарах козанских и татарах ногайских
Третья орда – козанских татар – названа так по замку Козан2, стоящему над рекой Волгой у
границ Московии, где они живут.
Они произошли от главной татарской орды, а именно от чагадайских или заволжских татар,
как и все другие татары.
Эта Козанская орда имеет около 12 тысяч бойцов, а при необходимости, когда они созыва-
ют и других татар, они могут выставить до 30 тысяч воинов.
Об их государях, деяниях и генеалогии не пишут, так как они – данники князя Московии и
зависят от воли его и в мирной жизни, и на войне, и в деле избрания себе вождей3.
Поэтому к ним можно будет отнести то, что будет сказано о государе москов.
Четвертая орда, молодая и недавно существующая, позднее других возникшая, как ветвь за-
волжских татар, это оккассы или нагайские татары.
После того как Оккасс, выдающийся слуга и воин великого хана, имевший 30 сыновей, был
убит, сыновья его отделились от главной Заволжской орды и поселились около замка Сарай,
примерно, лет за 70 или немного меньше до нынешнего 1517 года. Вскоре они до чрезвычайно-
сти разрослись, так что в наше время стали уже наиболее многочисленной и самой крупной
ордой.
Они ближе всех других татар к холодному северу и примыкают к восточному краю Моско-
вии, которая часто подвергается их набегам и грабежам.
Правят у них сыновья и внуки Оккасса. Ни денег, ни монеты там нет, а продают они вещи
за вещи, то есть за рабов, детей, скот и вьючных животных.
Книга вторая
Трактат первый. Об описании верхней Европейской Сарматии
[…]
Глава вторая. О Литве и Самагиттии4
[…] Установив мир кругом, он [Витольд] проник на восток, напал на татарскую орду, при-
гнал в Литву массу татар и расселил там в определенной местности, где они остались и до сего
дня5.
Собрав затем сильное войско, он вновь направился в Татарию, перешел реки и 14 августа
достиг широко открытой равнины близ реки Ворсклы. Там его встретил, с громадным, бесчис-
ленным множеством татар Заволжский император Темир-Кутлу, которого писатели называют
Темерланом. Начались с обеих сторон переговоры о перемирии и мире, но соглашение никак
не принималось татарами. Поэтому Витольд, по совету своих, отошел в тыл со своими тело-
хранителями и бежал в Литву, а войско его, подавленное бесчисленной массой татар, было со-
вершенно уничтожено. […]
1 Согласно средневековым представлениям семь климатов находятся в связи с семью небесами; каж-
дому принадлежит одна из семи планет, народы же, живущие в этих поясах, по характеру соответствуют
характерам планет. Шестой климат Матвея Меховского принадлежит Гермесу; люди, находящиеся под
его влиянием, склонны к интеллектуальным интересам. Эти люди проживают на побережье Черного и
Каспийского морей.
2 Т.е. Казань.
3 С 1487 по 1521 год (с небольшими перерывами) Казанское ханство находилось в зависимости от
московских великих князей в вопросах внешней политики и назначении нового хана.
4 Т.е. Жмудь (Жямайтия), историческая область на северо-западе современной Литвы. Название про-
исходит от литовского племени жямайтов.
5 Далее идет описание битвы на р. Ворскла.
ПРИЛОЖЕНИЯ 831
Глава третья. Об обширности великого княжества Литовского
и о находящемся там
[…] Кроме того в княжестве Литовском около Вильны есть и татары. У них есть свои де-
ревни, они возделывают поля, как и мы; занимаются ремеслами и возят товары; по приказу
великого князя Литовского все идут на войну; говорят по-татарски и чтут Магомета, так как
принадлежат к сарацинской вере.
[…] Когда знатные и богатые начинают пировать, то сидят с полудня до полуночи, непре-
рывно наполняя брюхо пищей и питьем; встают из-за стола, когда велит природа, чтобы облег-
читься, и затем снова и снова жрут до рвоты, до потери рассудка и чувства, когда уже не могут
отличить голову от зада.
Таков гибельный обычай в Литве и Московии, а еще более бесстыдно существует он в Та-
тарии.
Есть еще в тех странах – в Литве, Московии и Татарии – исконный обычай продавать лю-
дей: рабы продаются господами, как скот, и дети их и жены; мало того, бедные люди, родив-
шиеся свободными, не имея пропитания, продают своих сыновей и дочерей, а иногда и сами
себя, чтобы найти у хозяев какую-нибудь, хоть грубую пищу.
Трактат второй
Глава первая. О Московии
[…] В Московии много княжеств. […]
Княжество Суздальское и многие соседние с ним опустошены и разорены татарами.
Есть там и татарская земля, подвластная московскому государю, по имени Козанская орда,
выставляющая 30 тысяч бойцов. Находится она в степях, близ замка Козан, который принад-
лежит князю Московии и омывается большой рекой Волгой. […]
Они [русские] придерживаются одной веры и религии по образцу греческой. […]
Исключение представляют козанские татары. Признавая князя Московии, они, вместе с са-
рацинами, почитают Магомета и говорят на татарском языке […]».
3. Сигизмунд фон Герберштейн. Из «Записок о Московии»
Текст воспроизведен по изданию: Сигизмунд Герберштейн. Записки о Московии. М.: Изд-
во МГУ, 1988.
«[…] Иоанн [III] ставил также по своей воле царей в Казани, иногда брал их в плен, хотя
под старость и потерпел от них весьма сильное поражение1. […] Впрочем, как он ни был мо-
гуществен, а все же вынужден был повиноваться татарам. Когда прибывали татарские послы,
он выходил к ним за город навстречу и стоя выслушивал их сидящих. Его гречанка-супруга2
так негодовала на это, что повторяла ежедневно, что вышла замуж за раба татар, а потому, что-
бы оставить когда-нибудь этот рабский обычай, она уговорила мужа притворяться при прибы-
тии татар больным. В крепости Москвы был дом, в котором жили татары, чтобы знать все, что
делалось [в Москве]. Не будучи в состоянии вынести и это, жена Иоанна, назначив послов, от-
правила их с богатыми дарами к царице татар, моля ее уступить и подарить ей этот дом, так
как-де она по указанию божественного видения собирается воздвигнуть на его месте храм; та-
тарам же она обещала назначить другой дом. Царица согласилась на это, дом разрушили, а на
1 После захвата в 1487 г. Казани Ивану III удавалось оказывать решающее влияние в вопросе престо-
лонаследия в ханстве. Под поражением, возможно, подразумеваются события 1505 г., когда казанские и
ногайские войска осадили Нижний Новгород.
2 Т.е. Софья (Зоя) Палеолог (ум. 5.IV.1503), супруга Ивана III (с 1472). Мать двенадцати детей, в том
числе Василия, будущего великого князя московского (1505–1533).
832 ПРИЛОЖЕНИЯ
его месте устроили храм. Изгнанные таким образом из крепости татары не смогли получить
другого дома [ни при жизни княжеского семейства, ни даже по смерти их]1.
[…] В это же время московит ходил и на Казанское царство как с судовою, так и с конною
ратью, но вернулся оттуда безуспешно, потеряв очень много воинов2. […]
Каждые два или три года государь [производит набор по областям и] переписывает детей
боярских с целью узнать их число и сколько у каждого лошадей и слуг. Затем, как сказано вы-
ше, он определяет каждому (способному служить) жалованье. Те же, кто может по своему
имущественному достатку, служат без жалованья. Отдых дается им редко, ибо государь ведет
войны то с литовцами, то с ливонцами, то со шведами, то с [казанскими] татарами, или даже
если он не ведет никакой войны, то все же ежегодно по обычаю ставит караулы [в местностях
около Танаиса3 и Оки] числом в двадцать тысяч для обуздания набегов и грабежей со стороны
перекопских татар4. […]
Но когда перекопский царь5 поставил на Казанское царство (отторгнутое им от Московии)
племянника6 и на обратном пути раскинул лагерь в тринадцати (двух) милях7 от Москвы, ны-
нешний государь Василий8 на следующий год расположился лагерем около реки Оки и впер-
вые пустил тогда в дело (наряду с конницей) пехоту и пушки, – может быть, для того, чтобы
похвастать своей силой и смыть позор, испытанный им в предыдущем году во время постыд-
нейшего бегства, когда, как говорят, он несколько дней прятался в стогу сена, или, наконец,
чтобы отвратить от своих пределов царя, который, как он предполагал, снова нападет на его
владения9. […]
Великое несходство и разнообразие существуют между людьми как в других делах, так и в
(способах) боя. Например, московит, как только пускается в бегство, не помышляет уже ни о
каком ином спасении, кроме как бегством; настигнутый и пойманный врагом, он и не защища-
ется, и не просит пощады.
Татарин же, сброшенный с лошади, лишившись всякого оружия, даже тяжело раненный, как
правило, отбивается руками, ногами, зубами, вообще пока и как может до последнего вздоха.
[…]
О монете
[…] В Татарию вывозятся седла, уздечки, одежда, кожи; оружие и железо вывозятся только
тайком или с особого позволения начальников. […]
Лисьи меха, в особенности черные, из которых по большей части делаются шапки, ценятся
очень дорого, они продаются за десять, а иногда и за пятнадцать золотых. Беличьи шкурки
доставляются тоже из разных мест, наиболее широкие из Сибири (Sibier), а те, что благороднее
всех прочих, – из Чувашии (Schuwaji), недалеко от Казани, а кроме того, из Перми, Вятки, Ус-
тюга и Вологды (Wolochda), откуда они привозятся всегда связанные пучками по десяти штук.
В каждом пучке две самые лучшие называются личными (litzschna), три, несколько похуже,
именуются красными (crasna), четыре – подкрасными (pocrasna), одна, последняя, называется
молочной (moloischna), она самая дешевая из всех. Каждую из них можно купить за одну или
две деньги10. [Лучшие и отборные из них купцы с большой для себя выгодой вывозят в Герма-
нию и другие страны].
1 В XVII в. была молва будто на месте ордынского подворья в Кремле (где располагался двор с ко-
нюшнями) между 1473 и 1477 г. был воздвигнут Николо-Гостунский собор.
2 Возможно, речь идет о походе 1520 г., когда в «судах» двигался на Казань отряд А.И.Булгакова, а
сушей – И.Ушатого.
3 Танаис – древнегреческое наименование Дона.
4 Т.е. крымских татар.
5 Очевидно, речь идет о крыском хане Сахиб-Гирее (1532–1551), правившем до этого в Казани (1521–
1524).
6 Т.е. Сафа-Гирея, который царствовал в Казани в 1524 – 1531, 1536 – 1546, 1546 – 1549 гг.
7 Немецкая миля составляла более 7 км.
8 Неисправленная при окончательном редактировании обмолвка показывает, что текст был написан до
1533 г.
9 Речь идет о совместном крымско-казанском походе на Москву 1521 г.
10 Разницу в цене можно объяснить тем, что в 1530-е гг. в Великом княжестве Московском имели хо-
ждение две деньги: новгородская (новгордка, копейка, 1/100 рубля) и московская (московка, сабляница,
1/200 рубля).
ПРИЛОЖЕНИЯ 833
[…]
Теперь я приступлю к хорографии государства (principatus) и владычества (dominium)
(княжеств и владычеств (Herrschafften)) великого князя московского, начав с главного города
Москвы. Выйдя из нее, я буду описывать прилегающие к ней и только знаменитые княжества,
ибо я не мог с точностью разузнать имена всех областей на таком огромном пространстве.
Поэтому пусть читатель удовольствуется именами (только) замечательных городов, рек,
гор и некоторых местностей
[…] Нижний Новгород (Nowogardia inferior, Niderneugarten) – большой деревянный город с
крепостью, которую нынешний монарх Василий построил из камня на холме при слиянии рек
Волги и Оки1. Говорят, он отстоит на сорок немецких миль на восток от Мурома; если так, то
Новгород будет отстоять от Москвы на сто миль. По своему плодородию и всяческому изоби-
лию страна эта не уступает Владимиру. Здесь находится восточная граница (распространения)
христианской религии. Ибо хотя государь Московии и имеет за этим Новгородом крепость,
называемую Сурой (Sura)2, однако живущий здесь народ, зовущийся черемисами (Czeremissae),
(Czeremissae), который занимает значительную часть страны по сю сторону Волги до Суры,
следует не христианской, а магометанской вере3. Черемисы же живут за Волгой на север; для
различения от них живущие около Новгорода называются черемисами верхними или горными,
не от гор, которых там нет, а скорее от холмов, которые они населяют.
Река Сура разделяет владения царей московского и казанского4; она течет с юга и, повернув
нув в двадцати восьми милях ниже Новгорода на восток, впадает в Волгу. При слиянии Волги
и Суры на одном из берегов государь воздвиг крепость и назвал ее по своему имени Василёв-
городом (Basilowgorod); впоследствии эта крепость явилась источником многих бедствий5.
Недалеко оттуда есть река Мокша (Moscha), она течет с юга и впадает в Оку выше Мурома,
недалеко от города Касимова (Cassimowgorod), который московит уступил татарам для житья6.
Их женщины с известным искусством окрашивают для красоты ногти в черный цвет и все вре-
мя ходят с открытой головой и распущенными волосами7. К востоку и югу от реки Мокши
тянутся огромные леса, в которых обитает народ мордва (Mordwa), имеющий особый язык и
подчиняющийся государю московскому. По одним сведениям, они идолопоклонники, по дру-
гим, – магометане8. Они живут в селах, разбросанных там и сям, возделывают поля, питаются
мясом зверей и медом, богаты драгоценными мехами. Это очень сильные люди, ибо зачастую
храбро отражают даже набеги татар; почти все они пехотинцы, отличаются длинными луками
и опытностью в стрельбе. […]
Из Московии вплоть до этой крепости [Рязани9], а от нее на расстоянии почти двадцати че-
тырех немецких миль течет Танаис по местности, которая зовется Донко (Donco)10; здесь куп-
цы, отправляющиеся в Азов (и через Меотийские болота11 в), Каффу и Константинополь, гру-
1 Строительство каменного Нижегородского кремля при участии итальянского архитектора Пьетро
Франческо (Петра Фрязина) было завершено в 1515 г.
2 Город, основанный в 1523 г. как форпост в борьбе против Казанского ханства, впоследствии получил
название Васильсурск.
3 Многие современные татарские населенные пункты имеют в своих названиях финнскую этимоло-
гию.
4 Впервые Василий III назван царем в договоре 1514 г. с императором Священной Римской империи
Максимиллианом I. Сигизмунд фон Герберштейн был непоследователен в употреблении титулатуры Ва-
силия III.
5 Казанцы дважды в 1536 и 1539 гг. пытались вернуть свои земли и захватить город.
6 Речь идет о Касимовском ханстве (Касимовском царстве, 1445(1452)–1681 гг.), основанном сыном
Улуг-Мухаммада Касимом.
7 Очевидно, речь идет о росписи по телу хной, которую могли себе позволить состоятельные татарки.
С эпохи Золотой Орды татарки-мусульманки не скрывали своего лица (см.: СМИЗО-I. – С. 290–295).
8 В мордовских землях жили предки современных татар-мишарей, исповедовавших ислам.
9 Точнее – Переяславль-Рязанский.
10 Возможно, речь идет о Данкове, городе на Дону у впадения в него р. Вязовки, в современной Ли-
пецкой области.
11 Меотийские болота – Азовское море. Меотида – название Азовского моря у древних греков и рим-
лян, начиная с VII в. до н.э. возводивших его к наименованию местных племен – меотов.
834 ПРИЛОЖЕНИЯ
зят свои корабли, что по большей части происходит осенью, в дождливую пору года, посколь-
ку Танаис в том месте в другие времена года не настолько полноводен, чтобы по нему с удоб-
ством могли ходить груженые корабли1. […]
Знаменитейшая река Танаис, отделяющая Европу от Азии, начинается приблизительно в
восьми милях к югу от Тулы […]. [Танаис же сперва течет прямо на восток и между царствами
Казанским и Астраханским проходит в шести или семи немецких милях от реки Волги. Затем,
поворотив к югу, он образует болота, которые зовутся Меотийскими]. Самый ближний город к
его истокам – Тула (Упа), а приблизительно в трех милях выше устья находится город Азов,
прежде называвшийся Танаис2. [На расстоянии четырех дней пути] выше его находится город
Ахас (Achas)3, расположенный на той же реке, которую русские называют Доном (Don). Они не
не могут нахвалиться на эту реку за исключительное обилие в ней самых лучших рыб, а также
за приятность ее берегов, которые оба, будто они с особым усердием возделаны наподобие
сада, усеяны различными травами и весьма сладкими кореньями, а сверх того множеством раз-
нообразных плодовых деревьев. И звери, подстрелить которых из лука не представляет особого
труда, водятся там в таком изобилии, что путешествующие по тем местам не нуждаются для
поддержания жизни ни в чем, кроме огня и соли4. Дороги в тех краях измеряются не (верстами
или) милями, а днями пути. Насколько я смог предположительно рассчитать, от истоков Та-
наиса до его устья приблизительно восемьдесят немецких миль, если идти напрямик сухопут-
ной дорогой. От Донка, где, как я сказал, Танаис впервые становится судоходным, едва через
двадцать дней плавания можно добраться до Азова, города, платящего дань туркам5. Азов, как
утверждают, отстоит на пять дней пути от Истма Таврического, иначе именуемого Перекопом6.
пом6. В этом городе находится знаменитое торжище многих народов из разных стран мира. С
одной стороны, сюда открыт свободный доступ всем, к какому бы народу они ни принадлежа-
ли, и всякому предоставлено полное право продавать и покупать (лишь бы он вел себя мирно),
а с другой – по выходе из города всем можно безнаказанно делать, чтo угодно (и каждый пре-
доставлен самому себе). Что же касается жертвенников Александра [и Цезаря], о существова-
нии которых в этих местах упоминают очень многие писатели, то я не мог узнать ничего на-
верняка ни про них, ни про развалины как от туземцев, так и от прочих, кто весьма часто бывал
в тех местах. И воины, которых государь, по обычаю, каждый год держит там на карауле с це-
лью разведки и обороны от татарских набегов, на мой вопрос об этих жертвенниках тоже отве-
чали, что никогда не видали и не слыхали ничего подобного7. Однако они не отрицали, что
видели близ устьев Малого Танаиса (minor Tanais, clain Tanais)8 в четырех днях пути от Азова,
возле места Великий Перевоз (Velikiprewos)9, у С(вятых) гор (S. montes, heilige Berge), какие-то
то мраморные и каменные статуи и изваяния10. […]
1 По сведения русских источников такие плавания предпринимались по вешней воде.
2 С III–II вв. до н.э. по IV в. н.э. на правом берегу Дона располагался античный Танаис, наиболее уда-
ленный к северу город Боспорского царства. Итальянская колония Тана располагалась на левом берегу
Дона.
3 Местоположение г. Ахаса точно неизвестно, возможно, он находился на месте современной Старо-
черкасской станицы или же около Старозолотовского хутора Ростовской области.
4 Ср. с информацией русских источников: Бакланова Н.А. Описание русской природы в Хождении
митрополита Пимена в Царьград в 1389 г. и отображение этого описания в миниатюрах Лицевого свода
XVI в. // ТОДРЛ. – 1969. – Т. XXIV. – С. 124–125.
5 Турки-османы установили свой контроль над городом в 1471 г.
6 Перекоп – ров на Крымском перешейке, давший затем название и городу Ор-Капи или Ферх-Кермен,
как называли его турки.
7 Легенды о жертвенниках (каменных сооружениях, на которых приносились жертвы) Александра
Македонского и Юлия Цезаря в Средневековье подкреплялись авторитетом «Руководства по географии»
Клавдия Птолемея (Книга третья. Глава V. Положение Европейской Сарматии. § 26).
8 Т.е. Северского Донца.
9 Великий Перевоз был расположен на р. Донец к югу от устья р. Торопец.
10 Очевидно, имеются в виду каменные кыпчакские балбалы («бабы»).
ПРИЛОЖЕНИЯ 835
Мценск (Msceneck) – болотистая местность, где некогда была крепость, следы которой су-
ществуют и поныне1. Около этого места до сих пор еще некоторое (количество народу) живет в
в шалашах, в случае необходимости убегая в болота, как в крепость2 […].
Город Калуга на реке Оке отстоит на тридцать шесть миль от Москвы […]. Государь обыч-
но располагает там ежегодно свои караулы против набегов татар.
[…] Княжество Воротынское (Worotin) носит одно имя с городом и крепостью, располо-
женной в трех милях выше Калуги недалеко от берега Оки. Этой областью владел князь (knes)
Иоанн, по прозвищу Воротынский, муж воинственный и отличавшийся опытностью во многих
делах; под его предводительством (войска) государя Василия часто одерживали над врагами
славные победы. Но в 1521 году, когда царь Тавриды переправился через Оку и, как сказано
выше, с большим войском напал на Московию, то, чтобы отбить и отразить его, государем был
послан с войском молодой человек, князь (knes) Димитрий Бельский. Пренебрегши мудрыми
советами Иоанна Воротынского и других, он, завидев врага (уже по сю сторону реки), обратил-
ся в позорное бегство. Когда после ухода татар государь повел тщательное расследование о
виновниках бегства, то Андрей, брат государев3, который в действительности и был этим ви-
новником, и другие были оправданы, а Иоанн Воротынский не только навлек на себя великий
гнев государя, но был взят под стражу и лишен своего княжества. Под конец он, правда, был
отпущен из-под стражи, но с тем условием, чтобы никогда не выезжать из Москвы. Мы тоже
видели его при дворе государя среди первых мужей Московии4.
Севера (Sewera) – великое княжество, крепость которого Новгород (Nowogrodek) не так
давно была столицей северских князей, до тех пор, пока они не были лишены княжества Васи-
лием5. […] Народ, постоянно сражающийся с татарами, весьма воинственен. Но Василий Ио-
аннович подчинил себе это княжество подобно большинству других следующим образом. Бы-
ло два Василия, двое его племянников, детей братьев. Один из них, по прозвищу Шемячич,
занимал крепость Новгород, а другой – город Стародуб. Путивлем же владел некий государь
Димитрий6. Василий Шемячич, человек храбрый на войне и гроза татар, возымел столь сильное
ное желание властвовать, что стал один домогаться княжества, и не успокоился до тех пор, по-
ка не довел Василия Стародубского до последней крайности, а после его изгнания занял его
области. По низвержении его (Василия) он взялся за Димитрия, но другим путем: донес на него
государю, что тот-де намерен отложиться от государя. Государь, встревоженный этим, поручил
Василию каким бы то ни было способом схватить Димитрия и отправить его к нему а Москву.
Димитрия коварно схватили на охоте, ибо Василий заранее послал несколько всадников к во-
ротам его (Димитрия) крепости перехватить его, если он попытается спастись бегством. Буду-
чи ими схвачен, Димитрий был отвезен в Москву и ввергнут в оковы. Единственный сын его
Димитрий был столь возмущен этой несправедливостью, что тотчас же убежал к татарам и,
чтобы скорее и крепче отомстить за отцову обиду, отрекся от христианской веры и принял об-
резание по закону магометан. Меж тем во время своего пребывания у татар он случайно влю-
бился в одну прекрасную девушку; так как он не мог завладеть ею другим путем, тo тайно увез
ее против воли родителей. Рабы, которые были обрезаны вместе с ним, тайком донесли об этом
родным девушки; те однажды ночью застигли его врасплох и вместе с девушкой расстреляли
из луков. Государь Василий, узнав о бегстве сына Димитрия к татарам, приказал заключить
1 Мценск – город на севере современной Орловской области, как крепость возник в XVI в.
2 Очевидно, от нападений крымских татар.
3 Андрей Иванович Старицкий во время похода Мухаммад-Гирея в 1521 г. вместе с Василием III бе-
жал из Москвы в Волоколамск. В 1522 г. находился в Коломне.
4 Иван Михайлович Воротынский (Перемышльский) – князь Воротынского княжества, активный уча-
стник военных действий Руси: в 1507 г. оборонял Белев, в 1508 г. оказывал помощь Глинскому, в 1512 г.
поддерживал поход на Смоленск, в 1513 и 1514 гг. защищал Тулу и Мстиславль, в 1517 г. держал охрану
у Алексина, в 1521 г. в Тарусе, но не выступал против крымцев во время нашествия Мухаммед-Гирея. 17
января 1522 г. арестован, в феврале 1525 г. принес присягу Василию III, в 1531 и 1532 гг. снова воена-
чальник.
5 В 1523 г.
6 До 1500 г. Путивль входил в состав Великого княжества Литовского, его наместником был князь
Богдан Федорович Бельский, с 1500 г. город был присоединен к Великому княжеству Московскому. Воз-
можно, старший из Дмитриев был сыном Юрия Путятича, женатого на родной сестре Василия Ивановича
Шемячича.
836 ПРИЛОЖЕНИЯ
старика в еще более тяжкие оковы. Немного спустя этот последний, услыхав про смерть сына у
татар, удрученный неволей и скорбью, скончался в том же году, то есть в 1519 году по рожде-
стве Христовом. И все это совершилось по вине Василия Шемячича, по наущению которого
государь еще раньше схватил каширского князя (dominus, Herr), а также своего родного брата и
уморил их в темнице. Но, как часто бывает, те, кто строят козни другим, в конце концов сами
становятся их жертвой; то же случилось и с этим Шемячичем: он сам был обвинен пред госу-
дарем в измене. По этому делу он был вызван в Москву, но наотрез отказывался ехать туда,
если ему прежде не будет прислана официальная (publicus) охранная грамота, скрепленная
клятвой государя и митрополита. Желаемая грамота была ему прислана; получив ее 18 апреля
1523 года, он явился в Москву и с почетом и даже с подарками был принят государем, но через
несколько дней схвачен и брошен в тюрьму, где содержался и тогда (когда я был в Москве).
Говорят, причина его поимания была следующая: он написал письмо польскому королю, что
хочет предаться ему, и послал это письмо киевскому наместнику. Тот распечатал письмо и,
узнав оттуда об его злом умысле против своего (Шемячича) государя, немедленно переслал
письмо государю московскому. Другие же приводят более вероятную причину. Во всей держа-
ве московита из владевших крепостями и княжествами оставался один только Шемячич, и вот,
чтобы тем легче изгнать его и безопаснее править, и было выдумано обвинение в вероломстве,
посредством которого можно было бы устранить его. Намекая на это, некий юродивый (morio,
Schalchsnarr) во время въезда Шемячича в Москву носил повсюду (с собой) метлы и лопату1.
Когда его спрашивали, зачем они ему, он отвечал, что держава государя еще не совсем очище-
на, а теперь настает удобное время вымести и выбросить всякую нечисть. Эту область первым
присоединил к своей державе Иоанн Васильевич, разбив при реке Ведроши войско великого
князя литовского Александра. Северские князья ведут свой род от Димитрия, великого князя
московского. У Димитрия было три сына: Василий, Андрей и Георгий. Из них Василий, как
старший, по отечественным законам наследовал отцу в царстве. От двух других, Андрея и Ге-
оргия, и повели свой род северские князья.
[…] На пути из Путивля в Тавриду в степи встретишь реки Сну (?) (Sna, Sva)2, Самару
(Samara) и Орель (Ariel)3, из них две последние шире и глубже остальных; так как при перепра-
ве через них путники задерживаются иногда слишком долго, то их часто окружают татары и
берут в плен. После этих рек встретишь еще две: Конские Воды (Koinskawoda) и Молочную
(Moloscha)4, через которые существует своеобразный способ переправы, а именно: нарубают
кустарник, связывают его пучками, садятся на них сами, кладут имущество и таким образом,
гребя вниз по реке, относятся к другому берегу. Иные привязывают такие связки к хвостам
лошадей, которые, подгоняемые ударами, плывут к другому берегу, тащат за собой людей и
таким образом они переправляются. […]
Возвращаюсь к княжествам Московии
[…] Вятская область за рекой Камой (Kama) отстоит от Москвы почти на сто пятьдесят
миль к северо-востоку […]. Некогда она была владением татар5, так что еще и поныне по ту и
поэту сторону Вятки, в особенности близ ее устья, где она впадает в реку Каму, властвуют та-
тары6. Дороги исчисляются там в чункасах (czunkhas)7, а чункас составляет пять верст (т.е.
примерно равен немецкой миле). Река Кама впадает в Волгу в двенадцати милях ниже Казани.
К этой реке прилегает область Сибирь.
[…] Область Сибирь граничит с Пермией и Вяткой; не знаю достоверно, есть ли там какие-
либо крепости и города. В ней начинается река Яик (Iaick), которая впадает в Каспийское (по-
латыни, а по-русски Хвалынское) море. Говорят, эта страна пустынна вследствие близости
татар, а если где и обитаема (colitur), то там правит татарин Ших-мамай (Schichmamai)
1 Образ «выметания» врагов и недругов из страны традиционно возник и в период опричнины.
2 Возможно, Сосна, хотя она течет значительно восточнее.
3 Река Орель течет в современных Харьковской, Полтавской и Днепропетровской областях Украины.
4 Река Молочная протекает в современной Киевской области Украины.
5 Вятская земля находилась в зависимости от казанских ханов в конце 1460 – 1480-х гг.
6 Владения казанских ханов простирались до устья Чепцы, крупнейшего левого притока р. Вятки.
7 Чункас – мера длины, сохранившаяся в Перми до XIX в. Заимствован из угро-финского, от глагола
«останавливаться».
ПРИЛОЖЕНИЯ 837
(Эта страна предоставлена грабежам татар и других, в особенности же татарина Ших-мамая.)1.
У тамошних жителей свой язык; промышляют они преимущественно беличьими мехами, кото-
рые превосходят белок из других мест величиной и красотой; [однако] в нашу бытность в Мос-
ковии мы не видели их в сколько-нибудь значительном количестве (в первый раз мы
встречали их, потом же – ни разу.).
Народ черемисов живет в лесах под Нижним Новгородом. У них свой язык, и следуют они
учению Магомета. Ныне они подвластны царю казанскому, хотя большинство их некогда пла-
тили дань князю московскому; поэтому и до сих пор их причисляют еще к подданным Моско-
вии (потому-то я говорю о них здесь). Многих из них государь вывел оттуда в Московию по
подозрению в преступной измене; мы видели их (как мужчин, так и женщин) там (в свой вто-
рой приезд2). Но когда они были посланы на литовскую границу, то в конце концов рассея-
лись в разные стороны (многие из них убежали в Литву). [Этот] народ населяет обширные
пространства от Вятки и Вологды до реки Камы, но не (пользуясь) какими бы то ни было жи-
лищами. Все, как мужчины, так и женщины, очень проворны в беге; кроме того, они весьма
опытные лучники, причем лука никогда не выпускают из рук; они находят в нем такое удо-
вольствие, что даже не дают есть (достаточно взрослым) сыновьям, если те предварительно не
пронзят стрелой намеченную цель (Женщины носят на голове (уборы), вырезанные из древес-
ной коры, вроде диадем, как они изображаются у святых, и заправленные в круглый обруч,
покрывая их платком. Когда я спросил их, как они в столь высоких (уборах) пробираются меж-
ду деревьев и кустарников, что им приходится делать часто, они отвечали: «А как проходит
олень, у которого (рога) на голове еще выше?»).
В двух милях от Нижнего Новгорода было большое скопление домов вроде города или по-
селка (oppidum, Dorff), где вываривалась соль3. [Несколько лет назад] он был выжжен татарами
ми и восстановлен [по приказу государя].
Народ мордва живет у Волги, ниже Нижнего Новгорода, на южном берегу. Они во всем по-
хожи на черемисов, за исключением того что дома встречаются у них чаще (живут они в до-
мах). И здесь да будет конец [нашего экскурса и] Московской державы.
Теперь присовокупим кое-какие [достоверные сведения] о соседях и смежных народах, со-
храняя тот же порядок на восток, в котором я вышел из Москвы. Первыми в этой сторо-
не будут казанские татары; прежде чем перейти к (описанию) их особенностей, следует
дать некоторые общие (сведения) (начиная также с востока, затем перейдя к югу и так по
кругу).
О татарах
О татарах и их происхождении, помимо того что содержится в польских анналах и в двух
книжках о (книжке о двух) Сарматиях4, многие писали много и повсеместно; повторять это
здесь было бы скорее скучно, чем полезно. Но я счел необходимым вкратце написать о том, что я
сам узнал из русских летописей и из рассказов многих людей5. Говорят, что моавитские народы6,
ды6, которые впоследствии были названы татарами, – люди, разнящиеся своим языком, обычаями
ми и одеянием от обрядов и привычек остальных людей, – пришли к реке Калке (Calka). Никто не
знал, откуда они пришли и какой они веры. Впрочем, иные называли их таврименами
(Taurimeni), другие – печенегами, третьи – другими именами. Мефодий7, епископ патарский
(Patanczki) (якобы) говорит, что они вышли с северо-востока, из пустыни Етривской (Ieutriskie)8,
1 Ших-Мамай (Мамай-мурза) – ногайский мурза, в 1516 г. находился в Крыму, некоторое время пра-
вил в Ногайской Орде.
2 Т.е. в 1526 г.
3 Возможно, речь идет о Балахне, сожженной в 1521 г. во время похода казанского хана Сахиб-Гирея.
4 Речь идет о работе Матвея Меховского «Трактат о двух Сарматиях» (1517).
5 Далее идет краткое описание татарской истории XIII–XV вв. (битва на Калке, легендарные сведения
о происхождении татар, о Бату, политической истории Золотой Орды) очевидно заимствованные из Ер-
молинской летописи.
6 Моавитяне – жители древнего государства Моав, возникшего, предположительно, во второй поло-
вине II тыс. до н.э. на восточном берегу р.Иордан и побережье Мертвого моря. Согласно Библии, моави-
тяне потомки племянника Авраама, Лота и старшей дочери последнего.
7 Мефодий Патарский (Олимпийский) (около 260–312) – христианский богослов.
8 Етривская пустыня располагалась к северо-востоку от Палестины, нередко под ней понимают Си-
рийскую пустыню.
838 ПРИЛОЖЕНИЯ
а причину переселения приводит следующую. В свое время некто Гедеон, высокоименитый муж,
внушил им страх, говоря, что предстоит близкий конец мира. Под воздействием его речей они,
чтобы обширнейшие богатства мира не погибли вместе с ним, в бесчисленных количествах вы-
шли грабить земли и подвергли жестокому разграблению все, что лежит от Востока до Евфрата и
Персидского залива. Опустошив таким образом все земли, они разбили в 6533 году от сотворения
мира1 при реке Калке племена половцев (и русских), которые одни только и дерзнули выступить
им навстречу [присоединив к себе вспомогательные войска русских]. Очевидно, составитель
книжки о двух Сарматиях ошибся в этом месте насчет народа половцев, имя которых он перево-
дит как «охотники». Слово «половцы» значит «полевые» (campestres) («те, кто живет в поле», а
не в домах), ибо polle – это «поле» (campus, Veld), а охотники (по-славянски) – lowatz и lowtzi. От
присоединения же слога tzi или ksi (так!) значение не меняется, ибо значение надо выводить не
из последних, а из первых слогов. А так как к подобным русским речениям часто присое-
диняется общий слог ski2, то это и обмануло писателя; таким образом, слово «половцы»
следует переводить как «полевые», а не как «охотники» (там почти все имена господ или вла-
дений, (производимые) от городов, замков или земель, содержат такое добавление). Русские ут-
верждают, будто половцы – это готы, но я не разделяю этого мнения. Если кто пожелает описать
татар, тому придется описать множество племен (обычаи, образ жизни и устройство земли мно-
гих народов), ибо это (общее) имя они носят только по их вере, сами же суть различные племена,
далеко отстоящие друг от друга (принявшие все одно имя татар, так же как и имя «Руссия» объе-
динило множество земель). Но вернемся к начатому. Татарский царь Батый (Bathi), выступивший
с большим войском с юга к северу, занял Булгарию, лежащую на Волге ниже Казани. Затем, в
следующем 67453 году повторив победу, он дошел до самой Москвы и после непродолжительной
ной осады взял, наконец, царствующий град, сдавшийся (ему); при этом он не исполнил своего
обещания и перебил всех, затем пошел далее и выжег соседние области: Владимир, Переяславль,
Ростов, Суздаль и очень много крепостей и городов, а жителей перебил или увел в рабство; раз-
бил и убил великого князя Георгия4, вышедшего ему навстречу с военным отрядом; Батый увел с
с собой в плен Василия Константиновича и убил его5. Все это, как я сказал выше, случилось в
6745 году от сотворения мира. С этого времени [почти] все государи Руссии были поставляемы
(и сменяемы) татарами и повиновались им вплоть до Витольда, великого князя литовского6, ко-
торый храбро защитил от татарских войск [свои] земли [и то], что занял в Руссии; он был грозой
для всех соседей. Но великие князья владимирские и московские, вплоть до нынешнего князя
Василия (сына Иоаннова, к которому я был послан), всегда пребывали в верности и повиновении,
однажды обещанных татарским [государям]. Как повествуют летописи, этот Батый был убит в
Венгрии венгерским королем Влаславом (Wlaslaw), который после крещения получил имя Вла-
дислава и был причислен к лику святых. Именно после того как Батый увел с собой сестру коро-
ля, случайно захваченную им во время нападения на королевство, король, движимый любовью к
сестре и негодованием, пустился в погоню за Батыем; однако, когда Владислав напал на Батыя,
сестра схватила оружие и явилась на помощь прелюбодею против брата. Тогда король в гневе
убил сестру вместе с прелюбодеем Батыем. [Это случилось в 6745 году от сотворения мира7.]
1 Т.е. в 1024 г. по юлианскому календарю. Возможно, это описка, т.к. русские летописи датируют бит-
ву на реке Калке 1224 годом.
2 Суффикс -ск- характерен для антропонимов Белоруссии и Польши, а не Руси.
3 Т.е. в 1236 г. по юлианскому календарю.
4 Великий князь владимирский Юрий Всеволодович погиб 4 марта 1238 г. в столкновении с монголо-
татарами на реке Сити.
5 Ростовский князь Василько Константинович был пленен 4 марта 1238 г., а затем казнен.
6 Речь идет о Витовте, правившем в 1392–1430 гг.
7 Легенда об убиении Батыя занесена в русские летописи во второй половине XV в.: в Московский
свод 1479 г. под 6755 (1246) г. и в кратком виде в Ермолинскую и сходные под 6754 (1245) г. Ошибочная
дата Сигизмунда фон Герберштейна возникла в результате перестановки буквенных цифр даты 6754 в
летописи типа Ермолинской.
ПРИЛОЖЕНИЯ 839
Батыю наследовал в правлении Узбек (Asbeck), умерший в 6834 году1 [от сотворения мира].
Его сменил сын его Джанибек (Zanabeck), который [желая царствовать один и без всякого опа-
сения] перебил своих братьев; умер он в 68652 (68683) году. Ему наследовал Бердибек
(Berdebeck), также убивший двенадцать братьев и сам скончавшийся в 6867 году4. После него
не более месяца правил Кульпа (Alculpa), убитый сразу же по восшествии на престол вместе с
детьми неким царьком (regulus) (князем) Наврусом (Naruss, Narusch). [Когда он овладел цар-
ством] все русские князья собрались к нему и, испросив каждый право властвовать в своей об-
ласти, удалились обратно. Наврус был убит в 6868 году. Царскую власть после него наследовал
Хидырь (Chidir), который был убит сыном Темир-Ходжой (Themirhoscha, Themirorsa). Этот
последний [приобретя царство путем злодейства] владел им едва семь дней, ибо был согнан
темником (temnick) Мамаем, и, убежав за Волгу, был (настигнут и) убит в 6869 году [преследо-
вавшими его воинами]. После них власть получил в 6890 году5 от сотворения мира Токтамыш
(Thachamisch), выступивший 26 августа с войском и опустошивший Москву огнем и мечом6.
Разбитый Темир-Кутлугом (Themirkuth, Themickuten), он бежал к [великому князю] литовско-
му Витольду. После этого в 69067 году от сотворения мира Темир-Кутлуг стал во главе Сарай-
ского (Sarai) царства и умер в 69098 году. Ему наследовал в правлении сын его Шадибек
(Schatibeck). После него Темир-Аксак (Themirassak) двинул для опустошения Московии огром-
ное войско на Рязань, внушив государям [Московии] столь великий страх, что [отчаявшись в
победе и] бросив оружие, они прибегли единственно к божественной помощи: тотчас послали
во Владимир за неким образом пресвятой девы Марии, который был прославлен многими яв-
ленными там (от него) чудесами. Когда его везли в Москву, то навстречу ему в знак почтения
вышел государь со всем населением. Нижайше помолившись сперва об отвращении врага, (го-
сударь) проводил образ в город с величайшим благоговением и поклонением. Говорят, такой
набожностью они добились того, что татары не пошли дальше Рязани. В вечное воспоминание
об этом событии на том месте, где ожидали образ и где он был встречен, выстроили храм, и
этот день, который русские именуют «сретение» (sretenne, stretenne), т.е. «день встречи», еже-
годно торжественно празднуется 26 августа. А это случилось в 69039 году.
Русские рассказывают, что этот Темир-Аксак человек темного происхождения, достиг тако-
го высокого положения разбоем и в юности был выдающимся вором; тут-то он и получил свое
имя. Именно, однажды он украл овцу и был пойман хозяином овцы (или пастухом), причем
сильный удар камнем перебил ему голень; он укрепил ее железом (поэтому он вынужден был
постоянно пользоваться железом), и из-за хромоты и железа ему и дали имя, ибо слово themir
означает «железо», a assak – «хромой». Во время тяжкой осады Константинополя турками он
послал туда своего сына со вспомогательным войском. Тот разбил турок, снял осаду и вернул-
ся к отцу победителем [в 690910 году].
Татары разделяются на орды (hordae) (называют свою страну или царство ордой), первое
место среди которых и славой и многочисленностью заняла Заволжская (Sawolhensis,
Sawolskhi) орда, так как говорят, что все остальные орды получили начало от нее11. [«Орда» же
на их языке значит «собрание» или «множество»12. Впрочем, всякая орда имеет свое название,
а именно: Заволжская, Перекопская (Praecopensium), Ногайская (Nahaisensium) и многие дру-
гие, которые] все исповедуют магометанскую веру; однако, если их называют турками
1 Т.е. в 1325 г. Узбек умер в 1341/42 г.
2 Т.е. в 1356 г.
3 Т.е. в 1359 г. Джанибек скончался в 1357 г.
4 Т.е. в 1358 г. Бердибек скончался в 1359 г.
5 Т.е. в 1381 г.
6 Осада Москвы длилась с 23 по 26 августа 1382 г.
7 Т.е. в 1397 г.
8 Т.е. 1400 г. Тимур-Кутлуг скончался в 1399 г.
9 В 1394 г.
10 В 1400 г.
11 Сигизмунд фон Герберштейн использует литовское наименование Большой Орды. Татары не дела-
ли различий между Золотой Ордой и Большой Ордой, ее ханы считали себя верховными правителями
всего Улуса Джучи.
12 Излагаемая этимология тюркского слова «Орда» верна; в русском же языке оно означало сначала
«шатер», «ставка хана», «центр улуса», а затем центр всего государства.
840 ПРИЛОЖЕНИЯ
(Turcae), они бывают недовольны, почитая это за бесчестье1. Название же «бесермены»
(Besermeni)2 их радует, а этим именем любят себя называть и турки. Поскольку татары насе-
ляют разные и далеко и широко раскинувшиеся земли, то они не совсем походят (друг на дру-
га) своими обычаями и образом жизни. (Ближайшие (к нам) перекопские –) Это люди среднего
роста, с широким мясистым (будто опухшим) лицом, с косящими (маленькими) впалыми гла-
зами; волосы они отпускают только на бороде (в виде усов (der ober Khnebepart)), а остальное
(даже и на голове) бреют. Только более именитые (insigniores, Obristen) носят за (над) ушами
(длинные) косы (crines contorti, eingedraet), и [притом очень] черные; телом они сильны, духом
смелы, падки на любострастие, причем извращенное, с удовольствием едят (мясо) лошадей и
других животных, не разбирая рода их смерти (едят павших лошадей и скот)3, за исключе-
нием свиней [от которых воздерживаются по закону]. Относительно голода и (недостатка) сна
(говорят) они до такой степени выносливы, что иногда выдерживают это (лишение) целых че-
тыре дня, предаваясь тем не менее необходимым трудам. И наоборот, добыв что-нибудь съе-
добное, они пресыщаются сверх меры [и этим обжорством как бы вознаграждают себя за
прежнюю голодовку, так что не оставляют ничего. Обремененные, таким образом, пищей и
усталые они] спят по три-четыре дня подряд. В то время как они спят таким глубоким сном,
литовцы и русские, в земли которых они (татары) совершают внезапные набеги, угоняя
оттуда добычу, пускаются за ними в погоню и, откинув всякий страх, повсюду поражают
их, забывших об осторожности и (как бы) мертвых (sepulti) от еды и сна, без караулов и в
беспорядке (Поэтому, когда, совершив набег на Литву или Руссию, они бывают усталы и об-
ременены добычей, их преследуют, и преследователи, зная приблизительно, какое место удоб-
но для их (татар) стоянки, не разводят в эту ночь в своем лагере огней, чтобы татары полагали
себя в безопасности. Те разбивают лагерь, режут скот и наедаются, отпускают лошадей пастись
и засыпают. В таком положении они весьма часто подвергаются нападению и бывают разби-
ты.). Если во время разъездов их мучит голод и жажда, они обычно подрезают жилы у тех ло-
шадей, на которых едут, и, выпив крови, утоляют голод; кроме того, они думают, что это по-
лезно и для животных (У них нет путей для перегонов скота (Tribnerweg) и дорог.). Так как
почти все они кочуют, не имея определенных жилищ, то обычно движутся по звездам, главным
образом [северному] полюсу, который [на своем языке] называют Selesni koll, т.е. «железный
кол» (ferreus clavus, eisner Nagl)4. Особенное наслаждение доставляет им кобылье молоко, ибо
они верят, что люди делаются от него храбрее и тучнее. Питаются они также очень многими
травами [в особенности растущими близ Танаиса]; соль употребляют весьма немногие. Всякий
раз как [их цари] распределяют своим подданным (добычу или другое) продовольствие, они,
как правило, дают на сорок человек одну корову или лошадь. [Когда их зарежут] внутренности
получают только более знатные (praestantiores, die ansehenlichern) и делят их между собой.
Затем они пожирают их, разогрев на огне настолько, чтобы можно было стряхнуть и об-
тереть приставший навоз (надевают рубец, сердце, легкие, печень и т. д. на небольшие верте-
ла над огнем, (держа их) до тех пор, пока не смогут палочками слегка очистить (их) от навоза,
и едят.). Они с удовольствием облизывают и обсасывают не только пальцы [измазанные жи-
ром], но и [нож или] палочку (ставшую жирной и мокрой), которой обтирали навоз. Лошади-
ные головы считаются, как у нас кабаньи, лакомством [и подаются только более знатным]. У
них в изобилии имеются лошади, (хотя) с низкой холкой и малорослые, но крепкие (и вынос-
ливые), [одинаково] хорошо переносящие голод [и работу] и питающиеся (листьями) ветками и
корой деревьев, а также корнями трав, которые они выкапывают и вырывают из земли копы-
тами (даже из-под снега, если нет травы.). [Столь выносливыми лошадьми татары весьма уме-
ло управляют] московиты уверяют, будто эти лошади под татарами быстрее, чем под другими
(– это известно им по опыту.). Эта [порода] лошадей называется «бахмат» (Pachmat) (у них, как
правило, толстые хвосты5). Седла и стремена у них деревянные, за исключением тех, которые
1 Нежелание именоваться турками могло быть связано с претензиями и попытками османских султа-
нов подчинить себе земли Причерноморья и Прикаспия.
2 Т.е. мусульмане.
3 Мусульманам запрещено есть мертвичину: Коран, V, 3.
4 «Железный кол» – калька тюркского «тимир казык» – обычного у тюркских народов наименования
Полярной звезды.
5 Бахмат – порода длинногривых твердокопытных лошадей.
ПРИЛОЖЕНИЯ 841
они отняли или купили у соседей-христиан (в других местах.). Чтобы седла не натирали спину
лошадей, они подкладывают под них траву или листья деревьев. (На лошадях) они переплыва-
ют реки, и если убоятся силы наседающих врагов, то [в бегстве] бросают седла, одежду [и вся-
кую другую поклажу и] оставив только оружие [мчатся во весь опор]. Их оружие – лук и стре-
лы; сабля у них редка. Сражение с врагом они начинают издали и очень храбро, хотя долго
его не выдерживают, а (пуская стрелы, а затем) обращаются в притворное бегство. Когда враг
начинает их преследовать, то [при первой возможности] татары пускают назад в них стрелы;
затем, внезапно повернув лошадей, снова бросаются на расстроенные ряды врагов (при-
чиняя этим большой урон; если преследование ведется беспорядочно, они скоро разворачива-
ются (снова).). Когда им приходится сражаться на открытой равнине, а враги находятся от
них на расстоянии полета стрелы, то они вступают в бой не в строю, а изгибают войско и
носятся по кругу, чтобы тем вернее и удобнее стрелять во врага. Среди таким образом (по
кругу) наступающих и отступающих соблюдается удивительный порядок. Правда, для
этого у них есть опытные в сих делах вожатые (ductores), за которыми они следуют. Но
если эти (вожатые) или падут от вражеских стрел, или вдруг от страха ошибутся в соблю-
дении строя, то всем войском овладевает такое замешательство, что они не в состоянии
более вернуться к порядку и стрелять во врага. Такой способ боя из-за сходства называ-
ют «пляской» (chorea) (с большим войском, то они заводят «пляску» (Tantz), как называют ее
московиты; командир или вожатый (Weiser oder Fuerer) приближается со своим отрядом к вра-
жескому войску и, пустив стрелы, отъезжает; за ним – другой отряд, и таким образом один от-
ряд за другим, пока первый снова не вернется вслед за последним. Если они сумеют устроить
дело так, то преимущество на их стороне, но если командиры (Weisl), едущие впереди отрядов,
погибнут или оробеют, то они быстро приходят в замешательство.). Если же им приходится
сражаться на узком пространстве, то такой способ боя уже неприменим, и поэтому они пус-
каются в бегство (и дело доходит до ближнего или рукопашного боя, они быстро бывают раз-
биты), так как не имеют ни щитов, ни копий, ни шлемов, чтобы противостоять врагу в пра-
вильной (statarius) битве (ни клинков (seitten Wehr)). В седле они имеют обыкновение сидеть,
поджав ноги, чтобы иметь возможность (при стрельбе) легче поворачиваться в ту и другую
сторону (и даже назад); если они случайно что-либо уронят [и им нужно будет поднять это с
земли, то, не вынимая ног из стремян], они поднимают (вещь) без труда. [В этом они столь
проворны, что] могут сделать то же самое на полном скаку. Если в них бросаешь копье, они
уклоняются от удара, внезапно соскользнув на один бок и держась за лошадь только од-
ной рукой и ногой. При набегах на соседние области (они делают вид, будто падают с лоша-
ди, но когда копье пролетит, они снова в седле, причем, одна нога все время у седла, а рукой
они держатся за гриву коня) каждый ведет с собой, смотря по достатку (рядом с лошадью, на
которой едет), двух или трех лошадей, чтобы, когда устанет одна, пересесть на другую и тре-
тью; усталых же лошадей они в это время ведут на поводу. Уздечки у них самые легкие (со-
всем плохие), а вместо шпор они пользуются плеткой. Лошадей они употребляют только хо-
лощеных, потому что таковые, по их мнению, лучше переносят труды и голод. Одежда у них
одна и та же как для мужчин, так и для женщин [да и вообще эти последние нисколько не от-
личаются от мужчин по своему платью], за исключением того, что покрывают голову полотня-
ным покрывалом и носят полотняные же штаны (caligae – так!, Ноsen), вроде (тех, какие но-
сят) моряки. Их царицы, являясь перед народом, обыкновенно закрывают лицо. Остальной
народ, обитающий в рассеянии по степи (Простонародье (die gmain Leuet)), носит одежду,
сшитую из овечьих (или иных) шкур, и меняет ее только тогда, когда от долгого употребления
она станет совершенно потертой и рваной. Они [не остаются долго на одном и том же месте и]
считают большим несчастьем длительное пребывание в одном месте. Поэтому иногда, рассер-
дившись на детей [и призывая на них тяжкое несчастье], они обычно (якобы) говорят им:
«Чтоб тебе как христианину все время сидеть на месте и наслаждаться собственным злово-
нием!» (жрать собственное дерьмо.) Поэтому, стравив пастбища в одном месте, они со стада-
ми, женами и детьми, которых везут с собой на повозках, переселяются в другое. Впрочем,
живущие в городках и городах следуют другому образу жизни (есть и другие, живущие в
городах и деревнях; это старики либо купцы, которые не ездят вместе с воинами.). Если они
842 ПРИЛОЖЕНИЯ
начинают какую-нибудь тяжелую войну (какой-нибудь набег), то (более знатные) помещают
жен, детей [и стариков] в более безопасные места. Правосудия у них нет никакого1, ибо если
кому понадобится какая-либо вещь, то он может безнаказанно украсть ее у другого. Если же
кто-нибудь станет жаловаться пред судьей (начальником) на насилие и нанесенную (ему) оби-
ду, то виновный не отпирается, а говорит, что не мог обойтись без этой вещи. Тогда судья
обычно произносит такой приговор: «Если и ты в свою очередь будешь нуждаться в какой-
либо вещи, то кради у других». Некоторые уверяют, будто татары не воруют. Воруют они или
нет, об этом пусть судят другие, но, во всяком случае, это люди весьма хищные и, конечно,
очень бедные, так как всегда зарятся на чужое, угоняют чужой скот (а ближайшие (к нам) та-
тары), грабят и уводят (в плен) людей, которых или продают туркам [и любому другому], или
возвращают за выкуп, оставляя у себя только девушек. Они редко осаждают крепости и города
[а сжигают селения и деревни] и бывают так довольны причиненным ими разорением, будто,
по их мнению, чем больше они опустошат земель, тем обширнее делается их царство. [И хотя
они совершенно не выносят спокойной жизни, однако] не убивают друг друга, разве что их
цари поссорятся между собой. Если [во время ссоры] кого-нибудь убьют и виновники преступ-
ления будут пойманы, то их отпускают, отняв у них только лошадей, оружие и одежду, [и че-
ловекоубийца, получив плохую лошадь и лук] отпускается судьей со следующими словами:
«Ступай и займись своим делом». Золота и серебра они, кроме купцов, почти не употребляют,
а практикуют только обмен вещами. Поэтому если [их соседи] выручат сколько-нибудь денег
[от продажи], то платье и другое необходимое для жизни покупают на них в Московии (или
еще где-либо). Границ между собой – я говорю о степных татарах – у них нет никаких. Однаж-
ды московиты взяли в плен одного жирного татарина, и на вопрос московита: «Откуда у тебя,
собака, столько жиру, если тебе есть нечего?» – татарин ответил: «Почему мне нечего есть,
если я владею такой огромной землей от востока до запада? Неужели я не смогу достаточно
накормиться от нее? Я думаю, что не хватать еды должно как раз у тебя, владеющего такой
ничтожной частью света, да и за ту ты ежедневно воюешь».
(Орда или) Царство (-, Reich) Казанское, город и крепость того же имени расположены на
Волге, на дальнем (северном) берегу реки, почти в семидесяти немецких милях ниже Нижнего
Новгорода; с востока и юга по Волге (вниз по Волге) это царство ограничено пустынными
степями; с северо-востока с ними граничат татары, зовущиеся шейбанскими (Schibanski) и кай-
сацкими (Kosatzki)2. Царь этой земли может выставить войско в тридцать тысяч человек, пре-
имущественно пехотинцев, среди которых черемисы и чуваши (Czubashi, Zuwaschi) – весьма
искусные стрелки. Чуваши отличаются также и знанием судоходства. Город Казань отстоит от
государевой крепости Вятки на шестьдесят немецких миль. Слово «казань» по-татарски значит
«кипящий [медный] котел»3. Эти татары – культурнее других, так как они и возделывают поля,
и живут в домах, и занимаются разнообразной торговлей (и редко воюют.). [Государь Моско-
вии] Василий довел их до того, что они подчинились ему и стали принимать царей по его ус-
мотрению4; сделать это было тем легче, что сообщение по рекам, впадающим из Московии в
Волгу, удобно и они не могут обойтись без (оба государя получают большой доход от) взаим-
ной торговли. В свое время в Казани правил царь Халилек (Chelealeck)5. Но он умер бездетным,
ным, а на вдове его Hyp-Султан (Nursultan)6 женился некий Абраэмин (Аbrahemin)1 [завладев
1 Очевидно, что Сигизмунду фон Герберштейну рассказывали о правопорядках кочевой, мало затро-
нутой исламом части татарского населения, среди которой была известна практика «барымты» (баранты),
т.е. захвата, угона скота как возмездия за обиду, за материальный ущерб, в чем своеобразно выражался
«узаконенный» самосуд в форме экономический мести.
2 Шейбанские и кайсацкие татары – тюркоязычное население западной части Средней Азии (в госу-
дарстве Шейбанидов) и казахских орд.
3 В объяснении этимологии слова «Казань» Сигизмунд фон Герберштейн следует татарскому народ-
ному преданию.
4 Московскими ставленниками в Казанском ханстве во время правления Василия III были:
Шейх(Шах)-Али (1519–1521 ) и Джан-Али (1532–1535).
5 Халиль – казанский хан (около 1465–1467), сын хана Махмуда.
6 Hyp-Султан (Нурсалтан) (около 1451 – ум. 1519/20) – дочь беклярибека большеордынского хана
Ахмада. В 1466 г. вышла замуж за хана Халиля, после его смерти стала женой его младшего брата Ибра-
хима, родила от него двух сыновей – будущих казанских ханов Мухаммад-Амина (1487–1496, 1502–1517)
ПРИЛОЖЕНИЯ 843
тем самым и царством]. От Hyp-Султан у Абраэмина было двое сыновей: Мухаммед-Амин и
Абдул-Латиф (Abdelatiw)2, а от первой жены [по имени Батмасса-Султан (Batmassa soltan)3] –
сын Ильгам (Alegam)4. Будучи старшим, он наследовал царство по смерти отца. Но так как он
не во всем был послушен приказам московита, то (Он во всем был послушен московиту.)
советники последнего, приставленные к царю, чтобы следить за его намерениями (которые
постоянно там пребывают), однажды (ночью) на пиру напоили его и, усадив в сани с тем, что-
бы-де отвезти его домой, той же ночью отправили его в Москву. Задержав его на некоторое
время (под стражей), государь отослал его потом в Вологду, где Ильгам и провел остаток жиз-
ни. Мать (Мачеха) же его и братья Абдул-Латиф и Мухаммед-Амин были удалены на Белоозе-
ро5. Один из братьев Ильгама [Худайкул (Codaiculu)] крестился, приняв имя Петра; за него
[нынешний государь] Василий выдал [затем] свою сестру6. Другой брат Ильгама, Мениктаир
(Meniktair)7, до конца жизни сохранял свою веру; у него было множество детей, но все они
[вместе с матерью] крестились после смерти отца и скончались (христианами (немецкий текст
в данном месте – den Tauff angenumen und darin gestorben – двусмыслен и наряду с указанным
допускает и такое понимание: скончались во время крещения)), за исключением одного
Феодора (Theodor), который в нашу бытность в Москве был еще жив (Только Дитрих, ко-
торого на своем языке они называют Феодором, не крестился; я его еще застал там.). На место
увезенного в Москву Ильгама был поставлен Абдул-Латиф, которого государь сместил с
престола по той же причине, что и Ильгама, заменив его Мухаммед-Амином, отпущен-
ным с Белоозера (Мухаммед-Амин). Он правил царством до 1518 года. Hyp-Султан, бывшая,
как уже сказано, супруга царей Халилека и Абраэмина, после смерти Ильгама вышла замуж за
перекопского (Praecopiensis, zu Precop) царя Менгли-Гирея (Mendligerus, Mendligerei)8. У нее не
было детей от Менгли-Гирея и, тоскуя по своим сыновьям от первого брака, она приехала в
Москву к Абдул-Латифу. Отсюда она в 1504 году отправилась к другому сыну – Мухаммед-
Амину, царствовавшему в Казани. Казанцы отложились от московита9. Следствием этого
были многие войны, ведшиеся с обеих сторон государями, в них участвовавшими, долго и
с переменным успехом. Так как война эта продолжается и до сих пор, то уместно расска-
зать о ней поподробнее (а потом к другому сыну Мухаммед-Амину. Казанцы и до той поры не
соблюдали верности московиту, а в 1504 году отложились. Это породило множество великих
войн, в которых участвовало много (государей), как я скажу о том ниже.). Узнав об отпадении
казанцев, московский государь Василий [возмутившись и горя жаждой мести] двинул против
них (по рекам) огромное войско с (большими) пушками. Казанцы, которым предстояло биться
с московитами за свою жизнь и свободу, проведав об устрашающих приготовлениях великого
князя, решили перехитрить врага, поскольку знали, что не смогут состязаться с ним в правиль-
ной битве. Они разбили лагерь (со множеством шатров и палаток.) на виду у врага, тогда как
лучшая часть войска была скрыта в месте, удобном для засады. Затем, будто пораженные
и Абдул-Латифа (1497–1502) и дочь – Гаухаршад. После смерти Ибрахима в конце 1487 г. вступила в
брак с крымским ханом Менгли-Гиреем I. В 1494/95 г. совершила хадж.
1 Т.е. Ибрахим – казанский хан (1467–1478).
2 Абдул-Латиф (ум. 1517 г.) – казанский хан (1496–1502).
3 Очевидно, речь идет о Фатима-Султан. Произношение арабского по происхождению имени Фатима
в виде Патима, Батима, Батма имело место быть среди татар, поэтому можно допустить, что информато-
рами Сигизмунда фон Герберштейна были татары, находившиеся в Москве.
4 Ильхам – казанский хан (1479–1487), старший сын Ибрахима, в июле 1487 г. после захвата Казани
русскими войсками Ивана III был свергнут с престола и пленен, содержался в Вологде, где и умер.
5 На Белоозеро в Карголом были сосланы мать, братья и сестры Ильхама. Абдул-Латиф в это время
был в Крыму, а Мухаммад-Амин стал ханом в Казани.
6 Худай-Кул (ум. 1523) находился в Карголоме в ссылке, в 1505 г., согласившись принять правосла-
вие, в декабре был доставлен в Москву, крещен, получил новое имя – Петр Ибрагимович, после чего за
него выдали замуж младшую сестру Василия III Евдокию. В 1521 г. возглавлял оборону Москвы от крым-
ских и казанских татар. Похоронен в Архангельском соборе Московского Кремля.
7 Очевидно, речь идет о Малик-Тахире, который в отличие от брата отказался перейти в православие,
однако были крещены его два сына, получившие новые имена: Василий и Федор. Более того, Федор был
причислен к лику святых русской православной церкви.
8 Менгли-Гирей – крымский хан (1467, 1469–1475, 1478–1515).
9 Речь идет о событиях 1505 г.
844 ПРИЛОЖЕНИЯ
страхом, они вдруг бросились вон из лагеря и пустились в бегство. Московиты, которые
находились не столь далеко, увидели бегство татар и, позабыв о строе, стремительно ри-
нулись на лагерь неприятеля. Пока они, полагая себя в безопасности, были заняты гра-
бежом лагеря (Зная приблизительно, когда враг собирался на них напасть, они в урочное вре-
мя тайком покинули лагерь и укрылись в засаде. Не видя никого в лагере, московиты решили,
что татары в страхе бежали, и в беспорядке и без всякой опаски напали на лагерь, принявшись
грабить шатры. Тем временем), татары вместе с лучниками-черемисами выступили из засады и
устроили такое побоище, что московиты вынуждены были бежать, бросив орудия (tormenta) и
пушки. Вместе с прочими бежали, оставив орудия, и два пушкаря. Когда они вернулись в Мо-
скву, государь принял их милостиво. Одного из них, Варфоломея, по происхождению итальян-
ца, принявшего, однако, позже русскую веру [и уже тогда бывшего в большой силе и чести у
государя], он щедро наградил (С ним мне довелось беседовать)1. Третий пушкарь
(bombardarius) после этого поражения вернулся с порученным ему орудием в надежде заслу-
жить у государя великую и вечную милость за свое рвение по сбережению орудия. Но государь
встретил его упреками: «Подвергнув себя и меня такой опасности, ты, вероятно, собирался
[или бежать или] сдаться врагам вместе с пушкой; к чему это нелепое старание сохранить ору-
дие? Не орудия важны для меня, а люди, которые умеют лить их и обращаться с ними» (итак,
он не получил ни милости, ни похвалы (Ergoetzligkhait).). После смерти царя Мухаммед-Амина
[при котором отложились казанцы] на вдове его женился Ших-Али (Scheale)2 и с помощью
государя московского [и брата жены]3 завладел царством, но правил всего четыре года. Глубо-
кая ненависть, которую испытывали к нему подданные, усугублялась его безобразным хилым
телосложением: у него было огромное брюхо, редкая бородка и женоподобное лицо (на уши
свисали две длинные черные пряди) – свидетельство того, что он совершенно не способен вое-
вать. Кроме того, не заботясь о расположении к себе подданных, он был более, чем нужно,
предан московскому государю и доверял иноземцам больше, чем своим. Это заставило казан-
цев вручить царство одному из царей Тавриды (на Перекопе) – Сагиб-Гирею (Sapgirei)4, сыну
Менгли-Гирея. При его приближении Ших-Али велели оставить престол, и он, видя, что его
силы недостаточны, а подданные ему враждебны, счел за лучшее покориться судьбе и
(Ших-Али) с женами, наложницами [и всем добром] вернулся в Москву [откуда и прибыл]. Это
произошло в 1521 году. После бегства Ших-Али царь Тавриды (на Перекопе) Мухаммед-
Гирей5 с большим войском привел в Казань брата Сагиб-Гирея. [Заручившись расположением
казанцев к брату] он на обратном пути в Тавриду перешел Танаис и устремился к Москве. Тем
временем Василий [будучи вполне уверен в своей безопасности] не ждал ничего подобного;
услышав о приближении татар, он наскоро собрал войско, поручил его водительству (dux)
(князя (Khnes)) Димитрия Бельского, и послал его к реке Оке, чтобы не дать татарам перепра-
виться (Князь был молод, пренебрегал стариками, которых это оскорбляло: они в стольких
войнах были начальниками, теперь же оказались не у дел. Как обычно бывает при подобных
раздорах, обе партии вели себя не лучшим образом.). Мухаммед-Гирей [располагавший пре-
восходящими силами] быстро переправился через Оку и [жестоко грабя окрестности] разбил
лагерь [в поле] у неких прудов в тринадцати верстах от самой Москвы. Сделав оттуда вылазку,
он грабил и жег все на своем пути. Приблизительно в это же время из Казани выступил с вой-
ском и (его брат) Сагиб-Гирей, опустошивший Владимир и Нижний Новгород. Затем оба бра-
та[-царя], подойдя к городу Коломне, объединили свои силы. Василий, понимая, что он не в
состоянии отразить столь многочисленного врага, оставил в крепости с гарнизоном своего зятя
(sororius, Schwager) Петра, происходившего из татарских царей (того самого, который кре-
стился)6, и некоторых других вельмож (советников) и бежал из Москвы; [он был до того на-
пуган, что] в отчаянии некоторое время прятался [как говорят] под стогом сена. 29 (20) июля
1 Варфоломей – итальянский архитектор и артиллерист на русской службе. В 1509 г. строил деревян-
ную крепость в Дорогобуже.
2 Шейх(Шах)-Али – правитель Касимовского ханства (1516–1519, 1537–1566), казанский хан (1519–
1521, 1546, 1551–1552).
3 Латинский текст fratris uxoris auxilio допускает и другое понимание: жены брата.
4 Сахиб-Гирей – казанский (1521–1524) и крымский (1532–1551) хан. Основал г.Бахчисарай.
5 Мухаммед-Гирей – сын Менгли-Гирея, родной брат Сахиб-Гирея, крымский хан (1515–1523).
6 Т.е. Петра Ибрагимовича (Худай-Кула).
ПРИЛОЖЕНИЯ 845
татары [двинулись дальше, сжигая все вокруг, и] навели такой ужас на московитов, что [даже в
городе и крепости те не чувствовали себя в достаточной безопасности. Во время этой паники]
женщины, дети [и все, кто не мог сражаться] сбегались в крепость [с телегами, повозками и
всем скарбом, и в воротах] возникла такая давка, что [чрезмерно суетясь] они мешали друг
другу и топтали друг друга. От множества народу в крепости стояло такое зловоние, что, про-
будь враг под городом три или четыре дня, осажденные погибли бы от заразы, поскольку в та-
кой тесноте каждый должен был отдавать дань природе там же, где стоял. В то время в Москве
находились литовские послы1 [оседлав коней, они пустились в бегство]. Не видя вокруг ничего,
кроме дыма пожарищ, [и полагая, что окружены татарами] они [выказали такую резвость, что]
в один день добрались до Твери, находящейся (за Волгой) в 36 немецких милях от Москвы (и
только там они были в безопасности.). Весьма достохвально проявили себя тогда немецкие
пушкари, особенно Николай, родившийся на Рейне недалеко от немецкого имперского
города Шпайера. Начальник2 и прочие советники, пребывавшие в совершенной почти
растерянности от чрезвычайного страха, наговорив много ласковых слов, поручили ему
защищать город. Они просили подвезти к воротам крепости пушки побольше, служащие
для разрушения стен, и отбивать оттуда татар. Пушки же эти были столь огромны, что
перевезти их туда едва ли возможно было и в три дня, да и бывшего наготове пороху не
хватило бы и на один выстрел из крупной пушки: таков неизменный обычай московитов
– держать все под спудом и ничего не приготовлять заранее, но если приступит нужда,
тогда только делают все впопыхах. Поэтому Николай решил побыстрее на людских пле-
чах стащить к центру крепости пушки, попрятанные вдали от нее. За этим занятием го-
рожан застала внезапная весть о приближении татар; это привело их в такой ужас, что,
побросав пушки на улицах, они позабыли даже о защите стен. И если бы тогда сотня вра-
жеских всадников напала на город, она смогла бы без всякого сопротивления сжечь его
до основания (Одного немецкого пушкаря Никласа пригласил к себе казначей (Schatzmaister) и
весьма ласково просил его подкатить к воротам огромную старую железяку (Eisner Stuckh),
много лет простоявшую на одном месте без дела. Пушкарь рассмеялся, а оскорбленный казна-
чей спросил, не над ним ли тот смеется. «Если даже я и подкачу дня за три это орудие к воро-
там, – ответил пушкарь, – то им все равно невозможно будет воспользоваться, потому что оно
разнесет ворота». «Что же делать?» – спросил казначей. – «Я думал, что чем больше, тем луч-
ше». Тогда только принялись искать маленькие пушки (спрятанные) вдалеке от крепости, и
крестьяне носили фальконеты (Fakkhanetlen) прямо на спине без всяких приспособлений (on
alle gefaess). Вдруг раздались крики: «Татары, татары!» Все тут же побросали пушки и побежа-
ли в крепость, так что орудия длинной вереницей лежали вдоль улицы. Всего несколько всад-
ников легко могли бы сжечь город. Пороху было не более центнера (em Centh), и первым де-
лом надо было натолочь пороху. Пушек, по приказу князя, отлито было множество, но не было
при этом ничего, что является принадлежностью цейхгаузов. Все лежало взаперти, и если воз-
никала в чем-либо нужда, приходилось готовить все в спешке.). В таком смятении наместник
и другие защитники города (Советники) сочли за лучшее умилостивить царя Мухаммед-
Гирея (Менгли-Гирея), послав ему обильные дары, в особенности же мед, чтобы побудить его
снять осаду (чтобы он не двинулся дальше и не причинил еще большего ущерба). Приняв да-
ры, Мухаммед-Гирей (он) обещал снять осаду и покинуть страну, если Василий грамотой
обяжется быть вечным данником царя, какими были его отец и предки. Получив составленную
согласно его желанию грамоту, Мухаммед-Гирей (Менгли-Гирей) отвел войско к Рязани, где
московитам было позволено выкупать и обменивать пленных; прочую же добычу он выставил
на продажу. В татарском лагере находился тогда Евстахий [по прозвищу] Дашкович
(Taskowitz)3, подданный польского короля, пришедший к Мухаммед-Гирею (татарам) с вспо-
1 Литовское посольство во главе с Богушом Войтковым находилось в Москве с 29 августа по 4 сен-
тября 1521 г.
2 Латинский и немецкий тексты содержат разноречивые сведения: в первом говорится о «начальнике»,
т.е., видимо, царевиче Петре, во втором – о казначее Юрие Дмитриевиче Траханиоте (Малом).
3 Евстахий Дашкович (Евстафий, Остафий, Остап Дашкевич) (около 1470 – до 25.XI.1536) – кричевский
староста, в 1504 г. поступил на службу к Ивану III, наместник каневский и черкасский после возвращения в
Великое княжество Литовское в 1508 г. Укреплял южные рубежы Великого княжества Литовского, вел пе-
реговоры с Крымским ханством в 1521 г. накануне похода Мухаммад-Гирея на Московскую Русь.
846 ПРИЛОЖЕНИЯ
могательным войском (несколькими сотнями всадников), так как между польским королем и
московским князем не было тогда никакого (ни мира, ни) перемирия. Он все время выставлял
на продажу кое-что из добычи под стенами крепости, намереваясь [при удобном случае] во-
рваться в ворота [вслед за русскими покупщиками и, выбив оттуда стражу, захватить кре-
пость]. Царь хотел помочь его предприятию, также пустив в ход хитрость. Он послал одного из
своих (людей) [человека верного] к начальнику крепости, которому приказывал, как рабу сво-
его данника, доставить ему все, что он требовал (провиант и все прочее необходимое), а также
явиться к царю лично. Начальником же был Иван Хабар (Kowar)1, человек, искушенный в во-
енном деле и такого рода уловках [так что его никоим образом нельзя было выманить из кре-
пости]; он попросту ответил, что ничего не знает о том, что его государь – данник и раб татар,
если же его известят об этом, то уж он знает, как тогда поступить. Ему тотчас же предъявили
грамоту его государя, подтверждавшую обязательства последнего перед царем. Меж тем
как начальник пребывал в тревоге из-за этой грамоты (над которой многие из них плака-
ли), Евстахий [делал свое дело и] каждый раз располагался все ближе к крепости. Чтобы луч-
ше скрыть свой умысел, татары за определенный денежный выкуп освободили знатного
человека (homo primarius) князя (knes) Федора Лопату (Lopata)2 и весьма многих других
русских, захваченных при набеге на Москву; более того, пленников стерегли столь не-
брежно, как бы специально давая им возможность бежать, что большинство из них дей-
ствительно убежало в крепость (Князя Феодора Лопату, знатного человека, попавшего среди
прочих во время этого наезда в плен и бежавшего, а также многих других из хитрости отпу-
щенных татарами и бежавших в крепость, татары требовали вернуть.). Тогда татары огромной
толпой подошли к крепости и стали требовать вернуть беглецов. Хотя перепуганные русские
вернули их, однако татары не только не отступали от крепости, но за счет множества но-
воприбывших их число даже возросло. Грозившая опасность повергла русских в великий
страх и (хотели было выдать их и пребывали) в совершенном отчаянии [они не находили
удовлетворительного выхода]. Тогда пушкарь Иоанн Иордан (Jordan) [по происхождению] не-
мец, уроженец долины (Халя (Haal) в долине) Инна (Oenus, Inn), быстрее московитов оценив
опасность, выстрелил на свой страх и риск по татарам и литовцам из выстроенных в ряд
орудий (на родине бывший оружейником (Kuglschmid), обнаружил их замысел, когда они уже
вплотную приблизились (к стенам), так что из большого орудия им нельзя было причинить уже
никакого вреда. Он доложил об этом начальству и хотел стрелять, но те не согласились на это
из страха. Он все-таки выстрелил один раз в толпу неподалеку от царя), чем привел их в такой
ужас, что они разбежались прочь от крепости. Через Евстахия [зачинщика этой затеи] царь по-
требовал от начальника (крепости) объяснений; тот отвечал, что в нанесенной царю обиде по-
винен пушкарь, стрелявший без его ведома и приказа, возложив таким образом на пушкаря
всю ответственность (против его приказа.). Царь немедленно потребовал выдать его, и боль-
шинство, как это чаще всего и бывает в отчаянном положении, решило подчиниться [чтобы
тем самым отвести от себя ярость врага]. Воспротивился этому только начальник Иван Хабар
[и лишь благодаря его покровительству немец был тогда спасен]. Царь же, либо не вынося
промедления, либо потому что его воины были обременены добычей, [под давлением собст-
венных обстоятельств] вдруг снялся с лагеря и ушел в Тавриду, забыв даже в крепости грамоту
московского государя с обязательством быть ему вечным данником. Взятый им в Московии
полон был столь велик, что может показаться невероятным: говорят, что пленников было более
восьмисот тысяч. Частью они были проданы туркам в Каффе, частью перебиты, так как стари-
ки и немощные [за которых невозможно выручить больших денег] отдаются татарами молоде-
жи, как зайцы щенкам, для первых военных опытов; их либо побивают камнями, либо сбрасы-
вают в море (или с высоты), либо убивают каким-либо иным способом. Проданные же (либо
1 Имеется в виду Иван Васильевич Образцов Хабар-Симский (около 1465 – после января 1533) –
руководитель обороны Нижнего Новгорода в 1505 г. от казанских татар, воевода в походах на Литву в
1507 и 1508 гг., окольничий с 1509 г., в 1514, 1519, 1517 гг. оборонял западные и юго-западные границы, с
1519/20 г. – наместник в Перевитске и затем в Рязани, в 1522 и 1523 гг. – воевода на южных границах, в
1523–1524 гг. участвовал в походе на Казанское ханство. В декабре 1525 – феврале 1527 г. был наместни-
ком в Новгороде, в 1528 г. впервые упоминается в чине боярина.
2 Имеется в виду Федор Васильевич Большой Телепнев Оболенский (ум. 1530) – князь, воевода, уча-
ствовал в обороне от крымских татар южных границ Московской Руси, погиб в походе на Казань.
ПРИЛОЖЕНИЯ 847
оставленные) пребывают рабами полных шесть лет, после чего они хотя и становятся свобод-
ными, но не имеют права покидать страну (и должны служить или иным каким способом до-
бывать себе пропитание.). Казанский царь Сагиб-Гирей всех захваченных им в Московии
пленников продал татарам на рынке в Астрахани, расположенной (еще одном царстве) близ
устья Волги. Когда татарские цари покинули таким образом Московию, государь Василий сно-
ва вернулся в Москву. […]. Затем в начале лета Василий, желая отомстить за нанесенное тата-
рами поражение [и смыть позор, испытанный им, когда он во время бегства прятался в сене],
собрал огромное войско, снабдил его большим количеством пушек [и орудий], которых рус-
ские никогда ранее не употребляли в войнах, двинулся из Москвы и расположился со всем
войском на реке Оке близ города Коломны1. Отсюда он отправил [в Тавриду] к Мухаммед-
Гирею (Менгли-Гирею) гонцов (caduceatores), вызывая его на битву, потому что в прошлом
году он (Василий) подвергся нападению без объявления войны, из засады, по обычаю [воров и]
разбойников. Царь ответил на это, что для нападения на Московию ему известно достаточно
дорог и что войны решаются оружием столько же, сколько и обстоятельствами, поэтому
он привык вести их по своему усмотрению, а не по чужому (удобное время; он не намерен
устраивать походов по чужому желанию.). Рассерженный этим ответом Василий [горя жаждой
мести] снялся с лагеря и в 1523 году двинулся в Новгород, а именно в Нижний, чтобы оттуда
разорить и занять Казанское царство. Отсюда он направился к реке Суре [что в казанских пре-
делах], построил там (на границе) крепость, которую назвал своим именем (Василевгородом)2,
но [в тот раз не двинулся далее, а] отвел назад свое войско. На следующий же год он послал
одного из своих [главных] советников – Михаила Георгиевича (Григорьевича)3 с еще боль-
шими, чем прежде, полчищами для покорения царства Казанского. Казанский царь Сагиб-
Гирей, устрашенный столь ужасными приготовлениями, призвал к себе племянника со сторо-
ны брата, царя Тавриды4, юношу тринадцати лет (одного из младших сыновей брата), что-
бы тот [временно] стал во главе царства, а сам бежал к турецкому [императору] молить его о
помощи и поддержке. [Повинуясь призыву дяди] юноша пустился в путь. Когда он прибыл к
Гостиновозеру (Gostinowosero), т.е. острову, который называется Купеческим5 и располо-
жен среди рукавов Волги (острову или отмели (Weerd) посреди Волги) недалеко от казанской
крепости, его встретили князья (principes) этого царства (жители) с пышностью и почетом,
ибо в этой свите был и сеид (Seyd), верховный жрец татар6. Он пользуется у них такой властью
и почетом, что при его приближении даже цари выходят ему навстречу, стоя предлагают ему
руку – а он сидит на лошади – и, склонив голову, прикасаются (к его руке); это позволено
только царям, герцоги же (и начальники) касаются не руки его, а колен, знатные люди – ступ-
ней, а простой народ (plebeii, der gmain Man) – только его платья или лошади. Этот сеид тайно
симпатизировал Василию и держал его сторону, поэтому он старался захватить юношу и от-
править его [связанным] в Москву, но был в этом уличен, схвачен и всенародно зарезан ножом.
Меж тем предводитель (dux, Veldhaubtman) войска Михаил собрал [в Нижнем Новгороде] суда
для доставки орудий и провианта; число этих судов было так велико, что река, пусть и широ-
кая, повсюду казалась покрытой множеством кораблей. Он спешил с войском к Казани и, доб-
равшись до [острова купцов] Гостиновозера и расположившись лагерем 7 июля, медлил там
двадцать дней, поджидая конницу (свои русские полки (Volckh).). Между тем несколько мос-
ковитских шпионов подожгли казанскую крепость, построенную из дерева, и она совершенно
сгорела на глазах русского войска. По страху и малодушию воевода пренебрег таким случаем
захватить крепость и не только не повел воинов на штурм крепостного холма, но даже не вос-
препятствовал татарам снова строить ее. Вместо этого 28 числа того же месяца он переправил-
1 Речь идет о походе 1524 г. на Казанское ханство.
2 Речь идет о построении в устье р. Суры Васильева Новгорода или Васильгорода, впоследствии на-
званного Васильсурском.
3 Имеется в виду Михаил Юрьевич Захарьин (ум. 1538) – окольничий, затем боярин. В 1519 г. был на-
правлен в Казань вместе с Шейх(Шах)-Али – ставленником Василия III.
4 Т.е. Сафа-Гирея.
5 Из-за изменения русла Волги и в особенности строительства Куйбышевского водохранилища остров
ушел под воду. Возможно, частью Гостиного острова является современный остров Маркиз.
6 Сеид (саййид) – потомки пророка Мухаммада от Хусейна, сына Али и Фатимы, дочери Мухаммада.
Сеидов считались главами мусульманской общины в татарских ханствах.
848 ПРИЛОЖЕНИЯ
ся через Волгу на тот берег, где была крепость, и расположился [с войском] при реке Казанке
(Cazanca), двадцать дней выжидая случая, чтобы начать дело. Пока он там медлил, невдалеке
от него разбил лагерь и казанский царек (regulus) (юноша) и, высылая черемисских [пехо-
тинцев], постоянно, хотя и безуспешно, тревожил русских. (Изгнанный) Царь Ших-Али, также
прибывший на (нескольких) судах [на эту войну], письмом увещевал его отступиться от своего
наследственного царства, на что тот отвечал кратко: «Если ты добиваешься моего царства, да-
вай решим (дело) оружием: пусть владеет им тот, кому оно будет даровано судьбой». В то вре-
мя как русские предавались напрасному промедлению, они истратили продовольствие, которое
привезли с собой, и начали страдать от голода, ибо подвезти ничего было нельзя, потому что
черемисы опустошили все окрестности и следили за движением врага так тщательно, что госу-
дарь не мог ничего узнать о нужде, от которой страдало его войско [да и они сами не могли
подать ему никакой вести]. Вследствие этого Василий назначил двоих: одного, князя (knes)
Иоанна Палецкого (Paliczki)1, грузить в (Нижнем) Новгороде суда продовольствием, плыть
оттуда вниз по реке к войску и, оставив там продовольствие и узнав истинное положение дел,
поскорее вернуться к нему; другого с той же целью он послал с пятьюстами всадниками сухим
путем, но и он (начальник), и его (войско) были перебиты черемисами [на которых они наткну-
лись], и только девятерым удалось в суматохе спастись бегством. Тяжело раненный начальник
умер в руках врагов на третий день. Когда молва об этом поражении дошла до войска, то в ла-
гере настало сильное замешательство, усугубившееся вдруг пронесшимся пустым слухом о
полном истреблении всей конницы, так что никто не помышлял ни о чем, кроме бегства. Хотя
в этом все были согласны, но все еще не знали, возвращаться ли им вверх по реке, что было
всего труднее, или спуститься вниз, пока не доберутся до других рек, из которых потом можно
будет вернуться посуху длинным кружным путем (не подвергаясь опасности со стороны вра-
га.). В то время как они предавались таким размышлениям, будучи сверх всякой меры мучимы
голодом, вдруг явились те девять человек, которые, как я сказал, спаслись после поражения
пятисот, и сообщили, что должен прибыть Иоанн Палецкий с припасами. [Хотя он и торопил-
ся, но] по несчастному стечению обстоятельств потерял большую часть своих судов и явился в
лагерь лишь с немногими. Именно когда он, утомившись от продолжительных трудов, однаж-
ды ночью высадился для отдыха на берег (отдыхал в корабле у берега) Волги, немедленно
прибежали черемисы и, громко крича, стали выпытывать, кто это проплывает. Слуги Палецко-
го, думая, что это рабы плывших на судах (nautae) (корабельщики), осыпали их бранью и
пригрозили высечь их плетьми на следующий день, если те несносными воплями будут трево-
жить сон и покой их господина. Черемисы ответили на это: «Завтра у нас с вами будет другой
разговор, ибо мы всех вас отведем связанными в Казань». И вот рано утром, когда солнце еще
не взошло и весь берег был окутан густейшим туманом, черемисы внезапно напали на корабли
и навели на русских такой ужас, что начальник флота Палецкий, оставив в руках врагов девя-
носто крупных судов, на каждом из которых было по тридцати человек, отчалил от берега на
своем корабле, поплыл по середине Волги и под покровом тумана почти нагишом добрался до
войска. Вернувшись затем оттуда в сопровождении многих судов, он испытал ту же участь и
вторично попал в засаду черемисов. Потеряв шедшие с ним корабли, он едва ушел целым сам с
немногими людьми. Пока таким образом голод и враг терзали русских, посланная Василием
конница, переправившись через реку Свиягу (Wiega), которая впадает в Волгу с юга и отстоит
на восемь миль от (ниже) Казани, направилась к войску, но дважды была встречена татарами [и
черемисами]. После столкновения, в котором обе стороны понесли большие потери, татары
отступили, и конница соединилась с остальным войском. [После того как конница таким обра-
зом усилила войско] 15 августа началась осада казанской крепости. Узнав об этом, царек
(юноша) тоже расположился станом с другой стороны города, на виду у врагов, и, часто высы-
лая конницу, велел ей разъезжать вокруг вражеского лагеря и тревожить их, что приводило к
постоянным схваткам. Участники этой войны, люди, достойные доверия, рассказывали нам,
что однажды шестеро татар выехали на поле к войску московита, и царь Ших-Али хотел на-
пасть на них со ста пятьюдесятью татарскими всадниками, но начальник войска запретил ему
это, выставил перед ним две тысячи всадников [лишив Ших-Али удобного случая отличиться].
Они хотели окружить татар [как бы кольцом], чтобы те не спаслись бегством, но татары [рас-
1 Имеется в виду Иван Федорович Палецкий Щереда (ум. 1531/32) – окольничий (с 1524).
ПРИЛОЖЕНИЯ 849
строили этот план (прибегнув) к такой хитрости], когда московиты наседали на них, они мало-
помалу отступали и, отъехав немного дальше, останавливались. Так как московиты делали то
же самое, то татары заметили их робость и, взявшись за луки, принялись пускать в них стрелы;
когда те обратились в бегство, они преследовали их и ранили очень многих. Когда же москови-
ты снова обратились против них, они стали понемногу отступать, снова останавливались, ра-
зыгрывая перед врагом притворное бегство. В это время две татарские лошади были убиты
пушечным выстрелом, но всадников не задело, и остальные четверо вернули их к своим целы-
ми и невредимыми на глазах двух тысяч московитов.
Пока конница обеих сторон забавлялась таким образом, к крепости были придвинуты пуш-
ки, и она подверглась сильному обстрелу. Но и осажденные защищались довольно решительно,
также стреляя во врага из пушек. В этом бою единственный находившийся в крепости пушкарь
был убит пушечным ядром из русского стана. Узнав об этом, наемные воины (mercenarii,
besoelte Diener oder Khnecht) из немцев и литовцев (и другие) возымели твердую надежду за-
хватить крепость; если бы таковы были и намерения начальника, то они, без сомнения, в тот же
день овладели бы крепостью. Но он, видя, что его люди страдают от голода, который со дня на
день становился все сильнее, не одобрил плана воинов, желая сначала через гонцов тайно сне-
стись с татарами о заключении перемирия. Более того, он в гневе (приказал) схватить их и
грозил побоями (отчитал их) за то, что те осмелились идти на крепость без его ведома и согла-
сия. Он полагал, что при таком недостатке припасов соблюдет выгоду своего государя, если
заключит с врагом любое перемирие и приведет назад в сохранности войско и орудия. А тата-
ры, узнав о планах начальника, воспрянули духом и охотно приняли предложенные им усло-
вия, а именно отправить послов в Москву и договориться с государем о мире. Устроив все та-
ким образом, начальник Палецкий [снял осаду и] вернулся с войском (с конницей) в Москву.
Ходил слух, что он снял осаду, будучи подкуплен татарами. Этот слух усугубился после того,
как один уроженец Савойи (Sabaudiensis, Sophoier), который хотел было предаться врагу вме-
сте с вверенной ему пушкой, по дороге был пойман и после весьма сурового допроса признался
в своем намерении перейти (на сторону татар) и утверждал, что получил от врага серебряную
монету и татарские кубки (дары), чтобы склонить к измене еще многих. Начальник же от-
нюдь не подверг его какому-либо особому наказанию, хотя тот и был уличен в столь очевид-
ном преступлении. По возвращении войска, численность которого, говорят, достигала ста
восьмидесяти тысяч1, к Василию являются послы казанского царя для заключения мира. В на-
шу бытность там (во второй раз) они все еще находились в Москве, но и тогда не было никакой
надежды на (заключение) в будущем мира между ними. Ведь даже ярмарку, которая обычно
устраивалась близ Казани на острове купцов, Василий в обиду казанцам перенес в (Нижний)
Новгород, пригрозив тяжкой карой всякому из своих (подданных), кто отправится впредь тор-
говать на остров. Он рассчитывал, что перенесение ярмарки нанесет большой урон казанцам и
что их можно будет даже заставить сдаться [лишив (возможности) покупать соль, которую в
большом количестве татары получали только на этой ярмарке от русских купцов]. Но от такого
перенесения ярмарки Московия претерпела ущерб не меньший, чем казанцы, так как следстви-
ем этого явились дороговизна и недостаток очень многих товаров, которые привозились по
Волге от Каспийского моря с астраханского рынка, а также из Персии и Армении, в особенно-
сти же превосходной рыбы, в том числе белуги, которую ловят в Волге выше и ниже Казани
(Во время моей второй поездки (в Москву) я не мог раздобыть ни одной.).
Но достаточно о войне, ведшейся государем московским против казанских татар. Вернемся
теперь к прерванному рассказу о татарах.
За казанскими татарами прежде всего встречаем татар, зовущихся ногаями (Nagai) (В про-
изношении это имя звучит «нахаи» (Nahai).). Они живут за Волгой, около Каспийского моря,
по реке Яику, вытекающему из области Сибирской. У них нет царей, а только князья (-,
Hertzogen oder Fuersten). В наше время этими княжествами владели трое [братьев], разделивши
области поровну между собой. Первый из них, Шидак (Schidack)2, владел городом Сарайчиком
1 Число участников битв с казанцами, равно как и пленных (800 тысяч, 180 тысяч), явное преувеличе-
ние. Общая численность населения Русского государства, по подсчетам историков, не превышала в сере-
дине XVI в. 6,5 млн. человек.
2 Шидак (Шайдак, Шейдак, Шыйдяк) – ногайский мурза, бек.
850 ПРИЛОЖЕНИЯ
(Scharaitzick), что за рекой Ра1 на восток, и страной, прилегающей к реке Яику; другой, Коссум
(Cossum)2, – всем, что находится между реками Камой, Яиком и Ра; третий [из братьев], Ших-
Мамай (Schichmamai), обладал частью Сибирской области и всей окрест лежащей страной.
«Ших-Мамай» значит «святой» или «могущественный»3. И эти страны почти целиком покрыты
лесом, за исключением той, которая простирается вокруг Сарайчика: она степная (несколько
более голая.).
Между реками Волгой и Яиком, около Каспийского моря, жили некогда (знаменитые) за-
волжские цари, о которых (скажу) после. Димитрий Данилович4, муж важный и достой-
ный всяческого доверия, насколько это возможно у варваров (татары – могучее царство.
Один достойный доверия московит), рассказывал нам про удивительную и едва ли возмож-
ную вещь, (встречающуюся) у этих татар (мне и другим, что). Его отец некогда был послан
[московским государем] к заволжскому царю (одному из заволжских царей); во время этого
посольства он видел [на том острове] некое семя, в общем очень похожее на семя дыни, только
немного крупнее (мельче) и круглее. Если его зарыть в землю, то из него вырастает нечто,
весьма походящее на ягненка, в пять пядей высотой; на их языке это называется «баранец»
(Boranetz), что значит «ягненочек», ибо у него голова, глаза, уши и все прочее (все члены),
как у новорожденного ягненка, а кроме того, еще нежнейшая шкурка, которую очень часто в
тех краях употребляют на подкладки для шапок; многие утверждали в нашем присутствии, что
видывали такие шкурки (колпаки). Он рассказывал также, что у этого растения, если только
можно назвать его растением, есть и кровь, но мяса нет, а вместо мяса какое-то вещество,
весьма напоминающее мясо раков. Далее, копыта у него не из рога, как у ягненка, а покрыты
чем-то вроде волос и похожи на роговые (а только из волос или шерсти.). Корень находится
у него около пупка, т.е. посредине живота. Живет оно до тех пор, пока не съест вокруг себя
траву [после чего корень засыхает от недостатка корма]. Это растение на удивление сладко,
почему за ним охотятся волки и прочие хищные звери ((хищные) птицы)5.
Хотя этот (рассказ) о семени и растении я считаю вымыслом, однако и прежде пере-
сказывал его, как слышал от людей отнюдь не пустых, и ныне пересказываю тем охот-
нее, что (Позже, в Германии,) многоученый муж Вильгельм Постелл (Guilhelmus Postellus)6
рассказывал мне, что (он наводил справки относительно моего латинского рассказа о ягненке и
вот что) он слыхал от некоего Михаила, [государственного (publicus)] толмача с турецкого и
арабского языков в Венецианской республике. Этот Михаил (побывавший в очень многих
дальних странах) видел, как из пределов татарского города Самарканда (Samarcanda)7 и
прочих стран, которые прилегают с северо-востока к Каспийскому морю до самой Хали-
1 Ра – древнегреческое наименование р. Волги.
2 В русских источниках: Кошум.
3 Ших-Мамай – ногайский мурза. Говоря о семантике этого имени, Сигизмунд фон Герберштейн рас-
крывает содержание его первого компонента – «шейх (шайх)», который в быту означает также: старец,
уважаемый человек, наставник суфиев, глава дервишского ордена.
4 Имеется в виду Дмитрий Данилович Иванов Слепой (ум. 1543) – окольничий на службе у Ивана III,
Василия III и Ивана IV.
5 Очевидно, что здесь дано сумбурное описание арбуза, дыни, каракулевых барашков и их шкурок-
мерлушек. Во время массового заготовления каракулевых шкурок и мерлушек тушки только что рожден-
ных или же преждевременно добытых из утробы овцы барашков выбрасывали (кочевники-тюрки не
употребляли в пищу мясо недоношенных и неподросших животных), что и привлекало диких хищников.
Смешению способствовало, вероятно, сходство терминов для обозначения арбуза и шкурки. «Баранец»
служит обозначением и молодого барана (и в русском, и в словацком), и растений (плауна, чабреца, бого-
родской травы). Возможно, в начале XVI в. и арбуз носил название «баранца».
6 Имеется в виду Гийом Постель (1510–1581) – французский философ-мистик. В 1535–1537 гг. нахо-
дился в составе французского посольства в Османской империи. В 1554 г. вторично посетил Турцию. В
1554–1555 гг. находился в Вене. Около этого времени, вероятно, произошло его знакомство с Сигизмун-
дом фон Герберштейном.
7 Самарканд – город, расположенный в долине р. Зеравшан в Средней Азии. Известен с 329 г. до н.э.
под названием Мараканда. В 1370–1499 гг. столица государства Тимуридов. В 1500 г. завоеван узбеками
во главе с Шейбани-ханом, до 1530-х гг. – столица государства Шейбанидов.
ПРИЛОЖЕНИЯ 851
бонтиды (Chalibontis)1, привозятся (в татарском городе Самарканде, который с окрестными
землями прилежит к Каспийскому морю и странам, о которых я веду речь,) некие нежнейшие
шкурки одного растения, растущего в тех краях. У некоторых из мусульман есть обычай под-
шивать их внутрь шапок, чтобы согреть свои бритые головы, а также прикладывать к голой
груди. Однако Михаил не видел самого растения и не знает его имени, знает только, что оно
зовется там самаркандским и происходит от животного, растущего из земли наподобие расте-
ния. «Так как это не противоречит рассказам других, – говорил Постелл, – то к вящей
славе творца, для которого все возможно, я почти убежден в том, что это не просто вы-
думка» (Я пишу так, как они рассказывали, как бы там ни было на самом деле, и пусть каждый
сам добирается до истины.).
На расстоянии двадцати дней пути от [государя] Шидака к востоку встречаем народы, кото-
рых московиты называют юргенцами (Iurgenci)2; правит ими Барак-Султан (Barack Soltan)3, брат
великого хана (magnus Cham) (великого князя хана) или царя катайского. От [господина] Барак-
Султана десять дней пути до Бебеид-Хана (Bebeid Chan). Это и есть великий хан катайский4.
Астрахань, богатый город и великий татарский рынок (emporium), от которого получила
имя вся окрестная страна, лежит в десяти днях пути ниже Казани на ближнем берегу Волги (к
югу), почти у ее устьев. Некоторые говорят, что она расположена не при устьях Волги, а в не-
скольких днях пути оттуда. Я же полагаю, что Астрахань расположена в том месте, где река
Волга разделяется на множество рукавов, число которых, говорят, равно семидесяти, образуя
еще большее количество островов, и [почти] столькими же устьями вливается в Каспийское
море с таким обилием воды, что смотрящим издали она представляется морем. Некоторые на-
зывают этот город Цитраханью (Citrachan)5.
За Вяткой и Казанью, в соседстве с Пермией, живут татары, зовущиеся тюменскими
(Tumenskij), шейбанскими и кайсацкими. Из них тюменские живут в лесах, и число их не пре-
вышает десяти тысяч. Кроме того, другие татары живут за рекой Ра; [так как] только они (сре-
ди татар) отращивают волосы, их называют калмуками (Kalmuchi)6. А у Каспийского моря (по
эту сторону Волги) (лежит город) Шемаха (Schamachia) [от которого получила имя и страна];
так же зовутся и люди, искусные ткачи шелковых одежд; их город отстоит на шесть дней пути
от Астрахани. Говорят, не так давно персидский царь захватил его вместе со страной7.
Город Азов лежит на Танаисе, о котором сказано выше, в семи днях пути от Астрахани. От
Азова же на пять дней пути отстоит [Херсонес Таврический (Taurica Chersonesus)8, а прежде
всего] город Перекоп. А между Казанью и Астраханью на обширных просторах вдоль Волги
(по обоим ее берегам) и до самого Борисфена9 тянутся пустынные степи (campi), в которых
живут татары, не имеющие никаких постоянных поселений (невозделанные земли, в кото-
рых, однако, обитает многочисленный народ), кроме городов Азова и Ахаса, который распо-
ложен на Танаисе в двенадцати милях выше Азова, и кроме приседящих к Малому Танаису
(minor Tanais, clain Tanais), возделывающих землю и имеющих постоянные поселения. От Азо-
ва до Шемахи двенадцать дней пути.
1 Халибонтида – местность, населенная халибами, древними племенами, обитавшими на побережье
Черного моря у границ Армении и Месопотамии.
2 Т.е. жители Ургенча, главного города Хорезма.
3 Барак-хан (ум. 1556)– шейбанидский султан, известный также как хан Науруз-Ахмад, бухарский хан
(1551–1556).
4 Бебеид-хан по другим источникам неизвестен.
5 Цитрахань – искаженное от татарского топонима Хаджитархан, первоначального названия совре-
менного города Астрахани.
6 Очевидно, под калмуками (от тюрк. «оставшиеся») Сигизмунда фон Герберштейна следует понимать
не предков современных калмыков, проживавших в XVI веке между Алтаем и Тянь-Шанем и между сте-
пью Гоби и оз. Балхашем, а степных жителей, сохранявших языческую веру и неперешедших в ислам.
7 Шемаха – город в Азербайджане, резиденция ширван-шахов (1027–1382 гг. – династия Кесранидов;
1382–1538 гг. – династия Дербенди), в 1538 г. включен в состав Сефевидского Ирана. Сообщение об этом
занесено в «Записки» в 40-е годы.
8 Херсонес (Херсон, Керсона, Корсунь) – город на юго-западе Крыма, современный Севастополь.
9 Борисфен – древнегреческое наименование реки Днепр.
852 ПРИЛОЖЕНИЯ
Если повернуть с востока к югу, то около Меотийских болот и Понта1 при реке Кубани
(Сuра), впадающей в болота, живет народ абхазы (Aphgasi)2. В этих местах до самой реки
Merula3, вливающейся в Понт (или Черное море – итальянцы называют его Великим (gross)
морем –), находятся горы, в которых обитают черкесы (Circassi) или цики (Ciki)4. Полагаясь на
неприступность гор, они не подчиняются ни туркам, ни татарам. Однако русские свидетельст-
вуют, что они христиане [живут по своим законам], согласны с греками в вере и обрядах и со-
вершают богослужение на славянском языке, который у них в употреблении5. Это крайне
дерзкие морские разбойники, ибо по (многочисленным) рекам, стекающим с гор, они спуска-
ются на судах в море и грабят всех, кого могут, в особенности (купцов) плывущих из Каффы
в Константинополь. […]
Болота Херсонеса Таврического (Море или Меотийские болота), простирающиеся, по
рассказам, на триста итальянских миль в длину от устьев Танаиса, у мыса [Глава] святого Ио-
анна (caput S. Ioannis), где они суживаются6, насчитывают только две итальянские мили (после
чего соединяются с морем. Страна Перекоп, как она называется сейчас, а по-латыни Херсонес
Таврический, одним краем прилежит к Меотийским болотам, а большей частью – к морю. Ко-
гда въезжаешь туда с материка, то от моря до болот не более тысячи двухсот шагов.). Здесь
находится (крепость и) город Крым (Krijm, Krym)7, некогда резиденция царей Тавриды, отчего
они и назывались крымскими (Krijmskij, Krymski). После того как через весь Истм (Isthmus)8
(Isthmus)8 на расстоянии тысячи двухсот шагов был прорыт ров, (так что получился) как
как бы остров, цари получили имя не крымских, а перекопских, т.е. по названию этого
рва, ибо рrесор на славянском языке означает «ров» (Один из них пожелал соединить воды,
перерыв полоску земли, чтобы вышел остров. Ров был проделан, хотя лишь отчасти, и не такой
глубокий, как предполагалось и требовалось от подобного рва. Когда близ этого рва был по-
строен город, то и город, и страна получили имя «Перекоп», так как kopat по-славянски значит
«рыть». Теперь и тамошние цари зовутся поэтому перекопскими.). Отсюда видно, как ошибся
писатель, сообщавший, будто (во времени императора Максимилиана) там царствовал некий
Прокопий (или будто по ту сторону Волги (в стране), по-славянски зовущейся Заволжской,
правил Заволгий (Sawolhius).)9. Весь Херсонес посредине пересекается лесом, и та часть, что
обращена к Понту, в которой находится знаменитый город Каффа, некогда называвшийся Фео-
досией (Theodosia), колония генуэзцев, состоит под властью турок. Отнял же Каффу у генуэз-
цев (турецкий император) Мухаммед (Mahumetes) [который, завоевав Константинополь, раз-
рушил Греческую империю]10. Другой частью полуострова (прилегающей к перешейку, по сю
сторону леса) владеют татары. Все татары [цари Тавриды] ведут свое происхождение от за-
волжских [царей]: некоторые из них, будучи во время внутренних раздоров прогнаны [из цар-
ства и не сумев закрепиться нигде по соседству], заняли эту часть Европы11. Не забывая о ста-
рой обиде, они долго боролись с заволжцами, пока в правление в Польше (короля) Александра,
1 Т.е. Черного моря.
2 Aphgasi – предки современных абазин и абхазов. Ошибка в названии реки объясняется, вероятно,
близостью истоков Кубани и Кубы, притока Терека.
3 Мерула – вероятно, р. Меркула, впадающая в Черное море в 50 км южнее Сухуми.
4 Адзыхи означает «люди». Речь идет об адыгских племенах, предках современных адыгейцев, ка-
бардинцев, черкесов и шапсугов.
5 В XVI в. начался активный переход адыгов из христианства в ислам.
6 Речь идет о Керченском проливе.
7 Крым (Солхад, Солхат, Эски Крым) – город, древности которого находятся на месте современного
города Старый Крым. В золотоордынскую эпоху был центром Крымского улуса, первая столица Крым-
ского ханства. Татарское название города – Крым известно по письменным источникам и чеканившимся в
нем монетам. Генуэзцы называли город Солхат.
8 Истм – дренегреческое название Перекопского перешейка.
9 Сигизмунд фон Герберштейн полемизирует с Матвеем Меховским.
10 Имеется в виду османский султан Мехмед II Завоеватель (Фатих) (прав. 1444–1446, 1451–1481).
Каффа была взята в 1475 г., а Константинополь – 29 мая 1453 г. Столица Византийской империи, получив
новое наименование Стамбул, стала столицей Османского империи.
11 Далее, подобно Матвею Меховскому, Сигизмунд фон Герберштейн перелагает рассказ Шейх-
Ахмада о последних годах существования Большой Орды.
ПРИЛОЖЕНИЯ 853
великого князя литовского, на (нашей) памяти [наших отцов] заволжский царь Ших-Ахмет1
(Scheachmet) не явился (с женой и народом) в литовские страны, чтобы заключить союз с коро-
лем Александром и соединенными силами изгнать царя Тавриды [Мухаммед-Гирея]2. Хотя оба
оба государя согласились в этом, однако литовцы [по своему обыкновению] дольше положен-
ного тянули с войной, так что супруга (зимовавшего в домах) заволжского царя и его войско,
находившиеся в степи (в снегу), не вынеся промедления, а сверх того еще и стужи, настой-
чиво просили своего царя, жившего в городах, оставить польского короля и своевремен-
но позаботиться о своих делах. Так как они не смогли убедить его, то жена покинула му-
жа и с частью войска перешла к царю перекопскому Мухаммед-Гирею. По ее внушению
перекопский (царь) посылает войско, чтобы рассеять остатки войск заволжского (царя).
Когда они были разбиты (непривычной стужи, поскольку в тех краях, откуда они явились, не
бывает таких снегов, пришли в раздражение и поедали послов к перекопскому царю с тем, что-
бы, если тот возьмет ее (жену Ших-Ахмета) в жены, явиться к нему со всем народом. Это
предложение было принято, и перекопский (царь) отправил подкрепления, чтобы разбить оста-
ток войска, пребывавшего с Ших-Ахметом), заволжский царь Ших-Ахмет, видя свою неудачу
(и не доверяя больше литовцам), в сопровождении приблизительно шестисот3 всадников бежал
жал в Альбу (называемую Монкастро), расположенную на реке (Днестре, по-латыни) Тирасе, в
надежде вымолить помощь у турок4. Заметив, что в этом городе на него устроена засада, он
изменил маршрут и (Но так как он вступил в союз с христианами против врагов их (христиан)
веры, то турок приказал схватить его. Узнав об этом, он) едва с половиной всадников (снова)
прибыл в Киев. Здесь он (расположился в степи, но) был окружен и захвачен литовцами, а за-
тем [по приказу польского короля] отвезен в Вильну. Там король встретил его, принял с поче-
том (ободрив, сопроводил в резиденцию) и повел с собой на польский сейм (conventus,
Zusamenkhunfft)5; на этом сейме было решено начать войну против Менгли-Гирея. Но пока
поляки долее, чем следовало бы, тянули с собиранием войска, татарский царь, сильно
оскорбившись (Когда дело затянулось, татарин, зная, что решение о войне уже принято, спро-
сил, что же собираются делать теперь? Ему ответили: собирать и отправлять войско. На это он
сказал: «А сами вы (die Herrn) разве не отправитесь в поход?» – так как считал, что без них ни-
чего путного из войны не получится, и), стал снова помышлять о бегстве, но при этом был
пойман и доставлен в крепость Троки (Trokij)6 в четырех милях от Вильны; там я его видел7 и
и вместе с ним обедал (где содержался в почете. Тамошний трокайский воевода8 (Waivoda)
приглашал меня в гости; за столом сидел и царь. Потом он хотя и был освобожден, но вскоре
убит9.). Это стало концом владычества заволжских царей, вместе с которыми погибли и цари
астраханские, ведшие свой род также от этих царей10. [Когда они таким образом были унижены
и уничтожены] могущество царей Тавриды возросло еще более, и они стали грозой для сосед-
них народов, так что принудили и короля польского платить им (ежегодно) определенную
сумму11 с условием, что в случае крайней нужды он сможет воспользоваться их (татар)
содействием (как утверждают поляки, жалованье (diennstgelt), чтобы на службу к королю при
всякой нужде присылалось (татарское) войско, хотя это похоже и на дань.). Мало того, подарки
ему часто посылал и государь Московии, стараясь склонить его на свою сторону. Причина за-
ключается в том, что оба они, постоянно воюя друг с другом, надеются с помощью татарского
оружия потеснить врага. Хорошо понимая это, он (татарский царь), получая подарки, подавал
1 Шейх-Ахмад – сын Ахмада, последний хан Большой Орды (1481–1502).
2 Шейх-Ахмад вел борьбу с отцом Мухаммад-Гирея – Менгли-Гиреем.
3 Так дано в немецкой редакции; в латинском тексте неясное sexingentis.
4 Имеется в виду Ак-Керман (ныне Белгород-Днестровский) – город на правом берегу Днестровского
лимана. Название с татарского означает «Белая крепость».
5 Речь идет о Брестском сейме, где Александр находился с 8 февраля по 15 марта 1505 г.
6 Троки (ныне Тракай) – один из центров татарской общины в Литве.
7 30 декабря 1517 г.
8 Трокским воеводой в 1510–1518 гг. был Григорий Остик (ум. 1518/19).
9 Шейх-Ахмад был освобожден из литовского плена в 1527 г. В конце своей жизни проживал в Ниж-
нем Поволжье, скончался около 1528 г.
10 Астраханское ханство просуществовало до 1556 г. Последний астраханский хан Дервиш-Али был
внуком Шейх-Ахмада.
11 Эти выплаты получили название – серебщины.
854 ПРИЛОЖЕНИЯ
каждому из них пустые надежды. Это стало ясно, к примеру, когда я от имени цесаря Макси-
милиана (в первый раз) вел переговоры с государем Московии о заключении мира с польским
королем. Именно, так как государь Московии никак не желал идти на справедливые условия
мира (или перемирия)1, король польский подкупил перекопского царя с тем, чтобы тот
вторгся с одной стороны с войском в Московию, (собираясь) и сам напасть на владения
московита с другой стороны, в направлении Опочки. Польский король надеялся таким
маневром заставить московита (пойти) на сносные условия мира. Проведав об этом, мос-
ковит сделал ответный ход (suum egit negotium), отправив в свою очередь послов к тата-
рину, чтобы тот повернул свои силы против Литвы, которая, по его словам, ничего не
опасалась и была беззащитна (подстрекал татарина против московита, и тот дал согласие. Но
когда польский король вступил в пределы московита под Опочкой, московит сам повел перего-
воры с татарами, говоря, что так как король увел свое войско из страны, то внезапное (нападе-
ние) татар сделает их хозяевами Польши.). Татарин [руководствуясь исключительно своей вы-
годой] последовал его совету. [Когда из-за такого рода раздоров между (обоими) государями
его могущество неумеренно возросло, охваченный страстным желанием расширить свою дер-
жаву и не вынося покоя, он стал помышлять о большем] взяв себе в союзники Мамая (Mamai)2,
(Mamai)2, князя ногайского; в 1524 году по рождестве Христове [в январе месяце] он (Менгли-
Гирей (так!)3) выступил с войском из Тавриды и напал на царя астраханского. После того как
тот в страхе бежал из города, он осадил и захватил его (город) и победителем расположился
под кровом тамошних жилищ (проведя там несколько дней). Между тем Агиш (Agis)4, также
князь ногайский, стал укорять своего брата Мамая за то, что тот помогает своими войсками
столь могущественному соседу. Кроме того, предостерегал он, следует с опаской отно-
ситься к со дня на день возраставшей власти царя Мухаммед-Гирея, ибо, при его безум-
ном нраве, может статься, он повернет оружие против него и брата, сгонит их с царства и
либо убьет, либо обратит в рабство (на общую беду привел туда столь могущественного (ца-
ря), который захочет стать и их господином.). Под воздействием таких слов Мамай шлет по-
слов к брату, убеждая его поспешить к нему с возможно большим войском: ведь теперь, когда
Мухаммед-Гирей, опьяненный великим успехом, ведет себя слишком беспечно, им обоим
можно избавиться от угрозы (в его лице). Следуя советам брата, Агиш твердо обещал явиться к
назначенному времени с войском [которое он собрал еще раньше для защиты пределов своего
царства среди стольких войн]. Узнав об этом, Мамай тут же подает совет Мухаммед-Гирею
(царю) не держать воинов в домах, чтобы они не развратились из-за отсутствия (войсковой)
дисциплины, а лучше оставить город и жить по обычаю в степи. Согласившись с этим советом,
царь выводит своих воинов в лагерь. Быстро подходит с войском Агиш и присоединяется к
брату; немного спустя они неожиданно нападают на ничего не подозревавшего царя Мухам-
мед-Гирея, пировавшего со своим двадцатипятилетним сыном Батыр-[Султаном] (Bathir
Soltan), убивают его (их обоих)5, разбивают большую часть его войска, а остальных обращают
в бегство; преследуя их, они рубят и гонят их за Танаис до самой Тавриды. [Затем] они осаж-
дают город Перекоп, который, как я сказал, находится при входе в Херсонес. Испробовав все
(средства) и не видя возможности ни взять его штурмом, ни (заставить) сдаться, они снимают
осаду и возвращаются домой. Таким образом, при их содействии царь астраханский вторично
овладел своим царством, а царство Таврида [с падением храбрейшего и удачливейшего царя
Мухаммед-Гирея, некоторое время бывшего сильным владыкой] утратило свое могущество.
После убийства Мухаммед-Гирея брат его, Садах-Гирей (Sadachgirei), с помощью императора
турок, которому он тогда служил, занял перекопский престол6. Преданный турецким обычаям,Садах-Гирей вопреки нравам татар очень редко появлялся на людях и не показывался своим подданным. Поэтому он был изгнан татарами [которые не могли стерпеть такого нарушения обычаев их государем]; на его месте поставили племянника, сына (его) брата. Попав в плен к

1 Имеется в виду отказ Василия III вернуть Литве Смоленск.
2 Мамай – сын бия Ногайской Орды Мусы.
3 Следует иметь в виду Мухаммад-Гирея.
4 Агиш, сын бия Ногайской Орды Ямгурчи, двоюродный брат Мамая. В 1524 г. Агиш потерпел поражение от Сахиб-Гирея, после чего сведения о нем в источниках отсутствуют.
5 Батыр-султан (Батыр-Гирей) и Мухаммад-Гирей были убиты весной 1523 г.
6 Перед занятием крымского трона Саадат-Гиреем ханом в 1523–1524 гг. был Газы-Гирей.
стр. 855

племяннику, Садах-Гирей униженно просил, чтобы тот не подвергал его жестокой казни, а воздержался от пролития его крови, сжалился над его старостью и позволил ему провести остаток жизни в какой-нибудь крепости частным лицом, отказавшимся от всякого управления государством в пользу племянника и удержав одно только имя царское. Эти просьбы его были исполнены1.
Титулы (nomina dignitatum, Namen der Wirdigkhaiten) у татар примерно такие. Хан (Chan),как сказано выше, – царь, султан (Soltan) – сын царя, бей (Bij, By) – герцог, мурза (Mursa) – сын герцога, олбоуд (Olboud) – знатный или советник, олбоадулу (Olboadulu) – сын знатного, сеид -верховный жрец, частный же человек (privatus, gemainer man) – кси (Ksi). Из должностных лиц второе по царе достоинство имеет улан (Ulan). У татарских царей есть четыре советника, к которым в важных делах они прибегают прежде всего. Первый из них называется ширни (Schirni), второй – барни (barni), третий – гаргни (gargni), четвертый – ципцан (tziptzan)2. О татарах довольно […].