Софроновы из Горного Алтая

Я из Маймы

(воспоминания Л.Г. Гуренко)

Случайные встречи земляков, как обычно, начинаются с выяснения, кто из каких мест родом. В такие моменты я говорю с гордостью: «Я из Маймы».

Долго колебалась, писать или не писать. Кому это надо? Решила писать. Почему? Надеюсь, что эти воспоминания подвигнут кого-то на ответный ход. Мне лично очень интересно узнать старое и новое из нашей истории. А может быть и кому-то из внуков или правнуков будет занятно познакомиться с житьем-бытьем в 20-м веке села на Чуйском тракте.

Мои родители

Мой отец Гуренко Григорий Власович, 1905 года рождения, украинец, родом из Харьковской губернии, сын крестьянина - середняка. В 30-е годы окончил Харьковский сельскохозяйственный техникум, служил в армии в Алтайском крае. После службы вместе с другом он побывал в Горном Алтае, и в селе Камлак сослуживцы познакомились с двумя подругами и женились на них. Это было в 1934 году. Мама работала учительницей в школе. Она родилась в 1911 году в селе Старая Барда, ныне Красногорск, Алтайского края. Ее дедушки и бабушки, тоже крестьяне, в начале 20 века по столыпинской реформе перебрались в Сибирь из Рязанской и Воронежской губерний.

После женитьбы родители уехали в степной Алтай. Отцу, как он говорил, «горы мозолили глаза». Однако, в 1940 году, когда я была еще грудным ребенком, отец с мамой из с. Поспелихи, где я и родилась годом раньше, приехали в Майму. Кроме меня в семье были брат Анатолий 1935 и сестра Нелли 1937 года рождения. Отец устроился агрономом в МТС, а мама - в школу. Она окончила Бийский педагогический техникум и к тому времени училась заочно в Томском государственном университете на геолого-географическом факультете. К сожалению, из-за моей тяжелой болезни она бросила учебу после 3 курса.

В Майме родители купили в рассрочку большой пятистенный дом по улице Луговой рядом с разъездом. В то время по Чуйскому тракту не было автобусного сообщения. Люди ездили на попутных машинах. Помню, что у нас часто просились переночевать проезжие. И мы пускали, и кормили, чем могли. Иногда с нами чем-нибудь расплачивались. Очень долго служила нам для хлеба тяжелая белая фаянсовая тарелка

с синей каймой, подаренная кем-то из проезжающих. Такая посуда была редкостью.

Нам детям было интересно видеть разных людей. Разговоры нас мало интересовали.

На фронте отец не был. Еще в армии он переболел туберкулезом и перенес серьезное заболевание крови. У него был белый билет. Конечно, при всех тогдашних трудностях жизни мое детство с отцом было более благополучным, чем у детей, отцы которых воевали.

Отец проработал агрономом в с. Майма с 1940 по 1966 год, когда он ушел на пенсию. Был главным агрономом МТС, главным агрономом райсельхозотдела, агрономом по хмелеводству и агрономом-пчеловодом. Был награжден многими грамотами, в том числе грамотами Всесоюзного сельскохозяйственного общества. Это

общество сыграло немаловажную роль во внедрении достижений науки в практику сельского хозяйства. Умер отец в 1968 году от миеломной болезни (рак костного мозга). От этой же болезни вскоре умерло еще несколько его ровесников. Сказался семипалатинский радиоактивный след.

Мама, Гуренко Анфия (Анна) Георгиевна, тоже до пенсии работала учителем географии в школе (сейчас это школа №1. Награждена медалью «За доблестный труд в Великой отечественной войне». Умерла в 1994 году в г. Севастополе, где она жила у своей старшей дочери - моей сестры Нелли. В первые годы после войны с нами жили мамины родители: Портнов Егор Алексеевич и Портнова Ульяна Антоновна.

Дом

Наш дом выделялся среди других большими ставнями. На наличниках были интересные разноцветные резные украшения. Четыре окна выходили на юг, по два окна - на восток и запад. Крыльцо находилось с северной стороны. С улицы за входной дверью три ступеньки вверх - и просторные сени. Слева на высоте полуметра - двери в кладовую («кладовку»), где был ларь для муки. У нас муки уже не было, там хранилась старая сношенная обувь. Позже, когда у нас были ульи и сад, в кладовке стояли 2-3 фляги с медом, медогонка и ящики с яблоками - полукультурками. Помню, что на стене в сенях коричневой краской крупно было написано «Сафронов». Ну, написано и написано, а что к чему - было невдомек. А недавно, уже в 2002 г. Раиса Ивановна Кыкманова (Суртаева) рассказала нам с сестрой о хозяине дома. Это был Сафронов Павел Васильевич. Его расстреляли в 1937 году, а семью сына Германа, которая жила вместе с отцом, сослали в Казахстан в село Шортанды. Жена сына – Мария, старшая сестра Раисы Ивановны. У них было трое детей. Германа забрали на фронт, где он погиб в 1943 году, а жена с детьми вернулась в Майму и поселилась в маленькой избушке. Мы, конечно, ничего этого не знали.

Дом, построенный Сафроновым, позже наш дом, состоял из двух просторных комнат. Опять же это с учетом того времени и наших детских впечатлений. Дом не идет ни в какое сравнение с тем, что строят сейчас. В первой комнате была большая русская печь с полатями. За печью - небольшой отсек или куть с дверцей-калиточкой. По стенам кути висели связки лука. В полу была «дверь» в подполье. Во второй комнате тоже была печь, но я помню уже перестроенную отцом на украинский лад печку-лежанку: конфорок не было, и, спустя некоторое время после топки, на ней можно было спать. В каждой комнате было по четыре окна. В нижней части рам приделаны деревянные корытца для сбора талой воды со стекол.

С обеих сторон дома, с восточной и западной, в том месте, где были сени и кладовка, пристроены сараи. Справа от входа - с сеновалом и погребом, слева - для скотины.

В последнем направо были воротца в помещение под кладовку и далее под сени, где содержались куры и свиньи, а прямо — дверь во второе подполье, которое находилось под второй комнатой. В подпольях хранилась картошка, овощи; позже, опять же когда был у нас сад и ульи - варенье и плодово-ягодное самодельное вино.

Дом был задуман и построен в традициях крепкого крестьянского хозяйства.

До войны в Майме было несколько таких добротных домов. После физической расправы над их хозяевами, так называемыми врагами народа, в этих домах

размещались казенные учреждения: конторы колхозов, сельпо, детские сады и т.д. Наш дом пустовал. Времена менялись. Послевоенные годы были особенно трудными. Нечего было носить. Продовольственных запасов не было, кроме картошки, которой едва хватало на зиму. Наши сараи постепенно разбирались на дрова, погреба обваливались, но корову мы держали почти всегда, кур тоже. Из далекого детства помню гусей, уток. Иногда держали поросенка.

Сад

Поскольку отец был родом с Украины, он не мыслил себе жизни без сада. Учителям полагалось иметь 15 соток земли. Первоначально у нас столько и было. Потом часть участка вместе с баней отрезали и отдали другим людям. Но нам и оставшейся части хватало. Я помню, как яблоневого сада еще не было, а только гряды земляники, посадки крыжовника и малины. Как-то летом случился сильный град, весь урожай перемешался с землей и был покрыт плотным белым слоем града величиной с куриное яйцо.

В течение всей своей последующей жизни до кончины отец занимался садом. Кусты смородины, в основном черной, были посажены рядами. В рядах через нужное расстояние были высажены яблони, а между рядами садили картошку. Посадочный материал он брал в Горно-Алтайске на плодово-ягодной опытной станции. С директором ее, известным сибирским садоводом Михаилом Афанасьевичем Лисавенко отец был знаком лично. В саду появились слива, груша, вишня и даже виноград. Сейчас это обычный ассортимент садов жителей Маймы, а тогда, в 40 - 50-е годы это было в диковинку. У нас были стелющиеся яблони, но особенно много полукультурок, сортов 15. Самый ранний и сладкий - «Сеянец Гагарина» (Гагарин – селекционер). Весной сад благоухал яблоневым цветом, осенью - свежей спелостью яблок. Отец проводил эксперименты с плодовыми деревьями, делал прививки. По линии сельскохозяйственного общества распространял среди жителей саженцы от опытной станции. Вставал он в 5 часов утра и до завтрака работал в саду. После завтрака шел на работу.

Отец был натурой увлекающейся. Садил неизвестные в то время никому баклажаны, блюдо из которых он великолепно готовил. У нас были делянки медоносных трав, эфиро-масличных культур. Позже появились ульи. Однако, надо сказать, что помидоры были лучше у наших соседей: Парешиных, Сафроновых. Мы, дети, к сожалению, отцу помогали мало. Мама нас «ограждала», заставляла больше внимания уделять учебе. Основной нашей обязанностью было собирать урожай смородины. Это падало на летнее каникулярное время. Ягоду собирали ведрами, Варили варенье на меду - сахара не было. Во время качки меда отец наливал нам в глубокие тарелки свежий жидкий мед, и мы хлебали его ложками как суп, добавляя туда уже созревший к тому времени «Сеянец Гагарина». Тут же были и мои подружки со всей округи: Лиля Животягина, Нина Коченкова, Лия Данилова, Надя Худякова, Валя Арапова, Вера Парешина, Рая Воронина, Люба Сокол, Лида Суханова, Нэля Лось, Люся Иванова и еще, кто был по случаю рядом.

Но цветы мы любили. Садили, сеяли и ухаживали. Позже цветами занималась мама. Это когда она была уже на пенсии. У нас было множество сортов георгин, гладиолусов, разных однолетников. Мама регулярно участвовала вместе со своими

коллегами -учителями (Е.Ф.Куят, М.Г. Заборской, Ю.Т.Лось и другими) в Майминских выставках цветов, получала грамоты, подарки. Заканчивая повествовать о саде, скажу, что основной урожай ягод и яблок мы сдавали на Горно-Алтайский винзавод. На полученные деньги нас учили, одевали.

До школы

До школы я ходила в детсад. Он находился на улице Советская. До сих пор при воспоминании о том времени чувствую особенный вкусный запах детсадовской пищи.

С продовольствием были тогда большие трудности, и дома не всегда мы были сыты. Поварихой была тетя Даша - мама моего ровесника и школьного товарища Юры Никольского. Она пекла отменные пышные оладьи. Таких я потом не ела никогда в жизни. Каши и компоты мы ели всегда с добавками.

В детсад мы ходили со своими подушками. Когда возвращались домой, то часто устраивали «побоища», в результате которых сваливались в придорожные канавы, заросшие высокой травой - конским щавелем.

Летом пропадали на речке. Она тогда была чистой и глубокой. Было три места для купания, соответственно с увеличением глубины: у моста, «на старухе», т.е. у старого моста и пруд за мельницей. Купались до посинения. Не помню, как научилась плавать, Нас с Лилькой пасли старшие сестры. Грелись на камнях. От загара были черные, «как головешки».

Родители устраивали нам новогодние елки, на которые мы приглашали соседских ребятишек. Елка была под потолок и стояла посередине комнаты. Оставалось место и для хороводов вокруг елки. Игрушки делали сами: бумажные цепи, флажки, фонарики и звезды из соломы. Один раз елку привез нам старший брат Толя. Ему было всего 13 лет. Он сходил на лыжах на остров на Катуни и срубил пышную красавицу «под самый корешок». Тогда это можно было делать. Во время войны были американские посылки. Мне досталось нарядное бордовое вельветовое платье – халат на кнопках. Износила до дыр.

Помню день Победы – 9 мая 1945 года. Был теплый солнечный день. Мы – детвора (я в Толиной толстовке) сидели на брёвнах, как воробушки, недалеко от трибуны, которая была возле клуба (сейчас это опять церковь). Взрослые говорили речи, все радовались.

Вскоре после войны пришел мой дядя – Портнов Василий Георгиевич. Он был в плену, и долго о нем не было никаких вестей. Накануне его появления бабушке приснился сон: она поймала руками селезня. Помню, как бабушка бросилась к калитке и повисла у дяди Васи на шее. А второй её сын, Ванечка, не вернулся с войны. Конечно, горя и бедности тогда вокруг было много. Но я не способна была это осознать. Мне повезло, что я выросла с отцом. Хотя в жизни нашей семьи по вине отца были в те годы и черные дни. Но никто не застрахован от ошибок. Отец сыграл большую роль в нашем воспитании и образовании. Он читал нам книжки, а когда мы подросли, устраивал вечерами чтение вслух. Читать я выучилась в 4 года незаметно от родителей. Читали по очереди. Отец знал много детских стихов наизусть, в том числе и почти всего Корнея Чуковского. Книжек этого автора в продаже не было.

Большими событиями для меня были посещение с отцом районной библиотеки и книжного магазина или «КОГИЗ»а. Нужно было идти от разъезда в центр села за школу - это целое путешествие. Библиотека со своей тишиной, рядами книжных полок и читальным залом с разными взрослыми людьми представляли собой какой-то особенный волшебный мир. В когизе отец покупал книги согласно интересам членов семьи. Дома

у нас была приличная библиотека. Преобладала справочная литература, среди которой были сельскохозяйственная энциклопедия, малая советская энциклопеция, а потом и БСЭ выпуска 50-х годов. Мы выписывали много газет и журналов. Среди последних «Мурзилка», «Смена», а «Огонек» и «Вокруг света» получали многие годы. Отец очень любил читать «Вокруг света» и говорил: «Вот мы сейчас проверим нашего географика». Так он называл маму. Сложные географические названия вроде вулкана Попакатепетль доставляли ему особое удовольствие.

Школа

В школу я пошла в 1946 году. Запомнился первый день. Обуви не было, и мама сшила мне из брезента тапочки. Была хорошая, теплая погода, но в такой обуви нельзя было пройти через вечно не просыхающую лужу в начале улицы, перед разъездом (там близко находятся грунтовые воды), и я ухватилась сзади за мамину шею. А как уж она переходила, то ли по камням, то ли вброд – не помню. С обувью у меня всегда были проблемы. А вот наш сосед – участник войны, Корней Павлович Животягин ловко шил сапожки своим дочерям – Лиле и Вале.

Учились мы хорошо. Мама держала нас строго. Обо всех наших проделках она узнавала сразу же в учительской. Особенно она переживала за Толика. Он был талантливым ребенком: увлекался биологией, химией, неплохо рисовал, писал стихи, пробовал себя в прозе. Учился на пятерки, но был непоседой. В десятом классе мама решила отправить его учиться в город, т.е. в Горно-Алтайск, в лучшую школу, какой была школа № 12. Брат жил на квартире у одной бабушки. Дом был гнилой. Угол, где стояла его кровать, промерзал. Толик не говорил об этом, когда бывал дома. В результате он заболел воспалением легких, а затем туберкулезом. Выпускных экзаменов он не сдавал, но в аттестате были все пятерки. Потом он подлечился и через год поступил в Томский политехнический институт. Но, снова заболел, и пришлось бросить учебу. Тяга к знаниям была сильной. Еще через год он вместе с другом Юрием Серебрянским поступает в Новосибирский сельхозинститут, но в колхозе, куда они поехали после вступительных экзаменов, он опять заболел. Об освобождении от работ он и думать не хотел. Больно читать строки его дневника той поры. На этот раз он уже не смог оправиться от болезни и летом 1957 года умер. Нэля тогда училась в Горно-Алтайском пединституте, а я окончила первый курс Томского университета.

Средняя школа в те годы в Майме была единственной. Работало много кружков, как предметных, так с спортивных. Художественная самодеятельность была на высоте. Светлое пятно в памяти у многих из нас оставила Сусанна Михайловна Фролова. Она учила нас петь, танцевать, декламировать, ставила с учениками небольшие пьесы классического и современного репертуара, отрывки из оперетт. Хорошо пели Петр

Вечеринский, Аля Лашутина, Юра Серебрянский, Зоя Черникова, сестры Сухановы: Валя, Роза, Лида.

Сусанна Михайловна имела прекрасный голос - лирическое сопрано. В юности она занималась вокалом в Новосибирске. Потом она закончила Горно-Алтайский учительский институт и преподавала в среднем звене школы русский язык, литературу и пение. Многие годы Сусанна Михайловна руководила художественной самодеятельностью в школе. Особенно запомнилось, как она статная, с русой косой, в голубом шелковом платье с белой хризантемой на груди выходила на сцену, вела концерт и пела под гитару, с которой она не расставалась.

Ежегодно устраивались новогодние карнавалы. Как-то у меня был костюм «Урожай». На платье были нашиты колосья, а на голове корона из колосьев, искусно сплетенная отцом. А в 9 классе я была Анной Карениной и читала отрывок из романа, где героиня, прощаясь с жизнью, бросается под поезд. Сусанна Михайловна потом долго вспоминала, как это было «талантливо сыграно» и сожалела, что театр потерял великую актрису, а я также долго не могла без содрогания, а потом смеха вспоминать этот эпизод из моей жизни. Сохранилась фотография, где «Анна Каренина» с выражением на лице и сцепив руки стоит на снегу (в доме было темно, а вспышки и в помине не было), готовая к решительному броску.

Но помню, что когда я читала со сцены отрывок из повести М. Шолохова «Поднятая целина» про деда Щукаря, весь зал смеялся. Хохотала за кулисами и молодая хорошенькая учительница математики Нэля Дмитриевна, в которую были влюблены все ребята-старшеклассники.

Впоследствии Сусанна Михайловна жила с семьей сына в Новосибирском Академгородке, работала музыкальным руководителем в детском саду. Ее знал весь городок. И мне было приятно, когда молодые коллеги по работе и знакомые - жители Академгородка вспоминали свою воспитательницу добрым словом. Сусанне Михайловне было за семьдесят, когда мы с Лией Даниловой пришли ее проведывать в больницу, где она лежала на обследовании. Мы вышли с ней в лесок, сели на скамеечку, и она высоким чистым голосом спела нам романс о белой акации: «Целую ночь соловей нам насвистывал......."

Из спортивных секций у нас были гимнастическая, волейбольная, легкоатлетическая, лыжная, велосипедная. Много с нами занимался Евгений Александрович Грачев, он сам был членом сборной команды Горно-Алтайской области по легкой атлетике. Мы ездили на областные и краевые соревнования по легкой атлетике и выступали довольно успешно. В команде были Маршев Владимир, Ларионов Виктор, Афанасьев Владимир, Апаликов Владимир, Сергеев Юрий, Дудина Регина, Переверзева Нина, Коченкова Нина, Данилова Лия, Животягина Лиля, Суханова Роза, я и другие. Мои личные рекорды в школьные годы: прыжки в высоту-130 см, метание диска-25 м. Позже в университете у меня был второй разряд по легкоатлетическому пятиборью, второй разряд по плаванию на 100 метров и 3 разряд на 100 м стилем баттерфляй (дельфин).

Почти каждую субботу в школьном клубе были танцы, Иногда с номерами художественной самодеятельности. Танцевали под радиолу и гармонь, на которой играл Юра Никольский. А по праздникам нам играл Федор Антонович. Он же

руководил школьным хором. Танцевали вальс, фокстрот, танго, польку, краковяк, па де грас, тустеп, коробочку, па де спань.

После танцев шли по ул. Советская до разъезда или по верхнему шоссе-тракту до скалы и обратно и пели песни. Наша компания была половина 10-а класса; Табакаев Виктор, Юрманов Анатолий, Никольский Юрий, Белоусов Валерий, Животягина Лиля, Черникова Зоя, Софронова Галя, Ефтифеева Галя, Парешина Вера, Филиппова Валя. Юдина Люда, Коченкова Нина, Данилова Лия. Что пели? «Гуцулка Ксеня», «Одинокая гармонь», «Ой, цветет калина», «Костры горят далекие», «Едут новоселы по земле целинной» и другие песни тех лет. Часто мы с Лилькой «придуривались» и орали на два голоса «Ой, да вспомним братцы, вы кубанцы» и «Шумел камыш», как бы подражая «деревенским». А спустя многие годы, уже почти профессионально занимаясь песенным фольклором, я по достоинству оценила эти замечательные народные песни.

Школу я окончила в 1956 году с золотой медалью. Такую же награду получила Клава Ошлакова (Ощепкова). Благодарна учителям Елене Федоровне Куят, Ольге Александровне Таболыкиной, Людмиле Васильевне Грачевой, Виктору Николаевичу Курову, Александре Михайловне Губчик, Любови Ивановне Мальгиной, Екатерине Александровне Фоминской и всем другим, которые преподавали в школе в то время.

С 1970 по 1976 годы в первой школе работала учителем математики и завучем по внеклассной работе моя сестра Шестакова (по мужу) Нелли Григорьевна. В это время она была награждена Почетным знаком «Отличник просвещения РСФСР». В 1976 году Нелли переехала в Севастополь где трудится и сейчас. К прежней награде она добавила еще два знака, только «УССР» и «СССР».

Работа в колхозе

Сентябрь у школьников Маймы был трудовой. Начиная с 4 класса, после уроков мы ходили рвать хмель. Эта культура была для колхозов прибыльной. Чаще всего работали в колхозе имени Сталина. Хмелеводы снимали нам длинным шестом мощную лиану с гирляндами упругих светлозеленых шишек. Когда она падала под ноги, то шишки еще долго покачивались на этой массе зелени, обдавая нас неповторимым запахом свежего хмеля. Мы садились вокруг, щипали шишки в корзины. Работали звеньями по двое-трое. Нам давали план - от 2 до 5 кг на человека в зависимости от возраста сборщиков. Случалось, что кто-нибудь для большего веса подкладывал в корзину камень, но обман почти всегда обнаруживался при взвешивании корзины.

За хмелем мы обычно пели, случалось и выясняли отношения.

В 9 классе весь сентябрь мы работали на току колхоза «Верный путь». Разгружали деревянными лопатами привезенное машинами от комбайнов зерно, крутили веялку, перелопачивали зерно, убирали ток. Жили на полевом стане, спали на нарах. «Работайте, девки, заработаете на крындышиново платье», - говорил наш дед-наставник. Однако оказалось, что мы всю свою зарплату проели.

Жили дружно. С нарочным посылали в школу записки о своих трудовых подвигах, которые зачитывались на школьных линейках. В одной из них я подписала: «Вечером танцевали под гармозу». Тоже зачитали. С моей стороны для того времени это было вольностью, но «публике» понравилось.

Летом после 9 класса я работала учетчицей в колхозе «Верный путь». Убирали хлеб.

На крепдешиновое платье я так и не заработала (а мечта была), дали на трудодни зерном.

Как я стала биологом

С 5 класса я постоянно занималась в юннатском кружке. На пришкольном участке мы выращивали овощи, цветы. Участвовали в районных и областных выставках урожая.

Но особой любви к «садово-огородному ландшафту» у меня не было. Больше нравилась природа. Отец брал нас на покосы, а также на пасеки, которые он посещал по долгу службы. Дорога на лошадях или пешком по горам, обеды у заросших болиголовом ручьев, густое, душистое разнотравье склонов - все это волновало меня. Отец знал названия многих трав и насекомых. У него была хорошая подготовка в юности, когда он учился в Харькове в сельскохозяйственном техникуме. Там преподавали известные энтомологи: Н.Н. Богданов-Катьков и Г.Я. Бей-Биенко. Отец обучал брата коллекционированию насекомых.

Участок земли вокруг нашего дома был довольно большим. Между воротами, которые выходили на улицу Луговая, и домом была большая ограда. Летом 1948 и 49 годов у нас базировалась геоботаническая экспедиция Биологического института Западно-Сибдрского филиала (потом Сибирского отделения) Академии наук СССР. Ограда - поляна позволяла разместиться палаткам и машине. Вечерами ботаники приезжали с маршрута, варили на костре ужин, раскладывали гербарий, пекли кедровые шишки (и мне доставалось), вели научные разговоры. Все это меня завораживало.

А спустя много лет, будучи уже сотрудником этого института, мне пришлось самой немало поколесить по дорогам Алтая в составе биологических экспедиций, а потом довелось и встретиться на Карасукском стационаре института с участником той экспедиции Евгенией Ивановной Лапшиной. Мы подружились. В 2005 году она подарила мне машинописный текст полевого дневника того времени, написанный в увлекательной художественной форме, где есть и запись о пребывании экспедиции во дворе у агронома Г.В.Гуренко. Руководила экспедицией разносторонне талантливая женщина, заслуженный ученый Александра Владимировна Куминова.

Я дорожу этим подарком и мечтаю, что хотя бы кто-нибудь из моих четырех внуков был ботаником.

Учиться после школы в то время ездили в Томск. В Барнауле и Новосибирске, видимо, мало было институтов, да и к тому же до Томска было прямое железнодорожное сообщение поездом Бийск-Томск Как я уже упоминала, мама тоже училась в Томском университете.

В 1956 году я поступила учиться в Томский государственный университет на биолого-почвенный факультет. Интересы менялись, я колебалась, какую кафедру выбрать, быть ботаником или зоологом. Но, в конце концов, выбрала орнитологию. Дипломную практику я проходила в Кандалакшском заповеднике у Виталия Витальевича Бианки - сына известнейшего натуралиста Виталия Валентиновича Бианки. Тема дипломной работы - «Водоплавающие птицы Кандалакшского заповедника». Защитилась на отлично, но орнитологом не стала. После университета

меня направили в Новосибирск в Биологический институт Сибирского отделения АН СССР, и я стала почвенным зоологом. Мой объект - почвообитающие панцирные клещи-орибатиды. Это микроскопические животные, их очень много в почве. Они полезны. Как и дождевые черви они перерабатывают растительный опад и делают почву плодородной. Кроме того, они служат хорошим объектом экологического мониторинга, т.е. слежения за состоянием окружающей среды. Кандидатскую диссертацию я защищала в Москве, оппонентами были академик М.С. Гиляров и проф. Ю.И.Чернов. Своей Майме

я посвятила открытый новый вид и назвала его Atopocthonius maimaensis Grishina, 1971.

В своем институте я проработала с 1961 по 2005 год. Теперь он называется Институт систематики и экологии животных Сибирского отделения Российской Академии наук. Прожила обычную трудовую жизнь научного сотрудника: экспедиции, статьи, монографии, конференции и симпозиумы в стране и за рубежом. Не стала доктором наук по ряду причин. Две из них - это семья и увлечения. К последним относятся: моя многолетняя просветительская работа со школьниками и, как ни покажется странным, фольклор. Традиционной народной культуре я отдала 17 лет. Не жалею.

В Майме бываю, но, к сожалению, не часто. Там могилы моих близких.С годами эти места становятся мне все дороже.

Желаю всем майминцам доброго здоровья и благополучия.

Ваша односельчанка. Октябрь 2006 года, г. Новосибирск.

Назову первых жителей деревни Усть-Найминской:
Андрей Софронов,
Яков Софронов,
Степан Софронов,
Семён Софронов,
Яков Ерохин,
Николай Бычков,
Василей Соколов,
Гаврило Соколов,
Семён Карпов.
Мой прямой предок Яков Софронов родился в 1791 году.

Косенкова (Софронова) Александра Георгиевна

Родилась я 9 мая 1925 года в селе Улала в многодетной крестьянской семье. Всего наша мама родила 14 ребятишек, но выжило лишь семеро. В моей памяти сохранились 3 из умерших в детстве – это Агния, Михаил, Евлампий. Детская смертность тогда была очень высокая, умирали от слабости и от болезней. Но и рождаемость была высока, выживали сильнейшие, а может везучие. Отец мой Софронов Георгий Филиппович родился 26 апреля 1886 года в селе Майма Быстрянской управы. Моя мама Софронова (в девичестве Горскина) Анисья Петровна родилась в 1888 году в городе Бийске. Отец был из крестьян, родился и жил в Майме, а мама была из бийских мещан, проживала в селе Улала. Венчались они 3 февраля 1908 года в Духосошественской церкви села Маймы. Поручителями по отцу выступили его братья Василий и Дмитрий Филипповичи, а по маме родной дядя Степан Яковлевич Горскин. Первой родилась моя сестра Анна (1908), затем Агния (1910-1910), Нина (1911), Пётр (1915). Отец мой – участник 1 Мировой войны. Уже после войны родилась Полина (1922), потом родилась я (1925), Варвара (1927), Иван (1930). Мы жили бедно, слишком много ртов приходилось кормить родителям. Они были крестьянами, а при Советской власти стали колхозниками. Отца своего почти не помню, он скоропостижно скончался 30 ноября 1930 года. Мне тогда было всего 5 лет, а у мамы ещё двое были меньше меня – Варя и Ванюшка. Каково приходилось нашей маме, одному богу известно. Знаю, что со смертью отца жить стало намного труднее. Мама трудилась от зари до зари, а мы были предоставлены самим себе. Конечно, старшие дети были маме хорошими помощниками. Нюра, Нина и Петя тогда были нашими няньками. Как подросла, то пошла в школу. Собраться в школу тогда была большая проблема. Одевать-то нечего было. Помню было у меня простое холщовое платье, в нём и пошла в школу. Маме было тяжело, всех нас нужно было обуть, одеть и накормить. Обувь носила ту, что осталась от старших сестёр. Жили мы тогда в селе Улала и, помню, до школы нужно было идти около 5 километров, и всю дорогу приходилось вброд переходить речку Майму, так как она сильно петляла. Училась я хорошо, особенно по арифметике, вот только русский язык давался с трудом. Из раннего детства запомнился мне один случай, когда я принесла домой игрушку – куклу, оставленную моей подружкой Машей Ершовой. Мама спросила меня: «Где ты взяла эту куклу?». Я сказала, что подобрала её на улице. Мама тогда очень рассердилась, взяла прут и начала меня хлестать, приговаривая: «Не бери чужого, не носи домой!». С этими словами она гнала меня прутом до дома Маши Ершовой. Эту науку запомнила я на всю свою жизнь, никогда не обманывала и не брала чужого. Очень рано пришлось нам повзрослеть без отца. В 7 лет меня уже, помню, наняла тётка (жена киномеханика, что снимала дом по соседству) нянчиться с её сыном, пообещав купить ботинки. Помню, я её спрашивала: «Тётя, когда купишь ботинки?», а она мне отвечала: «Ты хоть Сашке сопли вытри, тоже мне – нянька». Так ботинки мне и не купила. Дед мой Пётр Яковлевич держал пасеку. Дед был с причудой. Когда угощал мёдом, то приговаривал: «Не съешь весь мёд – на голову намажу». Однажды я не смогла доесть, и он вымазал мне голову мёдом. Налетели пчёлы и сильно покусали меня. Обидно было тогда и больно, а мама отругала деда, чтобы он так больше не делал. Болели, конечно, в детстве, простывали, но всё обходилось. Мама наша, помню, бывало, говорила в сердцах: «Хоть бы поумирали!», так тяжело ей было, но бог смерти не давал, выкарабкались. Сажали огород, выращивали картошку, капусту, морковь, свёклу, огурцы, помидоры, арбузы. Погода тогда была ровная и всё вызревало. Было и хозяйство: корова, овечки, свиньи, куры. Сено заготавливали всей семьёй в окрестных логах. Когда был жив папа, была и лошадка, на ней пахали землю и сеяли пшеницу. Пятый класс я заканчивала в школе села Маймы. После пятого класса летом пошла работать поварихой, кормила трактористов колхоза имени Сталина. Однажды попросили меня трактористы нарвать в саду ранеток. Я, конечно, согласилась, а когда дошла до сада, то пошёл дождь. И я в дождь рвала им ранетки, нарвала целое ведро. Принесла им на стан, и они с удовольствием всё съели. В то лето моему старшему брату Пете за работу в колхозе дали отрез ткани – голубой сатин. И мне мама сшила моё первое платье, а верха – кофточки новой не было. Перед самой школой досталась мне от старших сестёр кофточка, но с дырками на плечах, видимо от коромысла. Мама починила мне её, наложив заплатки, и отправила меня в школу. А в школе ребятишки стали дразнить меня: «Смотрите, у неё погоны на плечах!». Я в слезах убежала из школы и больше в школу не ходила, а пошла работать в колхоз «Большевик». В последующем в анкетах я всегда писала, что закончила 7 классов, хотя на самом деле только 5 классов. Была осень, и урожай уже почти убрали, но продолжали готовить на зиму коровники, ухаживали за скотиной, заготавливали корма, в общем, готовились к зиме. В 1940 году поздней осенью решили в колхозе выкопать пруд – разводить рыбу. Колхозники долбили ломами гравий, и я долбила. Лом вырвался из моих ослабевших рук и разбил мне лоб в кровь. Я побежала в контору - умыться и обработать рану. В конторе и произошла судьбоносная встреча, предопределившая мою дальнейшую судьбу. Повстречался мне там бухгалтер-ревизор. Он увидел меня, расспросил, кто я, где и как живу, кто мои родители и предложил учиться. Я согласилась. Так я окончила курсы счетоводов и устроилась в райпотребсоюз в Майму счетоводом. Работала допоздна, поэтому очень часто оставалась ночевать в Майме у своего дяди Григория и жены его тётки Агнеи. Жили они на улице Луговой, а напротив жил другой дядька – Иван Филиппович. У дяди Григория жила его мать и моя бабушка Пелагея Прокопьевна. У дяди Григория была одна дочь, кажется, её звали Мария, точно не помню. Бог ему ребятишек больше не дал, поэтому, наверное, он был такой добрый ко мне – родной племяннице. Трудно нам жилось тогда, но молодость не замечает трудностей. Помнится, однажды я и Катя Васильева (тогда не говорили Софронова, а по отцу называли – Васильева) ели всю ночь жмых, ночевать домой не ходили. А утром тётка наша Прасковья Павловна давай нас ругать, что де шалопутничали мы всю ночь. Обидно нам стало и, однажды ночью, взяв топор, изрубили у тётки Прасковьи вилки капусты на огороде. Ох и досталось нам тогда! А вскоре пришёл с армии наш двоюродный брат – сын Прасковьи Павловны – Иван. Нас позвали на встречу. А сестра наша старшая Зоя Ивановна и говорит: «Девчонки, пельмешки с капустой есть садитесь». Стыдно, конечно, стало нам, хоть сквозь землю провались.
Когда началась война, то объявили по радио. В Майме на разъезде на столбе репродуктор висел в виде тарелки, вот по нему и объявили. День тогда был ясный, тёплый. В первые месяцы все мужчины кинулись в военкомат, просились на фронт. Военкомат тогда был в городе Ойрот-Тура. А машины с призывниками шли через разъезд. На разъезде все дни тогда стояла толкотня, рёв, крик – провожали родных на фронт. И мы всей семьёй были на разъезде, когда провожали Петю на войну. Я тогда зацепилась за борт полуторки и доехала до Долины Свободы. Как чувствовала, что Петю больше не увижу. Петя домой с войны так и не вернулся. Похоронка пришла с Архангельска, что наш Пётр пал смертью храбрых, защищая Родину. Уходил на войну и муж моей старшей сестры Нины – Фёдор Зубакин. На него тоже приходила похоронка, но он вернулся с фронта, а вскоре они с Ниной разошлись. Был на фронте и муж другой сестры Анны – Михаил Зяблицкий. Он вернулся домой вскоре после войны. И ещё был на фронте и вернулся домой муж моей двоюродной сестры Александры Дмитриевны – Крутиков Александр Иванович. Они жили в Ойрот-Туре. Не вернулся с войны мой родной дядя Софронов Андрей Филиппович. Служил он на Западном фронте в 1262 стрелковом полку 380 стрелковой дивизии. На войне он был разведчиком, в одном из рейдов он сильно простудился и в феврале 1943 года попал в эвакогоспиталь №3082. А 20 марта 1943 умер от болезни. Похоронен в городе Владимире. Зато вернулся с войны его сын Алексей Андреевич – мой двоюродный брат. Я его почти не знала, они жили тогда в селе Кызыл-Озёк. Он прошёл всю войну с 1941 по 1945 год. Он, как и его отец, служил разведчиком на 2 Белорусском фронте. Неоднократно выполнял боевые задания командования по преследованию противника. Был награждён медалью «За отвагу». Войну закончил старшим сержантом в должности офицера связи 1152 стрелкового полка 1 Ударной армии Ленинградского фронта. В мае 1945 года был награждён орденом «Красной Звезды». После войны вернулся домой в Кызыл-Озёк. Жил в Долине Свободы, а в 2010 году его не стало. Похоронен на кладбище села Маймы на горе. Не вернулись с войны и ещё 2 моих двоюродных брата – Афанасий Иванович и Александр Фёдорович. На них их матерям пришла похоронка – без вести пропал. Тогда шли упорные бои под Москвой, вот и остались мои братики лежать там в сырой земле. Вернулись с фронта и ещё 2 двоюродных брата Михаил и Иван Васильевичи Софроновы и наша сестра Анна Фёдоровна.
Трудились в войну много, работали и в колхозе, и дома. Работали на износ. Помню, у тётки моей Прасковьи Павловны крыльцо было высокое. Так вот вечером после работы она буквально не могла залезть на это крыльцо. Великая труженица была, мне до неё далеко было. Голодно было тогда, поэтому с весны начинали собирать съедобные травы, солили колбу, солили грибы в кадке, собирали малину, черёмуху, рябину, калину. Собирали всё это и за Катунью, и на её островах, и в березнике в Майме. В колхозе назначали нормы выработки, если всё сделал, записывали трудодень. Выращенный картофель с огорода сдавали в Заготзерно для нужд фронта. Денег не давали, предлагали покупать облигации займа. Деньги шли на фронт. Конечно, были и радостные минуты в это трудное время. Наработаешься, умаешься, а вечером на танцы да песни петь на разъезде. Молодость брала своё. В 1943 году окончила Горно-Алтайский институт по специальности товаровед. Учились тогда в институте всего 6 месяцев. Жила я тогда у своей двоюродной сестры Александры Крутиковой. У Саши несколько лет назад погиб брат – утонул в Катуни. Загонял Вася трактор на паром, хотел на тот берег попасть. А паром стал отходить от берега. Вот Вася с трактором и нырнул. Не выплыл. Сколько Катунь жизней унесла, вот и Васю нашего забрала. Молодой был, моложе Саши…
Вот ещё один случай был со мной в годы войны. Работала я тогда товароведом в райпотребсоюзе в Ойрот-Туре. Работа товароведа заключалась в следующем: нужно было принять товар, довезти до головной конторы, а оттуда уже развезти по 12 сельпо нашего района. Ехала однажды я с шофёром с Бийска в Горно-Алтайск, а шофёр совершил аварию. Везли водку, она и побилась почти вся. Посадили меня в тюрьму в Кызыл-Озёк. Там и просидела до суда 2 месяца. Суровое было время. Но меня оправдали и отпустили.
После войны работала товароведом в Бийске. Потом перебралась на Кузбасс в город Сталинск. Сейчас это город Новокузнецк. Здесь и познакомилась с мужем Косенковым Владимиром Ильичом. В годы Отечественной войны он работал здесь же в уголовном розыске. Боролся с бандитизмом. Родились у нас две дочки – Наталья и Светлана. Работала заведующей магазином. Приходилось и продавцом работать, и грузчиком, и техничкой. Магазины тогда смешанные были, то есть кроме продуктов продавали и другие товары. Долгое время так и работала заведующей. Позднее появились в магазинах отделы, я работала в кондитерском отделе. Торговала конфетами, халвой, печеньем, пряниками. Работала всегда честно, добросовестно, но были и такие продавцы, что обманывали покупателей и магазин. Ушла я с этого отдела торговать трикотажными товарами. Оттуда и ушла на пенсию в 1980 году, проработав в общей сложности около 50 лет. Воспитала двух дочерей, помогала в воспитании внуков Ильи и Кирилла. В феврале 1986 года ушёл из жизни мой муж Владимир Ильич. Похоронен в городе Новокузнецке на городском кладбище. Дочери мои живут сейчас в Калининграде. А я доживаю свой век в Новокузнецке. Вот моя история.

МК взяты с сайта фэмили серч, из ГАТО, ГАНО. Это всё, что удалось найти. Может кому-то пригодится, а быть может, кто-нибудь пополнит этот список, т.к. не все года найдены, а хочется узнать больше.

17 мая в 17 часов в дк села Маймы состоится презентация книги" К истокам рода Софроновых и основания села Маймы"