Образование в Арзамасском уезде

Образовательные учреждения Арзамасского уезда из книги "Волости и важнейшие селения Европейской России" за 1886 год



Школы указаны в селениях:



Абрамовская волость - с. Абрамово

Вадская волость - с. Вад, с. Крутой Майдан, с. Стрелка

Великовражская волость - с. Великий Враг, с. Новое Иванцево, с. Старое Иванцево

Выездновская волость - с. Выездная Слобода, с. Кириловка, с. Ямская Слобода

Казаковская волость - с. Луканово, с. Кардавиль

Костянская волость - с. Алемаево

Медынцовская волость - с. Медынцово, с. Саблуково

Мотовиловская волость - с. Мотовилово, с. Волчиха

Новоусадская волость - с. Новый Усад

Пановская волость - с. Паново

Собакинская волость - с. Собакино, д. Озерки

Спасская волость - с. Спасское, сц. Быков Майдан, с. Кержемок

Хиринская волость - с. Хирино, с. Корино

Шатковская волость - с. Шатки, с. Никольское (Кобылино), д. Пасьянова



Источник: "Волости и важнейшие селения Европейской России : По данным обследования, произведенного стат. учреждениями М-ва вн. дел. Вып. 2. Губернии Московской промышленной области. [Московская, Тверская, Ярославская, Костромская, Нижегородская, Владимирская]", 1886 г.

«СИМПАТИЧНОЕ ДЕЛО»:
АРЗАМАССКОЕ УЕЗДНОЕ ПОПЕЧИТЕЛЬСТВО ДЕТСКИХ ПРИЮТОВ

На конец позапрошлого столетия история приютского дела в России насчитывала шесть десятилетий. Ведомство детских приютов было создано в 1838 г. при Николае I, во главе его был поставлен Комитет главного попечительствующего детских приютов. В 1869 г. комитет был упразднен, а заведование перешло к главноуправляющему IV Отделением императорской канцелярии по учреждениям императрицы Марии. 28 октября 1896 г. Комитет главного попечительства детских приютов при IV Отделении императорской канцелярии был образован снова. Этот орган должен был бороться с детской беспризорностью, обеспечивая по всей стране подготовку детей-сирот к труду. Для этого предполагалось создать губернские и уездные попечительства детских приютов, в которые включались главы светской и духовной власти, земства, руководители систем образования и здравоохранения. В частности, в уезде это должны были быть предводитель дворянства, уездный исправник, председатель уездной земской управы, городской голова, инспектор народных училищ, уездный врач, священник по выбору епархии и почетные члены, вносившие не менее 100 р. в год в кассу попечительства.
На момент составления циркуляра в стране насчитывалось около 300 учреждений для сирот, из которых около 100 попечительств (57 губернских и 35 городских и уездных) и 200 приютов, в которых призревалось 14 тысяч детей-сирот, что в масштабах страны было катастрофически мало. Заступивший в 1898 г. на должность главноуправляющего IV Отделения генерал-адъютант граф Павел Федорович Протасов-Бахметьев потребовал открыть подобные учреждения и в Нижегородской губернии [1, д.1, л. 2 – 2 об., 3].
Нельзя сказать, чтобы в самом Арзамасе их не было. Еще 1 октября 1888 г. на средства, пожертвованные арзамасскими купцами И.С. Белоусовым и П. Серебренниковым, открылся Общественный дом призрения бедных малолетних детей. Он управлялся советом, состоявшим под председательством городского головы из попечителей, избираемых городской Думой, и двух членов. Попечителями арзамасского общественного дома призрения бедных детей в разное время были А.В. Будылин, В.В. Бебешин, Г.Г. Кащеев, П.П. Никитин, Д.А. Сурин, И. Серебренников, Н.М. Щегольков и другие. Помимо денежных пожертвований приют владел каменным зданием на углу Скоблинской, Новомосковской и Ефстифеевской улиц (ныне – по ул. Ленина), пожертвованным Иваном Степановичем Белоусовым, и деревянным – по Новой улице (ныне – ул. Кирова), где учреждение непосредственно и располагалось. В 1911 г. в доме детского призрения воспитывалось 8 мальчиков и 16 девочек в возрасте 5 – 12 лет (при вместимости 25 человек). Интересно, что в приют не могли попасть дети, страдавшие какими-либо хроническими заболеваниями. Мальчики обучались грамоте в Кирилло-мефодиевском приходском училище, девочки – непосредственно в приюте. В 1903 г. на средства, пожертвованные попечителем приюта Алексеем Ивановичем Николаевым, были устроены ремесленные классы: для мальчиков по башмачному ремеслу, для девочек – по шитью и кройке. Заработанные ими деньги были вложены в сберкассу госбанка и составляли фонд на выдачу пособий воспитанникам при выходе их из дома детского призрения. В январе 1905 г. Алексей Иванович подал заявление в городскую Думу, в котором просил направить проценты с предоставленного им капитала на учреждение ремесленной школы при Арзамасском Общественном Детском доме призрения – естественно, оно было удовлетворено [2; 3].
Однако в Арзамасском уезде ничего подобного пока не было – и дети крестьян могли либо рассчитывать на помощь дальних родственников, либо жить одни, получая слабую поддержку волостных правлений. Поэтому 29 ноября 1898 г. арзамасский уездный предводитель дворянства за- просил Высочайшего разрешения на открытие попечительства. Епархия выбрала для включения в этот орган священника Троицкой церкви Федора Владимирского – и едва ли могла сделать лучший выбор [1, д.1, л. 6, 9]. После этого местные власти начали отчаянный поиск попечителей. В архиве сохранился список из 61 фамилии, составленный арзамасским городским головой, еще 109 кандидатур предложил уездный исправник. Вся беда была в том, что списки устарели еще за десять лет до этого. Львиная доля включенных в них лиц умерли или уехали из города [1, д.1, л. 18 – 26 об.]. Среди них были представители известнейших купеческих семей – и кажется невероятным, чтобы городской голова и уездный исправник не знали об их судьбе. Судя по всему, бюрократический аппарат города и уезда воспринял идею устройства попечительства без большого энтузиазма, и первый же запрошенный у них попечительством документ являл собой отписку. Тем временем круг служащих и членов попечительства начал потихоньку складываться.
К 1900 г. состав попечительского совета выглядел так: председатель – уездный предводитель дворянства Павел Иванович Панютин, его заместитель – председатель земской управы Александр Александрович Кассель, казначей – арзамасский исправник Владимир Семенович Софонов. Действительными членами совета были городской голова А.И. Бебешин, инспектор народных училищ И.В. Смоленский, уездный врач Н.П. Федоров и земские начальники И.А. Бронский, князь Я.М. Кулунчаков, Д.В. Хотяинцев, Н.Д. Ханыков, Ф.А. Тархов. Первым делопроизводителем попечительства был И.Н. Кантович, окончивший Нижегородскую гимназию и полгода после нее проучившийся на физико-математическом факультете Московского университета, но в октябре 1900 г. его сменил Л.А. Венский, имевший, к слову, собственную типографию. Разные общественные и государственные организации стали просить включить в совет своих представителей: от лесного ведомства в совет вошел статский советник П.Ф. Россов, от земства – уже хорошо знакомый нам И.П. Кутлубицкий [1, д.1, л. 47 – 49 об., 86, 87, 97, 97 об.]. Однако в почетные члены, то есть собственно в благотворители, каждый из которых должен был внести 100 рублей в год, никто не спешил. В итоге годовой бюджет попечительства составлял всего 700 рублей, из которых 500 единовременно выделило уездное земство, 100 рублей приходилось на его же ежегодный взнос и еще 50 – на ежегодный взнос городской управы. В этой связи на одном из заседаний было предложено искать не почетных членов, с которых нужно было бы брать 100 рублей в год, а ввести звание почетного старшины с взносом 50 рублей или члена- соревнователя и выдавать значки или жетоны, снизив планку до 3-5 руб- лей [1, д.1, л. 124 – 124 об., 130 – 130 об.]. Столь же ничтожные результаты дала попытка кружечного сбора. Приведем эту грустную статистику целиком. При вскрытии кружек обнаружилось: в кружке № 1 – 5,42 р., № 2 – 2,81 р., № 3 – 12,9 р., № 4 – 1,89 р., № 5 – 6,31 р., №№ 6, 7 – 0 р., № 8 – 0,41 94 р., № 9 – 0,98 р., № 10 – 0,38 р. Итого – 31рубль 10 копеек [1, д.2, л. 21]. Денег у попечительства не было…
К 1910 г. состав попечительства существенно изменился. Возглавлял его по-прежнему П.И. Панютин, дослужившийся до статского советника. Действительными членами были председатель уездной земской управы Иван Александрович Бронский, уездный исправник, коллежский асессор Филосов Геннадьевич Велтистов* (вскоре смененный Василием Селиверстовичем Четыркиным), уездный врач, коллежский советник Николай Петрович Федоров, благочинный Арзамаса Иоанн Федорович Троицкий, городской голова, купец 2-й гильдии Василий Васильевич Бебешин, инспектор народных училищ, статский советник Павел Александрович Пирогов и все земские начальники: Лев Леонидович Панютин, Андрей Петрович Шигорин, Николай Иванович Киреевский, Александр Михайлович Степанов, князь Владимир Владимирович Звенигородский**. Делопроизводителем к тому моменту был Семен Иванович Потехин. Единственным членом-соревнователем был лидер Кирилло-Мефодиевского общества Алексей Иванович Николаев, плативший с 1902 г. по 3 р. [1, д.4, л. 12]. Объяснить это можно только недоверием граждан к бюрократическому аппарату (а почти все члены попечительства – чиновники) и перегрузкой городских меценатов, которые и так уже содержали все, что только могли.

Сравнительно яркой страницей на этом безрадостном фоне стала история Кичанзинской богадельни-приюта имени К.К. Сочкова. Началась она 23 февраля 1899 г., когда начальник 1-го земского участка Иван Александрович Бронский уведомил попечительство о том, что крестьянин села Кичанзино Кузьма Кузьмич Сочков по его настоянию завещал 4-х процентную ренту со своего капитала в 10 тысяч рублей (380 р. за вычетом банковского процента) на устройство общественной богадельни, при которой можно было бы попробовать открыть детский приют [1, д.1, л. 28]. Судя по всему, сам Кузьма Кузьмич мечтал о чем-то более прозаическом. Он был старостой Кичанзинской Покровской церкви и дружил с ее настоятелем священником Васильевым. Скорее всего, он планировал передать ренту храму, который бы уже и тратил ее на призрение бездомных стариков. Однако Иван Александрович Бронский переубедил его. В итоге К.К. Сочков согласился на постройку около церкви богадельни на 12 мест, причем настоял на том, что право на зачисление в нее имели только жители Кичанзина и волости, к которой принадлежало это село. Открыть богадельню было «Высочайше разрешено» 15 августа 1899 г. При этом 9500 р. сочковского капитала оставалось в банке, 500 р. закладывалось на постройку богадельни, а кроме всего прочего при ней теперь можно было открыть детский приют. На этом фоне энергичный Бронский выбил из уездного земства еще 1400 р. на строительство [1, д.1, л. 41 – 41 об., 51]. Казалось бы, дела шли как нельзя лучше. Сочкова назначили пожизненным попечителем богадельни и выразили ему августейшую благодарность. Бронского избрали в почетные члены попечительства, хотя сторублевого взноса он не делал. Директором богадельни назначили коллежского асессора Александра Федоровича Россова. Новый делопроизводитель попечительства Л.А. Венский, едва заступив в должность, предложил безвозмездно обучать детей из приюта в его собственной типографии, а в перспективе даже и трудоустраивать их [1, д.1, л. 90]. Только детей в приюте не было. Более того, из 12 вакансий в самой богадельне занято было лишь 10. Хотя после смерти Сочкова 6 ноября 1905 г. четверть вакансий богадельни было разрешено предоставлять жителям других волостей уезда, это не помогло. Не помогло и присвоение одной из вакансий богадельни имени императрицы Марии Федоровны 9 июня 1907 г. Кроме прочего, попечительству теперь приходилось делать ежегодные поминки по Кузьме Кузьмичу, выделяя на них от 25 до 50 р. ежегодно. В итоге первый (и единственный за ее историю) ребенок попал в приют при богадельне в 1909 г. Мальчику-сироте из Кирилловки было тогда три года. Бог весть, как ему жилось в окружении стариков и инвалидов [1, д.4, л. 9, 9 об., 15].

В 1913 г. примеру кичанзинцев последовали крестьяне Выездной Слободы, но история Выезднослободской богадельни имени Фёдора Пузакова оказалась совсем короткой [4]. К счастью, богадельня не была единственным учреждением попечительства. 22 сентября 1900 г. от Губернской земской управы поступило предложение открывать в селах два типа приютов – сиротские и ясли. Особенное внимание предполагалось уделить яслям, чтобы уменьшить число пожаров и улучшить санитарные условия в селах в период летней страды [1, д.1, л. 66]. Позже Губернская земская управа прислала в Арзамас целое пособие по устройству яслей, в котором одновременно растолковывалось их огромное значение. Автором его был будущий член партии кадетов и министр Временного правительства (а пока земский врач) А.И. Шингарев [5]. В ответ Арзамасское уездное попечительство сообщало, что на счетах имеет всего 700 р., а дневное содержание ребенка в яслях полагает ценой в 10 – 19 коп., и в итоге не считает возможным открыть хотя бы одни ясли [1, д.1, л. 124, 124 об, 125]. 9 июня 1902 г. все же было принято решение об открытии яслей в селах Яблонка (или деревне Петлино), Ковакса, Протопоповка, Никольское-Кобылино [1, д. 2, л.20].
Прижились они только в Никольском-Кобылине (ныне – село Архангельское Шатковского района) исключительно благодаря местной помещице – девице из дворян Ольге Дмитриевне Смагиной. Нужно сказать, что уже в 1563 г. в Арзамасе проживал некто Иван Иванович Смагин, а в 1650 г. был жалован во дворянство Михаил Дмитриевич Смагин. Однако в XIX веке Смагиным пришлось заново доказывать свое дворянское достоинство. Во вторую часть книги дворянских родов Нижегородской губернии они попали в 1837 г. В ней содержались фамилии, приобретшие дворянство чином военной службы. Очевидно, Смагины в XVIII веке пришли в упадок и лишились дворянского звания, которое снова пришлось выслуживать. Однако отец Ольги Дмитриевны, титулярный советник Дмитрий Николаевич Смагин докопался до исторических корней, и в 1863 г. фамилия попала в шестую часть книги дворянских родов, к которой относились «древние благородные дворянские роды, доказательства дворянского достоинства которых восходят за 100 лет, то есть до времени правления императора Петра I» [6, с. 19]. Так или иначе, сам он происходил все-таки из заслуженных дворян, то есть именно из того круга представителей своего сословия, который дал больше всего попечителей. Заметим, что в числе семей, имевших более ста душ крепостных, Смагины никогда не значились. Даже в Никольском-Кобылине ясли функционировали не каждый год. В 1906 г. Ольга Дмитриевна не открывала их, так как из-за неурожая уборочная страда продолжалась всего две недели [1, д.3, л.8]. Для тех лет, когда ясли функционировали, типичным можно считать отчет за 1907 г., который мы приведем целиком: «Детские "Ясли" помещались во флигеле, принадлежащем заведующей, и функционировали с 1 июля по 24 августа. Всего детей записано было 35 чел. – 20 мальчиков и 15 девочек в возрасте от 4 недель до 11-ти лет. В среднем в день приходилось по 25 чел. Присмотр за ними поручался трем нянькам, на обязанности которых лежало также варить пищу для себя и детей, мыть их, стирать детское белье. Кормили детей три раза в день: завтрак, обед и ужин. Готовились щи с мясом или картофельный суп, картофель с постным маслом и каша. Зыбочным давалось кипячёное молоко и манная каша. Молоко приносилось родителями сырое и уже в "Яслях" часть кипятилась, а на остальном варилась каша. На ночь дети разбирались по домам, в праздничные дни совсем не приносились. Здоровье детей за время пребывания в "Яслях" заметно улучшилось. Было несколько случаев расстройства желудка, но смертельных случаев не было. Крестьяне сочувственно относятся к открытию приюта и постоянно благодарят за заботу о их детях. На содержание "Яслей" было отпущено из средств попечительства 60 руб., но, как видно из прилагаемого отчета, мною перерасходовано 11 руб. 52 коп., каковую сумму прошу мне возвратить». Расходы распределялись таким образом: жалование нянек – 29 р., продукты – 39 р. 37 коп., инвентарь – 1 р. 95 коп., мыло – 1 р. 10 коп., керосин – 40 коп. [1, д. 3, л. 48-48 об., 49]. Интересен некоторыми подробностями и отчет 1910 г.: «"Ясли" в селе Никольском-Кобылине летом 1910 года были открыты с 10 июля по 1 сентября в помещении, предоставленном заведующей. Детей приносили с утра ежедневно различного возраста, а именно: от 4-х месяцев до году 8 мальчиков, от 4-х недель до 1 году 4 девочки, и кроме того было 12 мальчиков от 1 году до 8 лет и 8 девочек от 1½году до 10 лет. В среднем каждый день в "Яслях" было 30 детей. Кормили грудных детей кипяченым молоком, манной кашей, прочих – мясным супом, гречневой или пшенной кашей, жареным картофелем, залитым молоком… Утром всех детей купали, надевали на них чистое белье, имеющееся в приюте в достаточном количестве, а снятое мыли и вечером, когда ребенка уносили, снова надевали его белье. Для ухода за детьми были наняты 3 няньки, которые получили за все время открытия "Яслей": первая – 13 руб., вторая – 12 руб. и третья – подросток – 6 руб. Отопление помещения, мелочные расходы и молоко было от заведующей. Молока, которое приносили с ребенком, не хватало на весь день» [1, д. 4, л. 4]. В 1911 году ясли действовали несколько меньше – с 9 июля по 20 августа, детей в них тоже ходило меньше – в среднем 20 человек в день [1, д. 4, л. 63]. В этом году планировали открыть вторые ясли [1, д. 4, л. 17], но если они и были открыты, документального следа по себе не оставили. В целом Никольско-Кобылинские ясли показали себя с хорошей стороны. В отчетах Уездного попечительства детских приютов они занимали первое место, из года в год их составитель называл занятие Ольги Дмитриевны «симпатичным делом» (каковую фразу он подцепил в прессе тех лет). Ясли, действительно, развивались. Для них было приобретено белье, улучшился рацион детей, перестали фиксироваться случаи заболеваний. Однако сметных 60-ти рублей для них не хватило ни разу, и Ольга Дмитриевна довольно быстро стала восполнять недостающие средства, не надеясь на их возмещение со стороны попечительства или земства, – при том, что сами обязанности заведующей она исполняла, конечно же, безвозмездно.
Главной же бедой было то, что опыт девицы Смагиной не находил распространения в других селах, оставаясь единичным. У нас есть возможность сравнить положение в яслях Арзамасского уезда с постановкой этого дела в других губерниях. Например, летом 1913 г. в Ковровском уезде соседней Владимирской губернии было открыто 10 яслей, в самых крупных из которых был 201 воспитанник. Потратили на их содержание более 1100 р. В то же время отчитывавшиеся заведующие яслями в один голос твердили: «Крестьяне не выражают желания принимать участие в расходе по содержанию яслей», – или: «Крестьяне смотрят на ясли, как на учреждение обязательное для них, устроенное на их же средства и при случае большинство из них старается извлечь из яслей личную выгоду (подороже продать, съездить в город и т. п.)» [7]. На этом фоне опыт Арзамасского уездного попечительства выглядит более чем скромно. В то же время, ни один отчет Ольги Дмитриевны не содержит такой характеристики настроений крестьян.

Третьим направлением работы попечительства стала выплата денежных пособий нетрудоспособным круглым сиротам. Практика эта началась в 1904 г., причем процесс вышел довольно трудоемким. Соответствующие сведения собирались по волостным правлениям, которые воспринимали необходимость подавать их как еще одну надоедливую формальность. Списки сирот не обновлялись по три года, и выплаченные пособия нередко возвращались обратно в кассу попечительства [1, д.3, л.65]. Масштаб самой помощи можно оценить по следующим статистическим данным. На 1907 г. в восьми волостях, предоставивших списки круглых сирот, таковых было 56, из которых лишь 20 точно были несовершеннолетними. Остальные, видимо, были взрослыми-инвалидами [1, д.3, л.50, 65]. В том году денежная помощь выдавалась только на Рождество, в 1910 – еще и на Пасху. Была она весьма скромна: на всех сирот Коваксы, Красного и Слизнева причиталось 15 рублей, на сирот из Хирина – 3 рубля. В смете 1910 г. на пособия всем сиротам уезда заложили 132 рубля, в 1911 – 88 [1, д.4, л. 9, 11 об., 17]. В 1912 г. пособие выплачивать прекратили, так как хватало его лишь на праздничное угощение, а организация выплат была более чем трудоемкой.
В то же время попечительство упрямо продолжало изыскивать деньги на ежегодные поминки по Кузьме Кузьмичу Сочкову, что в тех условиях выглядело настоящим расточительством. Однако дело здесь было не в щедрых попечителях, а в скаредных кичанзинских крестьянах, для которых ежегодный поминальный обед с вином был обязательным условием поддержки своей уникальной богадельни. Как тут не вспомнить характеристику расчетливых ковровских общинников! Увы, для поддержания хороших отношений с сельским обществом попечительству приходилось идти на известные расходы, тем более, что скоро представился случай оправдать их. Зимой 1912 г. Уездное попечительство детских приютов вступило в затяжной имущественный конфликт с новым священником Покровской церкви села Кичанзино Константином Герасимовичем Архангельским. Сменивший священника Васильева – одного из радетелей Кичанзинской богадельни – К.Г. Архангельский был, по воспоминаниям потомков, разносторонним и хозяйственным человеком: «Хозяйство держали крепкое – лошадь, корову, овец, большой сад, огород, пять загонов земли (рожь, картошка, лук). Дед был человеком талантливым. Любил и умел мастерить, рисовал, играл на скрипке (друзья по семинарии называли его виртуозом) и нескольких других инструментах, обладал необыкновенным чувством юмора. Увлекался поэзией, в молодости пробовал писать сам» [8]. Он приходился родственником предыдущему священнику, и поэтому потребовал от богадельни вернуть ему «сто квадратных десятин лучшей усадебной земли», занятых ею под хозяйственные постройки, но юридически принадлежавших священнику и «дорогих его сердцу». Священник не скрывал, что также намерен возвести на них амбар, сенницу и земляной подвал для пчел. Таковые же постройки богадельни он предлагал перенести на другой участок за счет денег, выделявшихся на поминки по Сочкову [1, д.4, л. 108 – 108 об.]. Этим он настроил крестьян против себя, и вместе с попечительством они добились того, что Нижегородской епископ вызвал не в меру домовитого священника для вразумления***. На этом конфликт был исчерпан, но судебная тяжба до этого продолжалась более двух лет. Такими неблагодарными делами, как эта поземельная тяжба, также приходилось заниматься членам попечительства. Конечно, это не способствовало эффективности учреждения.
И в целом оно не выглядит блестяще: 10 стариков и 1 ребенок в Кичанзинской богадельне, единственные ясли в Никольском-Кобылине и нерегулярные выплаты круглым сиротам уезда. Однако даже эти скромные результаты были достигнуты упорным и бескорыстным трудом рядовых служащих попечительства. Поэтому награждение наиболее деятельных из них не выглядит незаслуженным. В 1913 г., к трехсотлетию Дома Романовых, директор Кичанзинской богадельни-приюта коллежский советник Александр Федорович Россов был награжден орденом св. Станислава 3-й степени, а делопроизводитель Уездного попечительства губернский секретарь Семен Иванович Потехин – орденом св. Анны 3-й степени [1, д.7, л.1, 31]. До нас дошел формулярный список Семена Ивановича Потехина, составленный в 1906 г. Из него мы знаем, что он родился в Арзамасе 3 августа 1864 г., окончил Арзамасское уездное училище, после чего служил делопроизводителем присутствия по воинской повинности, Дворянской опеки, тюремного отделения, канцелярии уездного предводителя дворянства, Вольного пожарного общества, а с 27 ноября 1902 г. жизнь его была связана с Арзамасским уездным попечительством детских приютов [1, д.3, л.13 – 19 об.]. От себя добавим, что его сын, Александр Семенович Потехин, станет одним из корифеев архивного дела в нашем городе.
Подводя итоги, честно скажем, что опыт создания сиротских приютов и яслей в Арзамасе и уезде сложно признать удачным. Они охватывали ничтожную часть детей, нуждавшихся в помощи. В то же время этот недолгий опыт позволил хоть как-то опробовать те формы организации, которые станут обязательными и гарантированными в советское время – трудовое воспитание беспризорников и помощь работающим родителям в воспитании детей. Корень проблемы заключался в том, что государство возлагало на попечительства свои собственные задачи – и те закономерно не справлялись с их решением в том объеме, в котором этого ожидало общество.

ПРИМЕЧАНИЯ
* Его внук Евгений Серафимович Велтистов – автор повести «Электроник – мальчик из чемодана» и сценария знаменитого фильма «Приключения Электроника» [9].
** В. В. Звенигородский происходил из уникальной семьи, чье родовое гнездо находилось в Ардатовском уезде [6, с. 48]. Его брат Андрей был поэтом Серебряного века, после гражданской войны перебрался в Москву, где участвовал в работе Пушкинской комиссии, в 1944 г. стал членом Союза писателей СССР. Другой брат – Дмитрий – был психологом, учился в Йенском университете, но выбрал для себя карьеру педагога, став инспектором училищ Царско-Сельского уезда. После революции работал в школах-семилетках, умер в 1928 г. от гнойного плеврита в селе Чернопенье на Волге. Владимир, как и четвертый брат, Николай, закончил жизнь трагически. Николай покончил с собой в 1924 г., а Владимир был расстрелян в 1937. В.В. Звенигородский имел за плечами учебу в Московском университете и два года на фронтах первой мировой войны (награжден орденами св. Анны 4-й степени и св. Станислава 3-й степени, вышел в отставку по болезни в чине подпоручика).
*** Семья К.Г. Архангельского благополучно прожила в Кичанзине до 1927 г., после чего он перебрался в Сормово, где впервые был осужден в 1934 г. к заключению в лагере. После освобождения стал священником в селе Ближнее Борисово Кстовского района. Борьба за сохранение храма в нем закончилась для Константина Герасимовича осуждением и расстрелом 22 августа 1937 г. [8].

Источник: Карповские чтения. 2020. Алексей Александрович Исаков, Евгения Андреевна Пичугина.

Надеюсь, послереволюционные фонды здесь также можно размещать.
Архив г. Арзамаса
Фонд Р-318 «Арзамасское педагогическое училище»
По преподавателям этого учебного заведения имеется краткая информация о преподавателе, где ранее работал, об образовании и главное, биография! Моя родственница там работала в конце сороковых, фотографии в деле не было.

Фонд Р-830 «Арзамасский государственный учительский институт народного Комиссариата Просвещения РСФСР». На мой дилетантский взгляд, шикарный фонд. Тут и зачетка с фотографией студента и опять-таки, биография. Сколько я из неё узнала. Копия аттестата об окончании школы с оценками; информация об окончании ВУЗа (оценки). Характеристика. А также ещё много чего. Например, моя родственница после окончания школы поступала в Горьковский мед, но ее не взяли по причине «отсутствия свободных мест» и все ее данные с оценками вступительными потом переслали в Педагогический Арзамасский институт, куда она пошла на отделение биологии.
Например, сохранилось заявлении родственницы, которая пишет (это где-то 1938-1939 гг) заявление с просьбой, чтобы институт ей платил бы не 50% стипендии (это 65 рублей), а 100% ввиду бедственного положения, иначе ей придётся бросить учебу и пойти работать. Почему так сокращали выплаты, не понятно. В итоге, ей стали платить корректную стипендию.
Также есть заявления куда просилась студентка ее перераспределить после окончании института (в итоге вместо запрашиваемой Украины или Белоруссии ее отправили в Красноярскую область).

Список учащихся 10 класса « В» (1937/38 г.) Арзамасской Средней школы # 1 им. Ворошилова (она же ранее им. Бухарина, позднее им. Горького):
(Фонд Р-312 , оп. 2 дело 2 листа 305, ГКУ ГАНО):
Артамонова Елизавета
Бутузов Николай
Васина Тамара
Галкин Фёдор
Громов Сергей
Горюнова Нина
Золина Антонина
Иванова Зинаида
Козырь Ольга
Корнеенко Нина
Курячьева Евгения
Коровин Владимир
Любицина Галина
Маркевич Алексей
Петрунина Татьяна
Полянкина Наталья
Пожарский Евгений
Польдяева Лидия
Сивков Димитрий
Середкина Вера
Терехина Галина
Шульпенкова Прасковья
Шмелева Ольга
Юматова Нина

Арзамасский архив. Р-3366, оп.1, д. 354.
Выпуск 10 «А» класса Арзамасской Средней школы им. Ворошилова 1937 год:
Преподаватели:
П.П. Плетнев, Н.И. Гусева, Н.И. Тюрин, А.А. Георгиевский, Завуч Ф.И. Глазков, Д. А. Андрианов, Т. М. Георгиевская, В.А. Жевакина, А.Н.Бабайкин, А.А. Балуев, А.Н. Мелентьев

Учащиеся:
В. Хомутинникова, З.Пестрякова, Н. Вахрамов, Е. Герасимова, Г. Семенова, А. Коробков, Г. Карлин, А. Булычева,Т. Осиновская, В. Смирнов, Е. Кузьмина, В. Артемина, О. Собенников, П. Анисова, З. Зыкова, З. Помчалова, Н. Федоровская, В. Трусов.

Мой дедушка, Пожарский В.И., и его братья, учились в этой школе. Правда указанный выше не его класс.Дедушка учился в это же время в 10 «В».

Что удалось недавно узнать: В Арзамасской метрике от 1917 г. вижу информацию, что Глазков Ф.И. был женат на Анастасии Ивановне. В восприемниках: Надежда Ивановна Гусева. А я знаю точно, что две сестры Гусевых, Надежда и Анастасия, учились в Арзамасской женской гимназии.
Прилагаю фото Надежды Ивановны Гусевой и Федора Ивановича Глазкова. Учителей моего дедушки и его брата Евгения.
P.S. Дополняю. Надежда Ивановна Гусева, как следует из свидетельства об окончании Арзамасской женской гимназии, из крестьянского сословия. Девочка была одаренная, гимназию закончила с серебряной медалью.

Отдельно, в одной публикации Арзамасского музея сказано, что родилась Надежда Ивановна в Лукояновском уезде в 1890 г., в 1909 г. окончила Екатерининскую женскую гимназию, в 1915 г. – физико-математическое отделение Петроградских (Бестужевских) высших женских курсов с награждением серебряной медалью. Работала учителем физики и математики Арзамасской школы имени Ворошилова (ныне имени Горького). Награждена орденом Ленина (в 1950 г.), а также медалью «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.». Заслуженный учитель школы РСФСР (1956 г.).