ИНФОРМА1ЦЮННО-КУЛЬТУРНЫЙ ЦЕНТР «РУССКАЯ ЭМИГРАЦИЯ»
САНКТ-П ЕТЕРБУРГСКИЙ ИНСТИТУТ ИСТОРИИ РАН
НАНСЕНОВСКИЕ ЧТЕНИЯ 2019оглавление
https://pawet.net/files/g_vasilkouski.pdf .
ДЕЯТЕЛИ РУССКОЙ КУЛЬТУРЫ ЗА РУБЕЖОМ И В ЭМИГРАЦИИ В ПЕРЕХОДНЫЙ ПЕРИОД.
ФЕНОМЕН ХОРМЕЙСТЕРА КИБАЛЬЧИЧА л.416М. Н. Толстой, М. В. Петрова
Интерес к творчеству выдающихся представителей русской эмиграции, особенно деятелей театра и музыки, легко объяснить –
публика всегда охотно узнаёт новые подробности о жизни великих соотечественников. Информация о них в мельчайших деталях
содержится в воспоминаниях, дневниках их коллег и друзей, периодической печати и открытых архивах. Историками подробно
изучена деятельность мировых звезд русского зарубежья – И. Ф. Стравинского, С. В. Рахманинова, С. С. Прокофьева, А. П. Павловой, В. Ф. Нижинского, С. М. Лифаря, М. Ф. Кшесинской, С. А. Кусевицкого, Т. П. Карсавиной, С. П. Дягилева, А. К. Глазунова и др.
Судьбы «эмигрантов второго эшелона» могут показаться не такими любопытными, а изучение их биографий и творчества требует значительно больше усилий. Вместе с тем, эти люди трудились рядом с великими современниками, участвовали в подготовке
спектаклей, репетициях и исполнении выдающихся произведений своих русских коллег, однако по разным причинам не попадали в
поле зрения историков, изучающих культурное наследие эмиграции и пишущих об этом. Журналистами и искусствоведами написано
много о знаменитых композиторах и режиссёрах, однако порой артисты и музыканты, дающие жизнь произведению искусства,
оказываются незаслуженно недооцененными.
Один из таких деятелей культуры – Василий Фёдорович Кибальчич, знаменитый хормейстер, «обосновавшийся» в Европе с
1912, и впоследствии, в 1924, создавший в США новый жанр – Симфонический русский хор. Этот человек считается загадочной
фигурой русского зарубежья, прежде всего потому, что за границей он создал красивый миф о себе, о своей биографии. Литература о
нём, включая очень авторитетные издания, заполнена этим мифом.
Все статьи о В. Ф. Кибальчиче в большинстве современных справочников и газетах того времени содержат выдуманные сведения о
его биографии – в ходе исследований не удалось пока найти ни одной прижизненной публикации, в которой все детали биографии
В. Ф. Кибальчича соответствовали бы фактическим данным, обнаруженным нами в архивных документах: в каждой публикации о
нём присутствует созданный Кибальчичем миф, вымысел, приукрашивание действительности.
В 2013 г. в Музее русской культуры в Сан-Франциско (МРК) был вскрыт личный архив В. Ф. Кибальчича, хранившийся там с
1968 г. В ходе исследования авторы смогли дополнить данные этого фонда документами архивов России, США, Чехии, Швейцарии, и стало возможным полнее представить, кем был на самом деле хормейстер Василий Фёдорович Кибальчич, который прославил русскую хоровую культуру за рубежом. Каждый новый документ о жизни В. Ф. Кибальчича, обнаруженный в государственных или частных архивах, подтверждает общий тезис «биография-миф» и раскрывает очередной яркий эпизод жизни Василия Фёдоровича и взаимоотношений с ним людей искусства Зарубежной России – деятелей музыки, театра, балета, кинематографии.
Василий Кибальчич (6.03.1884, ст. ст., Мглин2 – 25.06.1981, Контра-Коста, США), сын бедного псаломщика – потомственного
гражданина, – решительный и самолюбивый человек, прибыл в Санкт-Петербург, по-видимому, на свои средства, чтобы поступать
в Императорскую консерваторию3
Много позже, в США, в иллюстрированном буклете4 , датированном 1925 г., посвящённом успехам Кибальчича и составленным, скорее всего, со слов самого Василия Фёдоровича, упоминается, что он поступил в Консерваторию по совету профессора Рубца5.
Архивные документы свидетельствуют, что до этого он окончил двухклассное Стародубское духовное училище, два класса Черниговской духовной семинарии6 , определён псаломщиком к Соборной церкви г. Мглин7, успел поссориться с Благочинным и даже начал судиться с ним, за что перемещён из Кафедрального Собора Мглина в деревню Нетяговку8 .
Осенью 1904 г., когда революционные события в России ещё только назревали, Кибальчича зачислили учеником Консерватории9.
Ввиду бедности Кибальчич обучался за счёт Консерватории – сначала по классу фагота (проф. Котте), с 1906 г. по классу виолончели (старший преподаватель Гербек). Согласно учётной книге Консерватории в 1904 – 1907 гг. Кибальчич – «мало посещающий»
ученик, экзамены не сдавал. Курс Консерватории он не окончил10. Будучи духовного происхождения, воспитанный в православных
традициях, Кибальчич был, по всей вероятности, хорошим певцом, что подтверждает Свидетельство из Черниговской духовной семинарии11. В Санкт-Петербурге его заметил известный композитор, руководитель церковных хоров Александр Андреевич Архангельский12. Дата, место и повод знакомства пока покрыты тайной.
Скорее всего, Кибальчич в поисках заработка13 сам пришёл и попросил взять его в знаменитый хор, потому что имел опыт церковного пения – основного репертуара этого хора. Архангельский Василия Кибальчича полюбил, приблизил, учил и опекал. Кибальчич стал одним из тех доверенных помощников, которым Архангельский поручал дирижировать в церквях частями своего знаменитого хора14. Справочник «Весь Петербург на 1908 год»15 подтверждает, что к 1908 Кибальчич – помощник дирижёра хора Архангельского и проживает по адресу Средняя Подьяческая, 15. У ученика Консерватории, казалось бы, складывалась уверенная
карьера хорового дирижёра в столице. Однако на его биографии сказались события предшествующих лет. С первого же года в Консерватории Кибальчич попал в вихрь революции – он ранен16 в Петербурге на демонстрации 9 января 1905 г., позже летом 1906 г. вступил в подпольную социал-демократическую группу своих земляков в деревне Нетяговка 17, куда выехал из Петербурга, чтобы уладить дела с военным призывом. Вернувшись в Консерваторию, реорганизованную после революционных событий 1905 г., Кибальчич возглавил образованный в ней Совет старост. Карьера революционера развивалась, хотя набрать опыта не удалось – 31 января 1908 г. его арестовали18. Совет старост тотчас же упразднили19, самого Кибальчича осудили и сослали в Вельск, Вологодской губернии на 2 года, «считая таковой с 5 июня 1908 г.»20. В Вельске Кибальчич давал частные уроки музыки и руководил хором церкви Иконы Божией Матери «Всех скорбящих Радость» при Вельском тюремном замке (при Вельской тюрьме)21. 10 августа 1909 г. его ссылка заменена гласным надзором полиции22. С 15 сентября 1909 г. Кибальчич снова в Петербурге23.
А. А. Архангельский не оставил Василия Кибальчича, расценив карьеру революционера как беду, свалившуюся на его любимого
ученика – поддерживал его, когда тот сидел в тюрьме24, снова принял помощником в свой хор после возвращения из Вельской
ссылки и доверил дирижировать отделением хора в церквях СанктПетербурга25. В апреле 1911 г. А. А. Архангельский – «восприемник
по женихе» на венчании у Кибальчича в церкви Императорского училища правоведения26. Это особенно почётно, если учесть, что с
1906 г. А. А. Архангельский – главный инспектор Святейшего Синода по устройству и инспектированию церковных хоров в России27.
Несмотря на помощь Архангельского и вопреки обещанию директору Консерватории А. К. Глазунову продолжить своё музыкальное образование, данному в своём прошении о сокращении ссылки, Кибальчич в Консерваторию не вернулся28.
А. А. Архангельский, тем не менее, сохранил покровительство – предпринял шаги, чтобы спасти Кибальчича от пятна «ссыльного»
в биографии и отправить его псаломщиком на соответствующее вакантное место в Женевской Миссийской церкви29.
Огромное жалованье (хоть и вторым псаломщиком)30 и ощущение своего таланта – теперь он руководит церковным хором и даёт концерты духовной музыки – определило поведение Кибальчича на несколько последующих лет. Всё, что бы ни делал Кибальчич, выглядело так, словно было посвящено одной цели – он хотел превзойти своего учителя. Он хотел вести себя так, как Архангельский, который стал знаменит, потому что кроме руководства церковными хорами, давал многочисленные хоровые концерты. Кибальчич в Женеве пошёл тем же путём –
организовал самостоятельный хор Крестовоздвиженской церкви, в этом хоре пели его жена Наталия и её сестра София31. . Со своим хором, несмотря на то, что в основном составе были франкоязычные певцы, Кибальчич путешествовал по Швейцарии и Франции, давая концерты русской церковной, оперной и фольклорной музыки, и аккуратно собирал вырезки из газет и журналов с хвалебными отзывами о себе. На основе этих отзывов он издал книжечку «1913 – 1918. Le Chоеur Russe de M. Basile Kibaltchitch: Critiques et opinions de la presse» (Русский хор под управлением В. Ф. Кибальчича: Критика и отзывы в прессе)32. Сборник содержит 43 отзыва на 39 страницах. Кибальчич использовал его как обширное «рекомендательное письмо» – сохранились, по крайней мере, три экземпляра этой редкой книги, две из них с дарственными надписями. Один экземпляр – в библиотеке города Лион (Франция), со штампом «Дар Президента Эррио»33: «A chers (так в тексте. – М. Т.) M-me et M-eur Herriot
souvenirs affectueuses de B. Kibaltchitch Août 1919 Genève» Дорогим г-же и г-ну Эррио34 с теплыми воспоминаниями от В. Кибальчича35 Женева, август 1919» (перевод с фр. – М. Т.). Другой автограф находится в частной коллекции36: «Глубокоуважаемому о. Протоиерею Н. Сахарову37 В. Кибальчич Août 1919 Genève Женева август 1919» Экземпляр без посвящения хранится в фонде Кибальчича в архиве МРК.
В начале 1918 г., как известно, советская Россия прекратила финансирование церквей, клир Крестовоздвиженской церкви Женевы остался без жалования38. Назад в атеистическую Россию Кибальчичу, псаломщику и регенту церковного хора, дороги нет. Вместо набирающего силу, признанного, успешно гастролирующего хорового дирижёра, он превратился в вынужденного эмигранта –
вдали от России, без средств к существованию и с устаревшими документами.
С этого момента в судьбе В. Ф. Кибальчича наступает период бурных перемен, типичных для жизни русских в Европе после
Революции 1917 г. Его биография этого времени не только отражает многие характерные перипетии жизни русских артистов,
оказавшихся тогда в эмиграции, но и показывает, насколько интенсивно переплетались судьбы русских артистов, вытесненных в
Европу Гражданской войной. Поэтому рассмотрим более подробно события 1919 – 1921, в которых В. Ф. Кибальчич участвовал.
Куда направиться из Женевы? Довольно очевидно, что наиболее привлекательной в то время была Чехословакия и Прага, – ставшие
одним из крупнейших центров русской эмиграции. Однако не всё так просто – чтобы собирать залы на выступления хора, необходимо
завоевать доверие пражской публики. Для этого требуется время или хорошая рекомендация уважаемого в Праге музыканта,
благожелательное слово которого откроет путь на ведущие сцены города.
Кибальчич, по-видимому, предпринимал поиски в этом направлении, т. к. нашёл нового влиятельного покровителя – только
теперь им стал не А. А. Архангельский, а Карел Коваржовиц39, знаменитый композитор, дирижёр и руководитель Пражской оперы.
Летом 1919 г. Кибальчич был ему представлен в Швейцарии. Василий Фёдорович энергично развил это знакомство40 и отправил Коваржовицу в 1919 – 1920 гг., по крайней мере, четыре письма по-французски. Они хранятся в Пражском Музыкальном
архиве41. Впервые эти письма опубликованы в 2016 г. в Сборнике «Из фондов кабинета рукописей Российского института истории
искусств»42. Ответных писем Коваржовица к Кибальчичу не найдено. Сохранился отзыв о концерте хора Кибальчича 29 ноября 1919 г.
в Праге в Муниципальном доме (Зал имени Бедржиха Сметаны)43.
Со слов автора статьи, Кибальчич приехал из Женевы в Прагу в сопровождении четырёх или пяти певцов своего хора русской церкви, очень быстро нашёл и пригласил исполнителей, живущих в Праге, и выступал44 с хором в 19 человек, называя его «Русский смешанный» или «Русско-славянский»45. Несомненно, помогли знания, переданные А. А. Архангельским, и навыки, полученные при репетициях с отдельными частями его хора в Санкт-Петербурге46. Действительно, Кибальчич – талантливый ученик Архангельского, ведь на создание и подготовку нового хора у него ушло менее трёх месяцев – Кибальчич приехал в Прагу в сентябре 1919 г. (по крайней мере, он так планировал)47, первый концерт дан 29 ноября. Коваржовицу, по-видимому, понравились выступления хора под
руководством Кибальчича, а до этого – письма Василия Фёдоровича48, наполненные восхищенными отзывами о мастерстве сочинений Коваржовица. В результате хору предоставили возможность выступить с концертом в Пражском национальном театре
49. (Илл.1). Концерт прошёл настолько успешно, что Коваржовиц послал свою фотографию с дарственной надписью по-чешски: «Уважаемому другу и коллеге В. Кибальчичу с благодарностью за невероятное художественное наслаждение “Русско-славянским хором” в Национальном театре. Карел Коваржовиц. Прага. 27.12.19»50.
Действительно, конец ноября – декабрь 1919 г. оказались очень плодотворными. Хор выступал 5 раз в Праге51 и 1 раз в Братиславе52. Необходимо развивать успех. Музыкальное чутьё, трезвая оценка ситуации подсказывали, что в Праге, имеющей устоявшиеся музыкальные традиции и наполняющейся русскими эмигрантами, его карьера имеет серьезные ограничения. Другое дело – образовавшееся чуть больше года назад Королевство сербов, хорватов и словенцев (Королевство СХС): в отличие от Чехословакии, православная страна, которая ещё не стала культурным центром и которая может благодарно воспринять его мастерство исполнения русской церковной и светской музыки. Тем более что Кибальчичу – многолетнему помощнику А. А. Архангельского, в 1913 – 1918 гг. псаломщику и регенту Миссийской православной церкви, несомненно, удалось довести до высокого уровня исполнение его хором именно православной музыки.
В январе 1920 г. Русско-славянский хор выехал в Королевство СХС – о предполагаемой поездке указано на афише 21 декабря
1919 г.: «Последний концерт в Праге перед отъездом в Югославию». Первые концерты в Королевстве СХС прошли, насколько сейчас
известно, в январе 1920 г. в Загребе. Об этом пишет сам В. Ф. Кибальчич в письме Карелу Коваржовицу53. О концерте54 15 января в
зале Консерватории писали газеты Загреба «Rijec Srba-HrvataSlovenaca», «Jutarnji list», «Домовина», «Agramer Tagblatt»55. 23 января 1920 г. хор Кибальчича дебютировал в Королевском сербском национальном театре в Белграде (впоследствии Национальный театр Белграда)56 Как известно, в этот период все спектакли Национального театра шли в театральном зале «Манеж», поскольку в историческом здании проводилась реконструкция. Известный сербский поэт, драматург, литературный и театральный критик Велимир Живоинович-Массука опубликовал положительную рецензию на этот концерт, заметив, тем не менее, что зрителей было маловато57.
Свободные места в зрительном зале не смутили Кибальчича. Следующий концерт состоялся 25 января 1920 г. на сцене Сербского
национального театра в Нови-Саде58. Правда, в этот день зрители сначала увидели комедию в четырёх действиях «Мир» Бранислава Нушича, после которой выступил хор Кибальчича. 28 и 29 января прошли концерты в Суботице59, помощь в их
организации оказал Божидар Савич60, актёр Королевского национального театра в Белграде. 20 февраля хор под управлением Кибальчича второй раз выступил в Королевском сербском национальном театре в Белграде61.
В начале марта 1920 г. Кибальчич выехал в Прагу улаживать личные дела – 20 марта он женился на певице, красавице Марте
Чермаковой, которая стала Мартой Францевной Кибальчич62 (Илл. 2). По-видимому, в Белград Кибальчич вернулся вместе с Мартой.
Очевидно, что разовые концерты в городах Королевства СХС не могли дать Кибальчичу уверенности в своей карьере и стабильном доходе на уровне его жалованья в Миссийской церкви в Женеве. Возникала необходимость снова вернуться в «образ Архангельского» – и к хоровым концертам добавить место дирижёра или регента в солидном учреждении. Кибальчич выбрал Королевский национальный театр в столице КСХС – Белграде. По-видимому, он сумел понять тенденцию развития театра во время своих гастролей в январе-феврале 1920 г. В репертуаре столичного Королевского театра обязана существовать опера высокого уровня, не ниже, чем в других европейских столицах, однако оперные спектакли в Белграде только-только начинали полноправно входить в репертуар театра63. Правление театра прилагало усилия, чтобы поднять уровень исполнения опер, создавался постоянный оперный хор, укомплектовывался оркестр, требовались опытные дирижёры и хормейстеры. Попытки учредить оперу в Белграде существовали и до Первой мировой войны, но малочисленные и неопытные белградские певцы не могли обеспечить успеха международного репертуара64. Одним словом, театр остро нуждался и охотно принимал65 в труппу русских солистов, музыкантов,
дирижёров, окончивших консерватории в Императорской России и имеющих опыт выступления на сценах лучших театров мира.
Кибальчич мог бы быть одним из таких кандидатов – к 1920 г. он имел опыт выступления в городах Европы, в том числе дирижирования в известных театрах, собирал рекомендации и уже давно «отредактировал» свою биографию, слегка её приукрасив.
Письмо Кибальчича к Коваржовицу от 13 апреля 1920 г. подтверждает, что Василий Фёдорович приступил к «покорению вершины» под названием Королевский национальный театр в Белграде Оно написано на бланке театра и дышит уверенностью автора в
прочном положении на новом месте, в нём даже звучат покровительственные нотки по отношению к самому Коваржовицу66.
«…Я начал репетиции “Евгения Онегина” и надеюсь, что всё пойдет хорошо. Я пригласил нескольких русских артистов, таких
как Мадам Вирен67, которую вы знаете, и Мсье Александровича (тенор)68, великолепного артиста. В следующем году я хотел бы основательно поработать над одной из ваших опер <...>, и мы неоднократно пригласим вас дирижировать на премьерах…» (перевод с фр. – М. Т.). Создаётся впечатление, что Кибальчич – очень влиятельное лицо в Королевском национальном театре и у него впереди большая и долгая карьера. Действительно, к 1920 г. Кибальчич сумел заработать репутацию, слова «Хор Кибальчича» были известны
специалистам и любителям русской музыки и даже уже могли служить «визитной карточкой» певцам. Так, в апреле 1920 г., выступая в Русском клубе в Праге, дуэт Кабелачова и Штерцерова в анонсе концерта в качестве своих наиболее значимых творческих
достижений сообщили: «из Хора В. Ф. Кибальчича»69.
Премьера оперы «Евгений Онегин», первой русской оперы в репертуаре Королевского театра, состоялась вскоре после этого
письма – 8 мая 1920 г. В премьере, как известно из афиш, участвовали русские эмигранты70: режиссёр Михаил Петрович Зацкой71, упомянутая Кибальчичем Надежда Робертовна Вирен-Рейманова (Татьяна), Антонина Петровна Свечинская72 (Ольга), Евгений Семёнович Марьяшец (Гремин)73. К сожалению, на афишах74 не был указан ни состав хора, ни его дирижёр. Поэтому участвовал или нет в действительности В. Ф. Кибальчич в самом спектакле, в подготовке или репетициях – предмет отдельного исследования. Не исключено, что на репетициях оперной премьеры Кибальчич дирижировал хором75, что в письме к Коваржовицу превратилось в «я начал репетиции “Евгения Онегина”», это характерный оптимистический стиль украшения действительности Василием Фёдоровичем.
Тем не менее, уверенность Кибальчича в своём будущем в Белграде на тот момент не вызывает сомнения. Участие в постановке
Зацкого и Вирен, которые, как и Кибальчич, выступали осенью 1919 г. на концертах в Праге76, делает правдоподобным утверждение
Кибальчича, что он предлагал им ехать в Белград осваивать новую территорию оперного искусства. Вместе с тем, следует заметить,
что в биографии М. П. Зацкого ранее мая 1920 г. нет сведений о его работе режиссёром оперных спектаклей, поскольку в России до
эмиграции, а также в Праге он выступал как актёр и, по-видимому, предыдущего опыта постановки опер у него не было.
Подтверждением планов Кибальчича прочнее обосноваться в Королевстве СХС служит то, что 13 мая 1920 г. в Белграде
Кибальчич вместе с женой зарегистрировался как русский беженец и вошел в список Уполномоченного по устройству русских беженцев в Королевстве СХС77:
«167. Кибальчич Василий Фёдорович, [время выезда из России] 1913. Петроград, [адрес в Королевстве] Белград, Будимская, 17. <...>
168. Кибальчич Мария Францевна (время выезда и адрес указаны те же. – М. Т.)»78.
На основании этой записи исследователь С. В. Волков включил Кибальчича в свой многотомный труд «Участники Белого движения»79. Это неудивительно, так как подавляющее большинство русских, появившихся в Белграде в начале 1920 г., – это беженцы, эвакуировавшиеся из юга России и Крыма. Однако Кибальчич всё-таки не вполне подходит под это определение – он приехал в Белград из Швейцарии и Чехии и пока не выявлены документы, в которых он проявил бы себя на той или иной стороне как участник Гражданской войны.
При регистрации беженцем Кибальчич, указывая сведения о себе и жене, допустил, по крайней мере, две неточности. Он сам
выехал из России и постоянно жил в Женеве с 1912 г., а не с 1913.
Хотя он и возвращался из Женевы в Петербург в 1913 г., вероятнее всего в конце января – начале февраля80, и действительно насовсем покинул Россию81 с женой, однако не с Мартой, а с предыдущей, первой женой, – Наталией Александровной Кибальчич (урождённой Сахаровой). Покидал он при этом Россию не как беженец, а ехал на службу с высоким окладом. Тем не менее, в 1920 г. он зарегистрировался как беженец, выехавший из Петербурга в 1913 г. С этой точки зрения в современной терминологии он скорее должен называться «невозвращенцем». При этом в списке значится беженкой его следующая, вторая жена, Марта (Мария) Францевна Кибальчич (урождённая Чермакова), которая не могла выехать с ним из Петербурга в 1913 г., т. к. ей тогда было 13 лет, женой Кибальчича она быть не могла и неизвестно, жила ли вообще в Петербурге. Но кто в суматохе того времени мог обратить внимание на такие подробности?
Документ о разводе с Сахаровой пока не найден. Вместе с тем, известно, что они расстались, и Н. А. Кибальчич (Сахарова) в
августе 1917 г. выехала из Европы в Россию. Ей в этом помогал муж её двоюродной сестры, Спенглер Маргариты Николаевны, –
Владимир Иванович Лебедев, – морской министр Временного правительства России, он хлопотал перед французским послом о выезде Наталии Сахаровой из Франции82
Так или иначе, Кибальчич начал новую жизнь в новой стране с новой женой и писал через 16 лет в воспоминаниях об этом как о
жизненной удаче: «приобрел жену <...>, – одним словом, – полное семейное “счастье”...»83
Несмотря на объявленный Кибальчичем успех и видимость прочного положения в Белграде, дальнейшее развитие его карьеры
не произошло. Он уезжает из Королевства СХС и с июня 1920 г. участвует в концертах в Париже84.
Что же случилось? Действительно, очень странно – репетировать «Евгения Онегина» в Королевском национальном театре Белграда, строить планы на постановку новых опер и вдруг неожиданно – Париж. «Евгений Онегин» последний раз в Королевском театре Белграда в сезоне 1919/1920 гг. шёл 11 июня 1920 г. К настоящему моменту пока не выявлены документы о пребывании Кибальчича в Королевстве СХС после мая 1920 г. Следует при этом отметить, что некоторые первые участники оперы, игравшие на сцене в 1920 г., в последующие годы также не участвовали в оперных спектаклях в Белграде85.
Нет ничего удивительного в том, что Кибальчич в межсезонье мог давать хоровые концерты в других городах и хотеть вернуться
в театр Белграда к открытию нового сезона. Например, одним из естественных препятствий к возвращению осенью могла быть
простая семейная причина – Марта Кибальчич в Праге в ноябре 1920 г. родила дочь, и отъезд мужа в Белград в это время был бы
некстати. Но для отказа от возвращения в Белградскую оперу в 1921 г. этой причины уже недостаточно. В предыдущей работе86
мы предполагали, что причиной скорого отъезда Кибальчича могли быть слухи о прибытии новой партии русских артистов, эвакуированных из Крыма. С другой стороны, неожиданный отъезд Кибальчича из Королевства СХС резко изменил дальнейшую судьбу артиста на многие годы, поэтому этот эпизод рассмотрим подробнее.
В непростом решении, возвращаться ли на зимний сезон 1920/
1921 гг., играют роль важные факторы, поэтому следует снова
вернуться к обстановке, связанной с историей русской Европейской
эмиграции этого периода.
Для объяснения произошедшего необходимо учесть специфику
пребывания русских эмигрантов на территории Королевства СХС
в 1920 г.
Русские люди, носители русской культуры, жившие и работавшие в начале XX в. за границей и уже адаптировавшиеся к тамошним условиям, автоматически стали эмигрантами с 26 октября
1917 г. просто потому, что не захотели возвращаться на территорию
России.
Тем самым, в конце 1919 – начале 1920 гг. возникло специфическое явление – встреча «легализовавшихся» эмигрантов, т. е. тех
русских эмигрантов, которые уже жили за рубежом легально, работали и как-то приспособились к европейской жизни, с «нелегальными», точнее, с набирающим размах потоком изгнанников – Первой
волной русской эмиграции, – который захлестнул пространство
Европы. Эту встречу и те, и другие ждали напряженно и с тревогой.
При этом очевидно, что эвакуировавшиеся из России уже имели
некоторые представления, как сумели устроиться те, кто уехал
или жил раньше, а жившие в эмиграции владели некоторой
информацией о том, что творилось в России. Так, в частности, в
1920 г. в Королевство СХС сведения из относительно изолированного «белого» Крыма приходили по почте, которая работала в
военных условиях, несмотря на отделённость морем от адресатов.
19 мая 1920 г. Белградская «Русская газета» («Утреннее издание.
Орган независимой мысли»)87 опубликовала очень важную для
всех эмигрантов информацию в разделе «Разные известия»88:
«При политической части Штаба Главнокомандующего в Симферополе, организовано центральное бюро для связи с эвакуирован-
427
ными, которое просит все учреждения, отдельных лиц общества и
пр. имеющиеся у них письма от эвакуированных семей и всякие
иные сведения и справки доставлять в Центральное Бюро в Симферополь Гранд-Отель № 28 (Б.Р.П.)» (Б.Р.П. – автор статьи. – М. Т.).
Имевшийся в те годы радиотелеграф в Севастополе использовался
только военными и не мог быть средством передачи частных
сообщений.
Косвенным подтверждением, что почта действительно связывала Европу с осажденным Крымом, служит факт, что Игорь Фёдорович Стравинский получил от семьи старшего брата – архитектора Юрия, жившего с семьёй в Массандре, – сведения, что брат
хочет приехать к нему в Швейцарию и беспокоится, сможет ли
найти работу. Надеясь решить семейную проблему и не желая
приезда Юрия с семьей, жена Стравинского, Екатерина Гавриловна,
в мае 1920 г. написала письмо Кибальчичу в Белград с просьбой
узнать, сможет ли Ю. Ф. Стравинский там (в Белграде) устроиться
и «написать Юрию Фёдоровичу, будь то сведения благоприятные
или же неблагоприятные, чтобы он знал точно <...>»89. Ответного
письма Кибальчича не найдено, как и остаётся неизвестным, удалось
ли Кибальчичу связаться с Ю. Ф. Стравинским90. Так или иначе,
напряженная обстановка в Крыму была известна в Белграде, и
ожидание прибытия новых беженцев из Крыма росло, так же, как
и тревога о возможности трудоустройства за границей нарастала
у жителей «белого Крыма».
В настоящей статье делается попытка трактовать дальнейшую
судьбу талантливого хормейстера В. Ф. Кибальчича как результат
«вытеснения» его, «легального» эмигранта, волной свежих артистических сил, хлынувших в Европу по окончании Гражданской войны
в России. Талантливый самоучка, недоучившийся ссыльный студент, в 1913–1918 гг. простой псаломщик Женевской церкви, волею
случая и покровителей поднявшийся до высот Королевской оперы,
вряд ли в будущем мог бы противостоять признанным артистам
Императорских театров, стремившимся на ту же сцену и за тот же
дирижёрский пульт в Белграде. Первые признаки приближающегося нашествия высококлассных мастеров начали, по-видимому,
возникать в процессе эвакуации населения Крыма под натиском
сил Красной армии задолго до трагических событий ноября 1920 г.,
но персонально Кибальчичу пока ничего не угрожало.
Положение В. Ф. Кибальчича в опере Белграда несколько
отличалось от пражских гастролеров 1920 г. Репутация Кибальчича
держалась на хвалебных отзывах газет о нём как хоровом дирижёре,
428
поддержке Коваржовица, и как об ученике великого А. А. Архангельского, с одной стороны, а с другой, на утверждении Кибальчича,
что он окончил Императорскую Санкт-Петербургскую Консерваторию по классу дирижёрства и композиции как ученик Н. А. Римского-Корсакова. Последнее он подтверждал своим участием в
постановке оперы «Кащей бессмертный» в 1905 г. и фотографией
А. К. Глазунова с Н. А. Римским-Корсаковым с дарственной надписью на своё имя, подписанной обоими композиторами. Не он
первый и не он последний из русских эмигрантов создавал мифы
о своих высоких заслугах в покинутой императорской России.
Проверить эти рассказы было некому, приходилось верить автору
на слово. Опасность развенчания мифа могла прийти только от
тех, кто знал Кибальчича по Петербургу и учился одновременно с
ним в Консерватории. Посмотрим, кто из новых эмигрантов 1920 г.
представлял бы угрозу мифу и карьере Кибальчича.
Опасность, грозящая разоблачением самозванства, действительно пришла вместе с известием, что 15 ноября 1920 г. в эмиграцию
из Севастополя на пароходе «Великий Князь Александр Михайлович» выехал Павловский Феофан Бенедиктович91, ученик СанктПетербургской консерватории, артист оперы Большого театра,
руководитель студенческого революционного движения. Что самое
неприятное для Кибальчича, Павловский – участник знаменитой
постановки оперы Н. А. Римского-Корсакова «Кащей бессмертный»
27 марта 1905 г. в театре «Пассаж», того самого спектакля92, который
был поставлен учениками Консерватории и в котором также участвовал Кибальчич.
Участвовали оба, однако роли были не сопоставимые – Павловский председательствовал на многолюдных студенческих сходках
Петербургской консерватории, руководил оргкомитетом учащихся
по подготовке спектакля и солировал в партии Ивана Королевича,
одного из главных действующих лиц. Кибальчич же был одним из
60 хористов93, собранных из бастующих учеников, певших во время
представления за кулисами. Единственное, что Кибальчич мог
делать в 1905 г. профессионально, проучившись всего полгода в
Консерватории по классу фагота и мало посещая занятия, – это
петь в хоре, так, как он это делал, служа псаломщиком в церкви у
себя на родине.
Закулисным хором дирижировал H. A. Римский-Корсаков,
оркестром – А. К. Глазунов. Пение в хоре, которым один раз дирижировал Римский-Корсаков, – это не вполне достаточно, чтобы
называть себя учеником композитора. Хотя, по правде говоря,
429
большинство студентов Консерватории того времени, оказавшись
в эмиграции, тоже говорили, что учились у Римского-Корсакова.
На хорошо известной фотографии «Участники оперы «Кащей
бессмертный» после спектакля» (автор В. Ясвоин), с РимскимКорсаковым и Глазуновым в центре снимка, Павловский сидит в
первом ряду. Известно, что к Павловскому Глазунов относился с
большой симпатией и впоследствии помог записаться на прослушивание в Большой театр94
.
Конечно, Кибальчича на этой фотографии нет. У него в активе
другая фотография – упомянутый выше парный портрет РимскогоКорсакова и Глазунова (автор Е. Мрозовская) с дарственной
надписью: «Г. Кибальчичу в память 27 марта 1905 г. Н. РимскийКорсаков. А. Глазунов».
Эта фотография – визитная карточка, рекомендательное письмо,
которое Кибальчич берёг и аккуратно провёз c собой по всей Европе
(и даже потом в Америку), доказывая, что он ученик РимскогоКорсакова, выпускник Консерватории. Разумеется, Кибальчич умалчивал, что подобные фотографии с теми же автографами оба уволенных композитора охотно раздавали участникам спектакля после
триумфального возвращения Глазунова – директором, РимскогоКорсакова – профессором в Консерваторию в декабре 1905 гг.
Бесспорно, Кибальчич хотел считать себя учеником, выступая 27
марта в опере, в хоре под управлением Римского-Корсакова, но, к
его сожалению, впоследствии, согласно официальные данным Консерватории, в списке учеников Римского-Корсакова Кибальчич не
числился95
.
Несомненно, в сезон 1920/1921 гг. Королевский театр Белграда,
уже начавший ставить классические оперные спектакли (хотя ещё
с неустоявшимся составом певцов, дирижёров, режиссёров, оркестра
и хора), был весьма привлекательным местом для В. Ф. Павловского. У него уже был огромный опыт солиста Большого театра,
его баритон был отмечен Ф. И. Шаляпиным, он знаком с актёрской
системой К. С. Станиславского и знает, что оперная музыка, в отличие от концертной, должна подчиняться сценическим законам,
которые «гласят: каждое сценическое представление есть действие,
является активным»96. А в театре Белграда пока не было оперных
солистов и режиссёров мирового уровня.
К тому же, по воспоминаниям97 эмигранта-студента С. А. Кисловского98, в то время «Белград был почти русский город. Живя в
русском студенческом общежитии, слушая лекции, которые читали
русские профессора, обедая в русских ресторанах, пользуясь русской
430
библиотекой, наслаждаясь оперой на русском языке, ужиная в
ресторанах под звуки балалаек и русских песен, невольно забывал,
что нахожусь вдали от родины. Сербский элемент редко попадался
на глаза, он только нарушал русскую атмосферу».
Видимо, чутьё опять помогло Кибальчичу трезво оценить ситуацию: недоучившемуся студенту в присутствии оперного профессионала, старого знакомого, невозможно стоять за дирижёрским
пультом европейского театра – если «на безрыбье» театр мог поверить новичку, что он ученик самого Римского-Корсакова, то, по
приезде Павловского, разоблачение самозванства грозило для
Кибальчича репутационной катастрофой. Действительно, через
месяц-другой после приезда опытный организатор, солист Большого театра, энергичный соученик по Консерватории предложит
руководству Королевского театра и публике более высокий уровень
оперного и актёрского мастерства, а более слабые не смогут быть
партнёрами. По-видимому, Кибальчич не стал дожидаться этого
момента и поэтому не вернулся зимой 1920/1921 гг. в Белград.
Дальнейшие события показали правильность предположений
Кибальчича, он немного ошибся только в дате появления Павловского в Белграде. Задержавшись в Константинополе и Болгарии,
Павловский дебютировал на сцене Королевского театра Белграда
25 мая 1921 г. в партии Риголетто, 26 и 27 мая пел Онегина, а уже
7 сентября 1921 г. В. Ф. Павловский указан режиссёром99 новой
постановки оперы «Евгений Онегин» на сцене Королевского
театра100
.
Эмиграция Ф. Б. Павловского не была поначалу его очевидным
решением после событий 1917 г. Организаторские способности и
опыт руководителя революционных студентов в 1905 г. предопределил отношение Павловского к Революции 1917 г. Он принял
Революцию, стал членом Всероссийского Высшего Художественного
Совета, членом комиссии по охране памятников искусства и старины
(председатель И. Э. Грабарь), почётным членом корпорации артистов Большого Театра101
.
Однако беспорядочный террор большевиков в Крыму привёл
к личной трагедии Ф. Б. Павловского – летом 1919 г. в Алуште
была убита его жена102. Это кардинально изменило его отношение
к новой власти – он решительно перешёл от большевиков в стан
белых и в сентябре 1919 г. стал начальником театрального отдела
харьковского отделения Отдела Пропаганды ОСВАГ. Об этом
событии читателей проинформировала газета «Новая жизнь»: «В
Харьков прибыл артист Московской Государственной Оперы
431
Ф. Б. Павловский, назначенный начальником театрального отдела
харьковского отделения Отдела пропаганды»103
В эмиграции Павловский продолжил активную общественную
деятельность и пользовался высоким авторитетом. Так, 11 сентября
1921 г. он председательствовал на учредительном собрании Союза
русских деятелей искусства в Королевстве СХС, и был избран
председателем правления. Союз объявил своими целями защиту
правовых и национальных интересов артистов, взаимный профессионально-этический контроль, улучшение материального быта104
.
Однако не только в Белграде возникала угроза репутации Кибальчича. Не менее опасной могла быть обстановка в Сараево,
куда эмигрировал чешский музыкант Лукинич Александр Александрович105 – виолончелист, дирижёр, педагог, ученик Санкт-Петербургской консерватории, также участник постановки оперы «Кащей
бессмертный» 27 марта 1905 г., который, как и Павловский, запечатлен на памятной фотографии. К тому же Лукинич знал Кибальчича,
по-видимому, гораздо лучше, чем Павловский, поскольку известно,
что именно Лукинич подготовил для спектакля закулисный хор, в
котором пел Кибальчич. При этом репетиции хора, так же как и
солистов, проходили почти каждый день, и подготовленный хор
Лукинич передал под управление Римскому-Корсакову для
выступления на премьере106
.
Приглашение Кибальчича в мае 1921 г. в качестве регента
107
церковного хора Храма Св. Александра Невского108 в Париже в
первые годы вполне устраивало его стабильным заработком, соответствием его профессиональному мастерству и возможностью
время от времени выступать с концертами как признанному хоровому дирижёру высокого класса (Илл. 3, 4).
В 1923 г. в Париже Кибальчич участвовал в постановке балета
«Свадебка»109 на музыку И. Стравинского для «Русских сезонов»
С. Дягилева. Музыка создавалась долго, Стравинский начал работу
ещё в Швейцарии, закончил только к 1923 г. – через 7 лет. Дягилев
предложил Кибальчичу подготовить его хор для участия в премьере
спектакля. «Свадебка» имела большой успех, в 1923 г. ставилась
много раз, она дала Кибальчичу дополнительную известность.
Кибальчич стал заметной фигурой в эмигрантской среде. О
нём упоминали в дневниках и письмах110. Газеты и журналы публиковали портреты Кибальчича (Илл. 5) и восторженные отзывы о
его концертах. О его хоре вспомнил А. И. Куприн в рассказе «Обиходное пение»111
.
Новую стабильность ничто пока не омрачало.
432
Однако через полгода, в начале января 1924 г., Кибальчич
неожиданно уехал в США, где создал свой новый Симфонический
хор, который прославился в 1920-х – 1930-х гг. Живя в США,
оставив жену с ребёнком в Праге в 1925 г., в Европе Кибальчич
появлялся лишь наездами и больше не вернулся жить ни в Прагу,
ни в Париж до конца своих дней. Он умер в доме престарелых на
98 году жизни в 1981 г. в Контра-Коста, близ Сан-Франциско.
Мотивы срочного отъезда Кибальчича в США никем из историков до сих пор не обсуждались. На приглашения вернуться в
Европу он не отвечал, дружил в Америке с художником С. Судейкиным, с Мартой Чермаковой (Кибальчич) развёлся в 1928 г.,
сведения о новых женитьбах в Америке пока не найдены, хотя в
1942 г. со своей подругой Марией Сорокой он жил в её доме в Чураевке, в штате Коннектикут (Connecticut)112
.
По-видимому, причину срочного отъезда Кибальчича из Парижа
в Америку следует искать в приезде летом 1923 г. в Прагу его
учителя А. А. Архангельского с женой Пелагеей Андреевной. Архангельский прибыл без денег и имущества, его дом и имение в
России были разорены, ноты потеряны и, хотя в Петербурге он
был официально принят в штат Филармонии и его хор получил
название «Государственный академический хор», жизнь его была
сломана и несчастна. Случайно встреченный им А. Т. Гречанинов
уговорил Архангельского переехать в Прагу для работы с Общестуденческим русским хором, объединившим любителей русского
хорового пения и поддерживаемым Алисой Масарик, дочерью
президента Чехословацкой Республики Т. Г. Масарика. В те годы
получить разрешение на выезд заграницу для безобидного и ненужного новой власти артиста под предлогом лечения было делом
нетрудным. Архангельский действительно был очень болен.
Несмотря на дружелюбный приём и готовность Общестуденческого хора работать под управлением Архангельского, Александр
Андреевич в Праге первое время бедствовал и обращался к любимому ученику Кибальчичу с просьбами113. К сожалению, согласно
сохранившимся документам, в это время Кибальчич помощь оказывал неохотно114. На просьбу своего учителя помочь организовать
концерт, чтобы заработать деньги для оплаты хористам, Кибальчич
написал снисходительный ответ, приглашая Архангельского посетить его, Кибальчича, концертное выступление. Ученик и учитель –
оба оказались вне России – Кибальчич в Париже, Архангельский
в Праге, – но теперь они поменялись ролями: ученик – известный
хормейстер с концертным коллективом и должностью регента в
433
кафедральном Соборе Св. Александра Невского, а учитель – дирижёр с неопытным хором практически без средств существования115
.
Переломный момент наступил 13 ноября 1923 г. – в этот день
Архангельский дал концерт «не только с аншлагом, но и с исключительным художественным успехом»116 и состоялся его визит с
участниками хора к президенту Масарику. Чешская и немецкая
пресса опубликовали ряд хвалебных статей, посвящённых русской
хоровой музыке и блестящему мастерству Александра Андреевича.
Меценат Чарльз Крейн, бесконечно увлечённый русскими хорами,
выписывавший певцов-басов с юга России для своего хора в Америке, выделил специальное жалование Архангельскому для поддержки его работы с Общестуденческим хором.
Эти новости не могли пройти незамеченными для В. Ф. Кибальчича. По-видимому, Кибальчич понимал, что успех его концертов
в Европе во многом основан на том, что он перенял особую манеру,
технику и стиль дирижирования у своего учителя Архангельского
и в этом смысле смотрелся как уникальный хоровой дирижёр.
Если сравнить воспоминания о дирижировании Архангельского и
отзывы о Кибальчиче как дирижёре в дни его наибольшей славы,
то в этих отзывах не видно никакой разницы – словно пишут об
одном и том же человеке. У великого Архангельского был свой,
только ему присущий стиль, а Кибальчич как талантливый ученик
в полной мере усвоил уроки своего учителя и покровителя.
Осенью 1923 г. Кибальчич вновь оказался в ситуации, когда
приезд в эмиграцию знаменитых артистов заслоняет перспективы
развития русским артистам, уже живущим в Европе и приспособившимся к вкусам публики. Главный специалист в русском хоровом
деле в Европе – теперь А. А. Архангельский, знаменитый духовный
композитор.
Кибальчичу пришлось срочно решать, что делать – или продолжать работать в Париже регентом в Соборе Св. Александра
Невского и давать редкие концерты, популярность которых рискует
резко уменьшиться в связи со стремительно нарастающим успехом
концертов Архангельского, или уезжать за океан в Северную Америку, покорять неизвестную страну и незнакомого с русским
хоровым искусством зрителя. Первое давало тихую стабильность.
Второе – шансы на материальный успех и славу в далекой стране.
Вся предыдущая артистическая биография Кибальчича позволяет
считать, что его уверенность в своём таланте, честолюбие, стремление встать вровень со своим учителем и вырваться из нищеты
предопределили выбор в пользу риска и шанса на новую славу.
434
Кибальчич выбрал Америку, справедливо казавшуюся многим
неосвоенной территорией с заманчивыми перспективами, по сравнению с Европой, переполненной эмигрантами и истощённой Мировой войной. К этому можно добавить, что в начале 1920-х в Америке
был велик интерес к загадочной, но известной своими талантами
России, совершившей необычайную революцию и разбросавшей
по миру лучших музыкантов, певцов и танцоров. В частности, это
определило большой успех выставки русского искусства, организованной И. Э. Грабарем в Нью-Йорке в марте – апреле 1924 г.
Расчёт Кибальчича оказался верным – его Симфонический хор в
Америке не имел аналогов, собирал аншлаги, ему покровительствовал сам Чарльз Крейн, начавший заботиться о Кибальчиче
после смерти Архангельского в 1924 г., – наконец, пришел материальный успех. В Европу уже не имело смысла возвращаться.
Так глобальные процессы смешения двух артистических эмиграций – «легальных» русских, живших в Европе до Революции
1917 г., и «нелегальных», появившихся после Революции и
Гражданской войны, сформировали сложную судьбу В. Ф. Кибальчича – русского артиста, таланта, недооцененного в Европе, и
выталкивали его из благоприятной, привычной обстановки во всё
более и более сложные условия и, в конце концов, – на другой
континент, где он стал уникальным явлением русского музыкального
искусства.
Авторы глубоко признательны А. Б. Арсеньеву за ценные консультации и помощь в работе с сербскими источниками, Л. И. Петрушевой за помощь в работе с документами ГАРФ, С. И. Толстой
за консультации по истории Чехии и переводы с чешского,
В. Ю. Черняеву за полезные консультации по истории Гражданской
войны
Файл Tolstoy_Petrova-KIBALCHICH_v_Belgrade-NANSEN-2018_2019-For_MRCSF.pdf, байт 
и Национальной и университетской
отец ???КИБАЛЬЧИЧ Федор Иванович
Мать – Сахарова (урожд. Маркова) Елизавета Константиновна (1859 – не ранее 1940), актриса Театра Корша.
Отец – Сахаров Александр Алексеевич (1857 – 1920), художник-живописец, маринист, поручик. Расстрелян 4 декабря 1920 в Феодосии. См.
Реабiлiтованi iсторiею у двадцяти семи томах // Реабилитированные историей:
lдочери ....
Сахарова Наталья Александровна (1888, cт. ст. – не ранее 1938),
Сахарова София Александровна (24.10.1890, cт. ст. – ?),