Яшины - тема для генеалогического и биографического поиска : ВГД

Ищу предков и родственников живших в Саратовской губернии и имевших фамилии: Яшины, Железины, Бакшеевы
Воспоминания Кузнецовой Г.Г.
Моя мама, Яшина Евгениея Трифовна, родилась осенью 1920г. в селе Верхняя Чернавка Вольского района Саратовской области в крестьянской семье. А дату рождения ей записали 28 декабря, когда крестили. Точную дату рождения никто не помнил. Мамина мама, моя бабушка, Железина Марфа Григорьевна, была младшей дочерью самого зажиточного крестьянина деревни – Григория Железина. У него был самый большой дом в деревне и крепкое хозяйство. Бабушка рассказывала, что у них было 2 коровы, телята, лошадь, свиньи, отара овец, а гусей и кур, говорили и не считали. Всю весну и лето паслись у воды, а осенью их загоняли во двор. Была и земля, которую пахали и сеяли на ней зерновые. Вот на время пахоты и уборки урожая отец нанимал работника, а то и двух. Со всем хозяйством справлялись сами. А было их всего 5 человек, отец с матерью Прасковьей и три дочери – Анна, Василиса и Марфа. Семья была набожной. У бабушки была своя Библия на старославянском – большая и толстая книга с витиеватыми красными заглавными буквами, ее я помню из детства. Еще у нее был псалтырь, большой медный крест, несколько писанных икон, одна средняя икона Божьей Матери. После смерти бабушки все отдали богомолкам и у нас в семье осталась только небольшая икона Св.преп. мученицы Евгении в медном обрамлении, которую бабушка купила для своей старшей дочери Евгении и на которую она тоже молилась. Бабушка рассказывала, что отец ее был хорошим шорником, а зимой, когда работы на земле не было, он собирал артель мастеровых и они подряжались на строительство домов. Строили вниз по Волге, доходили даже до Дербента. А женщины в зимние вечера пряли овечью шерсть, вязали, обвязывая всю семью шерстяными носками, чулками, платками, поддевками. В пору бабушкиного детства и юности, а родилась она в 1898г., белья не носили. На посконную, нижнюю, рубаху одевалась верхняя и сарафан. Замужние женщины носили еще платок-повойник. Обуви не было, все сезоны бегали босиком, только зимой обували валенки. Верхняя одежда зимой : зипуны, тулупы и, помню, у бабушки была такая черная, с верхом, похожая на пальто из кротовьих шкурок, которая называлось – кацавейка. Она говорила – «Это богатая кацавейка, с мехом.» Питались просто, щи да каша с конопляным маслом. Коноплю выращивали на пеньку, а из семян давили масло. Подсолнечное масло было редкостью. Пекли хлеб, пироги да блины, да еще картошка. Правда, ели много мяса, щи варили наваристые. А больше мясо не готовили никак – только отварное. Сахар и пряники – только по праздникам и когда отец ездил на ярмарку. Так жила глухая поволжская деревня в начале 20го века. Не знаю, в этой деревне или по близости, была церковь и церковно-приходская школа 4х летка. Бабушка закончила два класса этой школы. Научилась читать и писать, на этом обучение девочки заканчивалось. Грамоте уже разумеет и хватит с нее, по дому работы много, а рук не хватает. Пору своей юности бабушка вспоминала хорошо. Летом с подружками бегали по вечерам хороводы водить, а зимой собирались у кого-нибудь на посиделки, пряли и вязали вместе с разговорами. Бабушка любила петь. Одна из любимых песен была – «Когда я на почте служил ямщиком, был молод имел я силенку…» Маленькой, я не разбирала слова и пела за бабушкой – «… и ел я селедку». Один раз бежала бабушка на гулянье, а подруги ее, Акулины, нет. На следующий вечер встречаются они, а подруга ей и говорит: «Что ж ты, Марфуша, вчера не зашла за мной, я тебе из окна моргала, моргала», а бабушка ей отвечает: «Ты, чай, моргала не сундуками хлопала, вот я и не услышала» и обе рассмеялись. Другой раз шли они с девушками по полю, а одна и говорит ей : «Какая ты красивая, Марфуша, лучше тебя по всей деревне не сыщешь!». И, правда, бабушка у нас была красавица. Выше среднего роста, черноглазая, с красивой фигурой. У нее до старости была прекрасная кожа, гладкая, бело-розовая. И в 60 лет она была статная, в меру полная, моложавая, благодаря живым глазам. Замуж бабушка вышла за односельчанина, Яшина Трифона Егоровича, одного из двух сыновей бедного крестьянина Егора Яшина. Трифон был деревенским пастухом, добрым тихим малым. Он был рослым, черноволосым, с яркими синими глазами. Красавец, под стать бабушке. Эти синие глаза передались потом по наследству их младшей дочери Антонине, потом ее младшей дочери Евгении, а потом уже всем детям и внукам Жени. Когда я смотрю на них, я вижу дедушкины глаза, красивые, синие. Бабушка в молодости не выговаривала букву «Л» и дедушка, бывало, подсмеивался над ней: «Марфуша, скажи – солдат», а она – «Сойдат» и смеются оба. Потом это прошло. Дедушка тоже был грамотным, он закончил 4е класса церковно-приходской школы. Дедушку призвали в армию и он попал на фронт 1й мировой войны. Служил он в пехоте ефрейтором 206-го пехотного Сальянского полка. Как то раз сидели они с несколькими солдатами в блиндаже, а дедушке и вдруг дедушке очень сильно захотелось выйти наружу, он и говорит: «Айда со мной робяты, мочи нет туте сидеть!». Но никто не пошел с ним. Только он вышел, как в блиндаж попал немецкий снаряд и все разворотил. Только дедушка и остался жив. За какое сражение, я не знаю, но дед был награжден Георгиевским крестом и несколькими медалями отличия. Под д. Моцарже 19 февраля 1915 года он был ранен в ногу, ему снесло пол пятки, лечился в Покровском Отделении больницы Св. Марии Магдалины (г. Петроград, Вас. Остр., Средний пр., 77). Был выписан 6 Апреля 1915 года. Его комиссовали. Он потом всю жизнь прихрамывал на левую ногу. Вернулся домой, а тут, вскоре, и революция. Тяжелым колесом прокатилась она по жизни моих близких. Хорошо налаженное хозяйство стало приходить в упадок. Старшая дочь Анна вышла замуж и уехала в г.Вольск, где у ее мужа было небольшое дело. Средняя дочь – Василиса после замужества помыкалась в деревне, да и перебралась к Анне Григорьевне в Вольск, где и обосновалась с семейством. Шел 1926 год, началась коллективизация, стали раскулачивать по деревням самых зажиточных и трудолюбивых крестьян. Попал под эту компанию и Григорий Железин, ведь у него был самый большой дом, да и на сезонные работы он нанимал работника. Значит – кулак, пользовался наемным трудом, вон его из деревни. Прадедушка, Григорий Железин, умер внезапно, запрягая лошадь, как тогда говорили от разрыва сердца. Дом его конфисковали, землю и всю живность забрали в колхоз, забрали зерно и все припасы. В доме устроили сельсовет и правление колхоза. Много позже там же разместили и медпункт. В нем, после отечественной войны, работала моя троюродная тетя, Надежда Яшина. С тех пор прошло уже около ста лет , а дом нашего прадеда, построенный его руками, так и остается самым большим в Чернавке и в нем все еще располагаются разные службы. Честно построенный, честно служит людям. Спасибо тебе, дорогой прадедушка Григорий Железин! Ты оставил по себе добрую память. Низкий тебе поклон! А тогда, убитые горем, Марфа с Трифоном и маменькой Пашенькой, с двумя малолетними детьми, в чем есть, вынуждены были бежать из деревни искать своей доли. Подались в г.Вольск, там у бабушки уже жили обе сестры. До поздней осени ходили они по городу, перебиваясь случайными заработками. Жить негде, есть нечего. Родные и сами бедствовали без работы и без хлеба. Мама вспоминала, что часто питались только картофельными очистками. Ими то и отравилась ее бабушка Пашенька и умерла. К зиме стало совсем плохо. На руках у Марфы 2х летняя Антонина и 5ти летняя Женя. И, чтобы спасти хоть кого-то из детей, бабушка решает отдать старшую дочь – «в люди», няньчить младенца, до тех пор, пока они с отцом не найдут работу и пристанище. Мама вспоминала, как привели ее в чужой дом, а она не хотела оставаться и плакала, а бабушка утешала ее, говорила, что это не навсегда, что они с отцом обязательно вернуться за ней и ушли. Всю зиму, моя 6ти летняя мамочка, сама еще ребенок, таскала на руках маленького, целыми днями возилась с ним за кусок хлеба. Она очень уставала и плакала по ночам тоскуя, думала, что родители ее бросили. Но пришла весна и, однажды, открылась дверь и на пороге стоят ее родители. Они пришли за ней, они не забыли! То-то было радости! К этому времени дедушка устроился на работу в пожарную охрану и ему выделили комнату под жилье. Семья выжила. Но беды не кончились. Бабушкин организм не выдержал стольких лишений и она заболела. Заболела, похоже, чахоткой. Думали, не выживет, врачи отказались от нее, а, вот, житейская мудрость помогла. Ей посоветовали есть морковку от малокровия. Она съела два мешка моркови и пошла на поправку. Болезнь отступила. Мама пошла в школу. Как научилась читать, то увлеклась чтением. Любую копеечку тратила на книжки. А денег-то не было, ну и доставалось ей от бабушки: « Я зачем тебе дала пятак, на хлеб! А ты на книжки тратишь, на пустяки!» Мама вспоминала: «Читать любила, страх! А не позволяли, это считалось бездельем. Так я спрячусь под кровать, там и замру читая, пока-то меня докличутся!» Училась мама хорошо, на одни пятерки, была первым математиком в школе. И, вообще, заводила. Ее избирали старостой и комсоргом в классе. Она была, по откликам ее подруг, очень веселой и спортивной. Волгу у города Вольска могла за раз переплыть туда и обратно. Хорошо ходила на лыжах. Одноклассники ее любили еще и за отзывчивость и доброту. Она всегда помогала им в занятиях. Ее школьная подруга – Ляля Орлова, говорила, что : «Женечка всегда была безотказная. Объяснит, решит и поможет, кто бы ее ни попросил.»
Она грамотно писала и ей легко давался иностранный язык. Школу она окончила с отличием и ее без экзаменов зачислили в Московский химико-технологический институт им. Менделеева. Это было в 1938 году.