Дети Сталинграда

...Война в первое время у нас не ощущалась. Но фронт приближался, и вот первый авиационный налет на город. Мама и дед были на работе, бабка с дочерьми Марией и Ниной – на бахче, а мы с сестрой под надзором у соседской бабушки Вари. С первыми разрывами бомб она нас спрятала под кровать. После налета я выковыривал еще теплые осколки из стены сарая. Бомбардировки стали чаще, и дед для спасения от них вырыл в склоне оврага пещеру. Но прятаться в ней нам не пришлось, так как кто-то из знающих людей предупредил деда, что при близком взрыве она обрушится и нас завалит. Мы перебрались в тоннель дамбы, перегораживающей Ельшанский овраг. В тоннеле вдоль стен были поставлены кровати, и на них располагались люди, а между кроватями, посреди тоннеля тек ручей. Людей в тоннеле было много, как потом говорили почти две тысячи человек. Вместе с людьми здесь были куры, собаки и другая домашняя живность. Вход в тоннель был закрыт мешками с песком, оставляя лишь небольшой проход.
Мой дед работал плотником в железнодорожном депо станции Сталинград – II. Однажды при очередном налете самолетов бомба попала в столовую депо, куда дед зашел за хлебом. Осколками бомбы дед был ранен в грудь и в ногу. Об этом сообщили нам, и бабка с дочерьми и соседкой побежали в депо и принесли деда на одеяле домой. Рана в грудь была навылет размером сантиметров 7 – 8, и когда дед дышал, на спине сквозь бинты проступали фонтанчики крови. Однажды, отступающая с солдатами медсестра сделала ему перевязку и сказала, что он с такой раной долго не проживет. Без медицинской помощи с такими ранами дед прожил около месяца. Похоронили Спиридона Андреяновича во дворе дома, так как из-за постоянных бомбардировок отнести на кладбище не было возможности.
Помню воздушные бои самолетов. Зрелище красивое, но печальное, так как чаще всего сбивали наши самолеты. Однажды сбили немецкий, и летчик успел выброситься с парашютом. Приземлился он где-то в районе Дар-горы, и ребята постарше бегали смотреть.
Горели разбомбленные консервный завод и элеватор. Люди приносили оттуда консервы, оплавленные головки сахара и зерно. Мама тоже однажды принесла ящик консервов сельди в масле. Потом она с несколькими женщинами пошла на элеватор за зерном. В это время налетел немецкий самолет и стал стрелять из пулеметов по женщинам. Побросав мешки с зерном, женщины разбежались. Наша соседка Мария Шаронова была ранена в бедро, и мать вместе с другими женщинами принесли раненую в тоннель. Позже мама все-таки принесла с элеватора треть мешка зерна. Она замачивала пшеницу на ночь, потом, размолов на мясорубке, пекла оладьи на масле из рыбных консервов...

продолжение следует...

Olaf
Прочла на одном дыхании. Не могу прийти в себя, словно сама была в том тоннеле...
Господи, сколько вынес наш народ!
Пожалуйста, продолжайте, Олег.

...Бабка и мать зарыли в яму лучшие вещи, сами оделись во что похуже.
Немцы погнали жителей на запад. Конвоя, как такового не было, мы пошли сами по себе через Дар-гору в сторону Воропоново.
По дороге проезжали немецкие фуры с ручкой тормоза на борту, запряженные битюгами с обрезанными хвостами. Некоторые возницы останавливались и предлагали подвезти в обмен на патефон или часы. У нас этого ничего не было, и мы все время шли пешком. На первой остановке бабка с дочерью решили вернуться, чтобы откопать кое-что из вещей и застали соседского деда Попова, который копался в их яме. На возмущение бабки он ответил, что думал, что они больше не вернутся.
Шли мы очень медленно, так как сестра заболела, и мать и тетка Нина несли ее на руках. Ночевали в поле в стогах соломы.
Однажды проснувшись, не увидели бабки и ее дочерей. Они еще затемно ушли, бросив нас. Мама была в отчаянии от такого вероломства и сильно плакала. Теперь мы шли еще медленнее. Так мы дошли до Мариновки. Есть у нас было нечего, и здесь мать обменяла скатерть на чашку картошки. У матери был, как она называла, оклунок зерна, и она, оставив мою сестру под присмотром каких то людей, со мной пошла на мельницу. Мельница работала на немцев. Мельник русский еще не старый мужик на просьбу матери смолоть зерно за деньги сказал, что советские деньги при немцах не имеют хождения, вот если бы мыла дала… Бутылка жидкого мыла у нас была и мать отдала ее мельнику. Наше зерно он высыпал в общую кучу, а нам дал немного муки. Теперь на привалах мать варила на костре галушки, что нам очень помогало.
На одном из таких привалов к нам подошли двое молодых мужчин и сказали, что убежали из плена и два дня ничего не ели. Мама быстро сварила галушки и накормила их. Они были очень довольны, и мы пошли вместе. Мужчины помогали нести больную сестру и вещи. Дойдя до какого-то населенного пункта, мужики попрощались и ушли.
Опять мы шли одни. Наш путь пролегал через поле обгоревшей пшеницы. Я на ходу срывал колоски и жевал поджаренные зерна. Когда мы перешли это поле, то увидели на дороге немцев и грузовые машины, крытые брезентом. В них уже находились люди, других подошедших немцы загоняли в кузова. Приказали грузиться и нам...

продолжение следует

...Дед все время что-то делал, то ботинки подбивал, то подшивал валенки, или в саду, где в снегу валялось множество незнакомых предметов, что-то разбирал, как выяснилось доставал из боеприпасов порох.
В ста метрах от нашей хаты жил сын деда с семьей. Сам он был на войне, а дома остались его жена и двое детей - Гена и Наташа.
Через наш хутор все время шли в сторону Сталинграда немецкие части, с машинами и другой техникой. Они часто останавливались на ночлег в нашей избе. Немцев сменяли итальянцы, итальянцев – мадьяры, а их – румыны. Иногда их набивалось так много, что с трудом можно было войти во двор. Но немцы никогда не заходили в хату, если там были румыны, брезгливо проходили дальше. Дед иногда пользовался этим и говорил пришедшим немцам: «Румын, румын».
Как-то немцы сразу не ушли, а жили у нас несколько дней и встречали Новый год. Поставили на стол маленькую искусственную елку, пили шнапс и пели песни. Нас угощали конфетами, подзывая «киндер, киндер». Оголтелые фашисты нам не попадались, все с кем нам пришлось сталкиваться были миролюбиво настроены к нам. Один немец даже обучал меня немецкому языку. Он говорил: «Заген зи. Ди тюр ауф махен, ди тюр цу махен».
Всех трудоспособных немцы гоняли на работу по ремонту дорог, в их числе была и моя мать. В управе в ее паспорт (советский) поставили штамп в виде орла со свастикой. За работу давали немного крупы.
Наконец, немцы стали двигаться в обратную сторону. Однажды рано утром к нам в окно постучали, дед вышел на улицу, я за ним. Там стояли два наших бойца в белых маскхалатах и с лыжами. Дед завел их в сарай, они стали расспрашивать, где комендатура, где охранение. На прощание сказали: «Ждите. Через несколько дней будем».
Действительно через три или четыре дня началась артподготовка, дед всех спрятал в погреб в сарае, ставни у дома закрыл. После этого появились наши солдаты. Немцы не оказали активного сопротивления и отступили. Во дворе появилась полевая кухня, и вместе с солдатами накормили и нас. Стало шумно, громкие разговоры, смех, где-то играла гармонь. Солдаты недолго находились в хуторе, они наступали.
После того, как у нас побывали наши разведчики, дед ночью взял меня и Генку для разбора ящиков с минами. Прямо напротив нашего дома находился штабель немецких противотанковых мин в деревянных ящиках. Мать пыталась возражать против того, чтобы я участвовал в этом мероприятии, боялась, что взорвемся. Но дед цыкнул на нее, и она замолчала. Дед топором разбивал ящики, а мы с Генкой относили рейки в сарай. Утром осталась только гора мин, наваленных, как голыши.
Наши солдаты бросили у нас во дворе сломанную машину ЗИС-5. Дед с неделю ходил вокруг нее в ожидании, не вернутся ли за ней. Но никого не было, и он срезал с нее скаты и всем нам подшил этой резиной валенки...

продолжение следует

Случайно наткнулся в инете: воспоминания одного из "Детей Огненного Сталинграда"
http://www.vpravda.ru/Archiv/March/2.03.06(36)/index4.html