Генеалогия мифов и сказок

ну хорошо, будем считать, что с дедом, с Морозом более или менее разобрались, по крайней мере с родителями стало все ясно....
перейдем к его внучке и ее возможным родителям

Наряду с Дедом Морозом большую роль при проводах старого и встрече нового года играет его главная и единственная помощница – Снегурочка. Откуда же она появилась и кем приходится главному морозному божеству?

Генеалогия Снегурочки – дело темное и неясное.
Откуда ее корни и чьих она будет сказать с точностью невозможно. В народном фольклоре нередко упоминается девушка Снегурушка, но ни в каких кровных связях с Дедом Морозом в этих преданиях ее уличить нельзя. В качестве дублера Снегурочки в некоторых великорусских областях выступала обычная снежная баба.

В 1867 году А.Н Афанасьев исследовал сказки, в которых встречается образ Снегурочки и обобщил свои наблюдения в во втором томе его труда «Поэтические воззрения славян на природу».
Этой работой вдохновился А.Н. Островский и написал знаменитую пьесу «Снегурочка». В ней Снегурочка предстаёт как дочь Деда-Мороза и Весны-Красны, которая погибает во время летнего ритуала почитания бога Солнца Ярилы. Именно в этой пьесе Островский «зафиксировал» визуальный образ Снегурочки – в произведении это прекрасная бледная светловолосая девушка, которая одета в бело-голубую одежду с меховой опушкой (шубка, меховая шапка, рукавички). Первоначально пьеса не имела успеха у публики.

Впоследствии большую роль в популяризации образа Снегурочки сыграли педагоги конца ХIX - начала XX столетия, которые стали вписывать новогоднюю принцессу в сценарии детских новогодних елок. Ещё до революции фигурки Снегурочки вешались на ёлку, девочки наряжались в костюмы Снегурочки, делались инсценировки фрагментов из сказок, пьесы Островского или оперы. Правда пока еще Снегурочке не отводилась роль ведущей празднества. Такие «полномочия» внучка Деда Мороза получает уже после 1935 года, когда советские власти официально разрешили праздновать Новый год. В методичках по организации новогодних праздников для детей того периода Снегурочка позиционируется как внучка, помощник и посредник Деда Мороза в общении между ним и детьми.

а вот еще про Снегурочку - С Дед Морозом обычно приходит Снегурочка. Hо не всегда она была беленькой и молодой. В прошлом люди верили, что с Дедом Морозом приходит Кнехт Рупрехт, он же Шмуцли, он же... Люцифер. Hичего себе, Снегурочка!


А ВОТ О МАМЕ СНЕГУРОЧКИ - О БОГИНЕ ЛЮБВИ ЛЕЛИ (ОТСЮДА, ВИДАТЬ И СЛОВО ЛЕЛЕЯТЬ..)

Web Site http://godsbay.ru/slavs/lela.html#top

Богиня Леля
Славянская мифология

Леля
Борис Ольшанский Леля (Ляля) - богиня весны, дочь богини красоты, любви и плодородия Лады. Согласно мифам, она была неразрывно связана с весенним возрождением природы, началом полевых работ. Богиню представляли себе юной, красивой, стройной и высокой девушкой. Б.А. Рыбаков полагает, что вторая богиня, изображенная на Збручском идоле и держащая в правой луке кольцо - Лада. В фольклоре Лада часто упоминается рядом с Лелей. Эту пару: мать-дочь ученый сопоставляет с Латоной и Артемидой и со славянскими роженицами. Двух всадниц на русских вышивках, за спиной которых иногда изображена соха, расположенных по обе стороны от Макоши, Рыбаков соотносит с Ладой и Лелей (Лялей).
В весенней заклинательной песне есть такие слова, посвященные Леле-Весне:

Едить Весна, едить.
На золотом кони
В зеленом саяни
На сохе седючи
Сыру землю аручи
Правой рукой сеючи.

Цикл весенних обрядов начинался днем прилета жаворонков - 9 марта (22 марта по новому стилю). Люди встречали птиц, выходя на вершины холмов, разжигали костры, парни с девушками водили хороводы. Существовал и особый девичий праздник – ляльник - 22 апреля (5-го мая). Самая красивая девушка, увенчанная венком, сажалась на дерновую скамью и играла роль Лели. По обе стороны от нее ставились приношения (хлеб, молоко, сыр, масло, сметана). Девушки водили хоровод вокруг торжественно восседавшей Лели.

Василиса Прекрасная
Иван Билибин Существование богини Лели и бога Леля основано исключительно на припеве свадебных и других народных песен - и современные ученые вычеркнули Леля из числа славянских языческих богов. Припев, в разных формах - лелю, лелё, лели, люли - встречается в русских песнях; в сербских "кралицких" песнях (троицких) величальных, имеющих отношение к браку, он встречается в виде лельо, лелё, в болгарской великодной и лазарской - в форме леле. Таким образом припев восходит в глубокую древность.
Старинный польский припев лелюм (если он действительно существовал в этой форме с "м") Потебня объясняет через сложение лелю с "м" из дательного падежа "ми", как в малорусском "щом" (вместо "що ми"). В припеве "полелюм" (если он верно передан польскими историографами) "по" может быть предлогом; ср. белорусские припевы: люли и о люлюшки" (Шейн "Материалы для изучения быта и языка русского населения Северо-Западного края").
Соображения об этимологическом значении припева лелю и проч. высказаны Вс. Миллером ("Очерки арийской мифологии").
Леля
Владимир Форостецкий

Литература
Мифология древнего мира, -М.:Белфакс, 2002
Б.А.Рыбаков «Язычество древних славян», -М.:Русское слово, 1997
В.Калашников «Боги древних славян», -М.:Белый город, 2003
Д.Гаврилов, А.Наговицын «Боги славян. Язычество. Традиция», -М.:Рефл-Бук, 2002

Да, не учла! Снимаю!

1. Велес = Мара-Смерть
2. (1) Мороз сын Велесов (Велесыч) = Зима (что-то вроде Персефоны)
(2) дочь Весна (Лада) = ? Даждьбог (бог плодородия и солнечного света, живительной силы, его отец - Сварог)

Дид-Ладо объяснено еще в прошлом веке при помощи литовского языка как Великая Лада (Dedis Lado), Великое божество (Dedis Dewie) [ Фаминцын А. С. Божества древних славян, с. 256. 1884 г. Со ссылкой на Стрыйковского]

у них дочь Снегурка (Лель\Ляля) см. ниже = жених (? Перун)

От Леля (как мужчины) вынуждена отказаться: Рыбаков в своей работе "Язычество древних славян..." утверждает, что Лель, вопреки Островскому и Римскому-Корсакову вовсе не юноша, а божество женского пола
.............Самым устойчивым и широко распространенным у всех славян является Лель или Леля как сопутствующее Ладе слово (божество?). Это слово в большей степени подверглось "закону припевности" и нередко встречается с повторами: "Лель-люли", "Лель-полель" и др. С подобными повторами мы очень часто встречаемся в фольклорном материале: "стар-старичок", "млада-младешенька", "горе-горькое" и т. п. Но основу все же составляет то, что было записано поляками еще в XV в., -- Ilely (сербское "льельо", хорватское "Ijeljo", русское "лель", "Ляля", "лёля" и т. п.).
Здесь опять, как и в случае с Ладой, приходится решать вопрос о мужском или женском естестве этого персонажа. Целый ряд записей говорит о Леле (Леле) в женском роде. Большой интерес представляет белорусская аграрно-заклинательная песня, обращенная к Ляле:

Дай нам житцу да пшаницу,

Ляля, Ляля, наша Ляля!

В агародзе, сеножаце,

Ляля, Ляля, наша Ляля!

Ровны гряды, ровны зряды,

Ляля, Ляля, наша Ляля! [Древлянский. Белорусские народные предания, с. 105. Цитирую по А. С. Фаминцыну ("Божества древних славян", с. 295)].

Особенно показателен обряд-игра, посвященный только этому персонажу и подробно описанный Фаминцыным Обряд наблюдался у украинцев и белорусов юго-западного края России. Проводился он в канун Юрьева дня, 22 апреля; эти дни назывались "красной горкой", что отличалось от обычного наименования "красной горкой" фоминой, послепасхальной недели. [ Во время раскопок в с. Гочеве Курской обл. в 1939 г. мне и другим участникам экспедиции довелось видеть, как "играли Лелю". Точный день предстоящего игрища заранее не был известен; о нем узнали только накануне. Под вечер на большой площади собралось несколько десятков старух, женщин и девушек (включая подростков) в особых, хранимых для этого случая, белых одеждах. Они все образовали огромный, очень торжественный хоровод и, подняв руки к небу и медленно притоптывая, двигались по кругу. При этом пелись свадебные песни. Мужчин вокруг хоровода не было даже в качестве зрителей. Календарю это празднество не совпадало с весенним циклом (июль) и, очевидно, соответствовало по смыслу проводам Лели]
Девичий праздник назывался "Ляльник". Девушки выбирали из своей среды самую красивую, и она исполняла роль Ляли. Для Ляли изготавливалась особая дерновая скамья, которая, очевидно, должна была символизировать землю с начавшей прорастать растительностью. На середину скамьи садилась увенчанная венком Ляля, а по сторонам от нее на скамью укладывались приношения: по одну сторону -- хлеб, ало другую -- кувшин с молоком, сыр, масло, яйца и сметана. У ног Ляли лежали сплетенные венки. Девушки водили хоровод вокруг торжественно восседавшей Ляли, прославляя ее как кормилицу и подательницу урожая. По окончании хороводной пляски и пения Ляля наделяла девушек венками. Этот весенний праздник с угощением Ляли продуктами земледелия и скотоводства, связанными с растительной вегетативной силой (хлеб и молочное), проводился накануне другого очень важного празднества славян -- первого выгона скота в поле, обставленного множеством заклинательных обрядов, знаменитого юрьева дня 23 апреля.
Если перед древней масленицей, когда в природе устанавливалось весеннее равноденствие и солнце побеждало зиму, люди "закликали весну", приглашали ее, то в юрьевские дни, когда уже появлялась первая трава, когда распускались деревья, можно было уже праздновать приход весны, ее ощутимое присутствие. Этот весенний праздник "primavera", первой зелени действительно очень напоминает по своей сущности античные элевсинские мистерии, связанные с весенним возвращением Персефоны.
Персефона-Кора -- дочь Деметры; второе имя подчеркивает дочерний, юный характер весенней богини. Напомню, что анонимный русский автор XVII в., сочинение которого использовал Гизель, прямо называет Ладу матерью Леля и Полеля. В этом указании на материнство Лады автор, очевидно, опирался только на современный ему этнографический материал, так как у него нет никаких параллелей с античной мифологией и он не упоминает ни Цереру, ни Прозерпину, что делали польские авторы. Мужской род детей Лады также условен. Материнство Лады явствует и из тех песен, где при закликании весны к ней, Ладе, обращаются за разрешением: "Благослови, мати Ладо, весну закликати!". У русского этнографа XVII в. были все основания считать Ладу матерью.

Отбросим Полеля как песенное повторение, примем женский род для Лады и Лели (к чему нас обязывает фольклорный материал), и мы получим архаичную пару: мать и дочь -- богини оживающей и рождающей природы. Эта пара много древнее, так сказать, исконнее, чем античные мифы или фольклорные реминисценции, и она ведет нас к паре охотничьих рожаниц, тоже являющихся матерью и дочерью. Но здесь мы имеем дело с рожаницами уже аграрными, связанными не с приплодом зверей, а с вегетативной силой весеннего расцвета растительности вообще и хлебных злаков в частности.

Дочерняя сущность Лели-Ляли явствует из целого ряда близких к этому мифологическому имени слов: "ляля", "лялька" -- ребенок, дитя, кукла, игрушка; "лелеять" -- бережно носить ребенка; "люлька" -- детская колыбель; "лелека" -- аист, с которым связано поверье о том, что он приносит детей, и многое другое. "Леля", "Ляля" могло быть почти нарицательным обозначением "дочери", подобно тому как Персефона, дочь Деметры, именовалась просто "Корой", т. е. тоже "дочерью".
С праздником Лели и Лады в юрьевские дни (22 и 23 апреля), с пасхальными днями и с более ранними, масленичными обрядами связано во многих местах разведение костров. Сербы разжигали огромные общесельские костры, высота которых достигала 7 м. Пепел из костра считался священным: им посыпали семена, священник в церкви мазал этим пеплом крест на лбу прихожан, ему приписывались целебные свойства. Иногда вокруг основного костра разводилось 12 малых, что означало общегодовую значимость обряда Ритуальные костры носили интересные названия: "лила", "олеле", "олала", "олалиjа". [ Календарные обычаи и обряды... Весенние праздники, с. 252 -- 262.]

Сербские "лилы" явно связаны с магией плодородия и со скотоводством -- во время горения костра разбрасывали горящую бересту ("лилу") и пели:

Лила, гори, жито, роди!

...Весело нам, лиле, горе

да нам краве добре веде!

Большие костры палили из соломы ("гомиле сламе"), а также жгли огни в особой решетке, высоко поднятой четырьмя мужчинами на четырех длинных шестах . Такие же масленичные костры из целых копен соломы разжигали на высоких местах вне села и болгары, устраивая вокруг огня хороводы. В Болгарии эти костры называли также "олелии", "ойлалия". Не было ли перенесено еще в древности название праздника в честь весенней Лели (по польским записям XV в. "ileli", "ilely") на сопровождавший празднество костер, символизировавший разгоравшееся тепло природы? [Кулишиh Ш., Петровиh П. Ж., Пантелиh Н. Српски митолошки речник, С. 194. ]

Итак, из многообразного общеславянского фольклорного материала вычленяются две мифологические фигуры: Лада -- великая богиня весенне-летнего плодородия и покровительница свадеб, брачной жизни -- и ее дочь (?) -- Леля, Леля, Ляля, олицетворяющая весну, весеннюю зелень, расцвет обновленной природы.
А. С. Фаминцын, писавший о богине весны и сопоставивший русско-украинский фольклор с мифом о Деметре и Персефоне, во второй своей работе несколько сместил объекты внимания: он ни слова не говорит о Ладе и Леле, просто не упоминает их, а сближает с погибающей Персефоной купальскую Морену, Мару, Кострому и т. п. Обряд уничтожения (растерзания, сожжения и утопления) соломенных кукол, действительно, очень близок к мистериям, изображающим похищение Персефоны, но в славянских материалах мы совершенно не ощущаем единства весеннего божества с фигурой, трагически завершающей свой годичный путь в похоронных обрядах Купалы или петрова дня. Нигде не хоронят ни Ладу, ни Лелю, хотя проводы последней можно видеть в приведенном выше описании гочевской "игры в Лелю". Быть может, это связано с тем, что широко распространенное слово "морена" ("marzana") означало не славянскую Персефону, а живую девушку, которую в древности приносили в жертву в момент кульминации созревания урожая?
Освобожденные от пренебрежительно-ученого критицизма, многочисленные сведения о Ладе позволяют нам считать ее общеславянским божеством с функциями богини растительного плодородия (в чем она как-то соприкасается с Макошью, как Деметра соприкасалась с Геей, Артемидой и др.) и богини брака.
Исходя из такого взгляда на Ладу, мы должны снова обратить внимание на Збручского идола: там изображены две богини. Одну из них я отождествил с Макошью, верховным женским божеством, попавшим даже в великокняжеский пантеон, а вторая оставалась неразгаданной. Напомню, что атрибутом второго божества является небольшое кольцо, перстень, четко обозначенный в рельефе. Богиня держит кольцо в правой руке и как бы показывает его зрителю. Думаю, что у нас есть все основания признать эту вторую богиню збручской композиции Ладой Тогда вся композиция будет расшифровываться так: в центре, на главной лицевой стороне четырехгранного идола, изображена Макошь с рогом изобилия в руке; по правую руку от нее, на соседней грани, скульптор изобразил Ладу, богиню брака, семейной жизни, символом чего является перстень в ее руке. Вспомним "ладувание" (или "Дай-Лада") -- обряд, во время которого в святую воду девушки бросали перстни и цветы. По левую руку главной богини на другой грани находился бог-воин с конем и мечом. Таким образом, по сторонам Макоши находились божества обеих половин рода человеческого - справа Лада, покровительница девушек и женщин, и слева вооруженный Перун, бог мужей воинов.

У Рыбакова еще много чего......но есть и критикующие его реконструкции

вот фотография, копия картины


но вернемся, к образу Снегурки - Как таковой он отсутствует в пантеоне славянских богов (по крайней мере, в дошедшем до нас виде) и не имеет аналогов в мифологии других народов. Этот уникальный образ встречается лишь в русском фольклоре.

По вопросу о происхождении Снегурочки существуют 3 версии, причем 1-й и 2-й пункты связаны.

1. образ дочери Мороза
2. образ Костромы
3. символ застывших вод

Сказка о Снегурочке возникла из древнего славянского обряда похорон Костромы. Кострому хоронят по-разному. Соломенное чучело, изображающее девушку Кострому, или топят в реке, или сжигают, подобно Масленице на костре. Само слово Кострома имеет один корень со словом костер. Сожжение Костромы – это одновременно проводы зимы. Обряд призван обеспечить плодородие земель. Так же и Снегурочка дожила до весны и погибла на костре.

Вспомним о происхождении Снегурки. По многим вариантам сказки она, по сути, ожившая снежная баба. Это значит, что Снегурочка была одним из символов зимы/смерти, сила, враждебная людям и почти потусторонняя, связанная с загробным миром.
Ведь Кострома тоже имеет два значения. Это, с одной стороны, аграрная богиня, чья смерть необходима для будущего урожая. С другой, Кострома – это еще и заложный покойник, то есть покойник, умерший неестественной смертью и опасный для живых. По представлению славян, человек, умерший не своей смертью, неожиданно или покончивший с собой, превращается в особый вид нечистой силы – заложного. Заложный покойник доживает положенный ему на земле срок после смерти и при этом всячески старается вредить людям, особенно своим родным и близким. Заложными становятся не только самоубийцы, но и некрещеные младенцы, дети, проклятые родителями, люди, умершие от пьянства.

Обряд похорон Костромы и похожая детская игра были зафиксированы фольклористами на приволжских землях вплоть до первой половины XX века. В некоторых вариантах обряда Кострома изображалась внезапно умершей. Как правило, умирала она, опившись вина на веселом пиру, то есть была заложной покойницей.

В одной из обрядовых песен поется так: “Как Костромин-то отец стал гостей собирать, большой пир затевать, Кострома пошла плясать. Костромушка расплясалась, Костромушка разыгралась. Вина с маком нализалась. Вдруг Костромка повалилась. Костромушка померла”.

Поскольку Кострому сжигали или топили во имя грядущего плодородия и урожая, она вполне могла принадлежать к числу умирающих и возрождающихся добрых божеств. Культы таких богов существовали во всем мире. Вспомним хотя бы египетского Осириса. Как бы то ни было, Кострома была явно могущественным существом. Но могущество ее постепенно забывалось. Сама она со временем превратилась из грозной богини в нежную Снегурочку. А ее торжественное сожжение стало случайным прыжком через костер.

Сейчас обрядовое значение всей этой истории забыто. Из древнего аграрного мифа выросла печальная романтическая сказка.

Существует и другая интерпретация Костромы, которая также относит ее к заложным покойникам, но дает иную историю образа.

Кострома – дочь Купальницы и Симаргла, сестра Купалы.
Однажды, когда Кострома и Купала были еще маленькими, то побежали они в чисто полюшко слушать птицу смерти Сирина, и там случилось несчастье. Птица Сирин унесла Купалу в Темное царство. Прошло много лет, и вот Кострома (сестра) гуляла по берегу реки и сплела венок. Ветром венок сорвало с головы и унесло в воду, там его подобрал Купала. Купала и Кострома полюбили друг друга и поженились, не зная о своем родстве, а когда узнали – решили утопиться. Кострома стала русалкой или мавкой.

Версия Жарниковой С.
Поскольку образ Деда Мороза берет начало в древнем мифологическом Варуне – боге ночного неба и вод, то и исток образа Снегурочки, постоянно сопровождающей Деда Мороза, надо искать рядом с Варуной.

Судя по всему, это мифологизированный образ зимнего состояния вод священной реки арьев Двины (Ардви древних иранцев). Таким образом, Снегурочка – воплощение застывших вод вообще и вод Северной Двины в частности. Она одета только в белые одежды. Никакой иной цвет в традиционной символике не допускается. Орнамент выполняется только серебряными нитями. Головной убор – восьмилучевой венец, шитый серебром и жемчугом.

Ну вот, начали про деда, перешли на Варуну - лихой переход, не правда ли?

Для взрослых Дед Мороз — ностальгическое воспоминание из детства. Для детей — сказочный персонаж, безусловно добрый и хороший, потому что приносит подарки.
Но такой ли уж он добрый? Вернее, всегда ли он был добрым или стал таковым вследствие роста социальной значимости гуманитарных ценностей?

Дед Мороз — персонаж весьма неоднозначный, и чтобы понять его специфическую психологию, надо обратиться к истории и попытаться выяснить, откуда он вообще взялся, этот зимний друг детей?

Ответ на этот вопрос не так прост, как может показаться. И чтобы получить его, нам придется совершить небольшое путешествие, правда, на шесть тысяч лет назад, на ту землю, которая сегодня зовется Русским Севером. Лето было длиннее почти на месяц, а зима — не такая холодная, как принято думать. Людей, которые жили здесь в те далекие времена, современные ученые называют одним общим словом — индоевропейцы. Они говорили на одном для всех языке, занимались скотоводством и земледелием, любили свою землю и свято чтили своих богов. Особенно же почитали самого главного, самого могучего — Творца Вселенной, которого они называли Варуна. (Через много тысячелетий это имя зазвучит в изначальных древнегреческих мифах, в виде звездного бога Урана — отца Кроноса (Хроноса) — Времени и деда Зевса (Дьяуса) — бога дневного сияющего неба.) А тогда для всех индоевропейцев Варуна, воплощением которого считалось ночное звездное небо, был суров, но справедлив. Он судил людей, награждая и карая. Ему, Владыке непреложного космического закона, подчинялись и небо, и звезды, и Луна. И еще он был Владыкой всех вод, как земных, так и небесных. В руках Варуны находилось вечнозеленое древо, на ветвях которого висели сверкающие звезды.

Воле Варуны подчинялось и Солнце. Древние гимны утверждали, что именно он «сотворил путь широкий, по которому солнце движется в небе». Царил Варуна всегда — и летом, и темной северной зимой, когда день сокращался до предела и на Землю опускалась ночь. Кстати, само имя Варуны как раз и означает «темный цвет», «покрывать» (от слова «вар» — «темный»). Зимой же его власть была особенно ощутимой, ведь только в это время года можно видеть воды во всех проявлениях: в виде снега, инея, льда, тумана, пара, воды. Варуна мог остановить бег всех вод, в том числе и тех, что окрашены в красный цвет и называются кровью. Поэтому Варуна был для наших пращуров Владыкой и жизни, и смерти. Шли века, сменялись тысячелетия, и потомки древних индоевропейцев разошлись по Земле. И у Варуны появились новые имена. У наших предков он получил имя Род, что значит «порождающий». Иногда его еще называли Сварогом (Небесным), Трояном (Трехликим), Велесом (Владыкой) или просто Дедом. Заметим, что подобная форма обращения — «Дед» к реальному живому дедушке в ХVI — XVII веках была запрещена и заменялась словами «дядко» или «дедко». Термин «Дед» в древности и средневековье относился только к прапредку. Образ небесного Деда — владыки ночи, снега, холода и полярного сияния, сложившийся в глубокой древности с приходом христианства, заменился на Святого Николая (Николу или Санта Клауса). Еще в начале XVII века иностранцы, приезжавшие в Россию, называли святого Николая «русским богом» и отмечали, что «русские воздают Николе поклонение, приличествующее самому Богу».

Присмотримся к нашему Деду Морозу внимательнее. Как персонаж русских народных сказок и обрядов, он связан с тем периодом, когда «солнце поворачивает на лето, а зима на мороз», иначе говоря — с зимним солнцестоянием. Это время, когда солнце как бы останавливается на небе, чтобы потом медленно повернуться и двинуться на север, навстречу весне. А ведь именно это и происходят во время небезызвестных нам зимних Святок. Неподвижное Солнце «обретает ноги», ему «торятся дороги», и в результате освобожденные ото льдов реки устремляются к морям. Только делает все это уже не Варуна, а Дед Мороз. Заметим, что наши прабабушки и прадедушки начинали «кликать» Мороз именно с Николиных дней — с 19—20 декабря по 17—18 января, что составляло целый лунный месяц (29 дней). Это связано с древнейшими представлениями о том, что «Луна — солнце мертвых», а «путь предков ведет на Луну, откуда души возвращаются на Землю дождем, росой или снегом». Зимние святки, длящиеся в мире живых целый месяц, в лунном мире предков составляли всего лишь сутки. Как древний Варуна, русский Дед Мороз соединяет мир живых и мир умерших, потомков и предков. И наконец, как и архаический бог Варуна, наш Дед Мороз держит в руках вечнозеленое дерево — ель со сверкающими звездами — на ветвях и судит своих потомков, воздавая всем по заслугам, как и его прообраз Варуна, высший и справедливый судия. Именно эта справедливость в известной сказке про Машеньку воплотилась в том, что Дед Мороз одаривает всем необходимым девушку, способную бороться за жизнь, девушку, кровь которой достаточно горяча, чтобы, даже посинев от холода, она могла, не задумываясь, ответить на каверзный вопрос: «Тепло ли тебе, девица?» словами жизни: «Тепло, дедушка!»А той, второй, с холодным сердцем, он и дал уйти в мир холода, где тройка лошадей, шуба и сундук с приданым уже будут не нужны.

Ну а теперь самое время вспомнить о том, что рядом с Дедом Морозом всегда красавица Снегурочка — символ застывших вод. И пока царит Зима, они вместе как образы древних божеств. А вот о том, какими они виделись далеким предкам, мы можем только предполагать, основываясь на некотором знании мифологии и древней символики. Давайте попробуем.

У Деда Мороза должны быть густые серебряные волосы и такая же борода — это символы богатства, могущества, благополучия, счастья.

На руках — трехпалые варежки белого цвета, расшитые серебром, — это знак чистоты и святости всего, что дает он из своих рук.

Одет Дед Мороз в белую, украшенную белыми же геометрическими орнаментами льняную рубаху — это символ чистоты, священного знания и принадлежности к миру богов; а сверху — в красную, расшитую серебром и отороченную лебединым пухом шубу, красную рогатую шапку, украшенную жемчугом. Подпоясан белым с красным орнаментом поясом — символом связи потомков и предков. Обут в серебряные или красные, шитые серебром сапоги.

Хрустальный посох Деда Мороза завершает лунница или серебряная голова быка — символы власти над водой, Луной и миром предков.

Следуя древней индоевропейской символике цвета, белый (серебро) — символ Луны, святости, и сакрального знания; красный — символ жизненной силы, творческого начала, Солнца и красоты.

Сопровождающая Деда Мороза Снегурочка должна быть одета исключительно в белые одежды. Иной цвет в традиционной символике не допускался. Голова ее украшена восьмилучевым венцом, который также засвидетельствован древними текстами.



Светлана Жарникова, кандидат исторических наук, искусствовед, этнолог

Герб Деда Мороза