📙 О чем хотелось бы прочитать и перечитать

На сайте ВГД собираются люди, увлеченные генеалогией, историей, геральдикой и т.д. Здесь вы найдете собеседников, экспертов, умелых помощников в поисках предков и родственников. Вам подскажут где искать документы о павших в боях и пропавших без вести, в какой архив обратиться при исследовании родословной своей семьи, помогут определить по старой фотографии принадлежность к воинским частям, ведомствам и чину. ВГД - поиск людей в прошлом, настоящем и будущем!

К этим книгам, статьям тянется душа, благодаря прекрасному стилю написания и увлекательному сюжету.
Даже при повторном прочтении Вы находите в них что-то новое для себя и читаются они буквально взахлеб.
file.php?fid=629933&key=206877228

Vues de Blacherne (melnitza) domaine de mr. le prince Serge Galitzin

В 1841 году в Париже на улочке rue Favart 8 в типографии Auguste Bry по заказу его сиятельства князя Сергея Михайловича Голицына была отпечатана ограниченным тиражом Vues de Blacherne (melnitza) domaine de mr. le prince Serge Galitzin. [Виды села Влахернского (мельницы), принадлежащего князю Сергею Михайловичу Голицыну].

Князь решил запечатлеть свою только что переделанную усадьбу, расположенную в селе Влахернское, где раньше была Кузьминская мельница.
Жизнь Сергея Михайловича была полна контрастов. Он был безумно богат, но на его шее висело все многочисленное семейство Шереметьевых. Он был влюблен в прекрасную фрейлину А. О. Россет (та самая!), которая была моложе его на 35 лет, но жена не давала развода. Авдотья сама была когда-то безумно красива, а потом полностью помешалась на предсказание гадалки, что умрет ночью, устраивала приемы исключительно в темное время, а днем спала. За глаза её называли «princesse Nocturne» [ночной принцессой]. У супругов не было детей, был взаимный перечень бед и обид, единственное, что их связывало — любовь к усадьбе.

Их усадьбу отметила своим визитом государыня императрица Мария Федоровна (с 26 июня по 16 июля 1826), в честь чего был возведен монумент. Внимание монаршей особы было оправдано. Князь постоянно увеличивал площадь имения, скупая земли у соседей, и все вечно перестраивал. Тщеславие присуще всем нам, и Сергей Михайлович решил запечатлеть плод своих усилий.

Был нанят модный австрийский живописец Раух Иоганн Непомук (Rauch Johann Nepomuk 15.05.1804. Вена – 07.03.1847. Рим), на тот момент, работающий в Москве по приглашению графа А. Н. Панина. Иоганн был представителем династии художников, его отцом был художник-реставратор из кантона Тургау (Швейцария), живописью занимались братья Фердинанд и Иосиф, а позже и сын Карл. К тому времени Раух успел не только исполнить серию пейзажей Московского Кремля, усадьбы Архангельского и Марфина, но и попутешествовать по Кавказу.

В общей сложности до своего отъезда во Флоренцию (1829) живописец создал около 30 полотен видов усадьбы Влахернского. Благодаря ему — Кузьминки наиболее «проиллюстрированная» усадьба середины ХІХ века. Картины легли в основу нескольких изданий, отпечатанных в Париже.

Первая книга под названием «Виды Мельницы подмосковной, принадлежащей Князю Сергею Михайловичу Голицыну в 7 верстах от Москвы» вышла примерно в 1830 году со скромными 17 листами литографий, выполненными Бартольди (Bartholdi). История не донесла его имени, на достаточно примитивных литографиях было указано Lith. Bartholdy. Видимо, издание не впечатлило князя, и к следующему он отнеся очень серьезно.

Были наняты трое известных иностранных граверов, чье имя было на слуху в России.

1. Дюран Андре (André Durand 1807—1867). Он уже успел по приглашению князя Демидова в 1839 году совершить путешествие в Россию и зарисовать с натуры виды многих российских городов. На основании путевых зарисовок позднее выполнил 100 литографий, которые вошли в альбом «Живописное путешествие в Россию», опубликованный в 1842 году в Париже.

2. Benoist Philippe (1813-c.1905) автор The Foundling Hospital and Zamoskvoreche from the Kremlin, from a panorama of Moscow, engraved by Philippe Benoist and Aubrun, pub. by Lemercier, c.1840 [Вид с Кремля на Замоскворечье Альбом].

3. J. L. F. Jacotet (1806–1883) сведений о нем не сохранилось, но пару работ с видами Санкт-Петербурга встречается.

А за печатью книги он обратился к Auguste Bry. Эта маленькая французская типография каким-то образом очень связана с Россией: если посмотреть на европейские аукционы, посвященные русским книгам и искусству, Вы всегда найдете пару литографий периода 1840-50 с отметкой «Imprimé par Auguste Bry».

В результате это творческого тандема появился книжный шедевр «Виды села Влахернского (Мельницы) принадлежащего князю Сергию Михайловичу Голицыну» с замечательными литографиями. Информация о тираже нигде не встречается, но с учетом, что большинство описаний в каталогах антикварных книг упоминают адресата (кому дарили), то можно предложить очень незначительный тираж этого подносного издания (до 50 экз.).

Список одариваемых можно представить: от императрицы Марии Федоровны до многочисленной родни князя.

Например, в библиотеки знаменитого коллекционера М. Я. Синицына был экземпляр «наряженный» в переплет поставщика императорского дома А. А. Шнель (красный марокен, головка золотая) с посвящением князю Михаилу Александровичу Голицыну (1804–1860), известному библиофилу.
Видимо круг одариваемых расширился — и князю пришлось заказать дополнительные экземпляры (они имеют незначительные различия).

Старинное название села Влахернского (Кузьминок) - Мельница.

Первоначально здесь находилась небольшая деревенька в несколько домов с водяной мельницей, от которой и пошло ее название. По преданию, одного из местных мельников звали Кузьма, и по его имени деревня получила новое имя- Кузьминки, старое у местных крестьян считалось несерьезным. В начале XVIII века усадьба принадлежала А. Г. Строганову. Здесь часто бывал Петр I, специально для которого здесь был выстроен небольшой деревянный дом.

Григорий Дмитриевич Строганов (1656-1715) умер 21 ноября 1715 года. Строгановы владели Кузьминками до 1757 года. В этом году А. А. Строганова вышла замуж за князя М. М. Голицына. С этого времени и до 1917 года Кузьминки оставались во владении Голицыных. В 1812 году Влахернское было разграблено французами. Капитальная перестройка усадьбы осуществлена представителем нового поколения архитекторов-классицистов Д. И. Жильярди (1785-1845) в 1820-1845 годах.

В статье, посвященной Кузьминкам, известный искусствовед Сергей Маковский писал в журнале «Старые годы» за январь 1910 года:
"Между подмосковными нет, кажется, более популярного имения, чем «Кузьминки» князя Сергея Михайловича Голицына (за исключением, конечно, таких поместий, как Архангельское, Кусково, Останкино)… Действительно, по местоположению, по архитектуре дома и затеям громадного парка это один из самых впечатляющих памятников московского барства. Но, Боже, какое запустение! От былого великолепия остался только остов, молчаливый и надменный… Со всех сторон уже ворвалась в зачарованное царство бесцеремонная и пошлая «современность», и, правда, с чувством какой-то неизгладимой потери смотришь на белую колоннаду дома, отраженную в полувысохшем пруду, на вековые липы, поломанные ветром, на заросшие травою цветники и беседки с прогнившими скамьями… Эти грустные впечатления не прекращаются во все время осмотра «Кузьминок». Какая роскошь была здесь прежде, сколько поколений прожило здесь беспечно, празднично, заботясь о нарядности родового «Версаля», об украшении парка, о приеме коронованных гостей, о фейерверках и маскарадах в дни семейных торжеств! В «службах» суетились бесчисленные девки и казачки; ровные газоны чередовались с яркими цветниками, подстриженные кусты тянулись шпалерами по бокам дорожек, усыпанных песком, и по ним гуляли, немного жеманясь, «мусатовские» девушки в кринолинах и завитых шиньонах… Но засыпались листьями и заросли одуванчиком аллеи, полуразрушены беседки, и кругом – дачи, тридцать две доходных дачи, населенных «чеховскими интеллигентами», и на террасе огромного белого дома с голицынским гербом в треугольнике фронтона как-то смешно видеть современного нам «обывателя».

Продолжение

Джон Кук Борн/John Cooke Bourne
(British, 1814-1896)

[q]

Джон Кук Борн (1 сентября 1814 г. - февраль 1896 г.) был британским художником, гравером и фотографом, наиболее известным своими литографиями, показывающими строительство Лондонской и Бирмингемской железных дорог и Большой Западной железной дороги. Каждый из его отпечатков был опубликован в виде отдельной книги и стал классическим представлением о строительстве ранних железных дорог. Отпечатки часто были раскрашены вручную для яркой картины событий.
В конце 1840-х годов Борн начал работать на Чарльза Блэкера Виньоля, который работал на строительстве Николаевского цепного моста в Киеве через Днепр. Он путешествовал по России, а затем нарисовал, а затем сфотографировал его строительство до его завершения в 1853 году. В том же году он сделал несколько снимков для нового 4-го выпуска Беннета Вудкрофта « Очерк происхождения и развития паровой навигации».

Борн продолжал работать в России в качестве художника в резиденции еще десять лет. В 1852 году он вместе с Роджером Фентоном отправился в Москву и Санкт-Петербург, в результате чего он написал картину Московского Кремля. Он оставался в России в течение двенадцати лет в качестве иллюстратора и фотографа, а затем вернулся в Англию.

Борн выставлял свои работы в Королевском фотографическом обществе в 1854 году, Королевской академии художеств в 1863 году и Королевском обществе британских художников в 1865 году. Вернувшись в Англию в 1866 году, он женился на Кэтрин Криппс и поселился в Теддингтоне.
Он умер в 1896 году в Брентфорде , городе на западе Лондона.

Работы Джона Борна неоднократно выставлялись на торги. С 2003 года рекордная цена для этого художника на аукционе составляет $ 47 473 долларов США для акварели выше "The Kremlin, Moscow"/"Кремль, Москва", проданного на Christie's London в 2012 году.

[/q]

Акварельная Москва и Киево-Печерская Лавра Джона Кук Борна

В Фермерском дворце парка Александрия (Петергоф) на втором этаже расположен историко-культурный проект "Петергофские дачники", предлагающий посетителям погрузиться в атмосферу летнего отдыха на южном побережье Финского залива в XIX – начале ХХ веков. Более 300 музейных предметов в экспозиции дают представление об исключительном характере дачной культуры этих мест.

Во второй половине XIX столетия понятие "дача" вошло в широкий обиход для обозначения загородного летнего дома для городской семьи, а вокруг императорской резиденции в Петергофе начал формироваться особый дачный мир. Несколько поколений Романовых проводили лето в Петергофском парке Александрия, где обретали некоторую свободу от сковывающих их жизнь придворных условностей.

Продолжение

Строительство Фермерского дворца велось по проекту любимого архитектора Николая I - А.И.Штакеншнейдера.
Первоначально в парке Александрия по проекту А.Менеласа построили Ферму, для которой выписали породистых коров из Англии. Ферма представляла собой скромный сельский домик с открытой верандой. Его крыша была расписана под солому, а колонны обернуты берестой, будто их срубили в березовой роще.

Все комнаты устраивались для удобства проживания, и не имели особой парадности. Дом делился на две части: мужскую и женскую. Каждая половина дома имела схожие по своему предназначению комнаты. У императора - приёмная, у императрицы - гостиная; у каждого свой кабинет, своя ванная комната; также на мужской половине проходная комнатка дежурного камердинера, а на женской - комната личной горничной императрицы.

Зал при входе в музей, где висит портрет супруги Александра II, Марии Александровны (полное имя в девичестве - Maximiliane Wilhelmine Auguste Sophie Marie von Hessen und bei Rhei).

Продолжение

4nepdygtozemtwcn4n47bqstomem7wcyrdejomty4n1nhegouuemtwc84gb7dygozdem4.gif

Доношение архитектора И.Ф.Мичурина в Главную дворцовую канцелярию
с приложением описания "ветхостей" в Коломенском дворце и сметами на их починку.
25 мая 1740 года.
Подпись И. Ф. Мичурин
РГАДА.

Фасад старого Коломенского дворца с юго-восточной стороны.
Чертеж Ивана Васькова. 1768 г.
Копия. МГОМЗ

4no7dystodem7wf44nhnbwf64na1bwra4n3pbcgozzemkego1dejuwr14nepbf6ou5ejfwfb4nppb8souo.png

В 1844 году после шторма в Бискайском заливе в европейских газетах появилось сообщение о гибели молодого даровитого живописца из России Ивана Айвазовского. Сообщение, к счастью, оказалось неправдой. Корабль с Айвазовским на борту выдержал бурю. Однако в Париже был один человек, которого куда более устраивал мертвый Айвазовский, нежели живой. Этим человеком был продавец его картин.

Дюран Рюэль, парижский торговец живописными полотнами, получил на комиссию две картины Айвазовского. Активно распространяя слух о внезапной кончине художника, он удачно продал оба его произведения с большой наценкой и совершенно не скрывал своей радости по этому поводу от самого Ивана Константиновича, который вскоре прибыл во Францию целым и невредимым.

Айвазовский вообще хорошо раскупался и чрезвычайно много писал. Он оставил после себя шесть тысяч картин. Когда есть спрос — почему бы не писать. Иван Константинович обладал прекрасной памятью и работать предпочитал в мастерской, а не с натуры. На юге он писал балтийское побережье, летом — зимние пейзажи, в пасмурные дни — безоблачное небо.

Однажды в Венеции к нему обратился некий маркиз. Сначала просто восхищался картинами и хвалил мастерство, потом вспомнил, что у него есть брат, который тоже без ума от живописи, потом выяснилось, что у этого брата есть своя колбасная фабрика, в общем, к концу разговора Айвазовскому стало ясно, что маркиз не случайный ценитель искусства, а пришел к нему с вполне конкретным деловым предложением: менять картины на колбасу. У них в Италии ребята простые. Ты им холст, они тебе салями. Сделка всех устроила. Айвазовский в тот же день написал небольшую картину и через некоторое время получил от честного колбасника превосходное колбасное ассорти.

В Италии он прожил около двух лет. После его отъезда римские лавочки впервые наполнились множеством картинок с морскими пейзажами — это местные художники, прежде не интересовавшиеся морской живописью, принялись писать а-ля Айвазовский.

Но как в Европе ни прекрасно, Айвазовский все же большую часть жизни провел в родной Феодосии. Построил школу, библиотеку, картинную галерею, археологический музей, помог провести водопровод, соорудить торговый порт и проложить железную дорогу.

Там же, в Феодосии, его посетил молодой Антон Чехов, написавший потом в дневнике, что «Айвазовский, бодрый старик лет 75, представляет из себя помесь добродушного армяшки с заевшимся архиереем; полон собственного достоинства, руки имеет мягкие и подает их по-генеральски. Недалек, но натура сложная и достойная внимания. В себе одном он совмещает и генерала, и архиерея, и художника, и армянина, и наивного деда, и Отелло. Женат на молодой и очень красивой женщине, которую держит в ежах. Знаком с султанами, шахами и эмирами. Писал вместе с Глинкой «Руслана и Людмилу». Был приятелем Пушкина, но Пушкина не читал. В своей жизни он не прочел ни одной книги. Когда ему предлагают читать, он говорит: «Зачем мне читать, если у меня есть свои мнения?».

Не очень понятно, как Чехов мог тогда всерьез думать, будто бы Айвазовский ничего не читал, но вот насчет красавицы-жены — чистая правда. Анна Никитична, очаровательная юная армянка, была моложе мужа на целых сорок лет.

После его смерти она сохранила строгий траур и практически перестала выходить из дома. Как там было у Бродского? «Не выходи из комнаты, не совершай ошибку». Анна Никитична не покидала своей квартиры в течение двадцати пяти лет. Затворницей она пережила в Феодосии три войны: Первую мировую, Гражданскую и Великую Отечественную.

Автор статьи — Ольга Андреева

Продолжение (Об Иване Айвазовском)

Каждый год великий художник получал корзину белых ландышей: от женщины, которая однажды его отвергла, хотя любила всю жизнь.

Художник Иван Айвазовский безумно нравился женщинам, но ему это было как-то не нужно. Он был совсем не Казанова. Известно о двух его женах и романе с балериной Марией Тальони, «некрасивой красавицей». Ее балетную туфельку он хранил всю жизнь.

Дорожное происшествие

Айвазовский учился тогда в академии художеств. Он возвращался домой после занятий, задумался — и его едва не сшибла упряжка лошадей. Он успел отскочить, но упал. Карета везла изящную, очень худую даму в шляпке с вуалью. Она велела кучера помочь юноше подняться и посадить рядом с ней. Всю дорогу, пока она его подвозила, Айвозовский бормотал:

«Не беспокойтесь, пожалуйста… Пожалуйста, не беспокойтесь, все хорошо».
Дама только смеялась, а потом спросила, как зовут парня, высадила его у дома и уехала.

Художник был сам не свой, все валилось у него из рук. Он мог думать только об этой необыкновенной девушке. Несколько часов он сидел у окна, глядя в одну точку, потом к нему ввалились друзья: хотели пойти на балет, на «Сифильду» с итальянской балериной, легендарной Мари Тальони, но билетов было не достать никак вообще. Айвазовский смотрел на них как будто из-под воды, плохо понимая, что происходит — и тут пришел посыльный, и в надушенном конверте принес билеты на «Сифильду». Так молодой художник узнал, что его подвозила знаменитая балерина…

Она станет моей

Бывают в жизни такие моменты, которые переворачивают всю жизнь. Вроде. Не произошло ничего важного, но как прежде уже не будет. Айвазовскому предложили блестящую вакансию: живописца Главного морского штаба. О такой выпускник Художественной академии мог только мечтать. Но художник не может думать о карьере, он думает о Мари, об Италии, о Венеции, прекрасном городе, по которому бегают ее прекрасные ноги. Он убеждает Академию отправить его на стажировку в этот город. Он чувствует себя героем и победителем, который может все. И он уверен, что эта женщина станет его женщиной.

Но в Венеции все тухло: Мари нет в городе. И тогда он стал просто ждать и писать картины. Его работы имеют бешеный успех, одну — «Хаос» — купил для Ватикана сам Папа Римский Григорий XVI. А вскоре кто-то сказал художнику, что несколько его картин купила Мари Тальони. Сердце как будто сжала мягкая лапка: она здесь! Теперь главное — оставаться невозмутимым, сохранять спокойствие и ничего не портить. И это была лучшая из всех возможных тактик: через несколько дней к нему в номер принесли надушенный конверт, и в нем снова лежали билеты на «Сифильду».

После балета он ждал ее у артистического подъезда. Она выпорхнула из дверей, побежала к своей гондоле по дорожке, которую поклонники усыпали цветами, обернулась:
- Синьор Айвазовский, ну что же вы, я жду!

Счастье в Венеции

Почти до утра они катались по каналам на ее гондоле, и потом счастье как будто обрушилось на него с высокой горы, подхватило и понесло, стремительно набирая скорость. Художник поселился в ее доме. Утром писал картины и слушал музыку из ее комнат — по утрам Мари всегда репетировала. Завтракали в полдень, катались по каналам, он держал ее за руку и все не решался сказать три слова, три слова, три слова. Но она и так все понимала.
Ему хотелось, чтобы это продолжалось вечно.

Розовая туфелька

Решился он во время такой прогулки. Гондола медленно скользила по темной воде, она смотрела на него так тепло и внимательно, что он все сказал: и как любит, и как хочет всегда — вместе, и как хочет, чтобы она была его женой. И пусть Мари только согласится, а уж он не подведет, он не даст ей повода пожалеть…

Мари молчала и смотрела не него: тепло и внимательно, но еще и грустно. Когда вернулись домой, она протянула ему свою балетную туфельку:

— Вот этот башмачок растоптал мою любовь. Возьмите его на память и возвращайтесь в Россию. Там ваша жизнь, а свою женщину вы еще встретите.
— И вы не оставляете мне никакой надежды? Ничего невозможно, никогда? — Нет. Нет, милый мой мальчик, я вас никогда не полюблю.

Корзина ландышей

У него все получилось. После итальянского успеха в России его ждал тройной успех. Айвазовский стал повелителем моря, газеты писали: ему достаточно взять в руку кисть, и волны покорно замирают. Он встретил свою женщину, но только в 65 лет, а перед этим неудачно женился на нервной и сварливой женщине. Вторая жена Айвазовского, Анна Саркизова была на 40 лет его моложе, и с ней он действительно был счастлив. Но иногда доставал из шкатулки балетную туфельку и грустил: по своей молодости, по первой любви, по непостижимой женщине, которая предпочла ему сцену.

Шестнадцать последних лет своей жизни Айвозовский получал на вербное воскресенье корзину белых ландышей. Он не знал, что ему их посылала Мари, и даже после своей смерти: она завещала, чтобы Айвазовский их получал.
Она думала, что он однажды спросит, от кого цветы, и велела сказать: от женщины, которая однажды отвергла его, хотя любила всю жизнь.
Но он так ничего и не спросил.

Статья из "Домашнего Очага"

Продолжение статей (Об Иване Айвазовском)

П. А. Вяземский
Прости волшебница, Сильфидой мимолетной
Она за облака взвилась, счастливый путь!
Но проза здесь на зло поэзии бесплотной,
Скажите, для чего крыло в башмак обуть?

М. Поднебесный
Тальони – грация.
Мы видим чудо из чудес!
Слетела Грация с небес,
Европу всю обворожила
Своей волшебною игрой,
Движений чудною красой,
И в танцах идеал явила.
Смотреть на Грацию – восторг!
Шаги, прыжки и все движенья -
Язык пленительный без слов,
Язык любви и вдохновенья.
Кто в танцах выразит живей
Восторг любви и пыл страстей?
Является ли дева рая
Гитаной, девою Дуная
Качучей – дочерью степей,
Или волшебницей Сильфидой:
Пленительна во всяком виде!
Все Грацию мы видим в ней!
Смотрите, как она порхает
На крылышках или без крыл,
Игриво, плавно, как зефир;
То грациозно стан сгибает,
То ножкой легкою махнет,
То ножкой ножку нежно бьет;
Как вихрь на пальчике кружится,
Вот миг – списать… не шевелится;
И вдруг вспорхнет и полетит.
Улыбкою любви дарит,
И пантомимой говорит.
Подруг воздушных призывает,
В восторге пламенных страстей!
Вот Грации танцуют с ней
По лире сладкой Аполлона,
Внимая звукам с Геликона.
Кругом крылатые божки
Бросают стрелы и венки.
В богах мы видим совершенство,
И чувствуем при них блаженство…
О Грация! Не улетай
К богам в эфирные чертоги!
Игрой народы восхищай!
Земля твои лобзает ноги!

П. А. Каратыгин. Ложа 1-го яруса на бенефис Тальони
Тальони прелесть, удивленье,
Так неподдельно хороша,
Что у нее в простом движенье
Заметна дивная душа.
Она пленяет ум и чувство
Своею грацией живой
И в ней натура и искусство
Соединились меж собой.
О ней не рассказать словами,
Не обсудить ее умом,
Что говорит она ногами,
Того не скажешь языком…

Мария Тальони
(итал. Maria Taglioni; 23 апреля 1804, Стокгольм — 22 апреля 1884, Марсель)
— прославленная балерина XIX века, представительница итальянской балетной династии Тальони
в третьем поколении, одна из центральных фигур балета эпохи романтизма.

Мария родилась в семье балетмейстера и хореографа Филиппо Тальони. Внучка придворного певца Кристофера Кристиана Карстена, солиста Королевской оперы в Стокгольме. Девочка не обладала ни балетной фигурой, ни привлекательной внешностью. Несмотря на это, отец решил сделать из неё балерину. Мария училась в Вене, Стокгольме, а затем в Париже у Франсуа Кулона. Позже отец занимался с Марией сам. В 1822 году он поставил балет «Приём молодой нимфы ко дворцу Терпсихоры», с которым Мария дебютировала в Вене. Танцовщица отказалась от присущих в то время балету тяжёлых нарядов, париков и грима, выходя на сцену только в скромном лёгком платье.

Парижскую публику Мария покорила в 1827 году в «Венецианском карнавале», с тех пор она часто танцевала в парижской Гранд-Опера. Затем она танцевала в Лондоне, в театре Ковент-Гарден. В марте 1832 года в парижской Гранд-Опера состоялась премьера балета «Сильфида», ознаменовавшего начало эпохи балетного романтизма. Именно она тогда ввела в балет пачку и тогда же впервые продемонстрировала танец на пуантах-пальцах ног.

Следующие пятнадцать лет Мария Тальони гастролировала по всей Европе: от Лондона до Берлина и от Милана до Санкт-Петербурга. Её репертуар состоял, главным образом, из постановок отца. Лучшие роли её были в балетах: «Бог и баядерка», «Сильфида», «Зефир и Флора». По свидетельству очевидцев, танцы Тальони были воплощением грации и изящества. В то же время А. Я. Панаева вспоминала о посещении стареющей «звездой» петербургского балетного училища.

В 1832 году Мария вышла замуж за графа де Вуазена, но продолжала носить девичью фамилию и не оставила сцены. В петербургском сезоне 1839—1840 годов она участвовала в 55 спектаклях из 86, а в сезоне 1840—1841 — в 50 из 75.

Закончив выступления в 1847 году, она продолжала давать уроки балета. Жила преимущественно на виллах Италии. В Венеции ей принадлежал дворец Ка-д’Оро, который по её заказу был сильно перестроен согласно моде и его историческому облику был нанесён серьёзный ущерб. Некоторое время сожительствовала с русским князем А. В. Трубецким, от которого родила сына[3]. Князь Трубецкой позднее женился на её дочери от брака с Вуазеном.

Тальони вернулась во Францию в 1859 году чтобы вести в парижской Опере класс усовершенствования балерин. В 1860 году она поставила для своей ученицы Эммы Ливри балет «Бабочка» на музыку Жака Оффенбаха и либретто Анри де Сен-Жоржа. Спектакль, ставший её единственной балетмейстерской работой, имел шумный успех, однако быстро сошёл со сцены из-за трагического происшествия с Ливри.

Мария Тальони умерла в 1884 году в Марселе и похоронена на кладбище Сен-Шарль; позже перезахоронена в могиле сына на кладбище Пер-Лашез. По ошибке, могилу балерины обычно ищут на кладбище Монмартра, где похоронена её мать, София Тальони. Среди молодых танцовщиков установился обычай оставлять свои первые пуанты именно на этой «псевдомогиле» балерины. На настоящей могиле Тальони люди тоже оставляют туфельки, но не в таком количестве. На надгробии могилы Тальони следующая эпитафия: Ô terre ne pèse pas trop sur elle, elle a si peu pesé sur toi («Земля, не дави на неё слишком сильно, ведь она так легко ступала по тебе»).

В 1833 году садовник Пеан-Сильвен представил во Франции новый сорт чайной розы белого цвета с розовой сердцевиной, которому дал название «Тальони».
В 1985 году в её честь назван кратер Тальони на Венере.

📙 О чем хотелось бы прочитать и перечитать

Страницы из (исторической) жизни