Соликамск и район.

Исторические личности соликамского воеводства: воеводы И. Н. Лачинов,
П. С. Прозоровский, Г. И. Овцын.


На Соликамском воеводстве, просуществовавшем без малого 170 лет, пребывало более 70 воевод.

О большинстве из них почти ничего не известно. В Летописце В.Н. Берха, как и в списках, составленных А.А. Дмит-риевым и А.М. Луканиным, помимо именных данных, указаны титул и чин.
Единицы воевод оставили свой след в истории Соликамска кратким упоминанием об их деяниях. Сейчас, в свете новых иссле-дований, представилась возможность рассказать, какие по-настоящему истори-ческие личности в разное время оказались на соликамском воеводстве.

«Иов Нестерович Лачинов, первый Соликамский воевода, был на воеводстве один год, 1613. На сестре его, Евдокии Нестеровне, женат был Семен Аникиевич Строганов». Такими сведениями открывает список соликамских воевод А.М. Луканин.

Итак, Иов Нестерович Лачинов. Представитель дворянского рода, предок которого, мценский вельможа, «приехал из Польского государства служити» ко двору великого князя Василия Васильевича в середине XV века. Иов Нестеро-вич — его правнук. Предполагается, что до вступления в воеводскую должность Иов Нестерович никак не проявился в российской истории. Однако стоит посмотреть шире.

В разрядных документах конца XVI века и Смутного времени фигурирует Иев Добычин сын Лачинов (наряду с другими Лачиновыми — Протасием, Тимо-феем, Елисеем, Исаем и прочими). Очевидно, что Иов и Иев — одно и то же имя. А в Разрядной книге 1475-1598 годов упоминается Нестер Добыча Лачи-нов, арзамасский воевода.
Таким образом, логично заключить, что Иов Нестерович Лачинов и Иев Добычин сын Лачинов — одно и то же лицо.

Иев Добычин начал службу задолго до 1590 года, так как в десятне по Мещере за этот год он записан на 6 месте и верстан поместным окладом в 400 четей, а денежным — 9 рублей.
(Десятни — именные списки служилых людей по уездам, где они были землевладельцами, с указанием поместного и денежного окладов за службу.) В то время это достаточно большой оклад первой статьи.
К 1606 году он заслужил еще 200 четей поместного оклада, и боярский список 1606-1607 годов показывает Лачинова на 3 месте по Мещере — с окладом в 600 четей.

В смутное время Иев Лачинов активно выступал на стороне царя Василия Шуйского. Известна отписка воевод Лжедмитрия II Я. Сапеге от 12 апреля 1609 года о том, что «ехали из полков мещереня, Данила Келарев сын Протасьев да Иев Лачинов… во все Понизовные городы, прельщати и приводити к крестному целованью Шуйскому»] и задержать их не было никакой возможности. Вероятно, их цель завершилась успехом. Далее, в составе полка князя И.М. Барятинского, занимая должность одного из полковых голов, Иев Лачинов сопровождал царя Шуйского из Касимова в Суздаль и фактически обеспечивал охрану государя.

В десятне по Мещере 1615 года Иев Добычин сын Лачинов значится на пер-вом месте с примечательной записью: «помесного окладу прежнего 650 чети да придачи за службы и за раны при царе Василье при боярех 200 чети. И абоего и с придачею 850 чети, денег из чети 50 рублев».
В той же десятне 1615 года рядом с именем Лачинова стоит слово «выбор». Это означало отбор-ного, лучшего человека, годного не только для боевой походной, но и для вое-водской городовой службы.

На воеводство в Соликамск Иов Нестерович (Иев Добычин) прибыл в 1613 году. На это указывал и процитированный выше А.М. Луканин. Только пребы-вал он на воеводстве не один год. В грамоте чердынскому воеводе Л.И. Волкову от 13 февраля 1615 года упоминается соликамский воевода Иев Лачинов. В январе 1616 года к соликамскому воеводе И.Н. Лачинову с просьбой о военной помощи против восставших башкир и татар обращался приказчик Осинского острога В. Корсаков.

Таким образом, И.Н. Лачинов был соликамским воеводой не один, а три года. Cведения Луканинского списка о втором соликамском воеводе — Льве Ильиче Волкове — следует считать ошибочными.
Л.И. Волков сидел на Чердынском воеводстве, что следует из вышеозначенной грамоты.

После городовой службы, покинув Соликамск, И.Н. Лачинов вновь оказался на службе полковой. И вновь отличился — на сей раз во время Московского осадного сидения 1618 года, когда войска польского царевича Владислава, претендовавшего на русский престол, осаждали Москву. В списке московских осадных сидельцев, наряду с Иевом Добычиным Лачиновым, значится его сын — Артемий Иевлев Лачинов. Список составлялся для поощрения участников обороны Москвы. Помимо обычного денежного вознаграждения они получили право перевести часть своих поместий в вотчины. Так, Иову Нестеровичу Лачинову за московское осадное сидение пожалованы в вотчину земли в Старорязанском стане Рязанского уезда.

После этого И.Н. Лачинов покинул ратную службу: в боярском списке 1622 года его уже нет. В последний раз в известных на сегодняшний день историче-ских источниках имя И.Н. Лачинова упоминается в 1625 году. В РГАДА хранится «Писцовая книга Ржевы Володимеровы… писма и меры Иева Нестеровича Лачинова да подьячего Григорья Семенова лета 1623/24 и 1624/25 гг.»

Дни свои И.Н. Лачинов завершил, судя по родословной, составленной его потомком в конце XVIII века, иноком под именем Иоанна, в каком году это случилось — неизвестно.


Неизвестный художник. Посольство в Англию 1662 года. Копия.
Государственный Русский музей, Ж-3988.
Князь Петр Семенович Прозоровский, дворянин Иван Афанасьевич Желябужский, дьяк Иван Давыдов и переводчик Андрей Форот.

В 1649 году на Соликамское воеводство заступил князь Петр Семенович Прозоровский.
В документах того времени фигурирует и его брат, полный тезка. Для отличия от брата соликамский воевода носил прозвище «Большой».
До назначения на Соликамское воеводство П.С. Прозоровский успел не единожды отличиться как в государственной, так и в походной службе. Благодаря родословной Прозоровских XVIII века и статье Русского биографического словаря, основанной на сведениях множества исторических источников, можно составить довольно полный послужной список П.С. Прозоровского.

Служить он начал в 1630-х годах, перемежая дворцовую и походную службу. В 1636 году был вписан в Боярскую книгу стольником (с поместным окладом с 1643 года — 600 четей и денежным — 40 рублей), и в этой должности участвовал в посольских приемах. В 1643, 1655-56 годах стоял близ царя «рындой в белом платье, рындой с топором и в ферезях, при приемах кизилбашских и кумыцкого послов, грузинского царевича, послов римского цесаря, гонцов польского короля и бранденбургского курфюрста, шведского, венгерского, молдавского и имеретинского посланников».
В 1644 году, во время обеда в Грановитой палате датского королевича Вольдемара, был одним из чашников. Часто служил у царского стола:
«В 1646, 1651-56, 1660-61 годах по время царских обедов смотрел то в кривой, то в большой стол, бывал у стола и наряжал вина, … потчевал за царскими обедами грузинского, касимовского и сибирских царе-вичей».

Походную службу П.С. Прозоровский начал с 1641 года в Тульском полку боярина и воеводы князя Я.К. Черкасского. Прослужил недолго и был отозван ко двору. Через несколько лет вернулся в полк и служил еще год. В 1647 году, как сообщает Родословная, был «за Государем Царем и Великим Князем Алексеем Ми-хайловичем в походе».
В 1654-55 годах П.С. Прозоровский был назначен головой дворян в Литовском походе и, затем, воеводой ертаульного полка (разведывательный конный полк).

Между этими боевыми эпизодами биографии П.С. Прозоровского он успел послужить «в Перме Великой в Чердыне и у Соли Камской воеводою», в 1649-50 годах.
Эту запись следует понимать так: воевода был соликам-ский, но одновременно управлял и Чердынью, а равно и всей территорией Перми Великой. (Чердынский уезд управлялся соликамским воеводой с 1636 по 1717 год.)

В 1662 году состоялось значительное событие в биографии П.С. Прозоров-ского – он возглавил посольство царя Алексея Михайловича к английскому ко-ролю Карлу II «с поздравлением короля о принятии им, по долговременном из-гнании, английского королевства в свое правление и с возвещением взаимной дружбы и ссылки».Подробно об этом рассказывает Лодыженский А.А. в статье «Русское посольство в Англию в 1662 г.», опубликованной в «Историче-ском вестнике» (№ 11 1880 г.) Обратимся к этой статье.

«Князь с лишком месяц пролежал больной на посольском дворе, почему аудиенция у короля могла состояться только в конце декабря. Король беспрестанно присылал спрашивать о здоровье князя.

22 декабря послы отправились на аудиенцию, сели в королевские кареты и, сопровождаемые свитою и поминками, поехали по лондонским улицам, среди толпившегося народа и расставленных шпалерами войск.

При входе в королевскую палату послы поклонились обычным «рядовым» поклоном. Король и королева встали при этом. Послы сняли шапки. Подойдя к королю, они подали царские грамоты. Король и послов и всю свиту их «позвал к руке». Когда кончилась эта церемония, князь Прозоровский начал говорить речь по наказу. Речь была очень длинная. Страниц 40 убористой скорописи. Король без шляпы и стоя слушал ее до половины. Потом ему надоело стоять и он сел. Князь Прозоровский сейчас же перестал говорить, и Желябужский заметил королю, что из дружбы к своему любительному брату московскому государю ему следовало бы и всю речь прослушать стоя. Король сейчас же встал и затем уже не садился во все время, когда говорили речи послы. А таких речей было сказано немало — целых восемь, и из них пять очень продолжительных. Послы говорили от царя, от царицы, от царевича, от себя, говорили особые речи королеве. У королевы они тоже целовали руку. Потом поднесли поминки. Некоторые из них король принял сам, а потом велел только проносить их перед собою».

Английский мемуарист Джон Ивлин так описывал это событие: «Наблюдал чрезвычайного государственного посла Московии со множественной свитой, одетой в разные цвета, в высоких сапогах на восточный манер, шапки из меха и платье, богато расшитое золотом и жемчугом. Это было славное зрелище».

Главная причина посольства скрывалась в тайном наказе, данном послам: им поручено было просить короля возвратить долг, взятый им во время изгна-ния у царя Алексея Михайловича («на вспоможение и ссуду» из казны дано бы-ло соболей на 20 000 рублей), и, кроме того, попросить у короля взаймы не-сколько тысяч ефимков. Король велел выплатить свой долг, но в займе отказал, «говоря, что он на королевстве внове, казною не запасся и сам нуждается в деньгах».

К концу пребывания московского посольства в Англии отношения охладели, чему причиной стал отказ от возвращения привилегий английским купцам в торговле с Россией. В связи с этим отпуск князя Прозоровского был не столь радужным и пышным.

«Карета с послами подъехала к заднему крыльцу. На крыльце никто не встретил их. Король принял их в своей спальной палате. Из королевской свиты в ней было всего несколько человек, и те в будничной одежде. Это еще сильнее оттенялось богатым костюмом князя Прозоровского, принарядившегося по посольскому обычаю. В очень краткой речи король сухо благодарил послов и их государя… Те подарки, которыми наградил король князя Прозоровского и его товарищей, были невысокой стоимости, ценность их была ниже тех поминков, которые послы от себя поднесли королю.

5 июля скромно сел он (Прозоровский – Н.С.) на корабль и через несколько недель прибыл к Архангельску».

Несмотря на прохладное расставание, англичане писали о
П.С. Прозоровском, что «король и думные люди хвалят его за учтивость; что он у короля и вельмож в славе и чести высокой; что весь двор говорит про него все доброе».
Интересную деталь в облике П.С. Прозоровского отметила английский историк Лайза Пикард: московский посол постоянно носил на запястье сокола.

Благодаря участию П.С. Прозоровского в посольстве сохранился его портрет — единственное пока известное изображение соликамского воеводы.

По возвращении из Лондона П.С. Прозоровский некоторое время служил при дворе и был судьей Московского судного приказа, в котором разбирались дела столичной элиты. В 1665 году он получил назначение на воеводство в Смоленск, где прослужил три года.

Последнее крупное поручение царя П.С. Прозоровский исполнил во время Большого Московского собора, осудившего патриарха Никона. Князь был назначен приставом к Александрийскому патриарху: «ездил с именинными пиро-гами и с яствами из с. Преображенского; провожал вселенского папу и патриарха Паисия из Новодевичьего монастыря в Москву, а после крестного хода ехал вместе с ним в карете из собора до подворья» и, наконец, в 1669 году «провожал патриарха Кир Паисия Александрийского от Москвы до Калуги».
Скончался П.С. Прозоровский в 1670 году, оставив знатное потомство.

Шестидесятым, по Луканинскому списку, соликамским воеводой был полковник Григорий Иванович Овцын.
Ветеран Петровских баталий, участвовавший почти во всех военных действиях начала XVIII века. Как он сам кратко описывал свою службу, «в 700 г. взят из стольников поручиком в драгунский Преображенский полк и был в первом походе Ругодевском (Ругодив – Нарва) и при баталии; в том же году, по именному указу, взят в Семеновский полк, с которым и был при взятии: в 702 г. Шлиссенбурга (Шлиссельбурга), в 703 г. Канеца (Ниеншанца); с этого времени до 1711 г. находился с полком во всех шведских и польских походах»

В битве при д. Лесной 1708 года поручик Григорий Овцын ранен «в рот пулею» (а именно: «в правую щеку с выбитием на правой стороне челюсти, нижних и верхних зубов с перебитием языка» [10; С.288]). Несмотря на такое серьезное ранение, Г.И. Овцын быстро оправился и остался в строю. 27 июня 1709 года он участвовал в знаменитом Полтавском сражении и, как сказано в документе об его отставке, «в той баталии был зело обожжен порохом» И опять поручик остался в строю.

Наконец, в Прутском походе 1711 года, как сообщает Послужной список Се-меновского полка, «поручик Григорий Овцын ранен в плечо саблею» и в октябре того же года «из-под Выборга при полку своем приехал к Москве и на Москве на генеральном дворе, по смотру царскаго величества, за раною от того полка отставлен и велено ему, по именному указу, быть в московском гарнизоне».

Об этом сообщено в Правительствующий Сенат, который приговорил: «ево, Григорья Авцына за ево многую службу и за раны написать в маеры и отослать московского гарнизона в полк, в которой пристойно, с указом». Далее приписка: «По этому приговору Авцын послан в полк Федора Вельяминова-Зернова» ](замечательно, что фамилия в данном случае пишется с буквы «А», такое написание могло произойти только при записи на слух, следовательно, уда-рение при произнесении фамилии Овцын ставилось на последний слог. В именном указателе к тому Докладов и приговоров Правительствующего Сената значится: «Овцын (Авцын) Григорий, стольник, поручик, маиор, подполковник»

В декабре 1711 года Сенат рассматривал прошение майора Г.И. Овцына о производстве его в подполковники, поскольку «другие офицеры лейб-гвардии, при переводе в гарнизоны и другие полки, определены из капитанов в полковники, а потому просит уравнять его чином с означенными офицерами» Прошение было удовлетворено, и бывший поручик Семеновского гвардейского полка получил армейский чин подполковника с соответствующим денежным окладом.

Сколько служил Овцын в московском полку Вельяминова-Зернова, неизвестно. В 1720 году он пребывал на отдыхе в своей вотчине — селе Семеновском Костромской губернии, откуда просил Патриарший приказ разрешить ему по-строить там новую деревянную церковь. Через год церковь во имя Смоленской Божьей матери была построена.

В 1728 году Г.И. Овцын был назначен соликамским воеводой и служил в этой должности 5 лет.
При нем произошло немало значительных событий: Соликамскую провинцию из Сибирской губернии перевели в состав Казанской, основан Троицкий медеплавильный завод, заложен ботанический сад в селе Красном близ Соликамска, построен каменный надвратный храм в Вознесенском монастыре.

В июле 1728 года через Соликамск проследовал в Березовскую ссылку неко-гда всесильный А.Д. Меншиков. Существует предание, что бывший светлейший князь останавливался на отдых в Доме воеводы.
До настоящего времени это казалось маловероятным, поскольку Меншиков пребывал в опале, а воевода представлял центральную власть и ему «негоже было привечать государственных преступников». Однако, в свете вышеизложенного, вполне допустимо, что Г.И. Овцын сочувствовал бывшему соратнику по петровским баталиям и проявил к нему человеческое участие. А значит, мог допустить его отдых либо в своей усадьбе, либо в приказной избе (Доме воеводы).

Другое местное предание о воеводе Г.И. Овцыне повествует о его борьбе с разбойниками, шайка которых беспокоила Соликамские окрестности. Документальных свидетельств о походе против разбойников не сохранилось. Известие — только на уровне легенды. Вероятно, заслуженный и «многажды раненый» ветеран решил тряхнуть стариной; но силы были уже не те, и поход оказался неудачен: шайку не только не разбили, но сами попали в плен.

Примечательно, что в сказании об этом событии приводятся слова атамана, характеризующие воеводу Овцына: «Хотя и держал ты иногда нашу братию в колодах, однако ж пытал не люто и кормами не обижал, посему смерти тебя не предам, а всех отпущу с миром». Можно только догадываться о степени негодования бывшего лейб-гвардейца. Неизвестно, какие действия он предпринял в дальнейшем, но предание заключает, что шайка разбойников с тех пор исчезла из Соликамской округи.

Г.И. Овцын покинул Соликамск в 1732 году. Он вышел в отставку и отправился на покой, поскольку давало себя знать полтавское ранение — из-за полтавского порохового ожога Г.И. Овцын постепенно терял зрение и, как сообщает семейное предание, к концу жизни ослеп. Скончался Г.И. Овцын в 1740 году в своем Костромском имении Семеновском, где и похоронен. Потомков по себе не оставил.

Григорий Иванович Овцын, Иов Нестерович Лачинов, Петр Семенович Прозоровский. Они были по-настоящему историческими личностями, принимавшими участие в становлении и развитии Российского государства. Назначение таких людей на Соликамское воеводство подчеркивает его значимость в российской административной системе. В списке соликамских воевод семьдесят человек. В связи с этим заявленная тема представляется перспективной и многообещающей.



Автор: Савенкова Нэлли Михайловна, зав. отделом истории.

Удимов Дмитрий Иванович.Жизнь наперекор судьбе.Часть 2.

Пеняхинская чаша.

О жизни Дмитрия Ивановича Удимова я рассказала в прошлой части статьи.
Биография Д.И. Удимова частично изложена в «Соликамской энциклопедии» Г.А. Бординских [6, с. 231], в разное время выходили статьи о нем в местной прессе. Сведения в них оказались неполными и значительно искаженными, поскольку основывались только на документах периода советской власти. В настоящее время, с открытием новых источников, представилась возможность дополнить его биографию.


С Отто Николаевичем Бадером и пермскими студентами-археологами Удимов познакомился в апреле 1947 года, будучи участником I Уральского археологического совещания, на которое Бадер приглашал не только археологов, но также краеведов и директоров районных музеев, чтобы расширить взаимодействие и привлечь дополнительные силы к изучению археологических памятников в зоне затопления строящейся КамГЭС. В сохранившихся протоколах совещания имеется запись о том, что 23 апреля 1947 года Дмитрий Иванович сделал сообщение о работе Соликамского музея, а также приводится вопрос О.Н. Бадера о территории затопления КамГЭСом и его высказывание о том, что «из сообщения видно, что местные работники нуждаются в помощи».

Летом 1947 года Д. И. Удимов показывал Соликамский музей Инне Андреевне Талицкой, археологу из Москвы, которая направлялась в Чердынь для проведения археологической разведки по заданию КАЭ. Кроме этого, Дмитрий Иванович лично помогал Талицкой деньгами при проведении этой экспедиции. Финансирование археологических работ в послевоенные годы было напряженным, и в письмах О. Н. Бадеру Инна Андреевна просит, чтобы ее экспедиционные долги директорам районных музеев Удимову и Лунегову (Чердынь) были как можно быстрее возмещены.

В фондах Соликамского краеведческого музея сохранилось письмо
И. А. Талицкой Д. И. Удимову от 13 октября 1947 года, в котором она очень тепло отзывается о кратком пребывании в Соликамске и о знакомстве с ним: «…До сих пор сожалею, что мне пришлось так мало побыть у Вас. И город и музей очень заинтересовали меня. Да и с Вами хотелось бы побеседовать побольше. Постараемся восполнить этот пробел перепиской…»

В фондах Музея истории Пермского университета хранятся лишь два письма О.Н. Бадеру от Дмитрия Ивановича Удимова.

Одно из них связано с находкой серебряной чаши в окрестностях деревни Пеняхино в 1949 году. Об этой находке пишут Бадеру и студенты, «два Володи» – Оборин и Денисов, которые осуществляли археологическую разведку по Верхнекамью.
В письме от 17 июля 1949 года они отчитываются Бадеру о результатах разведочных осмотров вокруг Соликамска: «В Соликамске осмотрели музей. По археологии у них нет ничего своего. Вещи Х-ХIV в. из Кудымкара и Гайн и неизвестно где найденные кости мамонта и арабский диргем. Директор музея Удимов Дмитрий Иванович при нас уехал в район Боровска на место находки какой-то чаши. Нам он об этом не сказал. Узнали на другой день от сотрудников музея. Ждали его два дня. (За это время обследовали Городищенское городище и внимательно осмотрели музей и город, полный замечат. памятников архитектуры XVII в.)
Сегодня выезжаем дальше. Дольше ждать Удимова не можем – маршрут затянется. Напишите ему, Отто Николаевич, о находке чаши, может быть что-нибудь интересное. Говорят, что он уехал километров за 60, а в какую деревню, не знают даже сотрудники».

Наверняка О. Н. Бадер написал Удимову, а также отправил на место находки еще одного своего ученика – Владимира Генинга, который вел разведки в Красновишерском районе.

Фотографии Пеняхинской чаши из отчета О.Н. Бадера о работах в Молотовской области за 1949 год (Архив Института археологии РАН. Ф-1. Р-1. №384).


В отчете Бадера о работах в Молотовской области за 1949 год есть такие строки: «Вишерским же отрядом доставлены в Археологический музей университета две весьма интересных находки, выпаханных крестьянами: медное арабское блюдо со сложным орнаментом и надписью в центре – из д. Татарское (левый берег Камы и Вишеры, недалеко от слияния) и серебряную чашу из д.
Пеняхино в том же районе (Соликамский район Молотовской области).
Последняя находка принадлежит к числу уникальных. Неожиданно переданная мною еще в разгар экспедиционных работ в Гос.
Эрмитаж через специально командированного для этого в Молотов т. Морозова, выехавшего по письму директора Соликамского музея Д.И. Удимова, она не была мною описана (благодаря чему и не может быть здесь подробно охарактеризована).»

Однако описание Пеняхинской чаши присутствует в тексте отчета и нам представляется, что Отто Николаевич использовал описание находки, сделанное Дмитрием Ивановичем в письме Бадеру от 19 августа:
«…Я прибыл в Пеняхину и купил эту чашу по поручению Соликамского Горисполкома, в свою очередь имевшего указание из Молотова.
По особому акту я доверил т. Генингу доставить чашу в Молотовский госуниверситет, имея в виду лично Вас.

Затем о чаше. Что Вы думаете об этой вещи? Я думаю, что на донышке чаши внутри изображен святой Феодор известный в агиологии под именем Стратилата. Это греческий воин, христианин периода гонений II-IV в.в. Его нужно искать в Четьи-Минее Дим.Ростовского за февраль.
По житию будет видно, когда он пострадал и когда состоялось его правление. Надпись на вазе и вокруг этого изображения не греческая, а на одном из славянских языков, м.б. Болгарском, Моравском, Словенском и т.д. Я считаю эти начертания букв близким к временам просветителей славян Кирилла и Мефодия. Может быть в связи с другими условиями находки эта дата является грубой хронологической ошибкой. Но о вазе надо судить по ней самой. Смесь изображений агиологического внутри и чудовищных звериных снаружи, говорит за древность чаши и назначении ее для христианских ритуальных целей (м.б. водоосвящение?)

Сложная орнаментировка разнообразными чудовищными животными, пожирающими людей, а также и более натуральными изображениями рыб, мне кажется не простой. Это м.б. сложная символика. Будьте любезны сообщить мне, что Вы думаете обо всем этом.

Я покорнейше прошу не задерживать чашу надолго, никуда ее не посылать.
Я буду ждать чашу числа 15 сент. Вы можете прислать ее через верного человека по вашему выбору, или по назначению Областного культпросветотдела, в Соликамский музей, где она уже заинвентаризирована. Она подымет у нас интерес к изыскательской работе. Вот почему ее и Ваше авторитетное сообщение я буду ждать. Искренне уважающий Вас Дим. Удимов».

Очевидно, параллельно с отправкой Пеняхинской чаши в Молотов,
Д. И. Удимов написал запрос в Эрмитаж, с сотрудниками которого он был знаком. И, как следует из отчета Бадера, в Молотов за чашей был командирован сотрудник Эрмитажа.

Сейчас нам известна лишь фотография Пеняхинской чаши по отчету О.Н.Бадера, а в Соликамском музее хранится благодарственное письмо Д.И.Удимову из Эрмитажа.

Другое письмо Дмитрия Ивановича Отто Николаевичу датировано январем 1951 года. Оно имеет уже совсем другой характер: «Глубокоуважаемый Отто Николаевич! У нас в музее разразился тяжелый кризис. Я вышел совсем из строя. После двух тяжелых болезней я перенес крупозное воспаление мозга и кровоизлияние же в мозг, сопровождавшееся параличом. Вопреки приговора врачей я выздоровел, да не совсем. Сердце в очень плохом состоянии, в таком же состоянии моя голова. Она болит и плохо работает. Я подал заявление об уходе с работы. Теперь ищут мне преемника и не находят. Заведующий отделом культуры в Соликамске просит Вас, не укажете ли Вы преемника из состава Ваших учеников-археологов…».

Однако устроить кого-то из выпускников-историков 1951 года в Соликамский музей не получилось, но взаимодействие археологов с музеем не прекращалось. После окончания университета, там чуть более года проработал Владимир Петрович Денисов.

К этому времени, к сожалению, Дмитрий Иванович Удимов уже умер. Ставшая после него директором музея Таисия Васильевна Кучина в письме Бадеру от 7 февраля 1952 года писала: «…вчера похоронили Д.И. Удимова из музея с музыкой и торжеством. Дмитрий Иван. отжил свой век…».

В память об ученом, краеведе, музейщике – именем Дмитрия Ивановича Удимова в Соликамске названа улица.

А горячо любимый Дмитрием Ивановичем Соликамский музей в этом году отметил своё 95-летие.


Автор:
Е.В. Чуйкина, сотрудник КАЭ ПГНИУ, член Комиссии по палеонтологии и археологии Пермского отделения РГО

fomolga написал:

[q]

Доброго дня. помогите расшифровать, что за поселок в п 12 Последнее место жительства. Можно полностью адрес если кто поймер

судя по всему пос Калиец, больше ни на что не похоже

[/q]

Здесь всё достаточно чётко написано:

Молотовская обл.
г.Соликамск, п.Калиец
ул.Спортивная, д.4 кв.4

Крестьяне в фотосалоне.


Дети коми-пермяков. 1887 г.



В архиве Соликамского краеведческого музея хранятся необычные фотографии коми-пермяков XIX века.



Свадьба коми-пермяков. 1887 г.


Необычность их в том, что крестьяне в своей одежде и в лаптях сняты в фотосалоне. Здесь есть и семейные пары, и крестьянские дети, и даже участники пермяцкой свадьбы.
Возникает вопрос: кому и зачем понадобились эти фотографии? Ведь не самим же крестьянам, которым и за съемку нечем было заплатить.

Ответ можно найти в «Журналах Соликамского уездного земского собрания».
Оказывается, в 1887 году наше земство участвовало в Сибирско-Уральской научно-промышленной выставке, проводившейся в Екатеринбурге. Для этого были составлены коллекции по отделам: этнографическому, сельскохозяйственному, кустарному и рыболовно-охотничьему. Коллекцию этнографического отдела представляли предметы быта и хозяйства коми-пермяков, сопровождавшиеся фотографиями.

Фотограф С.В. Рылов получил заказ на съемку двадцати видов – частью в фотосалоне Соликамска, остальные в Кудымкарской волости. Мастер должен был изготовить фотографии в трех экземплярах за плату в 200 рублей. При необходимости новых снимков Рылов обязался изготовить таковые по требованию земской управы, которая единственная могла их продавать.

Неизвестно, сколько всего фотографий было напечатано, и появлялись ли новые заказы.
Достоверно можно утверждать только о судьбе трех экземпляров фотонаборов, изначально заказанных земством.
Два из них были отправлены на выставку в Екатеринбург с условием «один экземпляр поместить в альбом, другой развесить по стенам в рамках».
Впоследствии один фотонабор Соликамская управа оставила в распоряжении выставки, второй преподнесла в дар Пермскому губернатору, третий хранила у себя. Он и попал в архив музея в 1930-х годах.

За экспонирование на выставке Соликамское земство было удостоено большой серебряной медали. Судьба этой медали неизвестна.






Автор: Савенкова Нэлли Михайловна, зав. отделом истории.

Tina1960 написал:

[q]

На 1 января 1916 года в училище обучался 131 мальчик.

[/q]

Добрый вечер! Известно ли, откуда эти данные? Ищу архивы за 1915-1920 годы по этому училищу. В 1915 туда был командирован из Кунгурского училища мой прадедушка, учитель Недоспасов Владимир Александрович, поэтому любые школьные материалы за эти годы интересны (про командировку в Соликамск узнала из протоколов педсоветов Кунгурского высш. нач. училища)