Гришмановские GRIŠMANÁUSKIS - тема для генеалогического и биографического поиска

Правовое положение евреев в Речи Посполитой в XVI–XVIII веках

Анна Михаловска-Мычельска

Важнейшим фактором, который определял функционирование евреев в старопольском сообществе, была их специфическая правовая ситуация, заключавшаяся в том, что евреи являлись отдельным сословием. Это делало возможным развитие структур самоуправления на всех уровнях (местном, земском и центральном) и способствовало развитию еврейской культуры и образования. Именно поэтому старопольский период иногда называют золотым веком в истории польских евреев.

В XVI–XVIII вв. в Речи Посполитой существовала наиболее многочисленная в Европе еврейская община. До середины XVII в. рост числа евреев был, прежде всего, результатом миграции из других стран, а в более поздний период он был вызван большим естественным приростом. В новое время можно было наблюдать постоянный рост еврейских сообществ и общин, а также увеличение процента еврейского населения в городах. При этом заметна тенденция перемещения еврейского населения с более развитых в экономическом и хозяйственном смысле земель в менее развитые, но при этом менее заселенные [Goldberg 1993, 339].

Первая перепись евреев в Речи Посполитой, проведенная в 1764–1765 гг., зарегистрировала 587 658 чел. (430 009 в землях Короны Польской и 157 649 в Великом Княжестве Литовском). После добавления к этим цифрам предположительное число неучтенных переписью грудных детей и укрывавшихся от нее людей, мы получаем около 750 тыс. чел. [Mahler 1967, 154][1], что составляет примерно 7% от общего населения. Этот показатель к 1794 г. возрастает до 9% [Bogucka 1998, 56] и сравним с процентной составляющей шляхты в населении. Таким образом, евреи являются самым крупным этно-религиозным меньшинством, чрезвычайно важным в экономической структуре и хорошо заметным в социальном пейзаже Речи Посполитой.

Правовое положение еврейского населения в Речи Посполитой определялось многими факторами: общими и провинциальными привилегиями, дарованными общине или ее отдельным представителям; распоряжениями воевод или частных владельцев земель, постановлениями сеймов и сеймиков, законами городских и церковных властей. Это приводило к значительным территориальным различиям, поскольку условия поселения и хозяйственной деятельности евреев в разных местах могли сильно отличаться друг от друга. Однако следует помнить, что кроме правовых предписаний на реальное положение еврейского населения влияли и другие факторы – прежде всего, экономические. Участие евреев в местной экономической жизни, особенно, в торговле, роль в управлении землями, задолженности перед шляхтой или церковными институтами могли в значительной степени модифицировать применение существующих законов или же обуславливать появление новых правил.

Королевское и землевладельческое законодательство
Первой общей привилегией, предоставленной евреям на польских землях, был документ, называемый Калишским статутом, который был подписан калишским князем Болеславом Благочестивым в 1264 г.[2]. Он затрагивал вопросы экономической деятельности (главным образом, кредитования), которой занимались евреи, судопроизводства относительно еврейского населения и взаимоотношений между христианами и иудеями. Эта привилегия многократно подтверждалась властителями отдельных княжеств, а после объеденения страны – польскими королями (в том числе, Казимиром Великим в 1334, 1364 и 1367 гг.[3]) и стала основой появившихся позже во всей Речи Посполитой привилегий для еврейского населения.

Монархи издавали также ряд правил, касавшихся участия евреев в жизни страны, прежде всего, вопроса ведения ими предпринимательской деятельности и решения судебных вопросов[4].

Кроме общих привилегий монархи могли даровать также привилегии для провинций. В 1531 г. Сигизмунд Август гарантировал великопольским евреям защиту от обвинений в ритуальных убийствах детей и богохульстве, а в документе 1551 г. великопольские евреи получили право выбирать старшего в местном земстве [Goldberg 1985a, 7].

Отдельные еврейские общины также стремились получить привилегии[5].

Следует отметить тот факт, что общинные привилегии значили больше, чем общие или индивидуальные, особенно, на фоне все более слабеющих центральных властей в Речи Посполитой [Goldberg 1985a, 12]. Необходимость обладания собственными правовыми нормами была настолько очевидна, что общины старались добиться для себя, по крайней мере, повторения общих привилегий (как это было в случае общин в Кракове и Луцке) [Goldberg 1985a, 14].

В общинных привилегиях мы иногда находим много достаточно детально описанных вопросов. Они касаются покупки земель, строительства и аренды домов, строительства синагоги, миквы, дома кагала и других зданий общины, основания кладбища, экономической деятельности – торговли, ремесла, или пропинации, выплат владельцу земель, судебных процессов над еврейским населением, взаимоотношений евреев с другими группами населения. Важную роль играли также записи, касающиеся функционирования еврейского самоуправления.

Привилегии евреи получали и в индивидуальном порядке. Такие случаи касались, главным образом, зажиточных евреев, имевших заслуги перед королевским двором или отдельными магнатами. В XVII в. наиболее крупные еврейские купцы, прежде всего поставщики и торговые посредники, получали статус королевских сервиторов (слуг)[6]. Это означало принадлежность к королевским служащим, которые подлежали только королевскому суду, таким образом, они были выведены из-под юрисдикции других судов, а также освобождены от некоторых налогов и податей. Эта привилегия давала также возможность владения мастерскими и мануфактурами, не подвергаясь ограниченям, диктуемым ремесленными цехами. Одним из видов индивидуальных привилегий было разрешение на печать и продажу книг на иврите [Goldberg 1985a, 9]. Предоставление специальных прав одному еврею иногда могло приводить к расширению их действия на всю общину, как это имело место, например, в слуцкой общине в начале XVII в. Индивидуальные привилегии могли также быть включены в общинные, как в случае с документом, выданным люблинскому еврею Еленю Докторовичу (Jeleń Doktorowicz) в 1638 г. [Goldberg 1985a, 10].

Постепенное ослабление центральной власти и становление шляхетской демократии влияли на правовую ситуацию еврейского населения.

Важнейшей датой является 1539 г., когда шляхта, собравшаяся на сейме в Кракове, получила право юрисдикции над поддаными на своих землях, в том числе, над евреями [Grodziski 2000, 199]. С этого момента в Речи Посполитой существует основной дуализм: евреи на королевских землях находились под властью короля и его чиновников – воевод и старост, а евреи на частных землях, принадлежащих шляхте или церкви, зависели от владельцев этих земель. На практике это означало огромное различие отношений и действий владельцев земель к проживающему на них еврейскому населению.

В основном, кагалы в частных городах гораздо сильнее, чем в королевских, зависели от власти землевладельца, более того они даже были звеном местного административного аппарата [Goldberg 1988, 155].

Для нееврейских властей кагалы были представителями еврейского населения, обеспечивающими контроль и сбор налогов. Именно поэтому еврейские власти поддерживались и государственными, и частновладельческими властями.

Контроль нееврейских властей за еврейской общиной включал в себя несколько элементов: утверждение выбранных чиновников, а иногда и руководителей общины[7], утверждение или выдача распоряжений общине, контроль счетов и финансов. Иногда случалось так, чаще всего в результате споров и конфликтов внутри общины, что нееврейские власти вынуждены были вмешаться и издать постановление, регулирующее работу институтов общины. В случае королевских городов этим занимались воеводы[8], а в частных городах – их владельцы[9]. Чаще всего эти распоряжения касались способа проведения выборов и обязанностей чиновников, но иногда ограничивали представителей властей в свободном распоряжении собранными налогами или во введении новых податей.

Зависимость еврейских общин от нееврейских властей касалась и судебной системы. В крупных королевских городах приговор оглашался воеводским судом, если еврей был обвиняемым, а христианин истцом[10], а также в случаях уголовных процессов между евреями. Заместителем воеводы в судебных и административных делах был подвоевода, которого иногда называли еврейским судьей[11]. Чаще всего именно ему воевода передавал ведение еврейских дел. Евреям, конечно, было небезразлично, кого воевода назначит для решения еврейских вопросов. Поэтому кагалы предпринимали различные действия, целью которых было назначение на эту должность расположенного к ним кандидата[12]. Они старались также добиться того, чтобы в составе такого суда был представитель руководства общины[13].

Вследствие понимания судебной системы как части религиозных функций, обращения евреев в нееврейские суды воспринимались еврейским обществом как преступление[14]. Совершившие такой поступок считались отступниками и доносчиками, действующими во вред всему народу[15]. Это касалось не только обращения в нееврейские суды, минуя еврейские, но и подачи апелляции на приговоры еврейских судов. Кагал и раввины запрещали подачу апелляций, хотя государственный закон предусматривал возможность обращения к воеводе как к высшей судебной инстанции.

Эти запреты были связаны с желанием защитить авторитет еврейских судей и самого раввина, но прежде всего – с опасениями, что внешние власти вмешаются в дела общины. Неодобрительное отношение вызывали также случаи, когда евреи присягали в нееврейских судах. Право подачи апелляции на решения еврейских судов в нееврейские встречало противодействие со стороны раввинов[16].

На практике, однако, с XVIII в. евреи все чаще обращаются в воеводские и местные суды. Речь идет и о первичных обращениях с жалобами, и об апелляциях на приговоры еврейских судов. Иски, с которыми евреи выступали против своих властей, часто касались финансовых вопросов (выплаты долгов и процентов, векселей, залога и т.п.), случались также обвинения властей в превышении служебных полномочий[17]. Это говорит о значительном снижении авторитета руководства общины и отсутствии доверия к еврейским судам – как к общинным, так и судебным трибуналам еврейских сеймов.

Все еврейское население – как на королевских землях, так и в частных владениях – обязано было платить налоги государственной казне. Основным государственным налогом, который платили евреи, был подушный (pogłówne), введенный в 1549 г. и – как подсказывает его название – рассчитываемый по числу «душ» (голов). Изначально евреи платили подушный налог в размере одного злотого с каждого человека старше года. В 1550 г. была проведена перепись населения, а затем подати собиралась по данным старых переписей или же старых документов, несмотря на то, что приказ короля говорил о сборе еврейского подушного налога с использованием новых реестров

Трудности со сбором податей с евреев привели к тому, что в 1581 г. было приказано собирать налог в форме паушальной (то есть общей для всех евреев королевства единой) оплаты[18]. В XVI в. существовала общая тенденция сбора средств при помощи паушальных платежей, что было следствием неразвитой налоговой системы. Власти Речи Посполитой были уверены, что еврейское самоуправление обладает куда более эффективным механизмом сбора налогов, чем государственный аппарат. Способ сбора подушного налога с евреев был изменен в 1764 г. (с этого момента налог действительно должен был быть уплачен «поголовно» каждым плательшиком) в рамках налогово-управленческих реформ конвокационного сейма. Другими государственными податями были подымный налог и выплаты на расходы армии. Помимо государственных налогов, евреи платили подати владельцам земель, на которых проживали.

Введение паушального налога для сбора поголовных податей с евреев стало одной из причин появления центрального института еврейского самоуправления – ваада, еврейского сейма, или Сейма четырех земель (Ваад арба арацот). Из него в 1623 г. выделился сейм литовских евреев. Ваады должны были представлять основные интересы еврейского населения, оформлять правовые документы для общин, регулировать экономическую жизнь евреев и контролировать соблюдение еврейского закона. Чиновники еврейских сеймов постоянно находились в непосредственной связи с властями Речи Посполитой, прежде всего, с казначеями и их служащими, присутствовали они и на королевском дворе, и на заседаниях шляхетских сеймов[19].

Создание Сейма четырех земель стало возможным благодаря условиям, царящим в то время в Речи Посполитой, и направлениям развития еврейской общины. Институты еврейского самоуправления прекрасно вписались в политическую систему польского государства, в котором на разных уровнях работали различные съезды со своими полномочиями. Съезды на уровне провинции сильно напоминали шляхетские сеймики, а организация ваада была похожа на организацию шляхетского сейма.

Резолюции шляхетских сеймов и сеймиков
Правовую ситуацию евреев в Речи Посполитой определяли также резолюции, принимаемые шляхтой на цетральном (сеймы) и на локальных (сеймики) уровнях. Следует подчеркнуть значение последних, которые в провинции являлись настоящей властью. Именно от них зависело, реализуются ли сеймовые резолюции. То, насколько важны были для евреев резолюции сеймов и сеймиков, доказывают усилия общин и еврейских сеймов, прилагаемые для принятия выгодных постановлений и отмены невыгодных. Это требовало постоянного наблюдения за заседаниями шляхты и крупных финансовых вложений[20].

Среди обсуждений, касающихся евреев, внимание шляхты более всего занимали финансовые вопросы: прежде всего, определение и взимание подушного еврейского налога[21]. Несмотря на повышение паушальной суммы этого налога, ее определение часто вызывало критику со стороны заседающей в сеймиках шляхты. Уже с первой половины XVII в. появлялись требования, что еврейский налог должен действительно платиться подушно, то есть за каждого налогоплательщика. Это было связано с убеждением, что взимаемая паушальная сумма не отражает настоящего количества еврейского населения. Кроме того, считалось, что евреи в общинах собирают куда бóльшие налоги на собственные нужды.

В резолюциях сеймиков, касающихся подушного еврейского налога, появлялись также требования, чтобы этот налог платился так называемыми «хорошими монетами» – чаще всего серебром, реже – золотом. Иногда этому сопутствовали упоминания о вывозе «хороших монет» евреями за границу. Кроме размера подушного еврейского налога, шляхту интересовало его назначение. Сложилась традиционная практика, когда еврейский налог отдавался на так называемые «татарские подарки» для крымского ханства, хотя постановления сейма этого не предусматривали. Такая практика была следствием требований сеймиков, особенно во второй половине XVII в., когда угроза со стороны татар была особенно велика. Предлагалось также использовать эти деньги на разные текущие нужды, например, на оплату армии, или на укрепление крепостей на рубежах Речи Посполитой.

Кроме еврейского подушного налога, в постановлениях сеймов и сеймиков появлялись другие подати, которыми облагались евреи: чрезвычайные военные налоги (часто они назывались дополнительным подушным налогом), шос (szos от нем. Schoss – налог на недвижимость, уплачиваемый мещанством. – Прим. ред.), подымный, шеллинговый (szelężne – 10 % налог на продажу напитков – Прим. ред.), чоповый (на производство и импорт напитков) налог, акцизные сборы и ввозные пошлины. Уложения и постановления сеймов и сеймиков в этом вопросе не были последовательны: иногда евреи освобождались ото всех налогов, кроме подушного еврейского налога, а иногда подчеркивалось, что еврейское население должно платить все подати наравне с другими жителями страны. Иногда евреям вменялось в обязанность предоставить определенное число солдат для участия в военном походе или снабдить войско определенным количеством пороха и свинца, но эта обязанность могла быть заменена на денежную выплату.

Другая часть постановлений касалась предпринимательской деятельности евреев. Им было запрещено брать в аренду государственные налоги, таможенные пошлины, соляные копи, а также земельные владения[22]. Иногда это сопровождалось религиозными аргументами: поскольку эти функции были связаны с принесением присяги, это означало бы оскорбление бога и христианской религии. Предлагался также ряд ограничений в отношении евреев в области торговли (в том числе, запрет торговли шкурами, жиром, свинцом и порохом), ремесла, а особенно – пропинации. Это объяснялось тем, что евреи отбирают заработок у бедных христиан.

Третья группа постановлений касалась религиозных вопросов и контактов еврейского населения с христианским. Относительно редко в постановлениях сеймов и сеймиков появлялось требование наказать евреев в связи с якобы преступлениями религиозного характера: осквернением гостии, ритуальным убийством или богохульством. Иногда запрещалось функционирование синагог вблизи костелов или строительство новых синагог и ремонт старых. Евреям также запрещалось нанимать слуг-христиан – как мужчин, так и женщин[23]. Можно предположить, что резолюции такого типа шляхта на сеймах и сеймиках принимала под влиянием церковных постановлений, прежде всего – синодов епископата[24].

Иногда сеймики требовали полного изгнания еврейских жителей из данной области или воеводства[25]. Чаще всего такие требования встречаются в резолюциях и депутатских наказах на территории Мазовии. Местная шляхта в таких случаях ссылалась на давние привилегии времен пястовских князей, когда евреям было запрещено проживать на землях Мазовецкого княжества. С другой стороны, встречаются документы, защищающие еврейское население от разного рода беспорядков и нападений – в основном, со стороны мещанства и студенчества.

Очень редко в резолюциях сеймов и сеймиков встречаются статьи, касающиеся отдельных евреев. Исключением здесь является дело Якуба Бецаля, управляющего королевскими и коронными таможнями, доверенного фактора короля Яна III Собеского, которого обвинили в богохульстве и судили во время гродненского сейма в 1692–1693 гг.[26]. Это дело всколыхнуло шляхетское общественное мнение и вызвало рост постановлений сеймиков, неблагоприятных для еврейского населения и часто напоминавших давние запреты и ограничения.

Следует подчеркнуть, что постановления сеймов и сеймиков носят как нормативный, так и постулативный характер и как таковые отражают реальное положение евреев в Речи Посполитой, но прежде всего – взгляды шляхты на еврейский вопрос. Постановления содержат разнообразнейшие решения, проекты и мнения, в которых смешиваются существующие правовые подходы, рациональные мотивы, религиозные аргументы и стереотипные представления о евреях. Отчетливо заметно, что мнение шляхты о евреях было крайне неоднородно, и решающим здесь представляется экономический фактор. Магнатская группа, во владениях которой евреи играли важную роль, старалась их защитить, а обедневшая шляхта, для которой еврейские арендаторы или управляющие были конкурентами, была заинтересована в ограничении их прав или в обложении их дополнительными податями. Заметны и существенные различия отношения к еврейскому населению в разных регионах Речи Посполитой, а также изменения этого отношения во времени. Вероятно, единственным общим и неизменным элементом в шляхетском отношении к еврейскому вопросу было восприятие евреев как отдельной группы с особым правовым статусом.

Распоряжения городских властей
Большинство еврейских поселений носило городской характер. В Новое время еврейские общины существовали во всех крупных королевских городах. Часто евреи селились также в частных городах, владельцы которых воспринимали их как группу, положительно влияющую на экономическое развитие. Во второй половине XVII в. и в XVIII в. произошли изменения в структуре расселения евреев. В результате разрушений в период восстания Богдана Хмельницкого и других военных действий в середине XVII в. и во время Северной войны, экономического регресса в стране и антиеврейских выступлений мещанства, евреи были вынуждены переселяться из крупных городов в малые, а из королевских городов – в шляхетские. Часто в этих местах, по большей части аграрных, евреи были единственной группой населения, занимавшейся деятельностью городского характера [Goldberg 1993, 343].

Города были местонахождением руководства общины и центрами еврейской религиозно-общественной жизни, сконцентрированной вокруг синагоги и других общественных мест (бейт-мидраш, школа, иешива, больница и приют, кладбище, миква и др.).

Права, которыми евреи наделялись в рамках общинных привилегий, иногда встречали сопротивление со стороны мещанства. Это происходило особенно тогда, когда права еврейских купцов или ремесленников вступали в противоречие с правами, которыми пользовались христиане. Как пишет Якуб Гольдберг, канцлеры, согласно сеймовой конституции 1504 г., при наделении общины привилегиями были обязаны проверять, не противоречат ли они ранее составленным документам. Однако на практике этим предписанием часто пренебрегали [Goldberg 1985a, 18].

Городские власти выдвигали различные требования ограничений в отношении евреев[27]. Первая группа требований касалась проживания в черте города. Самым суровым запретом был закон de non tolerandis Judaeis [Goldberg 1974, 39–52], означавший вытеснение еврейского населения за пределы городских стен и разрешение еврейской торговли только во время торгов или ярмарки (в Варшаве евреи могли находиться также во время заседаний сеймов)[28]. На практике действие этого закона в городе не означало, что в нем не было евреев. Еврейское присутствие могло стать результатом несоблюдения законов или же проживания евреев на предместьях или в юридиках. Примером может послужить Варшава, где закон de non tolerandis Judaeis действовал с 1527 г., но в которой со второй половины XVIII в. находилось самое большое количество евреев в стране –почти пять тысяч человек, или 8% от общего числа городского населения [Szymkiewicz 1959, 152][29]. Как отмечал Якуб Гольдберг, обычно спустя несколько десятков лет закон de non tolerandis Judaeis переставал соблюдаться, и во второй половине XVII – XVIII вв. евреи живут в большинстве городов, в которых теоретически существуют подобные ограничения. В городе Ярослав, где закон de non tolerandis Judaeis появился в XVI в., позже собирался еврейский Сейм четырех земель [Goldberg 2001, 150].

Городские власти старались ограничивать число еврейских жителей. Они определяли максимальное количество домов, которыми евреи могли владеть[30], предписывали им жить на одной улице или в отдельном еврейском районе, а также запрещали кагалам принимать новых еврейских поселенцев.

Проживание еврейского населения в одном районе было результатом не столько ограничений, вводимых городскими властями, сколько стремлений самих евреев. Это не означает, однако, что в городах Речи Посполитой существовали четко обозначенные районы проживания исключительно еврейского населения, которые можно было бы назвать гетто. Многие переписи показывают, что в городах не было определенных границ еврейских районов, еврейские дома были перемешаны с христианскими, а евреи жили также в домах, принадлежащих христианскому населению[31].

В крупных городах характерной чертой еврейских районов в Новое время была теснота: плотная застройка и перенаселенность создавали более тяжелые условия проживания, чем в других частях города[32]. Плотная, чаще всего деревянная, застройка в еврейских районах становилась причиной пожаров, которые охватывали весь город. Это, в свою очередь, провоцировало долгие и дорогостоящие судебные тяжбы, во время которых городские власти добивались изгнания всего еврейского населения из города.

Так же, как городские власти, главы еврейских общин, пытались повлиять на ограничение проживания христиан на территории еврейских районов. В 1646 г. Владислав IV издал привилегию, запрещавшую христианам селиться в еврейском районе Вильно. Христиане не имели права покупать недвижимость в части города, где жили евреи, а в случае, если они получали недвижимость в качестве оплаты, еврейская община обязана была выкупить этот объект. Этот закон сначала действовал в Вильно, а затем распространился на все Великое Княжество Литовское[33]. Эту привилегию Майер Балабан не слишком удачно назвал de non tolerandis Christianis [Bałaban 1931, 194].

Вторая группа ограничений со стороны города в отношении евреев касалась торговли. Городские власти требовали запретить евреям розничную торговлю и ограничить оптовую продажу определенных товаров, ликвидировать еврейские магазины и склады на рыночной площади и главных улицах и вытеснить евреев на окраину города [или в выделенный для них район, заставить их открывать магазины лишь во время торгов и ярмарок, запретить им устраивать склады в собственных домах, торговать на улицах и перекупать товары. В 1521 г. самые крупные города Короны – Львов, Познань, Краков и Люблин – создали коалицию, чтобы совместно бороться с еврейской торговлей[34]. Эффектом стало получение от короля Сигизмунда Старого декрета, ограничивающего права евреев на торговлю в этих городах. Однако польза, которую шляхта черпала из еврейской торговли, – прежде всего речь идет о возможности покупки товаров по более низким ценам, – привела к тому, что декрет в городах действовал лишь недолгое время [Schiper 1937, 29]. Переселение евреев в небольшие и частные города с середины XVII в. привело к подчинению евреев частным правителям, что на практике часто означало лучшую, чем в королевских городах, защиту от претензий и репрессий со стороны мещанства. Тот факт, что в частном городе владельцу были подчинены также мещане, не позволял им здесь, в отличие от королевских городов, так интенсивно бороться с евреями и их экономической деятельностью [Goldberg 1993, 343].

Третьим постулатом, который выдвигали городские власти, было подчинение евреев городской судебной системе. Особый правовой статус приводил к тому, что еврейское население зависело от собственных судов, а в спорах с христианами и в случае апелляций на решения еврейских судов, обращалось к воеводе или владельцу земель.

Городские конфликты касались также еврейского ремесла. Там, где существовали крупные еврейские общины, было распространено множество видов ремесел. С точки зрения нужд еврейской общины особо существенными были те ремесла, в случае которых требования религии не позволяли использовать то, что производили христиане. Первой такой областью было портняжное дело, что было связано с запретом смешивать ткани разного происхождения, а также шить шерстяные ткани льняными или пеньковыми нитями. Второй областью был убой скота, основанный на специфических принципах кошерности. На этом не могли зарабатывать христианские мясники, более того, еврейские мясники по низким ценам продавали христианам мясо, которое не могло быть съедено евреями из-за предписаний иудаизма (например, огузок).

Это приводило к бесконечным конфликтам между еврейскими мясниками и цехами христиан, превращавшимся иногда в кровавые драки. Поводом для конфликтов была также активность евреев в городской пропинации – производстве и продаже пива и водки, что воспринималось как изъятие у мещан значительной части доходов. Еврейские врачи также конкурировали со своими христианскими коллегами, которые по своему происхождению были преимущетвенно мещанами.

Спорные вопросы между мещанами и евреями обычно решались путем переговоров обеих сторон и компромиссов. Такой выход был предусмотрен постановлениями сеймов, требующими заключения соглашений между городскими властями и евреями и их соблюдения[35]. На эти соглашения ссылалась также шляхта в резолюциях сеймиков[36]. Кроме того, упоминания о них встречаются во многих общинных привилегиях [Goldberg 1985a, 19][37].

Тексты соглашений содержат подробнейшие положения, касающиеся, главным образом, ведения торговли. Описывалось, кто может торговать, перечислялись виды товаров, торговля которыми разрешена (каждый день или только во время ярмарки), определялись принципы ведения розничной и оптовой торговли, антикварного дела, продажи напитков и т.п., время и место продажи, а также способ решения спорных вопросов, которые могут появиться в процессе ведения торговли. Подробно описывались также условия занятий ремеслом: способ закупки сырья, товары, которые еврейские ремесленники могут продавать исключительно еврейскому неселению, и те, которые могут быть проданы христианам и т.д.[38].

Еврейские общины оплачивали различные сборы на нужды города, в том числе, за проживание евреев в христианских домах, наличие скотобойни или кладбища. В 1653 г. познаньский магистрат закрыл скотобойню, принадлежавшую общине, чтобы таким образом вынудить еврейские власти заплатить долги по налогам [Michałowska 2000, 15]. Еврейское население было обязано финансово участвовать в ремонте брусчатки, мостов и других городских объектов.

В случае, когда город должен был покрыть внеурочные оплаты и контрибуции, евреи также были обязаны в этом участвовать.

Еврейское население должно было также брать на себя военные обязательства – принимать участие в обороне городов, работать на строительстве или ремонте городских укреплений, поставлять порох и свинец[39]. Иногда в оборонную систему городов включались синагоги. Вопреки распространенному в антиеврейской пропаганде стереотипу, который представляет евреев как трусов, любой ценой избегающих борьбы, еврейские жители многих населенных пунктов, особенно на юго-востоке Речи Посполитой, активно участвовали в обороне городов, руководствуясь, прежде всего, естественным желанием защитить свою жизнь и имущество. В постановлениях сеймиков Руского воеводства часто встречаются упоминания об обязанности евреев участвовать в защите и укреплении городов (Львова и Перемышля)[40]. В XVII в. появляются первые еврейские командиры, которые во время обороны городов управляли подразделениями своих единоверцев [Goldberg 1996b, 10]. В некоторых городах для евреев организовывались учения для подготовки их к участию в боевых действиях[41]. Иногда на евреев налагались

военные обязанности в том случае, если район их проживания находился на окраине города. Тогда взамен им гарантировали возможность укрыться за городскими стенами в случае нападения врага[42].

Городские евреи были обязаны, кроме того, оплачивать различные нужды христианских школ и университетов, учеников и студентов. К наиболее известным оплатам этого рода относится так называемый козубалец (kozubalec) – его от евреев, проходивших или проезжавших мимо школ со своим товаром, требовали ученики и студенты. Эту подать студенты собирали также по еврейским магазинам. Изначально козубалец взимался по собственной инициативе, а его размер разнился, но со временем он превратился в постоянный взнос определенной величины [Krukowski 1991, 79–83].

Сходный характер экономической деятельности христианских и еврейских горожан, а тем самым, более сильная, чем в случае других социальных групп, конкуренция, приводили к росту антиеврейских настроений в Речи Посполитой. В результате действий мещан короли наделяли отдельные города привилегиями, предусматривающими полное изгнание евреев. Антиеврейские настроения также выражались в разного рода драках и нападениях на религиозной почве, часто возглавляемые студентами или челядью.

Иногда беспорядки инициировались священниками или странствующими проповедниками. Постоянным элементом этих инцидентов было разграбление принадлежащих евреям магазинов и складов и кража товаров.

Законодательство католической церкви
На положение евреев в Речи Посполитой и на отношения между иудеями и христианами в значительной степени влияла политика католической церкви[43].

Ряд постановлений, касающихся евреев, мы находим в церковном законодательстве: прежде, всего, в постановлениях синодов (провинций и епархий)[44] и пастырских посланиях епископов. Среди наложенных синодами на евреев ограничений были запреты на ремонт старых и возведение новых cинагог без разрешения епископа, на наличие более чем одной синагоги в городе, на совместное проживание с христианами; постановленние о расстоянии еврейских домов от христианских, а также еврейских корчем от церковных зданий, об ограничении числа еврейских жителей в существующих и запрете на их поселение в новых населенных пунктах, на совершение выплат евреями на нужды местных духовных лиц, на исполнение общественных должностей и взятие евреями в аренду деревень, земельных угодий или корчем, особенно располагавшихся на территории церковных владений. Евреям запрещалось нанимать христианскую прислугу, открыто работать и торговать в христианские праздники, а также публично оплакивать покойников, организовывать свадьбы и выставлять напоказ свои религиозные символы[45].

Не менее существенной частью церковного законодательства были пастырские послания епископов. Они часто касались внедрения в жизнь постановлений синодов, а также детально регулировали многие вопросы повседневной жизни[46].

Церковное законодательство в отношении евреев в значительной степени было результатом более широкой конфессиональной политики, элементами которой были, в частности, антиеврейская литература, миссионерские акции по поиску кандидатов для обращения, или выдвижение обвинений ритуального характера.

Католическая церковь всегда была заинтересована в обращении иудеев, а самая большая община в Европе обладала особыми условиями для деятельности такого рода. Миссионерской деятельностью занимались, прежде всего, монашеские ордена (в том числе, кармелиты и иезуиты), иногда приходское духовенство и обычные верующие. Эффекты этих акций были мизерными, что объяснялось тем, что в Речи Посполитой число духовенства по отношению к числу верующих было ниже, чем в других католических странах, а евреи были крупной группой, жившей в культурной изоляции [Goldberg 1986, 201–202].

Формой христианизации было похищение и крещение еврейских детей. Это угрожало не только детям из бедных семей, но и детям богатых и влиятельных родителей[47]. Как отмечал Якуб Гольдберг, это была одна из форм принуждения во время миссионерских акций, которую церковь намного чаще использовала в случае еврейских, а не протестантских, православных или униатских детей [Goldberg 1985a, 209]. Она поддерживалась авторитетом папы римского Бенедикта XIV, булла которого с 1747 г. давала детям старше семи лет право принимать решение о смене конфессии.

В 1737 г. по инициативе священника Щепана Турчиновича в рамках масштабной миссии в Литве был создан монашеский орден Mariae Vitae (мариавиток). Монахини этого ордена миссионерствовали среди еврейских девушек и опекали 17 монастырей, в которых находились неофиты.

В течение 30 лет своей деятельности мариавитки привели к обращению в христианство около 400 евреек, а в течение следующих лет их число увеличилось до 2000 [Janicka-Olczakowa 1969, 761]. Отец Турчинович планировал создать также мужской монашеский орден, который бы обращал в христианство мужчин-евреев, но эту идею он не реализовал. Орден мариавиток был распущен в 1774 г., спустя год после смерти отца Турчиновича.

Связано это было с неприятием виленским епископом Игнатием Массальским, сторонником идей Просвещения, тех методов, которые использовал орден. С другой стороны, евреи использовали похожие методы, пытаясь предотвратить крещение своих собратьев, похищая их и едва крестившихся неофитов, а также тех, кому грозило принудительное крещение [Goldberg 1985a, 213–214][48].

В середине XVIII в. миссионерская деятельность среди евреев набирала обороты, особенно на юго-востоке Речи Посполитой. В этот период проповедовать евреям начинают также монахи-францисканцы и доминиканцы[49].

Среди последних наиболее известен Вавжинец Овлочимский, житие которого, рассказывающее о периоде с 1777 г., сообщает многое о волнениях, которые он вызвал в еврейской среде[50].

Одним из наиболее активных миссионеров, обращавших евреев, был Францишек Антони Кобельский – каменец-подольский (1736–1739) и затем луцкий (1739–1755) епископ[51]. Он был автором пастырских посланий, в которых призывал евреев оставить иудаизм [Kobielski 1742]. Епископ Кобельский лично проповедовал в синагогах [Kobielski 1746][52] и наказывал духовенству поступать так же раз в квартал. В 1741–1742 гг. он дискутировал с раввинами в Бродах. Провал миссионерской деятельности среди иудеев привел к тому, что Кобельский стал относиться к ним без симпатии и на территории своей епархии применять по отношению к еврейскому населению разного рода репрессии. Миссионерскую деятельность епископа продолжил его преемник Антони Эразм Воллович, луцкий епископ в 1755–1769 гг. Тем же занимались и киевские епископы Каетан Солтык (1756–1758) и Юзеф Анджей Залуский (1758–1774)[53], а также каменец-подольский епископ Миколай Дембовский (1743–1757), участвовавший в деле франкистов.

Элементом конфессиональной политики католической церкви в Речи Посполитой были также обвинения евреев ритуального характера: в ритуальных убийствах и профанации причастия[54]. На польских землях первое зафиксированное обвинение в ритуальном убийстве произошло в Раве-Мазовецкой в 1547 г. [Węgrzynek 1995, 100]. До середины XVII в. известны несколько десятков обвинений, а позже – с середины XVII в. до 1795 г. их было представлено около тридцати [Węgrzynek 2001, 355–356]. На распространение убеждений, что евреи убивают христианских детей, повлияли «Жития святых» Петра Скарги, содержавшие историю св. Симона из Тридента, который якобы был убит евреями в 1475 г. Для католической церкви обвинения в ритуальных убийствах были поводом для религиозной пропаганды. Церковь распространяла историю об убийстве, а на месте убийства «мучеников» создавались места культа.

Евреев обвиняли в краже или покупке освященных облаток и в том, что затем они протыкают облатки с целью получения крови (иногда этому сопутствовали обвинения в использовании гостии в медицинских целях).

В Западной Европе впервые евреи были обвинены в профанации гостии в XIII в., что было связано с развитием культа евхаристии и объявлением папой Урбаном IV праздника Тела Господнего (1264). В Польше обвинения этого типа появились в середине XVI в. (Сохачев, 1556) и были, вероятнее всего, связаны с догматическим спором между католиками и протестантами на тему реального присутствия Христа в освященной гостии.

Ритуальные обвинения являлись крайне опасными как для отдельных евреев, так и для целых общин. В случае появления подозрений такого рода еврейские сеймы предусматривали общие действия, когда собирались деньги и делались попытки найти защиту у короля или магната [Michałowska-Mycielska 2014, 215–218].

Однако, с другой стороны, существенным элементом взаимоотношений между католической церковью и иудеями были экономические связи.

На практике духовенство отдавало себе отчет в экономической пользе от еврейского населения и иногда – вопреки запретам – разрешало евреям селиться в своих владениях (примером могут служить Сейны, куда доминиканцы привозят евреев и строят для них синагогу). Существенными являлись и финансовые связи. С XVII в. заметно, что евреи отходят от кредитования и из кредиторов превращаются в заемщиков. Еврейские институты охотно берут деньги в долг у духовенства – как у отдельных его представителей, так и у церковных институтов, особенно, у монашеских орденов.

Это было связано с выгодными условиями предоставления кредита: тогда как шляхта требовала комиссии в размере 10%, у церкви она составляла от 3,5% до 8% (а чаще всего 7%) [Kalik 1998, 109][55].

Распространенной практикой были записи в пользу церкви, «возложенные на синагоги», то есть порученные еврейским общинам. Залогом в случае таких кредитов была недвижимость, принадлежавшая общине. Как отмечает Юдит Калик, церковные ссуды составляли 75–80% всех кредитов, бравшихся общинами и еврейским сеймом. В случае крупных сумм, этот показатель возрастал даже до 90%. Однако, в случаях, когда кредиты брались отдельными евреями, чаще всего кредитором выступала шляхта, относительно редко встречались церковные ссуды [Kalik 1998, 103]. Поэтому на практике значительная часть общинных налогов предназначалась на оплату долгов в отношении Церкви.

Выводы
Евреи в Речи Посполитой составляли отдельное сословие с собственным правовым статусом и судебной системой. Их правовое отличие дополнительно подчеркивалось религиозными, языковыми и культурными различиями. У еврейского населения были собственные развитые институты самоуправления, как на местном уровне (община), так и на центральном (еврейские сеймы). Одновременно имели место постоянные контакты между еврейскими и нееврейскими институтами, переплетения разнообразных экономических интересов и повсеместный опыт соседства евреев с неевреями.

Некоторые проблемы появлялись в случаях контактов «двух миров» из-за несовпадения административных границ Речи Посполитой (между Короной и Литвой, воеводствами и землями, отдельными поместьями) и еврейских административных границ (границы между территорией Сейма четырех земель и сейма литовских евреев, границы властей отдельных общин и прикагалков). Проблема появлялась, например, в случае действия постановлений сеймиков на территории общины, если часть ее прикагалков находилась в другом воеводстве или земле. Другая проблема, связанная с описанным несовпадением, касалась оплаты налогов.

Интересным вопросом является также влияние распоряжений нееврейских властей на формирование структуры еврейского самоуправления и его административных границ [Teller 1998, 246–276]. Часто нееврейские власти, сеймики или частные владельцы земель стимулировали создание новых общин и округов, поддерживая их превращение в самостоятельные единицы, и таким образом, влияли на модификацию существующего еврейского самоуправления. Примером может послужить создание евреями, принадлежащими к округу Замостья, отдельного округа в рамках ваада Короны.

Также не вызывает сомнений тот факт, что действия частных владельцев в значительной степени повлияли на обретение слуцкой общиной независимсти от брестской общины в 1691 г., после чего она становится одной из пяти главных литовских общин, посылающей делегатов на заседания литовского ваада[56].

Исторический экскурс города Себеж, взятый из разных источников и немного мной исправленный на основании опубликованных мной данных.

Древнейшие свидетельства:
В результате археологических раскопок в Себеже в 2011 г. можно утверждать, поселение в мысовой части Замковой горы возникло уже в конце I тыс. н.э. и развивалось в последующие века. Очевидно, что его размеры можно определить в пределах мыса, ограниченного хорошо читающимся и в настоящее время валом в р-не домов 6 и 9 по ул. Замковой – приблизительно 180 х 50 м. Это было мысовое городище, возвышающееся над уровнем озера (по современному урезу воды) на 21-23 м. Время его функционирования помимо находок подтверждает радиоуглеродный анализ обугленной древесины из темно-серого и черного слоя, залегавшего выше материка и в материковых ямах (7 образцов дали даты охватывающие период с 1150 по 1400 г. н.э.) Культурный слой городища, достигающий толщины 2.5 м, содержит уникальные сведения о ранней истории города и нуждается в дальнейшем археологическом изучении.

1414-1535 гг.
Историки и краеведы единодушно начинают рассказ о городе Себеж с первого упоминания его под 1414 г. польским хронистом М. Стрийковским.
1 Сам характер упоминания, где говорится о взятии псковского пригорода Себеж войском великого князя Литовского Витовта, свидетельствует о более раннем возникновении городского укрепленного поселения, хотя и не дает оснований для более точных датировок. Умалчивают о собственном пригороде и летописцы Псковской вечевой республики.
2 Хотя о других пригородах в связи с псковско-литовскими отношениями (Опочка, Воронин, Коложе и др.) в XIV-XV вв. они сообщают неоднократно. Это косвенное подтверждение тому, что границы Псковской земли в XIII-XIV вв. не распространялись так далеко на юг, а захват Себежского поозерья Литвой связан с экспансией литовских князей на исконно русские земли. До середины XIII в. эти места служили границей владений Полоцка и Псковско-Новгородского государства и, скорее всего, относились к Полоцкому княжеству. С середины XIII в., когда племя литовских князей Миндовгов окончательно захватило Полоцкую землю и село княжить в Полоцке, Себежская земля постепенно становится краем приграничных псковско-литовских междоусобиц. Сначала (до конца XIV в.) Псков, стремившийся к самостоятельности и независимости от Новгорода, искал прочного союза с южным соседом, тем более, что к Полоцку сохранялось отношение как к, одной из русских областей.

1525 год "Себежское староство - привилей Сигизмунда 3 Ивану (какому - не уточняется) на 10 уволок и 10 оседлых(?) человек. Т.е. за 10 лет до 1535 года уже было себежское староство, логично предположить, что и город тоже был
1535 год считается датой основания города. Во время русско-литовской войны воевода Бутурлин строит на занятой им литовской территории крепость Ивангород-на-Себеже (вероятно, в честь Ивана IV). Одна из малодоказуемых версий происхождения названия – фраза «Себе ж я возьму вон ту землю»
В 1562-м во время Ливонской войны сжигается польско-литовскими отрядами, однако удержать город они не смогли
В 1579 году город завоёвывает Стефан Баторий
1582 год по договору Себеж возвращается России
1611 год В Смутное время попадает под контроль Лжедимитрия III, который обороняет город от польских войск
1619 год. Передан Речи Посполитой по Деулинскому перемирию в обмен на пленных, в т.ч. на отца Михаила Федоровича Романова - патриарха Филарета (Федора Никитича Романова)
20 марта 1625 года польским королем Сигизмундом был заложен деревянный костел на территории ранее существовавшего женского Базилианского монастыря
1633 год. Взят русскими войсками
1634 год. По Полянскому миру возвращен Речи Посполитой. В том же году Себеж вместе с прилегающими землями был пожалован королём Владиславом IV княжескому роду Радзивиллов в вечное ленное владение. Образуется графство Себежское
1649-1654 годы Иероним Радзивилл строит каменный костел на месте сгоревшего деревянного
В 1654 году русские войска вновь берут Себеж. В костеле, предположительно, проводились православные службы
В 1679 году по Андрусовскому перемирию передаётся Речи Посполитой вместе с Невелем и Велижем в обмен на закрепление за Россией Киева. Костел был переосвящен в католический храм
В 1762 году практически полностью сгорел во время сильного пожара.
В 1772 году в результате первого раздела Польши переходит в состав Российской империи
1773 – переименован в уездный город Полоцкой провинции Псковской губернии
1781 – городу присвоен герб
1795 – присоединен к Могилевской епархии
1802 – уездный город Белорусской (с 1840 – Витебская) губернии
В июле 1812 года здесь происходят сражения с Наполеоном, который в результате отказывается от похода в северные губернии в сторону Санкт-Петербурга
Во второй половине XIX века появляются кожевенные, гончарные, кирпичный, пивоваренный заводы, мукомольня.
В 1901-м через город проходит железная дорога
В 1908-м появляется электрическое освещение улиц
В 1911-м открывается кинотеатр Жаржавского
1 января 1919 года большая часть Витебской губернии, включая Себежский уезд, отошла ко вновь образованному государству - ССР Белоруссия
16 января 1919 года на пленуме ЦК РКП(б) было принято решение о возвращении Витебской губернии (вместе со Смоленской и Могилёвской) в состав РСФСР
В 1924 году Витебская и Могилёвская губернии входят в состав Белорусской ССР, но Велижский, Невельский и Себежский уезды остаются в РСФСР в составе Псковской губернии. В 1926 году во время второго укрупнения Белоруссии обсуждается возможность их включения в её состав, но решение не принимается
В 1925 году появляется комбинат «Труд», строится электростанция
1927 – райцентр Великолукского округа Ленинградской области
1929 – райцентр Западной области с центром в Смоленске
В 1931 году вводится в действие ТЭЦ, обеспечивающая энергией фабрику по производству льна, промышленный комбинат, известковый и канифольный заводы. Открывается сельскохозяйственный техникум
1935 – в составе Великолукского округа Калининской (Тверской) области. Вся территория бывшего Великолукского округа, включая Себеж и Себежский район, передавалась в состав новообразованной Калининской области, причём 5 февраля того же года Великолукский округ был — уже в составе Калининской области — восстановлен
1938 – в составе Опочецкого округа до 1941. Великолукский округ вновь упразднён 4 мая 1938 года; теперь Себеж и Себежский район были включены в состав Опочецкого пограничного округа Калининской области
С июля 1941 по июль 1944 года находится под контролем немецких войск. Несмотря на это, в городе удалось сохранить значительную часть исторической застройки XIX – начала XX века
1944 – в Великолукской области
1957 – райцентр Псковской области
1 января 2006 года образовано муниципальное образование «Себеж» с административным центром в городе Себеж, имеющее статус «городское поселение»

В начале XIX века основу населения города составляют христиане и иудеи, в конце XIX века еврейское население составляет 61 % жителей, около 22 % – белорусы, 15 % – русские. Со второй половины XX века доминируют русские
На Замковой горе, где располагалась крепость, находится смотровая площадка. Рядом – Троицкая церковь в стиле провинциального барокко. построенная в 1649 году как костёл (передан православной общине в 1988 году). Это третий по возрасту из сохранившихся католических соборов на территории России. Он сохранил первозданный вид без серьёзных перестроек.
Самый знаменитый уроженец города – актёр Зиновий Гердт. На средства энтузиастов в 2011 году ему сооружён памятник.
После распада СССР ключевую роль в экономике города играют пограничные и таможенные службы.
Путешественники отмечают чистые улицы с пышной зеленью. Исторический центр расположен на узком полуострове, окружённом озёрами. Недавно возле набережной был разбит «Лебяжий сквер».
К югу и западу от города – Национальный парк «Себежский» площадью 500 кв. км со 110 озёрами ледникового происхождения.
В 80 км от города в 2016 году открылась для посещения созданная современным ландшафтным архитектором усадьба Ореховно – французский парк с элементами английского и итальянского ландшафтных дизайнов, русского сада, антикварными скульптурами и оранжереей.
Основа экономики – завод железобетонных изделий (входит в структуру РЖД), лесоперерабатывающая фирма, предприятие по выпуску электротехники. В 2019 году открылась мини-сыроварня. Неподалёку проходит трасса М9.
В настоящее время: 6 246 жителей. 23 км до границы с Латвией, 29 км до границы с Белоруссией.

Источники:
https://vk.com/club10794347?w=wall-10794347_5544%2Fall
Немалые города. Совместный проект с Центром исследований малых городов (Ивановская область).
http://arheologpskov.ru/index..../144-sebej
https://remhome.narod.ru/sebege.html

Автор фото Владимир Викторович Бумаков.