 | Plato Андрей Платонов Создайте аккаунт или войдите, чтобы отправить личное сообщение этому пользователю и увидеть его полные контактные данные |
Последние 30 сообщений PlatoТема: Лившиц из Мозыря. Отец, видимо, из Казимирова 16.11.2025, 11:32
Казимирово (Жлобинский район) Материал из Википедии — свободной энциклопедии Текущая версия страницы пока не проверялась опытными участниками и может значительно отличаться от версии, проверенной 15 июля 2023 года; проверки требуют 3 правки. У этого термина существуют и другие значения, см. Казимирово. Деревня Казимирово бел. Казімірава
52°54′ с. ш. 29°50′ в. д.HGЯO Страна Беларусь Область Гомельская Район Жлобинский Сельсовет Малевичский История и география Первое упоминание XVIII век Часовой пояс UTC+3:00 Население Население ▼ 103 человек (2004) Национальности белорусы, русские и др. Цифровые идентификаторы Телефонный код +375 2334 Почтовые индексы 247231 Показать/скрыть карты Логотип Викисклада Медиафайлы на Викискладе Казимирово (бел. Казімірава) — деревня и железнодорожная платформа (3 км на северо-восток от деревни, на линии Бобруйск — Жлобин) в Жлобинском районе Гомельской области Белоруссии. В составе Малевичского сельсовета.
Содержание 1 География 1.1 Расположение 2 Гидрография 3 Транспортная сеть 4 История 5 Население 5.1 Численность 5.2 Динамика 6 Достопримечательность 7 См. также 8 Литература 9 Примечания 10 Ссылки География Расположение В 12 км на запад от Жлобина, 105 км от Гомеля.
Гидрография На реке Добосна (приток реки Днепр), на юге и востоке мелиоративный канал.
Транспортная сеть Транспортные связи по просёлочной, а затем автомобильной дороге Бобруйск — Гомель. Планировка состоит из прямолинейной улицы, близкой к меридиональной ориентации, к которой на севере присоединяются короткие широтные улицы. Застройка деревянная, усадебного типа.
История По письменным источникам известна с XVIII века как государственное земельное владение в распоряжения частного лица, которое в 1765 году объединяла 2 деревни с 45 дворами. В 1834 году упомянута как местечко. После открытия в ноябре 1873 года движения по железной дороге Осиповичи — Гомель начала действовать железнодорожная станция. В 1886 году местечко, 12 магазинов, водяная и ветряная мельницы. Согласно переписи 1897 года находились церковь, еврейский молитвенный дом, постоялый двор. Рядом располагался одноимённый фольварк.
3 марта 1920 года польская армия прорвав фронт около деревня Радуша захватила деревню и расправились с пленными. Были расстреляны сотрудники военкомата и красноармейцы — всего 23 человека (похоронены в братской могиле около кладбища). С 1921 года работала школа. С 20 августа 1924 года до 16 июля 1954 года центр Казимировского сельсовета Жлобинского района Бобруйского (до 26 июля 1930 года) округа, с 20 февраля 1938 года Гомельской области. В 1930 году организован колхоз. Во время Великой Отечественной войны некоторое время в деревне работала типография Рогачёвского подпольного райкома КП(б)Б. 73 жителя погибли на фронте. В 1962 году к деревне присоединён посёлок Жальвин, в 1966 году деревня Касаги. В составе совхоза имени В. И. Козлова (центр — деревня Малевичи). Работают отделение связи, фельдшерско-акушерский пункт.
В 1996 на месте старого основан новый Казимировский Свято-Успенский женский монастырь.
Население Численность 2004 год — 60 хозяйств, 103 жителя. Динамика 1897 год — 60 дворов (согласно переписи). 1925 год — 61 двор. 1959 год — 165 жителей (согласно переписи). 2004 год — 60 хозяйств, 103 жителя. Достопримечательность
Казимировский Свято-Успенский женский монастырь Казимировский Свято-Успенский женский монастырь Братская могила
|
Тема: Лившиц из Мозыря. Отец, видимо, из Казимирова 15.11.2025, 17:23
Матвей Милявский Хойники – моя любовь и боль Среди лесов и болот белорусского Полесья, вдали от столбовых дорог, расположены Хойники – городок, отстоящий на 103 километра от Гомеля, последняя остановка железнодорожной ветки Василевичи – Хойники – Калинковичи – Гомель. Автомобильные дороги связывают его с Речицей. После страшной атомной аварии в Чернобыле в 1986 году Хойники получили печальную известность как место в Беларуси, особо пострадавшее в результате трагедии – радиоактивное облако накрыло городок. Название Хойники происходит от слова хвоя. Вокруг бескрайние леса хвойных деревьев, раскинувшиеся на многие сотни километров вокруг. Первое упоминание о Хойниках как самостоятельном поселении относится к 1512 году, когда оно входило в состав Брагинского графства. Евреи поселились в Хойниках давно, но документально это подтверждается с середины XIX века. Ревизия 1847 года установила, что Хойникское еврейское общество состояло из 2393 человек. К 1886 году здесь действовало три синагоги. “Хойники – это хорошее местечко в самом сердце Полесья с маленькой гостиницей и почтовым отделением”, – сказано в Географическом справочнике, изданном в Варшаве в 1880 году. По переписи 1897 года, в Хойниках проживало 2685 жителей, из которых 1668 человек (62 %) были евреями. В 1906 году население местечка выросло до 2865 человек, включая 299 православных, 717 католиков и 1849 иудеев (64,5%). Даже после революции евреи составляли значительное количество среди жителей местечка – 2053 человек (60%) в 1926 г. и 1645 человек в 1939 году (48%). Хойники были разделены на две части центральной улицей Советской. На восток шли улицы Школьная, Интернациональная, Пролетарская, Кузнечная, Глухая. От них отделялись другие улочки и переулки. На Запад за жилыми одноэтажными домами тянулись огороды, которые местные жители возделывали с ранней весны, выращивая картофель и другие овощи. За огородами начинались бескрайние болота. Летом местная детвора забиралась в эти дебри, чтобы нарвать съедобную зелень – плюшняк. Его сносили в местечко целыми снопами и, устроившись на крыльце, с удовольствием ели сами и угощали прохожих. Современному поколению моих земляков вряд ли придет в голову такая затея, но для нас бродить по болотам и жевать сладкие стебли было привычным развлечением. Зимой болота замерзали и становились пригодными для любителей кататься на санках и коньках. Часами мы бродили по замерзшему лабиринту непроходимого летом болота, порой удаляясь от дома довольно далеко. [Шеел Борухович Милявский (1879 – 1971). Хойники. 1962 г.] [Рива Нохимовна (Столяр) Милявская (1872 – 1971). Хойники. 1962 г.] Хойники – это незабвенная память о детстве, школьной жизни, верных друзьях, любви к маме Риве – самой доброй и нежной, заботливой и ласковой. Родители воспитали шестеро детей: трех дочерей (Маню, Аню, Броню) и трех сыновей (Бориса, Яшу и меня – Мотеле). Когда маму разбил паралич и она долгие семь лет была прикована к постели, соседи приходили к нам в дом не столько из сострадания, сколько за советом в сложных житейских делах. В местечке многие имели клички. Моего отца Шеела звали Буцик, почему – мне до сих пор не известно. Нас, его детей, так и звали – дочь (сын) Буцика. Мы же расшифровывали это по-своему: «Белорусско-Украинский Исполнительный Комитет» и даже гордились. Отец был невысокого роста, плотный. Сколько я себя помню, он всегда был озабочен заработком. Это был настоящий труженик, ни минуты не сидящий без дела. Добрый отец и любящий муж, Шеел был человеком замкнутым, но умел оставить в разговоре за собой последнее слово, и окружающие прислушивались к его мнению. Не пил, почти не курил и никогда не повышал голоса. После долгих лет совместной жизни родители стали похожи друг на друга, как близкие родственники. Идиш в Хойниках слышался повсюду – дома, во дворе, в магазине, мастерских и на школьной перемене. Белорусы и поляки – соседи евреев в нашем местечке – хорошо понимали, а некоторые довольно бойко говорили на идиш. Помню, когда мои сверстники приходили к нам в дом и мама, плохо говорившая по-русски, мешала слова, пытаясь с ними объясниться, мы слышали от них: «Муме Рива, рет аф идиш» (тетя Рива, говорите на идиш). Помню песню «Махатенисте майне», которую распевали в 1939 году. Лучше других в Хойниках это получалось у белорусской девушки Лиды. По вечерам соседи собирались у ее дома и просили исполнить еврейские песни. Еще один эпизод, который сохранила память, связан с военной порой. В августе 1945 года после многокилометрового перехода Чешко-Будовица – Брно, наша часть остановилась на ночлег в одном из сел. Я и еще несколько солдат отправились в поисках колодца и совершенно неожиданно встретили моего одноклассника Исаака Добкина. – Мотя, – сказал он, как называли меня в детстве, – здесь есть еще наши из Хойников. Мы вошли в хозяйский двор, и Исаак крикнул: – Платон Евгеньевич, смотрите, кого я привел! Высокий мужчина с погонами сержанта обернулся и воскликнул: – Мотеле, кинд майнер, фун ванен кумете? (Мотеле, мой мальчик, откуда ты появился), – и бросился ко мне. [Старые Хойники] Платон Гуща был старше нас лет на 20, до войны жил на Привокзальной улице недалеко от тети Бейли. Вместе с братом Яшей мы наведывались в его фруктовый сад. Вдали от родных мест он разговаривал со мной на идиш, изредка вставляя белорусские слова. Помню рассказы Баси Смоленской из Глухого переулка, в котором стоял наш дом. Дети Баси – Гершл, Берл и Шифра – были друзьями со школьной скамьи. Большой двор их дома служил местом встречи наших сверстников. Мы играли в волейбол и устраивали репетиции самодеятельного драмкружка. В большом почете были тогда пьесы Шолом-Алейхема и Антона Павловича Чехова, переписывали стихи запрещенного до войны Сергея Есенина. Тогда нашими кумирами были Ворошилов, Буденный, Пархоменко. Будучи студентом исторического факультета педагогического института в Ярославле, я подолгу просиживал у Баси Смоленской, задавая вопросы. Она вспоминала об участии местных евреев в событиях предреволюционных лет, о марксистских кружках. Жители Хойников не остались в стороне от событий первой русской революции 1905-1907 годов. Урядник Черняк не церемонился. Человек огромной физической силы, он пугал присутствующих одним своим внешним видом. Но однажды во время разгона демонстрации в него стреляли и Черняк погиб. По следам этих событий арестовали Моше Бурдецкого и еще двух человек из близлежащих к Хойникам деревень. Местечко жило в страхе. На ночь евреи закрывали двери и окна на все запоры, опасаясь действий хулиганов, получивших подмогу из других мест. В годы гражданской войны Хойники стали местом погромов «освободительной армии» Булак-Булаховича и Савинкова. Старожилы помнили гробы, установленные в помещении еврейской школы. [Матвей Милявский. Кечкемет (Венгрия). 1945 г.] В Хойниках были последователи сионистской идеи, в основном, молодые люди. К сионистам примкнул и мой старший брат Борис и дядя Моисей – мамин брат. Моисей был поздним сыном дедушки Нохима и бабушки Нехамы, поэтому Борис и Моисей оказались почти ровесниками – 1905 и 1907 годов рождения. В начале двадцатых годов по Белоруссии прокатились аресты сионистов, но моих родных вовремя предупредили. Накануне визита ОГПУ они ушли из дома. Борис долго прятался у знакомых крестьян и изредка давал о себе знать. Моисей исчез из поля зрения и только в 1923 году дедушке передали, что Моисей жив и здоров, живет в Палестине. Моисей долгие годы строил дороги, участвовал в войне за Независимость и других войнах с арабскими интервентами. [Мотель Каралинский, брат Матвея Милявского. Днепропетровск. 1951 г.] Дедушка, опасаясь за судьбу близких, и особенно за старшего сына Хаима, жившего в Петрограде, долгое время держал это известие в тайне. После войны, в 1947 году в Хойники на наше имя пришла посылка из Палестины. Но родители, опасаясь последствий для других детей, отказались ее получить. Прошло еще почти пятьдесят лет, Советский Союз распался, и мы получили возможность выехать на постоянное место жительства в Израиль. В 1992 году мы разыскали семью старшего сына Моисея – Якова. Сам Моисей не дожил до желанной встречи, о которой мечтал всю жизнь. Он умер в 1972 году. Вскоре умерла и моя сестра Хана, инициатор поисков Моисея, но она успела передать нам адрес Якова в Кирьят-Бялике. Круг замкнулся, и через 80 лет дети восстановили родственные узы, которые оказались разорванными стратегами глобального интернационализма.[Лев Ражавский (1925 – 1980?), друг детства и юности Матвея Милявского. Клайпеда. 1948 г.] По переписи 1926 года в Хойниках проживало 2053 еврея. Чем они были заняты? Жизнь при советской власти входила, как казалось многим, в новую светлую полосу, но евреи продолжали привычные занятия. Своим делом занимались портные, сапожники, извозчики, парикмахеры, коробейники, торговые посредники. Однако частное предпринимательство власти запретили, все национализировали. Самым крупным предприятием местечка стал лесопильный завод “Возрождение”. На окраине стояла большая ветряная мельница Бориса Факторовича. Работала мастерская по ремонту земледельческих орудий. В начале Советской улицы располагалось здание торгового центра: магазин мануфактуры, галантереи и готовой одежды. В тридцатые годы, когда проносился слух о том, что привезли товар, то с вечера выстраивалась длинная очередь. Там же находился обувной отдел и лавочка скобяных товаров. Напротив него стоял магазин писчебумажных товаров и книжный, где школьники покупали канцелярские принадлежности и учебники. Рядом примыкало здание народного суда. Маленькие ларечки теснились вдоль всей главной улицы. Счастливчики могли купить там фруктовую воду, морс, мороженое. В центре Хойников имелась контора райпотребсоюза. Сюда, чаще всего по воскресеньям, приезжали крестьяне из окрестных сел. Там они меняли продукты своего домашнего хозяйства (яйца, сыры, колбасы, мед и пр.) на соль, спички, гвозди и другие предметы повседневного спроса. Многие предпочитали приехать в субботу вечером и заночевать у знакомых евреев, чтобы с рассветом занять очередь. В одном из этих приемных пунктов работал мой отец Шеел-Буцик. Иногда он просил меня помочь разложить товар или принимать продукцию у крестьян. Самая большая сапожная мастерская в конце тридцатых годов размещалась в бывшей синагоге – самом красивом здании в Хойниках. Оставалось еще несколько частников, тачавших обувь и ни за что не соглашавшихся вступать в артель. Среди них был наш сосед Липа Смоленский. Я часто бывал у него дома, играл с его сыновьями – моими сверстниками Мишей и Борисом. Сколько помню, Липа всегда пропадал за верстаком, а в руках у него был инструмент. Власти сделали единоличников, не признававших коллективного начала, изгоями. Однажды Липу забрали и требовали отдать деньги, нажитые “не честным” трудом. Десять дней его продержали в местном остроге, вызывали на допросы и угрожали, но потом вынуждены были отпустить. В Хойниках было небольшое швейное производство, где шили и ремонтировали одежду. Но большинству жителей местечка покупать эту продукцию было не по карману, поэтому для детей матери шили на дому. У мамы была ножная швейная машинка фирмы “Зингер”, благодаря которой она нас обшивала, а к зиме у нас были матерчатые валенки. Парикмахером был Хазанович. Искусно орудуя ножницами и расческой, он успевал за время стрижки расспросить у клиента все семейные новости, планы и давал свои комментарии. В 1947 году я приехал в отпуск к родителям и заглянул подстричься. Хазанович обратил внимание на мою форменную одежду курсанта МДК ВПУ и поинтересовался, что это значит. Я расшифровал – Московское дважды краснознаменное военно-политическое училище им. В. И. Ленина. В ответ я услышал: «Ну и дает, Мотл-Буцик!» Вскоре все Хойники были в курсе, что сын Ривы-Буцик учится не просто в Москве, а в каком-то заведении имени самого Ленина. Из далекого детства запомнились балаголы-извозчики. Одного звали Симон. В летние месяцы, когда студенты приезжали из городов в родные места на каникулы, у них было много работы. Дети встречали извозчиков с дорогими гостями и бежали вслед за повозками, нагруженными доверху чемоданами, баулами, узлами вещей. [Слева направо стоят: Маня и Люба Розенберг, Яков и Глафира Милявские, Женя (Кофман) и Матвей Милявские, Роза Кофман; второй ряд – сидят: Абрам Розенберг, Броня Милявская, Шеел и Рива Милявские, Лазарь Кофман; третий ряд – сидят (дети): Лева Розенберг, Алик, Таня, Борис Милявские. Хойники, 1959 г.] В зимнее время к домам вели узкие протоптанные в снегу тропинки. Вечерами главным развлечением было навестить знакомых. Чаще других мы посещали мамину сестру тетю Бейлу и дедушку Нохима. Из соседей приятнее было бывать у Смоленских и Сухоренковых. Это были доброжелательные люди. Мы хорошо понимали друг друга. Угощение почти везде было одинаковым – самовар, печенье, варенье и семечки. Летом посреди двора вился дымок костра – это наши мамы готовили варенье на зиму. Пенка от варенья доставалась детям, которые терпеливо дожидались ее рядом. Клубника, малина, вишня – вот почти все разнообразие, которое было характерно для Хойников и любого белорусского местечка тех лет. Местечковые гурманы… Хорошо помню, как мама старалась порадовать нас фаршированной рыбой. Было это очень редко, на праздники и в субботу. Не меньшим лакомством был эсек-флейш (кисло-сладкое мясо). Когда же мама к чаю подавала струдл и флудек, черничный торт – традиционные еврейские лакомства, мы были на вершине блаженства. Благотворительность и помощь нуждающимся оставались неотъемлемой частью довоенных Хойников. Мы не жили в большом достатке, но накануне субботы мама посылала нас к далекой родственнице, семья которой жила в крайней нужде. Мама собирала в корзиночку по кусочку от всего, что приготовила к столу. Знаю, что подобным образом поступали другие еврейские семьи. Этим не хвастались, таков был неписанный закон местечковой жизни. https://hojniki.ucoz.ru/index/miljawski/0-526
Во многих семьях соблюдали традицию, отмечали еврейские праздники: Пейсах (Песах), Ёмкипер (Йом Кипур), Сукес (Суккот), Рошошон (Рош-а-Шана). В Ёмкипер мама ставила детей в угол комнаты и читала молитву, потом крутила над головой петуха и давала мне отнести его к резнику. Мама, зажигая свечи в этот день, закрывала лицо руками и плакала. В раннем детстве я не понимал значение происходящего и спрашивал маму, кто ее обидел... На Пейсах с чердака снимали специальную посуду. Мацу пекли у соседки Лурье. Евреи устанавливали очередь и приходили выпекать со своей мукой. Женщины раскатывали мучные лепешки, а дети прокатывали по ним специальными зубчатыми колесиками. Потом на длинных деревянных лопатах тонкие листы ненадолго отправляли в русскую печь. Хоронили в Хойниках тоже в соответствии с традицией. Покойника, завернутого в саван, члены общины несли на кладбище на носилках. Над могилой вместо памятной доски принято было ставить символический домик, на котором делалась соответствующая надпись, посвященная усопшему. Дедушка Нохим был очень религиозным и подолгу просиживал за чтением святых книг, накладывал тфилин и молился. Большие усы и борода его пожелтели от привычки нюхать табак. Самым красивым зданием в Хойниках считалась синагога. Это был высокий деревянный дом с большими узкими окнами, закругленными кверху. До самого закрытия синагоги дедушка был в числе ее ревностных посетителей. В Хойниках работали четыре национальные школы – две белорусские, польская и еврейская. Большинство еврейских детей посещали школу на идиш, директором которой был Фридман-старший. Он прихрамывал на одну ногу и поэтому не расставался с палочкой. На его лице трудно было застать улыбку, но это не говорило о черствости души. Наоборот, он болел за дело, был добрым человеком и прекрасным организатором. Его сын Иосиф по кличке Агун (петух – идиш) преподавал в школе еврейский язык и литературу. Когда я попытался выяснить происхождение столь неприличной клички, старшая сестра Маня отрезала: “Подрастешь – узнаешь”. Оказалось, что в его жизни был эпизод, который чуть не закончился трагедией. Иосиф из-за неразделенной любви пытался покончить с собой – полоснул по горлу бритвой. К счастью, все обошлось, но глубокий шрам остался. Учителем математики в еврейской школе был Брауде, географию преподавал Бабушкин, в 1937 году его назначили директором школы. Другим учителем географии был Исаак Шац. В начальных классах уроки вели Роза Добкина, Татьяна Ражавская, Фаина Слепчина. В 1937 году в еврейскую школу поступил на работу учитель математики Владимир Гольцман, и культурная жизнь местечка закипела. Несмотря на свою полноту и лысину, это был очень энергичный и жизнерадостный человек. Его усилиями в Хойниках появился самодеятельный театр, ставивший спектакли на русском и идиш по произведениям еврейских писателей. Он удивительно сочетал в себе сильного учителя-предметника и педагога, умевшего завладеть вниманием учеников. Гольцман организовывал конкурсы на лучшую публикацию в “Пионерской правде”, устраивал викторины, советовал, как лучше работать с литературой. Обстановка в школе была доброжелательной, учителей уважали. Даже во время каникул учащиеся предпочитали приходить в школу, хотя занятий не было – работали кружки художественной самодеятельности, играли в шашки, шахматы и домино. Ставили сценки на идиш, соло прекрасно исполняла Соня Слепчина. [Матвей Милявский. День Победы в Иерусалиме, 9 мая 2000 г.] В 1938 году еврейскую школу закрыли вслед за польской, а учащихся перевели в новую открывшуюся в Малом парке русскую школу. На будущий год нас снова перевели, на этот раз в белорусскую школу № 2. 15 июня 1941 года школьники из Хойников выехали на сборы в Мозырь – центр Полесской области. Они тренировались на базе военной части. В воскресенье 22 июня мы возвращались после занятий в гостиницу и обратили внимание на необычное возбуждение, царившее в городе. На центральной площади Ленина было большое скопление людей, которые через репродукторы внимательно слушали выступление В. М. Молотова. В обкоме комсомола сообщили, что соревнования откладываются и все должны вернуться по домам. На вокзале нас ждало разочарование – поезд Мозырь – Гомель через станцию Василевичи, где мы делали пересадку до Хойников, отменили. Ничего не оставалось, как отправиться пешком, и к восьми вечера, отмахав 50 километров до Василевичей, едва успели сесть в вагон поезда из Гомеля и рано утром следующего дня сошли в Хойниках. Мама ждала меня на крыльце. Она обняла меня и сказала: «Дитя мое, какое горе случилось – война!». Первое, что сообщил маме: о случайной встрече на вокзале в Мозыре со старшим братом Борисом. Это оказалось наше последнее свидание – Борис погиб в 1941 г. Наступило утро 23 июня 1941 года, прошли только сутки, но какие они были для нас, мальчишек и девчонок? За долгие годы службы в воздушно-десантных войсках приходилось совершать изнурительные походы, марш-броски в полной боевой выкладке, но тот первый 30-40 километровый марш первого дня войны, завершивший наше беззаботное детство, запомнился на всю жизнь. Прошла неделя, мы жили с мыслями, что война продлится неделю-другую и мы победим, ведь Красная Армия всех сильней, что будет это малой кровью и на чужой территории. Как искренне мы верили в скорую победу – были наивными детьми той эпохи. В начале июля 1941 года мы с друзьями дежурили во дворе школы как члены истребительного отряда и видели пролетавшие через Хойники немецкие самолеты. К концу июля настроение у всех изменилось. Втихую стали поговаривать об эвакуации. Первыми разговор на эту тему начали люди, бежавшие от немцев в 1939 году из Западной Белоруссии и поселившиеся в Хойниках. На нашей улице жил Хаим-портной, который рассказывал о поведении немецких солдат в захваченных районах. В один из последних дней августа мы, мальчишки и девчонки, человек 20, друзья по улице и школе – собрались в парке, около русской школы: Яша Гузман и Гриша Листвинский, Карл Безуевский и Шлема Карполовский, Миша Гузман и Лева Ражавский, Борис Смоленский и Миша Купчик, Меер Герчиков и братья Борис и Миша Смоленские, Ната Милявская и Паша Жилицкая, Дина Фридман и Исаак Сухаренко, сестры Беба и Фаня Левицкие, сестры Фаня и Соня Рейдеры, моя сестричка Бронечка и еще кто-то. Мы вспоминали детство и школьные годы. Просили прощения за ошибки и грубости, допущенные по отношению друг к другу. Девочки плакали, а мальчики сдерживались. Мы прощались с детством. Дали слово встретиться вновь, но на поверку далеко не все сдержали обещание – особенно, мальчишки. Через два-три года они сгорели в огне войны и остались только в памяти. Не все земляки смогли эвакуироваться и остались в Хойниках. Мой дедушка наотрез отказался ехать: – Как угодно будет Богу – так и будет. Здесь жили мои родители и их родители – здесь и кончится моя жизнь. Когда мы уезжали, он стоял у поворота улицы и еле-еле махал рукой. Мама рыдала навзрыд, причитая: – Тате, либер тате. (Папа, любимый папа). Я и сестричка, очень любившие дедушку, заливались слезами, махали ему рукой. Мы предчувствовали, что расстаемся навсегда. В первые послевоенные годы, приезжая в Хойники, я интересовался историей уничтожения евреев и записывал фамилии жертв оккупантов. В начале 1960-х годов я передал копию списка, в котором было около 100 фамилий, Владимиру Мельникову – другу детства, с которым мы вместе эвакуировались, а до призыва в армию работали в одной бригаде по изготовлению мин на Верхне-Тавдинском лесокомбинате имени В. В. Куйбышева. 5 января 1943 года нас призвали в армию, и мы стали курсантами Черкасского военно-пехотного училища в Свердловске. После тяжелого ранения и освобождения родного города Володя вернулся в Хойники и работал третьим секретарем райкома партии, а затем секретарем исполкома районного Совета. О зверствах фашистских солдат и их сообщников – полицейских из местных жителей, рассказывали знакомые по довоенной учебе в школе. Наши беседы носили доверительный характер: – Мотя, не ссылайся на меня, что я сообщил… Почему? Одни боялись неприятностей, а другие угрызений совести и стыда? Как могло случиться, что вчерашние соседи, одноклассники стали палачами, убийцами детей, женщин, стариков? Переехавшие из деревень крестьяне, соседи грабили и забирали имущество несчастных, разбирали дома. Наш дом – новый, построенный в 1937 году, разобрали до последнего колышка. В начале 60-х годов в Хойниках проходил судебный процесс по делу полицейских, в ходе которого стали известны многие горькие подробности. Среди подсудимых были Гапоненко Иван и Валюк. Процесс освещали в прессе, о нем писали даже на страницах “Известий“. Друг детства Беня Кацман вернулся в Хойники и стал известным зубным техником. Он рассказал о том, что однажды во время перерыва суда убийца Гапоненко даже поинтересовался, жив ли Мотя Милявский... 1946 году я впервые после войны приехал в Хойники и услышал от мамы, как был зверски убит ее отец, мой дедушка Нохим, не захотевший эвакуироваться. Группа стариков: дедушка, мой родственник Левицкий Мойше, его больной внук Хаим и другие – шли в одной колоне. Впереди дедушка, которому вручили знамя. Фашисты и полицейские заставили еле шагающих старых, больных людей петь песни. Обреченных били, и вдруг дедушка начал петь и вслед за ним остальные. Они даже бодрее стали шагать. Нацисты заставили их замолчать, прекратить пение. Кто-то из местных жителей, наблюдавших шествие обреченных, сообщил немцам, что евреи поют не песню, а нараспев читают молитву «Шма Исроэль». Мои попытки узнать подробности тогда не увенчались успехом. Это казалось легендой. Намного позже в акте Чрезвычайной Государственной комиссии по Хойникам, я прочитал, что группу стариков с красным флагом водили по улицам поселка, а потом под пытками вывели на “Пальмиру“ и расстреляли“. Нет, это уже не легенда, а жестокая правда. Но почему в документе Комиссии не сказано о том, что “группа стариков“ – это были евреи, и только евреи? Почему не сказано о том, что они пели? Не знали? Невозможно! По свидетельству комиссии, около 200 человек были загнаны в помещение магазина: “…их с маленькими детьми от 1 года и выше, заперли в магазине, продержали трое суток без пищи воды и на четвертый день расстреляли…” „…Женщины и маленькие дети были отправлены в парк и расстреляны вблизи канавы из пулеметов. Молодых девушек отправили во двор полиции, где, прежде чем расстрелять, на них были спущены три бешеные собаки, а потом их около сарая пристреливали“. Девочка Геня Лабовская – одна, оставшаяся в живых из этой группы. Она рассказала о пытках и издевательствах фашистов и полицейских. Полицейский из Хойников Адам Гарнич бил их железной цепью. Но этого было для него недостаточно. Он набил в подошвы сапог гвозди и ходил по живым телам. Геня Лабовская прожила недолго. После войны она переехала в Днепропетровск. Однажды, во время просмотра фильма на военную тематику, где демонстрировали кадры издевательств фашистов над людьми, она умерла прямо в кинозале – не выдержало сердце. С началом войны все евреи призывного возраста были мобилизованы в ряды Красной Армии. Ражавский Григорий стал майором артиллерии, Борис Вольфсон – капитаном, инструктором политотдела дивизии, Верховский Шлема – капитаном, Герчиков Меер, Бейлисон Абрам, Дубовский Яник – лейтенантами ... Более 20 офицеров и 100 рядовых погибли в боях с фашизмом. В боях за Кенигсберг отличился капитан Владимир Шпитальник. Хорошо помню эту семью. Их отец – Марк Шпитальник – многие годы работал председателем колхоза “Труд“. Поля колхоза начинались сразу за футбольным полем большого парка. Соня, младшая дочь Марка и сестра Владимира, дружила с моей сестрой Броней. Владимир закончил 7 классов еврейской школы. 8 апреля 1945 года Владимир вместе с подполковником П. Г. Яновским и капитаном А. Е. Федорком отправились парламентерами, имея на руках подписанный самим командующим Третьим Белорусским фронтом маршалом А. М. Василевским ультиматум, и вручили его коменданту крепости Кенигсберг генералу Отто фон Ляшу. Капитуляция была принята. За это Гитлер заочно приговорил генерала Ляша к смертной казни. Все три парламентера были награждены. В сентябре 1941 года ерами, имея на руках подписанный самим командующим Третьим Белорусским фронтом маршалом А. М. Василевским ультиматум, и вручили его коменданту крепости Кенигсберг генералу Отто фон Ляшу. Капитуляция была принята.я проводил в армию троюродного брата Мотю Каралинского, которого направили в Смоленское артиллерийское училище, дислоцировавшееся в городе Ирбит Свердловской области. После шестимесячной учебы Мотя в звании лейтенанта командовал батареей 120-мм орудий, встретил Победу командиром дивизиона в звании майора, был награжден орденами Александра Невского, Красного Знамени, двумя орденами Отечественной войны и тремя Красной Звезды. В 1975 году он уволился в запас в звании полковника, командующим артиллерией дивизии. Живет сейчас в Израиле в городе Ашдод.[Матвей Милявский с женой Евгенией. 2001 г., Тверия] Я отслужил в воздушно-десантных войсках Советской Армии 15 лет и демобилизовался в 1956 году в чине майора. По неполным данным, в боях с врагом погибли более 120 евреев из Хойников. Многие евреи, эвакуированные в 1941 году, вернулись в Хойники, но еще долго почтальоны приносили в их дома казенные письма со скорбной вестью о гибели родных и близких. В 1948 году я был свидетелем, как прошел слух о том, что Герчиков получил извещение о том, что его сын Меер пропал без вести. Меер был моим другом, и я пошел к его отцу, где уже собрались многие. Люди не плакали, но их молчание было страшнее громкого рыдания. Мрачные лица, глубокие вздохи, идущие от глубины души. Жизнь в Хойниках медленно входила в свою колею. Как и в довоенное время, евреи работали сапожниками, портными, парикмахерами, в райпотребсоюзе, в системе торговли и службе быта и других местах. В Хойниках собирался миньян, который посещали евреи старшего возраста, и среди них – мой отец. В апреле 1986 года случилась страшная трагедия Чернобыля. Через несколько дней я позвонил сестре в Хойники. Она сказала, что дела плохи и всем желающим разрешили беспрепятственный отъезд. В июле 1989 года мои сестры Аня и Бронечка и я договорились встретиться в Минске у третьей сестры Мани. Когда мы с женой зашли в квартиру сестры, Бронечка вышла к нам навстречу. Мы не узнали ее <…>. Перед нами стояла совершенно другая женщина, через два месяца я похоронил сестру в Хойниках. Она была старше только на год и 7 месяцев, мы очень дружили. С ней прошли самые лучшие годы детства. Уже в тот приезд, в Хойниках не было многих школьных друзей, оставшихся в живых после войны. Через два года вновь посетил родное гнездо, чтобы поправить и привести в порядок могилки родителей и сестрички. В Минске умерла сестра Маня. В 1991 году сестра Аня репатриировалась в Израиль. Она жила в Араде, но в октябре 1993 года умерла. Из всей большой и дружной семьи остался я один. В это время сын с семьей уехал в Израиль, и настала моя очередь. В октябре 1994 г. вместе с племянницей Любой приехали поклониться родным и дорогим местам. Огромные, черные тучи низко висели над Хойниками, казалось, что вот-вот хлынет сильный дождь. После обеда я решил в последний раз пройти те 4-5 километров от станции до центра бывшего местечка, которые мы, мальчишки и девчонки, прошли утром 23 июня 1941 г. На душе было горько. При виде родного, любимого городка болело сердце. Покосившиеся домишки с разбитыми или заколоченными окнами. Редкие прохожие и ни одного знакомого. Я медленно шагал по темному городку и вспоминал далекое прошлое. Вечером мы зашли в дом одного из детей довоенной многодетной семьи Бегельсон, и я узнал, что в Хойниках остались только три или четыре еврейские семьи. Нет больше моего штетеле Хойники, но память о нем останется до последнего дыхания. Эту память я хочу передать детям и внукам…
Автор выражает благодарность доктору исторических наук Леониду Смиловицкому из Тель-Авивского университета за оказанную помощь в работе над настоящим очерком и подготовке его к печати. https://hojniki.ucoz.ru/index/miljawski_2/0-527
|
Тема: Лившиц из Мозыря. Отец, видимо, из Казимирова 15.11.2025, 17:22
Журнал Мишпоха № 10 (2) 2001 год
Яков Будовский
Расскажу о евреях из полесской деревни Великий Бор, расположенной в 15 километрах к северу от районного центра Хойники, в густом, смешанном лесу среди болот. © Журнал "МИШПОХА"
Семейные истории
Яков БУДОВСКИЙ ВЕЛИКОБОРСКИЕ ЕВРЕИ В книге “Живописная Россия”, изданной в 1882 году и перепечатанной в Минске в 1994 году с экземпляра из библиотеки белорусского писателя Бориса Саченко, уроженца деревни Великий Бор, сказано много добрых слов о евреях белорусского и литовского Полесья. Автор А.К.Киркор – этнограф и краевед пишет: “В этнографическом отношении евреи Литовского Полесья имеют много общего, как по характеру, душевным свойствам и качествам, так и по нравам и обычаям, со всеми евреями в царстве Польском и в России, и даже с германскими, и австрийскими, особенно в землях бывшего Царства Польского. Нам, однако, кажется, что литовские евреи лучше, благороднее всех других. Отношение их к местному населению ближе, искренне, нежели в других странах. Хорошие, благородные черты характера литовских евреев описывали знаменитейшие из новейших польских писателей: Мицкевич, Крошевский, Корженевский и другие. Отличительная черта здешних евреев – любовь к Родине”. О жителях Великого Бора в районе ходило несколько язвительных легенд. Мол, они, дескать, такие дурни, что когда было плохо с солью, то посеяли соль. Чтобы расширить маленькую церковь, насыпали в нее горох и, залив его водой, ждали чуда. Когда у одного из великоборцев на соломенной крыше выросла трава, он пытался загнать на крышу корову и так далее. В результате, как водится в провинции, их стали обзывать “великоборские дурни”. В Великом Бору с давних времен жило несколько еврейских семей. Жили дружно с белорусами, помогая друг другу во всем. Великоборские евреи, как и их односельчане – белорусы, на раскорчеванных полянах занимались хлебопашеством, держали лошадей, коров, домашнюю птицу, работали в лесу, собирая живицу, выжигая уголь для кузнецов, изготовляя деготь, рубили, распиливали лес, грузили его на станции Аврамовская в 3 километрах от деревни. Они плотничали, косили, пахали, умело управлялись с лошадьми. Одним словом, не гнушались любой работы. Еврейские парни росли трудолюбивыми, деятельными, сильными. Большинство евреев деревни было из рода Будовских и породнившихся с ними семей Кофманов, Верновских, Шестаков и других. На великоборских парней, несмотря на их “дурную славу”, заглядывались еврейские девушки из местечка. После революции несколько семей переехало в Хойники. В центре местечка, недалеко друг от друга, было четыре дома, в которых жили Барух и Шолом Будовские (двоюродные братья моего отца), Израиль (дядя отца) и Исаак (мой отец). Через некоторое время моя бабушка по отцу Сарра – Двойра, овдовевшая в 1921 году, переехала в Хойники и построила дом на Новостроительной улице. В этом доме, между прочим, два года жил известный белорусский писатель Иван Павлович Мележ. Его родина деревня Глинищи расположена недалеко от Великого Бора, и родители Ивана Павловича были знакомы с моей бабушкой давно. Когда Иван Мележ перебрался в Хойники, ему посоветовали поселиться в ее доме. В своих мемуарах Иван Павлович писал о том, что “два года жил в еврейской семье. Время было тяжелое, помогали во всем”. В 30-е годы в Крыму начали создаваться еврейские колхозы. Из Великого Бора уехали оставшиеся в деревне евреи: Будовские, Кофманы, Верновские, Шестаки. Надо сказать, что они ехали не на южный берег, а в засушливые, жаркие, бесплодные степи Джанкоя. Их ждал тяжелый труд по освоению этих земель. Мне довелось быть в Великом Бору как раз в те дни, когда односельчане провожали переселенцев. Помню телегу с вещами, индюков, шипящих гусей. Рядом с телегой стояла группа односельчан с грустными лицами и влажными глазами. В деревне оставалась лишь одна еврейка, вышедшая замуж за белоруса и, вопреки воле родителей, принявшая христианство. В Хойниках было обыкновение к имени жителя добавлять название деревни, откуда он приехал. Помню, что моего отца звали “Иче великоборер”. Некоторые фамилии, полагаю, тоже произошли от названия деревень. Возможно, фамилия Избинский связана с деревней Избинь. Что касается эпитета “дурни”, то это была, конечно, напраслина. В Великом Бору жили достойные люди. До войны был крепкий колхоз. Во время войны было много партизан. Фашисты сожгли деревню. Уроженец деревни Борис Саченко написал о своих односельчанах книгу “Большой лес”. У меня сложилось мнение, что у тех, кто носит сравнительно редкую фамилию Будовский, предки – выходцы из Великого Бора. Например, был я в Могилеве. В телефонном справочнике вижу три фамилии Будовский с одинаковыми инициалами – “И.И.” Позвонил, сказал, что я тоже Будовский, и спросил, не из Великого Бора ли мой собеседник. “Да”, - ответили и, узнав, чей я сын, спросили, где отец, его брат и сестра. Оказался двоюродный брат отца Израиль Исаакович, который уехал в Речицу, работал на гвоздильном заводе. Во время войны был командиром стрелковой роты. Участвовал в освобождении Хойник, Великого Бора, лишился руки. Его сыновья Исаак и Иосиф, внуки и правнуки живут в Могилеве. У моего прадедушки по отцу, Юдула Будовского, жившего в деревне Великий Бор, было пять детей: Бася, Хана, Моисей (мой дедушка), Фейга и Израиль. Дедушка Моисей был энергичным, деятельным человеком. Мне рассказывали, что он разделал в лесу поляну под огород и соорудил там курень. В 1920 году во время налета банд С.Булак-Балаховича все 25 евреев из деревни Великий Бор скрывались в этом курене. Моя бабушка Сарра – Двойра родилась в семье Исаака Кагановича. Семья Будовских: Соня (Избинская), Исаак, Борис, Янкел-Мейше, Сара-Двойра (Каганович), Яша и Белла Кофманы. Хойники, лето 1936 г.Ее отец рано умер, оставив двух дочерей. На вдове женился Залман Кофман, удочеривший девочек. Сарра – Двойра была энергичной, трудолюбивой, искусной огородницей. У Моисея и Сарры было два сына: Исаак (мой отец), Ефим и дочь Бася. Мой отец, Исаак Моисеевич, родился в 1897 году. Фейга, урожденная Будовс кая, и ее муж - ЛевицкийОбразование у него было небольшое, но он был деятельный, энергичный, трудолюбивый, как все великоборцы, общительный, настойчивый. Из него получился способный организатор лесного производства, руководитель трудового коллектива. Он прошел путь от конюха лесоучастка до заместителя директора леспромхоза. Не случайно, в июле 1941 года его назначили начальником эшелона по эвакуации из Хойник семей руководителей района и работников леспромхоза. В эшелоне было 62 семьи, более 300 человек. До Свердловской области ехали 18 суток. Мой отец, в железнодорожной форме с тремя чайками на петлицах, везде успевал, договаривался с начальниками станции, разрешал спорные вопросы, неизменно спокойный, деятельный, энергичный. Когда эшелон приехал в город Тавда, отец позаботился о размещении, трудоустройстве эвакуированных земляков. Сам он стал управляющим межрайонного отдела “Свердглавлеса”. Работы было очень много. На военные нужды по правительственным телеграммам каждый месяц отправлялось 4 тысячи вагонов лесопродукции. После войны отца неоднократно приглашали вернуться на работу в Хойники. Но он так и остался жить на Урале. Брат отца Ефим работал в леспромхозе десятником, выучился на бухгалтера, участвовал в походе в Западную Белоруссию в сентябре 1939 года, жил в Бресте и там погиб в июле 1941 года. Сестра отца Бася вышла замуж за Янкеля Капустина. До войны у них было трое маленьких детей: Броня, Аркадий и Миша. Я.Капустин погиб на фронте в 1942 году. Старший сын Израиля Будовского Юрий закончил в Великом Бору начальную школу, уехал в Ленинград, закончил рабфак, железнодорожный институт, 30 лет работал в депо Ленинград – сортировочная, из них 22 года – главным инженером. Это был исключительно энергичный, бодрый и деятельный человек. Типичный великоборец, преданный традициям рода. Я с ним часто встречался, когда учился в Ленинграде. Он умер в возрасте 86 лет. Самый младший сын Израиля Миша был моим ровесником. Мы дружили: учились в одном классе, ехали в эвакуацию в одном вагоне, работали на одном заводе, в кузнечном цехе (я кузнецом, а мой дядя у меня подручным). Военные училища, правда, закончили разные: я – пехотное, а Миша – танковое. Он прошел всю войну. После войны закончил школу зубных техников в Ленинграде. В Ленинграде его как техника призвали снова в армию и послали …строить аэродром. Когда выяснилось, что Миша не техник – строитель, а … зубной техник, офицеры смеялись. Но Миша поступил в строительный техникум и закончил его. Работал прорабом в Сестрорецке. Жизнь разбросала великоборцев по миру. Потомки живут в Москве, Ленинграде, Израиле, Крыму, Австрии, Канаде и т.д. Они, надеюсь, будут рады подробнее узнать об истории своего рода, о деревне Великий Бор, откуда “есть пошел” род Будовских.
Яков БУДОВСКИЙ, Кандидат педагогических наук, Отличник народного образрвания.
https://www.mishpoha.org/nomer10/budovski.php
|
Тема: Лившиц из Мозыря. Отец, видимо, из Казимирова 15.11.2025, 17:06
ОТРЫВКИ ИЗ «СЕМЕЙНОЙ ХРОНИКИ» История моего дедушки из Хойник Баруха Избинского – столяра-краснодеревщика. Он был из рода первосвященников и пользовался большим почётом в синагоге.
У него было два сына и восемь дочерей.
Когда летом 1920 года местечко захватила банда Булак-Булаховича, и стали грабить и насиловать людей, дедушка – человек мужественный и сильный, бросился на погромщиков с топором и его застрелили. Кстати, в память о дедушке у всех Избинских сыновья носили имя Борис.
Старший сын Баруха Избинского уехал вскоре в Бердянск, работал бухгалтером. Погиб с семьей в июле 1941 года.
Второй сын Гриша учился на портного. Рано уехал в Петроград. В сентябре 1917 года вступил в большевистскую партию, в Красную гвардию, сопровождал советское правительство во главе с Лениным во время переезда в Москву. Учился в школе кремлёвских курсантов, затем в Качинской авиашколе, закончил военную академию химических войск и во время Великой Отечественной войны был одним из руководителей Ленинградского фронта, полковник.
Старшая дочь Хана имела двоих детей. Умерла после неудачной операции, оставив маленького Бориса (4 года) и Лизу (2 года) сиротами. Её сын Борис Вольфсон в 1940 году ушёл в армию. Прошёл всю войну, трижды был ранен, майор.
Дочь Баруха Избинского – Лиза, была очень красивой и умной. Её полюбил юноша Абрам Векслер. По профессии он был портным. В 1913 году уехал в Америку. Началась Первая мировая, а затем и гражданская войны. Десять лет Лиза ждала любимого. В 1923 году они встретились в Либаве и уехали в Филадельфию. У них были дочь Полина и сын Борис. Полина заболела и рано умерла, а Борис (Бэн) Векслер служил в Военно-Морском флоте США. У него две дочери, шесть внуков. Мы переписываемся с ним. Мой младший сын Игорь был в командировке в США (он главврач Дома ребёнка в Ханты-Мансийском округе), навестил Бэна и его семью.
Третья дочь в семье Избинских – Соня (моя мама). Мать вышла замуж за парня из знаменитой в Хойникском районе деревни Великий Бор (есть книга уроженца этой деревни Бориса Саченко “Большой лес”).
Мой отец, Будовский Исаак Моисеевич, работал конюхом в лестрасхозе, затем был десятником, трудился на лесоразработках прорабом, начальником мехлесопункта, а с 1939 года – заместителем начальника Хойникского лесхоза. Был он и начальником железнодорожной станции (три “чайки” на петлицах). В июле 1941 года его назначили начальником эшелона. На этом эшелоне 62 семьи, выехали из Хойник 26 июля 1941 года в город Верхняя Тавда Свердловской области. На Урале он работал управляющим межрайонным отделением “Главлесосбыта” Умер в 1953 году. У нас в семье было два сына. Младший – мой брат, тоже Борис.
Следующая дочь Избинских, Лена, уехала в Москву, работала уборщицей, домработницей и одновременно закончила рабфак, затем горный институт. Вышла замуж за горного мастера Ковалева Лаврентия Матвеевича. Во время войны он был начальником ртутного рудника в Хайдаркане, тётя Лена – сменным инженером. Детей у них, к сожалению, не было. Во время войны у этой семьи нашли приют многие наши родственники. Лаврентий Матвеевич, участник Гражданской войны, человек большой души и сердца. Моя бабушка Фейга-Кейля Избинская очень сокрушалась, что дочка вышла замуж за “гоя”. Но, по-моему, её больше беспокоила не его национальность, а имя – Лаврентий. Дело в том, что в Хойниках был “мишугенер” (сумашедший – идиш) по имени “Лаврентий”. Местечко есть местечко.
Сейчас из моих двоюродных братьев и сестер большинство живёт в Соединенных Штатах: Лиза Вольфсон из Москвы переехала в Сан-Франциско, Аня Маркович из Ленинграда в Денвер, Бэн Векслер в Филадельфии.
Мы с женой отметили “золотую” свадьбу в сентябре 1999 года. В нашей семье сначала породнились народы Советского Союза, а сейчас мы замахнулись на Европу: невестка – немка.
Яков Будовский, кандидат педагогических наук, отличник народного образования 2000 год
http://shtetle.com/shtetls_gom/khoiniki/khoiniki.html
Гутманы жили в Хойниках
|
Тема: Лившиц из Мозыря. Отец, видимо, из Казимирова 15.11.2025, 17:03
СМЕРТЬ ПО ЖРЕБИЮ Это был последний день лета и последний день жизни. 31 августа 1941 года, девять дней оккупации. Белорусский Мозырь в 41-м ещё не был невзрачным гомельским райцентром и уже не был милым дореволюционным еврейским местечком. Мозырь был областным центром – тогда в БССР существовала Полесская область. Немцы заняли город 22 августа. А 31 августа он стал новой Масадой. 31 августа 1941 года, в воскресенье, несколько еврейских семей собрались в доме № 19 на улице Пушкина. Там жили Гофштейны. Что делают немцы с евреями в оккупированных городах, все они уже знали. Многие польские евреи успели сбежать на восток осенью 1939 года и оказались в белорусских и украинских городах. А 24 августа всесоюзное радио транслировало митинг еврейской общественности. И великий актёр Соломон Михоэлс, уже после войны убитый НКВД в Минске, рассказывал по радио, что рейх собирается уничтожить весь еврейский народ. Рассчитывать, что немцы обойдутся «куркой, млеком, яйком», было невозможно.
Семья Нисель Гутман с женой. В доме Гофштейнов собрались Гутманы, Зарецкие, Гофманы, Домничи, Рогинские – сейчас известно уже 32 имени. Жители Мозыря, пережившие оккупацию (евреев среди них не было: те, кто не сбежал и не поджёг себя, были уничтожены в местном гетто), рассказывали, что всего в том доме было то ли 37, то ли 40 человек. Вспомнили предков и решили, что уж лучше умереть по собственной воле, как в Масаде. А значит, нужно, как в Масаде, бросить жребий. Одному из них придётся облить керосином дом, зажечь спичку и бросить её. Одному из них нужно это сделать, как сделали предки, чтобы не сдаться римлянам. Один из них обязан не отдать их всех новым римлянам. Сгореть должны все: от шестилетнего Шлёмы Гофштейна до 81-летнего почтенного Ниселя Гутмана.
Жребий выпал 19-летней Соше Гофштейн. Она подожгла дом. Евреи горели с молитвенниками в руках. Они сделали выбор. Остальных спустя несколько дней согнали в Ромашов Ров в гетто и постепенно, «под настроение», небольшими партиями убивали. Последний узник гетто был убит 7 января 1942 года.
На том месте остался только фундамент. Никто после войны не хотел там строить дом. А если приезжал неместный и готов был там поселиться – ему рассказывали, что произошло в доме № 19 на улице Пушкина в 41-м. И новосёл предпочитал искать что-нибудь другое. Тем более что в местном краеведческом музее была экспозиция, посвящённая самосожжению мозырских евреев с указанием места.
А потом экспозицию убрали, как будто ничего и не было. И четыре десятка лет эта история была будто бы легендой. А в 90-е внук Ниселя Гутмана Яков, живший к тому времени в Нью-Йорке, начал борьбу за память деда и ещё нескольких десятков еврейских героев и решил увековечить белорусскую Масаду. В 2003 году он привёз в Мозырь валун с мемориальной доской. На этой доске на иврите, по-английски и по-белорусски было написано: «Белорусская Масада. На этом месте будет установлен памятник мозырским евреям, которые совершили самосожжение 31 августа 1941 года. Они посчитали лучшим умереть, чем покориться врагу. Всемирная ассоциация белорусских евреев. Проект сохранения еврейского наследия в Восточной Европе».
Памятный знак Памятный знак Памятный знак с надписью на иврите, английском и белорусском языках. Через месяц камень убрали по решению мозырского исполкома. А через семь лет, после долгой переписки с Яковом Гутманом и еврейскими общественными организациями, после писем Александру Лукашенко от мэра израильского Ашдода, где один из парков назван именем героев Мозыря, – всё-таки установили свой, одобренный камень, с политкорректной надписью: «Место самосожжения мирных жителей г. Мозыря в 1941 году». Ну да, слово «еврей» советским и постсоветским чиновникам почему-то всегда кажется не очень приличным. Его будто бы вслух произносить нельзя. Так что пусть будут просто мирными жителями.
Памятный знак Но Яков Гутман не угомонился. И пять лет назад, накануне 70-летия трагедии, местные власти установили новый камень, где написано, что на этом месте вознеслись в небеса души мозырских евреев, погибших в самосожжении. Про самого Гутмана говорили: ну это же не дело – по собственному желанию памятники устанавливать, эдак каждый начнет валуны с надписями ставить где хочет.
Памятный знак Памятный знак Яков Гутман Марат Гутман с женой Розой Яков Гутман на месте самосожжения. • Родной брат Якова Марат с женой Розой приехал из Израиля, чтобы почтить память героев Мозыря, среди которых и его дед Нисель. Нет, как раз это – дело. Потому что если бы не внук Ниселя Гутмана, с 1995 года обивавший пороги чиновничьих кабинетов, если бы не его «самоуправство», никакого памятного знака на месте белорусской Масады не было бы до сих пор. А спустя ещё пару десятков лет и местные бы забыли, что Мозырь – это Масада XX века. Так положено. Сын читает Кадиш усопших в память о покойном отце в течение 11 месяцев со дня его смерти. Поминальную молитву Изкор читают в память об ушедших родственниках четыре раза в году. А бьются в стены и двери, чтобы увековечить память родных-героев, – до последнего. Хоть бы и всю жизнь. Пока не добьются.
Ирина Халип «Новая газета» № 97, 2 сентября 2016 г.
http://shtetle.com/shtetls_gom/mozyr/mozyr.html
Упомянуты Гутманы. Это должно быть родственники--свойственники.
|
Тема: Лившиц из Мозыря. Отец, видимо, из Казимирова 15.11.2025, 11:48
Про евреев Щедрина
НА РУБЕЖЕ ВЕКОВ Когда узнал, что ему девяносто восемь лет, и он пишет стихи и мемуары, я захотел увидеть этого человека. Из любопытства. Для подтверждения того, что не перевелись богатыри на еврейской улице. А наше традиционное пожелание в день рождения – до 120!, не гротеск и фантастика, а реальность. Семён Борисович усадил меня за письменный стол, протянул рукописи. А когда я стал читать и надел для этого очки, спросил: – Сколько вам лет, молодой человек? – Сорок семь, – ответил я. – И вы уже читаете в очках? – удивился он. – А что вы будете делать в девяносто пять? Я только сейчас стал надевать очки и то для чтения. После этих слов я стал ещё внимательнее читать воспоминания Семёна Борисовича Левина…
Аркадий Шульман
Семён ЛЕВИН МЕСТЕЧКО История местечка Щедрин, бывшего Бобруйского уезда, богата и интересна. Кое-что из этой истории я помню, знаю и расскажу. Хотя я рано покинул отчий дом. В конце 1921 года уехал в Москву на учёбу. В дальнейшем в местечке бывал редко, наездами. По «летоисчислению» матери мне было тогда 17 лет. Возрастная комиссия при военкомате определила мне 19 лет, сделав на два года старше.
Я родился накануне праздника Пурим. Мою маму звали Зелда, девичья фамилия была Окунь. Отец – Борух Левин. У отца было три сына и две дочери от первого брака. У мамы от первого брака была дочь. Отец овдовел. И через некоторое время сошёлся с моей мамой. У них родилась дочь – Маня и два сына – Израиль и Шлейме. Шлейме – это я. При рождении мне дали такое имя, хотя сегодня все называют Семёном. Родители жили в деревне Сеножатки. Говорят, что мои старшие братья и сёстры были в своей деревне активными участниками революционных событий 1905 года. Все пятеро были вынуждены нелегально эмигрировать в США. Родителей в 1906 или 1907 году выселили из деревни, и они переехали в местечко. Несколько лет снимали жильё, затем купили свой дом с небольшим участком земли.
Местечко Щедрин находилось в 18 километрах от железной дороги и в 12 километрах от реки Березина. Дорога рассекала густые хвойные леса. Вокруг местечка – деревни, в том числе две с преобладающим польским населением, одна – со староверами. В пределах пяти километров были четыре помещичьих усадьбы.
Одного помещика я хорошо запомнил. На вид дохлый старикашка, но с причудами. Бывало, подъезжает на тройке к лавке, покупает, не скупясь конфеты. Потом садится в карету, едет и бросает через голову конфеты, а сам покатывается от ехидного смеха, наблюдая, как мальчишки ловят сладости.
В самом местечке какой-то владелец построил большой красивый дом. Местные жители называли его по-еврейски дер гейф (дворец). После революции владелец уехал, имущество растащили, остались большой цветущий сад и паровая мельница.
Местечко являлось торговым центром густонаселённого края. В Щедрине работало большое количество сапожников, портных, бондарей, кузнецов, столяров, плотников, других кустарей.
Стояли две ветряные мельницы, одна паровая, круподерка, мастерская по обработке шерсти. На главной улице, протяжённостью в два километра, лавки и лавчонки. По воскресеньям был базарный день.
В Щедрине было восемь синагог. Самая старая так и называлась – Ди алте шул. Она сгорела, отстроили новую и всё равно по-прежнему называли – Ди алте шул.
В самом центре местечка находилась большая синагога, со вторым этажом для женщин – её называли Алконес шул. Её строил плотник Алконе – мой дядя по материнской линии. В этой синагоге были раввин, шойхет. Здесь находилась иешива, дававшая религиозное образование. Среди учащихся иешивы было много парней из бедных семей. Их распределяли между местечковыми семьями и те подкармливали. К нам домой по средам приходил один из них. Одет в традиционный сюртук. Мыл руки по всем правилам. Четыре раза выливал воду из кружки с двумя ручками то на одну руку, то на другую. И тут же вытирал полотенцем, которое подавала моя сестра. Парень не поднимал глаз на сестру.
Правила были строгие. Однажды одного из бохеров-учащихся иешивы увидели с девушкой. Они гуляли в кустарнике. Все местечко шумело, мол, что за нравы. Парня изгнали из иешивы.
Учёт родившихся и умерших евреев вёл казённый раввин. Он считался государственным служащим, в его книгах сохранялись записи за все годы.
Мой дядя Перец выписывал газету на еврейском языке. Для местечка это была редкость. Я бегал раз в неделю на почту за этой газетой. Собирались люди, читали вслух, обсуждали материалы дела Бейлиса. Радость превратилась в настоящее веселье, когда узнали, что Бейлиса оправдали.
Молодая родственница, жившая у нас дома, родила мальчика. Её муж был в отъезде, на заработках. На восьмой день, как и положено, был обряд обрезания. Его сделал дядя Перец. Такую операцию он делал и другим мальчикам, хотя по профессии был плотник. Мне тогда было пять-шесть лет, и я хорошо помню этот эпизод. Как он подготовил «операционное поле», не видел, но затем двумя пальцами натянул крайнюю плоть до отказа, бритвой резанул и ртом отсосал кровь. Малыш еле успел пискнуть. После этого все гости поздравили маму, и выпили за здоровье малыша.
Место у восточной стены синагоги за хорошие пожертвования занимала местечковая знать. В красивом, богато оформленном, арон-кодеше находилось более 50 свитков Торы.
Мне исполнилось тринадцать лет. Бар-мицва. Совершеннолетие. Синагога. Я – на биме. Слева дядя Алконе склонился над свитком Торы. Мне на плечи набрасывают талес. Дядя Алконе читает очередной отрывок из недельной главы, потом велит мне погладить поверхность свитка уголком талеса и поцеловать его. Я выполняю это. Дядя легонько шлепнул меня по плечу: «Теперь ты мужчина».
Я учился в местечковом хедере пять лет. Мой меламед, реб Мендл, был человек в годах, с большой бородой и не очень длинными пейсами. Он ходил в поношенном сюртучке и старой ермолке. Был добрым человеком, но легко «выходил из себя». Под руками у него всегда была линейка и ремешок, которые он время от времени пускал в ход.
Вспоминаю такой случай. Дело было накануне Пурима. Ребе говорит мне: «Шлейме, читай вслух Эстер-Мегелат». Я исполняю его приказ. Когда читал о том, как Эстер, по заданию Мордехая, должна ночью шепнуть царю Ахашверошу просьбу отменить приказ Амана об уничтожении евреев, мальчишка, сидевший рядом, ущипнул меня. Я невольно хохотнул. Ребе разозлился, вскочил и замахнулся на меня ремешком. Я удачно увернулся и убежал. Меня отец и мать никогда пальцем не трогали. Да и ребе никогда не бил меня… На этом мой хедер закончился. Больше я не ходил к ребе. Но за эти годы успел стать грамотным человеком. Я знал все молитвы на иврите, читал Тору. Умел читать и писать по-русски. Свободно владел четырьмя арифметическими действиями. Отец поначалу хотел заставить меня дальше учиться в хедере, но потом махнул рукой. Я начал подрабатывать и кое-какие деньги приносить в семью.
Прожив длинную жизнь, я понял, что местечковый хедер, над которым мы смеялись, иронизировали, открыл для меня дверь в мир цивилизации. Мне стали доступны для чтения книги на идиш, на иврите, на русском языке.
Накануне Судного дня мы с отцом пришли в синагогу. Там на полу лежала подстилка. Отец становится на четвереньки, а шамес-служка лупит отца ремешком по спине. Отец кулаком правой руки бил себя кулаком в грудь и шептал слова покаяния. Закончив этот акт, отец подходил ко мне. На глазах у него были слёзы.
Эта синагога была самым многолюдным, центральным местом Щедрина. В 1920-21 годах, во времена повального бандитизма, здесь дни и ночи дежурил отряд ЧОНа.
Помню праздники, особенно Симхат-Тору, когда около синагоги собиралось много людей, все танцевали. Группами по 30-35 человек выносили свитки Торы, с пением обходили вокруг бимы.
Раввин в местечке был судьей. Не помню случая, чтобы евреи обращались в общегосударственный суд. Все споры между евреями решались у раввина, и решение безоговорочно принималось.
Каждую субботу, перед вечерней молитвой, уединившись в большой подсобной комнате, не зажигая свечей, он разыскивал что-то интересное из древних книг, и его было интересно послушать.
Раввин держал кассу взаимопомощи.
Миня Партон (Левина) Миня Партон (Левина), 1915 г. В субботний день, после обеда, девушки и парни собирались у кого-нибудь всей компанией и резвились, танцевали под собственное пение, затевали всякие безобидные игры. Моя сестра Миня часто брала меня с собой. (Мама её заставляла это делать). И вот я был свидетелем такого эпизода. Девица зрелых лет пристала к парню из более состоятельной семьи: «Давай поиграем в свадьбу». Парень согласился. «Возьми мое колечко», – сказала девица. Парень взял колечко, надел его на девичий палец и при этом произнес броху, которую произносят под Хупой, во время бракосочетания.
Девица тут же сказала: «Я твоя жена». Парень понял, что зашли они слишком далеко, и тут же скрылся из местечка. Через какое-то время говорили, что он уехал в Америку. А злые языки подшучивали над соломенной вдовой.
В 1913 году из волости пришло предложение построить в местечке Щедрин гимназию за счёт государства. В синагогах начали собираться люди и обсуждать эту новость. Хасиды были против строительства гимназии. Митнагдим – за. Споры доходили до драк. Волостному начальству надоело ждать согласия по этому вопросу, и оно решило построить гимназию в деревне Радуши.
Вековой спор между хасидами и митнагдим делил все еврейские общины, и больших городов и маленьких местечек. В Бобруйске, где мы иногда бывали, у самого въезда в город стояло две синагоги. Внешне похожие, кирпичные. В одной молились митнагдим, в другой – хасиды. В Щедрине одно время было два раввина, хасидский и митнагдим.
Насколько я помню, никто из евреев сам не резал куриц. Это было делом резника. Как-то раз я заглянул к резнику, по приглашению его сына, моего ровесника. Я увидел за стеклом в шкафчике набор халефов (ножи-бритвы) разных размеров, от очень больших до обычной бритвы. На острие бритвы не должно было быть ни одной щербинки. Зарезать птицу или животное – сложный процесс. Это надо сделать одним махом, не допустимы пилящие движения.
В этой синагоге торжественно отмечалось 300-летие дома Романовых в 1913 году. На биму поднялись урядник, стражник. Сабли наголо. Дядя Алконе что-то зачитал из Торы. Синагогальный староста – габай произнёс речь. Хор с кантором спели «Боже, царя храни» на идиш.
В местечке была богадельня, то есть дом для нищих, обездоленных. Зимой там оседали группами бездомные евреи, которые ходили от местечка к местечку. Были они шумные люди, часто ругались и дрались между собой. Летом публика сменялась. Жили обитатели богадельни по принципу: обошёл все дома, везде попросил милостыню, тебя покормили в каждом доме и уходи подальше от местечка.
Среди местечковых евреев было много таких, кто жил сельскохозяйственным трудом. Большинство имело в пользовании по небольшому клочку земли, держало огороды, сады. Группа евреев брала на себя все хлопоты по организации выпаса скота. То есть занималась подбором пастухов, поиском пастбищ. Их называли «паствой». Сколько платить каждому из хозяев, решалось на торгах, которые проходили в синагоге. Рано утром пастух играл на своей дудочке, собирал стадо и угонял его в поле, на пастбище. Стадо коров в местечке было очень большое.
Помню один случай из местечковой жизни. Жил-был около Щедрина хуторянин, еврей. Он владел большим участком земли. У хуторянина была крепкая, работящая семья, трое сыновей. Отец умер, и сыновья пошли в синагогу произнести в память об умершем молитву-кадиш. На них набросились евреи из паствы. Скот иногда забредал на участок земли хуторянина, и тот требовал большой выкуп. Паства решила отомстить и накинулась с кулаками на сыновей. Драка была жестокая.
В двадцатых годах в Щедрине образовался колхоз «Социалистический путь», которому существенную помощь оказывал ОЗЕТ (Общество земельного устройства евреев).
Власть в местечке осуществляли урядник и два стражника, им в придачу – сотский из евреев. Фактически бегунок на побегушках. Он знал всех жителей. Урядник был крепкий, широкоплечий, усатый. Его фамилия была – Царик. Имел свой выезд. Жил в добротном доме, в центре местечка. В годы Первой мировой войны в местечке появились дезертиры. Он знал всех. За пятерку с брата он предупреждал их об облавах. И никогда никого не поймали. Зато в 1917 году, когда стали появляться домой фронтовики, его собирались избить. За него заступились те же дезертиры. В начале 1919 года уже при Советской власти я выполнял обязанности секретаря местечкового совета. Мы именовали себя Ревкомом. Все дезертиры были собраны, построены и под командой одного из них – Бориса Партона – отправлены в волость. Мой будущий шурин Борис Партон во время гражданской был ранен, вернулся домой, женился на моей сестре Мине. В 1941 году вся семья Партона: Борис, Мина и семеро детей – были расстреляны фашистами в гетто.
Местечко жило размеренно, по раз и навсегда установленным законам. Но новое время сказывалось. Например, девушка-еврейка и парень-поляк решили пожениться. Девушка приняла католичество и перешла жить в семью мужа. Что делалось в местечке – не описать. Но пара вела себя мужественно. Правда, закончилось всё плачевно. Муж уехал в США, надеялся вызвать свою супругу, но началась Первая мировая война. Все планы рухнули. Я видел эту женщину уже в 20-ом году. Она продолжала жить в семье мужа. При польской оккупации у них останавливались польские офицеры.
Много моих земляков имело родственников, эмигрировавших в США. Это положительно сказывалось на материальном достатке людей. Им помогали и родственники, и филантропические организации из США.
В годы Первой мировой войны многие занялись заготовками для военного ведомства, другие принимали участие в ремонте дорог и строительстве укреплений вдоль Березины.
Местечковые жители предпочитали мацу, изготовленную в Щедрине. Редко кто привозил мацу из Бобруйска. Техника изготовления мацы сложная и требует соблюдения многих правил.
Мальчик приносит муку и высыпает её в специально обработанный тазик. Тесто изготавливается из муки и воды. Ничего больше. Мальчик поливает воду на руки женщины. Сосуд особый – деревянный. В главном помещении поставлены столы – доски. Тесто разрезается на куски и раздаётся катальщицам. Не все могли из комка теста сделать аккуратную круглую лепёшку, раскатать её. Затем тесто поступает на столы, выстланные особо обработанной жестью. Парень особым приспособлением с зазубренными кружочками наносит отверстия на тесто. Затем пекарь длинным шестом отправляет тесто в разогретую печь. Маца печется меньше минуты. Извлекается из печи особой лопаткой. Самая ответственная работа была у пекаря. Её делал мой дядя Моше. Помню, около него стояла чекушка водки, время от времени он делал маленький глоток, наверное, чтобы взбодриться и не чувствовать усталость.
Ещё была гиклапте маце. То есть маца, изготовленная наспех. Обычно её пекли по ночам, весь персонал был из добровольцев. Эта была бесплатная маца для бедных.
С началом Первой мировой войны и наступления немецких войск в местечке появились беженцы. Царским указом из многих приграничных районов были выселены евреи, которых, пытаясь списать военные неудачи, обвинили в шпионаже в пользу Германии. Среди беженцев были и высокообразованные люди. Запомнилась семья Карасика, которые многому научили моих земляков.
Израиль Левин Израиль Левин, 1916 г. Мой брат Израиль был сионистом. У них был подпольный кружок. По ночам они собирались у нас. Человек десять. В небольшой комнате. Отец, который уже однажды пострадал от политики, не только не мешал им, но даже иногда слушал, о чём они говорили. После разговоров собравшиеся вполголоса пели какие-то песни. Через дорогу жил стражник. Но он, то ли ничего не замечал, то ли не понимал, по какому поводу собирается молодёжь.
Многие жители окрестных деревень знали идиш. А местечковые умели говорить по-белорусски, по-русски. Но иногда в разговоре местечковых с деревенскими была целая мешанина из разных слов. Вспоминаю такой эпизод.
Тётя Двойра говорит крестьянину:
– Фир мир а голц.
Фир – это глагол в повелительном наклонении «вези» и числительное «четыре».
Крестьянин не расслышал, и тётя Двойра повторила, как она считала, на русском языке:
– Человек, четыре мне дровы.
Конечно, это анекдот. Но он показывает языковую ситуацию в Щедрине.
Свадьбы в местечке обычно были по пятницам. Происходило это так. Невеста молча сидела на стуле в ожидании жениха. Рядом с ней была целая аллея подружек. Жених входил в комнату в сопровождении сватов, подходил к невесте и набрасывал ей на лицо белую вуаль. Потом брал невесту под руку, и они отправлялись в синагогу. Рядом шли клезмеры и играли весёлые свадебные песни. Собиралось много-много людей. У синагоги молодые становились под хупу. Жених, в присутствии раввина, надевал невесте кольцо на палец и говорил: «Отныне мы принадлежим друг другу, как Моше и Израиль».
В феврале 1917 года я работал по найму у коробейника за 4 рубля в месяц и харчи. Едем мы из одной деревни в другую с товаром. Навстречу какой-то мужик:
– Янкель, что ты спишь, знаешь, что случилось?
– Что?
– Вот и то! Царя скинули.
Коробейник говорит мне:
– Шлемка! Гони быстрей. Тут теперь такое начнётся!
Через много-много лет я написал стихотворение о тех днях.
Что с тобою вдруг случилось, Наша улица-тихоня. Улица от шума вздулась. Всё людское в крике тонет. Взорван тихий мир покоя. Нет царя, пляши а редул. «Жизнь заново построим», – Мотеле кричит соседу. Что нам снег, что нам стужа, В пиджачках хавейрим пляшут. Миреле ругает мужа Тот в ответ рукою машет. От зари и до заката Марши, митинги, колонны, За оратором, оратор. Вот она, моя тихоня.
Летом 1918 года местечко заняли немецкие войска. В местечке на постой стало небольшое подразделение. Однажды светлым летним днём на крыльцо дома, в котором находилась аптека, вышел немецкий офицер, сел в кресло и стал слушать военный оркестр, который играл специально для него. Здесь же мирно прогуливались люди. Никто никого не трогал. Только мальчишек немцы заставляли собирать крапиву, потом её складывали в ящики и отвозили на вокзал.
В одно ноябрьское утро люди проснулись, а немцев в местечке уже нет.
Когда в июле 1941 года фашисты захватили Щедрин, старики вспоминали то время и думали, что и на этот раз всё будет спокойно. Но изменилось время, и немцы, которые пришли, были не похожи на своих предшественников. Всё еврейское население, которое не сумело уехать, уйти на восток, было уничтожено. Погибло много моих родных.
Эхо декларации Бальфура о предоставлении евреям своего «очага» в Палестине дошло до нашего местечка. Весной 1919 года в Щедрине легально возникла организация «Паолей Цион» – еврейская социал-демократическая рабочая партия. В сарае пожарной команды этой организацией был созван митинг. Помню фамилию оратора – М. Ляховицкий, который разъяснил всё происходящее и объявил запись желающих отправиться в Палестину. Записалось четыре человека, в том числе и я. Дома отец всыпал мне за это. Из затеи отправить добровольцев в Палестину ничего не вышло. Началась польская оккупация.
Семён Левин Семён Левин. Польские легионеры жестоко обращались с населением, особенно с еврейским. Однажды на глазах у хохочущих солдат и перепуганных евреев на улице легионер саблей срезал бороду у старика. Другой случай – при попытке изнасилования еврейская девушка выпрыгнула из окна и была застрелена.
Во время одного из налетов польских легионеров (я в это время болел сыпным тифом) отец, испугавшись за меня (я всё-таки был активистом, секретарем местного совета) прибежал домой и с криком «поляки» свалился на кровать. Через три дня он умер.
Эскадрон поляков стоял на постое в соседней деревне Малиновка. Пошёл слух, что в воскресенье в нашем местечке будет погром. В назначенный день в Щедрин съехалось много желающих пограбить еврейское добро.
Местечковые богачи собрались и решили, что надо поднести полякам куш – в виде николаевских денег (такие купюры были тогда в ходу) и встретить их хлебом-солью. Может быть, это остановит насилие. Польский офицер благожелательно принял подарки, выслушал делегацию евреев, а потом отдал своим войскам приказ разогнать погромщиков. Легионеры на конях бросились лупить и разгонять охотников пограбить. Несостоявшиеся погромщики бегали по местечку и просили евреев укрыть их… Было и такое.
В октябре 1921 года я был направлен ЦК КСМБ на учёбу в Москву. После учёбы в столице работал в комсомольских организациях, служил в Красной Армии. Был военным врачом. Демобилизовался с должности командира медико-санитарной роты гвардейского полка. Потом жил в Витебске. Выросли дети, внуки, правнуки.
Но воспоминания детства, память о родном местечке навсегда останутся со мной.
Журнал «Мишпоха», № 9 (1) 2001 г. http://shtetle.com/shtetls_gom/shchedrin/levin.html
|
Тема: Лившиц из Мозыря. Отец, видимо, из Казимирова 15.11.2025, 10:56
Про евреев Казимирова
Аркадий ШУЛЬМАН ВОЗВРАТИВШАЯСЯ ФОТОГРАФИЯ Когда я разговаривал с Беллой Петровной (или, как она записана в паспорте, Бертой Пейсаховной) Горелик, у меня складывалось ощущение, что еврейское местечко, с его неповторимым говором и вопросами, которые обязательно следуют за каждым твоим вопросом, с описанием быта и семейными историями (знаменитыми майсами) существовало не много десятилетий назад, а сохранилось и живет, стоит только выйти за двери Бобруйского еврейского общинного центра. …Но за дверями уже давно властвовала совсем другая жизнь.
В актовом зале собралось несколько десятков человек, люди в основном солидного возраста. Мы беседовали об истории местечек, характере местечковых людей, и наверное, этот разговор натолкнул мою собеседницу на воспоминания.
– Во-первых, я должна вам рассказать про свою фамилию, – сказала Белла Петровна.
– Фамилия Горелик очень распространенная, – заметил я.
– Нет, – категорично заметила, судя по всему, совсем не категоричная Белла Петровна, – у Гореликов из Паричей особая фамилия. Мне об этом папа рассказывал. Когда-то, лет триста тому назад, в Паричах был большой пожар. И сгорели почти все дома. Так вот у всех погорельцев из Паричей стала фамилия – Горелик. И у евреев, и у белорусов, и у поляков.
Я заглянул в «Энциклопедию еврейских фамилий Российской империи» Александра Бейдера, и действительно одна из версий происхождения фамилии Горелик гласит, что «происходит от белорусского слова “горелый”, которое имеет два значения: горелый (погорелец – человек, дом которого сгорел). Фамилия Горелик чаще всего встречается у выходцев из Могилева, Бобруйска и Рогачева».
Похоже, семейная легенда нашла свое отражение в солидной энциклопедии.
– Мой отец, Пейсах Мордухович из местечка Казимирова. Вы слышали о таком местечке? – уточнила Белла Петровна.
Конечно, деревень и местечек с названием Казимирово в Белоруссии было меньше, чем людей с фамилией Горелик, но тоже достаточно много.
– Так вы бывали в Казимирове? – переспросила Белла Петровна. – Я вам расскажу. Местечко было очень красивое и многонациональное. Я помню бабушкин дом, рядом стоял сельсовет, напротив жили Барановские, другую соседку звали Еха, у нее была внучка Милька… Еврейское кладбище. Там же жило много евреев.
Я заглянул в интернет и узнал про Казимирово, в котором жили предки Беллы Горелик, чуть больше, чем рассказала она.
«Находится в 12 километрах на запад от города Жлобина. На реке Добосне (приток Днепра). Планировка состоит из прямолинейной улицы, к которой на севере присоединяются короткие улочки. Застройка деревянная, усадебного типа. С 1834 года – местечко. После открытия в ноябре 1873 года движения по железной дороге Осиповичи – Гомель начала действовать железнодорожная станция. В 1886 году – 12 магазинов, водяная и ветряная мельницы. В 1897 года – церковь, синагога, постоялый двор. С 1921 года работала школа. В 1930 году организован колхоз».
Яков Богорад Семья Белы Петровны: девочка постарше – сама Бела Петровна – 1927 г.р., вторая девочка – ее сестра Нина, 1929 г.р. и на руках – младшая сестра Соня 1931 г.р., она погибла в гетто. Жлобин, 1933 г. – Горелики жили в Казимирове очень давно, – сказала Белла Петровна. – Мой дедушка Мотл Горелик был сапожником. У него было три жены. Почему три? – задала вопрос, скорее всего, самой себе Белла Петровна и, выждав паузу, стала рассказывать: – У него была невеста. И он ее не взял в жены. Знаете, что это для местечка? Целая история. И невеста его прокляла. Она сказала деду, что он ее будет век помнить. Дедушка женился на моей бабушке Бейле. Меня в ее честь назвали. Родилось двое детей: мой папа Пейсах (1900 г.р.) и его сестра Аня, она была старше папы. Потом бабушка Бейля заболела и умерла. Оставила деда с двумя детьми на руках. Дед выждал положенное время и женился второй раз. У него родилось еще трое детей: Янкель (1912 г.р.), Авремул (1915 г.р.) и Этл, не помню год рождения. Вторая жена пожила, пожила и тоже умерла. Оставила деда с пятью детьми. А жить-то надо, детей на ноги ставить. Дед женился третий раз, на девушке Мине. Она пошла на пять детей и родила еще троих: Рахмиела (1919 г.р.), Гирсула (1920 г.р.) и Рохл (1922 г.р.).
Вот вам после этого и «не верьте в проклятия».
Помню, как в Казимирове в начале тридцатых годов церковь уничтожали. Она напротив бабушкиного дома стояла. Иконы рубили, люди щепки собирали. Страшно смотреть было. Тогда же и синагогу закрыли.
В начале 20-х годов папина двоюродная сестра и родная сестра Аня уехали в Америку. Они поселились в Балтиморе. Что-то нажили и прислали родственникам деньги. Дед и папа решили построить дом в Жлобине. Все же город, а из Казимирова евреи стали уезжать к тому времени. В 1926 году дед и папа стали жить в Жлобине, а в 1927 году родилась я.
Дед продолжал работать сапожником, а папа принял присягу, служил в какой-то военизированной части. Сутки был на службе, двое – дома. Когда был дома, помогал деду шить на заказ сапоги.
Я училась в Жлобине в 1-й Сталинской школе.
Перед войной из евреев в Казимирове оставались только моя бабушка и тетя. Моя младшая сестра, ей было десять лет, никогда не ездила в Казимирово, а летом перед самой войной ее родители отправили в местечко. Когда началась война, бабушка пешком прибежала к нам в Жлобин и спросила: «Может быть, надо забрать девочку?» Мама ответила: «У вас всегда тихо, пускай поживет у вас».
Яков Богорад Брат отца – Горелик Абрам (1915 г. р.) после возвращения с финской войны. Он погиб в Польше в 1945 г. Папу забрали на фронт в первые дни войны. В 1942 году из госпиталя пришло от него письмо. Оно было на идише. Писал, что идет на поправку. А потом ушел на фронт и пропал без вести.
Когда Жлобин немцы стали бомбить, мы перебрались на ту сторону Днепра. Думали, там спокойнее будет. Переждем и вернемся назад. Но домой мы уже не вернулись. Разбомбили мост. Мы не смогли забрать из Казимирова наших родных и пошли на Гомель.
Немцы захватили Гомель в начале августа. Перед этим была очень сильная бомбежка города. Мы пришли на железнодорожную станцию и с трудом сели в эшелон, который шел на восток. Нас привезли в Ростовскую область. Остановились в деревне Красный скотовод. Там жили спецпереселенцы, раскулаченные. Но к нам относились хорошо. В деревне собралось 30 эвакуированных семей из Гомеля.
Когда немцы подошли к Дону, нас отправили в Чкаловскую (Оренбургскую) область на станцию Халилово. Там я уже работала на военном заводе, потом в карьере…
В 1948 году мы вернулись в Белоруссию и узнали, что произошло в Казимирове с нашими родными.
Жили там люди испокон века дружно, и когда фашисты пришли в Казимирово, друг другу помогали. Но в соседней деревне Жальвин был предатель, полицай. Как сейчас помню его фамилию – Жарин. Он сообщил фашистам, что в Казимирове живут три еврейки. Их арестовали, отвезли в Жлобин. Соседи нам рассказывали: сначала убили тетю, потом сестру, а бабушка там умерла.
Мы в эвакуацию никаких фотографий с собой, конечно, не брали. Не до этого было. И после войны нам из Америки тетя прислала фотографию, на которой наша семья запечатлена в 1933 году. У нас дома тоже была такая фотография. Вот так ко мне вернулся этот снимок.
После войны мы приехали в Бобруйск, там жил мамин брат. А куда нам еще было ехать? В Жлобине никого нет, и дома нашего нет. Я пошла на работу подсобницей на фабрику «Красный пищевик». Училась в вечерней школе, потом окончила техникум. Со временем стала работать инженером-технологом. С этой фабрикой и связана вся моя жизнь.
Журнал «Мишпоха» № 32, 2013 г.
http://shtetle.com/shtetls_gom/kazimirovo/kazimirovo.html
|
Тема: Травины 15.11.2025, 8:22
Miron76 написал:[q] Добрый вечер, а Травин Александр Геннадьевич, в 1900 годах ,дворянин в Чухломе, не Ваших Травиных? И есть Андрей Михайлович Травин 1896 гр , Чухломский уезд вроде из крестьян, но рождение найти пока не возможно. Может тоже из Ваших, остались его потомки[/q]
Дворяне Травины считаются одним родом, но веток много, подробная достоверная генеалогия по всем не существует и вряд ли возможна.
|
Тема: Лившиц из Мозыря. Отец, видимо, из Казимирова 14.11.2025, 21:39
My Heritage выдал совпадение с Лившицами, которые жили не в Мозыре, а в Казимирово и Щедрине. Вероятно, это и объясняет, почему прадеда Абрама Лившица нету в мозырских списках 1874 года. А также сведения о большой бедности семьи, т.к. Лившицы из Мозыря в списке 1874 г. предстовляются достаточно обеспеченными. Видимо, Абрам один переехал в Мозырь.
I. 1. Янкель Лившиц https://www.geni.com/people/%D...2861960831 II 2-1. Айзик. Крейна (1861). 3-1. Абрам. Эйдля. III 4-2. Янкель (1889-8.3.1942). Хая Дубровская (1896-8.3.1942). 5-2. Цадок. 6-2. Эфроим. Нехама-Раше. 7-2. Соломон. 8-2. Берка (Борис). 9-2. Гитл. 10-2. Хася. 11-2. Бадана. 12-3. Иосиф. 13-3. Яков (1897-1937). Мария Троицкая (1900-1987). 14-3. Михаил. 15-3. Хиня. IV. 16-4. Шломо (1916-1991). Ада Фрайман (1924-1993). 17-6. V -16. Давид (5.8.1950). Белла Сапожникова.
|
Тема: Краснопольские - род духовенства Слободской Украины 12.11.2025, 18:24
Краснопольский Гавриил псаломщик XIX в. — XIX – XX вв. Курская и Белоградская епархия, Курская губ., Фатежский уезд, с. Хотемль ...сын — Краснопольский Иван Гаврилович, священник... Краснопольский Иван Гаврилович священник 1866 или 1867 — не ранее 1922 Курская и Белоградская епархия, Курская губ., Суджанский уезд, с. Гриневка Курская и Обоянская епархия, Курская губ., Грайворонский уезд, с. Покровское Курская и Обоянская епархия, Курская губ., Корочанский уезд, с. Заячье Курская и Обоянская епархия, Курская обл., Грайворонский уезд, с. Дорогощи ...отец — Краснопольский Гавриил, псаломщик...
Попов Георгий Поликарпович священник 1900 — не ранее 1927 Курская губ., Корочанский уезд, с. Плющины Курская и Обоянская епархия, Курская губ., Корочанский уезд, с. Плющины ...тесть — Краснопольский Иван Гаврилович, священник...
Попов Поликарп Федорович священник 1873 — не ранее 1918 Курская и Белоградская епархия, Курская губ., Корочанский уезд, слобода Кащеева Курская и Обоянская епархия, Курская губ., Новооскольский уезд, с. Коньшино Курская и Обоянская епархия, Курская губ., Путивльский уезд, с. Гудово Курская и Обоянская епархия, Курская губ., Старооскольский уезд, с. Осколец ...отец невестки — Краснопольский Иван Гаврилович, священник...
|
Тема: Приходы Кашинского у. с деревнями (на 1901 г.). Не все!!! 12.11.2025, 18:10
Allvo написал:[q] Добрый день. Подскажите, пожалуйста, кто знает к какому приходу относились села Бычково и Фролово (Кесова гора). Мои предки из этих сел - Романов Алексей, его сын Лобов Всеволод, Лобов Леонтий, его дочь Параскева Леонтьевна, Протасов Иван, его дочь Анна Ивановна[/q]
Село - это и есть центр прихода. В селе есть церковь. К приходам относились деревни. Если Бычково и Фролово деревни, то у Вас и указан их приход - Кесова гора.
|
Тема: Краснопольские - род духовенства Слободской Украины 12.11.2025, 17:47
Умерли: Настоятель Николаевской церкви слободы Каменки, Купянскаго уѣзда, священникъ Петръ Краснопольскій; Харьковские епархиальные ведомости. Харьков, 1867–19151884№ 8 https://yandex.ru/archive/cata...39c28f42/5
Священникъ Григорій Краснопольскій, Екатеринославскаго уѣзда, селенія Лоцманской Каменки, Сенатские ведомости. 1809-19171870№43
Краснопольскій Владимиръ, священникъ. Донские епархиальные ведомости. Новочеркасск, 1869–1917, 1912, выпуск № 26
Краснопольский Григорий, священник. Краснопольский Нестор, священник. Екатеринославские епархиальные ведомости. Екатеринослав, 1872–19171899№ 12/13
церкви Киевского военного госпиталя священник Николай Краснопольский Церковные ведомости, издаваемые при Святейшем Правительствующем Синоде: еженедельное издание с прибавлениями. СПб., 1888–19181890№ 14/15
протоиерей Кронштадтского военно-морского госпиталя Владимир Краснопольский Церковные ведомости, издаваемые при Святейшем Правительствующем Синоде: еженедельное издание с прибавлениями. СПб., 1888–19181889№ 15/16
Священник Моисей Краснопольский Екатеринославские епархиальные ведомости. Екатеринослав, 1872–19171884№ 16
Московской Воскресенской, в Пленницах, ц церкви священник Лев Краснопольский...Церковные ведомости, издаваемые при Святейшем Правительствующем Синоде: еженедельное издание с прибавлениями. СПб., 1888–19181913№ 18/19
Священник Игнатий Краснопольский Таврические епархиальные ведомости. Симферополь, 1869–19171881№ 24
церкви мѣъ стечка Баклани, Мглинскаго уѣзда, священникъ иИлія Краснопольскій https://yandex.ru/archive/cata...06e694b/65
церкви села Иловиц, того же уезда, священник Димитрий Краснопольский
Священник Николай Краснопольский, Сенатские ведомости. 1809-19171874№50
города Белгорода, Тихвинской церкви Священник Александр Краснопольский...Сенатские ведомости. 1809-19171869№56
села Гречаниковки, Ахтырского уезда, священник Никита Краснопольский Церковные ведомости, издаваемые при Святейшем Правительствующем Синоде: еженедельное издание с прибавлениями. СПб., 1888–19181911№ 19/20
|
Тема: Краснопольские - род духовенства Слободской Украины 12.11.2025, 16:07
https://forum.vgd.ru/6341/duh_putivel/ Духовенство Путивля!
1308 702 318 Штатный Священник села Антыков. Успенская церковь Гавриил Иванов Краснопольский Харьковское нам. Белопольская окр. с. Кобылки Архистратига Михаила церковь дьяконом сюда в 1785 38 М 1757
1309 702 318 - Жена священника село Антыков. Успенская церковь Мария Петрова 36 Ж 1759 1310 702 318 - Сын священника село Антыков. Успенская церковь Василий Гаврилов при отце 7 М 1788 1311 703 318 - Сын священника село Антыков. Успенская церковь Иван Гаврилов 4 М 1791 1312 703 318 - Сын священника село Антыков. Успенская церковь Стефан Гаврилов 1 М 1794 1313 703 318 - Дочь священника село Антыков. Успенская церковь Агрипина Гаврилова 12 Ж 1783 1314 703 318 - Дочь священника село Антыков. Успенская церковь Анна Гаврилова 10 Ж 1785
|
Тема: Путивль. Духовенство 12.11.2025, 16:02
В начале 19 века в Путивле был дьякон Вознесенской церкви Стефан Гаврилович Краснопольский (1797-15.10.1830). Есть ли у Вас что-то о нем?
Извините, уже вижу, что есть!!! Большое спасибо.
Моя тема про Краснопольских
|
Тема: Екатеринославская губерния - общие вопросы 12.11.2025, 13:38
Valencina написал:[q] Plato написал:
[q] запись о рождении дочери Нины, которая вроде бы родилась в 1914 г., но почему-то в советское время носила отчество Васильевна и фамилию Капитонова
[/q]
А откуда эта информация? Где она жила? Была ли в браке? Где и когда умерла? В принципе, если это девичья фамилия, можно направить запрос/запросы в архив Днепра, они, есл захотят, могут просмотреть записи за несколько лет.[/q]
Я ещё не сталкивался с готовностью архивистов просматривать книги за несколько лет. Вот сканировать дела на заказ в украинских архивах получалось очень хорошо
|
Тема: Екатеринославская губерния - общие вопросы 12.11.2025, 12:46
Nikola написал:[q] Valencina написал:
[q] есл захотят, могут просмотреть записи за несколько лет.
[/q]
Ключевое "если захотят"... А прежде попросят доказать жителя Финляндии, что он не российский гражданин.
[/q]
У меня замечательные отношения с украинскими архивами.
|
Тема: Национально-освободительное движение на Украине (1917—1921) 12.11.2025, 11:39
Нет ли информации о судьбе Степана Филимоновича Краснопольского?
Стефан Филимонович Даты жизни: 09.03.1894 - ? Сын статского советника. Уроженец гор. Павлограда Екатеринославской губернии. Православный. Окончил Павлоградскую гимназию и курс военного времени в Михайловском артиллерийском училище по 1-му разряду. С 17.08.1915 г. младший офицер переменного состава Сибирской отдельной запасной горной артиллерийской батареи. В кампаниях не был. Ранен и контужен не был. Нижний чин с 01.11.1914 г. Прапорщик с 10.07.1915 г. со старшинством с 01.04.1915 г. (Дополнение к ВП 10.07.1915 г.) Из БД Волкова - Краснопольский Степан. 1918 в гетманской армии; значковый, с 17 нояб. 1918 обер-офицер для поручений при управлении начальника артиллерии 8-го корпуса.
|
Тема: Краснопольские - род духовенства Слободской Украины 12.11.2025, 9:38
I Гавриил Иванович Краснопольский (1757). Священник. Антыков. Мария Петровна (1759). II Василий Гаврилов 1788 Иван Гаврилов 1791 Стефан Гаврилович Краснопольский (1794-1830). Дьякон. Путивль. Агрипина Гаврилова 1783 Анна Гаврилова 1785 III Григорий (1818). Сергей (1820). Александр (1822). Стефан (1826). IV Стефан Александров (1844). Филимон Стефанов (1851) Василий Стефанов Николай Стефанов V Виталий Филимонович Николай Филимонович Степан Филимонович Павел Филимонович
Во второй половине 19 века Краснопольские - большой род в Харьковской губернии. Любопытно восстановить их генеалогию. Первой женой Филимона Стефановича Краснопольского, сына свящ. слободы Дробышевой, была Анна, дочь священника слободы Лиман Андрея Петровича Яновского. Филимон Стефанович Краснопольский, по-видимому, снял сан после смерти первой жены и женился на Марии Титовне Диковой, дочери Тита Тимофеевича Дикова, служившего в полиции Лохвицы. Он стал учителем и дослужился до чина статского советника.
В Харьковских епархиальных ведомостях сообщается, что Стефан Краснопольский умер в 1874 г., оставив большую семью. Харьковские епархиальные ведомости https://yandex.ru/archive/cata...61d529a2/9
Стефан (Стефанович?) Краснопольский служил в Каменке и Дробышевой https://www.familysearch.org/en/tree/person/details/PWHQ-1X6 Филимон Стефанович (1851-1906) окончил Новочеркасскую семинарию. Священник села Преображенки в 1879 г. , впоследствии учитель в Павлограде. Его брат Василий Стефанович - потомственный почетный гражданин.
Сыновья Филимона были преподавателями, офицерами РИА.
Стефан Филимонович Даты жизни: 09.03.1894 - ? Сын статского советника. Уроженец гор. Павлограда Екатеринославской губернии. Православный. Окончил Павлоградскую гимназию и курс военного времени в Михайловском артиллерийском училище по 1-му разряду. С 17.08.1915 г. младший офицер переменного состава Сибирской отдельной запасной горной артиллерийской батареи. В кампаниях не был. Ранен и контужен не был. Нижний чин с 01.11.1914 г. Прапорщик с 10.07.1915 г. со старшинством с 01.04.1915 г. (Дополнение к ВП 10.07.1915 г.) Из БД Волкова - Краснопольский Степан. 1918 в гетманской армии; значковый, с 17 нояб. 1918 обер-офицер для поручений при управлении начальника артиллерии 8-го корпуса. /490/=
Краснопольский Павел Филимонович. В эмиграции в Чехословакии; 1922–1926 член Союза русских педагогов в Чехословакии. Рождение 9 янв 1896 Ekaterinos, Russia. Смерть 19 фев 1994 Последнее местожительство Los Angeles, California 90029, USA SSN выдан в штате New York Прибытие 19 ноя 1948. Boston, United States. Row # 69. Документ № K044A00202. Flexoline Format B Soundex K-625 Alien registration # A7101130 Виза I564193. В 1953-1960 гг был преподавателем или ассистентом в русской программе университета г. Сиракузы, штат Нью-Йорк.
|
|
|