Родом из детства

Самое раннее детство, в отличии от старшей сестры, запомнившей своё до мелочей, я помню смутно, в основном, по испытанным тогда ощущениям. До моих шести лет мы жили в Малмыжском районе, папа работал главным инженером в леспромхозе, мама занималась хозяйством и растила трёх дочек. Помню утренние сборы в детский сад - папа пытается надеть мне цигейковую шапку поверх платка, а я рыдаю, потому что мне кажется, что у меня завернулись уши; помню как вечером нас ждала и потом провожала домой из д/сада наша умная и добрая собака Дамка. Помню, как нас сестрой, закутанных в шали, везли из бани на фанерных закрытых санках с застеклённым окошечком спереди, как скрипел снег под полозьями, и тихо переговаривались родители. Запомнилась их поездка в город за товарами, не знаю, сколько времени они отсутствовали, оставив нас на бабушку, папину маму, только однажды поздно вечером они прямо в одежде, весёлые и румяные с мороза, зашли к нам, полусонным, в детскую и вручили каждой по большому целлулоидному пупсу. А наутро мы примеряли обновки и танцевали в зале под патефон в нарядных платьях с оборками и рукавом фонариком. Ещё у нас во дворе стоял сделанный местным плотником по папиному заказу маленький деревянный домик с дверью и окнами, внутри стоял стол с двумя стульчиками, только вот играли мы в нём недолго - папу в 1960г. перевели в Киров начальником планового отдела в ВВСК - Волго-Вятскую сплавную контору.

Года два мы жили в Вересниках (запомнились всплывающими в половодье деревянными тротуарами и лодками на дорогах, ставших реками) в казённом доме без удобств возле Поповского озера, и мама по деревенской привычке завела уток. Ночью они спали в сарае, а днём их выпускали поплавать, пометив каждую химическим карандашом - у соседей тоже были утки. Однажды в выходной день мама куда-то ушла, поручив папе приглядывать за ними, папочка наш решил модернизировать процесс выгула - привязал каждой на шею по верёвке и закрепил колышком на берегу. Хорошо, что мы не увидели итоговый результат, а то была бы душевная травма на всю жизнь
В первый год жизни в Кирове мы, дети, беспрестанно болели. Сначала по очереди корью, заболевшую изолировали в родительской спальне с занавешенными окнами, так как глаза не выносили солнечного света, уже выздоровевшие тайком пробирались к ней с зеркальцем и хохотали до упаду, когда та, рыдая, лицезрела своё пятнистое лицо. Потом все переболели краснухой, это уже было полегче, и, наконец, я попала в больницу, не знаю с каким диагнозом. Пролежала я там сутки, отвернувшись к стенке, всё время плача и трясясь от страха - рядом со мной лежал странный мальчик, который не говорил, а только мычал и всё время дёргался, и я старалась на него не смотреть. К вечеру у меня появились сильные боли и припухлость в околоушной области, но я, боясь, как огня, уколов, никому об этом не сказала и не спала всю ночь. На утреннем обходе опытный врач сразу же диагностировала свинку, на отделение наложили карантин, а меня тут же выписали домой, где я две недели пролежала в постели с компрессом на толстой шее.

После кори нас с младшей сестрой Олей пристроили в детский сад, причём в одну ясельную группу, так как мест в старшей не было. Я этим была весьма довольна, всё-таки вместе с сестрой, и с радостью возилась с малышнёй, категорически отказываясь переходить в группу по возрасту, когда место там уже освободилось. Воспитателям пришлось устроить целое, довольно жестокое, представление - придраться к тому, что я не ем манную кашу, выгнать из одной и притащить меня, зарёванную, в другую группу, где была разыграна вторая мизансцена - дети тихо сидели на стульчиках вокруг воспитателя, читавшего им какую-то сказку. Мне утёрли слёзы, усадили на стул - так началась моя беззаветная любовь к художественной литературе и страсть к чтению. Из моей жизни в детском саду ещё я помню, как мы на прогулке помогали воспитателю лепить из мокрого снега различные фигуры и раскрашивать их акварельными красками; помню подарок, который все мы получили по окончанию - большую коробку со школьными принадлежностями: карандашами, ручкой с пером, чернильницей, тетрадями
.
Запомнился ещё вечер знакомства будущих первоклассников и их родителей со школой; мама нарядила меня в синюю юбочку в складку на лямках и белую блузку с круглым воротничком, вплела в тощие косички атласные ленты. Была я маленькой худышкой, и меня выбрали исполнять танец куклы с мишкой в пару с мальчиком в коричневом с начёсом костюмчике. До сих пор помню слова этой незамысловатой песенки "Мишка с куклой громко топают, громко топают - посмотри, и в ладоши звонко хлопают, звонко хлопают - раз, два, три!" Мы с моим кавалером неловко топтались посреди зала, взявшись за руки, он пыхтел и наступал мне на ноги, а я чуть не плакала от застенчивости, да ещё подол юбки распоролся с одного боку, и все это заметили. Мать стояла поодаль в кругу родителей и казалась одновременно гордой и разочарованной.

Вскоре мы переехали в благоустроенную квартиру, стали совсем городскими, так что сельский житель я никакой. Большая комната была проходной и с аркой, над которой висел карниз со шторами. Иногда мы их задёргивали и устраивали концерт с выходом для родителей, подложив для солидности кубики в чулки под пятки, типа каблуков, и накинув на плечи кружевные накидки с кровати родителей - пели песни, читали стихи и даже неуклюже танцевали под смех и аплодисменты зрителей. Перекрытия в доме были деревянными, а к соседям сверху часто приходили гости, и начиналось веселье до позднего вечера - крики, смех и "топотуха"; абажур наш раскачивался, потолок пружинил и трещал, и мы боялись, что он рухнет нам на головы. Дома мы играли в настольные игры: домино, шашки, лото, рисовали цветными карандашами, обязательно все трое одно и тоже - у кого лучше получится, такая вот конкуренция. Старшая Люся как-то быстро повзрослела, завела подружек, а я третировала младшую, заставляя её играть в то, что нравиться мне. Как-то, прочитав в журнале "Мурзилка" рассказ о том, как Незнайка готовился стать космонавтом, я устроила для нас испытания - прели, задыхаясь под шубами, задерживали дыхание, выпили целый чайник воды, как только не лопнули, и другие тому подобные глупости - критично относиться к написанному я ещё не научилась.

. Телевизор мы тогда уже купили, но передачи начинались с семи вечера, так что всё свободное время мы проводили на улице. Двор был один на три дома, все друг друга знали и играли допоздна в классики, прятки, догонялки, в "испорченный телефон", я могла часами крутить обруч и прыгать через скакалку. Зимой катались с горок-ледянок, играли в снежки, прыгали в сугробы с сараев; летом ходили гулять на гору - вверх по улице мимо деревянных домишек, и по тропке, вьющейся по краю обрыва, доходили почти до Нововятска, лакомясь по пути сурепкой. Иногда по воскресеньям ходили туда с мамой, расстилали одеяло под маленькими ёлочками возле опытного поля с несъедобной кукурузой и устраивали пикник с хлебом с солью и зелёным луком.

На лето нас "ссылали" к бабушке Луше, маминой маме, в любимую деревню Мелеть. Бабка, солдатская вдова, жила бедновато в половине низенького дома в одну комнату с маленькой кухонькой с печкой- голландкой. В центре деревни рядом с почтой и магазином был пруд с кувшинками и кубышками, из длинных стеблей которым мы мастерили браслеты и бусы, а в самом пруду купались, надув наволочку из плотного тика, крепко держа её руками, и яростно молотя ногами по воде, чтобы не пойти ко дну. Но больше мы любили ходить на мелководную с песчаным дном речушку Мелетку, сначала чистили влажным песком принесённую из дома посуду, а потом носились по колено в тёплой, ласково журчащей воде, визжа от восторга. Бабушка вскоре тоже переехала в Киров, и мы уже стали ездить в село Кильмезь к папиной сестре Нюре.

Вернее не ездить, а летать на самолёте АН-2, "кукурузнике", как его называли в народе, тогда ещё без окон и с двумя скамьями вдоль бортов. Самолётик громко рокотал, без конца проваливаясь в воздушные ямы, а мы держали наготове коричневые бумажные пакеты с пропиткой, один вид и запах которых уже вызывал рвоту. Село было большое, стояло на крутом, поросшем елями и соснами, берегу реки, тоже Кильмези, за которой простирались луга и лиственные рощи, там по праздникам проходили массовые гулянья. Тётка была хозяйственная, держала всякую живность, в огороде чего только не было, готовились на зиму варенья-соленья, коптились окорока, в русской печи сушились малина и грибы, пеклись вкуснейшие пироги. Большой крытый двор, сеновал, баня по-чёрному, где я постоянно угорала, спали в клети на широких кроватях под марлевыми пологами. Помню пешие походы в дальний лес за грибами и ягодами, на молочную ферму с вёдрами за обратом для поросят, к реке в "полоскальню" под горой - длинное мрачное строение с деревянной колодой посередине, где даже в жару текла ледяная вода из родника. Спасибо, тётушка, за эти чудные летние дни, вечная тебе память и царствие небесное.

Были ещё поездки в пионерский лагерь "Ровесник" в Сидоровке, к маминым сёстрам в Свердловск, с папой в военный санаторий на Украине, но это уже отдельная песня. А пока, прощай моё милое детство, иногда радостное, иногда печальное, не очень сытое и чуточку бестолковое. Спасибо тебе за все твои запахи, мечты и надежды, за первую прочитанную книгу и услышанную мелодию, спасибо за каждый прожитый день в ожидании счастья. и прости меня, пожалуйста.

"Каштановое" лето



В 1966 году папе от военкомата дали две бесплатные путёвки в военный санаторий под городом Умань на западной Украине. Меня уговорили поехать с ним, хотя какой из меня сопровождающий в двенадцать-то лет, меня саму надо было сопровождать, я могла только объяснить людям, что он имеет в виду, когда говорит своё "итого". Дорогу туда я не помню, приехали поздно ночью, я заснула и чуть не свалилась со стула, пока нас оформляли. Поселили в комнате с двумя кроватями с пышными перинами под цветастыми покрывалами, на каждой по две подушки с кружевными накидками - всё в купеческом стиле. Сам санаторий располагался в красивом готическом замке, вокруг которого был обширный парк с большим прудом, окружённом плакучими ивами, и с лодочной станцией.

Познакомилась я там с двумя двоюродными сёстрами из Киева, которые гостили у своей бабушки, худенькой молчаливой старушки, жившей в настоящей мазанке. Сёстры были совершенно разные, но очень красивые - старшая лет шестнадцати, белокожая и черноволосая, и младшая - белокурая загорелая шестилетка, обе кудрявые и синеглазые. Бабку свою они обожали, а друг друга терпеть не могли. Однажды я увидела, как старшая в подоткнутой за пояс юбке своими белыми ручками натирает пол свежей жидкой глиной, и смотрела как заворожённая на это действо, пока нас не турнули с хаты.

Но подружилась я со своей ровесницей, дочкой кастелянши, и пока отец играл в шахматы в открытом павильоне у пруда, мы с ней катались на лодке, воровали недозрелые груши в колхозном и ели черешню в её саду, праздновали день Ивана Купала у одной из её подружек. Стол для нас, семи девчонок примерно одного возраста, накрыли в огороде возле свинарника и угощали взваром и варениками с вишнями, все их уплетали за обе щеки, а я не могла есть из-за сильного запаха навоза. Вскоре из кустов выскочили парубки и облили нас и вареники холодной водой из тазов; девчата, все в вышиванках и венках из бумажных роз с лентами, задорно визжали, а я сидела ошарашенная и мокрая с головы до ног - парни постарались для заезжей гости.

Перед отъездом кастелянша подарила мне 3-х литровую банку с вишней, которую я, по её совету, пересыпала сахаром. Когда санаторный автобус уже затемно подвёз нас к железнодорожной платформе, выяснилось, что хитрые, не стану называть кто, решили сэкономить на инвалиде с ребёнком и выписали нам билеты в общий вагон. Эту ночь я не забуду никогда - поезд местного значения медленно полз, часто делая остановки, подбирая баб с большими корзинами и даже одного мужика с визжащим поросёнком в мешке, так что на подъезде к Киеву люди сидели и на полу в проходе. В столице Украины отец, тряся перед носом начальника вокзала удостоверением, всё-таки добился переоформления билетов на плацкарт, и когда мы, наконец, сели в вагон, я сразу завалилась на свою верхнюю полку и заснула как убитая. Разбудил меня сильный хлопок - сорвало крышку с банки, которую я поставила в папин рюкзак, и забродившая вишня безнадёжно испортила все наши вещички.

Украинский след в моей жизни проявился ещё раз в нашей жизни в 1980 году, когда мама второй раз вышла замуж за бездетного шахтёра из Днепропетровской области. Первая жена его всё болела и рано умерла, присмотрела вдовца многодетная соседка, быстренько захомутала, и вырастил он её детей как своих. Баба он была сварливая, и когда муженёк её в подмосковном доме отдыха познакомился с моей мамой, то дал дёру от своей благоверной и прибыл до нас с одним чемоданчиком. Поначалу он всё уговаривал мать поменять квартиру на свою родину, они даже ездили на смотрины в город Ровно, но той хватило ума не пускаться в эту авантюру. Дед, дедуля, как мы все стали его называть, постепенно привык к нашей жизни, полюбил пельмени и не просил больше приготовить вареники с вишней. Он с удовольствием трудился на садовом участке и только всё сокрушался - Ну что за земля! У нас палку воткни - зацветёт, а тут робишь, робишь, а всё без толку". Вот так и живём на Вятской земле, робим, робим, а... Ну да где родился, там и пригодился, а на чужой сторонушке рад своей воронушке.

OlegVS написал:

[q]

. А уж как мне помогли мои друзья-товарищи по форуму...

[/q]

Завидую уже не знаю какой завистью - белой или чёрной! Отчего мне никто не помогает, ничего на блюдечке с голубой каёмочкой, всё своим горбом?!
Вот же гадство, и почему я не голубых кровей?

Опять ночью не спите? Совет - выпить перед сном горячего молока с мёдом.

OlegVS написал:

[q]

Так всё на форуме, спрашивайте в темах, Вам всегда помогут!

[/q]

Спрашивала, обращалась, надоедала всем и везде - удача, как всегда, "прошла мимо, как сердитая соседка, и не поклонилась".


OlegVS написал:

[q]

Вы - аристократ духа!

[/q]

Спасибо-преспасибо за столь лестную оценку, но Вы, Олег, необъективно ко мне относитесь, и слишком серьёзно к моим не всегда удачным шуточкам. Вы чисты и доверчивы, как ребёнок, а я, как всегда, иронизировала на грани сарказма, говоря про блюдечко и голубую кровь - я ценю свои крестьянские корни и других не желаю. Хотела ещё пройтись по поводу своих недостатков, но вовремя вспомнила мудрость - не говорите про себя плохо, за вас это сделают ваши друзья! Скажу только, что я всегда собой недовольна.
С искренним уважением, Анна.

Девять жизней

У каждого человека есть своя линия жизни, и у всех она разная - У кого-то длинная, у кого-то короткая, может быть прерывистой, а может как "двойная сплошная". Кто решает, какой она будет, и как и когда закончится; кто нас спасает, когда оказываемся на краю, и даёт в очередной раз ещё один шанс - Господь Бог, ангел-хранитель, чьё-то провидение или заложенная программа? Моя линия жизни могла прерваться несколько раз, начиная с раннего детства, но я, которая думала, что уйду раньше своих родных, почему-то живу до сих пор и всё пытаюсь понять, что ещё не сделала из предназначенного.

По рассказам матери я знаю, что роды мною были очень тяжёлыми, обе мы чуть не погибли, что родилась я ночью, а дежурный врач и акушерка "крутили любовь" и были оба пьяны - "неплохое" начало жизни. Когда мне было примерно полгода, я, проснувшись в одиночестве в детской, встала в своей кроватке-колыбельке, начала её раскачивать и опрокинула. Прибежавшая на шум мать, обнаружила свою дочь с разбитым носом и губой, но живую и невредимую на полу под колыбелью, накрывшей меня словно куполом.

Вот мне уже год, только начала ходить самостоятельно, играем с сестрой-погодкой в комнате. Мама на кухне спустилась в подпол за картошкой, и через пару минут я свалилась плашмя ей на спину, откуда скатилась на землю, ничего себе не повредив. В два года меня, игравшую в ярком красном платьице в песочнице во дворе дома, поддела на рога корова, обычно смирная и добрая, и перекинула через высокий забор прямо на кучу опила.

В этом же возрасте топчусь у печки, на которой сверху сушится домашняя лапша, и куда умудрилась забраться сестра. Она с аппетитом поедает хрусткие лапшинки, скидывая их мне по-братски на пол; мать трудится на огороде, чутко прислушиваясь - если мы рыдаем у дверей, значит всё в порядке, если затихли - надо идти проверять. Она приходит почти вовремя. чтобы увидеть, как сестра от страха, что ей сейчас попадёт, оступается и падает с печки прямо мне на голову. Мама хватается за сердце, но с пола поднимаемся обе живёхонькие.

Всё только началось, так что продолжение следует!