1973, Р. Б. Мюллер, Крестьяне Чарондской округи в XVII в.

Чарондская округа - небольшой район, расположенный вокруг озера Воже, по впадающим в него рекам, и к северу до озера Лаче.
О том, что представляет собой Чарондская округа, очень выразительно сказано в переписной книге 1670 г., которая заканчивается словами: «А стоит та Чарондская округа около Вож озера по самым топлым худым местам, меж мхами и болотами, по островам, и добрые и средние земли нет, земля вся худая и безугодная, и хлеб всякой мало родитца».
Земля «средняя» - действительно была здесь лишь в четырех на 27 волосток, доброй - не было совсем.
В административном отношении Чарондская округа в XVII в. - самостоятельная область с воеводой и своим приказным аппаратом. Ведала ею Устюская четь. В 1712 г. она была приписана к Адмиралтейству.
В единственном городе Чаронде, кроме приказных, жили только «люди пашенные», которых писцы называют то посадскими, то, чаще, крестьянами, непашенные рыболовы (тех и других в 1624 году 27 дворов) и бобыли (17 дворов).
В 1592 г. Чарондская округа была пожалована Дмитрию Годунову. Некоторые следы хозяйничанья Годунова на Чаронде были еще в начале XVII в. Но об этом будет сказано ниже.
С падением Годуновых Чарондская округа вновь стала областью сплошного черного землевладения. В ней не было на протяжении ХV в. ни вотчинных владений, ни монастырских, ни поместных. Только между 1646 и 1670 гг. 9 деревень Коротецкой волости были приписаны к Онежскому Крестному монастырю.
В годы шведско-литовской интервенции Чаронда подвергалась неоднократным набегам отрядов литовских людей и казаков. Первый набег в 121 г. (1612-1613) тогдашний воевода Константин Ртищев пытался, видимо, отразить, построив на р. Свиди острожек. При взятии его литовскими людьми воевода был убит. Тогда же был сожжен и архив Чарондской съезжей избы. О дальнейшем сопротивлении набегам в дозорных и писцовых книгах сведений нет. Но в них есть данные об убитых людях, о тех, кого «мучили и грабили», о сожженных дворах и целых деревнях, о разбежавшемся населении.
В следующем 122 (1613-1614) г. литовские люди повторили набег, а в 123 (1614-1615) г. казаки, проявив не меньше жестокости, чем литовские люди, «крестьян побили, и деревни пожгли, а животы их пограбили». В 125 (1616-1617) г. последовало новое «литовское разорение», судя по его результатам- еще более жестокое, чем предыдущее. Опустошение было, по-видимому, страшное. Писцовые книги перечисляют огромное количество убитых, мученых и грабленных, множество сожженных дворов. Из оставшихся в живых крестьян многие разошлись. О дальнейшей судьбе значительной части ушедших сведений нет. Однако немало и таких, о которых сказано, что они «живут по чужим дворам, а землю своих жеребьев пашут». Следующая перепись уже застает некоторых из них на прежнем хозяйстве.
Отдельные отряды литовских людей, как известно, еще несколько лет бродили по Северу. В 127 (1618-1619) г. набегу их подверглись две волости Чарондской округи. Затем наступает период спокойной жизни, восстановления жилищ, обработки запустевшей земли, роста населения. До последней переписной книги ХV в. - т. е. до 178 (1669-70) г. процесс этот идет неуклонно.
К началу XVIII в. все данные свидетельствуют о новом спаде, пока еще не очень значительном. Он становится катастрофическим к 1718 г. К этому привело непомерное усиление податного бремени, а главное - введение натуральной повинности; с каждого двора 4 раза в год должен был отправляться человек в Петербург в распоряжение Адмиралтейства на строительство города. Из Чарондских крестьян, ходивших на тяжелейшую повинность в Петербург, не возвращались очень многие. Почти в каждом дворе к 1718 году был один, а то и несколько человек, о которых лаконично оказано: «умер в Санкт-Петербурге в работниках». И в большинстве случаев добавлено: «а жена и дети оскудели, скитаются в мире».
Для общего подсчета населения Чарондской округи (таблица 1) пришлось ввести соответствующие коррективы, поскольку в одних -книгах учтено лишь работоспособное мужское население (число его дано нами в 5-кратном размере, поскольку мы полагаем, что средняя семья состояла из 5 человек), в других- мужчины всех возрастов (число удвоено), наконец, в третьих - все население.
В таблице нет данных о 1718 г., так как в книге этого года отсутствуют волостные итоги. Этот пробел восполняется подсчетом населения по Вещеозерской[9] вол. (табл. 2).
Данные о количестве населения по деревням Вещеозерской вол. подсчитаны нами по переписным книгам 1646 и 1710 г. и «ведению» 1718 г., т. е. для времени от максимального расцвета до максимального падения. Здесь также население по книге 1646 г. удвоено для получения сравнимых данных с книгами 1710 и 1718 гг., в которых указано все население - мужчины и женщины.
С 1646 по 1670 г. население Вещеозерской волости увеличилось на 370 чел. или на 24%, что отражает естественный прирост и приток населения в спокойное, мирное время. С 1670 по 1710 г. население той же волости уменьшилось на 1036 чел. или на 42%, а к 1718 г. сократилось до 639 чел., т. е. еще на 65% всего за 8лет.
О причинах сокращения населения в 1-й четверти XVIII в. в переписных книгах 1710 и 1718 гг. имеются ценные данные. Уже в книге 1710 г. по Вещеозерской волости значится 126 пустых дворов. Из владельцев этих дворов 7 человек взято в солдаты, 14 умерли на строительной работе на М. Двинке, 29 скитаются или бродят в мире от хлебной скудности, об остальных сказано просто «умер». Семьи 16 из этих умерших бродят в мире.
В книге 1718 г. насчитывается 260 пустых дворов. Из бывших владельцев этих дворов 16 человек взято в солдаты, 11 человек умерло в работниках на М. Двинке, 96 человек выслано на работу в Петербург, из них 76 там умерли, 40 человек «оскудели», и ходят в мире или, как сказано в некоторых случаях, сошли «ради прекормления в неведомые места». Семьи 65-ти человек «скитаются в мире».
Кроме, собственно крестьян, в книгах упоминаются и другие слои крестьянского населения. Это, прежде всего, бобыли. Их, согласно писцовым книгам, начала столетия, сравнительно немного: на всю Чарондскую округу 3 двора в 1617 г. и 5 дворов в 1624 г. В середине века количество бобылей сильно возрастает: переписная книга 1646 г. регистрирует отдельно бобылей, живущих своими дворами - таких дворов всего 58, в них проживает 104 человека (мужчин), и бобылей, которые своих дворов не имеют, а живут во дворах крестьян - их 209 человек.
Бобыли, живущие по чужим подворьям, это, очевидно, люди, в какой-то мере зависимые от своих дворохозяев.
В переписной книге 1646 г. встречаемся еще с одной социальной категорией, о которой нет упоминаний в более ранних книгах - с подсоседниками. Всего по книге 1646 г. их насчитывается 67 человек. Подсоседники, вероятно, существовали и ранее, и просто не отмечались писцовыми книгами. Подсоседники, несомненно, категория людей зависимых, связанных с хозяйством владельца двора.
Встречающийся часто в книгах термин «суседи» употреблен в них в двух смыслах. Во-первых, соседи - это совокупность жителей одной деревни. Так, пустошь Гридинская сдана на оброк деревни Тимофеевской Замятке Федорову «с соседми» и деревни Тюшкова Сараю Алексееву, «с соседми», оброку платят они 4 гривны, «по 2 гривны с деревни». Здесь вполне ясно, что такой-то с соседями - это все крестьяне одной деревни. Но есть и другие соседи. Так, если при описании двора дер. Тюшковой сказано, что в нем живет крестьянин Дружина Федоров, «с ним же в суседях» Мартин Павлов, здесь уже «сусед» приближается к какой-то социальной прослойке. Таким соседом мог быть человек, не имеющий своего двора и нанимающий помещение за плату; но более вероятно, что он близок к подсоседнику, т. е. занимает по отношению к владельцу двора подчиненное положение.
Обращает на себя внимание в книгах ХѴШ в. еще одна категория населения - нищие. Поражает их количество - 392 двора в 1710 г. По отдельным волостям (вол. Шильда) количество их доходит до половины числа крестьянских дворов. Книга 1718 г. дает о них некоторое представление. Нищие владеют дворами, за ними числится земля, по размерам не отличающаяся от обычных крестьянских наделов – 1/4, 1/8, 1/16 выти. Но земля не обрабатывается, податей с нее не платят, однако дворы их, как и все пустые дворы, обложены оброком (от 1 до 5 р.), который распределен между живущими крестьянами всей волости. Нищие - это отнюдь не только одинокие старики и калеки. Во дворах нищих значатся целые семьи, мужчины, женщины, дети разных возрастов, в том числе и трудоспособные мужчины. Все население двора, иногда многочисленное, либо «кормится милостынею», либо – чаще - «скитается в мире», т. е. пробавляется то милостыней, то случайной работой.
Количество людей, приходящихся на одни двор, колеблется в пределах от 2 до 13 человек, чаще всего, 5-7 человек (табл. 1). При подсчете приведены средние цифры, хотя отклонения от них в обе стороны, разумеется, были. Но так называемой «большой семьи», насчитывающей до 40 человек, в Чарондской округе не встречаем.
В книгах отмечается малое количество детей, очень редко больше 2-3. Причем наблюдаются во многих семьях большие разрывы по возрасту: скажем, одному сыну 17 лет, а следующему 3 года. Это, очевидно, свидетельствует о высокой детской смертности.
Если проследить поименно за населением ряда деревень на протяжении столетия, обнаруживаешь множество крестьян живущих в данной деревне многие годы, по всей вероятности, всю жизнь и передающих свои участки детям. Однако в каждой почти деревне есть и вновь появившиеся люди. Особенно много их, по понятным причинам, в годы, следующие за «разорением». Причем в эти годы хотя бы часть этих новых жильцов можно предположительно отнести за счет тех, кто «сбрел в мир от разоренья» и в более спокойное время вернулись обратно. Единичные указания на такие случаи имеются. Они могли быть и более многочисленны.
Но и в последующие годы изменения в поименном составе крестьян продолжаются. Несмотря на все правительственные мероприятия по прикреплению крестьянства, текучесть его не прекратилась.
Особенно больших деревень не было в Чарондской округе. Максимум было в них 12 дворов, но таких было очень мало. В большинстве же деревень было 2-3 двора. В годы бедствий, в начале XVII и начале XVIII в., становится больше однодворных деревень (табл. 3).
Самая ранняя из сохранившихся книг - это дозорная 1615 г. Хотя она составлена после первых набегов литовских и казаков, обрушившихся на Чаронду, итог жилого и пустого в ней (числа дворов, количества земли) близок к прежнему «жилому». Так, сумма жилых и пустых дворов по этой книге может дать представление о населенности в период, предшествовавший этим бедствиям.
В Вещеозерской волости (табл. 4) в конце XVI-нач. XVII в. было всего дворов 493. За все последующее столетие, даже в самое благоприятное время, числю жилых дворов не доходило до этого количества.
Два последовательных набега литовцев снизили к 1615 г. количество жилых дворов почти на 2/5 (40%). А набег 1616-1617 гг. снизил количество дворов еще на 1/5. Всего, следовательно, от «литовского разоренья» количество дворов Вещеозерской волости снизилось на 60%.
В последующий период шло интенсивное восстановление покинутых дворов. По Вещеозерской волости число дворов приблизилось к количеству дворов до «разорения».
В начале XVIII в. - снова падение числа жилых дворов на 30% и, наконец, к 1718 г. число жилых дворов сократилось настолько, что составляло около 16% того количества дворов, которое было в Вещеозерской волости в конце XVI в.
По всем волостям сопоставимы только 1624 и 1710 гг. Они Подтверждают данные по Вещеозерской волости.
Повсеместно существовало трехполье: все показания книг говорят о земле «в поле, а в дву по тому ж». Земля описана в книгах подробно. По качеству земли всегда отдельно указана земля средняя и худая. Из 27 волостей только в 4-х земля средняя, во всех остальных худая земля.
Количество «жилой» земли, которой пользовались чарондцы до «разорения», восстанавливается суммированием земли «жилой» и «пустой» по книге 1615 г.
Проследив по всем волостям, и для Вещеозерской волости по каждой деревне, количество земли жилой и пустой, везде выявим одну и ту же картину: падение количества жилой земли в 1615 г. сравнительно с концом XVI-нач. XVII в.; дальнейшее, в ряде волостей еще более значительное, падение в 1617 г. В Вещеозерской волости, например, (табл. 5) жилая земля в 1615 г. составляет около половины (52%), а в 1617 г. лишь 24%. Подъем далее отмечается к 1622 г. и еще больший к 1624 г., нигде, однако, не доходящий до количества жилой земли «до разорения». То, что при этом в процентном отношении жилая земля в 1624 г. в большинстве волостей (табл. 6) ниже, чем в 1615 г., объясняется тем, что в 1624 г., наряду с жилой землей и даже в большей степени выросло количество зарегистрированных писцами земель пустых. Если, например, в Вещеозерской волости в 1615 г. было всего 111 вытей, в 1624 г. в ней было 136 вытей, т. е. на 25 вытей больше. А жилая земля за тот же период увеличилась с 58 до 62, т. е. всего на 4 выти. Остальные 21 выть приходятся на увеличение за тот же период выявленной писцами земли в пусте.
Необходимо учитывать, что в отличие от принятого в других районах соотношения вытей и четей[10] в Чарондской округе выть средней земли равнялась 16 четям в поле, а выть худой земли - 18.
Как видим, пустые земли доходили в 1617 г. в отдельных волостях (вол. Шильда) до 86%. Наконец, отмечается совершенно катастрофическое падение в 1718 г., оставившее далеко позади данные 1615-1617 гг. К сожалению, в отношении земли не заполнен промежуток между 1624 и 1718 гг., т. е. почти за сто лет, поскольку писцовые книги сменяются переписными.
Мы не располагаем сведениями о посеве и урожайности в Чарондской округе. Но вероятно, без большой погрешности можно принять данные смежных и близких по природным условиям Заонежских погостов, т. е. средний урожай сам - 3, а сбор сверх семян с чети пашни при трехполье 7 пудов ржи и 9,4 пудов овса[11]. При таких данных могло хватить хлеба на прокормление семьи из 5 человек и одной лошади только при тяглом участка в 7,5 десятин в трех полях (табл. 7, 8), не считая расходов на уплату повинностей и другие нужды. Таких хозяйств в 1617 г. насчитывается 8%, в 1624 г. - 11%, а в 1718 г. - 35%. Так, при общем громадном спаде и запустении, в XVIII в. возросло относительное число зажиточных крестьян.
Однако не одна тяглая земля составляла тот земельный фонд, которым пользовались крестьяне. Кроме земли тяглой, они обрабатывали подсоку, пашню отхожую, земли оброчные и льготные. И у части крестьян эта земля превалировала над землей тяглой. Правда, о подсеке в писцовых книгах имеются единственное упоминание в книге 1624 г. при описании волости Пушторы (она же Шалга Кемская). Здесь писцам при отводе к волости сенокосных и лесных угодий пришлось разбирать тяжбу крестьян этой волости с помещичьими крестьянами смежного Белозерского уезда. В ходе разбирательства белозерские крестьяне показали, что они за межу по Спиркину ручью «сена косити и лес подсек сечи не ходят». Это негативное утверждение - единственное упоминание о подсеке.
Подсека не подлежала обложению, а потому естественно, что она не регистрировалась писцами. Однако наличие подсек отразилось в названии некоторых деревень. Так, в Вещеозерской волости были деревни Мягкий Дор (Дураково), Конев Дор, Чистый Дор, Дор (по Далю) - росчисть, пожога, подсека.
Пашня отхожая, пашня наездом, расположенная в сторона от деревни, по-видимому, среди леса, постоянно упоминается в писцовых книгах. При подсчета она жилой не числилась, а включалась в опустевшую, поросшую лесом, «пашни лесом поросло и с отхожею» – столько-то вытей. Как она эксплуатировалась - отделенными ли крестьянами, всей ли деревней - на этот вопрос книги ответа не дают. Во всяком случае она тоже увеличивала земельный фонд крестьян.
В дозорной книге 1615 г. подсчитана жилая и пустая земля каждой деревни, но не приведены размеры земли на отдельное хозяйство. Такие данные имеются в книгах 1617, 1646 и 1718 гг. На основании этих книг можно, следовательно, составить представление о размерах пашни, приходящиеся на 1 двор за названные годы, а также (учитывая «пустое») и за время до «разорения», и о количестве хозяйств, владевших пашней того или иного размера (табл. 7).
С 1617 по 1624 г. резко возросло общее количество жилых дворов, но при этом число дворов с минимальными земельными участками (от 0,75 до 2 дес.) даже несколько сократилось, увеличилось же количество остальных. Это несомненное свидетельство общего экономического подъема за эти годы.
Значительный рост зарегистрированной пустой земли в писцовой книге 1624 г. отражает не только результат работы писцов, получивших, как можно думать, задание выявить максимально возможное количество земли «в пусто и ее изоброчить, но и деятельность местной администрации, представители которой как раз в это время ведут усиленную работу по сдаче пустых земель на оброк и переоброчке их «из наддачи», что и отражено в сдаточных книгах Чарондской съезжей избы. Данные этих книг показывают, что землю на оброк брали исключительно местные тяглые крестьяне, чаще всего - отдельные, но иногда землю на оброк берет какой-то крестьянин «с товарищи или «с суседми» или «со всеми соседми деревни такой-то». По большей части это были крестьяне той же волости, в которой находилась данная оброчная земля, так что оброчная земля служила добавлением к земле тяглой. Все пустоши, сдаваемые на оброк впервые, либо вовсе не внесены в писцовые книги (это пустоши, которые «сысканы в порослых, сверх писцовых книг»), либо внесены в писцовые книги как пустые «безоброчно».
На оброк сдавалась почти всегда земля. Иногда указывалось: «под рожь», «Под пашню и сенной покос». В одном только случае на оброк было сдано право рыбной ловли (л. 382) - дали «вешнюю ловлю речку Пиленку».
Сумма оброка не находилась ни в какой зависимости от размера взятою на оброк участка. В одни и тот же год, например, на оброк сдается участок размером в 1 выть за 1/2 полтины и размером в 1/2 выти за полтину, да еще с наддачей в гривну.
Очевидно, оброк за пустые участки определялся предложенной суммой и, в конечном счете, договоренностью между представителем администрации и крестьянами, берущими землю на оброк.
Срок оброчного держания земли указывался либо «до верхнего жилища, хто возмет (или - хто переимет) ис тягла», либо «До наддачи», т. е. из добавки к сумме оброка. Из наддачи мог брать землю и прежний ее держатель, и новый.
Сумма наддачи бывала очень различной: она бывала и меньше основною оброка, а иногда равнялась ему или даже его превышала. При этом и оброк, и оброк с наддачей всегда оставался ниже суммы тягла взимаемою с такого же участка, хотя иногда приближался к нему.
В таблице 8 приведено несколько примеров. Они показывают: во-первых, что в то время, как сумма тягла всегда находится в соответствии с размером участка, оброк и наддача в этом отношении совершенно хаотичны; и во-вторых, что тягло всегда выше оброка.
Поскольку оброк, даже с наддачей, был ниже тяглового обложения, взять землю на оброк было крестьянам выгодно. Но по этой же причине представители администрации стремились оброчную землю передавать в тягло.
Совершенно другой характер носил оброк, о котором речь идет при описании почти каждой деревни в писцовой книге 1624 г., когда всю пустую землю, не сданную на оброк отдельным крестьянам, стали числить оброчной землей всех крестьян той деревни, в которой находилась эта земля. В этой книге, вслед за данными о количестве земли «в пусте» писцы добавляли: «на оброке за ними ж, тое деревни за крестьяны». Это несомненно, оброк принудительный, добавление к тяглу. Очень возможно, что он был иногда и фиктивным в том смысле, что крестьяне могли землей не пользоваться, а оброк за нее платить должны были. Этот оброк всегда одинаков - он составляет 1 рубль с выти.
Не менее характерно для этих лет большое, и притом возрастающее количество земель, взятых «на льготу». Так, в 1622 г. при общем количестве жилой земли 354 выти на льготу было взято 42 выти, что увеличивало жилой земельный фонд почти на 12%. В 1624 г. жилой земли было 413 вытей, взятой на льготу 39 1/2 вытей, т. е. 9%.
На льготу брали чаще всего старые запустевшие жеребья, а изредка и целину. Льгота давалась на разные сроки, от 2-х до 5 лет. Размеры участков, взятых на льготу, различны. Они не отличаются от обычных уже обжитых тяглых участков. В большинстве случаев землю на льготу брали не новоприходцы, а владельцы тяглых жеребьев, увеличивая тем свой земельный надел.
Почти в каждой деревне есть один или несколько крестьян, у которых, кроме их жеребья, еще взяты участки на льготу. Причем размер этих льготных участков нередко превышает основной жеребей в 2-3 раза. Вот характерный пример: в дер. Шебунино на 5 крестьянских дворов тяглой земли 3/16 выти, взято на льготу 9/16 выти.
Несколько реже крестьяне брали участки из запустевших без льготных лет, а «изо всех государевых податей и из волостных розметов», т, е. сразу включались в несение тягла со взятого участка.
Нельзя не учитывать значения того, что землю на оброк и новые дополнительные участки на льготу и в тягло брали наиболее зажиточные крестьяне. Тем самым земельная дифференциация становилась значительно большей, нежели позволяют судить одни только данные писцовых книг о размере тяглых участков.
Все государственные земельные налоги, все оброки с угодий, рыбных ловель, пустых земель вносились исключительно деньгами. Размеры государственных поборов первой половины XVII вена выясняются из писцовой книги 1624 г. Они в сумме - оброк (1 р. с выти) с пошлиной (2 алт. с рубля), ямские и приметные деньги (27 алт. 4 1/2 д. с выти), и полоняничные (2 алт. 5 д. с выти), составляли около 2 р. с выти. На двор при этом приходилось от 8,5 до 350 денег. Бобыли, владевшие дворами, платили по гривне с двора.
В 50-х годах к прежним «государевым четвертным денежным доходами добавлялись «Стрелецкие деньги за хлебные запасы» в сумме 2 р. 13 алт. 2 д. с выти. Подати возросли на 140%.
Как известно, прямое обложение в дальнейшем стало значительно возрастать, особенно с 70-х годов. Сведений об этом нет, однако, в наших книгах. А в 1718 г., ко времени проведения переписи, крестьяне Чарондской округи платили следующие подати:
1) на дачу работным людям, которые высылаются к СПб. Адмиралтейству и корабельному делу по переписным книгам 710 г. - с четырех дворов по человеку - указных кормовых денег и на топоры;
2) на содержание Олонецкого солдатского батальона;
3) на муку и крупы для того же батальона;
4) на наем подвод с подводчики, которые в 717 г. высланы были с Олонецких Петровских заводов для провоза пушек и других артилерных припасов в СПб. по переписным книгам 712 и 713 годов, с 4-х дворов по подводе;
5) на наем ямщикам и почтарям за почтовую и ямскую гоньбу;
6) на дачу государева жалованья лантрату и комиссару и приказным людям на канцелярские расходы;
7) подати за пустые дворы.
На жилой двор при этом приходилось от 10 до 25 р. Кроме того, крестьяне отбывали и натуральную повинность: 4 раза в год ходили на месячную работу в СПб.
Все подати были, как сказано, денежные. Откуда же у крестьян были деньги для уплаты податей и других необходимых расходов? Что они производили, чем могли торговать, как заработать?
Край настолько малоплодороден и у огромного большинства крестьян участки так малы, что о продаже хлеба, кроме как несколькими многоземельными крестьянами, не может быть и речи. Да и вообще местный рынок почти не существовал.
Очень характерна в этом смысле попытка Дмитрия Годунова создать или оживить местный рынок. В те годы, когда он владел Чарондской округой, его «человек» Дмитрий Хомутов поставил в Чаронде гостиный двор «и лавки велел ставить посацким и волостный крестьяном». «Да на Чаронде же дворы возле озера были ставлены, а ставили волостные крестьяне для торгу при Дмитрее Годунове, а велел ставити человек его Второй Хомутов». Однако, к 1615 г. все эти помещения опустели, потому, объясняет дозорная книга, «что торгу нет, не торгуют ничем, что на посаде и в волостях многие люди, кои лавки ставили, высечены и животы потреблены».
Торг в Чаронде не восстановился и после «разоренья» и писцовая книга 1624 г. отмечает уже «на лугу место, где бывал гостин двор». Так неудачно окончилась попытка создать искусственно новый торговый центр.
Другое место, связанное с торговлей, Гостин берег на р. Ухтоме в Коротецкой волости, в XVII в. также хирел. В 1615 г., после налета казаков, которые сожгли часть торговых помещений, там оставалось 5 амбаров государя и 5 крестьянских. По-видимому, Гостин Берег являлся перевалочным пунктом по дороге из Поморья на Белозерье. Здесь был таможенный двор и сбирали торговую пошлину - свальное и привязное. Книга 1617 г. упоминает там, кроме того, еще 4 амбара Кирилло-Белозерекого монастыря и 1 - Ферапонтова. Но к 1624 г, и этот пункт пришел в упадок, вызванный изменением торговых путей. Писцовая книга отмечает, что соль из Поморских городов и усолий, которую прежде везли сюда, «ныне... идет Двиною и Сухоною на Вологду», а Гостин Берег остался перевалочным пунктом для «одного Каргополя», т. е. только для мест по р. Онеге. Там осталось лишь 3 амбара государевых, 3 - Кирилло-Белозерского монастыря; Ферапонтов монастырь свой амбар продал. Остальные развалились. Но появилось 10 амбаров крестьянина Мити Сурьянинова, который, видимо, и держал в своих руках то, что оставалось от торговли на Гостином Берегу. Таким образом, торговые связи Чаронды к XVII в. не расширились, а сузились.
Торговля не оживилась и в дальнейшем. В «ведении» 1713 г. [12] прямо оказано: «никакими товары на Чаронде нихто не торгует». Сохранилась одна Чарондская таможенная книга за 137 (1628-29) г., характеризующая местную торговлю. Покупали здесь местные люди хлеб, соль, овес, рожь, сало - все в незначительном количестве, а приезжие только рыбу - свежую и просольную. Действительно, рыбы в Чарондской округе ловили, по-видимому, очень много. Согласно ведению о сборе налогов по Чаронде, 1713 г. одних оброчных денег о рыбных ловель ежегодно платили: с Чарондского посада 4 р. 14 алт. 3 д., с Пунемской вол. 4 р. 32 алт., с Вещеозерской - 4 р. 29 алт. и т. д.
О ремесленной деятельности Чарондских крестьян сведений еще меньше, чем о торговле. Они ограничиваются несколькими случайными упоминаниями о кузнецах. У Гостина Берега в З х дворах жили непашенные крестьяне «для судовых промылов», т. е. для постройки судов. Но в начале XVII в. эти дворы опустели. В начале XVIII в. несколько человек было отправлено в СПб. «в плотничью работу». В двух случаях (дер. Тюшково, Рудники) сказано, что крестьяне взяты с семьей в СПб. в плотники «на вечное житье». Речь идет, очевидно, о хороших специалистах-мастерах.
Из всех этих данных неизбежно вытекает, что деньги на уплату податей и другие расходы чарондские крестьяне добывали наемной работой как на месте, у зажиточных крестьян, так и отходничеством. Полагаю, что бесчисленное множество крестьян, которые «оскудели и сошли в мир», «сбрели от хлебной скудости», «скитаются в мире», «кормятся в мире» - это в своем большинстве не нищие, поскольку нищие, которые «питаются милостынею», зарегистрированы в книгах отдельно. Так, в переписной книге по Соли Камской 1678-1679 гг., обстоятельно обработанной Н. В. Устюговым, упоминается 17 человек чарондцев, поселившихся в качестве подворников или половников у местных крестьян. Весьма вероятен и приток к соляным промыслам людей, нанимавшихся на работу на время, не оторвавшихся от своего двора и своей земли. Извоз зимой, перевозка на судах летом также, вероятно, поглощала многих беднейших крестьян. С Коротецкой волости в начале XVIII в. собирался даже оброк «за соляной извоз».
Таблица 7 позволяет проследить дифференциацию крестьянства. «До разорения» на один двор приходилось от 3/4 десятины в трех полях до 42 десятин; следовательно, максимальный участок превышал минимальный в 56 раз. К 1617 г., ко времени после «разорения», разница между максимальным и минимальным участком снизилась до 16. Затем вновь возросла к 1624 г. до 21.
Приходится сделать вывод, что дифференциация крестьянства в Чаронде была в XVI веке большей, нежели в нач. XVII в.; иначе говоря, «литовское разорение» привело к нивелировке крестьянства. В спокойные годы дифференциация вновь стала усиливаться.
Интересно сравнить характер обоих периодов упадка - начала XVII в., когда население и его имущество физически уничтожались, и начала XVIII в., когда оно страдало от непомерных повинностей.
Таблица показывает, что в начале XVII в., при общем уменьшении всех разрядов владений, процент самых мелких участков (от 3/4 до 2 дес.) вырос. До «разорения» он составлял 26%, после «разорения» - 42%. В то же время самые крупные участки (свыше 20 дес. в трех полях) исчезли вовсе. Иначе говоря, разорению были подвергнуты в большом количестве зажиточные хозяйства и дифференциация уменьшилась.
В начале XVIII в. картина иная: при абсолютном уменьшении общего количества жилых дворов возросло относительное количество крупных владений (от 8 дес. и выше). Следовательно, экономически более сильные хозяйства легче выдерживали гнет повинностей, нежели более слабые, и дифференциация крестьян усилилась. Этот вывод можно бы, вероятно, в общей форме и предсказать, но данные таблицы дают возможность его конкретизировать.
Благодаря близости по времени писцовых книг и книг Чарондской съезжей избы есть возможность выявить некоторых наиболее зажиточных крестьян и показать, как они увеличивали свои земельные наделы.
Вот несколько примеров из числа крестьян Вещеозерской волости.
1. Крестьянин дер. Веретеи Богдан Филин. Двор его сожгли казаки, но он не «сшел безвестно», как большинство разоренных крестьян, а продолжал обрабатывать свой участок (размер его по кн. 1615 г. не показан), живя на чужом подворье. К 1617 г. он уже живет на своем дворе, имея участок в 3/4 выти. К 1624 г. основной участок увеличился на 1/16 выти, и в то же время он пашет наездом; в дер. Кузнецово 1/4 выти, столько же в дер. Микулкине, в дер. Веретее 7/16 выти, а также держит на оброке: пустошь Кононовское – 2 1/8 выти, пустошь Колесово - 3/4 выти вместе с другим крестьянином и пустошь Нутреницу - 1/2 выти с другим крестьянином. Всего, следовательно, в его пользовании 4 1/8 выти (при основном участке- в 7/16 выти). Об землепользовании подобных размеров одни писцовые книги представления, конечно, не дают.
2. Крестьянин дер. Росликово Федор Приезжего - в 1624 г. живет на 1/4 в., 1/2 выти за ним на льготе; кроме того, он владеет прикупной пожней на 15 копен сена, пашет наездом пустошь Щелепино - 3/4 в.; пустая дер. Перино в 3/8 в. за ним на оброке. Всего, таким образом, за ним 1 5/3 выти да в собственности пожня.
3. Крестьянин дер. Мандаково Майко Босово, владея тяглым участком в 5/8 выти, держит, кроме того, на оброке пустоши Прохоровскую - 1/2 выти и половину Котова – 1/8 выти.
Примеры эти можно умножить.
Характерно, что в описанных случаях основной тяглый земельный участок крестьянина незначителен. Значит, не земельные владения явились первоначальным источником их благосостояния. В чем он заключался, мы, конечно, по писцовым книгам не установим. Но важно отметить, что, став зажиточными, они стремятся увеличить свои земельные владения. Следовательно, несмотря на худую землю и плохие урожаи, в этом был экономический смысл. У этих крестьян должны были быть излишки хлеба, который, надо полагать, поступал на рынок.
Другой вывод, который можно сделать, тот, что эти крестьяне неизбежно должны были пользоваться наемным трудом.
И, наконец, что вполне очевидно, существование таких многоземельных крестьян еще увеличивало разрыв между максимумом и минимумом земельных владений, выведенный в таблице № 7 по одним только писцовым книгам.
Обладали ли чарондские тяглые крестьяне правом и возможностью распоряжаться своими участками? На этот вопрос трудно ответить на основании одних только книг. Вот те сведения, которые удалось извлечь из них: в дозорной книге 1617 г. в волости Пушторе [Шалга Кемская] пахотную землю к церкви «давали... крестьяне из своих из вотчинных земель для государева богомолья и по своих родителех»; в книге 1624 г. в Чаронде на посаде описан двор одного из крестьян и «за ним же против ево двора купленое место»; в той же книге сказано, что житель посада дал Спасскому Вожеозерскому монастырю двор по душе тестя своего попа. Оба эти случая имели место на посаде, но касались крестьян. Тогда же крестьянин дер. Росликова Федор Приезжего владел прикупной пожней на 15 копен сена. Эти чрезвычайно скудные данные позволяют все же сделать вывод, что, как и на всем черносошном севере, крестьяне могли распоряжаться землей.
Итак, Чарондская округа в XVII в. - район сплошного черносошного крестьянства. Наряду с плохими условиями и почти полным отсутствием природных богатств (кроме рыбы), для экономики Чарондской округи имело отрицательное значение изменение торговых путей из Поморья, ранее пролегавших черев Чаронду.
Общий ход экономической жизни Чаронды за это время характеризуется кризисным состоянием в начале XVII в. (результат «литовского разорения») и в начале XVIII в. (в результате непомерного роста денежных и натуральных повинностей) и подъемом, начавшимся в 20-х годах XVII в. Годы кризиса вели к сокращению населения и уменьшению количества культурной обработанной земли.
Основная масса населения Чаронды - это крестьяне, живущие в данной деревне постоянно. Даже из числа крестьян, которых бедствия вынудили накинуть свои участки, многие возвращаются обратно.
Вместе с тем, несмотря на запретительные указы, крестьянское население сохраняет значительную подвижность, свидетельством чего является очень большое количество покидаемых дворов и земель. В годы крупных бедствий - начале XVII и начале XVIII вв. количество сошедших безвестно настолько велико, что правительство едва ли имело возможность «сыскать» и вернуть их всех на старые места.
Тяглый участок отдельного крестьянина не был постоянным: он мог быть увеличен не только за счет введения в эксплуатацию целины, но и за счет опустевших участков - взятия их на льготу, в тягло, в наем или на оброк. Такое увеличение земельного владения отдельных крестьян бывало очень значительным. Результатом его было гораздо большее расслоение крестьян, чем позволяют судить одни писцовые книги.
«Литовское разорение» привело к уменьшению дифференциации крестьянства; напротив, опустение нач. XVIII в., разоряя в основном маломощных, увеличивало удельный вес более зажиточных крестьян.