Разговоры с местными жителями

Разговор с Букатиным Виктором Игнатьевым, 15.09.1956, бывшим жителем деревни Васьково Сафоновского района Смоленской области.

Записано: 5 июня 2022 года в деревне Плещеево Сафоновского района Смоленской области.

Интервьюер: Галенкин Роман Максимович

Р. М. Расскажите про вашу деревню после Великой Отечественной войны

В. И. Деревень сожжённых много было. Народ возвращался: кто с беженства, кто с плена, кто откуда. И эти люди искали деревни, где бы им жить. Жители разных деревень между собой общались, пересекались на рынках и всегда на слуху было, когда появлялся какой-то дом свободный. Едут туда и заселяются.

Дома стоили тогда копейки, да люди копейки-то и получали, а потом шахты стали открываться в городе Сафоново. Там много шахт было. И мужики, которые здоровые, они старались заработать копейку на детей, чтобы их прокормить. Они устраивались работать на шахты.

В Анохово – была ближайшая шахта, но она появилась позже, а сначала в городе были первая, вторая шахты. Там на работу мужики нужны: они туда шли, но когда они ходили на работу, то им надоедало ходить зимой по пояс в снегу. Транспорта никакого нету, дорог тоже. Они искали жилье более близкое. Начали давать бараки, в городе строили бараки. Люди в них устраивались, выезжали из деревни, а мы про них просто забывали. Так наша деревня и заглохла, хотя существовала с XVII века.

А Сафоново так не плохой город, шахтерский город, шахтёры построили. Там заводы построили – люди стали с деревень сбегать, уходить. А паспорта же не давали, чтобы не покинули деревню, чтобы оставлять людей в селе. Почему? Потому что надо работать: картошку, все такое, производство сельское. Не давали паспорта. Люди оставались. И чтобы паспорт получить нужно было ублажить там какого-то, по блату, туда-сюда и тогда только получаешь на руки паспорт. Вот мой старший брат, он 51-го года рождения. Он, оказывается, по блату получал паспорт. А мне уже просто – пошел и получил как положено, и все. Тогда уже население в селах стало излишним, ведь техника появилась, труд-то легче стал.

Р. М. А село чем занималось в основном?

В. И. Молоко, коровки.

Р. М. То есть не мясом?

В. И. Нет, у нас было производство молочное. Видимо, молоко нужно было стране. Но когда появлялся молодняк - телята, из них кого-то отбраковывали, ну на мясо, забирали, а остальных на молоко вместо старых коров, которых убивали на мясо.

Школу построили на месте птичника. До этого школы у нас вообще не было. Она была не в этой деревне, а находилась в 700 метрах от нас. Она в поле стояла, на перекрестке дорог до Воротыново. Дорога эта сохранилась, даже аллея березовая там есть.

Эта школа стояла на перекрестке трех дорог – вот с нашей деревни шли, с Лукшино и с Воротыново. Дубы возле школы были. Ну, наверное, они уже там не стоят. Раньше стояли. А потом школу ту почему-то разобрали. Почему – не знаю.

Р. М. А как учитель добирался?

В. И. Сперва у нас, в мои годы к нам ездила учительница Александрова Вера Борисовна. Она уже, наверное, умерла. Это факт. Когда она заканчивала работать, то она уезжала в город, у нее муж был шофером. Они ездили с города к нам, ее направили нас учить, а потом, когда ей надоело ездить постоянно, они у нас выкупили дом пустой. Прямо недалеко от школы, маленький домик. Они там жили. Воспитывали дочь.

А потом вот, когда школу нашу закрыли, мы ходили в Вышегор учиться, там была десятилетняя школа. Мы старшеклассники уже пошли туда, а в деревенской школе никого не осталось. Почему? Потому что уже не рождали детей все. Семья эта уехала обратно в город и там продолжила жить. И потом, когда я уже своих детей в садик оформлял – я ее встретил – она была воспитателем в садике.

Р. М. Были ли в Васьково хутора?

В. И. Тут хутора были, да. С хуторов сгоняли даже, заставляли идти в центр деревни. Деревня была не большенькая. Тут кругом были хутора. Леса наши называли фамилиями, именами, профессиями, даже кличками тех, кто рядом с ними жил. Есть Мандриков лес - очень красивый, Манашкин лес, есть Букатинское поле, где мой дед жил.

Эти хутора потом уплотнили и сделали централизованными деревнями, потому что на хуторах каждый хозяин занимал землю, участок и обслуживал ее сам, а между участками деревья зарастали, потом пришли к мысли о бульдозерах и тракторах и от этого отказались. Нужно поля обрабатывать, чтобы они давали зерно. Раньше хозяин для своей семьи только делал, а все государство надо кормить, и тогда этих людей объединяли – загоняли людей принудительно. Мне рассказывали в одной деревне, что поля все эти расчищали, ненужное вырубали, и уже техника пошла в них затем.

В Васьково всех стали загонять в центр. «Давайте там в центре дома строить каменные хорошие и деревянные, всякие. Вот там будете жить». А что делать пенсионерам? Их девать некуда – они жили до старости в хуторах, а потом, когда они стали немощными, им дали в центре колхоза (уже затем совхоза), жилье благоустроенное в Вышегоре. Те, кто не захотел в Вышегор, те переехали в сторону Плещеево. Сейчас у нас на кладбище лежат. В нашей деревне был колхоз «Красный звезда», орденоносец был, передовой колхоз, а потом он вошел в состав совхоза.

Р. М. Помните ли вы, когда это было?

В. И. До шестидесятых годов. Ферма у нас была, конюшня была, у нас был птичник большой, кролиководческая ферма была, гумно было (у нас тогда его называли «толк»), туда зерно свозили, молотили. Тогда в ходу были снопы, комбайнов еще не было. Молотилки были. Женщины в основном там работали, мужики все в поле: снопами работали, а затем все зерно руками сортировали.

Кузня была своя. Там ремонтировали упряжки для лощадей, телеги ремонтировали, ну это тяжелый такой труд. Надо было дугу загнуть, оковы изготовить ровные, чтобы она не ломалась при первом выезде, колеса ремонтировали.

Мы детишками бегали по этим сооружениям. Потом птичник закрыли, потом закрыли гумно, потому что комбайны пошли уже настоящие. Потом создали на месте гумно кролиководческую ферму, потому что здание было длинное. И там кроликов завели. Мы все лето ферме помогали, и нам оттуда по кролику дали за работу. Мы завели себе кроликов, держали. Пасека там была у нас, тоже совхозная уже. Ну как-то и все. Никаких достопримечательностей. Школа там первая была кирпичная…

Р. М. Знаете ли вы еще что-то про школу?

В. И. Я уже в деревянной учился, мне уже не пришлось в кирпичную ходить, ее в войну уничтожили. Я думаю, что ее и построили после революции. Почему? Потому что помню, когда мы строили себе баньку вместе с отцом (в каждом доме на одну или на две семьи строили баньку), леса было много, но мы поехали с отцом на лощади (тогда транспорт был – это лощадь), поехали за кирпичом. Нужен был кирпич под фундамент и под печку. Кирпича купить было тогда – проблема.

Мы подошли к школе – там уже пусто было. Мы взяли лопату и лом, и отец уже знал, где все находится, и ломиком стал доставать кирпичи, и они в земле лежали. Они были сделаны не на цементе, а на растворе, легко разваливались. Это старинная укладка. Такой кирпич – он немного паршивее нашего обычного, классического, и на нем там стояла печать на каждом кирпиче – герб с орлом. Кирпич был до революции изготовлен — это была церковь когда-то. Школа раньше была церковью, но в другом месте.

Р. М. Вам рассказывали про деревню в годы войны?

В. И. Когда ужики, которые уцелели с войны – пришли, они не любили рассказывать. Оккупация была. Я помню, что мне отец говорил, что в деревне призвалось семьдесят мужиков – столько ушло на фронт –семьдесят человек. И когда я стал уже взрослее – стал оглядываться – понял, что часть мужиков не вернулась.

Р. М. Расскажите про жителей деревни

В. И. Помню, что была баба Лиза Асташенкова (мы ее так называли), она жила совершенно одна, у нее муж на фронте погиб. И она была примерно в возрасте 1910-ых годов, а напротив ее дома жили Поварченковы. Полная такая женщина, круглолицая. С хорошим характером.

У нас в деревне была Полина, но она была из деревни Захарченки. Рядом с нами была деревня не большенькая такая, тоже несколько хуторов. И с этой деревни, которую немцы пожгли, она переехала в Васьково. У нее были дети – Михаил и Анатолий.

Стояченковы есть в Вышегоре фамилия, проскакивала. Они не крупные такие люди. Семья там была не крупная такая, они шустрые были, уже умерли. Их фамилия может искажаться.

Кто в деревне жил – помню фамилии тех людей, с кем плотно общался. Остальные приезжали-уезжали. В доме Поварченковых – после них жили Ковалевы, потом они уехали в город, потом там жила баба Васта, у нее сын Валентин был, дочь Валя.

Р. М. Было ли в деревне кладбище?

В. И. Было, его снес бульдозер. Оно находилось возле дороги с Княжино на Васьково, там везде были разлучины (глубокие места возле реки – прим. автора). Там была дорога грунтовая. Ездила по ней техника в хорошую погоду, на велосипедах мы ездили в Княжино, клуб у них там был, магазин тоже был. И когда ездили, то всегда видели крест железный, металлический. Слегка такой загнутый туда-сюда. Потом проходит время – и его вообще не стало. Когда раскорчёвывали лес, там перелесков было много, все это кладбище тоже раскорчевали. И никто не спрашивал про эту могилу.

Р. М. А кто ушел с деревни на фронт?

В. И. Из Букатиных на фронт ушел только мой отец, и еще двое Букатиных ушли на финскую, но они не вернулись. Струнков, дядя Миша он под Волгоградом (Сталинградом) тогда был ранен тяжело и увезли его на север. Он там от ран умер, не выжил. Игнатова – знаю. Дядя Леня у нас жил в деревне, и видимо, на фронт ушел его отец. У нас одна фамилия такая была. Тарасовы Колька, Толя – тоже были в деревне, потом переехали, их уже никого нет. Попковы были, две вдовы жили, у них не вернулись мужья.

Р. М. Какие у вас здесь есть реки?

В. И. У нас их пять штук: Каменка, Перемча, и потом у этих троих названий просто нету. Их называют ручьи, но именно здесь, с нашей горки они начинаются. Все эти речушки, они короткие. И все разными путями в Днепр впадают.

Р. М. А потом деревню сожгли?

В. И. Васьково? Нет. В деревне оставались дома, хотя уже люди жили в других местах. Дома в Васьково, как сараи были, потом от травы сами начали гореть.

Р. М. А что вы еще знаете о войне?

В. И. В войну деревня была не тронута огнем, хотя были бои страшные. В нашем районе прорыв делали. Фронт катился с севера на юг, с Васьково на железную дорогу. Когда наши пришли освобождать деревню, то был сильный бой у кирпичной школы. Тогда вот в школе у них был опорный пункт большой. Два раза пытались взять деревню, где белая роща, там поисковики каждый год очень много ребят откапывают.

Р. М. Находили ли вы что-то сами?

В. И. Запрещено было находки хранить, но, чтобы найти там пистолет, автомат, винтовки – такого не было. Находили погнутые, без опоры приклады, но зато было очень много патронов. Мы нашли в детском возрасте – знамя какое-то, чистое, хорошее, сложенное, на чердаке лежало, и потом оно куда-то быстро исчезло. Но не красное, оно было с какими-то узорами.

У нас 15 человек после войны погибло после войны на разминировании бомб. Детишки от любопытства погибли. Мы ведь ходили, знали, где были передовые – окопы, копали, патроны все эти собирали. В Захарченках много находок было, там были бои. На Воротыново были сильные бои. Два раза наши нападали на немцев и не могли выбить их оттуда. В Рыбках все тоже очень жестоко было.

Р. М. Расскажите про партизанское движение. Что вы знаете про памятник партизанам в вашей деревне?

В. И. Это люди не из нашей деревни были, но погибли у нас. Это памятник стоял на окраине деревни. От него пройти всего триста метров – и была бы школа. Там же дальше – деревня Панфилово, тоже сожжённая немцами. А еще была сожжена деревня Матвеевское.

Во время войны у нас было Вадинское партизанское движение, а эта молодежь хотела примкнуть к ним, а их не взяли. Они свой партизанский отряд решили организовать – потом им нечего стало кушать, они решили зарезать корову, а ее надо было сначала украсть. С этой целью они пришли в Васьково, в крайнем доме во дворах не было замков, они украли корову. И они коровку эту повели в лес, чтобы там ее убить и скушать – мясо запасти на зиму, а бабка услышала, подняла вой, а в это время в деревни стояли немцы. И говорили, якобы, даже власовцы у нас были.

Немцы запрягли лощадей (транспорта у них не было) –догнали их, привели в деревню, расстреляли показательно, рассказав, что партизаны воруют, а мы вас защищаем. И они этих партизан расстреляли. Не разрешали хоронить. Они зиму пролежали, местные жители их весной закопали.

Потом у нас были еще с Вадинского движения, с деревни Дроздово две женщины: молодая и старая – они шли к партизанам на Дорогобуж через Васьково на Плещеево и туда дальше. И одна из них, молодая заболела (воспаление легких), их взяла к себе одна бабка из крайнего самого дома к озеру (там болотце такое было). Бабка их спрятала дома и лечила чем могла, но кто-то предал. Мы тогда не выяснили, кто это был, но пришли немцы и их расстреляли.

Был у нас, правда, человек все по лесам, по грибам ходил, в армии не служил, жил с бабкой. И почему-то у нас в деревне к ним не было любви. Откуда этот ребенок родился в 42-ом году? Про его отца ничего не слышали. Был в деревне какой-то предатель, но взрослые старики молчали, потому что дети могли навредить, шум поднять.

Если идти по прямой дороге от памятника до большого массива леса, то можно найти место их изначального захоронения. Когда мы учились в четвертом классе, то приехали их родственники из Дроздово, чтобы забрать останки. Приехали на машине, уже в то время был ЗИЛ-130, современная машина считалась. Они приехали, а мы ребятишки раскопали и вытащили останки, волосы, косточки, ремень кожаный, сапоги. Они тела в гробики положили и увезли себе в Дроздово. Нам дали конфеты и печенье, и мы с учительницей пошли в школу. А эти люди поехали к себе хоронить.

Потом еще мы нашли ограждение частоколом. В нем лежали каски. Мы эти каски подняли, а под ними два черепа лежит. Говорили, что это артиллеристы наши. Их нашли уже после того, как фронт от нас далеко ушел.

Но и партизан у нас был, Демьянов Петр Сергеевич, он в вадинских лесах воевал, его тут после войны прославляли. Все остальные уже на фронт до этого ушли.

Р. М. Как выглядела деревня?

В. И. Деревня была в форме буквы «Ш», три улицы в ряд, а центральная, где школа стояла – она двойная была. Не было у улиц никаких названий. Деревня красивая была, деревья, сады хорошие, а потом работы не стало, и все стало плохо.

Р. М. Спасибо за интересный разговор!