Газета Призыв Беляева
http://www.harovsk-priziv.ru/?p=13210Дочь священника 
]
А.В.Беляева.Фото из семейного альбома
Милые глаза. С возрастом они стали такими же, как у детей. Только глубина взгляда передает прожитое.Они преображались каждый раз, когда наш разговор вновь и вновь возвращался к годам, давно минувшим – началу XX века. Немного осталось свидетелей той поры, а тем, кто жив, уже за 90 лет. Насколько уникальна память в этом возрасте! Человек помнит свое детство, юность до мельчайших подробностей.
Антонина Вячеславовна Беляева (в девичестве Панцырева) из Полутихи, что в Катромской стороне, застала ту, прежнюю, жизнь, когда все еще было по старинке. Она родилась через 4 месяца после Октябрьской революции в семье священника –Вячеслава Панцырева, настоятеля храма Рождества Пресвятой Богородицы. Церковь находилась в Поповке, в полкилометре от этой деревни. Вспоминая шестерых братьев Константина, Александра, Бориса, Алексея, Николая, Геннадия и сестру Киру, подытожила – все рождались через 3 года, только она родилась с перерывом 6 лет, когда родители уже никого не ожидали. Батюшка получил назначение раньше 1912 года. Когда они сюда приехали, в семье уже было 6 детей, последние двое родились здесь.
Иерей Вячеслав был родом из-под Вологды, его отец – Константин тоже был священником, возглавлял приход в Говорове. Мама Софья Александровна родом с Сямженского района, с Рубежа (сейчас это Коробицынский сельсовет) из семьи священника. Ее отец заболел и умер рано.
В первые годы после революции продолжали жить по старинке: свою скотинку держали, землей занимались. Все работали, не знали никакого отдыха. Умелые люди были, старались все делать. В Полутихе сапоги шили. И еще никого не трогали… Старшие ребята учились в Вологде, работали, на лето привозили друзей-помощников, все косили, жали. Дом был большой и всегда полон народа, даже в сараях ночевали. Еды хватало всем, хлеба вдоволь, два погреба всегда были заставлены крынками с молоком, сметаной, маслом. В минуты отдыха молодые бегали купаться на реку, играли в городки, огарыш, муху.
В первое воскресенье после Петрова дня (по церковному – дня почитания славных и всехвальных первоапостолов Петра и Павла), в самый разгар сенокоса недалеко от церкви проходила ярмарка. Этот день в народе называли Мольба. Со всех волостей приезжали с обозами – шитьем, мануфактурой. Даже татары были со своими товарами. Кто что покупал, мало ли чего женихам и невестам требовалось. В ярмарочный день одеться надо было празднично, девушки – в нарядах из бархата, из шелка. И это – в жару!
Девочке Антонине ярмарка запомнилась найденной копеечкой, может и золотой. На эту денежку она купила сладости, в подоле платья едва сумела донести домой, чем очень удивила маму.
В других местах ярмарки тоже проходили, например, в Карачунове собирались на Троицу.
Храм Рождества Пресвятой Богородицы недалеко от деревни Полутиха.
Фото В.КОРМУШИНА
На престольный праздник Рождества Пресвятой Богородицы – 21 сентября собирались со всей округи. Рыли ямы и ставили котлы – варили солодовое пиво. Ребятишки всю ночь бегали, смотрели, как костры горели, а мужики пиво варили. Этим пивом и праздновали, вина не покупали. Молодежь гуляла – и ребят, и девок было много. Пляски сколько было!
В деревне был не один ряд домов да проулков, во всей Полутихе – 70 домов. С горушки спуститься – рядом река. Мельницы недалеко. Они часто были, мельница от мельницы – меньше километра, все свои. Напротив Макаровской – дорожная мельница, дальше – семьи священника. Немного спуститься – дедка Гаврилы, к д.Злобиха – Васюткина. Все мололи на своих мельницах.
То, что рядом находился Катромский монастырь, знали все с малых лет. С монастыря ездили по деревням торговать рыбой. Хозяйство монастырское было богатое, для своих нужд растили и хлеб, и картошку, и овощи. Все поля в округе засевались, скотины было много. При монастыре всегда жило много народа, и когда чего-то не хватало, монахи, послушники ходили по деревням. Крестьяне покупали у них небольшие иконы, крестики. А еще – краску, со льном дела было много, крестьянки красили полотно, нитки. Краску меряли золотником (маленькой ложечкой). В дом священника Панцырева монахи заходили часто. Матушка гостеприимно их встречала, всегда кормила обедом. К священнику невысокого роста, лет 30-40, отцу Онуфрию, обращалась с особым почтением, он был настоятелем монастыря. Как потом сложилось – последним настоятелем. Самую младшую Антонину он всегда гладил по головке. Этим и запомнился маленькой девочке. (Представить только – Антонина Вячеславовна в настоящее время единственная, кто помнит настоятеля монастыря, целая эпоха разделяет нас с тем временем).
Иерей Вячеслав служил только в своей церкви, ему помогал дьякон Николай Леопардов, он был родом из Зубовок, его отец Евлогий возглавлял там приход. В семье дьякона воспитывалось три дочери. Одна из них была ровесницей Антонине и они дружили. На клиросе пели молодые девушки – Калиста и Августа.
Приход у отца Вячеслава был большой и одному справляться стало сложно. Семьи в те годы были большие, до 8-12 детей, но безлошадные, и в некоторые деревни (например, на крестины) приходилось добираться пешком. В помощь местному священнику приехал отец Николай Разумов. Народ сразу определил — новый батюшка строгий. У отца Вячеслава были деревни Полутиха, Макаровская, Арзубиха, Кожинская, Никулино и ближайшие хутора. У отца Николая – край, где Злобиха, Дягилево. Требы справляли каждый в своем приходе.
Наступило время неспокойное. В первую очередь забрали монахов из монастыря, кого куда отправили. Коснулось это и священников из ближайших приходов – Михайловского, Ильинского. Кто остался, в первую очередь обложили денежным налогом. 160 рублей в год полагалось с семьи священника, 140 рублей – с дьякона, 120 рублей - с просвирни (женщина, которая пекла просфоры). А денег откуда взять? Семья священника была бедная, в доме – никакой шикарной обстановки, только венские стулья, в красном углу — 2 иконы, благословение матушке и батюшке от их родителей да на стене – картина с медвежатами.
Ходили по домам, налоги собирали, кто не отдавал – описывали имущество. В первый раз пришли – забрали всю одежду, что в двух кованных железом сундуках лежала. Из одежды осталось только то, что на себе и ничего приличного – на выход. По этой причине мама не отпускала на воскресную службу сына Геннадия. Когда в школе еще учили Закон Божий, он был очень набожный, каждую службу стремился быть в храме. Обучение затем поменялось. Отец, бывало, спросит, отчего же он не молится, а он в ответ – школа стала другая.
Когда деревню тронули, все пошатнулось. Новая власть настаивала, чтобы все вступали в коллективы. Коров обобществили, а они доиться не давались другим. Тогда звали хозяев, чтоб подоили своих коров, но забирать домой не разрешали. Матушка переживала: «Коровы-то плачут!» Коров нечем было кормить. Руководителями выбрали таких людей, которые раньше не занимались хозяйством, из бедноты. В Полутихе жили Никулята, 5 братьев, у каждого маленький домик, небольшой надел. Ребятишек у них много было, бегали по деревне, играли все вместе. Антонина как-то оказалась у них дома, за обедом они ели картошку размером с горох, черпали ее ложками. Эти Никулята и стали руководителями, ходили, все описывали. Какое имущество опишут, какое так возьмут, по карманам распихают. У многих забирали все подчистую, ничего не оставляли, переодеться было не во что.
Хлеб стали отбирать. В деревнях земли держали много, засевали все поле и урожаи собирали большие. Магазея (общий деревенский амбар) в Полутихе всегда полная была. Богатые люди ссыпали туда зерно. Такая помощь была для людей в те времена. Когда у кого не хватало, давали на семена и на еду. Новая власть из этой магазеи забрала все. Стали все ломать, как будто жизнь кончается.
Семью священника выселили из своего дома, хоть на улице живи. Скитались, а свой дом пустовал. Батюшка не выдержал: расколотил запоры, натопил печь и семья вернулась в свой дом.
Сложилось так – в этом доме на первом этаже жил священник с семьей, а на втором этаже – сельсовет, представители местной власти. В памяти девочки Антонины сохранился приезд какого-то человека из Вологды, который вел допросы в сельсовете. Было слышно, как он допрашивал людей, с пристрастием; избивал, что стены дома содрогались. А чего бить – люди и так едва концы с концами сводили. Голодуха окутывала всю округу. Умелых два мастеровых гнали да выселяли.
Батюшку забирали много раз, без счету. Когда бабы списки рвали, чтобы не вступать в коллективы (колхозы), власть обвиняла, что это он агитировал так делать. Народ заступался, целыми деревнями подписывались, что нигде ничего от него не слышали плохое, не раз спасали, выкупали. Подержат в вологодской тюрьме когда полгода, когда сколько, потом отпустят. Он возвращался и опять служил в храме. Который-то раз его долго держали в тюрьме, и тогда он объявил голодовку – так ему хотелось перед Пасхой приехать домой и отслужить Пасхальную службу. На Пасху семья батюшки сидела дома. Затоплена печка, на столе еды мало. Были неурожайные годы, хлеба не хватало, богатых людей в деревнях уже не стало – выселили кого куда. Многие семьи жили впроголодь. Вдруг застучали в дверь. В дверях – батюшка. На ногах – одно тряпье, шел с Вологды пешком (150 км). Отпустили все-таки на Пасху. Матушка нагрела воды, он привел себя в порядок. Нашли сторожа, который открыл храм, зазвонил в колокола. Из ближайших деревень пришел народ, из дальних (за 10 и более км) – к концу службы. Пасхальная радость долго согревала души прихожан. Было неизвестно, сколько еще послужит батюшка.
Притеснения продолжались. Дети из Полутихи ходили в начальную школу в д.Макаровская. Детям раскулаченных и священников не давали учиться, некоторые успели закончить только 1-2 класса.
Младшей дочери отца Вячеслава, Антонине, пришлось уехать в Кадников, к старшему брату Константину. У того своя семья, трое детей, работал один. Давали паёк – 4 кг на месяц, хоть мукой бери, хоть крупой, хоть хлебом из магазина. Хорошо, жена попалась хлопотная, делала запасы. Кадников был уездным городом, население побогаче жило и воспитывалось по-другому.
Как разрушили церковь в Полутихе, Антонина узнала от мамы. Когда ломали церковь, сбросили колокол. Он раскололся на две половинки, одну нашли (она недалеко отлетела), а вторую не могли – в землю ушла. Мужиков заставляли копать, но так ее и не нашли.
Отец Вячеслав решил объехать всех своих детей. Приехал и в г.Кадников. Как чувствовал: «Всех забрали, надо готовиться и мне». Его уже много раз забирали, и он ждал этого. Невестка предложила пожить в Кадникове.
-Живи – не живи, заберут. Пришло время и мне пострадать за Христа, за веру православную.
Это было в 1937 году. Оказался в остроге в Кирилло-Белозерском монастыре. Писал оттуда письма. Страшное дело – издевались там над людьми.
В 1938 году Антонина вышла замуж и уехала с мужем в Вытегру. Вдруг сообщили, что многих и ее отца отпускают на поруки. Молодая пара только начала жить, еще ложками-вилками не обзавелась, но отца все равно решили взять к себе. Знающие люди говорили, что все равно не дадут забрать. Так и вышло. Только собрались в дорогу, пришло сообщение, что батюшки больше нет. Всех, кто был в остроге, казнили. Не стреляли, жалели пуль, а сбрасывали в озеро. И они принимали мученическую смерть…
х х х
Самым ярким детским воспоминанием для Антонины было общение с отцом. Как сейчас помнит: позовет батюшка, посадит рядом с певчими и петь учит. Да так, чтоб сразу и по-настоящему, без скидки на возраст. Насколько благозвучны церковные песнопения, тропари к праздникам! И даже сейчас, переступив порог 90-летия, она так же исполняет их нараспев, как научили в детстве. И только слезинки у глаз выдают волнение.
От автора: Удивительное дело – краеведы дома ремесел и ЦВР, собирающие материалы в экспедиции, неоднократно слышали воспоминания местных жителей о батюшке Вячеславе. Столько времени прошло, а о нем не забыли. Человеческая память отвечает благодарностью за добро.
А что мы делаем в своей жизни и вспомнят ли о наших трудах через 25-50-100 лет хотя бы дети, внуки?
В память о батюшке и матушке именами Вячеслав и София названы их правнуки-двойняшки.
Г.ИВАШУТИНА
