Тайна семейного предания (Богаченковы

Вот скан страниц из книги. И текст.

Отцовская линия - русская. Отсюда - широко открытая русская душа.
Отцовскую линию я знаю лучше, чем материнскую. Фамилия наша - Богачихины происходит от Богачихи. В районе Твери было много мельниц на Волге. Одной из них владела женщина, ее за это называли Богачихой, а ее детей, естественно, Богачихиными. Мой комментарий: ну, во-первых, семья из сельца Максимовское, а оно стояло не на Волге, а на его притоке - Тьмаке. Во-вторых, оставшиеся в Максимовском родственники носили фамилию Богаченковы Прадеда звали Филипп, но, по семейной легенде, истинным прадедом был какой-то немец. Про немца преданий не знаю ))) Да и не было в этом, достаточно удалённом селении немцев....И вот дед Евстафий родился тихим, не имел вредных привычек, не ругался матом, в нем чувствовалось внутреннее благородство. Видно, немец был благородный. Летом дед крестьянствовал, у него была земля, скотина. На зиму перебирался в Санкт-Петербург (не знаю, называли ли тогда город запанибратски Питер), там он столярничал. Жена подарила ему дочку Аню в 1896 году и сына Михаила в 1898. Жить бы да жить, да жена упала с воза и умерла. Без жены не проживешь, и дед Евстафий женился снова. Новая жена народила ему четырех сыновей и семерых дочерей, но старших, оставшихся от первой, пришлось отдать «в люди». От прадеда-немца у меня дотошность, скрупулезность.
Анечку девяти лет дед отвез в портняжную мастерскую в Питер. «Меня всегда окружали хорошие люди, - рассказывала мне тетя Аня. - Они помогли мне кончить школу сестер милосердия. Только диплом я не получила, хотя сдала все экзамены на «5», потому что надо было иметь хотя бы 4 класса образования, а у меня было только два». Да, в Максимовском по состоянию на 1890 год была земская школа.Ей было 17, когда в мужское отделение Обуховской больницы поступил 33-летний больной - катался на роликах, упал, повредил ногу. Через несколько дней его хотели перевести в платное отделение, но ему уже не хотелось разлучаться с сестрой Аней. Посторонних в больницу не пускали, а он часто говорил: «Хочу видеть маму». - «Такой взрослый?» - «А вы что, не хотите?» - «У меня ее нет». - «Золушка!» - воскликнул он.
«Золушка» понравилась и его маме, и мама решила пригласить Анечку в театр. Аня отказалась: как это пойти в театр за чужой счет? Да и что одеть? Жила она тогда у болгарки Марты, которая вместе с братом «размером с холодильник, только в полтора раза больше» опекала девушку. Они не разрешили ей «потакать капризам богатых». Мама пыталась что-то подарить Ане, но Марта не разрешила брать и подарки. В этот конфликт вмешался знаковый швейцар со своей логикой: «Раз старшие люди просят, то нужно уважить их просьбу».
Купили платьев, туфли, пошли в театр. Марта и ее гордый брат ни на шаг от нее не отходили. «Мы покажем этим богачам,-грозился он.-Зачем смущают девушку?!» Такой был настрой в те предреволюционные годы.
После театра мама пригласила всех на обед и сказала: «У меня умерла дочка - пусть теперь будет!» Вскоре была свадьба. Не смотря на полный дом слуг, Анечку учили готовить - может пригодиться, предчувствовала мама. А еще - французскому языку, приучали читать книги. Потом купили ей дворянский паспорт, и молодые на свадебное путешествие отправились в Европу: сначала в Италию (билет на поезд до Рима стоил 25 рублей), а дальше - в Швейцарию и Францию... Отец плакал от счастья: дочка устроена.
И тут случилась революция. Мужа арестовали и расстреляли. «Добрые люди», его знакомые, взяли на сохранение ценные вещи - мама пыталась хоть что-то спасти, но потом не вернули. Помогла, хоть и не бескорыстно, молочница: дала маме паспорт умершей товарки, приютила Аню. Приехал из деревни отец, привез метрики, и Аня получила новый паспорт, уже без дворянства. Да и сословия после революции отменили. Дед, кстати, принадлежал к сословию разночинцев. Никакого равноправия людей в царской России не было. Полноправными были только дворяне и православные. Ниже всех были крестьяне да нехристиане: их никак не наказывали, но, скажем, получить хорошее образование они не имели права.
Аня поступила работать на швейную фабрику. Приехал из деревни брат Михаил, мой отец, поступил в институт. Жил у Ани - ей дали комнату в квартире бывшего богача. Достались ей и некоторые антикварные вещи, сохранившиеся в квартире - их распределяли среди рабочих, как и жилплощадь.
Времена были тяжелые: проблемы с продуктами, одеждой. Самый большой праздник у них был, когда Михаилу купили брюки. Помните у Ильфа и Петрова: «брюк нет - публика довольная расходится по домам»? А тут появились брюки! Не знаю, в чем отец ходил до того.
Шить тетя Аня толком не умела, план не выполняла. За работой любила петь - она раньше вместе с мамой мужа пела в церковном хоре. Запоет на фабрике - работа останавливается, все слушают. Директор сердится. Потом она перешла на работу в открывшиеся тогда «французские» пошивочные мастерские и вскоре стала классной портнихой. Ее даже приглашала в Париж г-жа Дошенель, видевшая ее работу. Поехать за рубеж в советские времена - всё равно, что заявить во всеуслышанье, что собираешься работать на иностранную разведку: никто не выпустит.
Насколько верна эта история, рассказанная тетей Аней, не знаю. Но тут наступил 41-й год, началась война. Теперешний муж уходит на фронт и не возвращается с войны. Тетя Аня днем копает могилы на Охтинском кладбище, ночью дежурит на крыше. Однажды в дом попала большая бомба, ее ранило, она пролежала ночь на крыше без сознания. Рана потом гноилась, но бросать работу было никак нельзя.
Затем ее послали строить укрытия для самолетов на пригородном полевом аэродроме. Кормили плохо. На «буржуйке» (железной печке) в бараке тетя Аня варила грибы. «Какие тут грибы? Одни мухоморы»,-удивлялись женщины. - «Я и варю мухоморы». - Ужасались: - «Отравишься!» - «Я хочу умереть», - усмехалась тетя Аня. - «Ну да, умереть... по три раза воду сливаешь». И правда: питалась мухоморами и не умерла.
На работу ходили через речку, переходили ее вброд три раза в день. Осенью свалил грипп, одна нога атрофировалась, совсем перестала слушаться, даже боли не чувствовала. Полгода тетя Аня пролежала в больнице, потом с костылем и палкой пешком через город добралась до дома. Увидела, что квартира разграблена, потолок протекает. В постели была спрятана картошка - крысы прогрызли одеяло, съели картошку, остались только очистки, которые дали 20-сантиметровые ростки.
Куда пойти работать инвалиду? А не работать нельзя: совсем другое снабжение у неработающих. Помог главный врач больницы Нейман. Пять лет тетя Аня занималась ремонтом нательного белья за 165 рублей в месяц (мой отец до войны получал 700-800 р.). Но здесь было тепло, кормили. Сидела с иголкой в руке, зашивала и... постоянно щипала онемевшую ногу. На удивление врачам, считавшим, что «нервные клетки не восстанавливаются», нога ожила. Только изредка, на какую-то долю секунды, вдруг отключается. Тогда тетя Аня взмахнет руками, качнется - и опять всё нормально.
В феврале 1942 года ей приснился сон: брат Михаил лежит весь израненный. «Пить хочешь?» - спрашивает тетя Аня. «Нет, но умой мне лицо». Тетя Аня умыла его из бутылочки, с которой ходила в блокадном Ленинграде за водой на Неву. Так она получила информацию о гибели брата, а мы об этом узнали только много позже: военкомат на наши запросы ответил, что отец пропал без вести в феврале 1942 года под Смоленском. А вот другая справка Мытищинского объединенного городского военкомата от 16.01.1967: "...находясь на фронте ВОВ погиб в январе 1942 г." (арх. № 14 т. 2-75). Еще много позже поисковики рассказали мне, что московское ополчение, в котором служил отец, погибло не под Смоленском, а под Вязьмой. Меня приглашали принять участие в поисках, но в связи с «перестройкой» прекратили финансирование, и мы не поехали разыскивать братские захоронения - приглашавшие надеялись, что, обладая относительно высокой чувствительностью, помогу в поисках. А еще позже, в 2004 г., из передачи по ТВ узнаю, что в гибели ополчения виновато бездарное руководство со стороны Буденного. Пару раз Сталин поручал ему руководить операциями во время войны, и оба раза они заканчивались плачевно. Там, под Вязьмой, осталось неимоверное количество скелетов, покрывающих поля.
Жить и выживать в блокадном Ленинграде было крайне трудно. Вот тетя Аня с родственницей везет на санках ее маму на кладбище. Часто отдыхают, сидя на гробу. Встать с гроба помогают прохожие. Вот она меняет 200 г пайковых конфет на 10 поленьев, чтобы как-то прогреть комнату. Пилила поленья на три части, а опилки съедала с солью. «Но газета, - говорит, смеясь, - лучше: пожую комочек и засыпаю. Проснусь, возьму комочек с солью и опять пожую».
До войны тетя Аня работала надомной портнихой. Приходила в обеспеченную семью, там примеряла, шила. Из известных мне людей встречалась с С. М. Кировым - один раз столкнулись перед лифтом, он вежливо пропустил ее вперед.
Всё это тетя Аня мне рассказывала через много лет. Наверняка, что-то недоговаривала, что-то приукрашивала, как это делают все, но всё равно по ее рассказам видны люди и жизнь ее времени.

Тайна семейного предания (Богаченковы - Богачихины)

Поиск-подтверждение или опровержение одной семейной истории. Буду рад любой помощи