Жил пан нешляхетный...
Анатолий Бонч-Осмоловский
в общественно-политической жизни Минщины в 1905—1907 гг.
Историк В.В. Ляховский написал обширную статью об Анатолии Осиповиче и прислал ее нам с разрешением опубликовать на этих страницах. К статье приложены присланные им фотографии.
Краткие сведения об авторе: Владимир Викторович Ляховскиий, доцент факуль- тета международных отношений Белорусского государственного университета; кандидат исторических наук.
«Имя ветерана революционного движения конца XIX в. — начала ХХ в. Анатолия Осиповича Бонч-Осмоловского (1857—1930) сегодня мало что скажет большинству минчан и жителям Минщины. В его честь не названы улицы городов и поселений, не увидим мы и мемориальных досок на зданиях учреждений, которые были связаны с его деятельностью. В Беларуси осталось только одно место, где об этой личности сохраняют хорошую память и его имя могут припомнить бывшие выпускники и нынешние ученики местной школы. Это агрогородок Блонь Пуховичского района, где в местном краеведческом музее, что расположился в бывшей родовой усадьбе Бонч-Осмоловских, была недавно создана мемориальная комната в честь ее бывших владельцев.
Чем же отличается эта личность? В начале ХХ в. Анатолий Бонч-Осмоловский был настоящей легендой в революционных кругах Беларуси и России: один из руководителей известной народнической организации «Черный передел», член ЦК Российской партии социалистов-революционеров, один из основателей Всероссийского крестьянского союза, организатор многочисленных подпольных типографий. Послужной революционный список его можно продолжать еще долго.
В революцию Анатолий Бонч-Осмоловский втянул всю свою семью. Он и его родные неоднократно попадали за решетку или ссылалось в пустые уголки империи. Их родовое гнездо в Блони много раз посещали для обыска царские жандармы и полиция. Надо напомнить, что пуховичское имение Бонч-Осмоловским было передано царским правительством в 1863 г., после изъятия последнего у инсургентов (участников антироссийского восстания) из рода Оссовских за участие в антироссийским восстании. По злой исторической иронии, начиная с 1890 гг. Блонь превращается в важнейший революционный центр в крае, убежище для разного рода революционеров и диссидентов.
В советское время память об этом выдающемся деятеле из Блони год за годом сознательно стиралась. Если в начале 1920 гг. на волне интереса к «Народной Воле» и революционным событиям 1905—1907 гг. А. Бонч-Осмоловский изредка упоминается в немногих научных работах, посвя- щенных данной теме1
(1 Зіміонка, А. Сацыялістычны рух на Беларусі. II. Партыя сацыялістаў-рэвалюцыянераў / А. Зіміонка // Беларусь: На- рысы гісторыі, эканомікі, культуры і рэвалюцыйнага руху. — Менск, 1924. — С. 152—161; Агурский С. Очерки по истории революционного движения в Белоруссии (1863–1917). Минск, 1928; Попов, И. А.О. Бонч-Осмоловский / И. Попов // Каторга и ссылка. — 1931. — No 4; Архив «Земли и воли» и «Народной воли». — Сб. документов // Ред. и предисл. С.Н. Волка. — Москва, 1932; Деятели революционного движения в России. Биобиблиографический словарь. — Т. 3.— Вып. 1. — Москва, 1933. – Здесь и далее прим. ав- тора статьи). , то в 1930 гг. его имя фактически запрещается упоминать. В 1923 г. Комиссией по истории Октябрьской революции и Коммунистической партии ЦК КПБ (б), которую на короткое время возглавил С. Жылунович (Тишка Гартны), была начата работа по сбору документов и материалов из истории революционного движения в Беларуси. По инициативе последнего в 1924—1925 гг. в журнале «Полымя» были помещены статья и воспоминания А. Бонч-Осмоловского о 1905 г., а также мемуарные заметки его первой жены — Варвары Ваховский, в которых также довольно подробно рассмотрены тогдашние события2.
(2 Бонч-Асмалоўскі, А.В. Ліберальна-апазіцыйны рух на Беларусі // Беларусь. Нарысы гісторыі, эканомікі, культурнага і рэвалюцыйнагаруху. — Менск, 1924. — С. 169—176; Яго ж. Эпоха 1905 г. Мае ўспаміны / А.В. Бонч-Асмалоўскі // Полымя. — 1925 — No 6—7. [Электр. рэсурс] // Людзі на балоце: Беларусы ў ХХ ст.. — Рэжым доступу: http://ludzi- na-baloce. livejournal.com/tag/%D0%91%D0%BE%D0%BD% D1%87-%D0%9E%D1%81%D0%BC%D0%BE%D0%BB%D0 %BE% D0%B2%D1%81%D0%BA%D0%B8%D0%B9 — Дата доступу: 20.04.2009; Вахоўская, В.І. Успаміны рэвалюцы- янеркі В.І. Вахоўская // Полымя. 1925. — No 2). В середине 1920 гг. новым руководителем ЦК КПБ(б) С. Агурским был инициирован сбор материалов по истории 1905—1907 гг. для даль- нейшей «монументализации» событий и героев первой российской революции в Минске и других городах БССР. Среди этих документов, которые сейчас хранятся в фондах Национального архива республики Беларусь, выявлены «Воспоминания о жизни и деятельности И. Пулихова (который в 1906 г. бросил бомбу в минского губернатора Курлова и за это был казнен), а также о К. Измайлович (она стреляла в Курлова и была выслана на каторгу) и еще об Езерской (которая выстрелила в могилевского губернатора Клингенберга и также выслана на каторгу)»3,
(3 Нацыянальны архіў Рэспублікі Беларусь (НАРБ). — Ф. 60. Дакументы былога Інстытута гістрыі партыі пры ЦК КПБ. — Воп. 4. — Спр. 40. — Арк. 1—8.).
принадлежащие А. Бонч-Осмоловскому. Они почти полностью повторяют минские фрагменты его прежней исповеди, опубликованной в 1925 г. в «Пламени».
С середины 1930 гг., после установления сталинского режима, имя А. Бонч-Осмоловского, одного из создателей партии эсеров, на долгое время вычеркивается из истории, а его сыновья — Родион и Глеб — репрессированны: Родион в 1938 г., уже после повторного ареста, будет замучен до смерти на допросе следователем НКВД, а Глеб, осужденный в 1934 г. по «делу славистов», выйдет на волю через два года, но, естественно, не забудет ГУЛАГ никогда.
С началом «оттепели» в СССР отношение к А. Бонч-Осмоловскому меняется в лучшую сторону: его фамилия все чаще попадается в научных публикациях и сборниках документов4.
4 Революционное движение в Белоруссии. 1905—1907 гг. — Минск, 1955; Чапко В.У. Сялянскі рух у Беларусі ў 1905- 1907 гг. // Весці АН БССР. — Серыя грамад навук. — 1956. — No 1; Липинский, Л. Крестьянское и солдатское движение в Белоруссии (1900—1907 гг.) / Л. Липинский, Е. Лукьянов. — Минск, 1968Появляются статьи, в которых освещается его общественно-политическая значимость5.
5 Савіцкая, Л. Група Бонч-Асмалоўскага / Л. Савіцкая // Полымя. — 1967. — No 5; Клейн, Б. Дело Бонч-Осмоловских / Б. Клейн // В годину испытаний: Ист.-лит. очерки. — Минск, 1986. Но до чествования имени помещика-бунтаря на пароходах или на вывесках улиц дело так и не дошло.
Общественно-политическую значимость А. Бонч-Осмоловского в 1905—1907 гг. мы попытаемся рассмотреть через призму его взглядов на рево- люционный процесс и становление демократических институтов в России и Беларуси. Необходимо также выяснить позицию этого деятеля в отношении аграрной программы и террористической деятельности партии эсеров и его отношение к белорусскому национальному движению.
Во время революционных событий 1905—1907 гг. Анатолий Бонч-Осмоловский никогда не сидел на одном месте. Он постоянно переезжал между своим родовым поместьем в Блони, Минском, Петербургом, Москвой, финскими Гельсингфорсом, Иматрой и Тамэрфорсе, швейцарской Женевой и другими городами6.
6 Бонч-Асмалоўскі, А. Эпоха 1905 г. Мае ўспаміны... Декабрь 1904 г.: А. Бонч-Осмоловский возвращается в Блонь после отбытия очередной ссылки и сразу включается в подпольную революционную деятельность: участвует в формировании в Беларуси региональных структур партии эсеров, отвечает за связи с крестьянством, организацию в Минске, Бобруйске и Гомеле подпольных типографий.
В мае 1905 г. А. Бонч-Осмоловский вместе с Евгенией Ратнер находится в Смоленске, на сходке представителей местных эсеровских организаций. В ходе совещания образуется Северо-Западное отделение этой партии. Дальнейший его путь направлен в Москву. Здесь он выступает на конференции крестьянских представителей. Последним запомнилась его пламенная речь и особенно ее заключительные слова: «Я сам помещик, а предлагаю всем крестьянам стараться захватить землю помещиков и всякими средствами держаться за нее руками и зубами»7.
7Бонч-Асмалоўскі, А. Эпоха 1905 г. Мае ўспаміны... 8 Там же.В Минск он возвращается поздно вечером 18 октября 1905 г. Это как раз тот день, когда произошел «Курловского расстрел». А. Бонч- Осмоловский сошел с поезда буквально через несколько часов после этой трагедии и по следам пуль на здании Вильнюсского вокзала мог оценить ее последствия8. На манифестации с речью выступал его старший сын Иван. Последнему пришлось нести на руках тяжело раненую молодую бундовку Розу Шабад к ее родителям на Немигу9.
9 Там же. На родине в это время А. Бонч-Осмоловский пробыл недолго. В конце октября того же года он снова направляется в «первопрестольную» на Всероссийский крестьянский сход. В Москве он задержался до января 1906 г. и стал активным участником баррикадных боев на Пресне.
Весь 1906 г. и начало следующего года заполнен в его жизни также многочисленными разъездами по России и Финляндии, где проходили различные партийные съезды и конференции эсеров. По вопросам организации подпольного печати пришлось даже съездить в далекую Швейцарию.
С наступлением столыпинской реакции А. Бонч- Осмоловский почти на год оседает в своем родовом имении, преобразуя его в главный конспи- ративный центр местных эсеровских группировок. Он концентрируется на руководстве крестьянским «кружком саморазвития и взаимопомощи» до времени его ликвидации в 1908 г.
Как известный авторитет в революционных кругах он зарекомендовал себя выдающимся организатором и конспиратором. Благодаря своим хорошим столярским навыкам, в своем имении А. Бонч- Осмоловский повсюду сделал много различных тайных укрытий: в мебели, в потолке, в полу и стенах. В качестве убежища он также использовал книги. С особой гордостью он констатировал в своих воспоминаниях, что во время многочисленных обысков жандармами была разоблачена лишь небольшая часть тайных убежищ10.
10 Там же. На время остановимся в изложении хронологии событий, которые связаны с революционной деятельностью А. Бонч-Осмоловского, и более подробно рассмотрим его видение тогдашней социально-политической и экономической ситуации в России и Беларуси. Прежде всего, это касалось вопросов, связанных с земельной проблемой, выбором оптимальной формы политического устройства, отношения к парламентаризму и терроризма.
Впервые свою позицию по аграрному вопросу А. Бонч-Осмоловский высказал во время работы учредительного съезда эсеров, прошедшего в Иматре (Финляндия) в конце декабря 1905 г. — начале января 1906 г. Там он выразил свое несогласие с лидером партии Виктором Черновым, стремившимся реализовать идею социализации земли с помощью прежде всего экономических и правовых механизмов11.
11 Партия социалистов-революционеров. Документы и мате- риалы. — В 3 томах. — Москва, 1990. — Т. 1. — С. 9. «Я и значительная часть делегатов из мест, — писал позже А. Бонч- Осмоловский, — стояли за более решительное сражение с помещиками и администрацией; например, советовали спускать воду из прудов, раз- рушать заставы в тех водяных мельницах, от которых затапливалися крестьянские луга, и вообще чинить всякие препятствия для того, чтобы существование дворянского хозяйства сделать бесполезным и невозможным»12.
12 Бонч-Асмалоўскі, А. Эпоха 1905 г. Мае ўспаміны... Бывший «чернопеределец», которому в 1907 г. исполнялось 50 лет, был бо́льшим радикалом, чем многие из его молодых однопартийцев. Он при- знавал целесообразным организацию боевых крестьянских дружин для захвата помещичьей земли, призывал бойкотировать приказы местной царской администрации и отказываться платить налоги, а также отдавать своих сыновей в армию.
Такой радикализм не находил массовой поддержки прежде всего у самих белорусских крестьян, которые до конца не понимали главную суть этой «социализации». Они не претерпели общинного землепользования и в них сильно сидели частно-собственнические устремления. Крестьяне поддерживали эсеров только в вопросе ликвидации крупного помещичьего землевладения. Далее за эсерами они идти не хотели. Это вынужден был признать и «красный помещик»: «Особенно я был не уверен прежде всего в белорусских крестьянах, донских и кубанских казаках»13.
13 Там же.Позже, в 1917 г., на учредительном съезде Белорусской народной общины в Москве, он отмечал, что «в связи с некоторыми особенностями белорусского края земельный вопрос здесь должен быть поставлен в несколько иные рамки по сравнению с коренной Россией, ведь наш край почти не претерпел общинного землепользования, и это обязательно нужно учесть».14
14 НАРБ. — Ф. 325. Рада Народных міністраў Беларускай На- роднай Рэспублікі. — Воп. 1. — Спр. 2. — Арк. 25. А. Бонч-Осмоловский свой радикализм перенес на решение и других политических вопросов. Он считал, что подлинное народовластие достигается не столько через принцип разделения властей и верховенство права, а прежде всего благодаря неограниченной самодеятельности и революционному творчеству масс. «Для меня, — писал он позднее, — было неоспоримой истиной, что в жизни народа и государства, особенно в отношении экономического строя, невозможно сначала разрушить, а после строить; здоровые революционные процессы могут быть двусторонними: надо уничтожать старое, отжившие и в это самое время, в том же процессе строить новое, более современное, более справедливое...»15
15 Бонч-Асмалоўскі, А. Эпоха 1905 г. Мае ўспаміны... Надежды либеральных демократов исключительно на парламентские методы в борьбе за власть он расценивал как ошибочные и вредные. Идея парламентаризма, по его мнению, в условиях российской действительности была «чем-то похожим на деревянного идола- фетиша», на который молятся российские либералы и надеются, что избранный демократический парламент (Учредительное собрание) решит все застарелые проблемы общества. «Не учредиловка, — решительно отстаивал он свою позицию, — а революционный процесс, который должна проводить революционная самодеятельность масс, для меня был неоспоримой истиной... Учредительное собрание должно только согласовать и дать свою санкцию — закрепить это творчество в твердых законодательных нормах»16.
16 Там же.Двойственной была позиция А. Бонч-Осмоловского в его отношении к террористической деятельности. Он отмечал, что никогда не был большим поклонником террора. Так, во время боевых столкновений на Пресненский баррикадах в январе 1906 г. он так и не смог выстрелить в царского солдата, хотя и был отличным стрелком: «Я начал целиться из нагана в ближайшего солдата, но выстрелить не смог, не хватило духа: мне в голову пришла мысль, что он деревенский, бессознательный парень, так за что же я его должен погубить»17.
17 Там же. Считал ошибкой циничное убийство в 1903 г. эсеровским фанатиком Егором Дулебавым уфимского губернатора Николая Богдановича, который по своим взглядам никак не соответствовал образу крайнего реакционера. Тем не менее Бонч-Осмоловский признавал полезность «точечных» террористических актов и банковских экспроприаций. Он считал их политически обоснованными и «продуктивными», если последние подпитывали политический радикализм и способствовали росту революционных настроений в обществе. К «продуктивным» он причислил убийства царских министров Николая Боголепова и Вячеслава Плеве, адвоката Гавриила Лужановского, возглавлявшего Тамбовский отдел черносотенного «Союза русских людей»18.
18 Там же. В его родовом имении, в Блони, неоднократно находили приют и поддержку известные во всей России теоретики и практики российского террора: Екатерина Брешко-Брешковская, Гирш-Исаак Гершуни, Мария Спиридонова, сестры Александра и Екатерина Измайловичи, Иван Пулихов, Лидия Езерская и ряд других лиц. Бонч-Осмоловский отмечал, что активисты боевой эсеровской организации в организационном отношении стояли особняком от других однопартийцев: «Про свои боевые акции они никому ничего не говорили. И это не только ради конспирации, а прежде всего для того, чтобы не мучить близких товарищей и чтобы последние, в свою очередь, не делали на них влияние, не отговаривали их»19.
19 НАРБ. — Ф. 60. Дакументы былога Інстытута гістрыі партыі пры ЦК КПБ. — Воп. 4. — Спр. 40. — Арк. 1. К террористической деятельности по различным причинам присоединялись люди разных социальных состояний и с разной собственной мотивацией. Значительную часть из них составляли студенты и учащаяся молодежь. Но были также мелкие чиновники, фабричные работники и ремесленники, железнодорожники, крестьяне, военные и даже бывшие уголовники. Бонч-Осмоловский вспоминает молодого рецидивиста по фамилии Алесь Ойца, который в первый раз попал за решетку за ограбление магазина в 13 лет, за что отсидел в тюрьме три года. «В тюрьме, — рассказывает Бонч-Осмоловский, — политические заключенные сделали на него сильное влияние; он работал в тюремной пекарне и помогал им хлебом, мукой и т.д.; через него передавали письма на волю и наоборот; денег за это он не брал... Начальник тюрьмы Славинский был настоящим зверем; особенно он угнетал политических. Когда закончился срок отсидки, Ойца поклялся «отблагодарить» его. Но его выпустили не в Минске, а по этапу послали на родину — в Пинск... Там он продал три рубашки, которые ему сшили политические в благодарность за его помощь, и на эти деньги приехал в Минск, где и убил Славинского; приговорили Ойца к смерти, которая произошла в Вильнюсе»20.
20 Бонч-Асмалоўскі, А. Эпоха 1905 г. Мае ўспаміны... В воспоминаниях А. Бонч-Осмоловского стоит выделить написанные им три психологических портрета известных террористов, членов боевой группы эсеров. Единственное, что объединяло их, – все они принадлежали к элите общества.
Екатерина Измайлович (1881—1906), 25-летняя дочь генерал-лейтенанта от артиллерии, перед которой, казалось, открывались все двери в высший свет. Но она избирает другой путь – в 1906 г. под влиянием своей старшей сестры, Александры вступает в боевую организацию эсеров. Далее послушаем А. Бонч-Осмоловского: «Катя Измайлович стреляла в Севастополе в адмирала Чухнина, проявляла в этом месть за казнь лейтенанта Шмидта, который поднял восстание на Черноморском флоте. По приказу раненого Чухнина ее расстреляли на месте без всякого суда и дознания.
О том, что Катя Измайлович решила отомстить Чухнину и ради этого поехала в Севастополь, никто из ее близких знакомых не знал. Никто не представлял себе, что видит ее в последний раз. Она пошла на это дело тогда, когда революционное движение начало уменьшаться, когда мало осталось надежд на скорый приход революции. Она считала своим долгом подкрепить то учение, которое распространяла среди других, и пошла на смерть. Хрустальной чистотой своего душевного облика, его красотой Катя Измайлович принадлежала к тем редким единицам, которые только иногда появляются, посылают свет на нашу жизнь, скрывая ее отрицательные стороны».21
21 НАРБ. — Ф. 60. Дакументы былога Інстытута гістрыі партыі пры ЦК КПБ. — Воп. 4. — Спр. 40. — Арк. 2. Иван Пулихов (1879—1906), сын действительного статского советника, студент Петербургского университета, 14 января 1906 г. вместе с сестрой К. Измайлович, Александрой, совершил неудачное покушение на жизнь минского губернатора Павла Курлова. Арестован на месте и был заключен в «Пищаловский замок», а через месяц, 26 февраля, казнен. И снова продолжает Бонч-Осмоловский: «Необходимо сказать и о Пулихова. Один раз в Минске на вокзале (хорошо не помню, то ли он приехал с ночным поездом, то ли собирался с ним выехать) он немного прилег на лавке и положил под голову пачку свежих, только что отпечатанных прокламаций; железнодорожный жандарм заинтересовался Пулиховым, подошел к нему ближе и хотел вытащить из-под головы одну бумажку,но Пулихов не испугался, он что-то про- говорил сердито и одновременно в кармане взвел курок револьвера; жандарм решил лучше не трогать этого человека и отошел от него, потому как пора тогда была боевая. Пулихов, разумеется, быстро перешел в другое место. Один раз во время беседы с ним я заметил в его глазах что-то особенное, какой-то хмурый, стальной блеск и тотчас — помню хорошо — у меня появилось уныние; я подумал: «Не сносить тебе своей головы; наверное, закончишь жизнь свою в террористическом деле».22
22 Там же. — Арк. 2—3. Бомба, которую Пулихов бросил в Курлова, была ему прислана провокатором и тайным агентом царской охранки Азефом и поэтому, видимо, не взорвалась.
И еще одна иконка террористки-одиночки, которую родила революция, — Фрумы Фрумкиной (1880—1907). Экзальтированная особа, дочь состоятельного минского торговца, которая хотела прогреметь на всю Россию за убийство кого-либо из высоких чинов царской администрации. Но эта «слава» постоянно ее обходила: в 1902 г. ей не удалось покушение на минского жандармского полковника Саленко; в 1903 г. не удалось убить киевского градоначальника графа Шувалова, а затем, попав в киевскую тюрьму, не удалось зарезать начальника — полковника Новицкого; в 1907 г. она бежала по дороге на каторгу и направилась в Москву, где в Большом театре совершила опять-таки неудачное покушение на московского градоначальника Анатолия Рэйнбота. Будучи заключенной в московские Бутырки, обрела револьвер и ранила выстрелом начальника этой тюрьмы, полковника Леонида Баграцова. Была казнена решением суда в апреле 1907 г. А. Бонч-Осмоловский так описывал данное лицо: «С Фрумой я тоже был немного знаком и сталкивался с ней в Минске. Фрума Фрумкина была упорной террористкой; психику она имела, безусловно, ненормальную, надломленную. Совершить какой-нибудь террористический акт — было для нее большим удовольствием; к плановой деятельности не имела никакой способности»23.
23 Бонч-Асмалоўскі, А. Эпоха 1905 г. Мае ўспаміны... Но надо признать, большая часть образованного общества (инженеры, медики, педагоги, представители творческих профессий, государственные служащие нижего и среднего звена) сочувствовала революционерам и террористам, морально поддерживала их, несмотря на жестокие и бесчеловечные последствия террористических актов. На судебных процессах их защищали лучшие присяжные поверенные, им сочувствовали многие присяжные заседатели. В большинстве случаев революционером не отказывали в приюте или тайной врачебной по- мощи.
Судебными защитниками А. Бонч-Осмоловского были пресловутые юристы Оскар Грузенберг (праславившийся на «деле Бейлиса»), Казимир Петрусевич, В. Скарацин и другие. Другой интересный факт: чтобы не допустить очередного заключения А. Бонч-Осмоловского в темницу в 1908 г., известные минские врачи Тодор Куодис и Феодосий Ульянов пошли на обман полицейских, заявив, что осужденный не транспортабелен в полицейский участок в Игумен из-за недавно пере- несенной операции по удалению слепой кишки (аппендикса). Когда обман был разоблачен, полицейские потребовали от губернского врачебного начальство дать разрешение на арест указанных врачей. Но за них решительно вступился минский губернский санитарный инспектор Сергей Урванцав24.
24 Грицкевич, В.П. С факелом Гиппократа: Из истории бело- руской медицины / В.П. Грицкевич. — Минск: Наука и тех- ника, 1987.— С. 223—231. В своих воспоминаниях А. Бонч-Осмоловский фактически не затрагивает вопросы межэтнических отношений в интернациональном окружении революционеров. В Беларуси кроме общероссийских партий активно действовали тогда общины Белорусского социалистического общества, Польской социалистической партии, Бунда (Еврейского социал-демократического союза) и сионисты разных оттенков. Несмотря на политические расхождения, активисты этих политических партий, имея общего врага, чаще всего находили общий язык, проявляли солидарность к другим революционерам, в редких случаях координировали свои действия. В местной эсеровской среде, в которой значительную долю составляли белорусы, вопросы национальной идентификации находились тогда на втором плане. Отношение эсеров к белорусскому вопросу, которое не имело в то время широкого резонанса, в целом было индифферентно. Проблема сохранения и развития белорусского языка и культуры в политической и тем более в террористической деятельности никаких дивидендов не давала. Вопросы национального самоопределения отодвигались на дальнейшую перспективу. В период роста революционных настроений эсеры стремились избегать конфликтов на национальной почве. Ситуация изменилась после Февральской революции 1917 г., когда единство революционного лагеря рассыпалось и каждая этническая политическая группировка в крае начала реализовывать собственные политические проекты.
Анатолий Бонч-Осмоловский в период 1905— 1907 гг. имел контакты с лидерами Белорусского социалистического общества — братьями Иваном и Антоном Луцкевичами, Алесем Бурбисом и Власовым. Его питомец и сподвижник по «Блонскому крестьянскому союзу» Максим Лукашик являлся сторонником БСГ. После Февральской революции А. Бонч-Осмоловский временно присоединится к работе в белорусских национальных организациях: в сентябре 1917 г. он войдет в состав Белорусского народной общины в Москве, а в декабре того же года будет избран делегатом Всебелорусского съезда в Минске, где примет активное участие в работе аграрной секции25.
25 НАРБ. Ф. 325. Рада народных мінстраў Беларускай Народ- най Рэспублікі. — Воп. 1. — Спр. 2. — Арк. 27; Усебеларускі з’езд 1917 года: сведчанне сучасніка / Прадмова і публікацыя В. Скалабана // Беларускі гіста-рычны часопіс. — 1993. — No 1. — С. 50—69. На одном из первых заседаний съезда делегаты встретили А. Бонч-Осмоловского горячими аплодисментами в знак его заслуг перед революционным движением. Растроганный, он искренне поблагодарил присутствующих и в ответ сказал: «Я дворянин, я помещик, но во мне кипит кровь белорусского народа!»26
26 Усебеларускі з’езд 1917 года: сведчанне сучасніка // Беларускі гістарычны часопіс. — 1993. — No 1. — С. 56. А. Бонч-Осмоловский симпатизировал белоруским социалистам и поддерживал идею автономии Беларуси в составе единого Российского федеративного государства. Вместе с тем он рассматривал белорусское движение только в контексте общероссийского и выступал против политической независимости Беларуси и ее выхода из состава России. Подобной позиции держался и его сын — Родион, один из лидеров эсеровской организации в Беларуси. Последний решительно выступил против объявления 25 марта 1918 г. Белорусской народной республики независимым государством. Работая в земских учреждениях Минской губернии, он считался одним из самых влиятельных оппонентов белорусского национального движения в период 1918—1919 гг. Правда, в 1920 гг., работая в Госплане БССР, Родион Бонч-Осмоловский частично примирился со сторонниками самостоятельности Беларуси, с которыми вместе работал над проектом развития крестьянских хозяйств БССР.
До сих пор оставался неизвестным факт участия в белорусских культурных проектах еще одного сына Анатолия Осиповича — Глеба. Обнаруженные новые архивные документы заполняют этот пробел. Будущий выдающийся археолог и антрополог в 1918 г. временно находился в Минске у своей матери — Варвары Ваховской27.
27 По информации внучки Глеба Анатольевича Бонч-Осмоловского, Марины, полученной автором в ходе переписки с ней.Пробыл он здесь около года и за это время сблизился с одним из лидеров белорусского национального движения, Власовым. По его предложению Глеб Бонч-Осмоловский вошел в состав учредителей белорусского издательского товарищества «Малиновка» [«Заранка»], пожертвовав на его издательские нужды 100 царских рублей28.
28 НАРБ. — Ф. 368. — Часовы Беларускі нацыянальны камі- тэт у Мінску. — Воп. 1. — Спр. 27. — Арк. 41—42. За время своего существования эта издательская группа опубликовала книгу поэзии Алеся Гаруна «Материнский дар», наладила выпуск ежедневной газеты «Белорусский путь», инициировала ряд других изданий. С приходом в Минск большевиков в декабре 1918 г. Глеб Анатольевич оставляет белорусскую столицу и направляется в Петроград для продолжения учебы в тамошнем университете.
Царский режим пытался всеми средствами погасить революционные настроения среди населения. Для политических заключенных в тюрьмах были созданы очень тяжелые условия содержания, которые по своей жестокости уступали только сталинским. Анатолий Бонч-Осмоловский не раз и не два сидел в царских тюрьмах, был выслан в отдаленные районы империи. Девять месяцев пребывания в минском «Пищаловском замке» в 1908—1909 гг. он описывает так: «Держали нас в минской тюрьме. Условия были очень плохие: во-первых, темница была переполнена вдвое больше нормы; всех сидело около 600—700 человек; во-вторых, снаружи пищу передавать позволяли очень редко, тратить свои деньги тоже не позволяли; вся тюрьма из-за этого голодала; и только тогда, когда у 60-ти арестантов были обнаружены признаки цинги, начальство опомнилось и немного улучшило положение. Политических заключенных как особую категорию сначала не признавали, никакими льготами мы не пользовались и находились в общих камерах с уголовными. Камеры были так переполнены, что приходилось спать на одной только стороне, а лечь на спину не было никакой возможности; нечистоты было также много: вши, клопы и блохи недавали покоя. Через некоторое время нас, политических, начали выделять в отдельные камеры. Несмотря на то, что мои родственники, которые остались на свободе, имели значительные средства, режим в тюрьме был такой суровый в смысле питания, что у меня уже начали шататься зубы и появились все признаки цинги»29.
29 НАРБ. — Ф. 60. Дакументы былога Інстытута гістрыі пар- тыі пры ЦК КПБ.— Воп. 4. — Спр. 40. — Арк. 4—5. Как отмечает в своих воспоминаниях А. Бонч-Осмоловский, в это же время вместе с ним и его товарищами по «Блонскому крестьянскому союзу» в ожидании судебного приговора в минской тюрьме сидели будущие классики белорусского литературы Якуб Колас и Алесь Гарун.
Несмотря на все эти ужасы, обуздать революционные настроения долгое время не удавалось. Более того, в архивных документах и мемуарной литературе зафиксированы многочисленные факты сотрудничества с революционерами отдельных тюремщиков. Это было свидетельством того, что властная и политическая система царской империи была сильно расшатанной и слабо мобилизованной перед имеющейся угрозой революции. А. Бонч-Осмоловский вспоминает тюремного наблюдателя в «Пищаловском замке» по фамилии Туроль, который помогал заключенным организовать неудавшийся побег из тюрьмы (провалился в самый последний момент из-за доноса провокатора). Упоминаются также многочисленные факты продажности тюремных служащих, которые за деньги выполняли роль тайных почтальонов для связи арестантов и их товарищей на свободе. Были единичные случаи, когда тюремные наблюдатели информировали политических арестантов о подсаженных к ним жандармских агентах30.
30 Бонч-Асмалоўскі, А. Эпоха 1905 г. Мае ўспаміны... На конец 1907 г. — начало 1908 г. фактически вся революционная активность в Беларуси была уже подавлена. Из немногих диссидентских «гнезд» на территории Минщины продолжал действовать только блонский кружок, идейным вдохновителем и руководителем которого являлся А. Бонч-Осмоловский. Первая нелегальная крестьянская организация возникла здесь еще в конце 1890 гг. и носила название «Свобода и Воля». В 1901 г. она была разгромлена полицией, а ее организатор, А. Бонч-Осмоловский, осужден на высылку в удаленный район России. В 1900 гг. кружок то восстанавливал, то опять сворачивал свою деятельность из-за полицейских репрессий.
С 1907 г., с усилением политической реакции, активисты блонского кружка сконцентрировали свою работу исключительно на «культрэгэрстве»: организация политико-просветительных и сельскохозяйственных лекций и банкетов с деревенской и местечковой молодежью, учреждение нелегальной библиотеки и распространение антиправительственной литературы. Помогали А. Бонч-Осмоловскому и его сыновьям в этом деле: студент-юрист Владимир Ваховский, завхоз блонской усадьбы Мориц Соломонов, местная фельдшер Мария Ермолина и здешние крестьяне Степан Мигуцкий, Максим Лукашик, Николай Цеханович, Виктор Каток-Федоринчик и другие (всего около двадцати человек)31.
31 Савіцкая, Л. Група Бонч-Асмалоўскага / Л. Савіцкая // Полымя. — 1967. — No 5.
Члены кружка регулярно проводили тематические беседы, на которых обсуждались актуальные вопросы политической и экономической жизни страны. Во время этих банкетов тайно распространялась эсеровские листовки и брошюры. Деятельностью кружка были охвачены не жители только Блони, но и близлежащих деревень и еврейских местечек (Марьина Горка, Пуховичи, Клятное, Кляцишин, Синча, Теребуты и др)32.
32 Гісторыя й дойлідства Блоні // Юркаў куточак. [Электр. рэсурс]. — Рэжым доступу: http://szlachta.io.ua/ s2374572/gistoryya_y_doylidstva_bloni — Дата доступу: 25.05.2016. Стоит подробнее рассказать о том, что из себя представляло родовое имение Бонч-Осмоловских в Блони и какую роль оно сыграло в революционных событиях в начале ХХ в. Напомним, что эти земли были получены А. Бонч- Осмоловским от отца где-то в 1880-е гг. «без права продажи». Составляли они 1245 десятин земли (или немногим больше 1357 гектаров) и были распределены по окрестным фольваркам Пуховичской волости: Блони, Сиротке, Борисовчане, Равкачах и Левсаве33.
33 Там же. Условие владения — «без права продажи» — было не случайным: отец народовольца боялся, что последний продаст эти имения на нужды революции и оставит себя и потомков без средств к существованию.
В лице Анатолия Бонч-Осмоловского мы имеем определенный парадокс: одержимый революцией, сторонник радикальных преобразований в обществе, он также проявил себя как талантливый хозяйственник и администратор. Он внедрил на своих земельных угодьях новые на то время агротехнологии, успешно развивал садоводство и огородничество, активно пропагандировал среди здешних крестьян современные знания в агрономической сфере и ветеринарном деле. Много внимания уделял собственному производству по переработке лесо-материалов и картофеля. В своем родовом гнезде наладил производство крахмала и переработку лесоматериалов. Его небольшой деревообрабатывающий завод, где работало не больше 5—7 наемных работников, накануне Первой мировой войны ежегодно давал валовой доход в 20 тыс. российских рублей34.
34 Нацыянальны гістарычны архіў Беларусі ў Мінску. — Ф. 311. Старшы фабрычны інспектар Мінскай губерні. — Воп. 1. — Спр. 92. — Арк. 72—73.В 1904—1905 гг. А. Бонч-Осмоловский сумел восстановить после пожара свой небольшой крахмальный завод.35
35 Бонч-Асмалоўскі, А. Эпоха 1905 г. Мае ўспаміны...
Единственное, от чего принципиально отказался А. Бонч-Осмоловский — это от изготовле- ния из картофеля и ржи спирта и открытия в своем поместье пивоварни. Просто не хотел быть причастным к спаиванию рабочего народа, хотя такой бизнес обещал значительные дивиденды.
Понятно, что в одиночку А. Бонч-Осмоловский не смог бы все это поднять и реализовать, параллельно занимаясь еще политической деятельностью. Он хорошо разбирался в людях и сумел подобрать для разных хозяйственных дел хорошую команду помощников. Правой рукой по управлению немалым хозяйством был его соратник по партии, бывший студент Петровской сельско-хозяйственной академии, Мориц Соломонов (уроженец Одессы, кузен народовольца Бориса Оржыха)36.
36 Бонч-Асмалоўскі, А. Эпоха 1905 г. Мае ўспаміны... Надо отдать должное А. Бонч-Осмоловскому: его идейные взгляды мало в чем расходились с его практической деятельностью. Хозяин блонской усадьбы являлся твердым атеистом, но в вопросах семейного воспитания он был близок к «толстовству». Его дети учились вместе с крестьянскими детьми в обычной 2-классной народной школе и только после ее окончания продолжали обучение в гимназиях и университетах. Иван, Родион, Ирина и Глеб Бонч-Осмоловские воспитывались в толерантной атмосфере по отношению к своим «братьям-крестьянам», а также к местным евреям. Им с детства прививалось чувство социального родства и солидарности
с крестьянством. И это проявлялось во многом — в пище, одежде, в ежедневном поведении и т.д. Они на долгие годы сохранили товарищеские отношения с крестьянскими сверстниками, с которыми проводили время в детских играх и во время совместного обучения в школе. Благодаря этой дружбе многие из деревенской молодежи присоединились к революционной работе. Как мы уже отмечали выше, вместе с культурно-просветительской работой А. Бонч-Осмоловский оказывал здешним крестьянам посильную материальную помощь. По его просьбе его дети во время летних каникул бесплатно работали на крестьянских полях в тех хозяйствах, что потеряли своих кормильцев или где старшие сыновья были призваны в армию.
В начале ХХ в. в Пуховичской волости, как по всей Беларуси, наблюдался значительный отток невостребованной рабочей силы в Сибирь и Северную Америку. Ехали сотнями на дальние земли не только пуховичские евреи, но и многие белорусы. Чтобы минимизировать отток населения из волости, А. Бонч-Осмоловский летом брал на работу максимальное количество наемных работников, но эта работа носила сезонный характер, а организовать у себя новые рабочие места за счет создания новых перерабатывающих предприятий «красному помещику» не хватало оборотного капитала.
Такое по-настоящему отеческое отношение к крестьянам, безусловно, положительно влияло на взаимоотношения деревни и усадьбы. Этому есть много подтверждений. Когда в апреле 1908 г. царская охранка арестовала и посадила в тюрьму Анатолия и Варвару Бонч-Осмоловских, а также их старшего сына Ивана, то среди местных жителей, включая пуховичских и марьиногорских евреев, фактически не нашлось доносчиков. На судебном процессе в декабре 1910 г. даже настоятель местной православной церкви и учитель местной народной школы дали положительные для подсудимых показания. И только два местных крестьянина, поддавшись провокациям со стороны полиции, сначала подписали показания, в которых имелся компромат на Бонч-Осмоловского. Но на самом судебном процессе, скорее всего под «влиянием» односельчан, они отказались от своих признаний, зявив, что они были выбиты у них под принуждением37.
37 О процессе над «Блоньским крестьянским союзом» // Минское слово. — 1911, 27 студз. (No 1196). Еще один красноречивый факт солидаризации блонских крестьян с местными «панами»: в то время, когда осенью 1917 г. многие помещичьи фольварки и застенки были разграблены крестьянами, блоньская усадьба и ее имущество не были тронуты погромами. Даже уже при большевистской власти местная администрация, учитывая заслуги Бонч-Осмоловских перед революцией и под влиянием крестьянских настроений, не посмела национализировать фольварк ни в 1918 г., ни в 1919 г. Осенью 1919 г. — летом 1920 г., уже при поляках, хозяйство Бонч- Осмоловских продолжало успешно функционировать и даже обеспечивать дешевыми овощами и фруктами голодающие минские детские приюты и школы38.
38 Дзяржаўны архіў Мінскай вобласці (ДАМВ). — Ф. 1806. Мінскі магістрат Грамадзянскага ўпраўлення Ўсходніх зямель. — Воп. 1. — Спр. 84. — Арк. 92. Осенью на месте пуховичских фольварков Бонч-Осмоловских было образовано «образцовое советское хозяйство». Одним из организаторов его был никто иной как Анатолий Осипович, который вскоре вернулся на родину и активно включился в кооперативное движение на селе. Правда, в 1926 г. он неожиданно покинет Беларусь и уедет на постоянное жительство в Москву [нам известно, что в 1925 г. Анатолий Осипович уже жил в своем московском доме в Петровском парке].
Чем был вызван этот отъезд — точно не известно. В основном приходится гадать, было ли это из-за ухудшения состояния здоровья и общей усталости по причине почтенного возраста, из-за желания его моложавой супруги переехать в Москву или из-за споров с местным руководством и разочарования ходом социалистических преобразований на селе. Возможно, все эти причины повлияли на бывшего революционера и помещика, вынудив навсегда покинуть родину. Есть еще одна вероятная причина, которая также могла повлиять на отъезд А. Бонч-Осмоловского из Беларуси. Активными сторонниками создания крупных образцовых совхозов в БССР в 1921—1924 гг. были тогдашние наркомы земледелия – польские большевики Адам Славинский и Стефан Гельтман. По словам тогдашнего ректора Белорусского государственного университета Владимира Пичеты, эти деятели представляли «польское колесо» в компартии и советском государственном аппарате Беларуси. Через создание крупных государственных хозяйств на месте бывших помещичьих усадеб последние сознательно стремились не допустить их дробления между крестьянами, которым не хватало земли для успешного ведения хозяйства39.
39 «История белорусского народа довольно своеобразна». Доклад В.И. Пичеты «25-летие Белорусской ССР». 1944 г. // Исторический архив. — 2016. — No 3. — С. 45.
В. Пичета, публично размышляя об этом в 1944 г., по известным причинам не смог развить свою мысль дальше. Сегодня мы можем довести ее до логического завершения. Польские большевики, сидевшие на важных государственных и партийных должностях в БССР в начале 1920-х гг., сознательно защищали целостность бывших дворянских фольварков через создание крупных государственных сельско- хозяйственных предприятий. Они стремились использовать их в качестве существенного экономического и административного ресурса в теневом противостоянии с белорусскими национал-коммунистами, которые, наоборот, делали ставку на развитие частных крестьянских хозяйств. Большинство новообразованных «совхозов» через своих заведующих (а многие из этих должностей по-прежнему занимали бывшие барские экономы и Ягайлы) подчинялись тогдашнему руководству Наркомата земледелия и являлись его надежной опорой. Труд наемных работников в этих «совхозах» по-прежнему очень низко оплачивался, а социальный статус последних мало чем отличался от бывших батраков. Параллельно группа Славинского-Гельтмана поощряла переселение безземельных и малоземельных крестьян из Беларуси на Южный Урал и в Сибирь40.
40 Там же.На короткое время, в 1925—1929 гг., группа белорусских «национал-коммунистов» (на самом деле скрытых эсеров и эсдеков) побеждает в этом противостоянии и утверждает на должность наркома земледелия своего ставленника — Дмитрия Прищепова. При его руководстве аграрная политика в БССР существенно меняется. Официально в ЦК КПБ и союзное руководство в Москву сообщалось о том, что в БССР по-прежнему продолжается курс на создание крупных коллективных хозяйств, а на самом деле с помощью аграрно-экономической секции Института белорусской культуры (будущей Белорусской академии наук) разрабатывалась комплексная программа развития хуторских хозяйств. У сторонников экономической самостоятельности республики в моде тогда было красноречивое изречение: «превратить Беларусь в красную Да- нию!»41
41 Калупаеў, У. Забыты Рэнэсанс. Беларуская эканамічная школа 1920-х / У. Калупаеў // Arche. — 2005. — No2. — С. 129—148; гл. таксама: Сацыяльна-эканамічныя праекты ў працах беларускіх эканамістаў: 2-я палова XIX – 1-я трэць XX ст. / аўтар-укладальнік — У. А. Акуліч. — Мінск, 2008. — 413 с.При руководстве Д. Прищепова на территории Советской Беларуси количество действующих хуторских хозяйств значительно превышало показатели, зафиксированные в ходе столыпинской реформы в 1907—1914 гг.42
42 «История белорусского народа довольно своеобразна». Доклад В.И. Пичеты «25-летие Белорусской ССР»... С. 45— 46.
Только в конце 1920 гг. московское руководство начнет громить «руководящие штабы» белорусских «национал-коммунистов» и «нацдемов». С политическими репрессиями в БССР были уничтожены и все экономические достижения белорусизации. Возможно, еще в 1926 г. [дата под вопросом] А. Бонч-Осмоловский интуитивно почувствовал начало этого «коренного перелома» и решил уехать в Москву.
Смерть постигнет его на 74-м году жизни – 23 сентября 1930 г.; Анатолий Осипович Бонч-Осмоловский будет похоронен на Новодевичьем кладбище, о чем позаботится Всесоюзное общество бывших политкаторжан и ссыльных поселенцев. Сначала на его могиле установят простую мемориальнуь плиту из черного гранита, а в 1957 г., после того как годом ранее рядом с ним будет похоронена его жена Елизавета, плиту заменят на более примечательный памятник.
Кстати, тому, кто впервые посещает эти престижные московские кладбища, как правило, бросается в глаза, с одной стороны, скромность погребальных плит, которыми в довоенное время чествовали могилы бывших участников революционного движения, а с другой стороны – помпезность памятников эпохи брежневского «застоя», возведенных для умерших советских партийных бонз и министров союзного масштаба. Этот незабываемый контраст во многом символизирует всю 70-летнюю эпоху существования СССР.
До главной трагедии Анатолий Бонч-Осмоловский все же не доживет. Возможно, кто-то сверху сжалился над ним и не дал ему увидеть еще при земном существовании, как «красное колесо» революции во время своего заключительного круга изуродует судьбы его сыновей – Родиона и Глеба. В это же время, руками сталинских «борзописцев», начнется стирание из общественной памяти всего того положительного, что совершил за свою жизнь этот «мужицкий пан».
Сегодня, с позиций современных знаний и парадигм, мы не должны рубить сплеча при оценке той или иной фигуры, которая так или иначе влияла на исторический процесс. Нужно спокойно и вдумчиво разобраться во всем этом «революционным эпосе», чтобы дать объективную оценку людям, создавшим его.
