КАРАКУЛЬСКАЯ СТАНИЦА (ныне отряд) Челябинского уезда

Старики ублажают минувшее время, при комендантах, утверждая, что тогда житье было несравненно лучше. Быть может. На нашей памяти еще, как бесчисленные стада овец, рогатого скота и косяки лошадей наполняли обширные степи линейские, какими и в каком количестве нас жители уйских крепостей арбузами, дынями и огурцами; в какой степени снабжали Челябинский, Шадринский и Курганский уезды солью, выбойкой, халатами, мерлушкою, верблюжьей шерстью, кошмою, фруктами и проч., и проч. Ныне, правда, ничего этого нет. Жители бедны: у пяти-семи человек (на 4 отряда) небольшие табуны самых посредственных лошадей имеются и ныне, но из сотни их собственно конем назвать можно одну, двух, много трех. Переселенцы, напротив, не имея табунов, стараются разводить крупных лошадей. От того кони у них, смотрят, аргамаками. Трудно указать на причину их недостаточества. Справедливо, что казак несет службу подобно солдату; но приобретает все сам, проводя часть времени в командировках, справедливо, что иногда случаются плохие урожаи хлебов, овощей, трав и падеж на скот; справедливо, что он, от природы не энергичный, не умеет весть торговых оборотов, и самая торговля с азиятцами сосредоточилась в Троицке и Звериноголовской; киргизы стали поопытнее, узнали теперь не только то, что подсыпана ли зола в муку, но которая мука лучше, вкуснее и белее; поняли вес, монету, так что пустяшными вещами ныне не обманешь их, как то водилось прежде (не к похвале линейских будь сказано), все это справедливо. Но столь же верно и то, что праздность, или лень, влечет за собою неминуемо нищету. А казак (надо правду сказать), когда у него в кисете или роге табачок имеется, да солнышко пригрело на завалинке, тогда он до излишества наслаждается покоем, подобно дармоеду цыгану. Напр., неподалеку от Варваринского отряда можно находить в большом количестве хорошего достоинства жерновный камень. Но добыванием и обделыванием его занимаются ли постоянно хоть человека два?! Ничего не бывало. Между тем, здесь подобный камень не только ценен, но и весьма удобен к сбыту по уезду. Спустя ж время пойдет по малину в лес он, выходит и уж поздно… Да за что он и примется, так у него не спорится, а только из рук валится.
Возьмем, к примеру, трудолюбие ключевских переселенцев. Года за три все видели, что места с грани Каракульской до Ключевской лежали пустопорожними, считаясь землею неудобною. Как прибыли переселенцы, то у них оказалась вся земля по линии удобная. Кроме лугов, ныне нет места, где бы осталось покосить травы на телегу, все занято у переселенцев или хлебами, отличными в урожае, или таковыми же бакчами. Поэтому кто из них когда покупает хлеб, как не продает его всегда сам не только сотнями пудов, но и тысячами? Только эти люди, на сей раз согласуясь с челябинскими крестьянами, буквально исполняют Божие человеку изречение: в поте лица твоего снеси хлеб твой.
Впрочем, самое хлебопашество здесь началось не далее, как дет за 15 до сего или 18. По две и по три десятины сеют большая часть жителей. Только переселенцы и люди из старожилов подостаточнее засевают десятин десять и двадцать. Сеют обыкновенно пшеницу (некоторые кубанку), рожь, овес, понемногу ячменя, проса, гороху. За обширностью места и небольшим посевом, старожилами избирается для пахоты земля самая удобная. Почему часто снимается хлеб хороший; но и в другое время, тут же, ничего не снимается. Не говорим, что хлеб иногда побивает град, выгорает от засухи, израстает от излишнего мокра, частовременно жатву производят непрошеные работники, ночные тати… Это дикие гуси, журавли, казара, утки. После их посещения со всей десятины зерна не обмолачивается с пуд или два. Нельзя сказать, чтоб вовсе не оберегали поля. Полагаем, что у крестьян половина этой птицы (исключая журавлей) ранее своего опустошения еще попала бы на похлебку и жареное. Там птицу ищут и не находят охотники, а здесь она под носом и не бьют. Отчего так?! Но когда довольно посева, то нет возможности избавиться от нападения птицы на нивы, особенно когда последние одна от другой в дальнем расстоянии. Часов же шести-восьми для большого отряда крылатых достаточно, чтоб очистить всю полосу. Журавли особенно падки на ячмень. Они не же<>мять зерна, а глотают весь колос по пути его иглами. Для того, сорвав, журавли стараются бросить колос кверху так, чтобы он угождал им в рот нижним концом.
Бакчи сеет не каждый. И то кто леху (sic), две, кто – пол-десятины, редко десятину. Овощт бывает преимущественно арбузы, дыни, огурцы. Но тут же засевают тыкву, морковь, свеклу, репу, редьку, подсолнечники (до которых переселенцы страшные охотники), садят и картофель. В последние годы бакчи что-то удавались плохо. Чрез это само по себе отнимается к ним и охота у многих жителей, которые сверх сего для караула бакчей должны нанимать еще стариков. И здесь прежде порядочная бакча приносила обыкновенно хозяину дохода 50, 100 и 200 руб. сер., но ныне это только у бобровских подгородних жителей, которые потому не уменьшают, а увеличивают посев овоща, при тщательном уходе за оным. В огородах садится больше капуста, которая родится всегда удовлетворительно.
Немного обращая внимания на собственное трапезование, большая часть жителей все скопившееся от домашнего обихода: масло, яйца, птицу и т.п., стараются продавать, чтоб снискать деньгу на большую потребность. У веренских жителей много из съестного летом покупают проходящие мимо их караванщики, вознаграждающие за то продавцов хлопч. бумагой, изюмом, чаем и т.п., а иногда ягнятами (на пути родившимися) чистой породы киргизской или их мерлушкой. При урожае ягод семейные и досужие люди, насобирывая клубники, земляники и вишни много, для своего продовольствия оставляют лишь некоторую часть, а прочее все также продают при доме и на базаре. Так, ведро клубники сырой здесь можно купить на 10 и 15 коп. сер., а сухой пуд на 2 руб. и 2.50 коп.; вишни сырой на 20 и 35 коп., которой ныне родится вообще мало. Жалуются на каждогодние по весне палы, которыми истребляется вишняг. А говорят за Уем, не слишком давно, этой ягоды было чрезвычайно много и хорошего достоинства. Доход от этого – собственность женского пола, и мужчины в то уже не вступаются точно также, как и в заработки их, напр., пряжу кудели, вязанье чулок, шитье, тканье и беление холстов на людей и проч. В самом деле отцы семейства, мужья жен здесь почти не знают от себя одевать. Мать, жена, дочери все платья для себя приобретают своими средствами. Невесты обыкновенно берут с женихов большой запрос (татарский калым). Здесь очень немного родится смородины, а малины, ежевики, рябины, черемухи и т.п. нет вовсе.
Сказывают, что на линии хороша была рыбная ловля, тогда как ныне она крайне незавидна. Много ловилось рыбы, много было и охотников, и неводов, невзирая на пошлину, которая взималась с рек и озер в казну. Ныне пошлины по рекам с рыболовов-казаков нет. Весело было рыбакам закидывать свои сети и невода, когда каждый паевщик в какой-нибудь месяц или полтора досужего осеннего времени выручал 60 и 80 руб. с. А ныне рыболовы сами покупают рыбу! По малости и изредка в реках и озерках ловится: щука, окунь, налим, линь, язь, подъязок, ерш, карась, пескарь. Рыба здесь дорога, хотя постоянной и определенной цены на нее не бывает. По лету с недели на неделю в Каракульскую привозятся караси, которые ловятся в озерах Половинном и Деньгином, верстах в 20 отстоящих. подобные озера есть и около Ключевской: но оттоле рыба возится более уже в город. Некоторые из казаков (особенно отр. Варваринского) похаживают на р. Тобол, в степь, но редко с успехом. Вероятно, это потому, что рыболовство один предлог. Вместо того, они ловят там пиявок, для которых также ездят на степные озера, верст за 60 и далее от новой линии. Продают пиявок в г. Шадрине (sic), в заводах Екатеринбурге, Златоусте и проч. Такой оборот очень не без интереса.
В предпоследние году жителями здешних мест прекращено хождение за солью. Только Челябинского уезда крестьяне, чрез Каракульскую, еще продолжают за нею ходить, начав то с 1810 г.; в настоящем году слышно, и они не ходили по весне; путь их далек, верст за 500 и 600 – это в киргизскую степь на озера Ургач, Эбелей и другие. Зато в прежние года вывозилось оттоле и соли чрезвычайно много. Крестьяне в одно лето часто делали три оборота. Ныне киргизы начали сами доставлять соль на меновой двор в г. Троицк и частью в Звериноголовскую. Да как в помянутых озерах вода по весне стоит высоко и долго, с соли пошлина идет значительная, путь далек и труден, вознаграждение или прибыток мал, то слободские жители ходить ныне туда начали реже и небольшими партиями. Несмотря на то таможенный пункт здесь не упразднен. Заставою управляет гражданский чиновник с наименованием помощника надзирателя.
Линейские места, сравнительно с уездом, богаты только лугами. Травы, хотя довольно жесткие, вообще родятся в изобилии по Ую, Тегузаку, озеркам, речкам. Случается, правда, что и они вымокают, а иногда высыхают, или родятся, но очень плохо. Наприм., по зиме 1852 г. такая оказалась потребность в корму, что за распродажею сена, приготовленного по лету того года и предшествующего, даже за пять и за десять лет назад, не могло быть достаточно. Крестьяне везли на линию сено доброе и худое, солому и полынь. А линейские раскрывали даже свои камышовые крыши службе. Все шло за деньгу. Ибо цена на корм поднялась неслыханная. Рубля четыре (ассигн.) платили за воз какой-нибудь соломы, рублей восемь за возок крупного сена, а за порядочный – рублей двенадцать. Многие (как всегда при таких случаях бывает) чрез это поправились, многие вконец разорились… Впрочем, мы не сказали того, что нужда в сене сказалась первоначально у киргиз в табунах, проводивших зиму по обыкновению на тебеневке. Известно, что киргизцы небольшие охотники косить, как и вообще работать, следственно и запас сена (в 1852 г.) у них был самый малый. Осень того года стояла дождливая. Потом вскоре ударил мороз. Ни ходить, ни добыть подножного корма скотина не могла. Необходимость требовала кормить ее сеном с самой осени. Потому так скоро вышло. Потом (по весне) долго не было проталин, и достать под ногою скоту ничего было нельзя: оказался голод и валеж… Киргизские табуны значительно уменьшились от падежа, от продажи (раз. за самую дешевую цену), от раздачи или подаренья и от отдачи слободским жителям на прокормление изполу (sic). За прокормление до лета, напр., из 100 лошадей, коров, овец крестьянин брал себе с киргизца половину количества этого скота, не считая упалого, если б то случилось. Несчастный год этот памятен будет надолго как для русских, так, особенно, для киргиз.
На случай пожаров имеются в отрядах бочки, крючья, багры и т. п., а в Каракульской и машина, высланная из Москвы в 1852 или 4 г. Благодаря Бога, селения эти не помнят несчастий от огня, только раз, как-то недавно, Каракульская сгорела было от палов, хотя жители очень неосторожны с этою стихиею вообще, а в частности самоварщики и трубокуры, зачастую расхаживающие по улицам во рту с фаечками (sic) и не обращающие ни малейшего внимания на искры, сыплющиеся из последних. Кроме того, и трубы домов как дурно устраиваются, так и небрежно за ними и смотрится. У иных труба выводима только до крыши дома. Между тем, всюду дранье, береста, камыш, солома, плетни. При тесноте постройки от загоревшегося одного дома беда неминуемо грозит всему селению. Одной предосторожности не топить летом баню, стоящих при домах, недостаточно.
Вьюги и снега годами бывают здесь сильные. Метели случаются таковы, что невозможно пройти шагов двадцати, тридцати. От этого нередко скотина на кардах, вне селения, да иногда и на дворе, день-два остается без корму и пойла (как напр. в первых числах января 1859 г.). Киргизские юрты, или коши, вчастую заносит снегом совершенно, и бывает так, что иной кош отрывают люди со стороны. А скот у них нередко и исчезает под снегом. Что касается до морозов, то в начале 1858 и 1861 годов вообще по всему Челябинскому уезду они были столь жестоки, что много замерзло людей в пути. То же было и в смежных с ним уездах: Троицком и Курганском. По частным рассказам, из коих за достоверность первого я строго не ручаюсь, наиболее замечательны из несчастных случаев погибели от мороза следующие два. Ныне, в декабре, с Троицкого базара возвращались домой крестьяне в числе 9 человек. Как селений от города по пути их близко не было, то, не имея где укрыться, крестьяне скоро начали прозябать, а затем жестоко крепнуть. Когда же мороз проник их насквозь, мужички опять почувствовали в себе сильный жар и расположение ко сну. Почему, своротив немного лошадей с дороги и отпрягши их, они сперва разделись, потом разостлали на снег одежду и наконец легли уснуть, совокупясь головами в одно место… Они более не просыпались.
В 1858 г. в г. Курган, к Рождественской ярмарке, на паре добрых лошадей и в повозке ехала писаря жена. Кроме кучера, с нею было двое детей. Несмотря на поспех езды, ни на теплое платье, ни на защиту повозки, мать с детьми замерзла первая, потом ее кучер, а тут – и кони.
Прежде в здешних местах водились сайги и кабаны, как уверяют старики. Ныне их нет. Из зверей не перевелись одни волки, за которыми почему-то не охотятся. А была пора, когда они составляли любимую охоту удальцов-казаков. Нередко случалось этим охотникам менять сто рублей на один; т. е. душить лошадей в погоне за волком. Однажды, в начале зимы (прошлого десятка лет), лошадь казака П-ва с утра до ночи, без отдыха, сделала с седоком до 120 верст, гоняясь за волком. С наступлением темноты волк ушел, к утру издохнув в чаще леса, лошадь наутро также пала… Взяв серого от Варваринского отр. (говорят жители), и загоняя его то в Каракульскую, то в Березовскую, то средь киргизских кибиток, стоящих на зимовке между этими селениями, лошадь невольно изумляла зрителей своей легкостию, понятливостию и интересом победы…
Ныне дошло до того, что волки ночью преспокойно расхаживают по улицам, не опасаясь, заглядывают в дворы, в клеушки (sic), в стаюшки; смело заходят туда и безнаказанно пожирают овечек, телят и жеребят. Раз казак просил с покупателя за овцу три рубли с. и не хотел уступать из того ни гроша. Это было ввечеру, на дворе хозяина овцы. Что же оказалось назавтра поутру? От продававшейся овцы, кроме изорванной шкуры, почти не осталось ничего. Волки с нею распорядились по-своему… Каждый день где-нибудь недочет в этой мелкой скотине. Несмотря на то, жители остаются равнодушными и о мерах прекратить зло нимало не помышляют.

Св-к Ник. Шм-н

Оренбургские Губернские Ведомости 1863 г. № 14.