КАРАКУЛЬСКАЯ СТАНИЦА (ныне отряд) Челябинского уезда

В начале этого столетия управлявшие крепостью коменданты следовали одни за другим в следующем порядке: коменданты, майоры Даниил Яковлев Михайлов (1801 г.), Зот Борисов Исаков (1807), Оттон (sic) Адамов Ирман (1808), Петр Афанасьев Скрыпин (1809), в должности коменданта подполковник Князь Афанасей Уранов (1814), в должности коменданта подполковник Иван Иванов Грамотин (1816), в д.к. майор Иван Кондратьев (1819), в д.к. майор Стефан Федоров Карякин (1820), поручик Василий Андреев Ерофеев (1821), в д.к. плац-майор штабс-капитан Дыньков (1823), в д.к. г. Троицка плац-майор капитан Иван Леонтьев Грабовский (1826), майор Дамиан Васильев Глоба (1828-35). Общество крепости в помянутое время состояло из лиц довольно благородных и образованных, сравнительно с настоящим. Вот два замечательные, в своем роде, происшествия времен комендантских.
Через Каракульскую проходил с военными кантонистами прапорщик N., человек молодой и ловкой (sic). Когда партия стояла здесь несколько дней, он, часто прохаживаясь по улицам, заметил одну хорошенькую девушку. Поразведав обстоятельнее о девице, г. N. не замедлил во всем с ней объясниться... Партия отправилась из крепости. Минуло дня два. Только рядовой Кад-в не находил своей дочери. Бедняк, с женой-старушкой, предался слезам, печали. Из случившихся над Ксенией (так звали девушку) несчастий он плен почитал самым худшим... Между тем, кто-то Кад-ву открыл, что дочь его действительно увезена, только не в степь. Отец немедля гонится за дочерью и настигает ее… Несмотря на все доводы и убеждения и просьбы как похитителя – прапорщика N., так и его товарищей офицеров, старик непременно требует возвращения дочери и удовлетворения за такой поступок. Шутка выходила дурная. Вот подают Кад-ву водки, чаю, но девицы выдавать не спешат. Выпив малую толику, старик казался поуступчивее. За пуншем сделался еще добрее. А когда порядком понадподчивался, то и рукой махнул, сказав: «господа, дочь сама так вздумала; на отца-мать пусть не жалуется. Коли ей мил жених, мы не поперечим. Сто рублей денег, на поддержание старикам, и – с богом»… Получив деньги, распростясь с будущим зятем и дочкою, старик вернулся домой. Проходят затем пять, семь, десять лет, старики узнают, что дочка их теперь майорша, потом подполковница и, напоследок богатая помещица N. губернии. Ксения Ивановна была очень внимательна к своим родителям, зная их недостаток, а когда они померли, признательная дочь, в память стариков, делала значительные пожертвования в Каракульскую церковь.
Сын генерала С. Николай Антонович был заточен в крепость Каракульскую. Он прибыл сюда, кажется, прямо из Польши, но сверх чаяния комендантом принят снисходительно, даже ласково и приятно. Впрочем, говоря вообще, Н.А. того заслуживал по своему происхождению, уму, образованию и состоянию, хотя ему от роду было всего лет двадцать пять. Спустя некоторое время, по прибытии в крепость, г. С. начал занимать даже комендантских детей науками по разным предметам. Минул год. Успехами детей комендант оставался доволен.
Наступил май, все ожило, завеселелось. Только вдруг загудели в один день по крепости, что сын генерала застрелился… Квартиру С. окружила любопытная толпа. пришел комендант и с двумя-тремя офицерами вступил в комнату умершего. Окровавленный, с разбитым черепом, С. лежал бездыханным на полу и подле него роковое его ружье. В самоубийстве не было никакого сомнения. А оставленная записка указывала на это ясно. Все, кроме коменданта, пожалели, потужили о молодом человеке. Скоро перестали об этом говорить, а потом даже совершенно забыли…
По крайности узнали ль тогда причину смерти С.? Очень немногие; трое, пять человек, не больше. Но ныне уже не секрет, и мы скажем. У г. Коменданта старшая дочь А., барышня лет семнадцати и ученица Н.А. была слишком хороша собою. Ученица с наставником особенно хорошо преуспевали в поэзии и зашли так далеко, что возвратиться вспять не было ни сил, ни возможности… Несчастный С. не удостоен даже погребения вместе с прочими на кладбище. Он покоится одиноко, верстах в полуторых от крепости на запад и недалеко от большой дороги, при ручье. Предмет его как-то пережил тяжкое время свое.
Очень многие имели свою прислугу дворовую. Но большая часть, как, например, комендант Скрыпин, брали на воспитание и в услужение киргизских мальчиков и девочек, возрастных и малолетних. Впрочем, в то время выменивать киргизят дозволялось не только пользующимся правом иметь дворню, но и недорослям, солдатам, даже торгующим крестьянам.
Характер и нрав Каракульских прихожан с точностью определить трудно. Это зависит от того, что они большей частью сведенцы из разных мест, а иные даже посланы сюда в наказание за проступки. Говоря вообще, жители не слишком откровенны и только кажутся простоватыми; между собой не совсем союзны; отчасти самонадеянны и заносчивы, с заметным упрямством и грубостью. Нельзя приписать этого влиянию на них звания казачества или постоянного сношения с полудиким кочевым народом, каковы киргизы, а скорее одному врожденному качеству. Никто не имеет столь близкого отношения к киргизам, как проживающие в Варваринском и Веренском отрядах (в довольном количестве) крещеные калмыки; однако нравом они вообще кротки, тихи, послушны, даже робки, между собой общительны, миролюбивы. А с другой стороны, ту же разность в характере представляют Устьуйская и Звериноголовская крепости. Там несравненно более мягкости, откровенности в жителях, или простосердечия, столь свойственного коренным челябинцам. Вдобавок в каракульцах замечаются пороки: непомерная скупость и корыстолюбие. Нельзя и этого объяснить следствием бедности или несостоятельности, где человек дорожит всяким куском хлеба и старается во всем искать себе обеспечения для будущего; а справедливее неведением благ нищеты духовной или добродетели и грубою алчностью богатства. Тогда как подобное скряжничество или жадность не бросается в глаза средь переселенцев ключевских, которые на этот раз стоят выше своих собратий. Слова нет, они люди тоже самые экономные, но у них все идет довольно правдиво и благородно. Поэтому жалко, что переселенцы в некоторых случаях начинают терять свою самостоятельность, перенимая дурное от старожилов. Только не в пированье… Нет. Попивают старожилы водку по праздникам, свадьбам, крестинам, помочам, но умеренно. А когда гуляют новоселы, так уж сильно, сильно… Что, впрочем, позволяет им самая натура их, – крепкая, здоровая. Какая у них бывает свадьба, где не выпито ведер 10, 15, 20 вина? Или что за крестины, которые обошлись без ведра и полуведра водки?.. Однако из тех и других есть довольно мужчин, как и большая часть женского пола, которые водку не употребляют совершенно. Зато страсть к чаю в казачестве сильна до бесконечности. Торгующие не успевают иногда навешивать этому люду золотники чаю и осмушки сахару…
В отношении чистоты и опрятности как себя, так и в жилище надо отдать обывателям некоторую справедливость. Домики многих или хатки постоянно смотрят светличками. А будничное платье не бывает слишком оборвано и грязно, исключая немногих. С праздника Рождества до поста и с пасхи до петрова заговенья в одеянии заметна даже некоторая изысканность или щегольство. Например, летом девицы ходят в полушелковых, канаусовых, терновых и ситцевых платьях, с легкими на шее косыночкой, платочком, лентою или воротничком, на руках кольцами, перстнями и рукавчиками. Волосы по большей части убирают в две косы и носят на голове шелковые сеточки. Только наряд ключевских переселенцев, мужчин и женщин, в сравнении с старожилами, далеко не сходствен. Последние выказывают на себе отличительный тип челябинцев, а первые великороссийских жителей.
К зимним увеселениям молодежи относятся вечеринки или проще вечерки. Общая цель их та, чтоб девицам собраться к известной подруге своей для препровождения длинных вечеров. У нее девицы шьют, прядут, вяжут, попевают песенки, шумят, острят, смеются. Случается, что они и пляшут, когда тут завернется музыкант с гармонией или бандурой. В святки молодые люди наряжаются (маскируются) и гадают на разные манеры. В масленицу девицы во множестве катаются на санях, с песнями, а холостяки по большей части сопутствуют им верхами. Летом в хороводах здесь пляшут мало. Больше поют, заплетают плетень, резвятся в горелки, (разлуки). В Семик девицы завивают березку и плетут венок, который с особенною церемонией, пронеся по улицам, пускают на воду.
Как рост, так и физиономия между жителями не сходственны, и особенно разнятся помянутые пришельцы. Облик азиятский здесь встретить не редкость. При посредственной физиономии вообще и таковом же росте особенно статных красивых людей нет. Голос их чист, строен, звучен, а у девиц мягок, тонок, но без особенной нежности. Напев как у мужчин хорош, так и женщин приятен.
Грамотеев (читающих и пишущих) казаков порядочное число. Из них много самоучек, не школьников. Иные приобучились читать и петь на клиросе в церкви, понимая даже некоторый порядок богослужения. Из женского пола грамотных почти нет никого. Впрочем, и для мальчиков школа имеется в приходе только одна, при отряде Веренском. Ремесленность здесь слишком незавидна и пригодна лишь для собственного обихода.

Св-к Ник. Шм-н

Оренбургские Губернские Ведомости 1863 г. № 7.
Окончание будет