Однажды старшая дочь Катя во время пребывания у нас в период своего отпуска высказала пожелания, о том, чтобы я в свободное от работ время написал свою автобиографию, с которой впоследствии могли бы ознакомиться наши дети и внуки. Такое пожелание было высказано еще до смерти Тани, вероятно в 1963-1964 гг. Впоследствии к этому желанию матери присоединился и внук Слава, уже будучи студентом Горьковского университета. 22 января 1964 г. я начал писать свою автобиографию и в течение 1964-65 гг. написал три тетради.
Смерть Тани задержала на долгое время писание автобиографии, но в 1968 году я опять возобновил эти биографические очерки. В этом деле меня начала подгонять мысль о том, что зрение мое слабеет и может наступить такой момент, когда я сам уже не смогу продолжать эту работу. Трудно сказать, до каких пор моей жизни мне удастся довести свою биографическую повесть. Будущее покажет это. Я буду удовлетворен, если дети и внуки после моей смерти найдут эти записи и прочтут заметки из биографии их отца и деда.Н.М.Подольский 2 декабря 1968 г.
Автобиография их отца и дедушки
Подольского Николая Михайловича.
Начата 22 января 1964 г.
Глава 1. Моя семья.
«… в 1893 г. отец был переведен на эту же должность в
с. Мигино Васильсурского уезда, а теперь Сергачского района. Если Владимирское и Глухово были расположены в Заволжье в лесах, то Мигино было расположено на горах, на правой стороне Волги. Местность здесь была степная безлесная и родителям моим, родившимся и проведшим детство и молодость в лесах, трудно было привыкать к новым условиям жизни в степной местности. Здесь мы жили в отдельном новом деревянном доме, специально построенном при нашем приезде в село. Отец мой здесь тоже был дьяконом, но одновременно бесплатно был учителем в церковно-приходской школе. Дом наш был на площади около школы и церкви, и представлял собой обыкновенный деревянный дом, разделенный дощатыми перегородками на три части или комнаты: слева от входной двери была кухня с русской печью, дальше чистые комнаты, где мы обедали и пили чай, и спальня. При доме была усадьба, но без сада. На усадьбе была большая липа, около которой отец устроил круглый стол, на котором летом наша семья иногда пила чай.
Семья наша стала прибывать: 1894 г. родился брат Александр,1896 г. брат Иван, 1897 г. сестра Клеопатра. С нами вместе, вероятно после смерти дедушки Ивана, проживала бабушка Елена. Иногда она уезжала к своим сыновьям и дочерям погостить, как она выражалась, но на постоянное жительство обратно приезжала к нам. Своего зятя, моего отца, она очень любила. Правда, зять в семейные дела между дочерью и матерью не вмешивался, чем, видимо она и пользовалась, так как характер у бабушки был не совсем уживчивый. Бабушку Елену мы, внучата, очень любили, она постоянно оставалась с нами, когда родители куда-нибудь уезжали, наделяла нас пряниками и конфетами, которые у нее часто бывали.
В Мигине у меня появились товарищи, с которыми я начал дружить и играть. Это был сын соседа священника Ваня Руновский и крестьянский мальчик, живший почти что напротив нас. Мигино было обычное село. Почты там не было, она была в соседнем селе Сосновке, базара тоже не было. На базар мама изредка ездила в село Спасское за 20 км. Иногда она брала с собой и меня, там угощала меня сбитнем, что врезалось мне в память. С мамой же мы ходили в Мигино в лавку купца Багаткина, где продавались предметы первой необходимости: соль, спички, керосин, мыло, чай, сахар, конфеты, пряники, соленая рыба. Воспитанием детей у нас занималась мама. Мы к ней были привязаны больше, чем к отцу. Что мне запомнилось из событий, когда мы жили в Мигино? Помню что 1896 г. в Нижнем Новгороде была открыта Всероссийская выставка. Мои родители поехали на выставку и взяли меня. Брат Александр был оставлен дома с бабушкой Еленой. Мне, было пять с половиной лет, когда я был на выставке. Я ничего почти не помню, где мы там были и что смотрели. Помню, что останавливались мы у тети Дуни, которая со своей семьей жила бедно, так как муж ее был сторожем церкви и был горький пьяница. Жили они в подвальном этаже каменного дома. Мы часто заходили к тете Саше, моей крестной, которая была монахиней и жила в Крестовоздвиженском женском монастыре в Нижнем Новгороде. Осталось в памяти, как мы с папой и мамой были в Нижнем на Московском вокзале – смотрели, как ходят поезда и паровозы. Когда паровоз, проходивший мимо нас, дал гудок, то я очень испугался и заплакал, а мама стала меня утешать.
В январе 1897 г. была Всероссийская перепись населения. Отец мой участвовал в этой переписи и был переписчиком. Запомнился мне один случай в нашей семье, связанный с переписью. После работы на переписном участке отец, усталый пришел домой обедать. В это время мыли пол в доме. Отец хотел пройти в комнату, рукой облокотился на комод-буфет, верх которого был с чайной посудой, а низ с бельем. Почему-то верх не был закреплен со стеной, около которой стоял комод, и ничем не укрепленный, упал вниз. Вся чайная посуда, находившаяся в буфете была разбита, что, конечно огорчило всех домашних, в первую очередь папу и маму. Потом, когда труд переписчиков начали оплачивать, отцу предложили на выбор: или медаль, или десять рублей денег; отец выбрал второе, то есть деньги, на которые купил новую посуду. Впоследствии у нас в доме осталась от переписи только одна вещь - маленькая металлическая чернильница, автоматически закрывающаяся, чтобы не пролились чернила.
В 1898 г. мой отец начал подготавливать меня к поступлению в школу и дома изредка показывал мне печатные буквы, их правописание, учил сшивать тетради, так как в это время отдельных тетрадей не продавали, а в продаже были только листы бумаги, из которых приходилось самим нитками сшивать тетрадь.
Летом 1898 г. бабушка Елена поехала в Нижний и взяла меня с собой. Мы доехали на лошади до с. Лыскова на Волге, в 45 верстах от Мигина, а оттуда на пароходе доехали до Нижнего. Не помню где мы остановились в городе, но здесь нас встретил сын бабушки Елены - Дмитрий, или, как мы его звали - дядя Митя. Он работал учителем земской школы в одном из селений Нижегородского уезда, был неженат и имел физический недостаток - был хромой. Бабушка Елена любила ездить по святым местам, ездила с дядей Митей и тетей Сашей в Киев, где была в Киево-Печерской лавре. Теперь она также попросила сына свозить ее в Саров – монастырь, находящийся в дремучих лесах на границе бывшей Нижегородской и Пензенской губерний. На время поездки меня не с кем было оставить в Нижнем. Поэтому в поездку в Саров было решено взять и меня.
Поехали трое взрослых: дядя Митя, бабушка Елена, моя крестная тетя Саша и я. Дядя Митя, за свой счет нанял подводу - ямщика с телегой туда и обратно до Нижнего, и мы в августе 1898 г., то есть когда мне было семь с половиной лет, тронулись в путь. Из Нижнего мы ехали по большой дороге через Арзамас, откуда доехали до Шатков. Из Шатков мы свернули с большой дороги вправо и поехали в село Понетаевку, где был Понетаевский женский монастырь. Здесь мне запомнилось только то, что я погладил рукой, хотя и с большой опаской, чучело медведя, находившееся в одной из комнат монастыря. Далее мы проехали в Саровскую пустынь или в Саровский мужской монастырь, где находилась могила Серафима, еще не причисленного к лику святых. От Понетаевки до Сарова 40 верст. Пребывание в Сарове я не помню, за исключением одного случая. В Сарове были подземные пещеры, куда монахи водили верующих. Пошли в пещеру и все мои спутники, но я не пошел, так как забоялся. И пока остальные ходили туда, я оставался с монахом у входа. Из Сарова мы поехали в Дивеево, на расстоянии 12 верст от Сарова, где был Дивеевский женский монастырь. Там мне запомнилось посещение юродивой или, как говорили тогда, прозорливой старушки – монашенки. Посмотрев на нашу группу, состоявшую из старушки - бабушки, учителя - ее сына, монахини тети Саши и меня, маленького мальчика она, указывая на меня, спросила: "а это чей сиротка?", бабушка сказала, что это ее внук, но он не сиротка, так как у него есть отец и мать, но только их здесь нет. Так неправильно обо мне сказала прозорливая. Здесь же на стене была фотография. Решено было на память о посещении монастыря запечатлеть поездку на фотографии. Я снимался первый раз в своей жизни. Николай с бабушкой, тетей и дядей в СаровеНа сохранившейся карточке изображены: бабушка Елена и тетя Саша сидят впереди, а я маленький стою между ними, за мной стоит дядя Митя. Я несколько склонил на бок голову. Был я стриженный, на мне была парусиновая вышитая рубашка, которую вышивала, да вероятно и шила моя мама. Брюки тоже домашней работы, на ногах у меня пестрые чулки, тоже своей домашней работы, и так называемые баретки, то есть род полуботинок из простой черной кожи деревенской работы.
Из Дивеева мы обратно поехали в Арзамас, а там обратно в Нижний, откуда и разъехались по домам: д. Митя поехал домой в село, где он учительствовал, так как приближалось начало учебного года, а мы с бабушкой поехали в Мигино к моим родителям. Нам тоже нужно было спешить, так как я должен был поступать в школу учиться.
Осенью 1898 г. я поступил учиться в младшее отделение Мигинской церковно-приходской школы. В школе было два учителя – мой отец, и еще учитель – мужчина. Мне купили сумку для книг, грифельную доску, на которой мы писали вместо бумаги, так как написанное на ней можно было легко стирать водой и вновь писать грифелем, то есть особой круглой грифельной палочкой. Грифельные доски давно вышли из употребления. Из своего первого года обучения в школе я ничего не помню. Только помню, что школьное здание было деревянное, большое, не далеко от нашего дома. Уже потом мама мне рассказывала, что однажды, я радостный прибежал из школы домой и объявил ей, что меня оставили без обеда. Без обеда то есть оставление ученика в школе после окончания уроков, производилось за какой-нибудь поступок ученика.
Зимой 1898-99 гг. я с родителями ездил на родину в село Владимирское к дедушке Александру. Весной следующего 1899 г. отец был переведен священником из Мигино в Село Пикшень Лукояновского уезда Нижегородской губернии. Новое назначение отец получил в апреле месяце, в самую распутицу, когда ехать было не на чем: ни на санях, так как снег уже сошел, ни на колесах. Предстоял нашей семье переезд на лошадях на расстояние 90 км на юг от села Мигина. К тому времени семья наша состояла из 7 человек, в том числе отца, матери, троих сыновей: Николая 8 лет, Александра 5 лет, Ивана 3 года, сестры Клеопатры 2 лет и бабушки Елены около 70 лет. На одной подводе уехать было нельзя, так как семь человек не убрались бы на телегу, да и никакие лошади не увезли бы столько людей. Поэтому переезд решено было сделать в два приема: сначала отправились к новому жительству отец с матерью, я, как старший сын и сестра Клена».
Источник: http://podolskie.org/Nikolay.shtml 