Чуть позже немецкие оккупанты опубликуют в газетах: «Сотни добровольцев, жителей Кубани, с радостью направляются на строительные работы в Германию». А на самом деле их — мальчишек-подростков - согнали прикладами к обозам, стоявшим на краю хутора. Костя сел на край рядом с двоюродным братом Володькой и крепко зажмурился. Главное - не оглядываться назад. Он знал, что там в черном вдовьем платочке стояла мама. Спиной чувствовал ее тоскующий, обреченный взгляд. Представлял, как она прижимает к себе Надю и Любушку, закрывает им рот шершавыми ладонями, чтобы фрицы не услышали рыданий и не прервали их короткой автоматной очередью.
Обоз тронулся. Заиндевевшие листья хрустели под колесами, немцы нервно поторапливали лошадей.
Уже стемнело, когда они въехали в какую-то станицу и остановился во дворе на окраине. Немцы на ломаном русском переговаривались с хозяином и показывали руками на хлев. Хозяин молча снял запоры, мальчишек загнали внутрь. Кто-то сразу начал искать местечко в глубине и нырнул в солому, пытаясь согреться. Костя с Володькой сели под воротами и прижались лбами к колючим доскам. Сквозь щели пробивался тусклый свет фонаря, и им казалось, что от свободы их отделяют только эти старые доски.
...Тишину изредка нарушал лай станичных собак и какой-то непонятный шорох. Совсем близко. Мышь? Вдруг ворота неслышно приотворились, чьи-то руки схватили Костю за ватник и потащили наружу. Он, почти сонный, ничего не понимая, успел только мертвой хваткой вцепиться в Володьку. Руки выволокли их вдвоем. Это был хозяин хлева. «Цыть! - хриплым шепотом сказал он. - Тикайте!». Мальчишки понеслись к пролому в заборе.
Днем они прятались в поле, в стогах мерзлой соломы. Идти было невозможно: по дорогам то и дело шныряли фрицы на мотоциклах. Добирались до наших по ночам.
Потом — землянка, строгий военный и вопросы: кто, откуда, сколько лет. «Семнадцать,- уверенно добавил себе два года Костя. - Хочу бить фашистов». «Хочешь бить, - сощурился военный. - Будешь», и Костя попал в 1569 зенитно-артиллерийский полк. Семьдесят процентов — женщины-зенитчицы, остальные тридцать — такие же, как он, безусые мальчишки. Которым по «семнадцать». Сначала подготовительные курсы в Астрахани, затем Второй Белорусский фронт. В Гомеле он рыл окопы, сдирая руки в кровь, и не пускал немцев в Минск. Воевал за Днепр... Оттеснял фашистов на Запад. О 9 Мая узнал в Австрии. Молоденький восемнадцатилетний ефрейтор-победитель.
… Летом сорок пятого Костя возвращался в родной хутор по Той Самой Дороге. Вдали показались окна родного дома. Он легко взбежал на крыльцо, распахнул дверь и сказал: «Я вернулся, мам». Невысокая фигура в черном вдовьем платочке. Шершавые руки. И тот самый взгляд, который немцы задолжали ему в далеком сорок втором, когда угоняли в Германию.
P. S. Костя — Константин Романович Горинский, мамин отец.
Он ушел из жизни, когда меня еще не было на свете. Мама рассказала только историю о том, как хозяин хлева, рискуя собственной жизнью, спас двух подростков, оказавшихся ближе всех к выходу. Судьба других мне неизвестна. В каком полку воевал дед, в каком звании встретил победу, где служил – тоже знак вопроса, мама отвечала коротко: «Мой папа был военным». С уточнениями помог Интернет.
https://pamyat-naroda.ru/ - звание дедушки, когда и где призван, полк, военная награда. На многих страничках воинов можно проследить боевой путь части.
www.obd-memorial.ru/ - здесь дедушки нет, ресурс посвящен погибшим, взятым в плен, пропавшим без вести. Зато я узнала о судьбе двух прадедов.
А еще да здравствует Гугл. О том, что в 1569 зенап было 70% женщин-зенитчиц, а остальные — безусые мальчишки, я узнала у него. Набрала в поисковике, пересмотрела десяток ссылок и нашла воспоминания фронтовички. Она оказалась однополчанкой моего деда. Там как раз и рассказывалось о том, кто служил в полку.
