Война глазами двенадцатилетней девочки.

Битва за Москву.
Оккупа́ция Кали́нина — временное занятие войсками вермахта города Калинина (ныне — Тверь) во время Великой Отечественной войны, длившееся с 17 октября[сн. 1] по 16 декабря 1941 года. В планах немецкого командования городу Калинину отводилось важное значение как крупному узлу, который планировалось использовать для наступления на Москву, Ленинград и северо-восток СССР. Вечером 14 октября 1941 года город был частично занят войсками группы армий «Центр». 17 октября город полностью перешёл под контроль немцев.
Из Википедии.



Когда я собирала данные о нашей родословной, то попросила родную тетю написать мне все об их жизни. Через два года я приехала и получила в дар от нее тетрадь с таким описанием. В тетради несколько листов посвящены жизни семьи во время наступления немцев на Москву. Я давно хотела отредактировать текст, написать рассказ, и поместить его в свой дневник под названием «Москва в 1941 году». Однако жизнь в последние 7 лет внесла свои жесткие коррективы, и на редакцию и оформление нет времени.
Я помещаю эти неотредактированные воспоминания моей тети сейчас, в честь 80-летней годовщины битвы за Москву в память о моих родных. Не судите строго.

Вступление.
Когда мы жили на Украине, наша мама Руфина всегда вспоминала одну дату – 14 октября. Она говорила, что в этот день в 1941 году в Калинине (Тверь) выпал первый снег. Но большое потрясение семнадцатилетней девушки было вызвано тем, что в этот день они бежали из Калинина и сами видели вдалеке немцев в жутких серых шинелях, которые заходили в город.
Об этом периоде жизни ее и ее семьи я подробно узнала из воспоминаний ее сестры. За прошедшие 80 лет свидетелей тех тяжелых событий уже никого не осталось в живых.

Предисловие.
В 1938 году в Калинине (сейчас Тверь) на проспекте Чайковского 46-б на первом этаже пятиэтажного кирпичного дома семья учителя В.С.Шаврова получила двухкомнатную квартиру №23 со всеми удобствами, хотя и без горячей воды. Жизнь обычной российской семьи теперь в комфортных условиях продолжалась.
Дедушка Виктор Степанович работал завучем в школе, а бабушка Полина Флорентьевна (ее тетя называет Мама) преподавала там же. В 1941 году с ними жили три младшие дочери: Руфина 17лет, Ирэна (Рена) 14 лет и Агнесса (Неса) 12 лет. Все девочки учились в школе, а Руфина еще и в музыкальной школе по классу фортепиано. В доме стояла нормальная мебель и хорошее немецкое пианино (подарок нашей прабабушки, которое не отобрали при раскулачивании).
Всего в семье Шавровых было 7 детей –один сын и шесть девочек. Старший брат Степан (28 лет) учился в техникуме в Бежецке, в училище Москвы училась сестра Мариамна (22 года) , сестра Маруся(26 лет) выучилась на медсестру, вышла замуж, родила троих детей, и жила с мужем и свекровью в Бурашево Тверской области, а Зоя (24 года) жила и работала в Западной Белоруссии в Заблудово. Теперь это Польша..


Война под Москвой глазами двенадцатилетней девочки.
( Из воспоминаний тети Агнессы).
«Так случилось, что сестра Зоя приехала к нам в Калинин в отпуск, наверное, за неделю до начала войны. Когда уже началась война, все заботы о младших сестрах она взяла на себя. Уехать она уже не могла т.к. там территория была уже оккупирована немцами.

Эвакуация в Бурашево.
Когда немцы подошли к Калинину (папа уже был на трудовом фронте – копали окопы, старший брат Степа - на фронте боевом). Мы: то есть Мама, Зоя , Руфина, Рена и я - Агнесса, стали добираться к сестре Марусе в Бурашево (ведь у нее было трое маленьких детей и сама беременная четвертым). Взяли, какие могли пожитки (одежду) и пошли пешком.
В городе уже была паника – кто уходил пешком (машин же, как теперь, не было), кто ехал на грузовике, в котором людей и котомок было, как селедок в бочке. Мы тоже сначала шли пешком, а потом влезли на такой вот грузовик. Как мы ехали – это какой-то кошмар. Все друг на друге, а на нас еще какие-то вещи. Это 15 км. Ну, кое-как доехали.

Перегон колхозного скота. Возвращение. Дальнейшая жизнь.
Пробыли в Бурашеве несколько дней, и Феде (муж сестры Маруси) и Марусе предложили в колхозе гнать в наш тыл от немцев колхозный скот, в основном, коров. Немцы уже были совсем близко. Дали нам две подводы, муку (полмешка), картошку, и погнали мы этот скот. Я, как маленькая, в основном, сидела в телеге с малышами, а Федя, Зоя, Руфа, иногда Рена - гнали скот. Был октябрь 1941 года.
Холодно было, помню еще 14 октября выпал снег. Ночью мы остановились в какой-то деревне недалеко от ст. Чуприяновка. Там в одном доме переночевали. А утром узнали, что железную дорогу уже заняли немцы, и нам дальше ехать некуда. Пришлось гнать этот скот назад в Бурашево. Когда вернулись, – заболел пятилетний Эдик (сын Маруси) скоротечной дифтерией. В селе Бурашево уже был настоящий хаос. В Бурашево была психиатрическая областная больница и многих психбольных безвредных выпустили на волю, буйных умертвляли и хоронили в лесу целыми повозками сразу. Этот лес был напротив Марусиной квартиры, все было видно из окна.
Врачей найти было невозможно. Маруся избегала всюду, нашла противодифтерийную сыворотку, но было уже поздно – Эдик умер у нее на руках. Дифтерию Эдик подхватил в том доме, где мы ночевали, когда гнали скот.
Федю (мужа Маруси) забрали в армию, Эдика похоронили в том же лесу - напротив дома. Остались одни женщины и дети. Главными оказались сестры: Зоя и Руфина. Есть было нечего (все магазины были разграблены), кругом пожары, в небе воздушные бои, взрывы бомб, снарядов – ужас.

Решили временно разделиться, т.е. я, Рена и Зоя (как старшая) пошли (20 км) в Тургиново, где надеялись, что нас приютят старые папины друзья, а наша Мама, Маруся с маленькими Люсей и Витей и свекровью, Руфина (тоже, как более сильная, здоровая, молодая) остались в Бурашеве.

Девочки – шпионки.
Шли мы в Тургиново по тайным тропинкам (уже лежал снег), нас то и дело останавливали бойцы (так тогда называли солдат), проверяли документы, спрашивали, куда и зачем идем.
Дошли. Остановились у Аркадовых. Это две сестры - учительницы, одинокие. У них дом был около школы. Пробыли дня два.
Есть-то нечего. Зоя нами руководила и заботилась о нас, и решила, что мы с Реной должны идти по деревням, и просить в домах кусочек хлеба. Мы так не хотели идти, так плакали. Но есть то хотелось. И пошли. Хлеб нам давали, расспрашивали, кто мы и откуда, а когда рассказывали, что мы дочки В.С.Шаврова (многие его помнили, он был учителем и директором в школе), тогда нас чем-нибудь кормили, и давали побольше хлеба.
Однажды мы пошли в деревню около самого Тургинова. Там стояли наши войска. Много, в каждом доме и на улице. Как обычно, я пошла по одной стороне улицы, Рена – по другой. Мне в одном доме командир дал целую буханку хлеба. Я страшно обрадовалась, думаю, сейчас Ренка выйдет, и мы пойдем домой, Зоя не будет ругать –у нас же целая буханка уже есть. Стою посреди улицы – Ренки нет. Жду, жду – все нет. Подходит ко мне военный и говорит: «Ты сестру ждешь?» Говорю –«Да.». «Идем со мной» Приходим в дом. Смотрю, сидит Рена на голых полатях и плачет. Спрашиваю: «Чего ты плачешь? Это же наши!». Она говорит: «Дура, они нас приняли за шпионов». Вскоре нам принесли по стакану горячего чая и бутерброды с колбасой.
А потом пришел человек в штатском и повел нас в Тургиново. Пришли в здание бывшего райисполкома. Рену завели в один кабинет, а меня повели по коридору и закрыли одну в совершенно пустой комнате. Ни стола, ни табуретки. Я была довольно мужественной и почти не плакала. Пробовала, стучать, кричать – но все напрасно. Стало уже темнеть. Было мне непонятно, почему меня закрыли и где Ренка? Спустя некоторое время (мне показалось, что это было очень долго) пришел мужчина, как я потом поняла НКВДешник и начал меня допрашивать – кто я, где мои родители, особенно отец и брат, что мы делали в деревне, когда ходили по домам и т.д. Я все отвечала, как было, он пробовал меня путать, но убедился, что мы с Ренкой не врем. Потом меня привели туда, где была Рена, ее тоже там допрашивали.

И вдруг окрывается дверь, и заходит Зоя. Мы обрадовались, испугались и удивились, как она нас нашла. А она, бедная, испереживалась, было уже, наверное, часов 9-10 вечера, и пошла нас искать.
На дворе - холод, темно. Это был ноябрь 41 г. Кругом зарева пожаров, вдалеке рвутся снаряды, самолеты летают, пулеметы строчат. Это все так и было, это не из кино. Это мы пережили. Ну, это отступление от рассказа.
Зоя пошла нас искать в Тургиново, и по счастливой случайности встретила военного, который нас в деревне допрашивал и поил чаем. Он ей сказал, что знает, где ее сестры. Так она нас нашла. Ее тоже стали допрашивать, но недолго. Убедились, что мы – не шпионы. Правда, главный извинился перед Зоей, сказал, что такая обстановка. И пошли мы ночью домой – страшно было, но были рады, что мы все вместе и все обошлось хорошо.

Оккупация.
Утром проснулись от рева мотоциклов. Посмотрели в окно – немцы. Так началась наша, правда, недолгая (1,5 месяца) жизнь в оккупации. По сути дела мы были свидетелями битвы под Москвой. Как жили? Кормились тем, что ходили по миру, просили хлеб.
Немцы, которые первое время стояли в доме у Аркадовых, где мы жили, были нормальные, относились хорошо. Потом, когда их стали наши гнать от Москвы, были уже передовые немецкие их части – те, как бандиты. У Аркадовых кур порезали и съели, нас заставляли им картошку чистить, еще что-то делать.
А мы с Ренкой, чтобы нас не видели, заберемся на полати и назло немцам поем пионерские песни, песни о Сталине, как наши немцев бьют. Зоя, как услышала, устроила нам разгон. Боялась, что немцы нас убьют. А мы -–дети дурные, так боролись с немцами..

Освобождение.
В середине декабря немцев погнали от Москвы и нашу территорию, деревню Погорелово и Тургиново освободили наши. Какая это радость, поймет тот, кто это пережил. Но немцы, отступая, жгли все деревни. Было очень страшно. Впервые в боях участвовали наши «Катюши». Кругом все горело, рвались снаряды, свистели трассирующие пули.
Люди из домов все повыносили в ямы в огородах, боялись, что все сгорит. Мороз был минус 40-43 градуса. И мы все бегали – то в окопы, то, как замерзнем, в дом с полмешком сухарей, которые насушили. Все с собой таскали.
А потом услышали наше русское - Ура!!! И увидели наших бойцов на улице. Они все были в полушубках, ушанках и валенках, в отличие от немцев, которые ходили в зеленых тоненьких шинелях и сапогах. Это при 40-градусном морозе! Вся деревня выбежала на улицу, забыли, что кругом стреляют. Вот такая эпопея. Можно очень много еще писать.

Возвращение.
Через недели две мы пришли в Бурашево, но наших родных никого не нашли – их эвакуировали (в Казахстан). Мы неделю пожили у чужих людей, в пошли в Калинин. Увидели, что дом наш, на проспекте Чайковского где была наша квартира, сгорел, и пошли к дяде Флоре (брат мамы и наш дядя) и тете Кате Куровым и там жили до 1943 года.
Этот период времени Зоя для нас с Реной была всем: и папой и мамой и защитником и воспитателем довольно принципиальным и строгим. Часто нас ругала. Ведь нечего было ни есть, ни одеть, ни обуть. Заставляла зашивать на нашем белье, одежде каждую дырочку. Всегда вечером проверяла, есть ли дырки, и если находила, хоть мы ляжем спать, поднимет, и заставит зашить. Это нас, может, в какой-то степени спасло – не в таком страшном тряпье мы ходили.
Когда вернулся папа, его демобилизовали по возрасту, больше всех радовалась Зоя. Нас с Реной она сдала ему живыми и здоровыми (а ей-то ведь было в то время всего 25 лет)».
Конец.