"На войне музы могли жить по совместительству"

"На войне все музы могли жить по совместительству. По штатному расписанию дивизии полагается духовой оркестр в двенадцать человек, но редко уважающая себя часть ограничивалась этим количеством. Один музыкант был шофером и водил киномашину, другой был парикмахером, третий чинил часы, четвертый плясал в агитбригаде. При необходимости все работали на погрузке снарядов, но, главное, во время наступления – в медсанбате. Санитары из них получались первоклассные. Они помогали врачам при операциях, таскали раненых, делали перевязки.

/…/Фактически во втором эшелоне музыканты были единственным регулярным воинским подразделением. Медсанбат почти целиком состоял из женщин, авторота всегда в разъездах, почта и хлебопекарня слишком малы. Поэтому иногда совсем не воинственным музыкантам приходилось отражать внезапные проникновения немцев в тыл дивизии.

Как-то второй эшелон тянулся по лесной просеке за продвигающимися вперед частями. А невдалеке, по параллельным просекам, двигались немцы. Заметив отставших благодушных тыловиков, немцы с воздуха стали бомбить их, а на земле завязалась перестрелка. Только расторопность и смелость музыкантов и агитбригады спасли дивизию от большой беды».

(Из воспоминаний фронтового художника Ю.К.Авдеева)

Найденов Николай Николаевич, рядовой музыкантского взвода 528 сп 130 сд. https://forum.vgd.ru/post/2551/79903/p2277790.htm#pp2277790

Леонов Виктор Дмитриевич, г.р.1915 (по КП - 1902), м.р. г.Москва. Русский, канд.ВКП(б). Доброволец. Призван 15.10.1941 Коминтерновским (Дзержинским) РВК г.Москва; кр-ц, рядовой музыкантского взвода 528 сп 130 сд 1 УА. "В боях за дер.Черная, Великуша, Бол. и Мал.Врагово тов.Леонов показал образцы храбрости, доставляя на передовую под непрерывным огнем противника боеприпасы и продовольствие, а также вынося с поля боя раненых бойцов и командиров. В боях в районе деревень Сутоки и Бяково р.Робья 14 авг.1942 г. вынес с поля боя 26 раненых с оружием". Представлен к награждению орденом "Красная Звезда". Приказом войскам 1 УА № 0466 от 31 окт.1942 награжден медалью "За отвагу". http://www.podvignaroda.ru/?n=11997969 Убит 26.08.1942, похор. на пр.берегу р.Робья 100 м у опушки леса, от д.Сутоки. Коровитчино № 1274. Мать Леонова, г.Москва, Семинарский тупик. (ЦАМО ф.58 оп.818883 д.260; ОБД Мемориал 1577673, 407272655; КП погибших и пропавших б/в в Великой Отечеств. войне Т.8 с.158№ КП 3 мксд)


На фото: духовой оркестр 130 сд.
http://get.google.com/albumarc...Xh_n46Zlh6

Из воспоминаний Ю.К.Авдеева:

http://3mksd.ru/ts113.htm
http://3mksd.ru/ts123.htm#m01

«…Этот хмурый сентябрьский день был необычайно трудным.
На рассвете нас послали перетаскивать мины. С ними нужно было идти по колено в болотной жиже несколько верст. Тащили по две, по пуду в каждой. А сам я весил тогда не два, но и не три пуда – 44 килограмма.
Потом отчаянная перестрелка. Я принимал по телефону команды с НП и передавал их командирам орудий. В горячке боя закопченные и оглохшие минометчики не сразу поняли, что немцы их засекли и тоже стали обстреливать. Одним ближним разрывом был убит заряжающий Васильев и контужен мой напарник связист Евставьев. Он ходил ошалелый, пытался что-то объяснять, но не мог, и лицо его становилось виноватым.

В этот момент я и получил непонятный приказ явиться в политотдел…
- Товарищ старший… батальонный комиссар! Красноармееец Авдеев явился… по вашему вызову, – доложил я, запинаясь, когда еле разглядел в полутьме землянки одутловатое лицо человека и три его шпалы в петлицах.
Он кивком показал на табуретку у стола, порылся в бумагах и положил передо мной две открытки.
- Это Вы рисовали?
На столе лежали мои рисунки.
- Да, это я наших ребят рисовал. Просили, чтобы домой послать, вместо фотографии, – ответил я комиссару.
- Ну вот, мы решили использовать вас для рисования портретов отличившихся бойцов и командиров.

…До войны по окончании художественного училища я много работал в жанре портрета, ставя перед собой чисто живописные задачи. А здесь я рисовал разведчицу Соню Кулешову, притащившую в мешке через линию фронта здоровенного немца, нужного командованию языка. Рисовал минометчицу Лизу Валяеву, спайпера Машу Поливанову, вскоре посмертно ставшую Героем Советского Союза. Но портреты не удовлетворяли меня, потому что за стандартной гимнастеркой и пилоткой, при мимолетной встрече за час я не успевал приглядеться к натуре, понять ее. Первое время я, наверное, не отличался от парикмахера, добросовестно выполнявшего свои обязанности.

Однажды, когда я «остриг» очередную партию героев дня и собирался идти на свою базу, меня задержали у штабной землянки. Комиссар порка пригласил к себе, угостил блинами, а потом попросил:
- Нарисуйте нас с командиром. А то фотографию некому сделать…
/…/С этих пор исчезла скованность, и даже рисунки стали получаться лучше. Приветливого комиссара полка я рисовал несколько раз. Портреты получались похожими, но не было в них изюминки. Он напоминал шолоховского Григория Мелехова – стройный, подтянутый, с кудрявым чубом, орлиным носом, словом, внешность, вполне соответствующая облику героя.
Бывало так: человек отличился в бою, я по свежим впечатлениям рисую его портрет, а у него лицо бухгалтера из заготконторы. Да и мои возможности художника, только что со студенческой скамьи, были невелики. Мне хотелось изобразить настоящего героя войны, влюбившись в него, нарисовать так, чтобы на бумаге чувствовалось мое, совсем неравнодушное отношение.
Однажды я мимоходом заглянул в политчасть полка. Комиссар был свободен, сидел в хорошем настроении, блиндаж был залит ярким радостным светом…. Я попросил комиссара попозировать. Наконец, и для меня пришла минута удачи, которую называют громким слово «вдохновение».
Когда портрет был закончен, изумленный комиссар бережно взял рисунок и побежал показывать его своим друзьям:
- Смотрите, как получилось!..
А через полчаса комиссара не стало. Шальной снаряд угодил в него прямым попаданием. Что-то мистическое было в моей творческой удаче. Гибель комиссара совпала с началом немецкого наступления.

Делать рисунки в стрелковых полках становилось всё труднее. Как-то раз во время сеанса мы попали под обстрел и едва успели спрыгнуть в окоп, оставив наверху шинель и планшет. Когда стрельба утихла, оказалось, что планшет с рисунками был весь в дырках, а шинель изорвана в клочья…
В политотделе, посмотрев на мой «живописный» вид, сказали:
- Отправляйтесь в артполк. Там, должно быть, потише…
Артиллеристы меня встретили радушно, устроили в пустом блиндаже и обещали с утра организовать работу. Но утром оказалось, что я совсем один в лесу. Не было ни людей, ни орудий, ни указателей. За ночь артполк куда-то ушёл, а обо мне забыли.

Лес был глухим, дорожные колеи незнакомыми. Я брёл, куда глаза глядят, пока не встретил трёх связистов, тащивших рации. Подозрительно оглядев меня, они проверили документы. Потом лаконично сообщили, что немцы прорвали линию фронта, и дивизия, чтобы не попасть в окружение, отошла на новые рубежи. Нам пробраться к своим можно лишь по обрывистому берегу Ловати. День и ночь мы шли, ползли, карабкались по кустам, переходили вброд притоки реки. В одном месте Ловать делала крутой поворот, и перед нами расстилался широкий луг. Перебегали поодиночке. Круживший в небе «Мессершмидт» гонялся за каждым из нас и бросал, не жалея, по несколько бомб. Наша группа распалась, и дальше пришлось добираться одному.

К счастью, скоро встретились старые знакомые из противотанкового дивизиона, накормили, обогрели меня, объяснили обстановку.
Я и раньше любил заглядывать к ним. В этой части в сорок первом году для меня началась война под Москвой. И недавно, накануне немецкого прорыва, я ночевал у них.

/…/Все дороги, переправы были забиты искореженными повозками и орудиями, трупами людей и лошадей.
Опустел и штаб дивизии. Начальник политотдела лежал в медсанбате, и мне посоветовали идти к нему, во второй эшелон. Он, кажется, даже обрадовался моему появлению – за короткое время он привязался ко мне, уже не отдавал приказы, а обсуждал мои творческие замыслы, высоко ценя удачи. Зная это, политрук Малинин вынес из окружения мои рисунки вместе с партийными документами.
- Поработайте пока здесь, во втором эшелоне, – сказал начальник политотдела, – идите в клуб, к музыкантам…

По штатному расписанию дивизии полагается духовой оркестр в двенадцать человек, но редко уважающая себя часть ограничивалась этим количеством. Наш оркестр был вдвое больше положенного. Были здесь и скрипачи, и саксофонисты, и не какие-нибудь, а из оркестра Большого театра, из Радиокомитета, из джаза Утесова. Капельмейстером был известный еще до войны Виктор Николаевич Кнушевицкий.
По утрам, после завтрака Кнушевицкий собирал свою команду в каком-нибудь заброшенном сарае, и начиналось священнодействие. Из сарая доносилось кваканье, уханье – как из сказочного болота, их перекрывали протяжные трубные звуки, то высокие, то низкие, передразнивающие друг друга. Затем звуки сливались, становились стройнее и превращались в бетховенского Эгмонта. Внезапно они обрывались, а после недолгой паузы возникали снова, с большой уверенностью и стройностью.
Но бывало это не часто".


На фото: дивизионный клуб, где служил Ю.К.Авдеев

«…Я ходил по полкам, занимаясь своим делом, и в клубе бывал не часто. Если случалось застревать, то меня по самую завязку загружали, может быть, очень нужной, но непривычной работой. Срочное задание – в одну ночь изготовить флаги с надписями «За Родину», «За Сталина», «Вперед на Запад», и сделать это нужно при полном отсутствии красной материи и каких-либо красок. Приходилось изобретать покраску медсанбатовской простыни красным стрептоцидом, а надписи делать зубным порошком на каком-то медицинском клее. Расписывал фургон киномашины, ширму для агитбригады, красил грузовик или писал очередной портрет Сталина /…/. Помня, как меня забыли при отступлении, я старался на марше непременно быть со своим клубом.

Дороги Северо-Западного фронта прокладывались в лесах по непроходимым болотам. Делались они из бревенчатого наката, и в лучшем случае на накат клались еще два ряда досок для проезда автомашин. На перекрестках стояли столбы, на которые прибивались многочисленные стрелки. Стрелки указывали путь к Нестеренко, Пономареву, Чернусскому или к кому другому, фамилию которого знали только свои бойцы. Потом стали прибивать указатели «До Риги – 400 км», «До Мемеля – 600 км», «До Берлина…».

На пригорках и в сухих местах когда-то стояли деревни. Еще в древней Руси располагались здесь вотчины Великого Новгорода. Ни тевтонские рыцари-завоеватели, ни татаро-монгольские набеги не доходили сюда. И стояли деревни много веков нерушимо, защищенные со всех сторон болотами и лесами. А теперь на месте этих деревень остались только дорожные знаки с названием, которое определялось по карте. Разве что когда-нибудь археологи определят признаки былой жизни, но сейчас везде, где проходила линия фронта, была пустыня. Только таблички с надписью: «Веревкино», «Козлово», «Сутоки», «Медведево», «Пинаевы Горки», – и никаких следов строений, ни печей, ни фундаментов, ни жителей. Деревни остались лишь в названиях на старых топографических картах. Было ясно – их некому восстанавливать.
На поле у бывшей деревни Веревкино стояли сорок восемь разбитых танков, и все поле было усеяно трупами. Чтобы поставить там пушки нашей противотанковой батареи, нужно было сначала стащить трупы в воронки. Кто-то сказал, что здесь погибла целая дивизия, переброшенная со Сталинградского фронта…

Стоят после войны памятники воинам-победителям, но нет памятника солдатам, погибшим ни за понюшку табаку, никто не вспомнит мирных жителей, удобривших кровью родную землю…"

На фото: последняя картина Ю.К.Авдеева "Прощание" 1986


Характерная особенность творчества Авдеева-художника: писал ли он про войну или совершенно мирные сюжеты, он старался повсюду изобразить цветущий иван-чай.
Это видим и на этюде с иван-чаем и солдатскими касками, и на большом полотне «Иван-чай», над которым Юрий Константинович работал долгие годы. Отгремела война. Художник знал, сколько в лесах и болотах под Старой Руссой и Ленинградом осталось не похороненных однополчан. По словам его близких, часто говорил об этом.
Об этом и картина «Иван-чай». На поляне – сгоревший танк, поколеченные деревья, рядом с землянкой лежит забытый всеми солдат. Место его гибели заросло полыхающими цветами иван-чая. Всё тленно, но природа вечна.
Авдеев вспоминал, что иван-чай сопровождал их всю войну. Его сиренево-розовые цветы первыми появлялись на развалинах и пожарищах. Скромное это соцветие у Юрия Авдеева стало символом упорства и целеустремленности, скорбной фронтовой памяти и страстной жажды жизни, символом её возрождения.

На фото: Иван-чай 1968

О 130 сд. Из воспоминаний бывшего сапера Станислава Леонидовича Иофина, профессора, лауреата Государственной премии, председателя Совета ветеранов 130 сд



Понятно, что в ряды добровольцев вступали люди, не подлежащие срочному призыву. Но были среди них и такие, кто при желании мог забраться в самый глубокий тыл. Например, Н. Анцелович, член партии с 1904 года, пришел на фронт с должности народного комиссара лесного хозяйства РСФСР. Был в дивизии знаменитый джазист, композитор и дирижер Виктор Кнушевицкий, были два музыканта-скрипача из Большого театра, причем один из них тут же сменил смычок на снайперскую винтовку. Был оператор с "Мосфильма" Семен Кириллович Галадж. Он пошел воевать вместе со своей аппаратурой, и благодаря ему весь боевой путь дивизии оказался запечатленным на кинопленке. Сейчас это 42-минутный фильм. ("В боях за Родину" http://3mksd.ru/ts127.htm )

Из статьи "АКАДЕМКА НА ВОЙНЕ" Валентины ШИРОКОВОЙ

Дивизионный клуб 130 сд


На фото: Нач.клуба Марина Владимировна Алексеева

В начале 1943 года меня перевели в политотдел на должность начальника клуба.
Несколько слов о том, что такое клуб стрелковой дивизии в военное время.

По штату в него входили: начальник клуба, дивизионный оркестр (кстати, в мирное время военный оркестр подчинялся начальнику штаба дивизии, а в военное время был переподчинен начальнику политотдела), фотограф для оформления партбилетов, библиотекарь — он же начальник клуба, киномашина.

На начальника клуба возлагалась ответственность за военную подготовку штатных работников, обеспечение личного состава дивизии политпросветимуществом и ответственность за культурно-воспитательную работу.

Клуб нашей дивизии располагался вблизи стрелковых полков в зависимости от времени года, в землянках, палатках, редко в домиках, построенных саперами, но никогда не в домах деревень.

Фактически в составе клуба нашего было 25 человек музыкантов под руководством капельмейстера, 3 фотографа, 2 киномеханика с машинами (1 специальная), 2 художника и агитбригада в количестве 7 человек.

Своей машины у нас не было, передвигались обычно или пешком, или на машинах со снарядами. Нештатных специалистов обычно прикрепляли, ставили на довольствие или в стрелковые полки, или в химроту. Я отвечала как командир за 41 человека.

В 1941-42 гг. клуб практически не работал по своему назначению. Начальники клуба менялись очень часто, политотдел ими не руководил. Членов агитбригады собирали от случая к случаю.

Надо сказать, что люди, входящие в клуб, были специалистами высокого класса. Дивизия формировалась из Москвы, и в нее пошли интеллигенты. Так, например, капельмейстером духового оркестра был Виктор Кнушевицкий (он был руководителем джаз-оркестра в Москве), а после того как его отозвали, — В.Я. Ронинсон, скрипач Большого театра и Московской государственной консерватории. Художники — член МОСХ П.И. Шолохов и член Серпуховского общества художников Ю.А. Авдеев. Со специальным образованием были киномеханики. В числе фотографов был кинорежиссер Мосфильма С.К.Галадж, уже имевший свои кинокартины. В составе агитбригады был студент ГИТИСа П.Т.Листопадов, ученица балетного техникума З.Андрианова, мастер спорта по художественной гимнастике Т.Венедиктова, В.Лебедев, актер художественного чтения Мосэстрады, после освобождения Ленинграда — лирический тенор Ленинградской эстрады Володя.

В дивизии также служила снайпером киноартистка Зибаганиева, игравшая в кинокартине «Тахир и Зухра». В дивизии служили также: поэт Ермаков, доцент высшей партийной школы Анна Федоровна Жидкова, профессор С.П.Партигул, сотрудник Минфина профессор А.Л.Сидоров (оба последние выбыли по ранению). Всех их я знала лично.

Драматург Петров-Соколовский был редактором газеты «На защите Москвы», а редактором фронтовой газеты «Вперед, на запад» был кандидат исторических наук А.А. Полетаев.

Главная задача, которую я перед собой ставила, когда приняла клуб, — найти свое место, как в обороне, так и в бою, чтобы быть необходимой и завоевать уважение дивизии. Поэтому в период боя я делила клуб на две части. Половину самых сильных его сотрудников я направляла в артснабжение для погрузки снарядов. А часть направляла в медсанбат (в сортировочный и эваковзводы) на шинирование, переноску и погрузку раненых.

В период обороны клуб выполнял свою главную роль — культурно-воспитательную работу. Мы разрабатывали программы коротких концертов и больших праздничных, где были монтажи, скетчи, песни, пляски, художественное чтение. В монтажи и частушки включались четверостишия о подвигах бойцов последнего боя.

Обычно я знала, какой полк и когда будет наступать. Я шла на КП этого полка и просила рассказать мне о подвигах отличившихся бойцов. Руководитель агитбригады (Листопадов), составляя очередной концерт, сразу придумывал четверостишия. Таким образом мы рассказывали о командире саперного батальона Зубареве, пулеметчике Роеве, пулеметчике-казахе Ирслам-Айтумуханбекове и др. Через 2-3 дня мы уже давали концерт в этом полку, а потом показывали его и в других полках.

На фото: Павел Листопадов, руководитель агитбригады

Политотдел обычно отмечал, что своими концертами мы помогаем воспитывать у молодых бойцов, приходящих в пополнение, боевой дух, а также показываем ведущую роль комсомола и коммунистической партии в организации боевых действий. Напоминаю, что в октябре 1941 года в дивизии было 92% комсомольцев и коммунистов. Коммунисты всегда шли впереди, многие погибли, но пополнение рядов партии шло постоянно.

На фото: начальник политотдела дивизии В.И.Пилюгин

Все члены агитбригады были участниками боев и добивались возвращения из госпиталей в свою дивизию.
Художники периодически готовили большие плакаты с фотографиями, которые мы показывали во время концертов в полках и на армейских смотрах.

Из воспоминаний "ОН ВИДЕЛ, ЧТО Я В НЕГО СТРЕЛЯЮ" Алексеевой Марины Владимировны.
http://window.edu.ru/resource/...D1%824.pdf стр.28

Редактирование фотографий: И.А.Булатова (Кучерявая)

Зиба Паша кызы Гани́ева (азерб. Qəniyeva Zibə Paşa qızı, 20 августа 1923, Чимкент, Казахская ССР — 2010, Москва)

Редактирование фотографии: И.А.Булатова (Кучерявая)

Участник Великой Отечественной войны, радист, снайпер, разведчик. Награждена орденами Красного Знамени, Красной Звезды, медалью «За Оборону Москвы» и Орденом Отечественной войны 1-й степени. 7 Ноября 1941 года в составе 3-й Московской Коммунистической дивизии участвовала в параде на Красной площади.

Предвоенный период

Зиба Ганиева родилась 20 августа 1923 года в казахстанском городе Чимкент. Отец Зибы был азербайджанцем, мать — узбечкой. В 14 лет девушка становится сиротой при живых родителях. В 1937 году мать Зибы репрессируют, а отец — Паша Ганиев, вынужденно отказывается от своей дочери, чтобы спасти ей жизнь. В том же году Зиба уезжает в Ташкент, где поступает учиться на хореографическое отделение Узбекской филармонии. В 1940 году Зиба переезжает в Москву, где поступает на актерский факультет ГИТИС-а.

Великая Отечественная война

Уже будучи студенткой Московского государственного института театрального искусства имени А. В. Луначарского, в первые же дни войны, подобно сотням тысяч советских студентов, добровольцем записывается на фронт. Ганиева направляется на краткосрочные стрелковые курсы, где овладевает пулемётом, учится стрелять из снайперской винтовки а также знакомится с искусством разведки. 7 ноября 1941 года в составе 3-й Московской Коммунистической дивизии участвует в параде на Красной площади, сразу же после окончания которого уходит защищать Родину.

Красноармеец Зиба Ганиева — в РККА с 16 октября 1941 года. Место призыва — Краснопресненский РВК, Московская область, город Москва, Краснопресненский район. Зиба становится стрелком 3-й Московской коммунистической дивизии. В январе 1942 года на базе 3-й мксд формируется 130-я стрелковая дивизия (второе формирование). Весной 1942 года в составе дивизии прибывает на Северо — Западный фронт и включается в активные боевые действия. Будучи радистом, 16 раз в составе разведгрупп переходила линию фронта, откуда передавала по рации и приносила важные сведения о противнике. Считалась одним из лучших снайперов дивизии.

В октябре 1941 года Вместе с боевой подругой-комсомолкой Ниной Соловей, комсомолка Зиба Ганиева становится инициатором организации снайперского движения в дивизии. Согласно «Подвигу народа» с 12 апреля по 23 мая 1942 года снайпер-разведчик 151-го отдельного мотострелкового разведывательного батальона этой дивизии Зиба Ганиева, действуя в районе сел Чёрное, Лунево, Ожееды и Дягилево Ленинградской области, уничтожила 20 немцев, в том числе двух офицеров. Согласно книге В. С. Мурманцевой «Советские женщины в Великой Отечественной войне», за короткое время Ганиева убила 21 гитлеровца. Из воспоминаний художника Таира Салахова: в одной из бесед она сказала: «Таир, я убила сто двадцать девять фашистов».

Слухи о подвигах отважной комсомолки разлетаются по всей советской стране. Во всех центральных и местных газетах помещаются её фотография и сообщения о том, что Зиба Ганиева из снайперской винтовки уничтожила уже 20 фашистов. А когда немецкие войска рвались к богатствам Кавказа и бакинской нефти, она обратилась с призывом к матерям, сёстрам и подругам встать на защиту своей великой Родины! В 1942 году журнал «Работница», в № 19-20 публикует её обращение:

«Враги посягают на наш чудесный, величественный Кавказ. Женщины гор: казачки, чеченки, кабардино-балкарки, азербайджанки, грузинки, армянки — все, кто живёт под небом Кавказа и Закавказья, помогайте своим мужьям и братьям, поднявшимся на разбойничьи полчища врага! Нефтью, хлопком, плодами цветущих садов — всем, что творят руки человека — труженика и труженицы, можно бить врага! Защитим, отстоим от проклятых варваров завоевания Великой Октябрьской социалистической революции: свободу, достоинство, честь! Не отдадим врагу наших жилищ, наших детей! Смерть врагам! Неминуемая смерть от нашего острого, закалённого оружия!»


Подвиг

23 мая 1942 года, в бою за село Большое Врагово Молвотицкого района Ленинградской области Зиба Ганиева совершила подвиг. Получив от командования задачу вести снайперский огонь по немецкому гарнизону в селе Большое Врагово, Ганиева выдвинулась на высоту восточнее села. Когда в результате атаки танкового взвода фашисты начали отступать из села, Зиба Ганиева организовала группу из девяти бойцов и вела снайперский огонь по отступающему противнику. Сама Зиба, выдвинувшись вперед, вела огонь с колена и застрелила шесть немцев. В это время группа под командованием младшего лейтенанта Марченко уже вела бой в самом селе. Марченко послал связного к Ганиевой с просьбой оказать огневую поддержку. Получив от командира 528-го стрелкового полка 130-й стрелковой дивизии майора Павлова в поддержку ещё шесть бойцов, Зиба Ганиева, с группой из 15 бойцов, двинулась на помощь отряду Марченко. По дороге в село группа подверглась обстрелу автоматчика, засевшего в развалинах здания. Не растерявшись, Зиба вместе с одним из бойцов обходит позицию автоматчика с тыла и расстреливает его в упор из автомата. В это время начинается сильный миномётный обстрел, в результате которого Ганиева получает ранение в бок осколком. Но к этому времени её группа уже соединяется с отрядом Марченко и совместными усилиями враг окончательно выбивается из села.

Ранение и госпиталь

Получившую тяжёлое ранение младшего лейтенанта Зибу Ганиеву, рискуя жизнью, с поля боя выносят её товарищи: Нина Соловей, Федор Кириллов и Яков Коляко. Зибу чудом удается отправить на самолёте в Москву. Она попадает в госпиталь, где за ней ухаживает Мария Федоровна Шверник. Эта прекрасная русская женщина спасает Зибе жизнь. Зиба умирала от заражения крови. Одиннадцать месяцев Мария Федоровна не отходит от постели Зибы, а когда та становится на ноги, рыдает от счастья и говорит: «Все нормальные женщины носят ребёнка 9 месяцев, я же тебя вынашивала 11 месяцев». После выписки из больницы Мария Федоровна Шверник и её муж, преемник Михаила Калинина на посту председателя Президиума Верховного Совета СССР в последние годы правления Сталина (1946—1953 гг.) — Николай Михайлович Шверник принимают азербайджанскую девушку в свою семью.

За боевые заслуги перед отечеством, Зиба Ганиева награждена орденами Красного Знамени, Красной Звезды, медалью «За оборону Москвы».


Послевоенный период

После Победы Зиба Ганиева выходит замуж за известного азербайджанского дипломата Тофика Кадырова, который на тот момент являлся временным поверенным посольства СССР в Турции. Ганиева вместе с мужем возвращается в Москву, где живёт по адресу Ленинский проспект, дом 62. У них рождается сын — Марат Кадыров. Она занимается историей, становится доктором востоковедения, профессором, кандидатом филологических наук. В 1985 году, в честь 40-летней годовщины Победы в ВОВ, была награждена Орденом Отечественной войны 1-й степени.

После войны, в 1945, сыграла роль персидской шахини в фильме «Тахир и Зухра» режиссера Наби Ганиева

---

Зиба Ганиева Н. КОРНЕВ, полковник

На юге, в теплом солнечном Азербайджане, в 1924 году в семье инженера родилась Зиба Ганиева.

С малых лет девочку увлекли народные танцы и стрельба из мелкокалиберной винтовки. И в том и другом она не имела себе равных среди сверстниц, подруг по школе.

В 1939 году семья Ганиевых переехала в Москву.

Когда гитлеровские полчища, вероломно напав на нашу Отчизну, осенью 1941 года подходили к стенам столицы, по решению Московского городского комитета партии в каждой районе столицы начали формироваться коммунистические добровольческие батальоны. Уже 16 октября из батальонов были сформированы четыре Московские коммунистические дивизии. Зиба Ганиева сочла своим долгом записаться в число добровольцев. В то время эта худенькая семнадцатилетняя девушка с длинными косами и черными, как уголь, глазами была студенткой первого курса Московского государственного института театрального искусства. Вначале Зибе, указывая на ее молодость, отказывали. Но она упрямо добивалась своего.

Ее, как стрелка-разведчика, зачислили в подразделение разведчиков, в штабе она числилась снайпером, разведчиком, радистом.

Все эти специальности Зиба изучила досконально. Она была прекрасным снайпером, смелая, бесстрашная. Не раз бывали случаи, когда фашисты, обнаружив ее месторасположение, обрушивали на девушку шквал снарядов, но она не покидала облюбованного места. Когда огонь фашистов прекращался, меткие пули снайпера Ганиевой разили вражеских солдат.

В мае 1942 года Зиба была ранена осколками фашистской мины. Ранение тяжелое: повреждены кость ноги и кость руки.

В эти дни на нашем участке фронта Молвотицком районе после тяжелых боев наступило затишье. В полосе дивизии было несколько деревушек. В одной из них медсанбат.

Раненых много, в каждом доме по 10-20 человек размещалось. Я тоже был ранен. Нас с Зибой разместили к старикам, угрюмым и неразговорчивым ...

И вот однажды, дело было к вечеру, старуха, подметая избу, бормотала себе под нос:

«Вот было лекарство в старое время. У меня брат рубил в лесу хворост и отрубил топором кисть руки. Мать приложила отрубленную кисть, помазала мазью, и кисть приросла. Эта мазь у меня и сейчас с 1915 года хранится».

Конечно, раненые посмеялись над этой историей, посчитали старушечьим вымыслом и через час забыли о ней.

Ночью, когда все раненые спали, заснул и санитар, только самодельная лампа из снарядной гильзы коптила и потрескивало на фитиле подсолнечное масло, Зиба тихо, стараясь не шуметь, сползла с койки и на одной ноге проковыляла к печке, где спала старуха. «Бабуся, бабуся, проснись. Дай мне, пожалуйста, той мази, с 1915 года».

Слезла бабка с печи, одела валенки, вышла из избы и через несколько минут вернулась.

Утром проснулись раненые, а я им и говорю: «Ну и сон же я видел, ребята». И рассказал все, что видел ночью. Раненые смеются, потешаются надо мной: «Ну и сон тебе дурацкий приснился». А Зиба лежит красная, поняла, что я все видел. Вечером во время обхода врач удивился: «Странно, неделю раны не заживали, а за эту ночь значительно лучше стало».

Подозвал я врача, рассказал ему все, как было. Попросили старушку показать лекарство. И что вы думаете? Конечно, никакого чуда. Самое простое народное средство - паутина, плесень и медовые соты - воск. Известно, что паутина и плесень - это пенициллин, а медовые соты – воск - обладают свойством стягивать мышцы. Конечно, отрубленная кисть руки снова не прирастет, но рваная, резаная рана затягивается и заживает очень быстро.

Скоро раны у Зибы зажили, и она снова вернулась в свой полк, продолжала мстить фашистским извергам за поруганную нашу священную землю.

Через некоторое время девушка опять была ранена. На этот раз очень тяжело. Думали, не выживет. Более двух лет пролежала она в госпиталях, перенеся не одну серьезную операцию. Но молодой организм и жажда жизни перебороли смерть.

После войны Зиба Ганиева закончила институт. Сейчас она кандидат филологических наук, специалист по языку и литературе Индии.

Она рассказывает, как в 1959 году, находясь в Индии, ей довелось разговаривать с индийским ученым. Он сказал: «У меня и многих моих товарищей - ученых родилось твердое убеждение, что советский народ - это особый народ. У советского человека самое главное - это преданность идее и самоотверженность». Зиба согласна с этим утверждением.

Ежегодно ветераны 3-й Московской коммунистической дивизии в мае собираются вместе, «бойцы вспоминают минувшие дни». Среди них всегда Зиба Ганиева, такая же, как и прежде, жизнерадостная, полная энергии и сил, у нее много планов, ведь высокое звание члена партии, нашей партии, ко многому обязывает.

http://3mksd.ru/ts134.htm