Киренский р-н, Иркутская обл.

Город большой воды
Автор: Елена ТРИФОНОВА
http://www.vsp.ru/social/2014/...text=embed
Между тем Киренский аэропорт имеет славную историю. Первоначально он находился на левой стороне реки, и обслуживались там только гидросамолёты на поплавках. Они летали по маршруту Иркутск – Якутск вдоль водной артерии – Лены. Только в 1940 году здесь построили взлётно-посадочную полосу, заняв крестьянское поле деревни Хабарово. Всех женщин и даже детей с окрестных селений согнали возить землю. В 1942-м объект приняли как военный аэродром. В 1985 году в Киренском авиапредприятии было 70 воздушных судов, работало 1280 человек. Именно отсюда начались Братский, Усть-Кутский, Усть-Илимский аэропорты.

Недаром сами жители называют Киренск «городом лётчиков и моряков». Половина мужского населения в нём традиционно работала на Киренской и Алексеевской ремонтно-эксплуатационных базах флота, другая половина была связана с Киренским авиапредприятием. Теперь, конечно, всё не так. Разорён флот, банкротом признано авиапредприятие. Печать социального нездоровья лежит на всём облике города. Атмосферу можно сравнить с той, что бывает в доме тяжело больного человека. Вроде домочадцы ещё едят, и пьют, и дышат, но горчат и еда, и питьё, и сам воздух.

Город – это ведь тоже большой дом. Мы бродили по улицам в то прекрасное время, когда заходящее солнце золотит крыши домов и делает сказочным всё, даже пыль на окнах. Однако оно не могло скрыть покосившиеся заборы, ямы на тротуарах или вообще отсутствие тротуаров. Но мы одёргивали всякого из нашей компании, пытавшегося говорить об этом вслух. Нельзя ругать город, в котором тяжко болеют градообразующие предприятия. Кстати, сами жители Киренского района упорно верят: дело идёт к тому, что их район «сольют» с Усть-Кутским, с центром в городе Усть-Куте.

И всё-таки Киренск нам показался очень красивым. Старинная его часть почти полностью окружена водой, ведь изначально город располагался на полуострове, тонким перешейком соединённом с большой землёй. Здесь сливаются воедино Киренга и Лена, обнимая Киренск двумя синими руками. Это потом городу стало тесно в их объятиях и он перешагнул через них на большую землю, новые микрорайоны расположились на месте ближайших деревушек. Новую часть города с историческим центром соединили паромной переправой. Работающий паром – ещё одна достопримечательность Киренска.

Если микрорайоны застроены блочными пятиэтажками, то центр сплошь деревянный. Здесь всё ещё стоят добротные дома, увитые резным кружевом. Причём на этом празднике жизни они вовсе не выглядят засидевшимися гостями, ухода которых хозяева ждут, устало зевая в кулак от такой назойливости. В Киренске деревянные дома не похожи на памятники, они живут полной жизнью, альтернативы им нет, и никому не нужна земля под ними. Поэтому старинные улочки словно уводят беспечного путника в глубь веков, а не в центр города. Но куда бы ты ни пошёл в Киренске, всё равно окажешься на берегу реки.

На берегу Лены стоит комплекс зданий из красного кирпича добротной дореволюционной постройки. Это тоже памятник архитектуры. Первоначально здесь располагались винокурни. После революции в здании была тюрьма, про которую рассказывают страшные вещи. Здесь приводили в исполнение приговоры над «врагами народа», раскулаченными крестьянами и прочим буржуазным элементом. В 1990-е годы вскрыли пол тюремных подвалов и нашли массовые захоронения репрессированных. Тела были залиты известковым раствором и потому сохранились очень хорошо. У некоторых в карманах были записки и документы, по ним можно было установить личности погибших.

Здание, в котором проводились расстрелы, стоит пустым, и нет желающих его занять. Нормальный человек старается обойти его стороной, особенно поздним вечером. А вот в соседнем корпусе расположился районный Дом культуры «Звезда». Правда, внутри здание сплошь отделано пластиком и гипсокартоном, который не пропускает аромат истории. Может быть, оттого, что страшную историю хочется забыть.

«На ленских пашнях»

Памятники деревянного зодчества будут жить в Киренске ещё долго

Наш путь лежал именно в ДК. Здесь проводилась презентация книги Георгия Красноштанова «На ленских пашнях», организованная межпоселенческой библиотекой муниципального образования «Киренский район», которой руководит Валентина Инешина. Собственно, эта презентация, во второй части которой были представлены 11-й и 12-й тома «Словаря говоров русских старожилов Байкальской Сибири» Галины Афанасьевой-Медведевой, и стала поводом для визита в Северную Венецию.

Монументальный труд Георгия Красноштанова представляет интерес для любого исследователя истории региона. Он основан на летописных источниках и содержит документальное описание исторических событий, развернувшихся на ленских берегах в VXIII веке, вводит в научный оборот множество не публиковавшихся прежде архивных документов. Здесь подробно описаны побег служилых и промышленных людей, а с ними и пашенных крестьян в отряд Ерофея Хабарова, самый массовый побег на Амур под предводительством Михаила и Якова Сорокиных. Наконец, здесь же приведено документальное описание побега под предводительством Никифора Черниговского, который закончился утверждением русских на Амуре в Албазинском остроге.

Иногда эта история читается как увлекательнейший роман. Чего стоит фигура Никифора Черниговского, выходца из Украины, участвовавшего в Смоленской войне на стороне Польши и взятого в русский плен. Историки утверждают, что в качестве военнопленного он попал в Енисейск, потом в Илимск и, наконец, был переведён в Усть-Кутский острог. Был служилым человеком, дорос до пятидесятника. Закончилась его служба на берегах Лены тем, что он поднял мятеж, в ходе которого был убит илимский воевода Лаврентий Обухов. Говорят, убийство произошло в устье реки Киренги. Обухов был неважным воеводой и прославился тем, что за три года сумел восстановить против себя едва ли не всё население острога. Стал он личным врагом Никифора после того, как изнасиловал его то ли жену, то ли дочь. Чтобы избежать неминуемого возмездия и спасти своих людей, Черниговский с отрядом бежал на Амур.

С собой беглецы прихватили игумена Свято-Троицкого Киренского монастыря старца Гермогена и чудотворную икону Божьей Матери, которая получила название Албазинской. Она и поныне считается главной святыней тех мест и бережно хранится в кафедральном соборе Благовещенска. А путь свой она начала здесь, в Киренске. Правда, Свято-Троицкий монастырь был разрушен в советские годы, но сохранился старинный Спасский храм. В нём очень почитают Албазинскую икону Божьей Матери и бережно хранят её историю.

Между тем Никифор Черниговский в чужих землях сразу повёл себя как государственный человек. Возродил крепость Албазин, поставил несколько русских селений, а с покорённых аборигенов стал собирать ясак и отправлять его в столицу особой партией, запечатанной собственной печатью. В 1672 году он был прощён и назначен приказчиком Албазина. Кстати, Черниговский выступал не только покорителем, но и защитником местных племён. По их просьбе он ходил в поход по реке Ган (правый приток реки Аргунь), чтобы помочь возвращению населения, насильно уведённого маньчжурами. В конце жизни Черниговский за верную службу был определён в Красноярск «в дети боярские».

Не менее ярким персонажем был и легендарный Ерофей Хабаров. Уроженец Сольвычегодска, он также был занесён судьбой в устье Киренги. Построил соляную варницу, распахал пашню и стал крупным хлеботорговцем. Однако, как и Черниговский, не поладил с местным вое­водой, который притеснял. До душегубства дело не дошло, но Хабаров отписал все свои земли и соляную варницу на имя царя и ушёл с Киренги в тот же Албазин. Кстати, на месте пашен Хабарова теперь располагается аэродром.

Но не только героическим страницам истории посвящён труд Георгия Красноштанова. Больше всего автора поразило обилие исторических документов, в которых содержится упоминание о простых пашенных крестьянах. Именно им посвящена огромная часть книги, поэтому её вполне можно использовать для составления родословных многих и многих местных фамилий. Потомки их до сих пор живут на Лене, в Иркутске, Якутске и по всей России. Автор книги, например, хоть и является уроженцем здешних мест, теперь проживает в Москве и не смог приехать даже на презентацию своей работы.воей работы.

Osokina_Galina_Pavlovna написал:

[q]

Мой родной дед,Нечаев Георгий(Егор)Кузьмич -
отец моей мамы Нечаевой Любови Георгиевны.
умер в больнице города Киренск 04.10.1936

[/q]

Фото :
Киренская районная больница

Почти 230 лет назад казаки облюбовали остров, омываемый красавицами Леной и Киренгой.
Надо полагать, отцы-основатели прочили северному острогу большое будущее.
Не зря ведь тащили сюда пушки, строили башни с бойницами.

Русские купцы видели в Усть-Киренске своеобразный вокзал,
откуда уходили экспедиции на бескрайний Север.
Одно не сумели предугадать наши предки:
их далекие потомки окажутся никудышными лавочниками,
двигающие свое дело в основном за счет поддельного алкоголя.

Бестолковыми купцами, угнавшими за моря флот, который не один год кормил город.
Праотцам и в страшном сне не могло приснится, что их последователи
будут еле-еле сводить концы с концами,
живя на берегу двух рек посреди почти нетронутой тайги.

От Никольского погоста

Первые 30 лет острог, основанный в 1631 году
казачьим десятником Василием Бугром на острове,
образованном Леной, Киренгой и ее протокой,
назывался Никольским погостом.

Через поселение проходили торговые пути.
Острог укрепили на случай нападения немирного коренного населения,
"шалости" русских промышленных "людишек" и "охочим людям на опочив".

Крепость представляла собой укрепление длиной
109 сажен с тремя башнями — одной проезжей и двумя с бойницами.

Население района в XVII веке было разнородным:
казаки, служилые и промышленные люди,
сибирские дворяне, обязанные военною службою,
"гулящие люди" (не приписанные ни к одному из существовавших тогда сословий).

Прочно оседали здесь крепостные, бежавшие
от гнета помещиков или оказавшиеся в неладах с законами Российской империи,
а также предприимчивые люди, искавшие применения своим силам и способностям.

В первую половину XVIII века острог значительно вырос и оживился
в связи с затянувшейся на десятилетия Великой Северной экспедицией,
возглавляемой Чириковым и Берингом.

Здесь строились суда, многочисленные и разнообразные грузы
этой экспедиции транспортировались в Охотск и на Камчатку.

В 1775 году острог становится уездным городом с названием Усть-Киренск
и получает свой герб: "В верхней части щита — герб Иркутский.
В нижней части, в золотом поле, протекающая и разделяющаяся
на два устья река Киренга, по имени которой назван город".

С открытием золота в бассейне Витима
и организацией в 1856 году пароходства по Лене и Витиму
обслуживание водного транспорта стало очень важной статьей
дохода в бюджете местного населения.

С 1882 года Киренск становится окружным центром.
Спустя 16 лет ему возвращают прежний статус,
и только в 1926 году город опять переходит на положение окружного.

Через три года образовался Киренский район.

Островная часть города является по сути одним большим музеем под открытым небом.
Здесь что ни дом, то достопримечательность.
Чуть ли не на каждой усадьбе — мраморные доски,
скупущие на экскурс в историю: в этом жил...

А ведь это еще не все.
На киренской земле похоронен знаменитый землепроходец Ерофей Хабаров,
живший в остроге с первых лет его существования.

Здесь завершали подготовку своих экспедиций братья Лаптевы
(чьим именем названо море).

Через Киренск проезжали исследователи и путешественники
Черский, Чекановский, Обручев, Шишков.

По возвращении из Амурской экспедиции в городе останавливались
генерал-губернатор Восточной Сибири Николай Муравьев-Амурский,
писатель Иван Гончаров.

В Киренской пересыльной тюрьме находился Николай Чернышевский.
Заметную экспозицию в музее могли составить документы,
свидетельства советского периода.

http://irkutsk.bezformata.ru/l.../11320613/
Петропав­ловск расположен на левом берегу Лены в 94 километрах ниже Киренска.

Первые поселенцы там появились в XVII веке. Что же касается названия Петропавловск, то оно возникло лишь в XIX веке. История наименования всех ленских деревень сложная, запутанная. Почти не было случаев, когда название де­ревни оставалось бы неизменным. Названия деревни давались не по принципу: «Мы на край земли придем, мы построим новый дом и табличку прибьем на сосне». Вначале деревни были вовсе без названий, потом их называли по счету, отсчитывая то от Чечуйска, то от Сполошиной, затем по имени крестьянина, жившего в этой деревне, по названию реки и т. п. Часто под одним и тем же названием понимались разные деревни.

На картах XX века в одном километре выше Петропавловска обозначалась деревня Захарова. Такое близкое соседство послу­жило причиной того, что их истории оказались взаимосвязанны­ми. В XVII веке Петропавловск тоже называли деревней Захаро­вой. Поэтому, во избежание путаницы, введем обозначения:

П — то, что понималось под селом Петропавловском в начале XX века;

3 — то, что понималось под деревней Захаровой в начале XX века;

П+З — Петропавловск вместе с Захаровой как единый насе­ленный пункт.

В первом томе книги В.Н. Шерстобоева «Илимская пашня» (Иркутск, 1949) дважды записано об основании деревни Захаро­вой. На странице 89 указан год первого упоминания ее — 1653 — и связано происхождение названия с именем Захарки Игнатьева. Второй раз она записана на странице 97 как деревня Якутского Спасского монастыря и указаны две даты — 1653 и 1672 годы. 1672-й — это переход деревни к Спасскому монастырю. Однако же данные Шерстобоева нуждаются в уточнении. Уточнение про­ведем по архивным документам. Другого способа нет.

До образования Илимского воеводства в 1650 году вся терри­тория Лены входила в состав Якутского воеводства.

Первыми поселенцами заимки Захаровой (П) были Захарко Игнатьев Малышев и Андрюшка Федосеев (Федосеев — отче­ство, фамилии не было). Поселения пашенных крестьян тогда на­зывались заимками. Часто они имели только один двор, иногда несколько. Лишь потом, по мере увеличения количества прожи­вающих там пашенных крестьян, их стали называть деревнями.

Устроены были Захарко Игнатьев и Андрюшка Федосеев в пашню в 1646 году после приезда в Якутск воевод В.Н. Пушки­на, К.О. Супонева и дьяка П.Г. Стеньшина. Однако собирались их устроить еще раньше, при первом якутском воеводе П.П. Голови­не. Воевода В.Н. Пушкин писал в Москву: «Да мы ж, государь, хо-лопи твои, в Якутцком остроге сыскали и с тем же новоуговорным пашенным на Чичюйской волок послали промышленных людей дву человек, которые были до нашего приезду у Петра Головина в Якутцком остроге на пашню приговорены. А по их скаскам дано де им было у Петра ис твоей государевы казны для пашни одному человеку пятнатцать рублев, а другому десять рублев да по две лошеди. И те у них четыре лошеди по их челобитью, что их гнать из Якутцкого острогу до Чичюйского некем и с ними летом не дой­ти, взяты назад. А им против тех четырех лошедей на лошединую покупку, на те ж по две лошеди человеку, дано из твоей госуда­ревы казны по пятинатцати рублев на лошедь. Да им же подмоги дано по дватцати рублев человеку.

И в том, государь, мы, холопи твои, по них взяли и поручные записи. А велено им на тебя, государя, по тому ж пахать ржаную десятину, а другую яровую десятину человеку. И с их пахоты на тебя, государя, десятой сноп иматьтакже, как и с первыхуговоре-ность» (1).

Упомянутый здесь «новоуговорный пашенный» крестьянин, Малафейка Яковлев Чащиных, был поселен в будущей деревне Сухневой.

А имена двух других пашенных крестьян названы в выписке Якутской приказной избы: «Да в том же во 154 [1646] году лен­ским пашенным крестьяном Захарку Игнатьеву устюженину да Ондрюшке Федосееву вычегжанину велено быть в государеве пашне» (2).

Захарко Игнатьев до этого был промышленным человеком. В таможенной книге за 1640 год о нем найдена первая запись: «Того ж дни [24 апреля 1640 г.] у промышленного человека у За­харка Игнатьева устюжанина с его промыслу, с четырех сороков соболей, десятые пошлины взято шестнатцать соболей с пупки и с хвосты» (3).

В книге Ленского острога за 150 (1641-1642) год названа его фамилия: «Июля в 30 день [1642 г.] у промышленного человека у Захарка Игнатьева Малышева с промышленных с тритцати собо­лей десятые пошлины взято три соболи с пупки и с хвосты» (4).

Итак, Захарко Игнатьев имел фамилию Малышев. Его потомки и сейчас живут в Киренском районе.

В книге денежных неокладных расходов за 154 (1645-1646) год записано: «Июля в 18 день [1646 г.] по помете на выписке диака Петра Стеньшина Ленского острогу пашенным крестьяном Ондрюшке Федосееву да Захарку Игнатьеву Малышеву для госу­даревы пашни на зсуду июля со 18 числа по 18 число 156 [1648] году сорок рублев дано, по дватцати рублев человеку» (5).

Таким образом, деревня Захарова (П) основана в 1646 году, а не в 1653, как написано у В.Н. Шерстобоева. Захарко Игнатьев Малышев поселился на левом берегу Лены в 28 километрах ниже Чечуйска. Заимка была названа его именем — Захарова (П).

Андрюшка Федосеев до поселения на Чечуйском волоке уже два года был пашенным крестьянином в Якутске (6). И вот через два года он переселился вместе с Захаркой Игнатьевым Малы­шевым на Чечуйский волок, на заимку, которая потом была на­звана Захаровой (П).

Осенью 1652 года по приказу якутского воеводы М.С. Лоды-женского пятидесятник Иван Григорьев Щукин (он же Кожин) и подьячий Иван Синицын составили книгу о заимках Чечуйской волости. В ней записано: «Заимка вниз по Лене от Берендиловы заимки. А в ней живут крестьяне:

Захарко Игнатьев с сыном с Нехорошком

да Кондрашка Мосеев с сыном [Ивашком]

да Ондрюшка Федосеев с сыном.

А посажены они при воеводе Василье Пушкине с товары-щи» (7).

Сын Захара Игнатьева здесь назван Нехорошком. Это прозви­ще, а крестильное имя было Никитка.

Вновь записанный Кондрашка Моисеев был ссыльным черка-шенином (запорожским казаком). Он ранее числился на заимке Чугуевской (в 5 км выше Чечуйска), которая отошла к Илимскому уезду. Когда он переселился на Захарову заимку, неизвестно. Но в Якутском уезде он записан уже с 1650 года (8).

На всех заимках на подворьях у пашенных крестьян жили промышленные люди. Они были непостоянным, пришлым с Русского Севера населением. Летом нанимались в работни­ки к пашенным крестьянам, осенью с заработанным хлебом уходили на соболиный промысел, а следующим летом опять возвращались на заимки. Некоторые возвращались на роди­ну. Записи о месте их проживания не велись, поскольку они не относились к тяглому населению. Но зато о них много за­писей в таможенных книгах об уплате пошлин. А со временем некоторые окончательно теряли связь с родиной, переходили в пашенные крестьяне и, таким образом, пополняли постоянное ленское население.

Один из подобных промышленных людей, Касьянко Сидо­ров, подал приказному человеку Чечуйского волока Безсчаст-ному Мощинцову челобитную об устройстве его в пашню. Ка­сьянко Сидоров уже давно жил на Чечуйском волоке. В книге денежных сборов Чечуйского волока за 156 (1647-1648) год записано: «Апреля в 22 день [1648 г.] промышленой человек Касьянко Сидоров вычегжанин продал сорок пять соболей с хвосты торговому человеку Овдейку Маркову вологжанину. Взял сорок пять рублев. С продавца записной пошлины — со­рок пять алтын» (9).

В челобитной Касьянки Сидорова в 1657 году написано: «Царю [А.М.]* бьет челом сирота твой, промышленной человек Касьянко Сидоров вычегженин. <...>

Вели, государь, мне быть на великой реке Лене в твоей госуда­ревы пашни на лугу в межах с пашенными крестьяны с Олешкою Тимофеевым с товарыщи, пониже Ганьки Михайлова, что стоит одинакая лисвеница край Лены, и от той лисвеницы прямо в бор. А с нижную сторону от межи пашенного Захарка Игнатьева с то­варыщи, от гумна пашенного Кондрашки Моисеева прямо в бор. Та земля лежит впусте.

А пахать мне, сироте твоему, на тебя, государя, по десятине ржы да по полудесятине яровово хлеба безпеременно, до своей смерти. А подмогу, государь, мне, сироте твоему, вели дать про­тив моей братьи, пашенных крестьян» (10).

Упомянутые здесь Олешка Тимофеев Берендилов и Ганька Михайлов Плехан пахали в нижней части заимки Берендиловой. Таким образом, Касьянко Сидоров просил отвести ему под паш­ню землю ниже заимки Берендиловой и выше пашни Захара Иг­натьева (П). На этом месте возникла потом деревня, которая на картахXX века называлась Захарова (З).

Однако с устройством Касьянки Сидорова в пашню произо­шла заминка. Об этом сообщал в Якутский острог воеводе Ло-дыженскому и дьяку Тонкову приказчик Безсчастный Мощинцов: «Государя [А.М.] стольнику и воеводе Михайлу Семеновичю, дья­ку Федору Васильевичю с Чичюйского волоку служилой человек Безсчастко Мощинцов челом бьет.

В нынешнем во 165 [1657] году, июня в 1 день, на Чючюйском волоку в Приказную избу принес челобитную промышленной че­ловек Касьянко Сидоров пинегжанин. А в челобитной ево напи­сано, чтоб государь ево, Касьянка, пожаловал: велел ему быть в своей государеве пашне на великой реке Лене в Якутцком уезде.

И против (т. е. согласно. — Г . К .) ево, Касьянкина, челобитья он, Касьянко, в государеву пашню посажен на пустое место, в межах с пашенными крестьяны, з Захарком Игнатьевым с товарыщи.

А денег ему, Касьянку, из государевы казны на подмогу на ло­шадь и на сошники, против ево братьи, новопашенных крестьян, не дано, для того, что он, Касьянко, в государевых в заповедных в пенных выимошных винных деньгах, в дву выимках, в пятнатцати рублях, стоял на правеж[е] многое время и, на правеже будучи, отстаивался, и тех государевых заповедных денег не уплатил ничево.

И ему, Касьянку, в подмогу зачтены те пенные деньги, пятнатцать рублев. Да в додачю к тем к пятнатцати рублям из государевы казны выдан один рубль. И он, Касьянко, того рубля не принял.

И челобитная заручная ево, Касьянкова, по которой он поса­жен в пашню, и порушная запись послана под сею отпискою в Якутцкой к тебе, стольнику и воеводе Михайлу Семеновичю, дияку Федору Васильевичю» (11).

Здесь Касьянко Сидоров почему-то назван пинегжанином. Сам он себя называл вычегжанином. Касьянко Сидоров с удержанием 15 рублей не согласился и подал челобитную: «В нынешнем, го­сударь во 165 [1656] году был я, сирота твой, у прежнево тамо-женново целовальника у Пашки Смольникова в годовом сроке. И он, Пашка, всякую работу меня, сироту твоего, заставливал рабо­тать на себя, и вино на винокурне на него сидел.

И в нынешнем же во 165 [1657] году тоё ево Пашкову винокур­ню отписали на тебя, государя. И на той винокурне у него, Пашки, вино вынели дважды. И меня, сироту твоего, в те две выемки вин­ные записали. И правили на мне, сироте твоем, за те две винные выимки на Чючюйском волоку перед Приказною избою твоих госу­даревых пенных денег пятнатцать рублев многое время.

И ныне, государь, для тех заповедных пенных денег мне, сиро­те твоему, из твоей государевы казны против моей братьи, ново­пашенных крестьян, на лошадь и на ральники денег, штинатцати рублев, приказной человек Безсщастной Мощинцов не дал для, государь, того, что зачитывает мне, сироте твоему, на те твои го­сударевы пенные деньги пятнатцать рублев. А к тем, государь, деньгам давал мне, сироте твоему, только один рубль.

А я, сирота твой, у него, Пашка, на винокурне вино на него сидел [с] своею братьею, срочными, трое нас человек, потому что были у него в сроке.

<...> Не вели, государь, тех своих государевых заповедных пенных денег на мне, сироте твоем, пятнатцать рублев править.

И вели, государь, мне, сироте твоему, из своей государевы казны для моей новой селидьбы подмошные деньги против моей братьи, новоселенных крестьян, подможные деньги, шестнатцать рублев, выдать на лошадь и на сошники, чтоб мне, будучи в твоей государевы пашне, голодною смертью не помереть, и твоей бы и своей пашни не отбыть, и вконец не погинуть» (12).

Летом 1659 года Безсчастный Мощинцов сдал Чечуйский во­лок Демьяну Караблёву и прибыл в Якутский острог. 23 июля 1659 года он был расспрошен в приказной избе. Помимо прочего он рассказал и о Касьянке Сидорове: «А пашенной де Касьянко живет, переходя в Якутцком уезде, потому что ему, Касьянку, на па­шенной завод государева жалованья из государевы казны ничего не дано, потому что де на нем, Касьянке, взято было в государеву казну за две винные выимки пятнатцать рублев. И он де, Безчаско, те деньги зачел в подможные деньги. А шеснатцатой рубль ему, Касьянку, додавать ль стала? И он, Касьянко, того рубля не взял. А бил челом государю, чтоб государь ево, Касьянка, пожаловал: не велел тоё пятнатцати рублев править. А велел бы государь те все подможные деньги, шеснатцать рублев, выдать ис своей государевы казны. А он де, Безчаско, тех штинатцати рублев без государева указу де ему, Касьянку, выдать не смел.

А поручная запись по нем, Касьянке, в прошлом во 165 [1657] году прислана под отпискою в Якутцкой острог. И челобитная ево, Касьянкова, прислана под отпискою ж в том же в прошлом во 165 [1657] году. И указу де о том из Якутцкого острогу об тех деньгах не бывало. И он де, Касьянко, жил в Якутцком уезде. А ныне де он, Касьянко, сказался, что де он, Касьянко, пошел дожидаться нового воеводы и дьяка в Ылимской уезд» (13).

Безсчастный Мощинцов также подал челобитную Касьянки Сидорова: «В прошлом, государь, во 165 [1657] году бил челом я, сирота твой, тебе, государю, а на Чючюйском волоку в Приказ­ной избе приказному человеку Безщастному Мощинцову подал челобитную, чтоб мне, сироте твоему, быть в твоей государеве пашни.

И по моему, государь, челобитью велено мне, сироте твоему, быть в твоей государеве пашне. И порушная государь, запись по мне, сироте твоему, в той твоей государевы пашни взята.

А что по твоему государеву указу велено нашей братьи давать из твоей государевы казны для новой селидьбы на лошадь и на ральники по штинатцати рублев денег, а мне, сироте, тех твоих го­сударевых подможных денег из твоей государевы казны не даны. А зачтены, государь, те твои государевы подможные деньги мне, сироте твоему, за две выимки винные пятнатцать рублев.

А я, сирота твой, беден и нужен, и для твоей государевы паш­ни, и своей лошади, и ральников купить нечем, и твоих государе­вых десятин, и своей пахоты пахать не на чем.

А в прошлом, государь, во 165 [1657] году об тех твоих госуда­ревых пенных деньгах посылал я, сирота твой, в Якутцкой острог челобитенку к твоему государеву стольнику и воеводе к Михай­лу Семеновичю Лодыженскому да дьяку Федору Васильевичю Тонково, чтоб ты, государь, пожаловал: тех пенных денег на мне, сироте твоем, править не велел. И по той, государь, моей челоби-тенке и по сё число указу нет.

И в нынешнем, государь, во 167 [1659] году на Чючюйском во­локу в Приказной избе стою я, сирота, на правеже в твоей госуда­реве десятине ржаной, в том, что в прошлом во 165 [1657] году не пахал и не сеял. А правят на мне, сироте твоем, с той десятины ржи в твою государеву казну против моей братьи и умолоту Заха­ровой заимки. А правят на мне, сироте твоем, того твоего госуда­рева хлеба нещадным правежем.

<...> Вели, государь, Чючюйского волоку приказному человеку Безщастному Мощинцову да целовальнику Дементью Караблёву в том твоем государеве хлебе и в твоей государеве пашне дать сроку до приезду на Чючюйской волок стольника и воеводы Ива­на Федоровича Голенищева-Кутузова да дьяка Ивана Ивановича Бородина, чтобы, государь, мне, сироте твоему, стоя на правеже, впредь твоей государевы пашни и своей не отбыть, и голодною смертью не помереть, и вконец не погинуть» (14).

Новый воевода Иван Федорович большой Голенищев-Кутузов зимовал в 1659-1660 годы на Чечуйском волоке. Встречался ли с ним Касьянко Сидоров и подавал ли челобитную и чем кончилось дело, неизвестно. В сохранившихся ужинных книгах нет записи об урожае на его пашне (книги сохранились не за каждый год). Кроме того, в течение нескольких лет новопашенным крестьянам дава­лась льгота, в казну хлеб не выделялся, в ужинные книги ничего не записывалось.

При устройстве в пашню крестьянин обязан был построить избу и амбар. Таким образом, 1657, а не 1653 год, как указано у В.Н. Шерстобоева, следует считать началом деревни Захаровой (З), а Касьянку Сидорова — ее первым жителем. Крестьянин Логинко Петров, который поселился там после, называет ее Касьяновой заимкой. Его челобитную приведем ниже.

В 1663 году Касьянко Сидоров уже не упоминается. А в де­ревне Захаровой (П) числилось трое пашенных крестьян, но уже не упоминается один из ее первых жителей Андрюшка Федосеев, вместо него записан Марчко Васильев. Вместо черкашенина Кон­драшки Моисеева записан его сын Ивашко Кондратьев с фами­лией Панов (черкасы называли себя панами). В 1665 году Иваш­ко Кондратьев Панов переселился в Пеледуй, а в его место был устроен в пашню в 1666 году из промышленных людей Стенька Петров. Кроме того, был вновь устроен в пашню Никифор Дми­триев.

В 1667 году на бывшей Касьяновой заимке (З) изъявил жела­ние устроиться в пашню промышленный человек Логинко Петров. В отписке якутскому воеводе Ивану Петровичу Борятинскому чечуйский приказчик Иван Ерастов сообщал: «Государя [А.М.] окольничему и воеводе князю Ивану Петровичю с Чичюйского во­локу сынчок боярской Ивашко Ерастов челом бьет.

В нынешнем во 176 [1667] году, сентября в 6 день, бил челом великому государю промышленой человек Логинко Петров, а мне, Ивашку, подал челобитную. А в челобитной пишет, чтоб великий государь ево, Логинка, пожаловал: велел быть в Чичюйской воло­сти в своей великого государя полудесятинной пашне изо льготы на пять лет, на лугу с пашенными крестьяны, з Захарком Игнатье­вым стоварыщи» (15).

В челобитной Логинки Петрова написано: «Живу я, сирота твой, в Якуцком уезде в Чичюйской волости, женяся, многие годы без пашни.

<...> Вели, великий государь, мне, сироте твоему, быть в Чи­чюйской волости в своей великого государя в полудесятинной пашне на лугу с пашенными крестьяны, з Захаром Игнатьевым да с Марком Васильевым стоварыщи.

И вели, великий государь, мне, сироте твоему, отделить земли непаханые повыше их, Захаровы (П) деревни с товарыщи, в по­скотине поперег от Лены реки с нижную сторону от гумна пашен­ного крестьянина Степана Петрова до огорода подскотинново, а вверх Лены реки до камени-утесу, чтоб мне, сироте твоему, было, где твоя, великого государя, пашня пахать и своя особая пашниш-ко, и сена косить.

И вели, великий государь, мне, сироте, отвесть и по той речке (Захаровой. — Г . К .) рыбные ловли, и против той речки на Лене реке под сенные покосы остров (Бычков. — Г . К .). А тот остров лежит впусте.

И вели, великий государь, на то пустое нероспашное место мне, сироте твоему, дать льготы на пять лет, потому что то пустое лесопорослое место, и подмоги из своей великого государя казны дать против моей братьи пашенных крестьян» (16).

Это как раз то место, которое отводилось Касьянке Сидорову, то есть это деревня Захарова (З).

Камень-утес, упомянутый в челобитной, это — Петропавлов­ский утес, который находится на берегу речки Захаровой на уда­лении примерно 500-600 метров от русла Лены. Местные жители называют его Камешок. Он служил естественной межой между деревнями Захаровой (З) и Берендиловой.

В 1668 году Логинко Петров жаловался на своих соседей и даже отказывался от денежной подмоги: «Царю [А.М.] бьет челом сирота твой, Чичюйской волости пашенной крестьянин Логинко Петров сысолетин.

В нынешнем, великий государь, во 176 [1667] году поверстан я, сирота твой, в Чичюйской волости в твою великого государя в десятинную пашню вприбыль в полдесятины.

А подмогу для новой роспаши из твоей великого государя каз­ны мне, сироте твоему, не дано ничево. Поднимаюсь на своих проторех, займучи деньги и хлеб. А преже сего для новой роспа­ши пашенным крестьяном из твоей великого государя казны дава-но рублев по дватцати и больше.

А отведено мне, сироте твоему, под твою великого государя пашню вновь на полдесятину и под мою пашнишко, и под дворен-ко против (согласно. — Г . К .) иных пашенных крестьян в местах с пашенным Степаном Петровым с нижную сторону, а с верхную сторону от Берендиловы заимки, от реки к камени прямо к утесу, старое место покойного Касьяна Сидорова. И то место давно ле­сом поросло и лежит многие годы непахано.

И то отведенное мое место отнимают у меня, сироты твоего, Захар Игнатьев да Марко Васильев, да Степан Петров, да Мики-фор Дмитреев, и теснят меня, сироту твоего, с тово отведеново места на свои выпашные старые места, которые им отведены. И те мои новые росчисти отнимают, Касьяновскую заимку, к себе вповал.

А тот Захар, выпахав те земли, отдал с себя твою великого государя пашни полдесятины Никифору Дмитрееву, а сам пере­селился на новое место. А тот Степан Петров снял с пашенново ж крестьянина с Ывана Панова. А тот Иван Панов переселился на новое место на усть Пеледуя.

А на которое место я, сирота твой, бил челом тебе, великому государю, на порослую Касьяновскую заимку вновь в полдесяти­ны в прибыль, и то место было никому не в отдаче и в лишке за твоими великого государя десятинными пашнями и их пахоты.

<...> Вели, великий государь, в той изгоне против сего моего челобитья свой великого государя указ учинить, и то отведенное место под твою великого государя десятинную пашню мне вла­деть и пахать на своих проторех, без подмоги» (17).

Однако небольшую ссуду он все же получил. В книге за 177 (1668-1669) год записано: «Логинку Петрову дано подмоги на ло­шадь и на сошники четыре рубли» (18).

А о сдаче пашни Захаром Игнатьевым промышленному чело­веку Никифору Дмитриеву Югову устюжанину имеется их общая челобитная: «Велите, великие государи, мне, Захарку, здать пол­десятины ржи да четверть десятины ячмени, а мне, Никифорку, в той полдесятины быть и пахать на вас, великие государи, за него, Захарка, полдесятины ржи да четверть десятины ячмени по вся годы безпеременно до своей смерти. А подмогу я, Никифор, взял у него, Захарка» (19).

Но все Малышевы деревню Захарову (П) не покинули. Осталь­ную часть своей пашни в той деревне Захар Игнатьев сдал свое­му сыну Нехорошке (Никитке).

При приеме Чечуйского волока 14 июня 1668 года приказчик Федор Пущин составил роспись крестьян. Среди прочего там на­писано: «Вниз по Лене, ниже Чаи двор. А в нем живет пашенной крестьянин Захарко Игнатьев с сыном Мишкой. Пашут на велико­го государя полдесятины ржи» (20).

После переезда Захарки Игнатьева деревня Захарова (П+З) стала называться Верхней Захаровой, а деревня ниже Чаи — Нижней Захаровой. В 1672 году записано: «Вниз по Лене реке на левой стороне деревня Нижняя Захарова.

Двор, а нем живет пашенной бывшей Захарко Игнатьев с сы­ном своим с пашенным крестьянином с Мишкою. А у Мишки де­тей: Левка восми лет, Федка семи лет» (21).

«Бывший» означает, что пашня была записана на Мишку. Из других документов выясняется, что деревня Нижняя Захарова стала потом называться Дарьиной.

В 1679 году Мишка умер. В ужинной книге записано «У Захарка Игнатьева вместо умершаго сына его Мишки». Захарко Игнатьев умер после 1682 года. В деревне Дарьиной уже пахали внуки За­харки Игнатьева Малышева.

Дочь Захара Игнатьева Малышева Марфутка после смерти своего первого мужа Ивашки Степанова вышла замуж за родона­чальника рода Лыхиных Кирилку Иванова Лыхина.

А у Никитки Захарова Малышева, который остался в дерев­не Захаровой (П+З), было четыре сына: Федька, Алешка, Мишка, Стенька. Никитка Захаров умер в 1703 году, и пашня перешла к его сыну Федору.

В 1672 году в переписи жителей деревни Верхней Захаровой (П+З), выполненной чечуйским приказчиком Иваном Хвостовым, указаны семь пашенных крестьян и три промышленных челове­ка с именами их детей. В числе прочих крестьян: «Двор, а в нем живет пашенной крестьянин Логинко Петров. <...> Двор, а в нем живет промышленой человек Коземка Бобылев». В 1673 году производит перепись приказчик Федор Пущин. В ней значится пашенный крестьянин Логинко Петров. Но пока что не упомина­ется о монастырских вкладчиках и об отдельной монастырской деревне.

За последующие годы книги отсутствуют. А в 1677 году записа­но: «Спаского манастыря вместо Логинка Петрова у вкладчика у Родьки Иванова» (22).

Это первая запись о появлении вкладчиков. Значит, вклад­чики Якутского Спасского монастыря в деревне Захаровой (З)

начали появляться в период с 1674 по 1677 год. А между тем у В.Н. Шерстобоева неверно указан год — 1672-й. Подробности перехода неизвестны, есть лишь краткие записи в ужинных кни­гах. Сначала вкладчики перечисляются в составе общей дерев­ни (П+З).

В 1679 году: «Деревня Верхняя Захарова [П+З].

Спаского монастыря на Логиновской пашне у старца Иякова <...>» (23).

Затем перечислены остальные крестьяне общей деревни (П+З).

А в 1685 году монастырская деревня записывается как отдель­ная: «В манастырской деревне [З] у посельщика у Родьки Михай­лова» (24).

Обе деревни долгое время продолжали называться Захаров-скими. В описании реки Лены, составленном переводчиком экс­педиции Академии наук в 1735 году И. Яхонтовым, записано: «За-харовская деревня Якуцкого Спаского монастыря на левом бе­регу Лены. В ней один двор. Против сей деревни впала с правой стороны в Лену речка Мелнишная, которая вышла верстах в 2 из хребта. Близ устья есть на оной речке помянутого монастыря хлебная мелница.

Захаровская деревня на том же берегу против нижняго кон­ца Захаровского (Бычкова. — Г . К .) острова. В ней 13 дворов крестьянских, да 4 бобыльских, которые стоят на полуверсте. От Берендиловы до сей деревни, до нижних дворов, 4 версты с 7 2 » (25).

А расстояние между двумя Захаровскими деревнями указано равным одной версте.

В начале ХIХ века нижняя из этих двух Захаровских деревень стала называться Петропавловском. Это было связано с построй­кой Петропавловской Спасской церкви. И.В. Калинина пишет: «В 1801 году в селении заложили двухэтажный каменный храм. За­кончили строительство в 1810 и 16 августа того же года освятили нижний храм в честь Нерукотворного Образа Христа Спасителя. Верхний этаж, хотя и был окончен, но долго не освящался из-за появившихся сквозных трещин, грозящих обвалом. Освятили вто­рой престол только в 1820 году в честь святых Апостолов Петра и Павла» (26).

Н.С. Щукин в книге «Поездка в Якутск», изданной в Санкт-Петербурге в 1844 году, называет это селение Петропавловской слободой (27).

osokina-galina написал:

[q]

Петропавловск вместе с Захаровой как единый насе­ленный пункт.

[/q]