Курьезные случаи из жизни священнослужителей

В одном из февральских номеров газеты "Волгарь" 1910 года опубликован небольшой фельетон под заголовком "В поисках" (картинки из жизни).
В нем описан случай из жизни священника одного из приходов Нижнего Новгорода, расположившегося где-то на окраине города.

Отец Петр пришел от службы очень озабоченный. Когда матушка налила ему стакан чая, и, подавая пирожки, распространилась на эту тему, о. Петр оборвал её:
– Что ты, как сорока стрекочешь? Тут, матушка моя, не до пирожков. Консистория указ прислала. Немедленно приказано исполнить. А она пирожки!
– Что ты орешь-то? – отпарировала нападение матушка. Какая невидаль – указ!
На письменном столе лежал указ консистории и бланк с вопросами. Прочитавши раза три указ, о. Петр стал заполнять бланк ответами. Оказывается, дело было очень несложное.
«Есть ли в приходе школы?»
– Нет! – написал о. Петр.
«Есть ли благотворительные учреждения?»
– Нет! – ещё быстрее написал батюшка.
«Есть ли церковно-приходской совет?»
Отец Петр улыбнулся и жирным почерком изобразил: «нет» и приставил два восклицательных знака.
– Мать, принеси-ка сюда пирожков! – весело, примирительным тоном, сказал о. Петр в дверь.
Матушка молча поставила на стол, рядом с указом консистории, тарелку с пирожками и хотела было выйти, но батюшка остановил её: «Не сердись… Я думал – серьёзное, а оказывается пустяки!
Отец Петр кушал пышку и равнодушно посматривал на бланк. Но вдруг он низко наклонился над бумагой. На ней значился вопрос 13-й, приведший о. Петра в недоумение и гласящий: «Сколько в приходе старообрядцев, католиков, протестантов, евреев и магометан?»
– Почем я знаю? – сердито проговорил о. Петр.
Он занес было руку, чтобы поставить «нет» и три восклицательных знака, как в памяти его выплыли постановления миссионерского съезда, проповеди Восторгова, отчет обер-прокурора о совращениях, сообщения об евангелическом съезде и статьи патриотической газеты о нашествии инородцев.
– Н-да-сь, протянул о. Петр, если оставить эту графу без точного ответа, примут за небрежение и попустительство иноверцам. Надо дело оформить…
Прежде всего, он остановился на старообрядцах:
– Бугров… Только как бы Рождественский о. Иван в свою ведомость Бугрова не записал?! Рядом ведь они… А, впрочем, мне-то что? Считаю Бугрова в своем приходе – и баста! Ведь и у о. Ивана он в росписях исповедных не значится.
Бугров – раз! Блинов – два! Сироткин… нет, уж это я на приход о. благочинного покушаюсь! Сироткина надо выкинуть… Кого же бы ещё-то? Да будет, впрочем. Чай уж необязательно сто человек!
Отец Петр в графе против старообрядцев поставил 2.
– Католики дальше… Ну, это Станислав Иваныч, аптекарь.
Против католиков стояла единица.
– Лютеране… это задача…
Отец Петр стал вспоминать лютеранские имена: Ричард Львиное сердце, Мартин Лютер, Бисмарк… А как его звали? Шут его побери… Вильгельм, император германский…
Среди знакомых о. Петра не оказалось ни одного Мартина, ни одного Ричарда… Из иноверных имен мелькало только одно имя почетного аптекаря.
Отец Петр бросился в крестный календарь, и о счастье! Имя Станислава значилось как в католическом, так и в протестантском календарях. У о. Петра блеснула гениальная идея. Половину Станислава Ивановича он отдал папе римскому, а половину Мартину Лютеру. Но так как духовные консистории не любят дробей, то о. Петр и против лютеран поставил в графе целую единицу.
С евреями у о. Петра не произошло никаких недоразумений. Все арендаторы лавок в причтовом доме оказались евреями. Из-за ненависти, впрочем совершенно безотчетной, к евреям, а особенно в целях поддержки статистики патриотических листков, о. Петр помножил своих арендаторов на истинно русских балчужников, и у него в графе о евреях стояла солидная цифра в несколько десятков человек.
– Если столько жидов, то сколько же истинно русских? – с хитрой улыбкой на устах заметил о. Петр, и от удовольствия съел ещё пирожок.
Он помножил в уме истинно русских балчужников на количество рублей, получаемых с арендаторов, и от подавляющей громоздкости, выплывающей в сознании цифры, впал как бы в забытье.
О… ещё татары остались – вспомнил о. Петр, и начал перечислять всех своих прихожан… Хоть убей, ни одного татарина… Почтовый чиновник Телефонов, купец Чайкин, вдова титулярного советника Лимонадова, старые девы Купидоновы, бакалейщик Парфенов – все эти господа и госпожи лезли в глаза, подходили под благословенье, целовали ручку, спрашивали на счет спасения души и на счет кометы…
– Да ну вас к Богу! – говорил им о. Петр, мне совсем не вас теперь нужно. Самого настоящего татарина, в сапогах с зелеными запятниками… Консистория требует… Сам старейший отец член настаивают: без татарина на глаза не являться… А где теперь возьмешь? Станислав Иваныч всегда на своем месте, а Магометан…
– Берем! Старье берем! – раздалось под окном.
Отец Петр протер глаза, минутку постоял, потом бросился к форточке и, открывши её, крикнул, – князь!
Князь вошел в квартиру.
Отец Петр налил ему чаю и сел на стул против него.
– Как тебя зовут, князь? – заискивающе спросил о. Петр.
– Махмет, бачка.
– А где живешь?
– Везде живем. У Сенной живем, у Ямской живем, везде шалтай-балтай живем.
– Вот что, князь… Запишу я тебя в свой приход, в Козлову улицу…
– Пиши, бачка, а брюкам дашь?
Отец Петр шепнул матушке несколько слов, и ворвавшись, как бомба, в кабинет, заполнил пустовавшую в бланке графу следующими словами:
«Магометанин – 1 (склонен к православию)».
За час до назначенного консисторией срока ведомость об иноверцах была готова.