http://ta-1g.narod.ru/mem/dremov/dremov4.htmlДрёмов И.Ф.
НАСТУПАЛА ГРОЗНАЯ БРОНЯКиев. Изд-во политической литературы Украины, 1981, 168 с.
НЕ ПРОПУСТИТЬ ФАШИСТОВ!Станция Брянск кишела войсками. Эшелоны с людьми и грузом подходили беспрерывно. Прибывающие спешно разгружались и форсированным маршем уходили в прилегающий лес. Военный комендант Брянска четко распоряжался разгрузкой войск, не допуская скопления — район выгрузки слабо прикрывался зенитными средствами.
В первой половине июля части дивизии, сосредоточенные в лесах северо-западнее Брянска, поступили в оперативное подчинение 28-й армии под командованием генерала В.Я. Качалова, готовившего рубеж обороны западнее Брянска: станция Ядрово, деревни Песочная, Молотино, Госамо, Сельцо, Иржаница.
В районе нашей дислокации царила мирная тишина, не слышен был гул артиллерии и ружейных залпов, но чувствовалось, что армия находится в прифронтовой полосе. Мы изучали оружие, тактику ведения боя, штудировали обязанности бойца и командира в основных видах боя. Здесь же, наконец, приступили к ознакомлению с трофейным оружием, которое получили из штаба дивизии. Его изучали все: отделения и расчеты, бойцы, командиры, политработники. Следует отметить, в эти дни личный состав полка находился под впечатлением речи И.В. Сталина, которую он произнес по радио 3 июля 1941 года. Настроение у всех было бодрое, мы рвались в бой.
Время неудержимо бежало вперед. На полях Брянщины и Смоленщины зрели колхозные нивы. Удастся ли убрать их?
Ранним утром 10 июля 1941 года я мчался на своей подержанной «эмке» к месту, куда вызвал на рекогносцировку группу командиров командующий армией генерал-лейтенант В.Я. Качалов. Машина неслась по проселочной дороге, как скаковая лошадь. На ухабах и выбоинах нас бросало из стороны в сторону, но скорости мы не снижали — спешили, чтобы не опоздать к командарму.
Неожиданно раздался глухой выстрел. Машину занесло, но водитель вовремя нажал на тормоза.
— Видать, лопнула камера переднего колеса, — высказал он догадку и шепотом чертыхнулся.
Я выскочил из машины, развернул карту, отыскивая точку нашей вынужденной остановки. Вокруг стояла тишина. Небо было чистое, безоблачное, солнце начинало безжалостно накалять землю и воздух. Невдалеке виднелась деревня.
Не успел водитель снять колесо, как на дороге появилась группа пожилых женщин, стариков, подростков. Все были вооружены косами, топорами, кольями.
Не подозревая ничего плохого, я продолжал сличать карту с местностью. Внезапно послышались крики. Я оглянулся: водитель и адъютант лежали связанные на земле, обезоруженные, а разгневанная толпа жителей двигалась на меня. Кроме холодного оружия, она имела теперь автомат и пистолет. Было не до шуток.
— Вы зачем в такую рань забрели в наши края? — набросилась на меня тщедушная на вид старуха, слегка прищурив хитрые глаза.
— Служба такая, — нашелся я. Но ответ прозвучал весьма неубедительно, и «допрос» продолжил стоящий рядом высокий худой дедок.
— А почему на карте, отобранной вон у того субъекта, — старик ткнул длинным скрюченным пальцем в адъютанта, — обведены кружками наши города? Уж не туда ли вы замахнулись, иудины дети?!
В связи с чем мой адъютант обвел карандашом города, я не мог вспомнить, да еще в такой момент.
— На каком основании, — начал я,— вы арестовали шофера, адъютанта и меня? Мы — военные, и гражданские власти не имеют на это права...
— Ишь ты! Хитрит, как цыган, — сердито закричал во все горло все тот же старик. — Хочет провести нас. Нет, дудки!
— Да они шпионы немецкие! — хором загудели колхозники, гневно размахивая передо мной своим холодным оружием.
Тогда сухонькая низкорослая старушка вновь пустилась на хитрость.
— А покажите-ка, голубки, свои предсмертные билеты.
— Жетоны, бабуся?
— Ага. — Ее лицо было насмешливым и в то же время суровым. Если бы не мой наган, который я вертел в руках, она наверняка накинулась бы на меня.
— Нет у нас жетонов,— честно признался я и этим словно подлил масла в огонь.
Не знаю, чем бы все кончилось, не подоспей вовремя районное начальство. Нас «вызволили». Водителю и адъютанту вернули оружие.
Суровые лица колхозников потеплели. Смущенно улыбаясь, они крепко жали нам руки на прощание.
К командующему армией мы опоздали. Я доложил по телефону командиру дивизии А.А. Вольхину о случившемся.
— Молодцы старики. Таких не проведешь, — докатился до меня довольный голос генерала, который командовал 145-й стрелковой дивизией еще с 1939 года и имел большой жизненный и боевой опыт.
Утром 18 июля полк, выполняя боевой приказ командира дивизии, предпринял марш-бросок по шоссе Рославль—Починок с задачей: оседлав железную дорогу и шоссе, перейти к жесткой обороне у деревни Васьково, не допустить прорыва противника в направлении города Рославль, находящегося в полосе главного стратегического направления.
Походные колонны полка в этот день почти непрерывно подвергались ударам фашистской авиации. Одна группа «юнкерсов» сменяла другую. От частых разрывов бомб дрожала и вихрилась огнем смоленская земля. Пылала техника, горел лес, нес огромные потери личный состав. Убитых товарищей мы хоронили на месте. А темп бомбежек не ослабевал. Только к вечеру, когда основательно стемнело, рев моторов в небе несколько поутих.
Гитлеровцам таки удалось сорвать своевременный выход полка на заданный рубеж обороны. С наступлением темноты пешая разведка донесла: в деревне Васьково — фашисты.
Поразмыслив, решаю: не теряя времени, под покровом темноты авангардным батальоном капитана В.С. Воронова с ходу овладеть населенным пунктом Васьково. Нет сомнения, что этот всесторонне подготовленный и исполнительный командир сумеет выполнить боевой приказ. Главным же силам полка следует быть готовыми в любую минуту развить успех авангарда.
После небольшой паузы части возобновляют движение. В 24.00 капитан Воронов с марша докладывает:
— Провел разведку боем. Деревня Васьково занята противником. По режиму и силе огня указанный рубеж обороняет не менее пехотного полка. Веду бой.
Мы ускоряем движение. Впереди на темном небосводе полыхает красное зарево. Оттуда доносятся звуки артиллерийской канонады. Наконец, почти вплотную приближаемся к авангардному батальону. Оценив обстановку, приказываю прервать наступление и, оставив боевое охранение, отвожу полк на рубеж юго-западнее Васьково, где и занимаем оборону. Такое решение вызвано тем, что во время дневного марша полк порядком потрепала авиация противника. К тому же, наступила ночь, перед нами незнакомая местность и незнакомый противник, отсутствует связь с командованием дивизии и правым соседом. Все это вынуждает нас перейти к обороне. Ясно, что с утра противник пойдет в наступление, поэтому остаток летней ночи мы используем с тем, чтобы глубже врыться в землю, замаскировать технику и обязательно связаться с соседом справа.
До рассвета успеваю установить связь с мотострелковым полком 104-й танковой дивизии, который расположился правее нас. Связаться с командованием дивизии не удается. Почти половину артиллерийских орудий размещаю в боевых порядках пехоты. Возможно, прямой наводкой придется отражать атаки немецких танков.
Первая фронтовая ночь выдается довольно тревожной. Видимо, наше присутствие приносит немцам немало неприятностей. Они суетятся, непрерывно освещают передовую ракетами.
Без устали хлопочет начальник штаба полка майор Н.П. Маевский, готовит оборону, разрабатывает варианты предстоящего боя, сопоставляет данные разведки. Рядом в траншее мелькает знакомая фигура замполита полка майора К.3. Кекешева. Он организовывает эвакуацию раненых, что-то приказывает начальнику тыла.
На рассвете проверяю готовность подразделений. Большинство личного состава не спит, готовится к бою, Небо незаметно светлеет, словно сгоняет с себя ночную пелену. Восток загорается красным заревом. Слабый утренний ветерок тихо колышет тяжелые стебли пшеницы, и они еле слышно звенят. Давно уже не было такого обильного урожая.
Не успевает солнце оторваться от горизонта, как над нами с ревом проносятся крылатые бомбовозы. Падают бомбы. Вперемешку рвутся фугасные и осколочные снаряды.
После минутного затишья гитлеровцы переходят в наступление. С наблюдательного пункта четко видно, как немцы, пренебрегая маскировкой, густыми цепями, уперев в животы автоматы, движутся к нашему переднему краю.
В разгар первого огневого удара по обороне полка к наблюдательному пункту подползает полковой комиссар 145-й стрелковой дивизии Николай Иванович Коншин. Не слушая моего доклада, протягивает для рукопожатия руку и вполголоса хвалит:
— Окопались и замаскировались отлично. Молодцы! Главное — устоять! Не пропустить фашистов! — Усталым движением Николай Иванович смахивает с колен налипшие комья земли и продолжает: — Рвутся, гады, к Москве. Наша задача — измотать их, а потом и разгромить.
Затем он переводит разговор на вопросы организации питания, подвоза боеприпасов, горючего, эвакуации раненых. Интересуется, как обстоят дела с доставкой газет и писем. Держит себя спокойно, уверенно, эта уверенность невольно передается и мне.
Сильный артиллерийский огонь прижимает наши боевые порядки к земле, и со стороны кажется, что все разбито, уничтожено. Но оборона живет, молчит, ожидая моего приказа.
Наконец приказ отдан, и всей своей мощью мы обрушиваемся на врага. Трудно передать ту радость, когда видишь, как яркими факелами вспыхивают танки противника. Стальные громадины с крестами на башнях сначала, растерявшись, ёрзают на месте, затем пятятся назад. Однако замешательство противника недолгое. Его танки снова устремляются вперед, ведут за собой пехоту.
Бой принимает затяжной характер. Старательно «обрабатывают» наши боевые порядки и артиллерийские позиции «юнкерсы». Положение осложняется. Правый фланг батальона капитана Юсупова начинает откатываться назад.
Не легче и нашему соседу справа. Он, как и мы, ценой больших усилий отбивает вражеские атаки.
— Ничто меня так не выводит из равновесия, как немецкая авиация, — говорит с досадой командир гаубичного артиллерийского полка 145-й стрелковой дивизии майор Курапин. Он умело управляет боевыми порядками своих дивизионов и успешно отражает вражеские атаки.
И с ним нельзя не согласиться. Самолеты противника безнаказанно «разгуливают» над нашими позициями: противовоздушной защиты у нас почти нет.
— В мирное время мы обучали бойцов отражать кавалерию, — невесело констатирует осипшим злым голосом начальник штаба полка майор Николай Павлович Маевский. — Попробуй теперь отбить эти стальные чудовища.
В глубине души я с ним согласен. Мало, ой, как мало успели мы сделать!
Немцы настойчиво атакуют позиции. Несмотря на очевидный перевес в технике и людях, им все же не удается прорвать нашу оборону. Неожиданно бой затихает.
В течение короткой летней ночи нам удается переместить на новые огневые позиции почти всю артиллерию, на прежних местах остаются ложные орудия. Усовершенствуется и передний край: глубже зарываются в землю бойцы, маскируются траншеи, размещаются в надежных , местах огневые точки, по мере возможности приближаются к боевым порядкам все пункты управления. Правда, слабое звено у нас, как и раньше, — противовоздушная оборона.
Для отражения танков мы имеем артиллерию, бутылки с горючей смесью, противотанковые гранаты и самое верное и надежное средство в бою — матушку-землю и маскировку.
Пока длится затишье, хочу допросить пленного. Выскочив из горящего танка, гитлеровец с перепугу потерял ориентировку: вместо того чтобы устремиться к своим, бросился в нашу сторону.
На допросе гитлеровец упрямо молчит и время от времени нервно выкрикивает: «Хайль Гитлер!». Видимо, пленный контужен, и мы направляем его в госпиталь.
С первыми лучами солнца противник с новой силой обрушивается на нашу оборону. Немного позже бомбовый и артиллерийский удар приходится на участок правого соседа. Совершенно ясно, что основное направление своего удара немцы нанесут вдоль шоссейной и железнодорожной магистралей, ведущих на Рославль.
В минуты некоторого затишья на командный пункт поступает донесение командира 1-го батальона капитана Воронова. В расположении боевых порядков батальона задержан неизвестный. Собирал сведения военного характера.
Приказываю препроводить задержанного ко мне. Арестованный без тени смущения предъявляет свои документы — партийный билет, удостоверение личности, орден Ленина, которого удостоен за финскую кампанию, и представляется: работник политотдела армии. Оказывается, он прибыл в полк по направлению, но в горячке боя не успел отрекомендоваться.
Я облегченно вздыхаю. Инцидент исчерпан. Не секрет, что в первые месяцы войны слухи о шпионах, засланных в наши войска, изрядно тормозили работу.
Гитлеровцы предпринимают новую атаку. Отдельным танкам и мелким группам пехоты удается вклиниться в оборону 1-го батальона капитана В.С. Воронова.
Заметив 45-миллиметровую батарею, вражеские машины устремляются к ней. Не растерявшись, хладнокровно выбирая цель, командир батареи коммунист лейтенант Жариков поочередно подбивает четыре легких танка противника, Но другие успевают проскочить в глубь обороны, проутюжив несколько окопов.
Комсомольцы рядовые Макеев и Иванов пропускают над собой танки и внезапным огнем из станкового пулемета уничтожают около взвода наступающей немецкой пехоты.
Около часа ведут неравный бой пулеметная рота младшего лейтенанта Г.П. Бляхерова и батарея капитана И.Г. Кулагина. Противник то откатывается назад, то вновь наползает густыми цепями.
Командир пулеметной роты коммунист Бляхеров, единственный оставшийся в живых, залег у станкового пулемета. Прицельный огонь его «станкача» заставляет гитлеровских пехотинцев попятиться, а затем повернуть назад. Уничтожено около двух взводов фашистской пехоты.
Мы тоже несем потери. Тяжело ранен командир батальона Воронов, но поле боя не покидает; отмахиваются от санитаров и легкораненые.
Прорвавшиеся в глубь обороны танки противника разгуливают по нашим тылам. Заместитель командира полка по тылу майор Бондаренко оперативно организует круговую оборону. Под его руководством бойцы отражают танковую атаку, при этом коммунист Бондаренко лично бутылками с горючей смесью поджигает два танка.
Упорное сопротивление и контратаки полка приостанавливают наступление противника, а затем вынуждают его отступить на исходные рубежи. Все подступы к обороне завалены разбитой техникой, трупами гитлеровцев.
Обстановка на боевом рубеже полка продолжала оставаться напряженной. Немцы непрерывно атаковали наш передний край.
Едва я успел переговорить с начальником штаба полка майором Маевским, как у наблюдательного пункта заметил командира дивизии генерал-майора Вольхина. Он выглядел уставшим, но был тщательно выбрит, подтянут. На груди привычно поблескивал орден Красного Знамени, полученный еще в годы гражданской войны.
Поздоровавшись, генерал кивком головы указал на-передовую.
— Жарковато?
— Так точно, товарищ генерал,— ответил я.
— Крепись, Иван Федорович!
Тут же генерал Вольхин дал указание с рассвета начать наступление на Васьково. Село стояло на важном танкоопасном направлении.
Трудно оценить огромное влияние командира на бойцов в тяжелые минуты боя. Это как живой родник. Спокойствие, уверенность, помощь и совет, сила воли, кажется, удесятеряют силы, воодушевляют на подвиг.
В эту ночь мне пришлось пройти не один километр окопов, траншей и ходов сообщения, проверяя готовность полка к бою и выясняя настроение бойцов и командиров. Большинство из них не спало. Кто поправлял окопы, кто чистил оружие, многие обсуждали события минувшего дня.
Мысленно я подводил итоги. Как показали первые бои, ячеечная оборона, вернее тактика большого рассредоточения, совершенно непригодна в условиях массированной техники: одиночество, разобщенность, отсутствие связи порождали в бою чувство неуверенности. Каждого из бойцов мучила тревога: на месте ли товарищи? В своих ли гнездах? «Управлять боем в разобщенных ячейках и гнездах почти невозможно,— заявляли и командиры. — Необходимо соединить их ходами сообщения».
Рытье траншей заняло у нас почти всю ночь. В часа три утра я доложил командиру дивизии генералу Вольхину о проделанной работе и попросил усилить зенитную артиллерию.
— Не могу обещать, товарищ Дрёмов, — вздохнул в ответ на мою просьбу командир дивизии.
Вконец измотавшись за эти сутки, не помню, как уснул. Разбудил меня тревожный голос адъютанта, народившего порядок на НП. Оказывается, связисты, дежурный, охрана и радисты — все спали как убитые.
Перед рассветом вместе с правым соседом мы начали наступление на деревню Васьково. Внезапный огневой налет и стремительная атака внесли замешательство в боевые порядки врага. Лишь изредка прорезали предрассветную мглу ответные пулеметные очереди. Противник в панике начал было отступать, но тут появилась немецкая авиация. Она густо, как саранча, повисла в небе, сбрасывая на боевые порядки полка сотни бомб. Нашей артиллерии пришлось замолчать. Зато активнее заработала немецкая.
В эти тяжелые дни не раз приходилось замечать, с какой надеждой красноармейцы смотрят в небо, ожидая своих краснозвездных соколов.
— Наша авиация, ребята, прикрывает важнейшие объекты и войска на первостепенных направлениях, — объяснял я, видя в глазах бойцов горечь и укоризну.
Бой разгорался. Несмотря на значительные потери, мы все же медленно продвигались вперед.
1-й стрелковый батальон старшего лейтенанта Петра Ивановича Агафонова умело отразил еще одну контратаку противника и захватил в плен около взвода гитлеровской пехоты, при этом командир проявил незаурядное личное мужество, его руководство боем отличалось твердостью и мастерством.
Необыкновенной силой воли, поразительной выдержкой отличился в бою пропагандист полка капитан Петренко. Раненный, он не покинул поле боя, ходил в атаку с батальоном капитана Юсупова, увлекая личным примером бойцов на подвиг.
Уверенно, смело руководил своим взводом в наступлении командир стрелкового взвода младший лейтенант Лапин. Ручными гранатами он уничтожил вражеский пулемет и тем самым обеспечил продвижение всей роты.
Дерзновенно, находчиво вели себя в схватке с врагом рядовые стрелкового взвода младшего лейтенанта Лебедева — Марьин, Якушев и Мишин. В одной из атак бойцы проникли в тыл противника, внезапно открыли огонь из автоматов и, определив огневую точку, подавили ее гранатами; воспользовавшись суматохой, взяли в плен немецкого офицера.
Не будь превосходства немецкой авиации, мы непременно овладели бы Васьково, стоящим на важном направлении. Но под напором превосходящих сил противника подразделения полка начали отход. Более всего я опасался, что фашисты начнут преследование. К счастью мои опасения не подтвердились. К исходу дня с незначительными потерями мы заняли прежние оборонительные рубежи.
Не успел я опомниться от дневных неудач, как последовал вызов к командарму. На душе было тревожно. Чтобы не опоздать, решил выехать еще засветло. Верховая лошадь ретиво неслась по изувеченным войной полям. То, что командарм вызывал меня не для наград, а для очередной взбучки, было совершенно ясно.
Генерала В.Я. Качалова нашел я возле добротной сельской хаты. Доложил о прибытии. Командарм нервно вышагивал по двору. Было заметно, что недоволен.
— Почему сорвали наступление? — сердито начал В.Я. Качалов. — Молчите?! Может, начнете утверждать, что мешают авиация, танки противника? Знаю. Но воевать надо умеючи. И следует выполнять поставленную задачу.
Началось совещание. Командарм внимательно, не перебивая, выслушал каждого из прибывших и после короткого обсуждения объявил: «Утром в наступление — и никаких «но».
Боевая обстановка в районе Рославль — Стодолище с каждым днем накалялась. Враг рвался к Москве и потому стремился окружить и уничтожить нас. Армия генерала Качалова дралась стойко и мужественно, хотя неудачи словно бы преследовали ее.
К себе в полк я возвратился вечером. На передовой было сравнительно тихо. Лишь кое-где вдали ухала артиллерия да высоко в небе кружил над нами неопознанный самолет. Изменений за мое отсутствие не произошло. Немцы как-то странно притихли и атак не возобновляли.
Командиру дивизии, генералу Вольхину, я доложил по телефону о боевом приказе командарма. Он выслушал меня и, помолчав, предупредил:
— Действуйте, Иван Федорович. Только, что касается зенитной артиллерии, — тут он сделал паузу и вяло закончил, — ее нам не дали.
Ночью немцы отдыхали. Правда, вечером, с наступлением сумерек, устраивали такие фейерверки, что мы только диву давались. Зачем?
— Товарищ комполка! Вас вызывает «верх». — Дежурный связист осторожно передал мне телефонную трубку.
— Алло! Алло! — донесся слегка измененный расстоянием знакомый голос начальника штаба армии генерала Егорова. — Через час получите распоряжение. Получение немедленно подтвердите.
Из боевого распоряжения штаба армии следовало: приказ о наступлении отменяется; предлагалось прочно закрепиться на занятом рубеже.
Ночь прошла тревожно: на нашем и соседнем участке не раз возникала артиллерийская дуэль с противником, но гитлеровцы не решились наступать. Шли восьмые сутки непрерывных боевых действий. Постепенно исчезла танкобоязнь, уверенней стали держать себя люди при налетах вражеской авиации. Привыкли и к свисту пуль, и к снарядным разрывам. Только с потерями невозможно было смириться. А они с каждым днем росли.
Приближался рассвет. Тускнели в небе звезды. Гитлеровские воздушные армады, словно по расписанию, появились над линией нашей обороны. Они спокойно разворачивались у нас над головами и пикировали на цель, засыпая ее бомбами. «Юнкерсов» строго по графику сменяли «фокке-вульфы». Не раз занимали исходные позиции танки, но затем почему-то отходили. Молчала и пехота противника. О наступлении в это утро не могло быть и речи, так как немецкой авиации удалось полностью парализовать нашу артиллерию.
Но бомбежка и артиллерийский налет закончились, и пехота противника под прикрытием легких танков начала атаку. Тотчас ожила наша оборона. Беглый огонь открыла полковая артиллерия. Пулеметные очереди перекликались с ружейными залпами.
— Ну и ну! — восхищался майор Кекешев, наблюдая за четкими, размеренными действиями истребителей танков из подразделений Юсупова и Агафонова.
Неожиданно танки изменили направление. Один из них перевалил через окоп, в котором, прижавшись к земле, лежали рядовые Иванов и Макеев. Не успели бронированные чудовища отползти, как вслед им под гусеницы вражеских машин полетели противотанковые гранаты.
Остервенело, не считаясь с потерями, враг лез на нашу оборону. В отдельных местах он потеснил подразделения красноармейцев, но закрепиться не смог. Как выяснилось позже, после допроса пленных, это наступали части гитлеровской дивизии «Великая Германия» и к вечеру мы их изрядно потрепали. За это нам была вынесена благодарность членом Военного совета армии бригадным комиссаром Колесниковым. Он довольно частенько появлялся в расположении полка.
Более десяти дней гитлеровцы прорывали оборону, пытаясь нас окружить и уничтожить. Однако, несмотря на упорные оборонительные бои, боевой дух красноармейцев возрастал. Был проведен ряд партийных собраний. Только за шесть дней ожесточенных боев в ряды партии вступило 80 воинов.
Вскоре обстановка в районе обороны полка и его правого соседа резко изменилась: исчезла авиация, стали редкими, а затем и вовсе прекратились атаки противника.
Стоял тихий июльский вечер, когда в расположение полка прибыл командующий армией генерал-лейтенант В.Я. Качалов. Он выглядел усталым, взволнованным. Уверенной рукой командарм набросал на рабочей карте графический приказ на отход. Через несколько минут он спешно отбыл к соседям.
Вскоре полк как бы осиротел: с участка был отозван гаубичный полк, несколько позже отошел и сосед справа, оголив правый фланг, опять прервалась связь с командиром дивизии.
1 августа в час ночи под прикрытием мощного артиллерийского огня подразделения полка начали свой плановый отход. Мы благополучно оторвались от противника и, постепенно наращивая темп ночного марша, двинулись к указанным рубежам. Короткая августовская ночь скрывала колонну.
С рассветом полк вышел к большой и ровной, как скатерть, поляне, окруженной лесным массивом. К сожалению, участок этот уже контролировался немецкой авиацией. Кроме бомб, фашисты сбрасывали листовки, в которых предлагали сдаться в плен. По их словам, вся 28-я армия была окружена.
Совершенно случайно в одинокой подслеповатой хатенке лесника я встретил члена Военного совета армий бригадного комиссара Колесникова, который в этой кутерьме абсолютно спокойно слушал доклад командира 149-й стрелковой дивизии генерала А.И. Захарова.
— А, товарищ Дрёмов, — кивнул мне Колесников. — Видите, на горизонте просматривается деревня Старинка? Наступать будем вместе. Начало атаки в 11.00.
Немцы усилили авиационные удары по нашим порядкам. В воздухе, сменяя друг друга, непрерывно висели 25—30 бомбардировщиков.
Штабы 729-го стрелкового полка и 149-й стрелковой дивизии расположились тут же, у кромки лесного массива. Мы с генералом Захаровым еще несколько минут обсуждали план нашей атаки.
— По вашему мнению, товарищ генерал, где сейчас командующий армией? — осторожно поинтересовался я у Захарова.
— Генерал Качалов со своим штабом двигался с правой колонной 149-й стрелковой дивизии. Она отходила правее нас в северном направлении. Связь со штабом армии устойчиво работала всю ночь и только на рассвете прекратилась. — Захаров говорил медленно, в раздумье.
— И когда немцы успели нас окружить?
— Трудно сказать, кто кого окружил.
Генерал неопределенно пожал плечами. Тень иронии мелькнула в его глазах.
— Фашисты пытаются окружить и уничтожить нас, но у них пока ничего из этого не выходит. Что же касается слухов, будто командующий армией генерал Качалов бросил группу и добровольно перешел к ним, это не что иное, как провокация, пропагандистский бред.
В 11.00 с наблюдательного пункта командира 149-й стрелковой дивизии в небо взметнулась серия красных ракет, известив о начале наступления на занятую фашистами деревню Старинка. Дружно поднялись в атаку редевшие подразделения, тесня гитлеровцев на западную окраину населенного пункта.
В первой половине дня мы продвинулись на 2—3 километра в глубь обороны противника и нанесли ему значительный урон. В ответ фашисты усилили авиационную обработку боевых порядков войск, тем самым приостановив наше дальнейшее продвижение.
Остаток дня прошел в кровопролитных боях.
В дневных жарких схватках я окончательно утратил связь не только с членом Военного совета, но и с генералом Захаровым. Положение усложнилось еще более, когда фашистам удалось прорвать наши боевые поряди и вклиниться вглубь.
Наступили сумерки, утихли артиллерийские и минометные залпы, исчезли в небе немецкие самолеты. Полковой разведке удалось нащупать свободные проходы в так называемом полном окружении. Обстановка для полка складывалась тяжелая: на исходе боеприпасы продукты питания, много раненых. Посоветовавшись с начальником штаба полка майором Николаем Павловичем Маевским, решили прекратить лобовые атаки и, воспользовавшись темнотой, совершить боевой маневр в неожиданном для врага направлении, обойти его заслоны с севера.
Оставив временное прикрытие, полк вышел из боя, почти полностью сохранив свою живую силу и боевую технику, и 4 августа присоединился к частям своей дивизии, расположившейся в лесах юго-восточнее Ельни.
Благодари высокой моральной выдержке командиров и подчиненных, которые в трудные минуты проявили невиданный героизм, мужество, стойкость, полки нашей дивизии, оборонявшиеся на важном стратегическом направлении, не дали противнику возможности продвинуться вперед, внеся тем самым свой вклад в срыв блестящего, с точки зрения германского командования, плана молниеносной войны.
