Так уж сложилось, что дедушки для меня существовали только в рассказах и фотографиях. Мамин отец сложил голову в болотах Ленинградской области в 1943 году, а папин хоть и довоевал до Победы, но поплатился здоровьем, и умер в возрасте 43 лет.
И тем не менее по праздникам мы ездили к дедушке. Он угощал нас курочкой, которую я не любила; но стоило перетерпеть, чтоб дождаться чая со сладким. В квартире было очень много книг и совсем не было игрушек. Чтобы развлечь меня, дедушка давал поиграть...со своим бритвенным набором, предварительно вынув лезвия. В квартире было скучно: взрослые вели непонятные разговоры, время еле тянулось.
Гораздо интересней было ездить летом к дедушке на дачу. Там можно было пить чай в яблоневом саду, объедать кусты смородины и малины, а вечером наслаждаться благоуханием высоких розовых и белых флоксов. На даче дедушка был веселее, чем в квартире, и мог даже пуститься в воспоминания о своем детстве. Родился он в совершенно невероятном 1903 году, и его рассказы о крестьянах и бароне казались сказкой. Очень жаль, что запомнилось мне совсем мало.
Илья Львович Левенсон родился 17 августа 1903 года на хуторе Рудзукрогс Межотненской волости Бауского уезда. Возможно, Рудзукрогс был трактиром, так как название это переводится как *Ржаной трактир*. Настоящее имя отца, видимо, было Лейба, так как я нашла в периодике времен Латвийской аграрной реформы объявление о передаче усадьбы Рудзукрогс в полное владение
Лейбы Левенсона /1922/; а затем сообщение о продаже им Рудзукрогса в 1924 году.
В Межотненскую волость семейство Левенсон перебралось из Украины, спасаясь от погромов. Изначально они жили где-то возле Львова.
Илья Львович рассказывал, что в школу отец пускал его только три зимы. Мальчику очень хотелось учиться, но отец сказал: «Считать, писать умеешь? А больше ничего жиду знать не надо. Куда такому быку учиться! Иди работай.» Илья Львович был большого роста, крупный парень. Дедушка окончил 6 классов неполной средней школы только в 1920 году. Из рассказов о работе осталась в памяти описанная Ильей Львовичем картинка, как они с отцом грузили на воз яблоки и везли в Ригу на продажу. Запомнилось, наверно, потому, что казалось удивительным: на машине от Риги до Межотне можно доехать за час, а на лошадке ехали целый день, а то и останавливались в пути на ночлег. Еще помню рассказ о работе на барона: нужно было ходить в имение и работать на молотилке. Работа требовала внимания и сил. Однажды Илье Львовичу попала в бедро какая-то ручка от молотилки, пробила большую дыру. Управляющий имением только отругал за неосторожность; и нога еще не зажила полностью, как уже снова пришлось вставать к той же самой машине.
20 февраля 1924 года Рижский городской воинский начальник признал Илью Львовича годным к строевой службе, и зачислил в Главное Интендантское Управление. Об этой службе нам ничего не известно, как и о том, каким образом Илья Львович в 1941 году оказался в Горьковской области, где и был мобилизован 14 августа 1941 года. 15 октября 1941 года принял военную присягу и с 9 декабря воевал в 94 артиллерийском полку, на должности младшего ветеринарного фельдшера, в звании старшины ветслужбы. Проведя детство и юность в крестьянских работах, Илья Львович хорошо научился управляться с лошадьми. Поэтому его взяли к артиллеристам, ухаживать за лошадьми, которые тянули пушки, а записали как ветеринара. Демобилизован 9 июля 1945 года.
Илья Львович получил медаль *За боевые заслуги* в 1943 году, медаль *За отвагу* в 1944 году, медаль *За оборону Москвы* в том же 1944 и *За победу над Германией*в 1945.
В июне 1944 года вступил в партию.
Во время войны в жизни дедушки случилась страшная трагедия – все его кровные родственники, около 15 человек, жившие в Бауском уезде, включая жену и детей, были погублены фашистами. После этого Илья Львович стал мрачным, суровым и замкнутым. Потеря близких выжгла душу...
После войны дедушка работал в Министерстве Сельского хозяйства Латвийской ССР, некоторое время даже был заместителем министра по хозяйственной части. Там с ним познакомилась моя мама, работавшая бухгалтером. Но *жадный жид*, как его за глаза называли сослуживцы, всем мешал. Не давал разворовывать народное добро....не терпел лжи, блата. Был «прижимист» и принципиален. Он не разбазаривал хозяйство, не брал взяток, с ним трудно было иметь дело.

По достижени пенсионного возраста, 60 лет, от Ильи Львовича поспешили избавиться. Но он хотел работать, и его перевели из Министерства в Управление Инкубационных станций, где бывший замминистра должен был чинить ящички для цыплят. В Управлении *упрямого и вредного еврея* все невзлюбили также, как и в министерстве. Ведь он по-прежнему ни с кем близко не сходился, и воровать никому не давал.
В то же Управление перешла работать и моя мама. Каким-то удивительным образом ей удалось найти путь к сердцу сурового ветерана; может, потому, что ее грызла вечная тоска по оставшемуся на поле боя отцу... Илья Львович стал заходить в кабинет бухгалтера не только в дни получки, но и просто поговорить, отвести душу. А затем стал приглашать нас в гости, и мы ездили всей семьей.
Так у меня появился дедушка. Впрочем, дедушкой я его называть боялась, звала по имени – отчеству. Киношного чуда не случилось, Илья Львович оставался человеком в общении тяжелым; я запомнила его постоянно мрачным и закрытым. Он никогда не рассказывал о молодости, о войне, полнейшим табу были расспросы о семье. В минуты добродушия можно было выудить рассказ о детстве, о высокомерных немецких баронах, злых управляющих и трудолюбивых крестьянах.
Здоровье Илье Львовичу досталось завидное, он прожил долгую жизнь; правда долголетие его не радовало. Он частенько повторял, что не собирается долго болеть: как только надоест жить, он просто перестанет есть. Попав в больницу на 93 году жизни, так и сделал, заслужив от персонала больницы еще один упрек во вредности и упрямстве. Да не привыкать.... 1 апреля 1996 года Илья Львович скончался.
Я бесконечно благодарна Илье Львовичу Левенсону за дом и сад на берегу красивейшей Латвийской реки Гауи, в котором мы живем с мая по ноябрь - это самый большой подарок, который я получала в жизни. Благодарна и за яблоки, и за ягоды, и просто за то, что он в моей жизни – БЫЛ.
Пусть это нехитрое повествование будет своеобразным памятником тому, кого при жизни за глаза я называла *неродной дедушка*, а теперь хотела бы назвать просто – ДЕДУШКА!