ЧИТАЕМ ВМЕСТЕ. НУ ОЧЕНЬ ИНТЕРЕСНО!
Купила хорошую книгу об обороне наших мест в 1942 году. Там есть часть, где описываются события в районе Армавира. Делюсь с вами содержанием отрывка. Кстати в боях участвуют моряки. А сама книга посвящена героям Краснознаменной Гвардейской морской части.
У КУБАНСКИХ ПЕРЕПРАВ
Под Армавиром, где река Уруп сливается с Кубанью, в небольшом леске у дороги шёл военный совет. Казалось, все повторяется, как прежде. Генералы понимали, что город будет оставлен, а Кубань, как и Дон, не станет тем рубежом, на котором кончится отступление.
— Где сейчас находятся ваши полки РС? — спросил командующий армией у генерала Назаренко. Получив ответ, командующий сделал вывод: — Значит, задержать своим огнём переправу войск противника вы не в состоянии. Будем искать другой выход.
— Думаю, что смогу задержать, — сказал Назаренко.
На этом участке у него был только морской гвардейский дивизион, который в штабе армии называли «Ростовским». Тогда ещё не было приказа о присвоении частям почётных наименований по названиям населённых пунктов, да и странно было бы присваивать их после сдачи очередного города. Но разные бывают сдачи городов!
О том, как две с половиной сотни моряков сутки держали под Ростовом авангард танковой армии, известно было во многих частях, и когда доносился слух о новом дерзком манёвре Арсеньева, говорили: «А, это те — ростовцы! Тогда не удивительно». Мало кто знал о том, что ростовцы дерутся под флагом «Ростова», да и не так уж важно было это совпадение. Значительно важнее было другое: все больше и больше появлялось полков, бригад, дивизий, в которых зрели внутренние силы для прекращения отступления. Эти части отходили с жестокими боями, цепляясь за каждый рубеж, считая его последним. О таких говорили: «Ну, эти не хуже шахтёрской дивизии» — или «Маневрируют, как ростовцы!»
Идея прочной обороны зрела в армии. Эта оборона, ещё пока не существующая, уже выкристаллизовывалась в ходе отступления. Сгущаясь вокруг отдельных стойких частей, она рождалась изнутри в ротах, батареях, эскадронах, опрокидывая убеждение о непреодолимости немецкого наступления. Важнее всего здесь был пример. Оказавшись рядом с недрогнувшим полком, другой полк тоже начинал драться так, будто отступать уже было некуда, а в следующем бою этот полк сам показывал пример стойкости и упорства. Каждый новый значительный рубеж тормозил катящийся вал немецкого наступления, предвосхищая новую, ещё более значительную задержку. Так было и здесь, под Армавиром.
Назаренко ясно видел процесс, происходящий в войсках. Так же, как и другие, он не надеялся остановить немцев на Кубани, но задержать их хотя бы на несколько часов было необходимо. Задержать во что бы то ни стало, и не только за тем, чтобы обеспечить возможность отхода основной массе войск, но и во имя будущего прекращения всякого отхода.
— До ночи можно удержать все переправы от Армавира до Невинномысска, — сказал генерал Назаренко на военном совете армии. — Это сделают моряки.
Командарм с сомнением покачал головой, но согласился. Назаренко вручил Рощину боевое распоряжение, а через два часа дивизион моряков уже вёл огонь по переправам.
На высоком восточном берегу накапливались машины и танки. День клонился к вечеру. Немцы стремились ещё дотемна перейти Кубань, чтобы на ночь закрепиться в Армавире и прибрежных станицах. Но в каком бы месте они ни пытались навести понтоны, всюду их встречал огонь гвардейских реактивных установок. Так было и у деревни Марьино, и южнее — в районе Убеженской МТС, и ещё южнее — у села Успенского.
В густом кустарнике, у реки, стояла боевая машина второй батареи. Педантичный, неторопливый Сотник пристрелялся к спуску дороги на восточном берегу. Он сам сел в кабину боевой установки, и, как только какая-нибудь немецкая машина появлялась на спуске к Кубани, Сотник передвигал рукоятку пульта управления на один контакт. Арсеньев возмутился, увидев эту стрельбу:
— Вы что? Бросаете одиночные снарядики? В бирюльки играете?
К реке спускался грузовик с понтоном. За ним шёл танк.
Сотник послал снаряд. Взорванный грузовик скатился с откоса, а танк поспешно повернул и ушёл за обратный скат.
— Понятно! — сказал Арсеньев. Он не любил признавать свои ошибки и просто отошёл, предоставив Сотнику продолжать «игру в бирюльки».
Батарея Пономарёва дала залп по переправе у хутора Вольного и пошла полным ходом на новое место. Пока противник обстреливал оставленную позицию, батарея, проскочив пять километров вдоль берега, уже вела огонь из деревни Марьино, а к тому времени, когда немцы снова начали наводить переправу у Вольного, Пономарёв, возвратившись на прежнее место, опять встретил их залпом.
Арсеньев дирижировал своим дивизионом, как хорошо сыгравшимся оркестром. Батареи били то по две сразу, то в одиночку, то отдельными боевыми установками. Они сходились, расходились, меняли позицию, все время передвигаясь вдоль берега. Вольный, Марьино, Убеженская, Успенское — все четыре точки переправ дивизион держал под огнём, маневрируя на больших ходах, как подлинный миноносец.
Морская пехота в районе Мясокомбината 23 января 1943 г.
От Армавира до Невинномысска — восемьдесят пять километров по прямой, а если ехать по шоссе, идущему с северо-запада на юго-восток почти параллельно изгибу реки, то будут и все сто. Переправа у Невинномысска тоже входила в участок, порученный Арсеньеву. Он решил послать туда первую батарею, которая только что взорвала Успенскую переправу. Арсеньев и Яновский посмотрели на карту. Примерно посередине пути от Армавира до Невинномысска лежит небольшое село Успенское. Здесь дорога удаляется от излучины Кубани и выходит к реке только у самого Невинномысска.
— Николаев будет в Невинномысске минут через сорок — пятьдесят, — сказал Арсеньев. — Ему уже послано приказание по радио… — Он задумался на мгновение. — Не нравится мне этот треугольник между рекой и дорогой. Сюда легко могут просочиться автоматчики с того берега. И авиация ещё может сегодня налететь. Вот что: пошлём Николаеву взвод ПВО — ПТО.
Яновский согласился, но он не мог не думать о том, что для Сомина этот рейд будет первым самостоятельным заданием. Справится ли он? Не растеряется ли, если встретится с какой-либо неожиданностью?
Яновский пошёл сам передать приказание Сомину. Оба орудия стояли невдалеке. Тёмные лица бойцов лучше всяких слов говорили о крайней усталости. Кое-кто из них лежал на траве. Писарчук пришивал оторванную подмётку. Сержант Омелин и ещё один артиллерист наблюдали за воздухом.
Увидев Яновского, Сомин подал команду «Смирно!», остановился в двух шагах от комиссара, подняв к козырьку забинтованную руку:
— Взвод ПВО — ПТО ведёт наблюдение за воздухом. Докладывает сержант Сомин.
— Чем вы сейчас занимаетесь, Сомин? Вы лично?
Сержант протянул тетрадку. Яновский перелистал её. На первых страницах формулы и схемы были нечётко начерчены дрожащим, неуверенным почерком, будто писал малограмотный:
«Ку равно Дк, делённому на Дб, Шу равно отношению Пс к Пб, помноженному на В…» На следующей странице: «Эллипс рассеивания». — Подчёркнуто красным.
Комиссар вернул тетрадку Сомину. Он понял все. Записи сделаны левой рукой. Этот парень — настоящий человек. Смертельно усталый, голодный, с раненой рукой, он находит время среди таких напряжённых боев, чтобы учиться.
— У меня для вас новость, Сомин. Сегодня прибыл приказ. Вам присвоено звание гвардии младшего лейтенанта.
Сомин растерялся от неожиданности. Тогда, на позиции в Шах-Назаровской, он подумал, что комиссар назвал младшим лейтенантом кого-то другого. Сержант не знал о том, что ещё две недели назад его в числе нескольких других младших командиров представили к званию младшего лейтенанта. Яновскому пришлось преодолеть немалое сопротивление Арсеньева. Теперь комиссар ещё раз убедился в своей правоте.
— Вам кто-нибудь помогает учиться?
— Лейтенант Земсков. Он сам предложил мне, товарищ комиссар. Только некогда, да и лейтенанта Земскова редко вижу.
— Старшего лейтенанта Земскова! — с удовольствием поправил Яновский.
Немцы в Армавире 1942г.
Сомин обрадовался за Земскова больше, чем за себя, но комиссар уже заговорил о другом:
— Вот что, Сомин. Сейчас тебе предстоит первое самостоятельное задание. Вот карта. Смотри!
Через десять минут обе машины взвода ПВО — ПТО въезжали в горящий Армавир. Войск здесь уже не было. Редкие жители перебегали от дома к дому. На площади у районного отделения Госбанка стояла полуторка, гружённая брезентовыми мешками. Прямо из окна второго этажа в машину бросали бумажные пачки. Из-за деревьев вынырнула пара «мессершмиттов». Полуторка тут же рванулась и, оставив облачко едкого дыма, скрылась в переулке. Самолёты пролетели.
Кто-то ударил кулаком по крыше кабины.
— Что такое? — спросил Сомин.
— Товарищ командир, — кричал Лавриненко, перегнувшись через борт, — остановитесь скорее! Деньги!
Сомин взглянул на мостовую. Из разорванных пачек торчали десятирублевки. Ветер шевелил новенькими бумажками.
— Давай вперёд, Гришин! — приказал Сомин.
Площадь Армавира и разрушенный памятник Ленину. 1942г.
Машины пересекли площадь. Подпрыгивая на разбитой мостовой, они выходили на окраину. Под косыми лучами заката что-то заблестело в пыли на дороге.
— А вот сейчас действительно станем! — Машина остановилась, и Сомин велел двоим бойцам подобрать консервные банки, которые кто-то обронил в спешке. Находка была кстати. Двое суток бойцы не ели ничего, кроме сухарей и каши из концентратов.
Дорога поворачивала на юг. Кубань скрылась за прибрежными деревьями. С каждой минутой Сомин чувствовал себя менее уверенно. Он все время опасался какого-нибудь препятствия, которое помешает выполнить задание. Препятствие скоро появилось. Мостик через речку оказался разрушенным. Пришлось ехать в обход по просёлочной дороге. Она уходила в сторону от шоссе. Где-то впереди раздалось несколько выстрелов.
Гришин остановил машину:
— Не туда едем, командир! Дорога ведёт на юг.
Сомин сверился с компасом. Слабо светящаяся стрелочка немного подрожала и остановилась.
— Разворачивайся!
Поехали назад, повернули направо, потом налево. Шоссе исчезло. Оно должно было находиться где-то на северо-западе. Но просёлочные дороги туда не шли. Коварно извиваясь, они все время уводили в сторону. Сомин решил ехать просёлками по компасу на юго-восток. «Где-нибудь выедем к Кубани».
Они ехали около получаса и наткнулись на хутор. На краю поля стояли три хатки и несколько амбаров. Одно окошко светилось.
Армавирский вокзал после бомбежки
Сомин послал Омелина с двумя бойцами разузнать дорогу. Посланные скоро вернулись.
— Здесь побывали немцы, — сказал Онелин.
— Как они сюда попали?
Омелин пожал плечами:
— Перебрались как-то. Ну, завёл ты нас, младший лейтенант! — Он иронически подчеркнул новое звание Сомина. — Пятеро немцев. Спрашивали насчёт «катюш».
— Что же ты мне сразу не сказал?
— А я и говорю, спрашивали. Потом дали хозяину по шее за то, что не знает, отобрали лошадей и ушли вон туда.
— А на шоссе как выехать?
— Тоже туда. На шоссе они и пошли.
— Ну, история! Что теперь делать?
— Ты и решай. Ты — средний командир, а моё дело маленькое. Я твой приказ выполню.
Сомин внезапно обозлился на этого чересчур исполнительного старшего сержанта. Он всегда так: скажете — сделаю, не скажете — не сделаю. Но тут же Сомин вспомнил о том, что он сам только что мечтал о твёрдом приказе командира. Как же, должно быть, трудно Арсеньеву в отрыве от опергруппы принимать самые серьёзные решения!
Наверху в машине бойцы о чем-то шептались. Неуверенность командира немедленно передалась им. Сомин понял, что если сейчас он не отдаст чёткого приказания, то авторитет его потерян. В критический момент эти люди, судьба которых зависит от него, могут не выполнить его приказания.
Из хатенки вышел человек. Его исподняя холщовая одежда белела на фоне кустов. Глухо гудели на холостых оборотах моторы машин. Из-за тёмной крыши выставились оранжевые рожки луны. Человек пошёл прямо по дороге и растаял во мраке.
Сомин вспомнил слова Земскова: «Худшее решение — это не принять никакого решения». Он резко одёрнул разговаривавших в машине:
— Прекратить болтовню! Лавриненко, ещё одно слово — и пеняйте на себя!
— А что, застрелишь? — нагло спросил Куркин. — Всех нас тут постреляют с таким командиром. Поехали обратно!
Белкин — постоянная опора Сомина — теперь молчал. Он понимал, что командир растерялся, и сам был зол на него.
Сомин сделал над собой усилие, чтобы не ответить Куркину. Он сел в кабину. Гришин неохотно поехал вперёд. Проехав не более двадцати метров, они увидели с краю у кустов что-то белое. Оно шевелилось. Гришин круто затормозил. Задняя машина чуть не налетела на переднюю. Из-за кустов вышел с ведром в руке тот самый человек с хутора, которого Лавриненко принял за информатора немецких разведчиков. Как ни тревожно было, все рассмеялись. Только Куркин не смеялся, он все ещё ворчал:
— Маскируется, подлюга! Для чего ему было ходить в кусты за цибаркой… Сейчас я его… — Он снял из-за спины карабин.
— Не стреляй! — взвизгнул Лавриненко. — Услышат!
Карты обороны Армавира
Белкин прикрикнул на них обоих. Куркин нехотя надел карабин за спину. Поминутно останавливаясь, машины продвигались вперёд. За каждым деревом Сомину чудились враги. Луна поднялась выше, и теперь автоматические орудия стали превосходной мишенью для автоматчиков, если они действительно прятались в кустах. Напряжённо прислушиваясь, Сомин ждал, что вот-вот раздастся очередь, но ничто не нарушало тишину. Скоро повеяло речным холодком, и неожиданно открылось шоссе. Гришин без приказания повернул направо и прибавил ходу. Теперь Сомин немного успокоился. «Раньше или позже шоссе приведёт в Невинномысск. Все будет в порядке. Не надо никогда впадать в панику, — говорил он себе, — вот найдём первую батарею, а возвращаться будем вместе».
О самолётах он и не думал. Опасность с воздуха его не тревожила. «Появятся — обстреляем. Дело привычное!»
Метров за двести впереди машины хлестнули с одной стороны дороги на другую цепочки трассирующих пуль. «Ну вот — дождались!» — Сомин вышел из машины. Снова затрещал автомат.
— Разворачиваться? — спросил Гришин.
— Стоять на месте!
К счастью, луна скрылась за облаками. Сомин оглянулся назад. Там тоже промелькнули трассирующие пули. Оставаться на месте было нельзя. Ехать — тоже некуда. Артиллеристы соскочили с машин. Никто не говорил ни слова.
«Они испуганы, — думал Сомин, — и верно — плохо. Куда сейчас деваться?» Он представил себе, как его бойцы прячутся по кустам, а на дороге горят обе машины. Так будет, если он немедленно, сию же минуту не примет решения. «Плохо без командира. Был бы хоть какой-нибудь лейтенант, пусть тот же Рощин или Баканов… Сейчас невидимые автоматчики подойдут спереди и сзади, перестреляют нас всех, как цыплят, или попадём в плен, чего доброго!»
— Товарищ младший лейтенант, чего мы ждём?
Этот вопрос Омелина вывел Сомина из оцепенения.
— Не ваше дело! Выполняйте приказание! — в душе Сомин был благодарен Омелину за то, что тот напомнил ему о его звании. «Я — младший лейтенант, какого мне ещё надо командира? Я сам отвечаю за людей».
— Какое приказание? — уже раздражённо спросил Омелин. — Ты ничего не приказывал.
Сомин вставил в гранату детонатор:
— Приказываю: Омелину с десятью бойцами занять оборону позади машины. Тютькин, Писарчук, Белкин — за мной! Остальным оставаться на машинах. Или нет: Белкин — останется тут. Отвечаешь за машину. Лавриненко — со мной.
Наступление немцев на Армавир
Вчетвером они пошли вперёд, держа в руках взведённые гранаты. Лавриненко все время икал. Машины, черневшие позади, казались теперь Сомину надёжными, как родной дом. Удаляться от них не хотелось, но, странное дело, с тех пор как Сомин принял решение, он успокоился. Даже когда снова застрочили автоматы, Сомин не растерялся. По его приказанию бойцы легли в канаву. И тут Сомина осенило: «Что же я делаю, дурак! Полез вперёд с тремя винтовками, когда у меня есть пушки. В Песчанокопской прорвались, а тут не прорвёмся?»
Он позвал своих бойцов, и они возвратились к орудию.
— Фу, мы думали — уже не вернётесь! — с облегчением вздохнул Белкин, когда Сомин подошёл к орудию. Теперь Сомин не терял времени:
— Орудия к бою! Видишь, Белкин, то большое дерево? Дай-ка туда очередь, деления на два правее. Садись сам за штурвал. Омелин! Развернуть орудие назад. В случае надобности открывайте огонь с ходу самостоятельно. Борта не опускать. Приготовились?
Короткая очередь снарядов ударила по кустам.
— Ещё очередь! Теперь вперёд!
Машины рванулись вперёд. Они беспрепятственно проехали километра полтора. Автоматные трассы мелькали далеко сзади. Сомин уже не терял присутствия духа. Остановившись, он снова обстрелял тёмные кусты, из которых вылетали малиновые многоточия.
Мост в ст.Прочноокопскую 1942г.
Впереди, за поворотом шоссе, послышался ровный гул мотора. Какая-то машина приближалась на большой скорости. Белкин с тремя бойцами был немедленно выслан вперёд, чтобы забросать врага гранатами, если не удастся поразить его из орудий. Тонкие стволы автоматических пушек повернулись и застыли, готовые открыть огонь, как только машины покажутся из-за поворота, но стрелять не пришлось. Гул мотора затих. Издали донёсся громкий командирский окрик:
— Не стрелять!
Сомин узнал голос Земскова. Но каким образом Земсков появился со стороны Невинномысска? Ведь он остался в дивизионе под Армавиром!
http://iskatelklada.tuapse.ru/...мавир3.JPGИз-за поворота выехала полуторка. Это действительно был Земсков. Сомин бросился навстречу своему бывшему командиру, однако Земсков меньше всего был расположен к дружеским восторгам.
— Шляпа! — сказал он. — Где вас носило? Зачем свернули с шоссе?
Оказалось, что вскоре после отъезда Сомина из части было получено сообщение о сдаче Армавира. Радиосвязь с Николаевым установить не удалось, и Арсеньев послал за первой батареей разведку. Разведчики проехали по шоссе в то время, когда Сомин блуждал по просёлочным дорогам. Они осторожно перебрались вброд через речушку около взорванного моста и благополучно доехали до Невинномысска. Теперь первая батарея возвращалась вслед за машиной разведки. Сомин рассказал Земскову обо всем, что с ним произошло. Он ждал похвалы или, по крайней мере, сочувствия, но Земсков остался недоволен своим учеником: не заметил брода и поехал в обход, заблудился среди просёлочных дорог, потерял много времени зря. Хорошо, что в конце концов принял верное решение.
— Ладно, в другой раз будешь умнее. А сейчас задача гораздо более сложная. Мы ведь отрезаны от дивизиона.
Теперь Сомин уже ничего не боялся. Вместе с Земсковым, да ещё с батареей Николаева в придачу, он готов был ввязаться в бой хоть с целой дивизией.
— Напрасно радуешься, Володя, — Земсков зажёг фонарик и, прикрывая его ладонью, принялся рассматривать карту. Подошла батарея Николаева.
— Прошу любить и жаловать! — весело сказал комбат. — Ни одного снаряда нет. С чем будем пробиваться? Одна надежда на твои пушчонки, сержант Сомин.
— Не сержант, а младший лейтенант, — поправил Земсков.
— Младший лейтенант? Запомним. Если останемся живы, с тебя пол-литра, морячило!
— Какой я моряк? — грустно ответил Сомин. — Вот, старший лейтенант ругает. Говорит, плохо действовал…
— Земсков — старший лейтенант? — обрадовался Николаев. — Вот здорово! С тебя — литр — не меньше. А ты, Сомин, не отказывайся, когда называют моряком. Значит, заслужил. А ну, поехали, братцы.
У Николаева было на редкость хорошее настроение. Ему удалось взорвать переправу, когда на неё вступили немецкие танки. Подразделения пехоты, уже перебравшиеся на левый берег, он смел огнём прямой наводкой и ещё успел положить удачный залп по противоположному берегу, где скопились машины и танки.
— Я думаю, поедем просёлками, где плутал Сомин, — предложил Земсков. — Как считаешь, Павел Иванович?
Николаев согласился:
— Только смотри, Володя, опять не напутай!
Звезды уже начали меркнуть, когда они выехали к тому месту, где Сомин свернул с шоссе. На дорогах пыль стояла стеной. Немецкие части густым потоком шли на станицу Лабинскую, минуя Армавир.
Остановившись за кустами, моряки долго следили за движением колонны врага. В нескольких метрах от них, лязгая гусеницами, ползли танки. За танками прошли понтоны и орудия, потом потянулись грузовики с пехотой. Все это тонуло в непроницаемой пыли, из которой временами доносились отдельные выкрики по-немецки.
Когда шоссе опустело, Николаев кивнул Земскову:
— Пора!
Полуторка разведчиков рывком выскочила на дорогу и нырнула в пылевую завесу, поднятую прошедшей колонной. Следом двинулись остальные машины. Они догнали немецкую колонну и пристроились к ней вплотную. Это был единственный выход. До Лабинской оставалось километров шестьдесят. Немцы ехали быстро, а моряки не отрывались от них ни на шаг. Иногда у дороги мелькали цветные фонарики патрульных, но никому из них не приходило в голову, что вместе с немецкой колонной на Лабинскую движется одиннадцать русских машин.
Только раз, когда колонна почему-то остановилась, какой-то унтер-офицер, чихая и отплёвываясь от пыли, приблизился к машине Шацкого. Видимо, этот немец ехал впереди и теперь воспользовался остановкой, чтобы повидать своего приятеля. Огромный «студебеккер» под чехлом немец принял за понтон. Он никогда в жизни не видел «катюш».
— Oh! Pontonen! (О! Понтоны! (нем.)
Шацкий приоткрыл дверцу. Немец заметил на ней белый якорь:
— Kriegsmarine! (Военный флот. (нем.)
Шацкий не стал тратить времени на объяснения. От удара здоровенного кулака кочегара любознательный унтер-офицер, не пикнув, растянулся в пыли. Ему тут же заткнули рот паклей, которой протирают спарки, скрутили руки и ноги морскими ремнями. Дальнейший путь он проделал под чехлом боевой машины.
Уже светало, когда голова немецкой колонны втянулась в Лабинскую. Не доезжая нескольких километров до станицы, моряки оторвались от колонны и свернули налево по просёлочной дороге. Благодатная пыль скрыла этот манёвр.
Восстановление разрушенного Армавира
«Только бы найти переправу через реку Лабу!» — думал Земсков. Никаких мостов, судя по карте, здесь не было. Броды на топографических картах обычно не отмечаются. Но все-таки разведчики обнаружили брод. Его нашёл Журавлёв, который заметил посреди реки телегу. Вероятно, её обстрелял самолёт. Впереди телеги лежали трупы лошадей, не полностью покрытые водой. Полуторка Земскова осторожно переехала через реку. Вслед за ней прошли остальные машины. Уже будучи на левом берегу, моряки услышали на севере залпы реактивных установок. Через полчаса Земсков, ехавший впереди, наткнулся на огневую позицию одного из дивизионов гвардейского полка подполковника Могилевского.
— Ваши — севернее, — сообщил командир батареи. Он с изумлением смотрел на покрытых пылью, обросших, весёлых моряков и никак не мог поверить, что они шли полсотни километров в хвосте немецкой колонны...
Юлий Лазаревич АННЕНКОВ. ФЛАГ МИНОНОСЦА. Читать полностью:
https://www.litmir.me/br/?b=1767&p=1Использованы фото из свободного доступа в интернете.
Читать статью с фото:
https://ok.ru/ira.zentsova/statuses/153874683426257 