«У дома есть ноги, лицо, лоб, череп»Интервью с антропологом Альбертом Байбуриным
<...>
Книга о советском паспортеСерьезный поворот произошел тогда, когда я обратился к рассмотрению реалий советского быта. Меня издавна интересовало странное отношение людей к документам. Почему, особенно в советское время, им придавалось такое гипертрофированное значение? Человек без паспорта не мог нормально существовать. Его наличием или отсутствием определялись условия жизни, социальная мобильность и многое другое. Я решил всерьез заняться паспортом, что было в определенном отношении продолжением интереса к ритуалам. Бюрократия — очень ритуализованная сфера жизни. Вместе с тем это совсем другое поле, специфический материал, неизвестные или смутно известные исследовательские контексты.
Меня интересовало, каким образом человек воспринимает и подстраивает под себя навязанные ему паспортные характеристики, как это влияет на его индивидуальную идентичность. Вот, например, студент сдает свою работу — как он подписывает ее? Фамилия, имя, отчество или имя, отчество, фамилия? Чаще всего по схеме ФИО. Почему? До революции последовательность обращения была иной: имя, отчество, фамилия. Другого и не допускалось. Индивидуальность выражается прежде всего в имени. Затем, начиная с 1920-х годов, стало возможно и другое, а по Положению о паспортах 1940 года стала возможна только последовательность фамилия, имя, отчество. Причина — изменение отношения к человеку: в советское время на смену индивидуальности и единичности пришли списки. В ставших обычными ситуациях перечислений и перекличек люди различаются не столько именами, сколько фамилиями, на которые был перенесен акцент, поскольку в различного рода списках и картотеках обычно принят алфавитный порядок перечисления по фамилиям. Однако сейчас и вне списков используется ФИО. Печально. Ахматова, кажется, говорила о том, что она определяет по обращению к ней в письмах, какой человек ей пишет: советской выучки или человек, воспитанный в прежних традициях.
Постоянное, то есть «документное», имя человек получил далеко не сразу. Более того, когда происходила паспортизация, то обнаружилось, что многие не имеют постоянного имени. Создавались комиссии по присвоению документных имен. Примерно такая же история и с возрастом: многие не знали своего точного возраста. До 1940 года это и не требовалось, в графе «возраст» указывался только год рождения. Здесь еще сыграло свою роль то обстоятельство, что в 1918 году была проведена календарная реформа, и люди часто путались, высчитывая дату рождения. К тому же во время революционных событий многие архивы были сожжены и метрические книги утрачены.
Еще более интересная история произошла с «национальностью». Слава богу, такой графы в современных паспортах уже нет, хотя ее отмена вызвала большое недовольство тех, кто видел в национальности опору своей идентичности. Ее нередко называли «пятой графой», но в паспорте она никогда не была пятой, под таким номером она была лишь в форме № 1 — документе, который заполнялся в качестве заявления на выдачу паспорта. Эта категория вводилась с огромным трудом, и не только потому, что она пришла на смену вероисповеданию. Для многих не было актуальным, кто они по национальности, — в дореволюционных документах и даже в переписях она не фиксировалась. Обычно было так: если ты православный — то русский, а если лютеранин — то немец, ну и так далее. Но с введением советских паспортов в сознание людей внедрялась необходимость иметь определенную национальность, полное документное имя, точный возраст и другие характеристики.
Советский паспорт появился только в 1932 году, а первые 15 лет новой власти его не было. Прежние паспорта были отменены. Ленин считал паспортную систему инструментом закабаления народа. В начале 1930-х годов ситуация изменилась. Результатом раскулачивания стал страшный голод, огромная масса сельских жителей ринулась в город, потому что только там можно было найти хоть какое-то пропитание. Именно в это время, когда все могло рухнуть, вводятся паспорта. Паспортизация проводилась для того, чтобы остановить поток людей, очистить крупнейшие города от «нежелательных элементов». Казалось бы, этот поток можно было остановить более привычными для большевиков способами, но вместо этого вводятся паспорта. Этим нетривиальным ходом решались сразу две проблемы: во-первых, голодное население из требующих превращалось в просящих, а во-вторых, после пятнадцати лет полной неразберихи вводилась система учета. На первом этапе главное в паспорте — графа «социальное положение». Паспорт должны получить только социально близкие. Все остальные будут выселены. Те, кто сомневался в «чистоте» своего происхождения, бросились добывать необходимые справки и переписывать свои биографии. В этой ситуации паспорт стал знаком принадлежности к числу «своих» и разрешением на проживание в городах.
Категория национальности приобрела значение несколько позже. Вначале она просто фиксировалась со слов владельца паспорта. Так продолжалось до 1938 года, когда было введено положение об определении национальности по национальности родителей. Так было сделано потому, что шла так называемая польская операция и впереди маячила война: неслучайно новое правило затронуло прежде всего поляков и немцев. Чекисты подозревали, что многие из них приписывали себе другую национальность. Их не устраивал прежний порядок определения национальности со слов получателей паспортов. Требовались какие-то доказательства принадлежности к той или иной национальности. Остановились на национальности родителей. Примечательно, что вводится это новое правило секретной инструкцией, то есть население не было оповещено об изменении порядка определения национальности. Так происходило почти со всеми паспортными распоряжениями, публичной была лишь малая часть постановлений. Каким образом вели себя люди в этой ситуации хронической нехватки информации? Конечно, существовали паспортистки, которые говорили, что правильно, а что нет. Кроме того, некоторые из них сами записывали в паспорта, как им казалось, «настоящую» национальность получателя. В архивах можно обнаружить папки писем в Верховный совет и другие органы о том, что в паспорт записана «неправильная» национальность. Окончательно известно о постановлении 1938 года стало только после публикации Положения о паспортах 1953 года. Все пятнадцать лет считалось, что действуют прежние правила, по которым национальность фиксировалась со слов владельца паспорта, отсюда и это огромное количество писем. Поскольку многие национальности приобрели стигматизирующий характер, было придумано много способов обретения приемлемой и прежде всего неопасной национальности.
Рукописный игрушечный паспорт Оли Фоменко, 1962 год
Фото: Arzamas/Семейный архив Сергея Фоменко
В ситуации информационного голода формировалось второе, неофициальное право. Основой для него были реальные и воображаемые диалоги с властью. Люди делились между собой опытом и слухами о том, как надо и не надо поступать в том или ином случае. С этой точки зрения интересна, например, процедура фотографирования на паспорт. Фотографии были введены только в 1937 году, причем не только потому, что не было фотобумаги. Скорее это было связано с тем, что прежде паспорт рассматривался не как идентификационный документ, а как свидетельство о социальном положении. Когда ввели обязательную фотографию, ситуация скрытых правил была уже привычной — ведь не может быть, чтобы не было никаких правил, — и стали сочинять правила фотографирования сами. Официальное требование касалось только размера фотокарточки и положения лица, но считалось, что для фотографирования обязательно нужны строгая одежда, скромная прическа и особое выражение лица — отсутствие мимики и взгляд честного советского человека, то, что в то время называлось «сделать морду кирпичом». Разумеется, все это происходило не без участия фотографов, которые считались посвященными в неведомые правила. Так постепенно разворачивалась картина того, как человек взаимодействует со сферой официального. Итогом стала недавно вышедшая книга о советском паспорте, где рассматривается и много других вопросов.
Читать текст и смотреть иллюстрации 