Павел Петрович Афанасьев

Александра Владимировна, присоединяюсь к словам благодарности Михаила - очень очень ждем продолжения и очень благодарны за Ваш Труд! Уверен, что Вам благодарен и сам Павел Петрович - без Вашего участия огромный пласт информации о его жизни, труде, подвиге - все было бы утрачено и забыто!

продолжение


Начальником уезда стал бывший прохоровский помещик Николаенко. Организована была полицейская государственная стража во главе с кавказским дворянином грузином Муладзе. Явился небезызвестный полицейский надзиратель С.Н. Малыхин (из села Шипы), он надел мундир и погоны капитана, нацепил шпоры и кокарду, занял пост пристава. Комендантом города стал зять Витовского, расстрелянного владельца имения в Рудавце дворянин Дмитриев. Помощником начальника уезда стал Толмачев, начальником городской стражи стал А. Чехов. Во главе дворянства стал Е. Лукин. Вышли на сцену бывшие думские дельцы, купцы и другие. Они отслужили молебен на площади. К этому времени выкопали трупы расстрелянных в 1918 году местных воротил. Один из офицеров стал говорить речь: «Господа! Перед нами лежат мученики!». В это время поп Смоленской церкви Павел Косминский затянул: «И сотвори им вечную память…». Певчие пропели «Со святыми упокой!» Поп поднял глаза к небу и начал: «Отцы и братья во Христе! Мы избавились от Советской черни, неграмотных лапотников, перед нами люди культуры и света!» В это время учитель Зайкин почувствовал, что кто-то близко шипит: «Сбрось, сволочь, картуз!». Плюгавый офицерик схватил его за шиворот и потащил. «Культура» повела Зайкина в комендатуру и дала ему 20 шомполов. Туда же привели Прокофия Щербакова и дали ему 30 шомполов. Это было введено Муладзе, Малыхиным и Толмачевым в систему расправы над населением.
Штаб белых разыскал старых писарей воинского начальника В.И. Зюкина и Польшикова и приказал составить мобилизационный план для призыва в белую армию от 18 до 35 лет. Зюкин спросил Польшикова, когда они остались одни в отдельной комнате штаба:
- Ну, как будем? – Польшиков прикусил губу.
- Как? Дадим по старому плану, только наоборот
- Значит, начнем с дальней Краснянской волости? А ближних напоследок. Чуда пусть ждут. Они в хорошие времена без палки не являлись.
План был штабом белых принят и разослан.
Явились пятеро офицеров и человек 60 из волостей. Мобилизация повисла в воздухе. Приказано было государственной страже «шелохнуть». Та выехала в села, но явка как канула в воду. Поступавших с фронта пленных красноармейцев, после всяческих унижений, снова гнали на передовую, но уже против красных.
Были призваны в комендатуру все портные города. Им была задана задача – изготовить в одни сутки 800 красных погон из своего материала. Когда портной Непомнящий заикнулся: «Где же взять материи?», ему влетело несколько зуботычин. Обыватели все лишились хороших сапог и валенок, их снимали на улице. Штаб белых вспомнил о предстоящей зимней кампании, и ресурсами снабжения считал обирание встречных.
Появились гаденькие плакаты, на одном из которых висел Исаков на столбе, на другом Афанасьев, на третьем святой великомученик Георгий Победоносец на коне по-казацки, с большим чубом, копьем колол змея. Подпись гласила «Поражение большевизма».
Пьянство, широкая жизнь за счет обывателей, ночной разврат развернулись вовсю. Насилие и злоба затмила все, но дошел слух, что дело скверно, белые бегут от Орла. Через несколько времени появились и первые ласточки. Ехали попы, за ними тянулись купцы, через некоторое время все шоссе было запружено беженцами. Обоянцы заерзали. Прошел слух, что идут латыши, китайцы и татары, всех режут – никому пощады! Нависла тяжелая растерянность. Начались сборы и обоянцев, которые не переваривали большевиков. Дул пронзительный ветер с крупой. Пришел ноябрь.

продолжение

В это время в тюрьме томилось около 60 человек, взятых по подозрению в сочувствии советской власти, сельские активисты, бывшие председатели комбедов и несколько коммунистов.
Заключенные знали, что их песня спета, они начали готовиться к смерти, но решили, что если придется умирать в камерах, не даться и биться, кто чем может.
Они знали, что от Орла до Обояни недалеко, и белая армия, отступая, будет скоро тут, и начнется расправа с ними. Этот вопрос обсуждался мучительно и беспрерывно.
Ночью31 октября в тюрьму явились Фурман (бывший следователь), Муладзе, инспектор Вехин и наметили людей к расстрелу. Вывод арестованных из тюрьмы решили провести под видом эвакуации. Ночью 1 ноября внезапно отворяется дверь и раздается дикий крик «Вста-в-а-й!!». Заключенные встали. Они увидели в коридоре государственную стражу во главе с Муладзе и офицерами добровольческой белой армии. Некто в черном держал список. Наступила жуткая тишина. Раздался голос:
- Антон Емельянович Лунев!
- Выходи, - заорал Муладзе, потрясая нагайкой. Государственная стража взяла винтовки наперевес. Офицеры добровольческой армии обнажили со звоном блестящие шашки.
Из среды заключенных протискался мужичок в зипуне и лаптях и стал в дверях. Глаза его глядели на Муладзе спокойно, бледное лицо его не дрогнуло.
- Ты коммунист!? –заорал Муладзе.
- Коммунист, - ответил Лунев.
- В коридор! – Муладзе ткнул его плеткой в бок. Тот пошатнулся и шагнул вперед. Раздался снова голос:
- Петр Кузьмич Михайлов!
-Я, - ответил голос из угла и вышел высокий рыжебородый крестьянин. Его голубые глаза остановились на Муладзе. Потом он с холодным спокойствием оглянулся назад.
- Что, сволочь, поглядаешь, коммунист,- закричал Муладзе.
- Коммунист, - ответил тот.
- Сюда.- Снова голос:
- Дмитрий Степанович Лустин!
- Я, – и вышел небольшой мужичок из Казацкого.
- Ты?
- Сочувствующий большевик!
-Сюда, - указал Муладзе плеткой. Снова монотонный голос:
- Михаил Семенович Астахов!
- Я!
- Ты был кем?
- Председателем в селе.
- Расстрелять, - крикнул Муладзе.
Их вызвали 22 человека: 5 зоринских, одного быкановского, одного драчевского, 4 хотмынских и остальных из разных сел.
Всех вывели во двор. Из женского отделения вывели учительницу Ольгу Лебедеву и присоединили к группе.

продолжение


Перед тюрьмой стояла в полутьме цепь. Конвоиры окружили всех, конные офицеры по бокам с обнаженными шашками теснили всех в ряд.
Вышли на Первомайскую и пошли по улице Троцкого. Тишина. Обыватели крепко спали, закрыв наглухо ворота.
У одного рассупонился лапоть, ему наступали на веревку, он падал, его толкали под бока дулом ружья, и он шел и снова падал.
Дошли до станции.
- Здесь - мелькнула мысль.
- Нет – повели дальше через железную дорогу вниз.
- Ага – в сарае, что на лугу. Прошли мимо.
- На поле возле моста – теперь понятно. Лебедева оглянулась назад. Ее увидели все и поняли без слов. Вырисовывалась белая даль и контур длинного моста.
- Стой! –раздался голос Муладзе. Он слез с лошади, к нему подошли офицеры. Они отделились и пошли к реке. Скоро стали слышны резкие звуки долбления льда.
Значит, могила с вечера была готова, но замерзла. Минут через пять раздался голос Муладзе:
- С правого фланга пять человек вперед марш.
Стража быстро отделила пятерых и Лебедеву и повела. Остальная стража, держа ружья у ног, глядела в оба на оставшихся. Вдруг блеснул ослепительный огонь, раздался залп.
Конвой нервно оглянулся назад. Вдруг все рванулись кто куда, давя друг друга. Лапти сбивали скользящие сапоги. Падали, опять понимались, бежали. Заухали в беспорядке выстрелы. Ноги несли каждого, как на крыльях. Месяц осветил весь луг. Черные точки двигались по снегу в разных направлениях. Река, черная, не замерзшая, стала впереди. Что река – за ней свобода, жизнь. Всплеск, и на другом берегу.
- Стреляй – крикнул Муладзе. Еще выстрелы, и все стихло. Бежал каждый кто куда, и в душе чувствовалась свобода.
На месте осталось трое расстрелянных, двое убежало, два убитых при побеге, утром нашли замерзшего. Впоследствии выяснилось, один пропал без вести.
Матвей Тимофеевич Плетнев (из Асеевки Казацкой волости), раненый в спину, прибежал в Афанасьево и попал к председателю Терентию Афанасьеву. Тот положил его за печкой. Стоны обратили внимание пришедшего белого каптенармуса.
- Дядя, - сказал он – это с расстрела человек ушел. Сумеешь, сбереги, я ничего.
Пришел утром местный стражник.
- Это что, беглец? – и вынул шашку. Председатель загородил дорогу.
- Может и не он. – Вмешался сын, но стражник неистовствовал и стал грозить и сыну и отцу. Но Терентий Афанасьев бывалый человек. Он уперся:
- Власти разберутся, я его доставлю в Обоянь
- Тогда я повезу – сказал стражник. Председатель ответил:
- Нет, я сам доставлю, с меня будет спрос. – Утром отвез его в больницу, где сдал раненого, и на него никто не обратил внимания, мало ли привозили раненых. Впоследствии Плетнев умер дома.

Александра Владимировна, большое вам спасибо! В Курском архиве сохранился акт обследования обоянцев расстрелянных в 1919 г. на реке Псёл. Это ГАКО. Ф Р-2530. Оп. 1. Д. 7. Прикрепляю.