НЕМЕЦКИЕ БИОГРАФИИ

"
Публикации российских СМИ

20 августа 2005 г.
Главный учитель.

В его кабинет на видном месге висит подаренная светленскими лицеистами репро­дукция картины русского передвижника Богданова-Бельского "Устный счет". Крестьянские ребятишки в жалкой одежонке постигают азы арифметики в деревенской школе-избе.

- Эту картину, - перехваты­вает мой взгляд Леонид Эдуардович, - я по­весил, чтобы наглядно было видно, какой колоссальный путь прошло отечественное образование с позапрошлого века по сегод­няшний день,

С российским образованием все ясно. А вот какой путь прошел сам хозяин каби­нета? Думается, не менее колоссальный, ведь ему, мальчишке из бедной немецкой семьи спецпоселенцев, удалось дорасти до должности "главного учителя" области.

Мамин подвиг

Свою родословную Леонид Глок, как почти всякий россиянин, знает не очень хоро­шо. Ну, разве что до третьего колена - до ба­бушки и дедушки по материнской линии. Бы­ли у него попытки копнуть поглубже, но един­ственное, что удалось выведать в архиве Са­ратовской области, откуда в канун Великой Отечественной были сосланы в Сибирь его родные, так это то, что мама, Аполлония Иоганесовна Крайс, и известный томский ученый Андрей Петрович Дульзон корнями из одной деревни. По рассказам бабушки и мамы он предполагает, что род ведет отсчет с тех са­мых немцев, которые откликнулись на призыв российской императрицы Екатерины и прие­хали осваивать плодородное Поволжье. То есть были, скорее всего, хлебопашцами. Не­богатыми, очень-очень трудолюбивыми и многодетными: его мама, например, была шестнадцатым ребенком в семье.

Маме выучиться не удалось: одну только осень походила в школу и оставила - нечего было одеть-обуть. Работала "в лю­дях" - нянчила младенцев, стирала белье. Рано вышла замуж, родила девочку, но ско­ро потеряла и мужа, и дочь - обоих унесла из жизни тяжелая болезнь. Второй муж, Ген­рих Генрихович Глок, уговорил ее уехать в Донбасс, где оба работали на шахте. В 39-м родился сын Виктор, а в августе 41-го Ген­рих, как и большинство советских немцев-мужчин, загремел в трудовую армию, где и сгинул бесследно. Аполлонию с крохотным сыном волна насильственного переселения занесла в деревню Першино Кривошеинского района. Зимой валила лес, летом его сплавляла. В возникающие паузы вкалывала на кирпичном заводике. Без выходных, от­пусков и отгулов. Как все в деревне. Только еще раз в месяц ходила за 35 километров в районную комендатуру отмечаться. Пеш­ком. В любую погоду. Туда и обратно...

После войны стало чуть-чуть полегче. Встретила парня. Полюбила. Собирались по­жениться, но его мать была категорически против: потенциальная невестка старше же­ниха да к тому же с "довеском". Свадьба не состоялась, зато родился сынок, Леня. Так и рос Леонид в одной деревне - это был уже Старый Ергай все того же Кривошеинского района - рядом с семьей родного отца. Мать ему рассказала про папу, но просила мол­чать: все-таки у того законные жена и дети, надо пощадить их чувства. Вот и выходили такие казусы, что в малокомплектной шко­ле, где первый и третий классы занимались в одной комнате, единокровные братья Лео­нид и Ромен сидели за соседними партами, Только Ромен тогда об этом не догадывался и узнал правду спустя десятилетия, когда отец уже умер и его вдова открыла детям "страшный" секрет, Взрослые Леонид и Ро­ман встретились как родные и до сих пор поддерживают теплые отношения, хотя Ро­ман давно уже живет в Германии,

- У меня нет никакой обиды на отца, - признается Леонид Эдуардович. - Так сложи­лось, что он не мог помогать нам материаль­но, ему нужно было кормить свою семью. Человеком он был талантливым: с золотыми руками, начитанный, склонный к философ­ствованию. Я, конечно, завидовал его детям, что у них такой отец. Но претензий у меня к нему, правда, нет. Жизнь есть жизнь, в ней всякое бывает. А мама, я считаю, совершила настоящий человеческий подвиг: в тяжелей­ших условиях не сломалась, выжила, вырас­тила нас с братом Виктором и настояла, что­бы мы получили образование.

Честь с кулаками

- В детстве я был драчливым, - смеет­ся Леонид Эдуардович. - Но дрался только по делу. Меня, например, очень обижало, когда ребята дразнили "суразом" (безот­цовщиной) или "фрицем". Чуть услышу - сразу в зубы. Так и отучил. А в школе уже не приставали: я был одним из первых учени­ков, брал интеллектом.

Нет, был еще один случай, когда чеса­лись кулаки. В 58-м, он тогда был первоклас­сником, начальство приказало матери сроч­но выметаться из комнаты в бараке: нужно было освобождать жилье для какого-то оче­редного деревенского служаки. Дело проис­ходило ранней весной, когда на улице лежа­ли сугробы. Идти было некуда. Старший брат подговорил друзей, и они решили силой за­щищать свои "квадраты". Леонид выразил готовность встать в живую "стенку". Отгово­рила мать. Прошедшая через жернова реп­рессий, она понимала, чем может аукнуться сопротивление власти. Братья смирились и покорно перебрались в засыпушку. Но шрам в душе Леонида остался навсегда.

В чем сила человека? В накачанных мускулах? В уме? В приближенности к власти? Жизнь не раз заставляла его искать ответы н эти вопросы. Ну вот, например, такая ситуация. Общевойсковое училище в Омске - проще говоря, армия, куда его призвали после окончания Томского педагогического института. Издевательский рефрен службы: "Лопата Лом - весь диплом". Жесточайшая дедовщина. Неуклюжий солдат-первогодок по прозвищу Слон стоит на посту. Подходит "дед": "Вот тебе, Слон, рубль, сгоняй за парой бутылок водки и не забудь принести десять рублей сдачи". За невыполнение поручения били смертным боем. Леонид и двое его однокурснике держались вместе, их не трогали - боялись. По мере сил они пытались защищать слабых, смягчали ситуацию. И, хотя армейский год Леонид Эдуардович считает выброшенным на ветер в профессиональном плане, жизненный урок он все-таки преподнес: если сумеешь себя поставить, будешь держаться рядом с единомышленниками - с тобой будут считаться.

Немец - это звучит гордо

Председатель студенческого профко­ма, руководитель стройотряда, лаборант и учитель физики в 4-й школе-интернате, дирек­тор 25-й школы и 16-го профессионально-тех­нического училища, старший научный сотруд­ник Томского филиала НИИ трудового обуче­ния и профориентации, аспирант и, наконец, с января 1991-го - начальник областного депар­тамента образования. Внешне - гладкое и за­кономерное восхождение по ступеням слу­жебной лестницы, оставившее "за кадром" обиды, связанные с национальностью.

- Вы знаете, - размышляет над моим вопросом об обидах Леонид Глок, - у меня нет претензий к государству по поводу де­портации немцев: так складывались конкрет­ные исторические обстоятельства. Обижать­ся могут только те немцы, которые были не­посредственно депортированы. Я выучился, состоялся, у меня любимая работа, замеча­тельная семья. Обида осталась на людей, ко­торые путали два понятия - "немец" и "фа­шист"... Слава богу, ситуация в стране карди­нально изменилась, и теперь я могу спокой­но говорить: да, я немец и горжусь зтим.

- А нет ли у вас, Леонид Эдуардович, желания уехать в Германию?

- Такого желания у меня нет. Объяс­ню, почему. Во-первых, здесь похоронена моя мать - самый близкий мне человек. Во-вторых, я россиянин по менталитету. Единственное, что во мне есть немецкого, - воспитанная матерью привычка к поряд­ку и любовь к немецкой кухне - салу, ту­шеной капусте, стряпне. Я без всякого па­фоса и лицемерия заявляю: моя Родина - Сибирь, Томская область, хотя мне очень досадно, что моей родной деревни Ста­рый Ергай больше не существует. И третья причина состоит в том, что в Германии люди делятся на четыре сорта: западные немцы, восточные немцы, российские немцы и турки. Быть человеком третьего сорта я не хочу.

Glok в переводе с немецкого означает колокол. Скоро, очень скоро школьные ко­локольчики оповестят о начале нового учеб­ного года. Согласитесь, есть что-то символич­ное в том, что образовательную отрасль об­ласти возглавляет человек с фамилией Глок.

Кстати. В Томской области сегодня проживают 13444 немца. Первым председа­телем областной немецкой национально-культурной автономии, созданной в 1997 го­ду, был Леонид Глок.

Татьяна Винарская

Газета "Томский вестник"