Книги, статьи и ресурсы по ономастике\этимологии :: Ономастика (антропонимы, топонимы и пр.), этимология

............
Понятна региональность проникновения форм иноязычного происхождения. Шире и дальше всех продвинут составной формант ‑енков из украинского (ср. рус. ‑енок: львенок, утенок), господствующий во всех восточных областях Украины и Белоруссии. Его размещение превосходно показали картографически и статистически Ю. К. Редько по Украине[103] и Н. В. Бирилло по Белоруссии[104], но, по-видимому, работая независимо друг от друга, они упустили важную черту: формант ‑енко имеет общую восточную границу, никак не связанную с современным распространением обоих языков.

Прямое продолжение этого — распространение фамилий ‑енков в РСФСР, дооформленных суффиксом русских фамилий (есть и немало ‑енко). В Псковской обл. этот поток шел с юга, поэтому в южных районах они чаще: в Куньинском (1930 г.) они охватывали 5% населения (Власенков, Гавриленков, Павлюченков, даже Поварищенков и Шляхтенков). Совсем не случайно пскович по рождению Вениамин Каверин дал героине своего романа «Два капитана», коренной псковитянке, фамилию Власенкова. Еще больше фамилий этого типа в Брянской, Белгородской, Курской, Воронежской областях, и даже в Орловской и Курской они составляют 1—4% населения, Широко распространились они и на юго-восток — через Тамбовскую и Ростовскую области на Саратовскую, Волгоградскую и Краснодарский край. Характерны колебания формантов: в документах Идрицкого р‑на Псковской обл. наряду с ‑енков обычны и ‑енок (Борисенок, Егоренок, Сергиенок, Финаженок и др.); в документах 1914 г. по Воронежской губ. заурядны записи: Евдокия Репченко покупает землю у Ивана Репченкова[105], Михаил Резниченков — у Павла Резниченко[106].

Из иного источника проникла в Псковскую обл. модель фамилии на ‑айлов (например, Пошибайлов в Дедовическом р‑не), а именно из литовского языка (ср. Гржимайло).

На Вятке и Каме нередки фамилии на ‑егов, ряд примеров привели Г. А. Архипов и А. С. Кривощекова-Гантман[107]. В них древен суффикс пермских языков (удмурт. ‑ег, коми ‑ог: Гачегов — гачег, «бобр»; Мошегов — мош, «пчела»; Шудегов — «счастье»; Рочегов — роч, «русский»; Чечегов — чечег, «трясогузка» и др.), относимый Б. А. Серебренниковым к общеуральскому суффиксу отглагольных имен[108]. Суффикс давно мертв, и основы многих фамилий этой модели неизвестны.

В бассейнах Кубани и Терека обильны фамилии с исходом ‑иев, ‑оев, ‑уев, обусловленные преобладанием вокальных финалей в кавказских языках.
....В телефонном справочнике Ярославля находим фамилии Огибалов, Отрепьев, а Курска — Агибалов, Атрепьев; в Курске — Акулов, а в Архангельске — Окулов — написания отразили местное произношение. Эти факты общеизвестны. Другие известны меньше: на Севере фамилия Патракеев — из северной формы Патракей (на других территориях — Патрикей), фамилия Труфанов (из канонического мужского имени Трифон), Самылов (каноническое Самуил); смешению ч—ц там же обязано написание фамилии Цивилев (диалектное цивиль, «воробей»). От Костромы до Вологды и Перми распространена фамилия Молоснов — местное молосной, «молочный», т. е. скоромный, не постный. Фамилии Евтинов, Евтишев выдают свое псковское происхождение: в силу псковской замены сочетания ст на т возникли производные Евтин и Евтиш из канонических имен Евстигней и Евстафий; в фамилиях Востров, Вострецов, Востропятов и пр. протетично инициальное в‑.

На Онеге записана фамилия Басаргин, в картотеке Архангельского пединститута басарга — «трава, негодная на корм». В Ярославской обл. документирована фамилия Мизулин, а в ярославском диалектном словаре находим мизуль — «изюм»[109]; в трех ярославских диалектных словарях встречено слово куланда, а в Ярославле — фамилия Куландин. Читая курс в Костромском пединституте, в списке студентов встречаю фамилию Строкина, знакомую по архивам (в 1495 г. упомянут новгородский крестьянин Сенка Строкин, тогда же — московский дьяк Иван Строкин, — очевидно, это еще отчества; в 1610 г. известен воевода Строкин в Рославле), фамилия записана в Лужском у. в 1916 г., известна она и на Суре в Среднем Поволжье в 1897 г., а также и в Пермской обл. Спрашиваю: от чего такая фамилия? Не знают. А по стенам стоят шкафы с картотекой диалектных слов, собранных студенческими экспедициями; там карточка, привезенная из Солигалича: строки — вредные насекомые, преследующие стада.

В Ашевском р‑не Псковской обл. записана фамилия Стрекавин, в псковских говорах, и не только там, стрекать значит «жалить, обжигать». Фамилия Ворохобин очень редка, хотя еще в 1606 г. зафиксирован в г. Торопец близ Твери ворохоба дмитриев сын и его дети ворохобины[110]; именно в тверских говорах бытует слово ворохоба со значением «непостоянный, растрепанный, противный».

Фамилия Басалаев записана в Вохме (северо-восток Костромской обл.). В. И. Даль привел слово басалай с пометой Вохма в значениях «шумливый, повеса, щеголь»; наличие той же фамилии в Томской обл. послужило В. В. Палагиной путеводной нитью в ее поисках истоков томского говора[111]. Глагол загудать («обветрить») приведен В. И. Далем как симбирский и пензенский, фамилия Загудалов встречена в с. Камешкир на востоке Пензенской обл. (у границы с бывшей Симбирской губ.).

Фамилия Бурнашев нередка в Рязанской обл. (например, в с. Азеево ее носит большинство жителей), основа ее — бурнаш («беспокойный, задира») — диалектная, рязанская.

Фамилий Скрынников и Чепурнов документированы в Дубовском р‑не Ростовской обл. Словарь донских говоров засвидетельствовал скрыня — «сундук», чепурной — «щеголеватый»[112].

В Курганском округе 1897 г. отмечена фамилия Грешников; напрасно видеть в ней связь с моралью, — вероятно, она обязана обиходному там значению слова грешник — «арестант». Диалектное забайкальское слово шильник означает «торговец мелочным товаром»[113], фамилия Шильников как раз обнаружена там, в станице Могайтуевской, на исходе XIX в.[114]
На Севере неожиданна фамилия Казаков: казачества там никогда не было. В ответ на удивленный вопрос приведут северную поговорку «Я тебе не казак, чтоб на тебя работать!». Совсем непонятно. А слово казак дошло в эти края со значением, кажущимся противоположным привычному: оно обозначает здесь наемного работника. Так и на вопрос об этимологическом значении фамилии Бураков можно ответить только вопросом: «А где она возникла?» На Севере бурак — «плетеная корзина», а на всех других территориях — «свекла». Основа фамилии Кокорин — кокора, на Севере — это «пень с корневищем»; в вологодских говорах — «неуклюжий, неповторимый»; в пермских — «лентяй»; в псковских и тверских — «скупой, жадный»; в ярославских — «глупый»; у русских в Прибалтике — «толстый блин, лепешка».

В каждой области есть сотни фамилий от диалектных слов. Особенно много их на Севере[115], где вообще обильны языковые реликты. Но Ковалева встречаем и там, где никогда не звучало слово коваль, а Кочетова — там, где петуха никогда не называли ко́четом (как и наоборот): носители фамилии принесли ее с собой на территорию, где ее основу не знали. Так, фамилия Астапов вошла в телефонный справочник окающей Костромы и Остапов — акающего Ельца. Но во многих случаях, как с фамилией Строкин, трудно решить, распространена ли здесь только фамилия, или еще живо слово, от которого она образована.

Фамилия Закурдаев записана студентами Тамбовского пединститута в с. Оржевка Уметского р‑на; в «Словаре русских народных говоров» (вып. 10) слово закурдай («милый, любимый») отмечено как смоленское. Несомненен перенос, но самого ли слова или только фамилии? Для истории же языка нужно решение именно этой дилеммы. Зато не единичны и случаи, когда фамилия, содержавшая региональные признаки, именно тут, в этом регионе, и возникла, а признаков этих в местном говоре нет, фамилия же убедительно доказывает, что они были, но утрачены.

Характерна перекличка северных фамилий с новгородскими и псковскими словами; холмогорская фамилия Шкулев и псковское шкуль, «запас», в переносном смысле — «скупой». Фамилия Конечный (200 человек в Шенкурском у. в 1897 г., здесь же еще в 1655 г. упомянуты несколько крестьян с этой фамилией)[116], по-видимому, восходит к новгородскому административно-территориальному термину конец. В свою очередь, северные фамилии уходят за Урал — Голдобин, Пластинин, Шадрин и др. Некоторые оседали на полпути: Пластинины и другие архангельско-вологодские фамилии есть в Кировской и Пермской областях.

При столь тесных связях фамилий с диалектом удивительно, что их почти не привлекают к исследованиям русских диалектов, хотя работы В. В. Палагиной и Г. Я. Симиной могли бы послужить хорошим примером.

Навсегда покончено с былой замкнутостью старой деревни. Всеобщая грамотность, печать, радио, телевидение всюду распространяют современный литературный язык, местные говоры исчезают. Но необходимо для науки записать этот драгоценный источник истории языка (а кое-что стоит даже ввести в язык литературный). Картотеки местных слов имеет каждый педагогический институт, но собрана пока лишь малая часть исчезающей диалектной лексики. Экспедиции требуют средств и времени, кроме того, их стали сводить к стандартному вопроснику с ограниченным набором понятий, предавая забвению множество диалектных слов. Полностью отброшен драгоценный источник сбора местных слов — фамилии. Диалектная экспедиция, даже попав в с. Лопатино (Вадинский р‑н Пензенской обл.), не найдет там слов буровка и шустан и не узнает, что в этих краях звучали фамилии Буровкин и Шустанов. По спискам из сельсоветов и колхозов диалектолог отберет нужные ему фамилии (не иноязычные и не инодиалектальные) и обяжет лопатинских студентов поискать на каникулах следы этих слов и семейные предания; студентам из Аристовки (Городищевский р‑н той же области) он предложит поискать основы фамилий Басорин, Жижикин, Скурлыгин.

Конечно, многие фамилии принесены со стороны. Но там, где одну и ту же фамилию носят много семей, вероятно ее местное происхождение, старожилы могут вспомнить слово, которое послужило ее основой, может быть, живы и семейные предания. Многое исчезло бесследно, но еще многое удастся записать, если не откладывать этого дела на будущее. Это не только отличная школа словообразования и диалектологии, а подлинное краеведение, воспитывающее любовь к родному месту, к родине.

В Архангельской обл. немало Бурдиных, Буреевых, Бурмагиных. Несомненно, что когда-то в этих краях были ходовыми слова, от которых образованы названные фамилии. Их не упустили бы составители архангельского диалектного словаря[117], если бы проявили немного внимания к фамилиям, указывающим точный адрес слова. В словаре нет и слова бутак, а в Шенкурском р‑не сотни Бутаковых; в поисках этимологии слова я в Архангельске, порасспросив шенкурцев, узнал, что бутить в тех местах значит «сдирать мох, преграждая путь пожару» (в словаре глагол приводится, но без этого значения). Сотни жителей Холмогорского и Мезенского уездов носят фамилию Бобрецов, значит, существовало производное бобрец со своим значением. Каким? Может быть, оно еще живо? Нередкая в Сибири фамилия Бубенщиков (от бубнового туза на спине каторжника) напоминает о слове бубенщик, которое упущено сводным словарем русских народных говоров[118]. Нет в нем и слова кровопуск, сохраненного фамилией Кровопусков. Ни в каких словарях нет слов боздрик, бозырь, а фамилии Боздриков, Бозырев существуют. В словаре именований жителей отсутствует Веневитин[119], а фамилия Веневитинов общеизвестна.

На северо-востоке Вологодской обл., на р. Юг в Велико-Устюгском р‑не, часты Чебыкины (в селах Усть-Алексеевское, Орлово, Томашево, в деревнях Давыдовская, Наволок, Подборье, Обрадово, Крексеново, Горбушево, Скороходово, Селиваново и др.). Неужели вологодские диалектологи не попробуют разыскать по указанным адресам слово чебык с его значением? Или ждать помощи соседей? Эта территория примыкает к северо-западу Кировской обл. (Лузский и Подосиновецкий районы).

Педагогические институты Вологодской, Горьковской, Кировской, Саратовской, Тамбовской областей провели сбор фамилий по ряду районов. Это обильный, ценный материал; конечно, его еще надо разработать, извлечь из фамилий слово-основу и выяснить его значение.

В своем большинстве фамилии внедиалектны. Можно сказать, у них — свои диалекты, независимые от диалектов речевых, вне фамилий. Фамилии Волков или Морозов региональны, но их ареалы не зависят от распространения нарицательных волк, мороз; не копирует никаких известных диалектов и ареал фамилий в форме ‑их, ‑ых. Совпадение возможно, ему радуются, но лучше радоваться несовпадению: совпадение подкрепляет найденное наукой-смежницей, а несовпадение открывает новое, недоступное другой науке.

Фамилии выявляют и междиалектные черты и вскрывают связи языков. Показав на примерах фамилий Легостаев, Невоструев и др., какие лингвистические залежи вскрыты в русских фамилиях, О. Н. Трубачев указал, что они не только выводят из небытия исчезнувшие русские слова, но и ведут поиск за пределы русского языка: «Лингвистический материал, объединяемый фамилиями России, содержит много интересного для этимологии и выяснения географических сфер взаимовлияния широкого круга языков»[120].

...........Процесс интеграции начат давно. Замена ‑их(‑ых) видна на Севере еще в документах начала XVIII в.: ряд фамилий с ‑их, известных в XVII в., оформлен иначе (Лысов вместо Лысых, Заборский вместо Заборских). В разных концах Пензенской обл. (Тарханы, Троицкое, Летево, Камышлей) есть Каштановы, на Пензенской земле каштаны не росли. Откуда же взялась фамилия? Известно местное слово коштан (с двумя противоположными, исторически легко объяснимыми значениями: «ходатай по делам общины», но и «мироед»); торжество литературного языка над диалектами модернизировало фамилию.

Государственное закрепление фамилий притормозило, но не прекратило изменений. А высокая мобильность (подвижность) населения всюду заметно выравнивает состав фамилий даже и без изменений, сглаживает региональные различия в результате миграций. Процесс интеграции длителен, однако темпы его возрастают...

Приведенный словарик фамилий включает лишь очень малую часть собранного, но по возможности разнообразную. Отсутствие даты указывает на перепись 1897 г.; в скобках после фамилии дано название уезда, цифра указывает количество носителей фамилии. Сокращения помещены в конце главы.

Анцыферов (во всех шести уездах). Отчество от канонического имени Онисифор, возможно, и от имени Никифор. Форма Анцифер характерна для Новгорода и Пскова. Топонимы от того же имени часты на севере и северо-западе, в бывших владениях Новгорода. На Север имя пришло минуя Москву, через Псков и Новгород из Белоруссии и Польши.

Башуров (Пинеж. у.). Отчество от прозвища из диалектного (новгородско-череповецкого) башур — «крупноголовый».

Багаев (Онеж. у.). Отчество от прозвища Багай из диал. онеж. багай — «шалун» (Под. С. 3).

Басаргин (Онеж. у.). Отчество от прозвища из диалектного басарга — «трава, непригодная на корм» (АПИ). Фамилия документирована с XVI в. в Олонецком крае.

Бобыкин (53 чел. — Шенк. у.). Отчество от прозвища из нарицательного бобыка — птица удод; это слово записано в говорах Зауралья между Ялуторовском и Ишимом.

Бородин (3 чел. — Шенк. и Холмог. уезды, гораздо реже — в Онеж. и Мезен., нет в Пинеж. у.). При вероятной связи фамилии с общеизвестным значением слова надо учесть северное диалектное значение борода («общая помощь на уборке урожая»), которое могло стать основой именования.

Бураков (128 чел. — Шенк. у.). Местное значение слова бурак — «корзина» (АПИ).

Буторин (одна из самых частых фамилий Пинеж. и Мезен. уездов). Местное слово бутора — «метель, сильное ненастье» — могло стать именем, отчество от которого закрепилось в фамилии.

Бушенев (261 чел. — Мезен. у. — только на крайнем юго-востоке, вдающемся клином в Коми АССР). Коми бушийни — «разрыть, раскопать, раскидать» (ССКЗД. С. 32).

Варгасов (Пинеж. у.). Диалектный псковский глагол варгасить — «болтать пустяки».

Вешняков (Арханг., Холмог., Мезен. уезды). Отчество от именования отца вешняк — уходящий весной в море на промысел. Фамилия документирована с 1629 г. При переезде в другие местности и утрате значения фамилию по звуковому совпадению смешивали с фамилией иного происхождения — Вишняков.

Вилокосов (Холмог. у.). Отчество от предполагаемого прозвища Вилокос(ый), компоненты которого не земледельческие орудия вилы и коса, а вилавый — «лукавый, извилистый» (Под. С. 18) — косо — «криво», если это не случайное совпадение.

Военгский (90 чел. — Холмог. у.). Фамилия из именования по местности — р. Военга. Кроме того, там же один из жителей документирован с фамилией Воинский, явно возникшей в результате переосмысления.

Галушин (Холмог. у.). Фамилия связана с диалектным архангельским и холмогорским глаголом галушить — «насмехаться» (Под. С. 29).

Гладкий, Гладких (Холмог., Мезен. уезды). Из диалектного гладкий — «здоровый, толстый» (Под. С. 30).

Голдобин (Шенк. у., несколько волостей Онеж. у.). Этимология фамилии раскрывается по данным сибирских говоров; голдоба — «беднота» (Пал. Доп. I. С. 96).

Долгостинов (Пинеж. у.). Вероятная основа — долгостин — «очень высокий»; слово известное на Урале.

Доилицын (184 чел., Шенк. у.). В местных говорах доильница только ведро для доения молока (АПИ), но это маловероятная основа для фамилии. По-видимому, фамилия связана со значением «работница, доящая коров». В этом значении слово зафиксировано в 1790 и 1817 гг., а еще раньше, в 1700 г., в значении «кормилица» (Картотека Словаря русского языка XVIII в. Л.).

Евтяев (Пинеж. у.). Отчество от канонического имени Евтей (Евтихий), рано вышедшего из употребления, но дольше удержавшегося на Севере.

Едовин (89 чел. — Шенк. у.), чаще Ядовин (там же — 234 чел.). Отчество от прозвища Едовый из диалектного едовый, записанного на этой территории с несколькими значениями: «неприхотливый к еде» (с. Тавреньга Конош. р‑на); едова — «злая собака» (с. Сийяки Устьян. р‑на).

Ерилов (32 чел. — Онеж. у.). Отчество от древнерус. мужского имени Ярил.

Едемский (459 чел. — Шенк. у.). Фамилия из наименования местности: в Архангельской губ. было несколько населенных пунктов с названиями Едома, Едема из местного нарицательного (Шенк., Мезен. уезды) со значением «отдаленная местность» (Под. С. 195). Под властью Новгорода среди «двинских бояр» были влиятельные Едемские, после присоединения к Москве они остались жить на р. Ваге, позже «большинство Едемских окончательно окрестьянивается, некоторые даже нищенствуют» (Васильев. С. 12). Удивительно наблюдение Подвысоцкого: едомский — обедневший, безоленный самоед, переносно — нищий (Под. С. 195), с одной стороны, связывающее его еще с ненцами, а с другой — словно напоминающее о судьбе рода Едемских. В д. Ковачева (Шенк. у.) — 80 чел., и все они Едемские.

Жехов, Жохов (Холмог. у.). Отчество от прозвища Жех, Жох из диалектного нарицательного слова, означающего «старожил, коренной житель» (Борич. С. 137).

Житников (Шенк. у.). Фамилия связана с диалектным житник —
Зародов (63 чел. — Шенк. у.). Отчество от нецерковного личного имени Зарод. В документе 1623 г. записан крестьянин пинежской д. Крылова Гора — гришка максимов сын зарод. В архангельских говорах зарод — стог сена, обычно продолговатый (АПИ), но в документе 1612 г. встречаем и зародное поле (МИЕС. II. С. 395).

Заморов (Шенк. у.). Отчество от именования замор — бывавший в других странах, т. е. за морем (Под. С. 51).

Здрецов. (Шенк. у.). Отчество от прозвища Здрец. В соседнем Пинежском р‑не диалектные экспедиции ЛГУ неоднократно записали здрение — «зрение» (Сим.). Возможно, здесь представлено древнее фонетическое явление: вставное ‑д‑, ср. рус. ндрав.

Золотилов (87 чел. — Холмог. у.). Фамилия может быть связана с диалектным глаголом золотить — «ругать» (АПИ).

Ижмяков (Арх. у.). Отчество от Ижмяк — прибывший с р. Ижмы.

Клишев (227 чел. — Холмог. и Мезен. уезды) известен также Клешов (7 чел. — Холм. у.). Отчество от формы Клиш (Клеш) — канонического мужского имени Клементий, в повседневном употреблении — Клим, в писцовой книге Заонежья 1496 г. записан крестьянин Клиш Нестеров (Витов. С. 257). В том же погосте ревизия 1720 г. указала д. Клешево, которая позже на карте генерального межевания значится Клишево, в 1563 г. там жил Клишко Левонтьев (Витов. С. 36—37).

Клубыков (Шенк. у.). Диалектное клубык — «верхний сноп» (АПИ).

Клюев (Холмог. у.). Отчество от прозвища Клюй, которое Ю. А. Федосюк связывает с клюв. Архангельский краевед М. С. Медведев сообщил более вероятную основу прозвища: в архангельских говорах клюй и клевака означали «сонливый», «клюющий носом».

Кобелев (91 чел., из них 86 чел. — Холмог. у.) — отчество от нередкого нецерковного мужского имени Кобель, например: в 1524 г. «наумка кобель с товарищи» получил вотчину соляные ключи в Двинском у.

Кокшаров (86 чел. — Шенк. и Мезен. уезды, преимущественно Лешукон. вол., — 62 чел.). Отчество от наименования отца кокшар — пришелец с р. Кокшеньга. В 1452 г. великий князь московский сжег городок дотла, а жителей истребил; успевшие бежать кокшары рассеяны по всему Северу, их потомки — Кокшаровы.

Конечный (195 чел. — Шенк. у.; там же в 1655 г. с этой фамилией несколько крестьян упомянуты в порядных записях). Термин конец с территориально-административным значением принесен на Север еще новгородцами.

Корельский (2308 чел. — во всех шести уездах; из них 1337 человек — в Арх. у., нет в Мезенском). М. В. Битов отметил, что именование корельский имело не этническое, а географическое значение, обозначало не карела, а переселенца с карельской стороны, т. е. из более западной местности (Витов. С. 63—64), их было немало — бежали от шведских нашествий.

Коржавин (Арх., Шенк., Холмог. уезды). Отчество от нецерковного мужского имени Коржава, указанного И. А. Елизаровским в беломорских документах XVI—XVII вв.; диалектное коржава — «кривоногий, горбатый» (Елизаровский. С. 27).

Крысанов (128 чел. — Онеж. у., в нескольких волостях). Отчество от именования Крысан, возможного из канонического мужского имени Хрисанф (повсеместно — Кирсан), но архангельский краевед М. С. Медведев считает Крысан прозвищем из северного диалектного нарицательного крысан — «грубый, огрызающийся» (ср. глагол «окрыситься»).

Кукольников (55 чел. — Шен. у., в нескольких волостях). Отчество от именования отца: кукольник на Севере — ряженый на святках (Под. С. 194).

Куроптев (Арх. и Онеж. уезды). Фамилия связана с диалект. куропть — куропатка (Под. С. 79).

Лахтионов (Арх. у.). Отчество от канонического имени Галактион (древнегреч. «молочный»).

Лимонников (118 чел. — Мезен. у.). В словаре Ушакова приведено слово лимонничать — «нежничать, любезничать», но оно, по-видимому, по́зднее, в более ранних словарях лимонник только наименование растения. Так как эта фамилия больше нигде не встретилась, ее основу могут подсказать местные говоры. Так, на Пинеге, в д. Волдакуры, записано облимонилась — «обленилась» (Сим.). Может быть, лимонник — лентяй? Но это лишь предположение.

Лисой, Лисый, Лисых (134 чел. — Шенк у., в нескольких волостях). Фамилией стало прозвище: местное лисой, лисый означает «желтый» (АПИ).

Личинин. Грамота 1578 г. указывает: в д. Микулина на р. Емце «дети Личинина» (МИЕС. II. С. 216), ныне — Холмогорский р‑н; всеобщая перепись 1897 г. этой фамилии уже не застала. Трудно решить, в каком значении слово личина (если основа не из языка коми) стало личным наименованием; в литературе оно означало маску.

Личутин (Мезен. у., Дорогор., Койден.). Фамилия современного архангельского писателя В. В. Личутина. Видимо, это отчество от нецерковного мужского имени Личута, пока не обнаруженного в документах прошлого. Если основа русская, то возможная база — лицо. Глагол личить — «приличествовать», «подобрать», «соответствовать» — В. И. Даль относил к северным. О суффиксе ‑ут говорится в главе «География русских фамилий».

Лягин (66 чел. — Шенк. у.). В северных говорах ляга — глубокое место в реке (Борич. С. 139).

Матафонов (Холмог. у.). Фамилия, по-видимому, связана с диалектным термином матафан — «поплавок невода» (Под. С. 88).

Мехряков (51 чел. — Холмог. у.). Отчество от именования мехряк — житель д. Мехреньги (на р. Мехреньга) в Холмогорском р-не, но оно получило и вторичное значение — «толстый ребенок», а в Онежском р‑не — «глупый» (АПИ).

Митусов (79 чел. — Холмог. у.). Отчество от прозвища Митус, производного от диалектного глагола митусить (по В. И. Далю, архангельского) — «щуриться на один глаз», «суетиться», «болтаться».

Моршнев (116 чел. — Шенк. у., Усть-Паденг. и соседние волости). Фамилия связана с диалектным моршни — самодельная обувь из цельного куска кожи, фонетический вариант — поршни (см. Поршнев).

Непряхин (Шенк. у.). Отчество от прозвища Непряха из диалектного непряха — «неумелый» (первоначально — «не умеющая прясть»), слово записано в с. Карпогорье Пинежского р‑на (Сим.).

Норицын (Холмог. у.). Фамилия связана с диалектным глаголом норить — «ловить рыбу неводом подо льдом», записанным в д. Чученога Пинежского р‑на (Сим.).

Няников (70 чел. — Шенк. у.). Фамилия документирована еще в XVI в. Она связана с диалектным глаголом нянчить — «нянчиться».

Обрядин (Холмог. у.). Фамилия связана не со словом обряд литературного языка, а с местным словом обрядный — «хорошо одетый, нарядный», — от обрядиться, обряжаться (иначе см. «Вологодские фамилии»).

Окладников (14 чел. — Мезен. у.). Окладниковы — потомки очень старых русских поселенцев на р. Мезень, где несколько столетий существовала Окладникова слобода, которая в 1789 г., при преобразовании ее в центр уезда, получила название г. Мезень. Отчество от именования отца: окладник — 1) получающий оклад (жалованье по должности), 2) ведающий окладными книгами, 3) платящий оклад (налог). Трудно сказать, которому из трех значений обязана фамилия.

Олупкин (Холмог. у.). От прозвища, основа которого диалектное слово олупки — картофельные очистки, луковая кожура (АПИ).

Олуферов (43 чел.; Онеж. у.). Отчество от канонического мужского имени Елевферий; в форме Олуферий не раз встречалось на Севере, например в купчей XV в. (РИБ. XXV. С. 3).

Онегин (127 чел. — Холмог. у.; 7 чел. — Онеж. у.). В большинстве своем лесорубы и сплавщики леса, остальные земледельцы. В основе фамилии — название р. Онега. Характерно, что почти все носители этой фамилии не жили на р. Онеге: ведь там все жители Онегины и фамилия не имела бы смысла.

Падерин (Холмог. у). Фамилия связана с диалектным словом падера, распространенным от Новгорода до Якутии; на Печоре оно означает шторм, в Сибири — ураган со снегом или дождем, пылью. Слово могло стать именем ребенка, рожденного в такую погоду, а отчество позже стало фамилией.

Патракеев (126 чел. — Онеж. и Шенк. уезды), Патраков (68 чел. — Холмог. и Мезен. уезды). Отчества от характерных северных форм Патракей, Патрак, Патря канонического личного имени Патрикей (лат. «благородный»). Частое имя на Севере еще с новгородских времен (Шахматов. С. 100).

Патрин (Онеж. у.). Вероятно, отчество от уменьшительной формы Патря из Патрикей (см. Патрикеев) или, возможно, связана с диалектным северным глаголом патрить — «пачкать, грязнить» (Елизаровский. С. 190).

Пекишев (68 чел. — Холм. у. Ломонос., Кушев., Великодвор.). Отчество от прозвища Пекиш из диалектного пекиш, опекиш — лепешка из ржаного кислого теста (Под. С. 110; с пометой — Холм., Шенк.).

Пелевин, Пелявин (Холм. у.). Фамилия связана с местным словом пелева (пелява) — «мякина».

Пестеров (Шенк. у.). Фамилия связана с местным словом пестерь — разновидность корзины (АПИ).

Пластинин (149 чел. — Шенк. у.). Фамилия связана с диалектным словом пластина — шкурка дичи и морского зверя; полоса, слой туши морского зверя или рыбы. В «Словаре Академии Российской» в Холмогорах отмечено значение пластина соболья; слово нередко в документах Мангазеи XVII в.; живо в современных диалектах Сибири; в Омской обл. есть и фамилия Пластинин.

Поромов (394 чел. — Шенк. у.). В основе диалектное пором — связанные для лесосплава бревна. Известна по документам с 1692 г. (РИБ. XXV. С. 364) в тех же местах.

Поршнев (Холм. у.). От поршни — лапти из тюленьей кожи (Под. С. 153), аналогична этимология северных же фамилий Моршнев, Сыропоршнев.

Проскуряков (Холм. у.). Отчество от именования отца по занятию: проскуряк — продающий в церкви просфоры (ритуальные хлебцы); проскуряки нередки в северных документах XVII в.

Пышкин (231 чел. — Шенк. у., Усть-Паденг.; в тех же местах фамилия засвидетельствована документом 1692 г. — РИБ. XXV. С. 376). Отчество от прозвища Пышка.

Распопин (Шенк., Холмог. уезды). Отчество от именования отца; распопа — бывший поп. Распопов (Мезен. у.) — то же, но от формы распоп.

Рудаков (810 чел. — Холм, Шенк., Мезен. уезды). Отчество от нецерковного мужского имени Рудак, которое очень часто на Севере в XVI—XVII вв.: Рудак Васильев — 1594 г. в Лодоме (РИБ. XXV. С. 159). Степанко Рудаков (Богословский. II. С. 41) и др. Ю. А. Фодосюк связывает рудак только со значением «рыжий», но для Севера характерно иное значение: руда — «грязь, пятно»; рудить — «пачкать» (АПИ), как и в белорусском, в отличие от древнерусского и современного украинского руда — «кровь» (однако и в Верхней Тойме рудить — «красить»), а также и от современного русского литературного, южнославянского и западнославянского значения слова руда, хотя все эти слова имеют один источник. Характерно отсутствие этой фамилии в Онежском у.

Рудалев (21 чел. — Хол. у.), Рудной (87 чел. — Шенк. у.), Рудный (219 чел. — Шенк., Холм., Мезен. уезды) . Бесспорна связь со словом руда, вероятно, в местном значении — «грязь, пятно» (АПИ).

Ружников (83 чел. — Мезен. у., в Дорогор., Лешукон. и других волостях). От ружник — из руга — сбор с населения на оплату духовенства.

Рядовкин (75 чел. — Холм. у.). Фамилия связана с местным словом рядовка — «грубая одежка из холста», но также «ряд изб» (АПИ).

Самодов (166 чел. — Холм. у.). Отчество от слова самод, по-видимому означавшего «самодиец», на архангельской территории — ненец; в современных говорах записано самодин — «самоед» (АПИ).

Свалов (66 чел. — Холм. у.: 5 чел. — Онеж. у.). Известно диалектное слово свал — «нарост на дереве», многократно записанное на Пинеге (Сим.).

Сивериков (28 чел. — Холм. у.). В Архангельских говорах сивер — «северный ветер», сиверко — «холодная погода», сиверик — одно из травянистых растений, на Пинеге в д. Сульца сивиряк — «бабочка, мотылек» (Сим.).

Склемин (38 чел. — Мезен. у.). Из диалектного северного склемы — «сплетни» (Колосов. С. 131).

Скрозников (76 чел. — Шенк. у.). Отчество от прозвища Скрозник, или сквозник — «хитрый, проницательный, пройдоха» (Даль, IV. С. 199); произношение скрозь вместо сквозь в нарицательной лексике двинских говоров зафиксировано многократно (АПИ; Сим.). Краевед М. С. Медведев указывает иное значение — «прожорливый, ненасытный».

Слузов (Онеж. у.). Фамилия связана с диалектным словом слуз — «слякоть», «вода поверх льда» (АПИ; Сим.). В Заонежье эта фамилия уже в писцовой книге 1622 г. (Приклонский С. А. Народная жизнь на Севере. М., 1884. С. 122).

Собинин (122 чел. — Холм. у.), Собинкин (34 чел. — в тех же вол.). В основе — собина — «собственность, имение»; в картотеке Словаря русского языка XVIII в. (Ленинград) все указания на это слово не позже начала XVIII в., следовательно, в дальнейшем слово вышло из употребления. Но говоры удержали собина, собинка в значении «милый, дорогой» (Под. С. 160).

Согрин (Шенк. у.). Фамилия связана с диалектным северным словом согра — «заливаемая водой лесистая местность».

Создомов (Шенк. у.). В памятниках XVII в. создом — «учащенно дыша», позже слово держалось в костромских говорах (Даль. IV. С. 267), фамилия донесла до нас забытое слово.

Сохачев (73 чел. — Мезен. у.). Отчество от прозвища Сохач из северного сохач — «самец лося».

Сыродубов (Онеж. у.), Сыропоршнев (89 чел. — Онеж. у.), там же и Широпоршнев — несомненно, фонетический вариант той же фамилии; см. также Поршнев, Сыропятов (Онеж. у.), Сырорыбов (Онеж. у.). Скопление этих фамилий с тождественным первым компонентом только на небольшой территории (при их редкости по всей стране) невозможно считать случайным. Видимо, в этом отразилась какая-то общность населения небольшой полосы между Онегой и Северной Двиной.

Торицын (Онеж. и Пинеж. уезды). Фамилия связана с местным названием растения торица, семена которого при частых северных неурожаях шли в муку (Шренк. С. 158).

Тормозов (75 чел. — Шенк. у.). На севере тормоз — приспособление на полозьях саней, удерживающее их от скольжения.

Треушков (Холм. у.). Фамилия связана со словом треух — «шапка с тремя ушками».

Труфанов (199 чел. — Шенк. у.). След древнейшего колебания и/у при передаче греческого имени Трифон (как в Кипр/купорос). Фамилия распространена и за Уралом: по той же переписи 1897 г., 95 человек в Юргин., Омутин. и Плетнев. волостях Ялуторовского у. (ТА. Ф. 417. Оп. 1. Д. 211, 216).

Туесов, Туисов, Туясов (79 чел. — Холм. у.; 20 чел. — Онеж. у., в нескольких волостях). Диалектное туес, туис, туяс — берестяной коробок (для грибов, ягод); переносно — «глупый, бестолковый» (Даль. IV. С. 457).

Тяжелкин (Шенк. и Холмог. уезды) Фамилия связана с местным словом тяжелка — осенняя мужская верхняя одежда из толстого сукна (АПИ).

Узкий (105 чел. — Холмог. у.), Узкой (49 чел. — Шенк. у.). Пониманию прозвища, которое стало фамилией, поможет выражение, записанное на Пинеге в 1959 г.: «в узком месте живем — ничего не знаем» (Сим.); узкий — т. е. «скудный, бедный». От антонима «широкий» см. фамилию Широкий.

Фарколин (Онеж. у.). Фамилия связана с диалектным глаголом фаркать — «проворно шить» (Даль. IV. С. 241, с пометой «олонецкое» т. е., как раз на смежной территории).

.....Холзаков (196 чел. — Шенк. у.). Из диалектного глагола холзать — «соваться, качаться» (Под. С. 184, с пометой: «шенк., пинеж., мезен.»).

Хрушкий, Хрушкой (Шенк., Холмог. уезды и рабочие из Сольвычегод. у. Вологод. губ.). Из хрушкий — «круглый» (АПИ. Записано в Устьян. и Лешукон. р‑нах). Сейчас известна семья этой фамилии близ Архангельска в Верхне-Тойм. р‑не.

Худяков (362 чел. — Арх., Пинеж., Шенк., Холмог. уезды). Отчество от нецерковного личного имени Худяк, нередкого там же в XVI—XVIII вв., например Худяк Григорьев с Лодмы — 1592 г. (РИБ. XXV. С. 159).

Цивилев (42 чел. — Мезен. у.). Отчество от прозвища или нецерковного мужского имени Чивиль — «воробей», с характерной для местных говоров меной ч/ц. В Тотемском у., на верхнем течении Северной Двины, документирован в 1646 г. Омелка Цывил — родоначальник многих поколений рабочих по добыче соли, фамилия сохранилась до нашего времени (МИЕС. III. С. 97).

Черепанов (470 чел. — Шенк. у., в нескольких волостях). Отчество от прозвища Черепан, не по «наружному виду» (см. Елизаровский. С. 27); нарицательное черепан — в архангельских говорах «изготовитель глиняной посуды» (АПИ) или «житель г. Череповца».

Чуприков (30 чел. — Шенк. у., Предтеч.). Отчество от уменьшительной формы Чуприк из полного имени Чуприян (каноническое Киприан, древнегреч. — «происходящий с острова Кипр»). Мена у/и произошла еще в древнегреческом языке из-за изменения произношения гласного ипсилон, смягчение к/ч вызвано несвойственностью древнерусскому языку к перед гласными переднего ряда. Имя Чюприон на Севере документировано в Кевроле в 1578 г. (по документам Антониево-Сийского монастыря). Фонетический вариант — фамилия Чуфряков (54 чел. — Шенк. у., Предтеч.).

Чураков (230 чел. — Шенк. у.; 69 чел. — Холмог. у.). Отчество от прозвища или нецерковного имени Чурак, объяснение находим в сибирских говорах, где чурак — «обрубок дерева»; переносное — «глупый, темный» (Пал. Д. II. С. 270; III. С. 234).

Чухарев (56 чел. — Онеж. у.; 6 чел. — Холмог. у.). Отчество от прозвища Чухарь из онежского диалектного чухарь — «глухарь», переносно — «глухой человек» (МГУ).

Шадрин (302 чел. — Онеж. у.; 64 чел. — Шенк. у.; 6 чел. — Холмог. у.). Отчество от прозвища Шадра от диалектного шадра — «рябь на лице от оспы». Диалектное слово шадра и фамилия Шадрин продвинулись на Урал и Зауралье.

Шалгунов (57 чел. — Шенк. у.). Фамилия связана с местным словом шалкун — «дорожный мешок» (Боричевский. С. 153). Написание Шелгунов, очевидно, фонетический вариант, так как встречается там же, где и Шалгунов.

Шаньгин (404 чел. — во всех 4 уездах). В северных говорах шаньга — сдобная лепешка с творогом и сметаной.

Шаров (196 чел. — Холмог. у.). Вероятна связь с уральским диалектным шары — «глаза», а не с ненецким шар — «пролив» (в фамилиях на Двине ненецкая лексика не обнаружена).

Шелгунов — см. Шалгунов.

Шелегин (Шенк. у.). Северное слово шелега — «сало морского зверя» (Борич. 153).

Шестаков (во всех уездах). Четвертая по частоте фамилия в губернии; распространена также на Урале и в Сибири, нередка на северо-востоке Вологодской обл. Первоначальное значение — шестой ребенок в семье.

Шиморин (Шенк. у.). Фамилия связана с диалектным глаголом шиморить — «копаться над чем-то, возиться» (Даль. IV. 650, с пометой «архангельск.»).

Широкий (300 чел. — Мезен. у.; 4 чел. — Холмог. у.), Широких (9 чел. — Мезен. у.). Антонимичная пара узкий/широкий стала основой фамилий в своих значениях скудный/обильный; ср. «жить на широкую ногу», «широкая масленица» (см. узкий).

Шитиков (20 чел. — Холмог. у.; 100 чел. — Шенк. у.). В основе — диалектное шитик — разновидность лодки.

Шкулев (89 чел. Онеж. и Холм. уезды). Отчество от прозвища Шкуль. Существование прозвища документировано с 1561 г. — запись в писцовой книге: «против двора шкулева», «васюк шкуль, содовар» (МИЕС. II. С. 476). Прозвище — из диалектного псковского шкуль — «запас», тверского — «кошель», переносно — «скряга».

Штинин (25 чел. — Онеж. у.). Фамилия связана с архаичной формой шти — современная щи, как и фамилия Долгоштинов в д. Труфанова гора Пинежского у. в писцовой книге XVII в., очевидно, из прозвища Долгие шти; ср. неоднократно встреченные Высокие шти (в Муроме 1574 г., Ярославле 1671 г., Симбирске 1678 г.). Не были ли долгие и высокие шти кулинарными терминами?

Шумилов (366 чел. — Шенк. у.; 49 чел. — Онеж. у.; 18 чел. — Холмог. у.). Отчество от нецерковного мужского имени Шумило — «шумный, крикливый». Имя очень часто у русских вплоть до конца XVII в. означало крикливого ребенка. Фамилия на Севере старинная (как и сами имена с ‑ило — Будило, Твердило, Томило и др.). В Чухченемской вол. близ Архангельска она документирована в 1634 г.

Ядовин — см. Едовин...............

О с в я з я х ФАМИЛИИ И ИМЕН НАРИЦАТЕЛЬНЫХ В XVII В.по материалам деловой письменности Прикамья.

.Елена Л. Березович
К изучению западнославянских заимствованийв русских народных говорах........

Западнославянские (особенно польские) заимствования в русском языке
уже становились объектом внимания лексикологов, однако изучалисьв первую очередь заимствования в литературный и деловой язык (cм.,например: Гарбуль 2009; Золтан 1983; Лесюв 1978; Мельников 1967; Ми-лейковская 1978, 1984; Тамань 1953; Целунова 1987; Kochman 1967, 1970,1975, 1991; Leeming 1976; Witkowski 2006). О полонизмах в русских говорах
специальных работ очень мало (см., например: Мжельская 1963); имеющиеся версии в основном «точечно» представлены в этимологическихсловарях, включающих диалектную лексику (РЭС; Фасмер 1964–1973),
и диалектологических исследованиях.
Наиболее ожидаемы такие заимствования, разумеется, в западныхи юго-западных русских говорах (смоленских, брянских, псковских
и др.), а также в русских говорах Прибалтики, ср., к примеру,
пск.бавелна ‘бумажные нитки’ < польск.bawełna
‘хлопок; хлопчатобумажная пряжа; бумага (нитки)’ (РЭС 2: 44);
смол. кадýк ‘падучая болезнь, эпилепсия’, смол.
Коли б тебе кадýк побрал! (СРНГ 12: 301) < польск. kaduk ‘то же’ (Фас-мер 1964–1973, 2: 157) и др.
В ряде случаев польские и чешские заимствования в русские говоры прошли через украинское, белорусское или балтийское посредничество:
смол. апчуги́ ‘щипчики’, смол., орл., зап.-брян.,пск., литов. обцуги́ ‘клещи, щипцы’ и др. – через блр. и укр. из польск. obcęgi ‘щипцы, клещи’, ст.-польск. hebcągi из нем. Hebzange (РЭС 1: 251);
смол. видéлка ‘столовая вилка’, курск., орл., ворон. видëлка ‘то же’ – через укр. и бел. из польск. widelec ‘вилка’, widełki ‘то же’ (РЭС 7: 145) etc.

В свою очередь западнославянские языки явились «проводниками» для ряда русских диалектизмов, имеющих «конечную» германскую (чаще) или романскую (реже) этимологию:
влг. антáбка ‘рукоятка на косовище’ – через польск.antaba ‘рукоятка, ручка’ из нем. Handhabe (РЭС 1: 227);
ряз. андрóна подпускать , влг. андрóны ‘шутки, росказни’, ряз., влад.,курск., тул., симб. самар., волог., пск., калуж. андрóны едут ‘о неправде’ –из польск. androny ‘чепуха, вздор’ < итал.androne ‘проход (во внутренний двор)’, ‘закоулки, подворотня’ (Там же: 218–219). То же можно сказать и о латинизмах,
ср. смол. кавúтая ‘водка’ – через польск.okowita ‘то же’ из лат. aqua vitae (Фасмер 1964–1973, 1: 65).
Возможно, сюда же смол. авдóтка ‘крестьянка-богомолка, приходившая в Смоленск на богомолье’, если допустить, что оно ведет свое происхождение из польск. dewotka ‘женщина, демонстрирующая показную набожность, ханжа, святоша’ < лат. dēvōtus ‘набожный, благочестивый’ (РЭС 1: 80–81) и т. п.

Естественно, есть среди западнославянских заимствований и исконные славянские факты.
Предположительно к ним относятся: новг. абрóк ‘навес над стогом’ – из польск. obrog ‘(крытый) стог сена’ < прасл. * obborgъ (РЭС 1: 73);
смол. встужка ‘лента’ – из польск. wstążka ‘лента’, уменьш. от wstęga ‘то же’, далее ср. ст.-чеш. vztuha и stuha < *vъz -/* sъ tǫga (-žьka ) от *-tęgnǫti (РЭС 9: 74).

В этимологических словарях русского языка более последовательноотражены заимствования в говоры из литературного польского языка,но есть и включения из польских диалектов: литов. (рус.) бáйки ‘ничего, ничего себе’, ‘не беда’ – из польск. диал. bajki
в сходных знач., далее к польск. bajki ‘неплохой’ (РЭС 2: 89); смол. бал ‘глаз’ – из польск. диал.bały ‘буркалы, зенки’ (Там же: 111); смол. ангéрка ‘короткое женское пальто илидлинная кофта на вате’ – из польск. диал. (aŋg’erka ‘кафтан или пальто на вате’ (РЭС 1: 215) и др.
Многие заимствования подверглись словообразовательной, фонетической и семантической адаптации в принимающей диалектной среде.
Примером может служить краснояр.школдá ‘разыгравшиеся дети’, которое, по мнению О. Г. Щитовой, можно возвести к польск. szkoda ‘ущерб’ (Щитова 2008: 261).
О. Д. Сурикова рассмотрела смол. беспокýтный ‘невеселый, печальный’, беспокýтно
‘скучно’ – при смол. покýтный ‘грустный, скучный’ (Сурикова 2016: 68). С ее точки зрения, эти слова связаны с латв. (рус.)
покýта ‘горе, беда, страдание’, литов. (рус.) покутовáть ‘мучиться, страдать’, являющимися результатом семантического расширения лексем, обозначающих религиозное наказание, мучение, возмездие заг рехи: зап., смол., самар. покýта ‘церковная епитимья’, смол.
покýтать ‘наказать’, пск. отнести покуту ‘помучиться перед смертью’ и др. (Тамже). При этом рус. покута, как указывает М. Фасмер, заимствовано из польского и чешского языков, ср. польск. pokuta , чеш. pokuta ‘покаяние;наказание’. адаптированных производных
беспокутный и беспокутно приставка без - усиливает негативную семантику производящей основыи не имеет обычного для нее значения отсутствия (Там же)¹.
В настоящей статье рассматриваются несколько русских диалектизмов, отсутствующих в этимологических словарях или имеющих спорные этимологические решения, которые можно считать заимствованиями из западнославянских языков (либо имеющими не славянский источник, но проникшими в русский язык через западнославянское посредничество).
Эти слова интересны главным образом с точки зрения развития семантики, а также путей попадания в русские говоры, участия в процессах аттракции к другим диалектным лексемам. При этом особое внимание уделяется тем лексемам, которые фиксируются не столько в западных говорах России, а в говорах Русского Севера и иных удаленных территорий.
Подача материала, как правило, начинается с лексем, которые семантически наиболее далеки от предполагаемого западнославянского источника (именно с них есть смысл «раскручивать» словообразовательную цепочку)

Слова, являющиеся вторичными заимствованиями в говоры из литературного языка

Один из примеров такого рода рассмотрен в (Березович – Кучко 2017).Авторы доказывают, что многочисленные русские диалектизмы с корневым мазур -, являющиеся негативными характеристиками человека(влг., твер., яросл. мазýр, пск. мазýрок ‘вор, мошенник, негодяй’, новг. мазýрик мазýра , влг. маздýрик ‘шалун, озорник’, яросл. мазýристый ‘маленький, худенький, некрасивый’ и др., ср. также простореч. мазýрик ‘плут, мошенник, вор’), являются польскими заимствованиями, возникшими на основе обозначения этнографической группы поляков: Mazur ‘житель центральной и юго-восточной Польши, а также переселенец из этой области в других направлениях, главным образом, на северо-восток’.

Продолжение см. по ссылке

Массу материала можно скачать, но нужно копаться в разделах.

Донецкая ономастическая школа НАН України

http://azbuka.in.ua/category/azbuka/

Філологічна школа Юрія Олександровича Карпенка

http://karpenko.in.ua/

Интересная статья про имена
https://docviewer.yandex.ru/vi...mp;lang=ru

Palasha, благодарю. Статья интересная, но выводы, которые она делает (или к которым подталкивает читателя) некорректные. В начале статьи верно упоминалось об ономастиконе определённого социума. К сожалению, далее по тексту, отсылки на это больше не делались, а выводы были сформулированы достаточно общие, из-за чего создаётся впечатление, что автор ситуацию некоторых регионов распространяет на всю Россию. Такую тематику нужно изучать в постоянной оглядке на локальность. Потому как те имена, которые в описанных регионах считались странными, в соседнем уезде, а то и волости могли быть самыми что ни на есть обычными.
Ну и ещё, мне показалось, что там выборка респондентов там не очень корректная. Сам сталкивался на практике, когда люди 30х г.р., говоря о тех именах, которые ушли из ономастикона после революции, делали какие-то свои додумки по поводу их ненормальности или причин получения этих имён.

Русислав написал:

[q]
Статья интересная
[/q]

Возможно эта статья хоть на чуточку дает "пищу" для размышлений над тем, почему некоторые имена становились модными в определенное время, а некоторые ассоциировались с какими то неприятными вещами, действиями. Вообще где то слышала такое, что при крещении каким то заковыристым именем народ забывал как назвали, ходили переспрашивали у попа, на бумаге записывать бесполезно, неграмотные были некоторые.

Генеалогический форум ВГД

Генеалогический форум ВГД » Ономастика (антропонимы, топонимы и пр.), этимология » Книги, статьи и ресурсы по ономастике\этимологии Вниз ⇊

Книги, статьи и ресурсы по ономастике\этимологии

Генеалогический форум ВГД » Ономастика (антропонимы, топонимы и пр.), этимология » Книги, статьи и ресурсы по ономастике\этимологии