Книги, статьи и ресурсы по ономастике\этимологии

О с в я з я х ФАМИЛИИ И ИМЕН НАРИЦАТЕЛЬНЫХ В XVII В.по материалам деловой письменности Прикамья.

Массу материала можно скачать, но нужно копаться в разделах.

Донецкая ономастическая школа НАН України

http://azbuka.in.ua/category/azbuka/

Філологічна школа Юрія Олександровича Карпенка

http://karpenko.in.ua/

Palasha, благодарю. Статья интересная, но выводы, которые она делает (или к которым подталкивает читателя) некорректные. В начале статьи верно упоминалось об ономастиконе определённого социума. К сожалению, далее по тексту, отсылки на это больше не делались, а выводы были сформулированы достаточно общие, из-за чего создаётся впечатление, что автор ситуацию некоторых регионов распространяет на всю Россию. Такую тематику нужно изучать в постоянной оглядке на локальность. Потому как те имена, которые в описанных регионах считались странными, в соседнем уезде, а то и волости могли быть самыми что ни на есть обычными.
Ну и ещё, мне показалось, что там выборка респондентов там не очень корректная. Сам сталкивался на практике, когда люди 30х г.р., говоря о тех именах, которые ушли из ономастикона после революции, делали какие-то свои додумки по поводу их ненормальности или причин получения этих имён.

.О проблеме раннеславянского заселения Русского Северо-запада (по материалам ономастики и диалектной лексики)* В. Л. Васильев Великий Новгород............



Во взглядах на проблему раннеславянского заселения Русского Северо-запада (далее — РСЗ) издавна конкурируют две основные точки зрения. Первая гипотеза — «западнославянская», разделяемая многими историками и языковедами начиная с 1-й половины XIX в., — подчеркивает западнославянский генезис первых насельников окрестностей озер Чудско-Псковского и Ильмень и resp. первых диалектов РСЗ.
Есть две разновидности этой гипотезы. Одни предпочитают говорить о миграции славян с южного побережья Балтики (балтийских славян), другие предполагают приход славян со среднего течения Вислы.
Пути миграции — либо напрямую пересекая земли балтов, либо даже на судах по Балтийскому морю. Разделение летописных кривичей и словен ильменских на РСЗ либо не учитывают, либо возводят эти два племени к разным потокам западных славян (А. А. Шахматов, Д. К. Зеленин, В. В. Седов, Г. А. Хабургаев, В. Л. Янин и мн. др.).
Лингвистически продвинутый вариант данной гипотезы был предложен А. А. Зализняком. На долготе примерно от Пскова до Новгорода превалировал диалект псковских, или северных, кривичей, находившийся в близком родстве с западнославянскими диалектами, а восточнее Новгорода распространялись говоры общевосточнославянского типа, принадлежавшие ильменским словенам.
Вторая гипотеза — «среднеднепровская», или «южная» — трактует первых славян РСЗ как пришельцев с области Киева и Среднего Поднепровья, подчеркивая их общевосточнославянский генезис. Пути прихода славян — по Днепру и его притокам, далее на Ловать и в бассейн Великой (Ф. П. Филин, О. Н. Трубачев, В. Б. Крысько и др.).
Эволюция изложенных мнений относительно лингвоэтногенеза в регионе РСЗ претерпела с сер. XIX в. определенные изменения, заключавшиеся в постепенном сдвиге акцентов в пользу второй гипотезы.
В частности, мнение о первоначальной миграции на РСЗ славян с берегов Балтийского моря, бывшее некогда наиболее популярным, не нашло достаточных лингвистических аргументов и сегодня может быть расценено скорее как факт историографии.
Предположение В. В. Седова о приходе кривичей и ильменских словен из Средневисленского региона, хорошо известное благодаря авторитету крупного археолога, подвергнуто критике в современной археологической литературе; ср.: «Система археологической аргументации для обоснования западной гипотезы так и не была создана» при том, что «южная версия за последние десятилетия значительно укрепила фактологическую базу» (В. Я. Конецкий 1998).
Наконец мы наблюдаем изменение взглядов А. А. Зализняка, который в последних своих трудах избегает упоминаний об особом родстве северно-кривичского с севернолехитскими и лужицкими диалектами, ограничиваясь предположением «о ранней изоляции носителей прановгородско-псковского диалекта от остального славянства» (А. А. Зализняк 2003).
Разумеется, сколь бы логичны и стройны ни были этноисторические схемы раннеславянского освоения РСЗ, они с необходимостью должны быть верифицированы конкретными фактами, прежде всего лингвистическими. Остается актуальным требование переводить общую дискуссию «в план конкретного сравнительного анализа форм, этимологии слов и имен» (О. Н. Трубачев).
Проводимое мной исследование славянских топонимических древностей на территории средневековых Новгородской и Псковской земель (в основном в области пятин Великого Новгорода) во многих случаях учитывает широкий общеславянский фон имен и апеллятивов. В результате постепенно появляются ареальные обобщения исследуемого материала. Некоторые из выводов имеют отношение к проблематике раннеславянского заселения РСЗ.
Довольно многочисленные на РСЗ названия с различными приметами позднепраславянского и древнерусского времени (например, производные от древней композитной и префиксально-корневой антропонимии, от апеллятивов, забытых не только на РСЗ, но и в русском языковом пространстве вообще, названия с j-овым суффиксом, на -ичи/-ицы и т. д.) вплетены в сеть междиалектных и межъязыковых соотвеетствий по всему славянскому миру.
Для этноистории РСЗ преимущественно важны те новгородско-псковские названия, которые имеют
межславянские параллели, показывающие более или менее «читаемую» ареальную предпочтительность за пределами изучаемого региона.
Предварительная ареальная генерализация материала дает основания заключить, что в восточнославянском языковом пространстве славянская топонимическая архаика РСЗ находит наиболее частые и достоверные топоизоглоссы в восточной половине Белоруссии (Витебщина, Могилевщина, Гомельщина, восток Минской обл.), в примыкающих к Белоруссии западнорусских областях (Псковская, Смоленская, частично Брянская обл.) и на территории северной, особенно северо-западной Украины (правобережные притоки Припяти, верховья Днестра).
Не менее высок уровень архаических топонимических схождений Новгородской землей с западнославянским пространством, взятом в широком охвате (Чехия, Словакия со словацкой топонимией Венгрии, Польша, серболужичане, поморско-полабские славяне).
Таким образом, на восточнославянской территории прослеживается широкая полоса повышенной концентрации раннеславянских топонимов, которая от Ильменя и Чудско-Псковского оз. тянется прямо на юг, затем поворачивает на юго-запад и запад, свидетельствуя о направлении самых древних и традиционных языковых связей РСЗ и обрисовывая преимущественные пути славянского проникновения на РСЗ из Галиции и Волыни по рекам Верхнего Поднепровья, главным образом по левобережным притокам Днепра.
Судя по этой полосе, славяне распространялись на РСЗ не напрямую через земли балтов, а отчасти огибая массив плотного древнебалтийского населения в левобережье Припяти и в бассейне Немана.
В сущности, исследование топонимических древностей на РСЗ дало подкрепление выводу, полученному в свое время благодаря изучению верхнеднепровской гидронимии, о том, что западная часть Верхнего Поднепровья лежала в стороне от основных магистралей восточнославянского продвижения (В. Н. Топоров, О. Н. Трубачев 1962).
Кроме того, приблизительно такая же, хотя и более размытая, полоса вырисовывается на материале апеллятивных схождений. Так, было отмечено, что на восточнославянской территории намечается зона архаических изолекс, начинающаяся от той части Русского Севера, которая преимущественно связана с новгородской колонизацией, а затем проходящая через Псковщину, Белоруссию, Полесье до Карпат (Н. И. Толстой 1977).
Проведенный мной анализ восточнославянских ареалов новгородской географической терминологии тоже раскрывает наиболее прочные лексико-семантические связи новгородских (централь-ноприильменских) говоров с говорами южной ориентации: южно-псковскими, западнотверскими, смоленскими, брянскими, а из белорусских — с витебскими и могилевскими, реже с центральными и северо-западными белорусскими (В. Л. Васильев 1995; 2001).
Относительно территории Белоруссии ранее было констатировано на основе изучения лексики праславянского происхождения, что архаические языковые зоны в этой республике локализуются в восточной части этноязыкового ареала: это Восточное Полесье, а также Витебская зона, которая тесно прилегает к южнопсковской, образуя с ней некую локальную единицу (Этымалагiчны слоўнiк беларускай мовы, 1978, вып. 1, с. 4).
Существен вывод, который следует из анализа межславянских связей топонимической архаики РСЗ, — наличие многих древних схождений с украинской Волынью и Галицией при заметной слабости и вторичности связей с более северными областями западной Белоруссии (Гродненская, большая часть Брестской и Минской обл.).
Это проявляется не только в относительной разреженности РСЗ-западнобелорусских схождений, но главным образом в том, что регион РСЗ обнаруживает немало двусторонних топонимических схождений именно с Галицией и Волынью (Туховежи — Тиховиж, Витенеж — Witoniż, Рамышево — Rameszkow, Збуж, Збудки — Збуж, Збудово, Пробужа — Probużna, Погвизд — Pogwizdowa и др.), тогда как с Белорусским Западом специфические схождения отсутствуют.
Еще больше тех названий РСЗ, которые объединяют Галицию и Волынь со всей обрисованной выше поясной зоной ранневосточнославянского расселения, но обычно минуют запад Белоруссии (Порхов, Пирятино, Дорогини, Чернигово, Перенежье, Смолиговицы, Шнятин и др.).
Кроме того, топонимия Галиции и Волыни почти всегда разделяет число тех многочисленных изоглосс, которые связывают пояс ранневосточнославянского расселения с западно- и южнославянскими областями.
Ранее уже писали о некоторых лексических параллелях между северо-западными русскими и прикарпатскими украинскими говорами (жито, волошка, багно и др., Н. И. Ашиток 1987).
Более показательны волог. песной ‗песчаный‘ и зап.-укр. (бойковск.) пiсниця ‗неурожайная песчаная земля‘, но особенно новг. бердо ‗холм‘, ‗глубокое место‘ и зап.-укр. бердо ‗скала‘, ‗пропасть‘, — этот горный термин безусловно мигрировал на РСЗ только с окрестностей Карпат.
Много архаических топоизоглосс объединяет РСЗ с западнославянским пространством, но нельзя забывать, что заметное количество архаических названий и апеллятивов связывает РСЗ (а следом за ним Русский Север) преимущественно или исключительно со Славянским Югом, особенно с западной его частью (словен., сербохорв.).
Выразительны, к примеру, изолированные РСЗ-южнославянские, чаще словенские, топоизоглоссы:
пск. Невель, новг. Невль — словен. Mevlja, Nevljica,
пск. Идрица, новг. Едерка — словен. Idrija,
витеб. Лисно — словен. Lisna,
витеб. Днико — словен. Dnika,
пск. Свибло, твер. Свибла — словен. Svibnik,
витеб. Укля — словен. Ukva, Ukova,
новг., пск. Пскова, Псковица — хорв. Pliskovica, болг. Плесков,
смол. Велиж, новг. Велиже Поле — хорв. Veleţ и нек. др.
Выявлены десятки топонимов и апеллятивов, которые имеют более частые и территориально рассеянные параллели в восточно- и южнославянских областях, минуя западных славян.
Среди них выделяется заметный слой географических названий и терминов, объединяющих преимущественно Русский Север и Северо-Запад прерывистыми связями со словенско-сербохорватской областью; иногда такие изоглоссы проявляются также в говорах северо-западной и западной Украины (Жупаново, Видимирское, Городолюбское, Теребонежье, Выползово, Пачки, Ракомо, Рачка, термины занога, дор, веретье, грем, пожня, печище, губа и др.).
В целом межславянские связи топонимической архаики РСЗ, во-первых, предполагают южный путь проникновения первых славян к оз. Чудско-Псковскому и Ильмень, во-вторых, отсылают к широкому центру позднепраславянских миграций (точнее — к восточной части этого центра), сложившемуся к сер. I тыс. н. э. и археологически представ-ленному Пражско-Корчакской культурой (от Эльбы на западе до правобережья Днепра на востоке и от Припяти и среднего течения Вислы на севере до Карпат и Дуная на юге). Карпатські

Еще некоторые интересные статьи Сборника V Чтения памяти академика О.Н.Трубачева