Метрические записи представителей известных фамилий

Solirina написала:

[q]

Возможно есть какие-то записи о жене и детях

[/q]

Рождение Елены у двор. Сигизмунда Данилевич и Терезии, урожденной Гружевской, род. 9 мая, крещ.10 августа 1867 г., 347-1-47, кадр 181, Р.-К. СВ. Екатерины.
Рождение Жозефы у двор. Сигизмунда Данилевич и Терезии, урожденной Гружевской, 19 марта 1870 г., 347-1-48, кадр 371, Р.-К. Св. Екатерины.
Рождение Бенедикта у двор. Сигизмунда Данилевич и Терезии, урожденной Гружевской, 21 марта 1874 г., 347-1-48 (лат.), кадр 180, Р.-К. Св. Екатерины.

К посту irinax о браке Александра Грина и Нины Коротковой.

Эта церемония бракосочетания тоже имеет свою историю.

Из воспоминаний Нины Грин:
"Будучи несчастливой в первом браке, я с приходом советской власти, давшей русской женщине свободу и равноправие, почувствовала себя воистину счастливой. Никто не мог заставить меня жить с человеком, чуждым моей душе, моим требованиям к жизни, никто не мог осудить меня за уход от такого человека, никто не мог заставить меня приехать к мужу "по этапу". И хотя моего нелюбимого мужа уже не было на свете, я чувствовала себя счастливой за свое буду­щее. Я была молода, хотела мужа-друга, знала, что могу ошибиться, и теперь не боялась этого.

Поэтому, когда Александр Степанович в первые же дни нашей бли­зости завел разговор о необходимости легализовать наши отношения, я, в мягких словах, восстала против этого всем своим существом.

"Сашенька, я буду тебе хорошей женой без всяких обязательств, только люби меня всем сердцем, как мне надо: без ревности, недове­рия. И тебя не сделает лучшим мужем подписанная бумажка или венцы над головой. Но зато у меня так хорошо и чисто на душе: я свободна и, если увижу, что мы не подходим друг другу, могу, не боясь, тебе это сказать и уйти от тебя. Нет на мне цепей, и на тебе тоже", — говорила я Александру Степановичу при его повторяющихся попытках как-то официально закрепить наши отношения.

Однажды приезжаю к нему после дежурства и с удивлением отме­чаю праздничную прибранность комнаты. Всюду фиалочки — и на ко­моде, и на столе. На столе что-то прикрыто белой столовой салфеткой.

"Что за праздник сегодня, дружок?" — спрашиваю Александра Степановича. "Да, у меня сегодня большой праздник, Нинуша, по-позже скажу, какой. И на душе так хорошо и радостно, как сегодняшний майский день".

День был, правда, чудесный. Солнечный, тихий, теплый, как не часты питерские майские дни, в которые иногда даже снежком запо­рошит, а ладожский ледоход всегда стужу несет.

Посидели, поболтали, Александр Степанович и говорит: "Нинуша, мне нужно тут недалеко по делу в одно учреждение зайти, а оставлять тебя одну в комнате жалко. День так хорош! Не прогуляешься ли со мной? Ты ведь не очень устала?" Я с радостью согласилась, и под руку, тихо-тихо мы пошли по питерским улицам. Александр Степанович так славно что-то рассказывал, что я не замечала улиц, по которым мы шли.

"Как мы хорошо гуляем! — говорю я Александру Степановичу. — А ты не опоздаешь туда, куда тебе надо?" — "Нет, с тобой, свет мой милый, я всегда вовремя приду".

Вышли на Офицерскую и скоро подошли к мрачному зданию.

"Вот сюда нам нужно зайти", — говорит Александр Степанович. "А что это за дом?" — спрашиваю. "Литовский замок, потом расска­жу о нем подробно, а теперь, если ничего не имеешь против, поднимемся туда вместе".

Я, конечно, согласилась, и Александр Степанович привел меня в какую-то очень неуютную комнату, на двери которой стояло слово "ЗАГС", ничего мне не объяснявшее. Сокращенных названий советс­ких учреждений я тогда почти не знала, кроме самых общеупотребительных, и быстро их забывала.

В довольно большой комнате на скамьях, поставленных у стен у входа, сидело несколько мужчин и женщин, ничем моего внимания не привлекших. В дальнем конце комнаты перпендикулярно друг другу стояли два стола, за которыми сидели две женщины: одна немолодая, недовольного вида, другая молоденькая и довольно приятная. Александр Степанович провел меня в уголок, подальше от всех, и я думала, что он пойдет по делу к этим женщинам, но он сел рядом. Покрыл мою руку, лежавшую на колене, своей большой и теплой рукой, так что сердцу сразу стало хорошо и уютно, и сказал: "Ниночка, друг мой, не сердись на меня. Я привел тебя туда, где записывают браки. Видишь, эти сидящие люди — женатые или женящиеся пары. Для моей души необходимо, чтобы брак наш был оформлен, и я сердцем прошу тебя: не откажи мне в этом. Никогда, ни в чем я тебя неволить не буду, верь мне. Не сердись на свою собаку. Подойдем к этой молодой женщине и оформим нашу близость. Потом я скажу тебе все хорошие и нежные слова и на коленях попрошу прощения, что обманом завел тебя сюда". И так ласково и преданно смотрел Александр Степанович на меня, так тепло было моему сердцу от его, лежащей на моей, руки, что я подумала: "Грех его обидеть отказом, в конце концов, бумажка не лишит меня внутренней свободы, она же не камень на шее. А ведь ты, Нина, уже видишь, что он тебя крепко любит. Не бойся..." И, минуту помедлив, чтобы как-то разорвать мысли о свободе, которыми я опутала свое существо, я сказала: "Хорошо, Саша, запишемся".

Александр Степанович радостно склонился к моей руке, крепко поцеловал ее и повел меня к столу. На меня неожиданно и непонятно нахлынуло сильное волнение, я не помнила, что меня спрашивала эта женщина. Только помню: я и Александр Степанович где-то расписы­вались, он опять поцеловал мне руку и сказал: "Спасибо, друг мой дорогой". И, поблагодарив молодую женщину, пожелавшую нам всего хорошего, мы вышли из комнаты. Вышли из мрачного помещения на светлую, залитую солнцем улицу. И на душе стало светло-светло.

"Вот это и было мое дело, Нинуша, — говорит Александр Степано­вич. — Не обижайся на обман, он от любви". И долго объяснял мне, что эта запись нашего брака ему, бездомному, старому одинокому бродяге, нужна как какая-то внутренняя опора. Так, тихо разговаривая, дошли мы с ним до церкви Благовещенья, что у Конногвардейского бульвара.

"А что, Нинуша, может, и в церкви повенчаемся?" Я рассмеялась: "Совсем опутать меня тенетами-документами хочешь? Поглотитель! Нет, уж церковного брака не надо, хватит гражданского, вот поцелуем иконки, перекрестимся — и будет это наше венчание". Так и сделали. Обошли церковь кругом и с умиленным чистым сердцем и верой друг в друга поцеловали все иконки на фасаде церкви.

Придя в Дом искусств, Александр Степанович поднял салфеточку на столе. Под ней стоял букетик фиалок в красной чарочке с золотым оленем, на тарелках лежали печенье, варенье и еще какие-то сладости и вкусности, полученные Грином по его академическому пайку.

"Я со вчерашнего дня всё убирал и подготавливал в комнате, — сказал он, — хотел хоть немного, хоть по-нищенски, отметить этот день". — "Так ты, значит, заранее был уверен в моем согласии?" — притворно сердито спросила я. "Я надеялся на твое доброе сердечко и мою крепкую любовь", — сказал Александр Степанович."

Отпевание Архипа Ивановича Куинджи
Профессор Императорской Академии художеств, действительный статский советник. 11 июля 1910 умер от склероза артерий, аневризмы аорты, 14 июля погребен на Смоленском православном кладбище. Отпевание в Екатерининской церкви Академии Художеств. Священник Петр Любимов
ЦГИА СПб. ф.19. оп.127. д.2407 л 118

[ Изображение на стороннем сайте: kuindzhiCG_4202629_29375191.jpg ]

Рождение сына Михаила у писателя Николая Гавриловича Чернышевского

ЦГИА СПб. ф.19. оп.124. д.776. л. 1008об, 1009. Церковь Владимирская в Придворных слободах. 1858 год.

Петр Николаевич Уланов (1890–1932). Дядя Галины Сергеевны Улановой (родной брат отца). Петр Николаевич Уланов окончил Санкт-Петербургское театральное училище в 1909 году и был определен в балетную труппу Мариинского театра кордебалетным танцовщиком с окладом 600 рублей. В 1910 году Петр Николаевич получал 840 рублей, а в 1911 году был переведен в корифеи с окладом 1000 рублей. В этом же году работал в антрепризе Дягилева. Считался даровитым танцовщиком.
В Перми он выступал на гастролях в 1924–1925 годах, в 1924 году – на сцене городского театра: 19 июня участвовал в балете «Тщетная предосторожность» и разнохарактерном дивертисменте со своим коронным «Комическим матросским танцем»; 20 июня участвовал в балете «Конек-Горбунок» и балетном дивертисменте; 21 июня участвовал в балете «Лебединое озеро» и дивертисменте.
18 и 19 июня 1925 года на сцене городского театра состоялись «Два вечера Ленинградского академического балета»; 21 июня на сцене Красного (Загородного) сада было представлено «Прощальное выступление…», где выступал Петр Николаевич Уланов.
В последние годы жизни Петр Николаевич страдал болезнью сердца. Умер на сцене во время представления балета «Конек-Горбунок», в антракте после первого действия, «пробуя» при закрытом занавесе кнут Иванушки-дурачка. На протяжении своей 20-летней артистической деятельности выступил в 34 балетах. Из последних наиболее удачных его выступлений необходимо отметить выступление в «Красном маке», где он исполнил роль Кочегара, и в «Эсмеральде» – роль Квазимодо.
https://www.permarchive.ru/ind...ogo-baleta

1911 МК Спасосенновской Успенской церкви


27 апреля Артист балетной труппы Императорских С.Петербурских театров Петр Николаевич Уланов, православнаго исповедания, первым браком, 20 лет
Артистка балетной труппы Императорских С.Петербурских театров девица Александра Александровна Декомб, православнаго исповедания, первым браком, 19 лет
Поручители: по женихе: Артист С.Петербурских театров Владимир Ильич Бочаров II-й и Артист С.Петербурских Императорских театров Владимир Иванов Пономарев II-й;
По невесте: Артисты С.Петербурских Императорских театров Александр Александрович Гуммерт и Александр Александрович Орлов