Переход из одного сословия в другое

nmash
Наталия! Спасибо преогромное! Крайне интересно и очень информативно!
Но вот про последнюю деву не поняла "За так" отпустили, чтоль?

anto
Антон. Я вполне понимаю, что такие случаи возможны и бывали. Вопрос: сколь часто? Совсем уж единичные это были случаи или нет?

И даже точнее. По выложенному Наталией документу я правильно прочла, что "за так"?

Наталия, anto, низкий поклон за лепту!
А насчет "часто отпускали" и у меня большие сомнения. Думаю, более жизненно:

anto написал:

[q]

К примеру, был Указ о вольных хлебопашцах еще в 1803 году. Но свободу по нему получили всего 111829 душ мужского пола, то есть примерно 2% всех крепостных.

[/q]

В нашем исконном стиле: хотели как лучше, а вышло как всегда - родная Маниловщина. Прошу не путать с, не вводящей никого в заблуждение, природной Обломовщиной.

...я б в рабочие пошел, пусть меня научат

Маленькая трагедия, не по А.С. Пушкину.
В понедельник в день святой Анны – 26 июля 1825 г. свирепый ураган Санта Анна обрушился на Пуэрто-Рико. Об этом писал Жюль Верн в «Таинственном острове», и поныне память о трагедии хранит местное предание.
А в это время на другом полушарии погожим деньком свадебная процессия покидала Троицкий храм в Дмитрове. Жених – 18-летний пономарь села Муромцева Радонежской десятины Иван Васильевич Смирнов был среднего роста темноволос и сероглаз. Случайные прохожие могли решить, что русоволосая невеста аж окосела от счастья, но это было врожденное свойство ее сероокости. Впрочем, счастьем лучились и лица родителей невесты – дьячка Троицкой церкви Дмитрия Степановича Цветкова с его благоверной Ириной Сергеевной, да дядьки новобрачной – Федора Степановича – пономаря Дмитровского села Перемилова. Весело перемигивались жениховы поручители: пономари Иван Андреевич (зашел на огонек?) и Петр Евдокимович Колоколов (двумя годами ранее женился на двоюродной сестре невесты – дочери Федора Степановича). Как и водится, после свадьбы молодые уехали в Муромцево.
1 декабря 1831 г. Смирнова перевели в село Богородское Воронино тож (ныне на его месте московская улица Островитянова). Парень явно рвался к своей малой родине, т. к. вырос в семье пономаря храма Живоначальной Троицы на Воробьевых горах Василия Тихоновича Смирнова. Учился в Заиконоспасском училище, но довольно бездарно: из низшего отделения в 15 лет был отправлен в пономари с клеймом «неспособен и безуспешен».
Клир Воронинского храма Казанской иконы Божией Матери состоял из попа, дьячка и пономаря. В 1833 г. в 28 приходских дворах проживали всего 71 мужская и 72 женских души. Помещик штаб-лекарь Иван Петрович Петров выдавал причту годовой руги 300 руб., да муки ржаной 6 четвертей с одной четвертью крупы гречневой. А еще копейки закатывались процентов с капитала. Негусто… У Смирновых уж дочки: 7-летняя Мария и погодка Елизавета, да однолетний Алексей. И с попом что-то не заладилось: 23 февраля 1831 г. «за неисправность в должности и ослушание священнику послан был на месяц под начал».
Вот и удумал Иван Васильевич сменить профессию, а заодно и сословие, написав в июле 1834 г. прошение на имя императора Николая Павловича, мол, «желаю поступить в число мастеровых Московской синодальной типографии», да с припиской, что готов полгода не получать жалования. Справки навели и оформили его быстро – уже в августе он начал работать батырщиком. При этом сменили фамилию с формулировкой: «для различия с другими с его же имени дать фамилию ему Воронин». Т.е. обозвали по названию села – последнего места службы. Жалованье получал исправно, ежемесячно 21 рубль и 66 с половиной копейки. Но, опьянил воздух «свободы» (избавление от придиры-попа?)…
Из рапорта фактора Михаила Степанова: «при церковном 3-ем стане сего октября 4 числа в 3 часа по полудни, вновь определенный батыйщик Иван Воронин во время гуляющей перемены ушел самовольно со двора и, пришедши в нетрезвом виде, произвел буйство, смывавшего форму батыйщика Илью Белокурова без всякой причины таскал за волосы, и бил кулаками по бокам, истоптал, приготовленный для переливки старых катушек ярославский клей, которого было весом 6 фунтов…»
За этот клей штрафанули Воронина-Смирнова на 3 рубля. С обязательством извиниться при товарищах перед Белокуровым. А с января по апрель 1835 г. перевели в сторожа с окладом в 9 руб. 58 коп. С апреля же вернули в батырщики, но как бы второй категории с месячным жалованьем в 10 руб. 83 коп.
В 1835 г. тот же фактор рапортовал: «при гражданских станах тередорщики Федор Угрюмов и Яков Смирнов, сего августа 3 числа явились к должности своей в нетрезвом виде, за что и были задержаны, но батыйщика Ивана Воронина жена принесла вина в типографию, и привела их еще в нетрезвость, в чем и они сознались сами».
Пошло-поехало… В январе 1836 г. у Воронина прогул, а 13 февраля ему выдали полугодовой билет, т.е. паспорт, мол, гуляй парень и живи, где хочешь. А 10 февраля 1837 г. Ивана Васильевича, проживавшего в церковной палатке Московской духовной синодальной типографии, не стало (за 2 месяца до того у него родилась дочь Александра). Думаю, несильный лекарь священник Мароновской церкви Алексей Ильич Попов написал диагноз: чахоткою. Похоронили на Ваганьковском 13 февраля. Жене с детьми 17 марта 1837 г. выдали бессрочный билет. И уехала она с ним к отцу (мать умерла в 1836 г.) назад в Дмитров.
Эпилог
В традициях «всепобеждающего» Голливуда. Дед Дмитрий Степанович Цветков успел поставить на ноги внука Алексея, получившего семинарскую фамилию Борисоглебский. Из исповедки Троицкой церкви в Дмитрове за 1850 г.:
Дьячек Алексей Иванов Борисоглебский, холост – 18 лет
Мать его Синодальной Типографии умершего батырщика жена Анна Димитриева – 44 года
Дочь ея девка Александра – 13 лет
А где старшие сестры? Да, померли они еще в Москве…

Подскажите.
В 1890-е до 1905 сын дворянина ,со своей семьей и бедной родней, преезжает на ПМЖ в другую губернию, и по своему роду звнятий становится крестьянином.
Менялось ли при этом его сословие? И если менялось, то где это могло быть отражено, в каких документах?
Спасибо.