Без(с)паловы

#День_Победы
«Американцы уплетали борщ за обе щеки». Секретная операция «Френтик» в истории моей семьи

Мало кто слышал об операции «Френтик» («Неистовый»), которая началась в 1944 году. По Тегеранскому соглашению в день открытия Второго фронта на военные аэродромы Полтавы, Миргорода, Пирятина сели 129 бомбардировщиков «Летающая крепость» и 64 истребителя «Мустанг». Так начались знаменитые «челночные» полеты американской бомбардировочной авиации для уничтожения военных объектов на территории Германии, Польши, Румынии с посадкой союзников на советской территории. Операция была строго засекреченной. Берия лично докладывал Сталину об обстоятельствах ее проведения.

Участником этих событий был брат моей бабушки Беспалов Евгений Михайлович. Хочу поделиться отрывками из его воспоминаний, опубликованных в газете «Уральский рабочий» 24 апреля 1994 года.

После ускоренного курса в Троицкой военной авиационной школе механиков по вооружению самолетов Евгений в звании «сержант» вместе с товарищами был направлен на фронт.
«Поезд шел на запад, и мы, чудаки, радовались, как-никак, закончилась надоевшая муштра, учеба, менялась обстановка. Где-то в середине России, а потом и на Украине наш «литерный» стали обгонять эшелоны, груженные пачками штампованных стальных крашеных плит. Дивились мы для крепостей, что ли, везут? И никто не догадывался, что грузы эти идут по тому же адресу, куда следуем мы сами. Уж потом мы «потрогали» их руками и узнали, что плиты изготовлены в США, морским путем их доставили в Архангельск, а оттуда железной дорогой перебросили под Полтаву.

В 5 км от тихого красивого украинского города до войны находился военный аэродром. При отступлении немцы его старательно изуродовали, теперь же по указанию ГКО его предстояло восстановить, причем в новом исполнении.

Наш 3-й технический батальон наземного обслуживания самолетов и инженерный батальон, состоявший целиком, исключая командиров, из девушек, новоселами не явились. Первыми тут оказались американцы. Для знакомства «союзников» выстроили перед штабом базы – по 1000 человек с каждой стороны.

Американцы выглядели значительно старше нас, среди них встречались даже награжденные советскими орденами, а у одного на груди сиял орден Ленина. Позднее мы узнали, что эти награды они получили еще до войны за «ударный труд на стройках социализма». Американцы из тех, кто раньше работал в России, хорошо говорили по-нашему. Держались все просто.
Утро 2 июня разбудило всю Полтаву. Над городом поплыла армада «летающих крепостей». Сотня громадных, сверкающих, движущихся по кругу самолетов почти закрывали небо. Четко прошла посадка.

С неистребимым русским интересом осматривали мы заокеанские машины. В бомболюках на плечиках висели наглаженные костюмы для любого повода и для каждого из десяти членов экипажа. Летчики держали в самолете самые разные личные вещи, будто это был их дом родной, скорее всего так у них и считалось. В фюзеляжах лежали ящики с продовольственными пайками и большое количество резанной в мелкую ленту фольги, которая сбрасывалась с целью искажения показаний немецких радаров.
У союзников было принято сверху на плоскостях рисовать в цвете голых женщин, на кабинах истребителей изображались рычащие пасти различных хищников.

Вели американцы себя без наших неистребимых формальностей. Например, при приемке военных грузов, которые приходили в Полтаву из-за океана через Архангельск. Наши железнодорожники открывали двери вагонов, представитель базы окидывал взглядом и говорил неизменное «о кей!», что означало – можно разгружать. Никаких накладных и приемочных актов. Самые ценные и срочные грузы перебрасывались их авиацией через Иран.

Совместно работая и отдыхая, конечно, не упускали мы и политических вопросов, отчаянно спорили, что у нас тоже очень сильная авиация, особенно Илы, да и вообще Красная Армия любому «шею намылит». Инцидентов такие дискуссии не вызывали, хотя ни одна из сторон удовольствия от них не испытывала. Зато всем нравилось ходить в «соседнюю» столовую. Впервые в жизни наши ребята попробовали «ихние» фруктовые соки из галлоновых банок, разные тропические фрукты. Питание американцев, может быть, считалось лучше нашего, однако оно непривычное – консервированное, не потому ли наши гости с большим удовольствием приходили за наш стол и за обе щеки уплетали украинский борщ?!

Ну, вроде, не на войне, а на Багамах, заметит мне читатель. Действительно, службу на нашей базе не сравнить с передовой и войной ее трудно называть. Но вскоре мы поняли, что она-то совсем рядом.
21 июня 1944 г. после посадки очередной армады «крепостей» в небе появился немецкий разведчик. Не знаю почему, но командиры наши никакого внимания ему не оказали. Полетал, полетал он и удалился восвояси. А в 23.00 – воздушная тревога! Мы заняли места в «щелях» между нашей казармой и аэродромом, практически сидели рядом с самолетами. «Учеба», – думаем, и некоторые стали выбирать места поудобнее, чтобы покемарить.

Прошло какое-то время, в небе повисла светящаяся бомба, за ней еще штук 40 – 50. Светло стало, как днем. И пошла бомбежка. Сколько их сбросили немцы за два часа, сам Бог не знает. Огонь в воздухе, огонь на земле, все горит – строения, самолеты. Кругом взрывы, настоящий ад!

Наша зенитная артиллерия фактически «ослепла» от огня и света, а истребители не успели подняться – фашисты первым делом вывели из строя взлетную полосу.
Одним словом, оставили немцы от базы пух и перья. Утром все с унынием рассматривали картину аэродрома. Половина «крепостей» сгорела, осталось от них нечто похожее на лепешки, только из дюраля. Другая половина самолетов стояла изрешеченная осколками бомб. Практически полтавская база оказалась уничтоженной.

Взлетно-посадочную полосу мы вскоре отремонтировали, пришли новые самолеты, привезли сборные, довольно комфортабельные зимние домики для американцев. Построили даже советско-американский клуб, к нам стали приезжать американские артисты, и фильмы в клубе шли в основном «голливудские». Однако главное то, что продолжились «челночные» операции.

К зиме 1944 г. советские войска значительно продвинулись на запад, а союзники – на восток. Стало ясно: необходимость дальних «челночных» перелетов отпала. Полтавская база сыграла свою, думаю, значительную роль в разгроме гитлеровской армии и ее военных объектов. Так нам пришлось распроститься с союзниками. Они улетали на свои новые базы, а мы – на Дальний Восток, где вновь встретились, но уже с их самолетами-истребителями, доставленными через Аляску по ленд-лизу».

Евгений Михайлович Беспалов демобилизовался из армии в 1950 году в звании лейтенанта, поступил в УПИ на строительный факультет, учился в одной группе с Борисом Николаевичем Ельциным. За свои боевые и трудовые подвиги награжден орденом Отечественной войны II степени, двумя орденами «Знак Почета».

Материнские слова всегда сбываются

Моя мама вспоминает свою бабушку с теплотой, любовью и уважением. К сожалению, о семье моей прабабушки мы ничего не знали: ни то, как звали родителей Елены Ивановны, ни место, где она родилась. Помогла фотография из семейного архива, на которой был изображен солдат конвойной службы. Кто это, мы до сих пор не знаем, но на обороте была надпись: «Моему тестю, Ивану Нефедовичу, село Касево, 15 сентября 1917 г.».

Так я узнала направление поисков и предполагаемое имя отца. Запись о моей прабабушке нашлась в архиве Уфы. Елена Ивановна Вяткина родилась в 1897 году в крестьянской семье. Родители Вяткин Иван Нефедович и Ирина Ивановна, в девичестве Сыропятова. Выяснилось, что по линии Сыропятовых мы имеем общего предка с бывшим мэром Москвы Юрием Лужковым.

В семье Вяткиных, к сожалению, рождались одни девочки, продолжателей фамилии нет, но мы знаем, что Анна стала Чупурновой, Мария – Буланковой, Елена – Беспаловой, Алевтина – Сюткиной. Может, кому-то эти фамилии знакомы, и мы сможем найти родственников по этим линиям.

В архиве удалось найти личное дело Вяткиной Елены, из которого стало известно, что она после окончания курса в Касевском двуклассном училище в 1912 году поступила в Камско-Березовскую второклассную школу. Подобные учебные заведения были предназначены для подготовки учителей школ грамоты, находились в ведении и содержании на средства Святейшего Синода. По семейной легенде Елена поступила в эту школу по протекции своей подруги, дочери местного священника.

Из «Отчета о состоянии церковных школ Уфимской епархии за 1912/1913 учебный год», опубликованного в Уфимских епархиальных ведомостях можно узнать, что не всё было гладко в преподавании, так как учебное заведение только открылось, но были и положительные моменты: «В двух женских второклассных школах Верхоторской и Камско-Березовской успехи по предмету рукоделия достигнуты прекрасно. Рукодельные работы состояли из шитья, вышиванья, вязанья и в старшем классе – кройки белья и платья». Эти умения прабабушка применяла всю жизнь, на память о ней у меня сохранились вышитые картины.

Елена окончила полный курс учения в 1914 году при отличном поведении и отличных успехах по всем предметам, кроме сочинения за которое была поставлена отметка 4.
В личном деле имеется свидетельство, выданное 1 февраля 1915 года, о том, что дочь крестьянина Вяткина Елена подвергшись испытанию в Педагогическом Совете Уфимского епархиального женского училища и, выдержав оное вполне удовлетворительно, удостоена звания учительницы церковно-приходской школы. В свидетельстве была сделана приписка от руки: «При чем Вяткина отлично выдержала испытания по пению». Правда, моя мама говорит, что никогда не слышала, как пела её бабушка.

В 1914 году прабабушка начинает свою педагогическую деятельность в церковно-приходской школе села Надеждино Бирского уезда Уфимской губернии, в которой проработала до 1922 года. Так же Елена Ивановна выполняла работу библиотекаря, об этом я узнала случайно. В деле о разводе одной из родственниц выпись из метрической книги была сделана на обороте ведомости выдачи вознаграждений работникам библиотек. Среди прочих значится моя прабабушка с месячным окладом в 1860 руб. Иногда не знаешь, где тебя могут подстерегать открытия.

В Надеждино Елена Ивановна нашла свое семейное счастье, вышла замуж за Беспалова Михаила Антоновича. У них рождаются дети: Валя (моя бабушка), Евгений, Борис. После 1922 года трудовая деятельность прабабушки неизвестна, вероятно, занималась детьми, домом, но в семейном архиве хранится удостоверение Ликвидатора неграмотности, которым она являлась с 24 февраля 1931 года.

В Башкирии семья жила хорошо, было свое хозяйство, пасека, лошадь. Когда пошла волна раскулачивания, семья перебралась на Урал, в поселок Ключевск Свердловской области, жили по адресу ул. Заводская, 24. В 1938 году в семье случилось радостное и печальное события – родилась дочь Лия и умер младший сын Борис от врожденного порока сердца.

Елена Ивановна работала в поселке учителем начальных классов, после войны стала директором начальной школы №18.
Моя мама спрашивала свою бабушку: «Во время войны, говорят, было очень голодно?». Она отвечала: «Кто хотел трудиться, тот никогда не был голодным». Школа, в которой работала Елена Ивановна, стояла на крутом берегу реки, во время войны они с учениками и учителями этот берег разработали и посадили овощи. Осенью собрали урожай и всю зиму варили похлебку для детей и педагогов.

Однажды перед новогодними праздниками Елене Ивановне пришлось идти 10 км в поселок Монетный за подарками для учеников. Взяв подарки, она пошла через лес домой. Из-за деревьев вышел мужчина, он, видимо, скрывался в лесу от милиции. Елена Ивановна очень испугалась, но вида не подала, а завела с ним разговор. Так они дошли до самого поселка. После чего он ей сказал, что она храбрая женщина, его не испугалась, а он хотел ее убить. Но так как она поговорила с ним по-человечески, и подарки несет своим ученикам, то он её отпускает, но пусть она больше не ходит по лесу одна, да еще так поздно. Придя домой, она упала в обморок прямо у дверей.

Когда Елена Ивановна работала учителем начальных классов, ей во второй класс привели второгодника. Время было послевоенное, бедное, он пришел в материной юбке, грязный, сопливый и все уроки просидел под партой. После уроков все дети ушли домой, а Елена Ивановна мальчишке сказала: «А ты остаешься и будешь делать то, что на уроках не сделал, а я буду тетради проверять». Считал он плохо, на пальцах, а когда пальцев на руках не хватала, он на парту ноги доставал. Потом она его выправила, он стал хорошо учиться. Однажды Елена Иванова встретила мать мальчика и сказала, что ее сын контрольную по арифметике написал на четверку. Мать воскликнула: «Мой-то дурак, да четверку получил! Чтобы его машина переехала». Прошло много лет, парень отслужил в армии, работал в поселке Монетном, однажды вечером пошел дежурить в ДНД, какой-то пьяный угнал грузовик. Парень решил его остановить, заскочил на подножку машины, водитель газанул, он упал и попал под колеса и погиб. Позже его мать встретила Елену Ивановну, все рассказала и плакала. Прабабушка говорила: «Материнские слова всегда сбываются».

Елена Ивановна так же была депутатом, односельчане, бывшие ученики приходили к ней в трудных ситуациях за советом. Когда она умерла, на похоронах было очень много народу, вся улица была заполнена. Многие приехали из других городов.
Очень хочется верить, что в будущем откроются еще неизвестные страницы жизни моей прабабушки.

Метрическая книга села Надеждина Бирского уезда Николаевской церкви 1900 год

рожд. 29 августа/ 3 сентября Михаил
с. Надеждина крестьянин Иван Антонов Безпалов и законная жена его Дария Никифорова, оба православные.
Восприемники: г. Бирска мещанин Александр Вуколов Савельев и с. Надеждина крестьянская девица Евдокия Антонова Безпалова.

рожд. 23/24 октября Анастасия
с. Надеждина запасный рядовой Иаков Михайлов Безпалов и законная жена его Лукия Иоаннова, оба православные.
Восприемники: Костромской губ., Макарьевского у., с. Вознесенского мещанин Михаил Зверев и с.Надеждина крестьянская девица Анна Симеонова Безпалова.

БАБУШКА

21 января этого года моей бабушке Валентине Михайловне Рубцовой (Беспаловой) было бы 100 лет. Как то не верится, что человеку, которого ты знал, может исполниться такая дата.
Моя бабушка родилась в селе Надеждино Башкирской АССР в семье сельских интеллигентов, отец – фельдшер, мама – учитель начальных классов. В 1931 году семья переехала в поселок Теплый Ключ Свердловской области.

Валя окончила восьмилетку на Теплом, а потом десятый класс в поселке Монетном. Школу окончила в 1941 году. После выпускного вечера она с друзьями пошла куда-то с ночёвкой, а когда утром вернулась, то узнала, что объявили войну. В классе было 20 парней и пять девчонок, все ребята ушли на фронт, не вернулся только один.
Валентина училась в одном классе с младшим братом Евгением. Когда они всей семьей приехали на Урал, то Вале было уже 8 лет, и к тому же она проболела целый год, ей поставили диагноз – туберкулез. Отец ее свозил в Свердловск к какому-то профессору, тот сказал, что больную надо поить какао на парном молоке и добавлять туда сливочное масло. Из-за болезни Валя пошла в школу позже.

После школы моя бабушка полтора года училась в медицинском институте. Когда приезжала из дома в общежитие, то привозила выпечку из белого хлеба, а девочка, с которой она жила, привозила из ржаной муки. Валя с ней менялась едой. Когда в институте дело дошло до анатомички, она упала в обморок и из-за этого бросила учебу. Год поработала в Ключевской школе учителем начальных классов. Потом уехала в Свердловск и устроилась работать в библиотеку при краеведческом музее (1944 – 1947 гг.). Во время войны там стояли какие-то запечатанные ящики, может экспонаты из Эрмитажа. В библиотеке проходили встречи с известными людьми, в том числе с Ильей Эренбургом, Павлом Бажовым, с ним даже была фотография. К сожалению, в музее не сохранилась информация о трудовой деятельности моей бабушки.

После войны Валентина окончила курсы бухгалтеров, работала в домоуправлении, Управлении водоканализации. В Свердловске в трамвае познакомилась с Николаем Рубцовым (моим дедом) и уехала с ним в 1952 году под Ивдель в Северную геологоразведочную экспедицию. Николай утаил, что у него была жена и сын. Валентина работала бухгалтером и увидела исполнительный лист на алименты, тогда все открылось. В 1954 году у Валентины и Николая родилась дочь Аля (моя мама), они были еще не зарегистрированы. Поженились они только в 1957 году и дочери выдали повторное свидетельство о рождении, где уже был записан отец. Он Але говорил: «У тебя свидетельство о рождении повторное, тебя в роддоме подменили». А моя бабушка говорила: «Ага, поменяли. Фотокарточка одна» (моя мама очень похожа на своего отца). Позже семья переехала в пос. Верх-Нейвинский.

Застолья в доме Николая и Валентины были очень щедрыми. После закусок (салатов, винегрета, селедки, солений) хозяйка подавала на стол из русской печи мясо с картошкой – во рту таяли, потом приносила курицу из печи, косточки можно было съесть. У них были друзья, которые привели семейную пару, муж очень любил пельмени, а тут такое изобилие на столе. Его знакомый тыкает: «Не мечи сильно! Оставь место», а тот ему: «Тебе жалко, что ли?». На столе появились пироги, он их ест, а когда в самом конце хозяйка принесла пельмени, то он понял, почему его сосед останавливал. Моя бабушка сама пельмени стряпала, никого к этому делу не подпускала. Ничего вкуснее, чем готовила моя бабушка, я больше не ела.

Когда мы с братом жили у бабушки с дедушкой в Верх-Нейвинске, нас часто отправляли в магазин за хлебом для поросенка. Брали по шесть булок черного хлеба. Идти нужно было вдоль берега по ул. Рабочей молодежи. Однажды весной возвращались из магазина, а вдоль берега были мостки и вокруг них замерз лёд, мы решили проверить его на прочность. Брат по пояс провалился в воду, я его выдернула. Идём и придумываем, что бабушке говорить: «Давай, скажем, что ты в лужу упал». Конечно же, нам сильно попало за это.

Почти 30 лет нет с нами бабушки, но она живет в нашей памяти. Совсем недавно мне удалось разузнать подробности о ее трудовой деятельности, получить фотографию из личного дела. Может быть, найдется и фотография с Павлом Бажовым, которая была утеряна.

Забыть предков – значит быть ручьем без источника, деревом без корня.
.
Мой прадед Михаил Антонович родился в с. Надеждино 3 ноября 1890 года. Он был одиннадцатым ребенком в семье Беспалова Антона Дмитриевича и Стерховой Натальи Федоровны из с. Чераула.
.
О нем я знала лишь то, что работал всю жизнь фельдшером, но, где он учился, у меня информации не было.
.
Как ни странно, но мне помог коронавирус. Когда в пандемию все сидели дома на изоляции, мои мама и брат решили разобрать кладовку, в которой обнаружился небольшой мешок с документами. Среди нескольких грамот нашлись тетрадные листки в линейку с текстом, написанным простым карандашом. Это оказалась справка, выданная 3 мая 1931 года членами сельсовета и гражданами села Надеждина моему прадеду Беспалову М.А. Из неё удалось выяснить некоторые подробности биографии Михаила Антоновича.
.
После окончания начальной школы Михаил в 13 лет поступил в Надеждинскую больницу учеником, в которой прослужил до 1914 года с получением жалования. В 1914 году он переехал в Бирск, где служил в Центральной аптеке до 1916 года. Он рассказывал своей внучке (моей маме), что жил на квартире с товарищем, хозяйка очень вкусно готовила, но были очень маленькие порции. Ребята говорили ей, что можно готовить не так вкусно, но чтобы порции были побольше.
.
Во время Первой мировой войны Михаил Антонович, предположительно, работал в прифронтовом госпитале. В это время жена Елена жила с его матерью и ухаживала за ней, потому что она была парализована, носила ее на закорках мыться в баню. Мать говорила: «Лена, я молюсь денно и нощно, чтобы Миша живой и здоровый был». Когда Михаил ехал обратно домой, то их эшелон разбомбили или какая-то авария была, было много погибших, а он остался без единой царапины.
.
В январе 1918 года он вернулся в родное село, где снова стал работать в больнице. В башкирском архиве удалось найти небольшое дело по Надеждинской земской больнице, в котором были требовательные ведомости на выдачу содержания медицинскому персоналу. В мае 1918 года значится фельдшер Михаил Антонович Безпалов (до революции фамилия писалась через букву З) с жалованием в 234 рубля.
.
В 1919 году был мобилизован белыми, в том же году он перешел на сторону красных, служил до марта 1922 года. Вероятно, у него была возможность бывать дома, так как в январе 1922 года у него родилась дочь Валентина – моя бабушка.
.
Придя домой вступил в сельскохозяйственную артель «Трудовик», организованную на Шиловском Залесье при поселке Ясная Поляна. В 1925 году семья уже живет в этом поселке, здесь родился сын Евгений, в 1926 году – Борис.
.
В Башкирии семья жила хорошо, было свое хозяйство, пасека, лошадь. Когда пошла волна раскулачивания, Михаил Антонович поехал в Свердловск, там на вокзале вербовали на строительство заводов. Он сказал, что является фельдшером – его попросили посидеть в сторонке, а после предложили поехать за 40 км от Свердловска. Решающим фактом при выборе стало наличие при амбулатории квартиры. Прадед поехал на станцию Копалуха (поселок Теплый ключ), устроился на работу фельдшером, а потом вернулся за семьей в Башкирию. Его брат Иван ночью привез их на станцию, и они уехали на Урал тайком.
.
Так как Михаил Антонович был медиком, он любил чистоту. Жена ему каждый день стирала рубашки, они все у него были белые, она их подсинивала, крахмалила. Были две рубашки на день: в одной прием проводил, в другой по больным ходил. Михаил Антонович сверху носил толстовку из вельвета (теплая длинная рубаха с поясом, как у Л. Толстого) и брюки галифе из черного сукна, хромовые сапоги с галошами. Так тогда было модно. Он всегда говорил: «Не Што, а Что».
.
Утром Михаил Антонович вставал, выходил на крыльцо, смотрел погоду и записывал в журнал, какая температура, какой ветер, какие осадки. Такие записи он делал и днем, и вечером. Свои заметки он вел на протяжении многих лет. У них был сад, где росли яблони, вишня, смородина, крыжовник, малина, клубника. Был негласный закон – первую ягодку Михаил Антонович всегда приносил жене.
.
Дом у Беспаловых по ул. Заводская, 24 был хороший, с большими прихожей и кухней, с комнатой и отдельной спальней. Вечерами Елена Ивановна вышивала, а муж ей читал газету или книгу вслух. У него была традиция – перед обедом выпить рюмочку наливки. У них было строго, обед в 13.00, попробуй опоздай – останешься без еды. В 17.00 был вечерний чай, а в 19.00 – ужин.
.
Несмотря на то, что мой прадед не имел профессионального образования, до самой пенсии он работал заведующим Ключевским фельдшерско-акушерским пунктом. В нашей семье сохранились письма и открытки, написанные Михаилом Антоновичем, почерк довольно разборчивый для медицинского работника.
.
Михаил Антонович умер, когда мне не было еще и года, но я знаю его по рассказам внучки – моей мамы. Это был очень добрый, умный человек, которого уважали окружающие и любили близкие.
.
Очень хочется найти еще сведения о жизни моего прадеда, но, к сожалению, информацию о службе в годы Первой мировой войны и о его работе в Ключевске я нигде не могу найти.
.
Верю, что чудеса случаются, и эти страницы жизни Михаила Антоновича откроются для меня.