| Легионер54Создайте аккаунт или войдите, чтобы отправить личное сообщение этому пользователю и увидеть его полные контактные данные |
Сообщения друзей Легионер54 | sevdalink
Тема: Поиск документов в архивах Беларуси (НАРБ, НИАБ): 1671-1926
20.10.2022, 20:42
Добрый день!
Прошу помощи у знатоков разобраться с тем, какой фонд и в каком архиве стоит искать. Нашел, что мой пращур Герасим Васильев сын Поредчиков в 1802 году в составе группы прибыл в Орловскую Губернию, Елецкий уезд строить дорогу и так там и остался, от него пошел мой род на Орловщине и очень долгое время он был самым ранним предком из линии отца, которого мне удалось установить.
Но, намедни, мне попалось дело о строительстве дороги из Ельца в Землянск и там нашел своего пращура. Написано, что прибыл он из Могилевской Губернии, Оршанского уезда, Руднянской волости, деревня Шеровиши (или Шеровичи ?). Подскажите пожалуйста, в каком фонде стоит искать метрики местной церкви? А ревизии?
Я пошел смотреть тему и что то растерялся... |
| sevdalink
Тема: Липовка и окрестности
17.10.2022, 22:53
Шесть лет после смерти Викулина длилась тяжба и Дельвиг описывает чем все закончилось:
Чтобы не возвращаться более к грустному делу сестры моей, я теперь изложу его дальнейший ход. В первом письме, полученном мной от сестры по прибытии моем на Кавказ, она писала, что вскоре по приезде в Москву она получила от Бенкендорфа отношение следующего содержания. Бенкендорф докладывал Государю, что дети С. А. Викулина от первого брака подали просьбу, в которой объяснили, что первая просьба их, в которой они жаловались на представление сестрой в гражданскую палату фальшивого духовного завещания и на похищение капиталов, основывалась на их нравственном убеждении и что они на это не имеют никаких юридических доказательств и потому не могут вести этого дела в обыкновенных судах. Принимая же в соображение, что от дальнейшего ведения дела в означенных судах ничего не могут выиграть ни они, ни их мачеха, они просили прекратить дело, возникшее по первой их просьбе. Бенкендорф уведомлял сестру, что Государь на эту просьбу изъявил согласие с тем, чтобы все производившиеся следственные дела по первой просьбе Викулиных оставались в III отделении Собственной канцелярии Государя без дальнейшего производства и только одно духовное завещание покойного С. А. Викулина было послано в Московскую гражданскую палату для законного постановления, а если сестра или ее родственники подадут какие-либо жалобы по означенным делам, то их оставлять без последствий.
Сестра, несмотря на это, подала просьбу на Высочайшее имя, в которой просила о том, чтобы произведенные по Высочайшему повелению следствия были рассмотрены законным порядком, на что получила ответ от статс-секретаря у принятия прошений, приносимых на Высочайшее имя, князя А. Ф. Голицына, обещавшегося, {как выше объяснено}, принять живое участие в деле сестры, когда оно дойдет до него, что за силой Высочайшего повеления, объявленного сестре моей Бенкендорфом, он не может доложить Государю ее просьбы. Таким образом, предсказание Панина о том, что Бенкендорф и Дубельт не допустят, чтобы дело, возникшее по клеветам детей С. А. Викулина от первого брака, получило законный ход, вполне оправдалось.
Духовное завещание покойного Викулина было переслано в 1-й департамент Московской гражданской палаты, но председатель оного, напуганный покровительством жандармского начальства Викулиным, долго откладывал рассмотрение его; наконец решил его отправить по месту нахождения большей части имений Викулина в Орловской губернии, в Орловскую гражданскую палату, где оно утверждено в 1844 г., за исключением некоторых, не допускаемых законом в завещаниях распоряжений, впрочем не имевших никакой важности.
По апелляционной жалобе дочери покойного Александровой дело о завещании перешло в 8-й департамент Сената. Я в это время служил в Нижнем Новгороде и, часто проезжая через Москву в Петербург, каждый раз бывал у знакомых мне сенаторов с просьбой о деле сестры. В числе {посещаемых мною сенаторов} был Дмитрий Никитич Бегичев, давнишний знакомый моего семейства, но вместе с тем состоявший во вражде с покойным С. А. Викулиным с тех пор, как они в одно время были: первый воронежским губернатором, а последний воронежским губернским предводителем дворянства. Этот Бегичев был автором романа «Семейство Холмских», одно из лиц которого, Сундуков, должно было изображать С. А. Викулина; только сильная вражда могла найти сходство между Сундуковым и С. А. Викулиным, так как последний был человек весьма гостеприимный и вообще очень добрый, помогавший всем окрестным бедным постоянной раздачей огромного количества муки и другой провизии и помещикам, давая при крайней их нужде в долг по нескольку тысяч рублей по шести процентов и никогда не брал более {этих процентов}, тогда как плата по десяти процентов на занятый капитал была тогда делом очень обыкновенным. Бегичев постоянно говорил мне, что он, хорошо зная руку покойного, в подлинности завещания не может сомневаться, и предлагал, чтобы сестра совершенно положилась на него, а что он убедит своих товарищей решить дело по справедливости и в ее пользу. Дело сестры, за происшедшими в 8-м департаменте разными мнениями сенаторов, перешло в общее собрание московских департаментов Сената, которое нашло нужным потребовать из III отделения Собственной канцелярии Государя некоторые документы, оставшиеся в этом отделении при следственных делах. Отделение долго не исполняло требования Сената и наконец, представляя затребованные документы, вместе с ними представило письмо, найденное у сестры нераспечатанным во время произведенного у нее обыска, {о котором я упоминал выше}, как доказательство ее виновности. Это письмо оказалось без подпи си; в нем неизвестное лицо женского пола убеждало сестру сознаться в похищении миллионов и в составлении фальшивого завещания. Конечно, это письмо, присланное по злости Дубельта, не имело никакого влияния при рассмотрении дела сестры в общем собрании Сената.
Сестра перед слушанием дела в этом собрании ездила, по принятому обычаю, ко всем московским сенаторам с записками о ее деле. Она отправилась прежде всего к князю Павлу Павловичу Гагарину{793}, который в это время был первоприсутствующим в общем собрании. Гагарин, с которым она вовсе не была знакома, не только принял ее благосклонно, но во внимание к тому, сколько она уже потерпела, прочитав при ней записку, взял, в противность принятого обычая, карандаш, в несколько минут изменил редакцию записки, отдал ее сестре обратно и сказал, что не имеет надобности в записке, так как дело ему вполне известно. Сестра никогда не забывала этого благосклонного приема Гагарина и, хотя и после этого не была с ним знакома, но, несмотря на свою болезнь и неудобопроезжаемую в марте дорогу, была в 1872 году на его похоронах в петербургском Новодевичьем монастыре.
Записки, назначенные другим сенаторам, {по переписке их согласно исправлениям, сделанным Гагариным}, сестра развезла к ним и, между прочим, к Д. Н. Бегичеву, который, упрекая ее, что она не дала ему случая быть ей и прежде полезным, обещал убедить сенаторов в общем собрании единогласно решить дело в ее пользу.
В общем собрании подали голос в пользу сестры 16 сенаторов и 5 против нее, в числе последних был Бегичев. Кроме него, подали голос против сестры: Николай Петрович Мартынов{794}, известный картежник, которому князь П. П. Гагарин сказал, что он подает такое мнение, вероятно, вследствие обещания, данного Норову за зеленым столом; Петр Семенович Полуденский, тесть [Федора Николаевича] Лугинина, близкого родственника Норову, князь Александр Петрович Оболенский{795}, подававший по всем делам одинаковые мнения с Полуденским, и граф Сергей Григорьевич Строганов. Причина, по которой последний присоединился к противникам сестры, мне неизвестна; надо полагать, что это было последствием мнений петербургского аристократического круга, в котором Викулины не переставали поддерживать {своими рассказами взведенные ими на мою сестру} клеветы.
Наконец только 19 июня 1847 г., т. е. через 6 лет после смерти С. А. Викулина, последовал сенатский указ об утверждении его завещания. Этот указ дает ясное понятие о притязаниях детей Викулина от первого брака, а потому я привожу его буквально в приложении к этой главе [см. Приложение 4 первого тома].
{Сверх страшных нравственных страданий, испытанных сестрой, она с ее двумя маленькими дочерьми не имела в продолжении этих 6 лет никаких средств к жизни.} Опека, учрежденная над завещанными ей и ее дочерям имениями, не только разоряла последние, но не заботилась даже о своевременном получении долгов по {оставшимся после покойного Викулина} завещанным им сестре моей частным заемным письма м или о представлении ко взысканию тех из них, по коим не производилась своевременная уплата. По этим причинам из вышесказанных 200 000 руб. асс. (до 57 тыс. руб. сер.), оставшихся после Викулина в заемных письмах от разных лиц, сестра лишилась почти половины этого капитала. |
| sevdalink
Тема: Липовка и окрестности
17.10.2022, 22:49
Продолжение описания следственной эпопеи:
По дошедшим до нас впоследствии частным слухам, поводом к этому следствию было поданное детьми Викулина от первого брака Государю, через шефа жандармов графа Александра Христофоровича Бенкендорфа, прошение, в котором они жалуются, что их мачеха представила в Московскую гражданскую палату фальшивое духовное завещание, украв предварительно капитал их отца, который они в прошении показывали по словам одних в 8, а других в 16 миллионов рублей. После допроса с сестры взяли подписку о невыезде из Москвы. Через несколько дней вышеозначенные чиновники явились к сестре в сопровождении двух ее падчериц и Норова, мужа одной из них, и потребовали отданный сестре на сохранение запечатанный Норовым при смерти ее мужа ящик; я был в это время у сестры. По нахождении печатей на ящике в целости он был осмотрен и в нем найдено наличными деньгами до 35 тыс. руб. асс. (10 000 руб. сер.), частных заемных писем на сумму до 200 тыс. руб. асс. (до 57 000 руб. сер.) и билетов сохранной казны на 166 тыс. руб. асс. (47 428 руб. сер.) и при этом собственноручная записка покойного Викулина, в которой были записаны все номера билетов сохранной казны. Губернатор Сенявин тут же предъявил отношение Московского опекунского совета, в котором было сказано, что в сохранной казне имеются на имя С. А. Викулина билеты за теми номерами, которые оказались при вскрытии вышеозначенного запечатанного ящика, но зять покойного Викулина Норов тут же объявил, что сестра моя дала миллион в сохранной казне, чтобы написали такое отношение. Вообще дети Викулина от первого брака распускали слухи, что сестра моя везде заплатила огромные деньги, так что если бы покойный и действительно оставил 8 миллионов руб., то, считая все то, что они предполагали розданным сестрой, у нее уже немного оставалось бы. Но дальнейшие рассуждения Норова об этих подкупах были остановлены губернатором Сенявиным, который только сначала, равно как и Ковальский, первый по знакомству с детьми Викулина от первого брака и оба по желанию угодить Бенкендорфу, действовали не совсем беспристрастно. Не выдаю за верное, но общий слух был, что сонаследники моей сестры обещались, по открытии миллионов их отца, дать из них два Дубельту, что его и побудило принять такое сильное участие в этом деле; другие же говорили, что он был в связи с одной из падчериц моей сестры и был в доле с Норовым, который нечестно вел большую карточную игру.
По означенном освидетельствовании оставшегося после покойного Викулина денежного капитала мы все впервые узнали, что он далеко не был так велик, как его предполагали и мы, и дети Викулина от первого брака. Я почему-то всегда полагал, что он имеет не менее 2 миллионов рублей асс. Я уже говорил, что покойный Викулин, скрывая от всех, сколько было у него денег, разными намеками старался его [капитал] преувеличить и даже, как-то показывая конверт с бумагами своим дочерям от первого брака во время производства торгов на винные откупа, по их уверению, сказал, что в нем заключается несколько миллионов рублей. Очень может быть, что это и было так: известно, что откупщики привозили с собою на торги по винным откупам чужие залоги на большие суммы и к тому же до 1839 г. считали не серебряными, а ассигнационными рублями.
<В это же время> вышеназванные следователи вскоре по осмотре денежного ящика у сестры сделали в противность закона домашний обыск у Михаила Андреевича Кустаревского{770}, бывшего вторым свидетелем на духовном завещании покойного Викулина. Непонятно, что побудило их к этой мере; не помню, нашли ли при этом или прежде было представлено Кустаревским к следствию письмо покойного Викулина, в котором последний писал, что он узнал, что в семье его есть сахар медович, который готовится после его смерти наделать его жене больших неприятностей, и просил совета Кустаревского, как оградить ее от всяких неприятностей. Из содержания письма видно было, что покойный незадолго до смерти разгадал притворство своего сына Семена и явно в письме намекал на него.
Между тем завещание С. А. Викулина было переслано Московскою гражданскою палатою для допроса священника Петра Лосева{771}, духовника покойного, в Орловскую гражданскую палату, которая распорядилась вызовом священника Лосева в г. Орел. Викулины, склоняя священника Петра Лосева сделать фальшивое показание, не выпускали его из Елецкого уезда, несмотря на неоднократные предписания епархиального начальства, вызывавшие его в Орловскую гражданскую палату. Священник Петр Лосев отзывался тяжкою болезнью, а беспрестанно ездил к Викулиным, исполнял требы и бывал в Ельце.
В половине сентября сестра моя получила требование орловского гражданского губернатора прибыть к назначенному по Высочайшему повелению следствию в Елецкий уезд и была отпущена из Москвы по даче подписки, что она никуда, кроме Орловской губернии, не поедет. Я поехал с сестрой; с нами же поехали тетка наша П. А. Замятнина с мужем, бывшим тогда рязанским жандармским штаб-офицером и взявшим отпуск для того, чтобы помочь сестре в ее более чем горестном положении. В Ельце к нам присоединился Нарышкин. В одно время с нами, 22 сентября, приехал в Елец орловский гражданский губернатор с жандармским штаб-офицером Новицким и с другими следователями, а равно с заседателем Орловской гражданской палаты.
Следователи с двумя медиками и с депутатом от духовенства освидетельствовали состояние здоровья священника Петра Лосева; они нашли, что Лосев может прибыть в Елец.
На другой день губернатор в присутствии следователей, а равно детей Викулина от первого брака, доверенного сестры моей Нарышкина и многих свидетелей приступил к описи имущества покойного Викулина, которая продолжалась трое суток. Все, что говорилось и делалось в течение этих дней, превышает всякое вероятие. Самая отвратительная и бессмысленная ложь, злостные и нелепые ухищрения и подлая клевета были предметом разговоров детей Викулина от первого брака и их сообщников. Все посторонние и даже следователи подвергались ежеминутному оскорбительному надзору и гнусному подслушиванию. Викулины были так наглы, что громко объявляли, что у каждой двери находились ими поставленные благородные свидетели. Исчислить и описать все буйные действия Викулиных невозможно по их бесчисленности, но достаточно будет нескольких примеров.
Управляющий Музальков, пострадавший так сильно от истязаний, {над ним произведенных}, был привезен, – по распоряжению губернатора {для могущей в нем встретиться при следствии надобности}, – становым приставом в с. Колодезское, куда не успел въехать, как был схвачен и посажен под караул Викулиными, забывшими, что в с. Колодезском, которым своевольно завладели, находится губернатор и следственная комиссия. Человек, присланный дядей моим князем Дмитрием Волконским к Нарышкину, был схвачен, обыскан с ног до головы, не допущен и прогнан. При разборе бумаг покойного, которые все были, в угодность клеветников, строго и тщательно рассмотрены, не исключая и самой пустой переписки, дабы тем предоставить все средства отыскать какие-либо доказательства существования мнимых миллионов; губернатор обратил внимание на связку бумаг с собственноручной на ней покойного надписью: «Безбожные и бессовестные дела брата Андрея Алексеевича 1804 г.». Семен Викулин не устыдился сказать, что сестра моя, посеявшая будто бы раздор в семействе, поссорила и дядю их Андрея с отцом, на что Нарышкин ему заметил, что на самой связке обозначен 1804 г., а что мачеха их родилась в 1811 г. и не могла за 7 лет до рождения своего иметь влияние на их отца.
При этом разборе бумаг собственноручные счета покойного явно показали, что его денежный капитал ограничивался именно тою суммою, какая была найдена в Москве московским губернатором и следственной комиссией, и ясно было из ежегодных за 40 лет отчетов, что у покойного и не могло быть более денег, так как когда он держал винные откупа, то был в накладе, а наживал деньги большей частью тем, что получал при торгах {на винные откупа} отступные и на них покупал имения.
Нечего и говорить, что Нарышкин принужден был выносить все время, пока производилось следствие, беспрерывные оскорбления со стороны Викулиных. Они распоряжались в чужом имении, давали губернатору и всем с ним приехавшим лицам завтраки, обеды и ужины, а Нарышкина не только морили с голоду, но когда он спросил у одного из слуг чайник с горячею водою и положил в него привезенный с собою чай, то дочь С. А. Викулина, Александра, воспользовавшись тем, что Нарышкин на минуту отвернулся, унесла чайник. Викулины запретили даже подавать воду Нарышкину, так что когда он хотел пить, то один из членов следственной комиссии требовал стакан воды и передавал его Нарышкину.
В воспоминаниях Дельвига впервые появляется Писаревка ну и продолжение судебного следствия:
По отъезде губернатора в г. Орел следователи избрали своим местопребыванием дер. Писаревку, принадлежавшую [Екатерине Александровне] Бибиковой и отстоящую в 4 верстах от с. Колодезского, в котором не могли оставаться по присутствию в нем Викулиных, своевольно им завладевших. Следователи пригласили наследников 29 сентября для показания им духовного завещания; происходившие разговоры при этом были ясным доказательством беспримерной злонамеренности клеветников, из которых тогда явились: поверенный г-жи Вадковской Андрей Викулин и г-жи Норовой Иван Викулин и сыновья покойного Семен и Алексей Викулины. Читанное Андреем Викулиным вслух духовное завещание брата его им и детьми покойного от первого брака [было] тщательно разбираемо и пополняемо нелепыми и злостными замечаниями на каждой строке. Долго продолжалась критика духовного завещания, называемого ими «мощами»; некоторые слова и знаки препинания обращали их внимание и приводили их к заключениям одно бессмысленнее другого. Между прочим, они говорили, что рука завещателя близко похожа, но что во всех 15 страницах две буквы только, Д и Ѣ [Е], писаны не завещателем и что Лосев всегда подписывался «иерей», а не «священник». Дельного же возражения никакого и не могло быть, потому что стоило только прочесть духовное завещание, чтобы убедиться в его подлинности.
Для чего было бы сестре моей составлять завещание на 15 страницах, чтобы взять себе только 328 душ и отдать одному Семену, не говоря уже о всех других, 1164 души в отлично устроенном имении, свободном от залога и с лесами, на сумму более 500 тыс. руб. сер.?
Сестра моя неоднократно была вызываема к допросам в дер. Писаревку; ее сопровождали я и Нарышкин. Мы жили то в Ельце, то в Студенце и после допросов возвращались ночевать домой, а потому должны были для этого делать по нескольку десятков верст в самую ненастную погоду по непроезжим грунтовым дорогам; {шоссе в этих местах тогда и не помышляли}. Между тем нас предупреждали, что Алексей Викулин поит вином некоторых крестьян, обещая им за убийство сестры и меня большие деньги, а потому многие считали наши поездки в темное время опасными. Мы этому не верили, но впоследствии мы узнали, {как увидит читатель ниже}, что эти предостережения имели основание. Кроме сестры следственная комиссия допрашивала много других лиц, и в особенности часто вызывала к допросам дядю моего князя Дмитрия Волконского, который, во избежание ежедневных переездов из своего имения с. Студенца в дер. Писаревку, ночевал, несмотря на болезненное положение, целую неделю в своей карете, стоявшей близ избы, в которой помещалась господская контора и расположились члены следственной комиссии. Из вопросов, которые комиссия делала Волконскому, оказалось, что дети С. А. Викулина от первого брака обвиняли его в том, что он по получении 4 июля эстафеты из Москвы о кончине их отца, при ехав известить об этом мою мать в с. Колодезское, похитил с помощью их родной тетки, Натальи Алексеевны Арсеньевой, и управляющего Ивана Музалькова из сундука, стоявшего в кабинете покойного, бумаги и восемь миллионов рублей наличными деньгами.
Вместе с Волконским в этом кабинете были, кроме Арсеньевой, приехавшей на несколько дней в гости, жившая в доме дочь покойного Александра, внука Марья, ее жених Муравьев, управляющий Иван Музальков и дворецкий Давыд Филиппов, не отлучавшийся во время отсутствия С. А. Викулина из его кабинета, и приехавший из Ельца жених дочери покойного, елецкий исправник Александров, к которому сестра моя послала по кончине ее мужа особую эстафету с просьбой опечатать имущество последнего, чего он однако же не исполнил.
С 4 по 28 июля, в день приезда в с. Колодезское Семена и Андрея Викулиных, никому в голову не приходило выносить такую клевету на Волконского. Эта нелепая выдумка принадлежит двум упомянутым лицам; для ее поддержания они уговорили сделать ложные показания отставленного за растрату вещей жившего по болезни в с. Колодезском, вследствие усиленной просьбы сестры моей, бывшего дворецкого Шмидта, которого они сделали управляющим вместо Ивана Музалькова, – и более 20 человек дворовых людей, обещая им дать свободу и деньги и подвергая не согласившихся на ложные показания бесчеловечному сечению розгами.
Все означенные люди оставались во все время следствия под сильным гнетом детей [от] первого брака Викулина, которые по-прежнему были полными хозяевами имения, несмотря на предписания губернского начальства об удалении Викулиных, которые были, наконец, объявлены одному Алексею Викулину, так как по окончании следствия, после бывшей 22 октября свадьбы Александры Викулиной, она переехала к мужу своему Александрову в Елец, а Семен Викулин и сестра его Вадковская уеха ли в Петербург для распространения и поддержания там своих клевет.
Во время следствия дядя мой князь Дмитрий был на очной ставке со всеми вышеупомянутыми лжесвидетелями, большей частью крепостными дворовыми людьми Викулина. Многие из них не были доставляемы к допросам и очным ставкам, по требованию следственной комиссии, по нескольку дней, так как {представляли их только после полученного от них обещания сделать ложные показания, а} земская полиция во всем действовала заодно с детьми Викулина от первого брака. Эти свидетели, выставленные Викулиными, показывали, что Волконский один вынес из кабинета покойного большой конверт и, положив его в свою карету, увез.
Волконский был хромой и ходил с костылем. На вопрос следователей о том, кто отворял дверцы кареты, так как в одной руке был у него костыль, а в другой большой конверт, лжесвидетели отвечали, что он сам отворил, толкнув дверцы коленом. Когда им указали, что дверцы нельзя отворить таким образом, большая часть сознались, что они показывают по приказанию своих господ и что некоторые из них вовсе не были в день приезда Волконского 4 июля в с. Колодезском.
Викулины при следствии объявили, что в сундуке, называемом ими хранилищем миллионов, не было ни одного билета сохранной казны, а все деньги были в ассигнациях. Если бы в сундуке и не находились кипы бумаг и актов, {до 30 тыс. рублей мелкими ассигнациями и разною монетою в различных мешках, – чем он при осмотре оказался наполненным более чем до половины, – <а> он был бы весь набит ассигнациями}, то и тогда бы невозможно было, по его размеру, уложить в него самых крупных ассигнаций более чем на два миллиона рублей.
Итак, оба следствия, произведенные по Высочайшему повелению в Москве и в Орловской губернии, вполне доказали, что нет никакого сомнения в подлинности представленного сестрой моей духовного завещания, что похищение бумаг и миллионов есть гнусная клевета и что, сверх того, этих миллионов никогда и не существовало.
По возвращении сестры моей в Москву мы узнали, что, несмотря на то что следствие, произведенное в Орловской губернии, еще находилось в Орле, послано повеление орловскому губернскому предводителю дворянства Тютчеву{774} и корпуса жандармов полковнику Ковалевскому переследовать действия первой следственной комиссии. Известно было, что Тютчев был непримиримый враг по каким-то семейным делам двоюродному брату своему губернатору Васильчикову{775}, под личным наблюдением которого производилось первое следствие по Высочайшему повелению.
К этому вторичному следствию не был вытребован даже поверенный от сестры моей, и она о его производстве не была уведомлена. Мне известен из производства этого следствия только допрос, сделанный означенными двумя лицами страдавшему в то время опасной болезнью Ивану Музалькову. Я приведу его ответ, из которого виден будет и вопрос. Музальков писал: «Хотя г. орловский губернский предводитель дворянства Тютчев и жандармский полковник Ковалевский и объявили мне, что по Высочайшему повелению вдова моего покойного барина и ее дядя князь Д. А. Волконский сосланы из Москвы в Сибирь и что я за тем остаюсь крепостным человеком детей моего покойного барина от первого брака и состою в полной их власти, но повторяю, что до удаления моего из имения, которым я управлял, из него никакого похищения никто не делал, а за что вдова моего покойного барина и дядя ее сосланы в Сибирь, мне совершенно неизвестно». Нечего и говорить, что ни сестра, ни дядя сосланы не были; между тем дети Викулина от первого брака сами уже удостоверились в это время в том, что отыскиваемые ими миллионы никогда не существовали, а вот еще к каким мерам прибегали новые следователи, чтобы исторгнуть показание от Музалькова и этим показанием оправдать детей Викулина от первого брака в том, что они начали подобное дело. Действия Тютчева и Ковалевского в Елецком уезде не имели дальнейших последствий.
При этом нельзя не упомянуть, что описанные истязания могли производиться только при крепостном праве и что благодаря освобождению крестьян и дворовых людей от крепостной зависимости они немыслимы в настоящее время. |
| sevdalink
Тема: Липовка и окрестности
17.10.2022, 22:41
Далее Дельвиг очень подробно описывает следственное дело о наследстве Викулина и снова в тексте попадается упоминание о Липовке:
Произведенное при участии орловского жандармского штаб-офицера следствие доказало следующее:
Алексей и Семен Викулины, прибыв в с. Колодезское, местожительство отца их, по духовному завещанию вместе с движимым имуществом предоставленное им жене своей, объявили себя наследниками и, не быв никем введены во владение, вступили самовольно в полное распоряжение имением и людьми, завещанными их мачехе и двум малолетним ее и отца их дочерям, продавали разный хлеб, хотя и знали, что духовное завещание отца представлено к утверждению. В дополнение таких своевольных распоряжений их сестры Норова и Вадковская объявили в «Московских ведомостях», чтобы все кредиторы и должники покойного отца их явились к брату их Семену Викулину. В то же время Алексей и Семен Викулины приступили к крепостному человеку отца их, 28 лет управлявшему всем его имением и пользовавшемуся неограниченной его доверенностью, Ивану Ермолаеву Музалькову, и вынуждали его сделать ложное показание, будто бы по смерти своего господина, получив из Москвы приказание его вдовы, он вынул скрытным образом из кабинета покойного бумаги его и передал их дяде ее князю Дмитрию Волконскому. За таковую клевету они обещали Ивану Музалькову дать большую сумму денег и отпустить его на волю. Когда же он пренебрег всеми их обещаниями и не согласился сделать ложного показания, то они начали вынуждать оное у него побоями, наказанием розгами и содержанием под караулом в кандалах. При таких истязаниях Иван Музальков объявил им наконец, что сделает показание в суде. Когда же он был туда представлен, то при допросе объявил, что до отстранения его от присмотра за имением никакого похищения никем сделано не было. Елецкий земский суд, потворствуя по настояниям исправника насилию, своеволию и жестокостям Алексея и Семена Викулиных, возвратил управляющего Музалькова в имение для исполнения прежних его обязанностей, и Музалькова под присмотром отправили в с. Колодезское. Лишь только он возвратился в имение, Алексей и Семен Викулины, обманутые в своих ожиданиях, удвоили над ним меру истязания побоями, наказанием розгами и содержанием под караулом на хлебе и воде в железах. Но, чтобы усугубить его мучения и заставить непременно исполнить их требование, они наказывали розгами 16-летнего его сына, мальчика, слабого здоровьем, и не устыдились заставить кучеров наказывать при себе по обнаженному телу единственную дочь его, 20-летнюю девушку, с особым попечением им содержимую.
В день приезда моего с Нарышкиным в с. Колодезское члены следственной комиссии отправились в другое имение покойного Викулина с. Хмелинец; за ними поехали Алексей и Семен Викулины, а также Нарышкин и я. Викулины, по требованию следователей, повели их к арестованному Ивану Музалькову. Нарышкин и я последовали за ними; Алексей Викулин настаивал на том, что я не имею права идти с ними, так как передал доверенность, данную мне сестрой моей, Нарышкину. Но так как Музальков не знал Нарышкина, а я хотел ободрить его своим присутст вием, то я не обратил внимания на замечание Алексея Викулина. Мы нашли Музалькова в маленькой комнатке, лежащего в летнем балахоне, в котором Викулины взяли его с поля, где он осматривал работы крестьян, – на каменном полу. Алексей Викулин, при входе в комнату сказал: «Вот мы показываем вам какого зверя». Музальков, увидав меня, приободрился и немедля объявил, что с него только что сняли кандалы, в которые он был закован, что он в этом положении находится уже несколько дней, что ему два дня не давали никакой пищи, кормили селедкой и не давали воды, что его и детей его сильно секли, требуя от него ложных показаний, что он, дабы избавиться от этой пытки, наконец согласился на требование Алексея и Семена Викулиных дать фальшивое показание для оклеветания вдовы отца их, а именно, что он, вследствие <новых> угроз и побоев, написал к сей последней письмо с ложным извещением о похищении будто бы из кабинета покойного Викулина бумаг его и в то же время был вынужден написать подобное письмо и к дворецкому Давыду Филиппову, которого
Алексей и Семен Викулины, несмотря на его преклонные лета, равно как и его дочь, беспощадно секли, давая им ежедневно по нескольку сот ударов розгами, но никакими насилиями не могли довести его до того, чтобы он оклеветал вдову своего господина.
Письма эти были показаны Семеном Викулиным подполковнику Новицкому и производителю следствия, который немедля потребовал их официально, но Семен Викулин {поданным сведением} объявил, что они в тот же вечер потеряны, каковое обстоятельство и было занесено в журнал. Местный становой пристав сказал Нарышкину и мне, что он из сострадания потихоньку носил воду и пищу Музалькову. Последнего немедля освободили.
В продолжение нескольких дней, проведенных мной при начале следствия, я принужден был выносить самое дерзкое обращение Викулиных, в особенности Алексея. {Для указания}, до какой степени доходила их дерзость, несмотря на присутствие следственной комиссии, достаточно указать на следующее: когда последняя, поселясь в имении покойного Викулина с. Липовке, в 2 верстах от Колодезского, производила допросы, дядя мой князь Дмитрий Волконский проезжал через Липовку в карете. Викулины, которые обвиняли его в том, что в то время, когда он приезжал сообщить матери моей о кончине ее зятя, им были украдены бумаги и деньги из кабинета их отца, вздумали самопроизвольно его арестовать. По приказанию Алексея Викулина крестьяне с. Липовки ввезли карету Волконского на господский двор, отпрягли из нее четырех собственных лошадей Волконского и около кареты поставили караул из крестьян с палками. Слуга Волконского, прибежав ко мне в избу, где производилось следствие, рассказал о всем случившемся. Я передал этот рассказ жандармскому штаб-офицеру, который пошел вместе со мной на господский двор, освободил Волконского из-под ареста и дал <ему> жандармского унтер-офицера для конвоирования Волконского, пока он поедет по имениям покойного Викулина.
Следствие, по его окончании, было представлено, согласно закону, в Елецкий уездный суд, который не делал по нему никакого постановления, хотя следствием было доказано своевольное завладение и расхищение Викулиными имения, продажа не принадлежащего им хлеба, бесчеловечные истязания Музалькова и Давыда с их детьми и домогательства от них через пытки ложных показаний.
Дворянская опека, несмотря на полученные ею предписания губернатора, также не приняла никаких мер к сбережению имущества малолетних. Алексей и Семен Викулины продолжали быть полными распорядителями в имении и истязать людей, не соглашавшихся на {делание требуемых от них} ложных показаний, подкупать и наущать покорных вредным их намерениям и тем подготовлять средства для поддержания их. |
| sevdalink
Тема: Липовка и окрестности
17.10.2022, 22:36
Дальше, огромный рассказ о тяжбе с завещанием и о том как дети С.А Викулина, что говорится, "ушли в отрыв". В данном отрывке воспоминаний упоминается и Липовка:
Чтобы дать полное понятие об этом беспримерном деле, необходимо привести очерк нравов членов семейства Викулиных и объяснить родственные между ними отношения. С. А. Викулин вступил в первый брак с девицею Кусовниковою, которая, после нескольких лет, бросив его, оставила ему детей: Алексея, Петра, Семена, Настасью, Татьяну и Александру. Вот их краткая характеристика.
Алексей был в начале своей службы отставлен за дурное поведение; он оскорбил отца своего до такой степени, что последний не принимал его уже несколько лет до своего вступления во второй брак; он до самой смерти своей был нетрезвого поведения; в 1841 г. он был адъютантом главного начальника иностранных поселенцев Южной России, генерала Инзова{762}.
Петр, с самого рождения лишенный ума, нигде не служил; жил в имении у отца.
Семен, любимый отцом {сын}, умел обольстить его притворной преданностью и лукавою привязанностью; в 1841 г. он служил чиновником особых поручений в Департаменте врачебных заготовлений, в чине коллежского асессора.
Настасья, вдова Ивана Федоровича Вадковского, постоянно была непочтительна к отцу и многим его огорчала.
Татьяна, жена состоящего при Министерстве внутренних дел действительного статского советника Петра Дмитриевича Норова, несмотря на неоднократно выраженное желание отца, ни разу не приехала навестить его в деревне, в которой он постоянно жил.
Девица Александра против воли отца проездила два года с знакомыми за границей и против его желания требовала помолвки с елецким исправником, Александровым{763}, которого во всех отношениях покойный ее отец не желал иметь зятем.
С. А. Викулин приобрел почти все свое состояние сам и, купив имения в <Задонском и Елецком уездах> Воронежской [губернии], Воронежской, Орловской и Саратовской губерниях[87], служил 20 лет задонским уездным предводителем <дворянства> и 9 лет воронежским губернским предводителем дворянства; он в этом звании, получив чин действительного статского советника, в 1832 г. вышел в отставку.
В 1833 г. он вступил во второй брак с сестрой моей <и жил с ней счастливо>. От второго брака он имел двух дочерей Валентину и Эмилию, которым при его смерти было первой 4 года, а второй немного менее 2 лет.
Сестра моя в течение 7 лет замужества своего употребляла все меры к водворению семейного согласия, за что получала множество признательных писем сыновей ее мужа, из которых старшего Алексея, прогнанного из дома, успела примирить с отцом.
С. А. Викулин за три дня до кончины отдал моей сестре писанное на 15 страницах собственной его рукою домашнее духовное завещание{764}, засвидетельствованное двумя свидетелями, в том числе его духовным отцом, которое она, по предоставленному ей тем завещанием праву, представила в 1-й департамент Московской палаты гражданского суда.
Этим завещанием С. А. Викулин назначил детям своим первого брака: третьему сыну Семену 1164 души крестьян, поселенных на весьма плодородной земле в Елецком уезде, возложа на него обязанность доставлять безотчетно доход: с 132 душ старшему сыну Алексею, «оскорбившему отца поведением своим», и с 75 душ второму сыну Петру, «находящемуся в болезненном состоянии»; Татьяне Норовой 200 душ; своей внуке, дочери старшего сына Алексея, 120 душ, двум малолетним дочерям второго брака, первой 232, а второй 206 душ, жене своей 328 душ, в том числе до ста человек дворовых людей, все билеты на имя его в сохранной казне Московского опекунского совета находящиеся и весь наличный денежный капитал; дочерям Вадковской и девице Александре по 290 душ, поселенных на земле менее плодородной.
Бывшие в Москве во время кончины С. А. Викулина дочь его Норова с мужем делали, {как я уже упомянул выше}, мачехе своей разного рода неприятности. По приезде в Москву Вадковской они отправили эстафету в Задонский уезд за родным дядей своим Андреем Викулиным{765}, бывшим злостным и непримиримым врагом с давних времен покойному их отцу. А. А. Викулин был известен своею злонамеренностью и непреодолимой страстью к заведению беззаконных тяжб. С. С. Викулин с сестрами выбрали его главным поверенным и наставником. Этим действием Семен снял с себя личину; ибо при жизни отца притворялся не уважающим дядю, хотя не переставал, как оказалось впоследствии, иметь с ним постоянные тайные сношения.
Нет никакой возможности изложить все то, что изобретено было детьми С. А. Викулина от первого брака к оскорблению его вдовы. Клеветы свои они начали распространением слухов, что, хотя завещание и писано рукою их отца, но не им подписано. Узнав, что под подписью находится более 15 строк оговорок, писанных собственной же рукою завещателя, они должны были убедиться в несообразности своего вымысла и стали разглашать, что хотя завещание писано рукою, похожею на руку их отца, но что жена его семь лет училась его почерку. Поняв нелепость и этой клеветы, они уже отыскивали несоблюдение форм в завещании и опорочивали одного из свидетелей, о чем Вадковская и Норова подали прошение в 1-й департамент Московской гражданской палаты. Когда же им растолковано было, что просьба их не заслуживает внимания, они обратились к другого рода ухищрениям.
Оставив в Москве Вадковскую и Норову с мужем для поддержания распущенных ими ложных и ежедневно изменявшихся слухов, брат их Семен отправился в имение отца своего в Елецкий уезд вместе с дядей Андреем. Там в одно время съехались они с прибывшим из Одессы старшим сыном покойного, Алексеем.
В начале июля поручик Николай Муравьев, тогда бывший жених внуки покойного, Марьи, дочери Алексея, писал к моей сестре в Москву об опасной болезни оставшейся в с. Колодезском малолетней дочери ее Эмилии, что и заставило ее мать поспешить к ней, но, не желая въезжать в имение, в котором счастливо жила с мужем, {вскоре по его кончине}, она остановилась в 15 верстах в имении дяди князя Дмитрия Волконского, откуда тетка наша княжна Надежда Волконская ездила за больным ребенком и привезла его к моей сестре, которая таким образом и не въезжала в завещанное ей имение.
Своевременный вывоз малолетней Эмилии из Колодезского и непосещение его сестрой можно считать за особенное благополучие. Для очернения сестры пасынки ее и падчерицы распускали слух, что Эмилия не дочь их отца, что настоящая дочь умерла и подменена постороннею девочкою; {распускали они насчет сестры и этого ребенка еще худшие слухи}. Нельзя вообразить того, что они могли бы сделать с малолетнею Эмилиею, если бы ее не успели увезти прежде их приезда в Колодезское, и каких бы новых клевет не придумали они, если бы сестра хотя на один час заехала в Колодезское после смерти ее мужа.
По возвращении сестры моей в Москву начали доходить до нее сведения о разных неистовствах, делаемых ее пасынками в имении, но сестра полагала, что эти сведения преувеличены, что к неистовствам мог быть способен только старший ее пасынок, а что младший умерит их. В письмах управлявшего при покойном Викулине имением, Ивана Ермолаева Музалькова, только намекалось на проделки пасынков, чтобы, как оказалось впоследствии, не тревожить сестру в надежде, что все успокоится само собою. Наконец сестра перестала получать письма от Музалькова и, вследствие получаемых неблагоприятных сведений о положении дел в имении, упросила меня съездить посмотреть, что там делается.
Я согласился поехать в имение, но по приезде моем в Елец несколько весьма почтенных лиц настоятельно требовали, чтобы я не ехал в имение, потому что при неистовствах, которые там делаются, я не вернусь живым из имения. Мне сказали, что оба Викулина засадили управляющего в комнату, в которой нельзя повернуться, морят его голодом, надели на него кандалы, которые, по тучности Музалькова, были изготовлены новые в Ельце, много били и сильно секли его, старого и чрезвычайно тучного человека, а равно его 16-летнего сына и 20-летнюю дочь, что целые возы розог привозятся ежедневно на господский двор в с. Колодезское и сеченье там беспрестанное, что вместе с тем некоторых из крепостных людей опаивают вином.
Вернувшись только с Кавказа, я был в таком расположении, что меня не могло ничего устрашить; сверх того, передаваемое мне казалось неправдоподобным, и я эти рассказы считал сильно преувеличенными. Большая же часть лиц, которых я спрашивал о степени правдоподобности слышанного мной, отзывались незнанием, но на лицах их было заметно, что они чем-то напуганы. Вследствие настоятельных убеждений, чтобы я не ехал в с. Колодезское, я предварительно удостоверился в Задонске, где я имел родных и хороших знакомых, в том, что все передаваемое о неистовствах Алексея и Семена Викулиных справедливо, я согласился, не заезжая в Колодезское, ехать в Задонск. На средине пути между Ельцом и Задонском была почтовая станция при деревне Малые Извалы, принадлежавшей покойному Викулину, где несколько человек, с перепуганными лицами, шепотом подтвердили все слышанное мной в Ельце. В Задонске я застал одного хорошего знакомого покойного Викулина, задонского помещика, отставного генерал-лейтенанта Луку Алексеевича Денисьева{766}, героя Отечественной войны 1812 г., человека очень доброго и весьма уживчивого. Он мне сказал, что после смерти Викулина он был только раз в с. Колодезском, что более не ездит туда по причине производимых Алексеем и Семеном Викулиными неистовств, которых свидетелем был его камердинер, человек очень умный и правдивый. Денисьев решительно мне не советовал ехать в с. Колодезское; так как жених младшей дочери покойного Викулина, Александров, состоит Елецким земским исправником и участвует во всех этих неистовствах, то он, конечно, скрывает все от губернатора, а потому для освобождения мучимых людей и для пользы самих неистовствующих Викулиных, которые могут дойти до больших еще неистовств, если не будут немедля остановлены, он, при всем своем миролюбивом духе, не находил другого средства, как ехать мне немедля в Орел, просить губернатора назначить опеку над имениями покойного Викулина, с удалением из с. Колодезского Алексея и Семена Викулиных, противозаконно в нем распоряжающихся. Те же сведения получил я и от других знакомых моих в Задонске, что и заставило меня, не заезжая в с. Колодезское, ехать в Орел.
В Орле на основании доверенности, данной мне сестрой, я подал прошение в вышеупомянутом смысле губернатору Николаю Михайловичу Васильчикову{767}, человеку очень ограниченного ума и слабому. К счастью моему, я нашел в Орле А. И. Нарышкина, который в это время был орловским уездным предводителем дворянства и, за отсутствием губернского предводителя, исправлял его должность. Найдено было необходимым, в виду моей просьбы об удалении Алексея и Семена Викулиных из имения, назначить следствие, производство которого было поручено одному из чиновников, служащих в Орле. Нарышкин настоял у губернатора, чтобы, по важности дела, следствие производилось при орловском жандармском штаб-офицере, полковнике Новицкомн, которого уговорил не отказываться от этого поручения и немедля ехать в с. Колодезское. Сам же Нарышкин вызвался ехать туда же вместе со мной. Мы приехали ночью в принадлежавшее также покойному Викулину с. Липовку, в двух верстах от Колодезского, где узнали, что следственная комиссия отправилась в Колодезское накануне вечером. Не заходя в избы, мы вошли в довольно большой двор, состоявший при небольшом строении, в котором была господская контора. На дворе лежало несколько вырубленных дерев; мы, в ожидании утра, легли во дворе на траву, а деревья служили нам изголовьем. Утомленные путем из Орла, мы вскоре заснули и проспали до утра. Сколько раз впоследствии приходило Нарышкину в голову, что если бы Алексей и Семен Викулины знали, что мы, безоружные, так крепко спим в имении, где все им повиновались, то верно нашли бы средство нас отправить на тот свет.
Утром мы приехали в с. Колодезское, где Семен Викулин сказал мне приблизительно следующее. Он всегда был в хороших со мной отношениях и до женитьбы его отца на моей сестре и надеется, что эти отношения не изменятся. Что же касается до завещания, представленного моей сестрой в Московскую гражданскую палату, то оно фальшивое, а так как он успел открыть в имении и другие действия моей сестры, за которые она может подлежать ответственности по законам, то во избежание скандала он предлагал мне убедить сестру покончить дело с детьми первого брака ее мужа миролюбиво, взять обратно из палаты представленное ею завещание и предоставить свою и дочерей ее участь его великодушию, а он надеется, что будет в состоянии дать им всем трем вместе до 200 душ крестьян, с которыми, по его мнению, они могут прожить покойно.
Я отвечал, что сестра, представляя завещание в палату, исполнила только волю своего покойного мужа и отца Семена Викулина, что {за тем} предложение его о способе наделения сестры и ее дочерей считаю излишним, что же касается до открытых будто бы в имении неправильных действий сестры, то я предоставляю наряженному правительством следствию открыть, с чьей стороны были неправильные действия. При следствии же я не могу быть; по обязанностям службы я должен скоро вернуться в Москву, а за сестру при следствии будет находиться А. И. Нарышкин, которому я передоверил еще в Орле выданную мне сестрой полную доверенность.
Понятно, в каких отношениях после этого разговора я и Нарышкин находились с Семеном Викулиным и его соучастниками. Они в продолжение всего следствия оставались хозяевами в с. Колодезском и во всех прочих имениях покойного Викулина, а я и Нарышкин принуждены были каждый день на ночь уезжать за 15 верст к дяде моему князю Дмитрию Волконскому в с. Студенец. Когда я во время следствия приезжал вместе с Нарышкиным в с. Колодезское или в с. Хмелинец, другое имение, принадлежавшее покойнику Викулину, для присутствования при следствии, Алексей Викулин неоднократно замечал, что, так как я передал свою доверенность Нарышкину, то я лишний. Я не обращал внимания на болтовню этого постоянно пьяного господина, но так как срок моего отпуска кончался, то я принужден был вскоре оставить Нарышкина одного. |
| sevdalink
Тема: Липовка и окрестности
17.10.2022, 22:29
Запись от 1841 года об обстоятельствах смерти Семена Алексеевича Викулина:
Проезжая в Петербург через Москву, я имел удовольствие видеть в ней сестру А. И. Викулину [Александру Ивановну Дельвиг, в зам. Викулину], которая с мужем [Семеном Алексеевичем Викулиным] и старшею дочерью Валентиной приехала для закупки приданого внуке С. А. Викулина, Марье{756}, дочери его старшего сына Алексея, бывшей тогда невестою поручика Николая Муравьева{757}. Сестра с мужем провели со мной тот вечер, {который я остался в Москве}, в прекрасном саду дома Левашовых. Зять мой С. А. Викулин, хотя почувствовал простуду в этот вечер, но на другой день крестил внука своей покойной сестры, Сергея Васильевича Танеева{758}, впоследствии состоявшего по особым поручениям при московском генерал-губернаторе. После этого выезда он сделался опасно болен; об этой болезни сестра моя немедля уведомила меня и живших в Петербурге сына его Семена и двух дочерей: вдову Настасью Вадковскую и Татьяну Норову. Последняя немедля отправилась с мужем в Москву и была часто у больного отца. Попечения моей сестры о больном муже не помогли; С. А. Викулин скончался 30 июня. По получении этого известия в Петербурге я был у его сына Семена, бывшего всегда с сестрой моей и со мной в хороших отношениях. Мы говорили с ним о том, что, конечно, покойный оставил завещание, что, верно, по этому завещанию наследниками наибольшей части имения назначены он и сестра моя, и при этом оба полагали, что капитал покойного состоит из нескольких миллионов руб. асс. С. С. Викулин говорил о сестре моей по-прежнему с полным уважением и заявлял о своей к ней привязанности. Он вскоре уехал в Москву с сестрой Вадковскою, я с женой моей поспешил туда же вслед за ним.
Квартирные войны 21 века, наследственные споры 19-го - как же в них много общего:
Я нашел сестру мою весьма огорченной постигшим ее горем и сильно встревоженной, равно как и мать мою, – приехавшую из с. Колодезского по получении известия о кончине ее зятя, о которой сообщил ей приезжавший для сего в Колодезское брат ее князь Дмитрий Волконский, – необыкновенно дерзким обращением с сестрой ее пасынка, падчериц и мужа одной из них П. Д. Норова. Покойный С. А. Викулин желал быть похороненным в церкви с. Колодезского, где он приготовил себе могилу. Сестра моя подала просьбу московскому военному генерал-губернатору князю Голицыну о дозволении вывезти тело ее мужа из Москвы, но ей этого дозволения не было дано, а приказано, согласно просьбе его детей от первого брака, похоронить ее мужа в Симоновом монастыре. Это сделано было детьми Викулина от первого брака собственно для того, чтобы нанести неприятность сестре моей и чтобы показать силу их связей и тем запугать сестру, что им было нужно, как видно будет из дальнейшего рассказа. Еще перед смертью С. А. Викулина Норов дерзко вытребовал от моей сестры ключ от денежного ящика, вынес его в другую комнату и запечатал, так что сестра моя осталась без денег, а между тем они были необходимы и на похороны и для жизни, {а взять было неоткуда}. С. С. Викулин только в начале был в отношении к сестре моей менее дерзким, чем его сестры. Вскоре после похорон отца он объявил, что едет в Елецкое имение для сохранения в нем должного порядка.
Сестра моя, видя такое нерасположение к себе детей первого брака ее мужа, поспешила представлением <им ей переданного> его духовного завещания в Московскую гражданскую палату. Возникшее вскоре дело по этому завещанию и безобразные поступки, которые дети от первого брака С. А. Викулина дозволили себе в имении, едва ли когда-нибудь где-либо случались. |
| sevdalink
Тема: Липовка и окрестности
17.10.2022, 22:24
Запись от 1837 года:
В половине января я получил известие о рождении у Викулиных дочери Валентины (теперешней Засецкой). Это тем более обрадовало меня, что сын их Николай был в это время опасно болен; он вскоре и умер.
В июле того же года был освящен Казанский храм в Колодезском, свидетелем чего был шурин Викулина:
В начале июля я ездил к Викулиным в с. Колодезское на освящение церкви во имя Казанской Божией Матери{635}. 7 июля, накануне освящения, приехал с большою свитой Орловский епископ Никодим, к которому я подходил под благословение, но он ни слова не говорил со мной, конечно, вспоминая наши довольно крупные разговоры, бывшие в декабре 1835 г. Церковь очень хорошей архитектуры, с прекрасным резным позолоченным иконостасом, сработанным в самом Колодезском, и с образами хорошей живописи. Раскрашенный фотографический вид этой церкви имеется в альбоме Елецко-Грязской железной дороги. Село Колодезское лежит верстах в 10 от этой дороги, и церкви с дороги не видно, но она и господский дом с. Колодезского сняты в альбом строителем дороги, Самуилом Соломоновичем Поляковым{636}, вероятно, желавшим этим угодить мне, а также потому, что эти фотографии составляют очень красивые рисунки. К освящению церкви съехалось множество гостей, так что обеденный стол был покрыт более чем на 150 человек; обедали не только в комнатах, но и на большой террасе сада и в самом саду. Многие из гостей провели несколько дней у Викулиных, а потому, несмотря на поместительность дома в Колодезском и на то, что часть гостей ездила на ночь за 4 версты в имение моего зятя, с. Хмелинец, в котором был господский дом еще поместительнее, некоторые ночевали в садовых беседках, и в том числе я с Н. Д. Тейлсом{637}, который был уже вторично женат и звал меня к себе в имение. В числе гостей я нашел сына С. А. Викулина Семена и зятя его П. Д. Норова; оба они были очень любезны с моей сестрой; первый, живя каждое лето у отца, даже очень увивался около нее с целью угодить этим отцу своему. Он в предыдущее лето нарисовал портрет умершего в 1837 г. сына Викулиных, Николая, и подарил его сестре; портрет этот и теперь сохраняется.
|
| sevdalink
Тема: Липовка и окрестности
17.10.2022, 22:19
Продолжение воспоминаний Андрея Дельвига о семействе Викулиных:
В начале лета С. А. Викулин с женой поехал в Петербург на винные откупа; с ними поехала и мать моя, которая с этого времени уже не расставалась с Викулиными. В Петербурге сестра познакомилась с своим пасынком Семеном и двумя падчерицами вдовою Настасьею Вадковскою{560} и Татьяной Норовой и ее мужем, Петром Дмитриевичем{561}.
С. С. Викулин слыл в обществе за очень скромного[61]и хорошего человека; Вадковская была злая фурия, а Норова пустая женщина, в полной зависимости от Вадковской. Муж Норовой был пустой человек, карточный игрок, и, как оказалось впоследствии, игрок не чистый, чего тогда мы не подозревали.
Отношения их к молодой мачехе, конечно, не могли быть очень приятны, но по наружности все было прилично; <и даже> сестра, по просьбе Норовых, крестила родившегося у них в это время сына.
Пасынок моей сестры Семен Викулин был к ней очень предупредителен и почтителен; <к моей сестре> таким он оставался во все время жизни его отца, которого посещал почти каждый год в его деревне и оставался у него по нескольку месяцев. Он казался очень почтительным сыном <и был приятным собеседником>. Про сестер же его было известно, что они нещадно бранили своего отца до вступления его во второй брак, а тем более после этого; главное их неудовольствие происходило из-за того, что они от отца получали в год 10 000 руб. асс. (2857 руб. сер.) каждая, <что> в обществе, в котором они жили в Петербурге, этого было недостаточно, а они были уверены, что отец их <был> очень богат и мог им давать гораздо более. Далее будет изложено, что они ошибались относительно значительности богатства их отца. Осенью того же 1834 г. С. А. Викулин с женой и тещею возвратился в свое имение Колодезское, я же остался один в Москве.
О рождении сына Николая и брачном деле Семена Алексеевича Викулина:
В начале 1835 г. сестра моя Викулина родила сына Николая. Мать моя летом 1835 г. ходила пешком из имения Викулиных в Киев молить о скорейшем окончании дела о браке сестры моей и оттуда проехала в Варшаву на могилу убитого при взятии этого города брата моего Александра. В Варшаве она была принята весьма гостеприимно семейством нашего тамошнего старшего священника, которое пригласило жить в его квартире. Шестинедельное пребывание матери моей в Варшаве она употребила на сооружение памятника над могилою брата, который при себе поставила, и внесла в Московский опекунский совет 2000 руб. асс. (571 руб. 43 коп., с тем, чтобы проценты с этой суммы были ежегодно выдаваемы духовенству нашей варшавской церкви за поминовение брата; мне известно, что в 60-х годах это духовенство служило панихиду на могиле брата в день его кончины.
Следственное дело о браке сестры моей, тянувшееся полтора года и запутанное разными несправедливыми, {как упомянуто мной выше}, показаниями, наконец было представлено Орловскому архиерею и лежало без движения в Орловской духовной консистории. Мать моя желала, чтобы я лично уговорил Орловского архиерея немедля окончить это дело. Это также требовало моей поездки в Орел, и я, надеясь уговорить архи ерея немедля наложить резолюцию на представленном следствии и привезти это известие матери моей и Викулиным, в начале декабря 1835 г. взял отпуск и поехал в Орел.
Снова о скупости и как Викулин в Москве искал материалы для постройки церкив в Колодезском:
С. А. Викулин приехал в Москву, чтобы сделать разные заказы и покупки для строимой им в с. Колодезском церкви. В Москве нанял он очень скромное помещение, далеко не соответствовавшее не только тому богатству, которое ему приписывали, но и действительному его состоянию. Он приехал в Москву на зиму в первый раз с молодой женой, и эта скупость его обратила общее внимание. Он очень много торговался при покупке вещей, любил долго говорить с продавцами и через это всегда поздно приезжал к обеду. Брат Николай и я почти каждый день у него обедали, а так как обед был назначен в 4 часа, а Викулин часто приезжал в 6 часов и даже позже, то мы в эти дни порядочно голодали. |
| sevdalink
Тема: Липовка и окрестности
17.10.2022, 22:11
Небольшое описание дома Викулиных в Колодезском и размышление о скупости Семена Алексеевича Викулина:
Вскоре родные и другие гости Викулиных разъехались; с ними остались только мать моя и я. Впрочем, и впоследствии Викулины постоянно принимали гостей, которые, по деревенскому обычаю, у них оставались и ночевать. Дом в Колодезском хотя гораздо меньшей величины, чем в имении Викулина с. Хмелинце, был, однако, очень поместителен. В середине дома была очень высокая зала, освещенная сверху. Над комнатами, окружавшими эту залу, были с одной стороны хоры, а с остальных трех сторон отдельные комнаты, которых двери выходили в общий коридор. В этих многочисленных комнатах помещались мать моя и я, а равно гости, для приема которых было все приготовлено. С. А. Викулин был {очень} скуп, но жил так открыто, вероятно, желая показать, что он имел весьма большое состояние; он даже в разговорах делал намеки на большие денежные суммы, каких у него, как после оказалось, никогда не бывало. После женитьбы своей он выказал свою скупость в первый раз следующим образом. Мать моя знакома была в Москве с одной очень почтенной, весьма бедной вдовою, которая, просватав свою дочь, не имела средств, чтобы сшить ей необходимое приданое, и адресовалась с просьбой к матери моей о помощи. Сестра моя очень любила невесту и просила мужа оказать ей пособие; он не вдруг согласился и, только по настоятельной просьбе сестры, назначил такую безделицу, что сестра вернулась от него в слезах. Я очень любил сестру, и ее слезы глубоко на меня тогда подействовали. У сестры же для ее собственных расходов не было ни гроша, и тогда же муж ее, вероятно в предупреждение новых подобных ходатайств со стороны сестры, назначил на все ее расходы в год 1200 руб. асс. (342 руб. сер.). Нечего и говорить, до какой степени эта сумма была ничтожна и недостаточна. Сверх того, он назначил ей же 1400 руб. асс. (400 руб. сер.) для выдачи мне и брату по 700 руб. асс. (200 руб. сер.) в год каждому.
Между тем мы узнали, что один из причетников той церкви, в которой венчали сестру, не участвовавший в венчании, подал на священника жалобу, в которой доказывал неправильность этого венчания, так как не было предварительных в церкви оглашений, предписываемых церковными правилами, и что наряжено по этому предмету следствие, при котором стараются доказать крестное родство между обвенчанными, с целью расторгнуть брак. Именно вздумали доказывать, что не только мать моя была восприемницею сына С. А. Викулина, Семена, но вместе с нею восприемником его был ее отец и, следовательно, родной дед невесты, что была чистая выдумка. Тогда подозревали в этих происках брата С. А. Викулина, Андрея, давно находившегося с ним в неприязненных отношениях, большого лгуна, довольно богатого человека, но завидовавшего тому, что брат богаче его, и вообще человека весьма нехорошего. Но никто не подозревал тогда того, что оказалось только через восемь лет, и именно, что он действовал по наущению детей С. А. Викулина от первого брака: всех трех дочерей и сына Семена. Чтобы разъяснить это дело Орловскому епископу, С. А. Викулин ездил со мной в начале декабря в Орел. Мы ехали в большой кибитке, окутанной со всех сторон войлоками; на нас лежали медвежьи одеяла и нам, при довольно большой стуже, было тепло как в комнате. Викулин засыпал в ту же минуту, когда трогались лошади, и просыпался только при остановках. Мы ехали на сдаточных{551}; для перемены лошадей останавливались в простых крестьянских избах.
По случаю поста нельзя было достать ничего съестного; мы имели с собою провизию; Викулин также постился, а потому спрашивал крестьянских щей, каши, картофелю и при расплате, несмотря на то что хозяева требовали весьма незначительной платы за взятое у них (напр., двугривенный), он все еще выторговывал несколько копеек. |
| sevdalink
Тема: Липовка и окрестности
17.10.2022, 22:08
После долгих мытарств с попыткой обойти запрет Антония на брак, "молодожены" решают сделать "ход конем" и обвенчаться в Елецком уезде, который не относился к Воронежской епархии:
По приезде в Задонск духовенство этого города, в виду запрещения своего епископа, отказалось от венчания. Был послан нарочный с письмом к Антонию от моей матери и от С. А. Викулина. Ответ был не только неблагоприятный, но Антоний, в грубых выражениях, запрещал венчание. Тогда решились обвенчаться в принадлежащем С. А. Викулину с. Хмелинце, в 4 верстах от Колодезского, Елецкого уезда, и, следовательно, в Орловской губернии. Позван был священник этого села о. Василийн, и Викулин, в моем присутствии, объявил ему, что полагает венчаться в его церкви. Но Василий решительно отказал и, несмотря на весьма долгие увещания Викулина, настоял на своем отказе. Он был благочинным окрестных церквей, а потому нельзя было надеяться, чтобы кто-либо из священников ближайших церквей решился на венчание. Между тем приближался Рождественский пост, и венчание прекращалось на целых два месяца. Мать моя уже начала думать о возвращении в Москву. Но зятья Викулина, отставной полковник Александр Сергеевич Львовн, вдовец, бывший женатым на его сестре Софье, и Дмитрий Иванович Лаухинн, женатый на другой сестре, Елизавете, по первому мужу Танеевой, утверждали, что священники в их имениях не посмеют отказать в венчании. Следовало бы С. А. Викулину для венчания приехать в Москву, а не невесте с матерью приезжать, согласно его желанию, в Задонск, но ошибка была уже неисправима; возвращаться в Москву было во многих отношениях неудобно, а потому приехавший на свадьбу сестры дядя мой князь Александр Волконский, которого мать моя очень уважала, находил нужным испробовать предложения Львова и Лаухина. Имение Львова было в Задонском уезде и, след[овательно], в Воронежской епархии, где трудно было надеяться, чтобы священник, после запрещения епископа, решился на венчание. Имение же Лаухиной было в Елецком уезде, Орловской епархии, и потому все поехали в это имение. По приезде нашем Лаухин объявил, что священник соглашается обвенчать на другой же день 10 ноября с тем, чтобы ему было дано 1000 руб. асс. (285 руб. 71 коп. сер.), в виду того, что он может подлежать наказанию за венчание лиц не своего прихода и не сделав установленных церковными правилами оглашений в церкви о предстоящем венчании. При этом он просил о выдаче ему 500 руб. вперед, которые немедля были ему отнесены дядей моим А. Г. Замятниным, также приехавшим на свадьбу сестры.
Вечером в этот же день {мы узнали, что} и этот священник отказывается от венчания; Лаухин пошел вместе со мной к священнику, чтобы убедиться в слышанном. Мы застали его лежащим на печи. Сначала он не хотел ничего отвечать, а впоследствии сказал, что венчать не будет, и после неоднократных требований Лаухина возвратить полученные священником 500 руб. сказал, что возвратит их только Замятнину, от которого он их получил. Мы не решились пустить Замятнина одного за деньгами, а пошли с ним: я, Лаухин и Н. Д. Тейлс, также приехавший на свадьбу сестры. Это было ночью. Мы не нашли священника в его доме и с трудом узнали, что он, после ухода моего с Лаухиным, пошел в подвал, устроенный в доме. Когда мы его стали вызывать из подвала, он сказал, что деньги в подвале и что он их отдаст Замятнину, но с тем, чтобы последний один сошел к нему. Мы не пустили Замятнина, а требовали, чтобы священник вышел из подвала, что он наконец исполнил и повторил требование, чтобы Замятнин спустился с ним в подвал, где он ему отдаст оставленные там деньги. Мы на это не согласились и, сказав, что в подвал пойдем все вместе, требовали немедленного возвращения 500 руб. После долгих отговорок священник вынул деньги из кармана <и хотел отдать Замятнину, но> его заставили пересчитать эту сумму, состоявшую из 25-рублевых ассигнаций. Это было страшное наказание священнику, который видимо изменялся при счете каждой бумажки и, отсчитав 400 руб., обратился к Лаухину с следующими словами: «Дмит рий Иванович, пощадите; ведь Вам известна бедность моей семьи, оставьте мне остальные». Но ему приказано было считать до конца. При последней бумажке он повторил те же слова, но и ее ему не оставили. По окончании счета бумажек, которые взял Замятнин, лицо священника совсем исказилось: так трудно было ему лишиться такой для него значительной суммы, бывшей у него уже в кармане.
12 ноября был последний день, в который церковь допускает венчание, и то только в утреннее время, а потому немедля, по отказе священника в имении Лаухиной, было послано в разные места убеждать священников обвенчать Викулина с сестрой в означенный день, а мы все оставались у Лаухина. Вечером 11 ноября мы получили извещение от Ивана Ермолаева Музалькован, управляющего имением С. А. Викулина, что священник церкви в предместье г. Ельца соглашается на венчание, но что нам надо приехать как можно ранее. Мы в ночь, по ужасной дороге, отправились в большом обществе в Елец, где наконец обвенчали Викулина с сестрой, у которой посаженым отцом был дядя князь Александр, а я шафером.
Эти беспрестанные странствования по почти непроезженным дорогам и в особенности нравственные потрясения сильно подействовали не только на мать мою и на С. А. Викулина, но и на многих из нас.
Из Ельца мы поехали к С. А. Викулину, где во время обеда играл довольно хороший оркестр из 40 крепостных музыкантов. Шафера и в числе их я, по старинному обычаю, провозглашали за обедом тосты. Родство Викулина было многочисленно; знакомых за обедом было тоже много. Список тостов был обдуман заранее, но это не помогло: несколько лиц заявили неудовольствие в том, что за их здоровье пили после других. Так, А. С. Львов, всегда очень добродушный, сильно претендовал, что за здоровье его пили после здоровья Д. И. Лаухина, и когда ему объясняли, что жена Лаухина старшая сестра его покойной жене, то он еще более сердился, говоря, что уважение к нему не должно вовсе зависеть от того, кто была его жена. После обеда продолжали пить много шампанского. Дядя мой А. Г. Замятнин, который никогда не пил вина, в этот день много выпил и сильно бушевал. Когда ему перестали подносить шампанское, то он громко на это жаловался, говоря, что он выпил только 11 бокалов. Оказалось, что Замятнин и некоторые другие лица, обыкновенно чрезвычайно тихие, выпив вина, сделались очень сварливы, и потому многие между собою перессорились в этот день. Дядя мой князь Александр Волконский по обыкновению много пил и, как старый гусар, не только разбивал бокалы, из которых пил шампанское, но иногда подталкивал целые подносы, уставленные бокалами с шампанским и все их разбивал. Само собой разумеется, что в этом нашлись ему подражатели. Впрочем, дядя Александр, имевший обыкновенно довольно суровый вид, выпив вина, был чрезвычайно снисходительным. Он сумел помирить всех ссорившихся и утишить все столкновения и претензии.
Поздно ночью мать моя уехала из Колодезского в Задонск и увезла с собою сестру; они воротились в Колодезское только на другой день к обеду. Я никогда не мог понять причины разлучения сестры с ее мужем в день их свадьбы. |
| sevdalink
Тема: Липовка и окрестности
17.10.2022, 22:01
В тех же воспоминаниях о перепетиях брака овдовевшего Семена Алексеевича Викулина и сестры Андрея Дельвига. Последний дает довольно своеобразную характеристику Викулиным:
По окончании работ я переехал в Москву к матери, которая к этому времени вернулась из Киева, заехав на обратном пути в Задонск для свидания с своею сестрой Татьяной, жившею в этом городе, и с братом Дмитрием, жившим в 25 верстах от Задонска, в с. Студенце, половина которого ему досталась после кончины брата его Николая. Вообще около Задонска у матери моей было много родных и знакомых, с которыми она виделась это время и, между прочим, с Викулиными, которые все жили в своих деревнях, находившихся недалеко от Задонска. Старший брат этих Викулиных, рожденный от первого брака А. Ф. Викулина, Семен Алексеевич, был вдов; он имел трех сыновей и трех дочерей, из которых при нем находился сын Петр, полоумный от рождения, и дочь Александра. С. А. Викулин, знавший мою мать с ее малолетства, всегда очень ее уважавший и считавший себя и свое семейство много обязанным нашему семейству, просил в это время у моей матери руки ее дочери. В надежде на свое богатство и на то, что мать моя пожелает пристроить свою старость, живя с дочерью в его богатом доме, он был уверен в согласии моей матери, но ошибся.
Мать моя, принимая в соображение, что ему было 57 лет, а сестре моей 21 год, не соглашалась, тем более, что все дети от первого брака С. А. Викулина были старше моей сестры и, как мы увидим далее, не любили отца и вообще не отличались хорошим характером.
Судя по словам Дельвига, его сестра в отличии от родственников вполне себе благоволила старику Викулину:
С. А. Викулин, живший лето и зиму или в своих поместьях, или в Воронеже, на зиму 1832/33 г. переехал в Москву и продолжал свататься за сестру мою. Когда мать моя передала мне об этом сватовстве, я принял его за шутку. Сестра имела очень хороших женихов, которым отказывала; вообще она мало и, по моему мнению, слишком мало обращала внимания на мужчин, тем менее мог я полагать, чтоб она согласилась выйти замуж за старика. Мать мне сказала, что я ошибаюсь, что сестра не соглашается на этот брак только ввиду нежелания нашей матери. Весной 1833 г., по отъезде С. А. Викулина в свое имение, мать мне серьезно сказала, что сватовство продолжается, что она окончательно отказала, но что сестра, несмотря на ее убеждения, заявляет согласие выйти замуж за С. А. Викулина, и мать моя к этому прибавила: «следовательно, если С. А. еще раз посватается, а дочери моей уж 22-й год и она может располагать собой, то мне остается сказать тебе, чтобы ты, как старший в семье, взял образ и благословил сестру». Я отвечал матери, что я ее в этом случае не послушаюсь. Сестра так рассердилась на меня за мой ответ, что целый день избегала меня, а вечером не простилась со мной. Эта ссора так расстроила мою мать, что она целую ночь не спала и на другой день нас помирила. Мое нежелание видеть сестру замужем за С. А. Викулиным происходило от того, что я не ожидал для нее счастливой жизни с мужем, <который был> старше ее 36 годами, имевшим шесть взрослых детей, которые были все старше сестры. Мне казалось, что, видя бедное положение матери, сестра жертвовала собою для успокоения ее старости и для поддержания своих братьев, а я вовсе не хотел такой жертвы.
И снова, Дельвиг уделяет много внимание деталям сватовства Викулина к своей сестре в Воспоминаниях:
С. А. Викулин, пользуясь близостью его имения от с. Студенца, в котором гостила моя мать с сестрой, неоднократно возобновлял свое предложение и наконец получил согласие. Вскоре мать моя и сестра приехали в Москву для приготовления приданого. Я узнал тогда некоторые подробности сватовства.
Мать моя крестила одного из сыновей С. А. Викулина, Семена, и, будучи очень строгою исполнительницею церковных правил, не давала своего согласия прежде получения удостоверения от людей, твердо знающих эти правила, {именно в том}, что ими не запрещены браки при подобном крестном родстве. В это время ожидали в Задонск Воронежского архиепископа Антония{547}, открывшего за два года мощи св. Митрофания и по этой, вероятно, причине почитавшегося также святым. На вопрос моей матери о вышеупомянутом крестном родстве он отвечал, что и по самым строгим церковным правилам никакого родства не признается между С. А. Викулиным и ее дочерью, и когда мать моя сказала ему, что она не желает какого бы то ни было отступления от означенных правил, допускаемого по разрешению архиереев, то он подтвердил ей прежде сказанное, прибавив, что всякий священник может венчать подобные браки без всякого разрешения. Антоний приезжал из Задонска в имение С. А. Викулина, в с. Колодезское, {в котором последний жил}, и с согласия моей матери, за обедом, при многочисленном стечении гостей, поздравил жениха и невесту, благословляя их на вступление в брак и выражая по этому случаю все лучшие пожелания. С. А. Викулин, имея в виду свои лета и то, что у него было шестеро детей от первого брака, предлагал немедля обеспечить свою невесту. Мать моя слышать об этом не хотела; это было неблагоразумно, как показали последствия. Напротив того, мать моя желала, чтобы С. А. Викулин принял в приданое маленькую ее подмосковную деревню Чегодаево (20 душ и 240 дес. земли), так как, благодаря жизни в этой деревне, мать моя могла дать своей дочери надлежащее воспитание. Но Викулин не умел понимать этих тонкостей, и в одном из его писем, полученных в Москве во время приготовления приданого, он решительно отказывался от Чегодаева, уверяя, что не хочет братьев своей жены лишить этого имения. Допуская даже эту причину, он мог бы сделать угодное матери моей, вознаградив меня и брата тою небольшою суммою денег, что стоило Чегодаево. Этот неделикатный отказ Викулина очень огорчил мать мою, и она, получив вторичный отказ на письмо свое, в котором подтверждала желание, чтобы Чегодаево оставалось во владении сестры, поспешила его продать.
Во время покупок приданого я часто с матерью и сестрой ездил в магазины и город (так называется в Москве гостиный двор) в четвероместной карете, в которой возили с собою столько разных вещей, что они решительно окружали меня до ушей, так что я едва мог пошевелиться. Во второй половине октября, так как было решено между матерью моей и Викулиным, что свадьба будет в Задонске, мы выехали из Москвы также в четвероместной карете, в которой было также наложено столько вещей, что я едва мог пошевелиться. Я всю дорогу смешил мать мою и сестру, описывая, как я стиснут со всех сторон, и впоследствии они никогда не могли без смеха слушать моего об этом рассказа.
В Туле нас неожиданно встретил жених. Он уже знал в это время, что Воронежский архиепископ Антоний, первый объявивший о вступлении его в брак с моей сестрой, изменил свое мнение о правильности этого брака и даже разослал по всей своей епархии запрещение венчать их. На Антония имел сильное влияние какой-то помещик Павлов{548}, близкий родственник А. П. Ермолова{549} и неприязненный С. А. Викулину. Вероятно, на Павлова подействовали дети первого брака Викулина, но мы этого тогда не подозревали. Не знаю, сказал ли Викулин в Туле об этом запрещении Антония моей матери, но я об этом узнал по приезде в Задонск. Если бы это было нам известно в Туле, то всего проще было бы обвенчать Викулина и сестру в этом городе или воротиться для этого в Москву. Но Викулин, вероятно, надеялся еще убедить Антония, и мы поехали далее. В Елецком уезде мы заезжали в с. Васильевское, принадлежавшее Григорию Васильевичу Арсеньеву{550}, женатому на родной сестре Викулина Наталье, с которою мать моя давно была в хороших отношениях. Через этот заезд мы должны были повернуть на проселочную дорогу; проезжая через ветхий мост на р. Сосне, карета, в которой сидела моя мать с сестрой, провалилась, и одно из колес кареты упало на верх сваи моста, чем и было остановлено дальнейшее падение. Состояние дорог и мостов через реки было вообще самое плачевное почти во всей России. |
| sevdalink
Тема: Липовка и окрестности
17.10.2022, 21:49
В первом томе воспоминаний Андрея Ивановича Дельвига попалась интересная информация о Викулиных (которые владели частью Липовки - в нач. 20 века называвшейся Липовка-Засецкая, а также Невежеколодезским и имением в Хмелинце), которые приходились ему родственниками через сестру.
В деревне мы вели жизнь очень тихую. Помню, что часто гостили в с. Борках, Задонского же уезда, у откупщика Алексея Федоровича Викулина{51}, бывшего в молодости простым целовальником и нажившего очень большое состояние. Он постоянно считал себя обязанным нашему семейству. В люди он вышел с помощью родного деда моей матери Филиппа Ивановича Ярцова{52}, бывшего долго воронежским вицегубернатором в чине генерал-майора. От первого брака Викулин имел двух сыновей, Семена{53} и Андрея{54}, и нескольких дочерей. Он вступил во второй брак с внучатной сестрой моего деда княжной Кугушевой{55}, от которой имел трех сыновей: Владимира{56}, Сергея{57} и Ивана{58} и нескольких дочерейн. При вступлении во второй брак А. Ф. Викулин не был еще дворянином. Подобная женитьба показалась бы необыкновенной и в наше время, а тем более считалась такою в прошедшем столетии. Старший сын его Семен, также пользуясь покровительством моих родных, рано был зачислен в службу и в 20 лет состоял обер-интендантом в подполковничьем чине, что и дало возможность его отцу купить на имя С. А. Викулина село Хмелинец{59}, ныне принадлежащее сыну последнего Семену Семеновичу{60}. В начале текущего столетия А. Ф. Викулин, получив Владимирский крест, сделался, по тогдашним узаконениям, дворянином и купил с. Борки с другими деревнями. Крестьяне в этих имениях не хотели повиноваться своему новому владельцу по причине его низкого происхождения. Дошло до бунта, как тогда принято было называть всякое ничтожное непослушание со стороны крепостных людей, и усмирения его войсками. Чтобы избегнуть подобной беды на будущее время, все значительное населенное имение А. Ф. Викулина было им переписано на имя моего деда князя А. А. Волконского, без всякой гарантии со стороны последнего в том, что имение это принадлежит Викулину, с представлением, конечно, самому Викулину всех доходов с имения. По прошествии нескольких лет, когда можно было надеяться, что крестьяне покорятся их действительному владельцу, имение снова было передано А. Ф. Викулину, и это незадолго до смерти моего деда.
Из деревенской моей жизни мне очень памятны только: свадьба моей родной тетки княжны Прасковьи, вышедшей замуж за Александра Гаврииловича Замятнина{61}, сына Гаврилы Александровича{62} и жены его Марии Григорьевны, урожденной княжны Кугушевой, родной сестры жены А. Ф. Викулина, и частые посещения Задонского монастыря, куда для богомолья неоднократно ходили мы с матерью пешком. А. Г. Замятнин служил в Переяславском конноегерском полку, стоявшем в Ельце. Мать моя всегда говела в Задонском монастыре, во время говенья мы останавливались в монастырской гостинице; в другое же время останавливались в Задонске в доме Викулина или в небольшом домике Авдотьи Федоровны Румянцевойн, дочери провинциального секретаря, прибывшего на службу в Задонск при самом открытии Воронежской губернии и Задонского уезда. В монастыре особенно уважаемы были чудотворная икона Божией Матери и могила святителя Тихона{63}. Перед первой моя мать служила часто молебны, а на могиле Тихона – панихиды. Тело его лежало в особенной пристройке к храму, куда оно перенесено в 1810 г. из могилы, в которой было погребено по кончине святителя. Мать моя была свидетельницей этого перенесения и неоднократно говорила, что сама удостоверилась, что тело не подверглось тлению. Это было в то время, когда еще никто не мог предвидеть, что оно, по официальном осмотре, будет найдено нетленным. Мать моя была также свидетельницей перенесения мощей Тихона из упомянутой пристройки к храму в соборный храм на то место, где, по причислению нашею церковью святителя Тихона к лику святых, они положены в богатую раку под изящным серебряным балдахином.
В 20-х годах текущего столетия многие еще помнили святителя, которого очень уважали, в том числе был Семен Алексеевич Викулин, муж моей родной сестры, у которого сохранился портрет святителя, рисованный с натуры. Он вовсе не похож на изображение святителя, висевшее над его мощами и поступившее в продажу в нескольких десятках и даже сотнях тысяч экземпляров. Впрочем, теперешний архимандрит Задонского монастыря Дмитрий{64} брал упомянутый портрет святителя у сестры моей, у которой он находился после ее мужа, и снял с него копию для гравирования. Стечение богомольцев в Задонске в 20-х годах было постоянно значительное. Много говорили тогда о разных чудесах и в особенности о чудесных исцелениях больных, притекавших с верою ко гробу святителя. Из лиц, бывших тогда в монастыре, памятны мне: Григорий затворник{65}, которого жизнь описана в напечатанной брошюре, – он очень любил мать мою, меня, моих[5] братьев и сестру; архимандрит Самуил{66} и иеродиакон Филаретн. Торжественные обряды православной церкви, конечно, производили сильное впечатление на детские натуры, и мне очень нравилось служение последнего, тогда молодого и красивого мужчины, которого впоследствии я видел уже старым иеромонахом. Еще замечателен был в монастыре иеромонах Ириней, который служил панихиды при гробе святителя каким-то свойственным ему одному напевом, поминая имя Тихона и другие имена, о которых ему пред началом панихиды подавались записки молящимися. Впоследствии брат мой Николай, служа в конноартиллерийской батарее, стоявшей в Задонске, очень верно передавал этот напев и много этим смешил нас.
В одно из наших хождений из Студенца в Задонск (расстояние 25 верст) с нами произошло следующее: в то время еще было много леса на этом протяжении. Мать моя очень рано начала терять зрение и шла с повязанными платком глазами. Старший брат мой и я бежали впереди, и, когда мы потеряли из виду мать с сестрой и младшим братом и других лиц, шедших с нею, брат Александр предложил мне взойти в лесок, из которого ко времени прихода матери, как он мне говорил, мы успеем вернуться. В лесу была поляна, на которой паслось стадо; быки, коровы и собаки не должны были бы нам, живущим летом в деревне, показаться чем-либо новым или страшным, но, не знаю почему, испуганное наше воображение приняло быков и коров за диких свирепых животных, виденных нами на картинках, а собак за волков. Когда собаки нас увидали и побежали к нам, брат Александр сказал мне, что волки едят людей только когда голодны, и потому чтобы я ложился на землю, а что он ляжет на меня, они его съедят и будут сыты, а я буду спасен. Так мы и сделали; собаки, подбежав к нам, обнюхали нас и ушли, из чего брат заключил, что они не были голодны. Я рассказываю это происшествие для того, чтобы обратить внимание на благородные чувства моего брата, которые нисколько не изменились в продолжение всей его кратковременной жизни, о чем будет неоднократно упомянуто далее в моих воспоминаниях. Отойдя несколько шагов от того места, где обнюхивали нас собаки, мы встретили цыганку, которая расспрашивала нас, чьи мы дети и куда идем. Брат отвечал, что мы такие-то, потеряли мать и идем в Задонск к Викулиным. Цыганка взялась нас проводить. Вскоре встретилась нам какая-то крестьянка и, удивясь, что два хорошо одетых барчонка идут с цыганкой, подошла к нам с теми же вопросами и, вследствие ответа брата, сказала нам, что цыганка ведет нас вовсе не в Задонск, а в цыганский табор, и советовала идти с нею. Завязался сильный спор между крестьянкою и цыганкою. Брат рассудил, что лучше верить русской бабе, чем цыганке, и мы пошли за первой. В это время цыгане крали маленьких детей, ломали им руки и ноги и вообще уродовали, чтобы, нося их на своих руках, вызывать сострадание и получать более обильную милостыню. Вот какая участь могла бы ожидать меня, если бы брат не предпочел послушаться крестьянку. По его возрасту, они его верно где-нибудь бы бросили, а я мог бы им очень пригодиться для вышеупомянутой цели. Мы пришли с крестьянкою в Задонск, в котором Викулиных в это время не было, и нас отвели в дом А. Ф. Румянцевой. Там уже знали о нашей пропаже; мать хватилась нас вскоре после того, как мы своротили с дороги в лесок, и, когда сопровождавшие ее не нашли нас, она послала в город и в ближайшие деревни нанять подводы и людей для отыскания нас, объявив, что не выйдет из леса, пока нас не найдут. Немедля по приходе нашем в дом Румянцевой послали об этом объявить матери, и она, расплаканная и встревоженная, вскоре приехала. Конечно, нас побранили, и мы ожидали, привыкнув к строгости матери, сильного наказания, но оно ограничилось обещанием, что для пристыжения нас о нашем поступке напечатают в «Московских ведомостях»{67}, выходивших тогда два раза в неделю, и мы с братом каждую почту ждали того номера, в котором будет о нас напечатано, пересматривали каждый номер и только по прошествии долгого времени решили, что верно нас совсем простили и потому ничего не печатали. |
| sevdalink
Тема: Липовка и окрестности
16.10.2022, 23:40
Верноподданный написал:[q] Очень много неточностей. Сестра поэта Мария умерла 24.11. 1903 г в Петербурге. Диакон Иван Соколов(дальний родственник свт. Тихона Задонского) в 1912 году еще был жив, о нем упоминает в своих мемуарах Сергей Петрович Толстой(внук С.С.Бехтеева-старшего) и т.д. и т.п. Нельзя же так фантазировать в серьезных вещах![/q]
Да, безусловно вы правы, в 1912 году, в ноябре. Покощунствовал в статье на славу(((( И главное сколько лет продержалось, не заметил даже при вычитке.
Что касается Марии Сергеевны Бехтеевой, то странно. А у Марии умершей 24.11.1903 года в Петербурге в записи стоит возраст? Просто в той статье из 2016 года (немного сумбурной, согласен и эмоциональной) я пишу о Марии Сергеевне, умершей в декабре 1892 года в Ельце. Но что самое интересное, МК села Липовка рассказывает об еще одной Марии Сергеевне, запись о смерти которой находили коллеги от 1883 года с припиской "в возрасте 7 лет", путем нехитрых исчислений мы вычислили дату рождения 1875 года (между Екатериной Сергеевной - 25.12.1874 и Натальей Сергеевной - 14.07.1876). К сожалению нигде больше информации о той сестре мне не удалось найти..
На самом деле сейчас понимаю, что для аллегории темы жизни и смерти в творчестве поэта Сергея Сергеевича мл., выбрал очень неудачный пример, но тогда в 2016 было немного другое восприятие.
Что касается фантазирований... То просто попытался передать на бумаге то, как семью воспринимали в крестьянских семьях. Например, мой прадед, родившийся в 1917 году и не видевший ни одного Бехтеева в глаза, уже в 50-е года 20 века говорил в семье, что вся "барская семья" были порядочными.
История про милиционера Базыкина с одной стороны - сельский фольклор, передававшийся устно через поколение и все очень размыто, пока в метрической книге не увидел как много детей крестили дети Бехтеевых и этого Базыкина в частности.
Вывод: нужно серьезнее отнестись к теме, сильно переработать и написать новую статью, с более фактическим материалом (по сравнению с тем временем его накопилось больше) и меньшим фольклором
Спасибо за критику. Это очень полезно для меня, особенно в контексте той статьи! |
| sevdalink
Тема: Разное о Елецком Уезде
18.01.2021, 15:15
budnikova yulia potomok 1980 написал:[q] Здравствуйте. мой пра-прадед Чепиков Михаил Абрамович 1878 г.р. служил 52 Нежинском Драгунском полку в 5 эскадроне вахмистром, подпрапорщиком. Не попадалась ли Вам про него информация? И, я так понимаю, МК по нежинцам хранятся в ГАЛО? Спасибо.[/q]
Полные МК по нежинскому полку хранятся в Питере и доступны в электронном виде. В ГАЛО метрики не в полном наличии.
Вам известны примерные сроки службы предка в полку? У меня есть скопированные с питерского архива метрики полковой церкви за все годы.
|
| sevdalink
Тема: Липовка и окрестности
18.01.2021, 15:12
bios написал:[q] Уважаемый sevdalink,
во время Ваших исследований, Вам не попадалась случайно информация о священнике села Липовка Елецкого уезда Архангельский Александр Георгиевич 1867 - 1913 гг.? Годы службы в Липовке: 1896 - 1913 гг.
Или может быть о его жене: Капитолина Архангельская и детях: Архангельский Сергей Александрович (рядовой 12-го Великолуцкого пехотного полка), Архангельский Илья Александрович (скорее всего с 1918 г. псаломщик села Липовки) ...
Буду признателен за любую информацию.
[/q]
Ответил в личном сообщении |
| sevdalink
Тема: Якушевы
26.10.2020, 8:02
Roman1389 написал:[q] Добырй день!
Спасибо большое, благодаря проделанной Вами работе смог связать линию моего деда, Александра Александровича Якушева с Василием Якушевым через его сына - Сергея Васильевича, внука - Никифора Сергеевича, правнука - Федора Никифоровича и праправнука - Александра Федоровича.
Если где-то наталкивались на Агеевых, то буду признателен за ссылку.
Еще раз спасибо![/q]
Ответил вам в личку.
|
| sevdalink
Тема: Липовка и окрестности
5.04.2020, 18:54
alisa17 написал:[q] Добрый вечер! Село Липовка мне знакомо с детства, так как моя бабушка Прасковья Степановна Хренникова (Фомина) была от туда родом-1910г.р
Правда жила она в деревне Никольское - это на другой стороне Дона. Летом, меня привозили к бабушке в Никольское и Липовка была у меня каждый день
перед глазами. Она мне рассказывала, что барином у них был Сергей Сергеевич Бехтеев. Бабушка точно не знала почему они оказались в Никольском, но
предполагала что за какую то провинность их пересилили на низкий берег Дона.
Может вам встречалась информация про это. Родителей бабушки звали Степан Фомин (умер в 20-е годы от голода) и Вера Фомина (умерла после ВО войны)[/q]
Добрый день!
Прошу извинения за поздний ответ, давно не заглядывал на форум. Никольское - это деревня Николаевка, которая действительно располагалась на другом берегу Дона в Воронежской Губернии, в отличии от Липовки, Хутора Хорошего (Галичьей Горы) - который располагались в Елецком уезде.
Поселили крестьян в Николаевке в середине 19 века, усилиями хозяина усадьбы Липовка-Засецкая Викулиным, который получил свою долю Липовки при покупки имения у представителей второй ветви рода. Он отселил людей, вероятно готовя раздел земель между детьми, но в итоге все досталось его дочери Засекиной. Та, в свою очередь, продала Николаевку Бехтеевым в 1858 году.
После отмены крепостного права, земли крестьян Николаевки были выделены в отдельное общество. Но это уже другая история.
Фомины в Липовке жили в самом селе, в Николаевке и в Хуторе Хорошем (Галичья гора). Данная фамилия дала крепкий род, и его представителей нужно поискать в составленом нами списке. |
| sevdalink
Тема: Липовка и окрестности
3.10.2019, 10:40
Оттуда же
село Никольское, что было деревней Оксизово городище под Снавским лесом
В селе Николая Чудотворца.
Попы: Михайло Васильев, Иван Михайлов
Дьяк: Панкрака Андреев
Пономарь: Осташка Меркулов
Просвирница: Анисья
Помещик: Иван Алексеев сын Бехтеев
Крестьяне: Гришка Федоров, Сенька Иванов (бежал), Васка Борисов (бежал)
Бобыли: Васка и Силка Олистратовы
Помещик: казак Матвей Фролов сын Березников
Крестьяне: Мишка Иванов, Лаврушка Онофриев (бежал), Радка Федоров (бежал)
Бобыль: Ивашка Андреев
|
| sevdalink
Тема: Липовка и окрестности
3.10.2019, 10:34
Книги писцовые и межевания. Елецкий уезд. Засосенский стан. 1628-1630 гг.
Данные по "Памятная книжка Воронежской губернии на 1908 г."
стан Засосенский
А в нем села и деревни и починки и пустоши за Детьми боярскими и за вдовами и за недорослями и за новопоместными есаулами и казаками в поместьях и вотчинах и церковнымии монастырскими и полковыми за Задонскими атаманами и казаками и порожия земли
село Пятницкое, Ковыпшино тоже под Извалским лесом на Липовском верху
В селе церковь великие Христовы мученицы Парасковеи, нареченные Пятницы.
В церкви двор: поп Иван Тимофеев, дьячок Тимошка Никонов.
Помещики Прокофий Исаев сын Ковыршин, брат его Кирилл
Крестьяне: Артюшка Нагой с зятем Воинком Афанасьевым, Савка Безпороной с племянником Омельяном Мальцовым, Фолимонка Петров, Ерошка Семенов
Бобыли: Кленка да Зотка Микитины, Пронька Кошелев с зятем Данилкой, Панка да Федка да Алпатка Григорьевы, Игнатка Алфимов да сын его Кирюшка да племянник его Офремко Иванов, Радка Дорофеев
Сотник казачий Олфер Иевлев сын Тюнин
Помещик Иван Клеменов сын Макаров
Крестьяне и бобыли: Гришка и Федотка Васильевы дети Скоробогатовы, Ивашка Савельев да племянник его Филька Антонов
Помещики: недоросли Микита и Панка Ивановы дети Лапыгины
Крестьяне: Куземка Тимофеев, Митрофанка Алексеев
Бобыль: Митька Алексеев
Помещики: недоросли Иевка да Гришка Ивановы дети Гребеневские
Бобыли: Меленка Филиппов, Васка Иванов, Назарко Прокофьев
Помещик: Михайло Микитин сын Старыгин
Крестьяне: Первушка Степанов, Федька Григорьев, Ивашка Григорьев, Ивашка Титов с племянником Сенкой Фроловым
Бобыли: Потапко Андреев с зятем Сенькой Михайловым
Помещик: Гришка Афанасьев сын Душин
Бобыль: Микита Офремов
деревня Сушкова на рч.Хмелинец под Яковлевским лесом
Помещик: Костя Олферов и недоросль Архипка Олферов Сушковы
Крестьяне: Сенька Фролов, Герасимка Нечаев
Бобыли: Еремка Кожевников, Меленка Еремеев
Помещик: недоросль Ивашка Олексеев сын Пашанин
Крестьяне: Лаврушка Алферов, Уварка Орехов, Кленка Макаров, Устинка Мартынов
Бобыли: Ворошилка Андреев, Радка Федоров, Игнатко Кондратьев, Ивашко Киверов
казак Гаврила Ерофеев Нагаев из станицы Табынцово (вязниковские казаки Владимирской губернии)
село Хмелинец на рч.Хмелинце под Яковлевским лесом
В селе церковь Всех Святых Василия Кесарийского
Поп: Дмитрий Борисов
Дьячок: Степанка Дмитриев
Помещик: Григорий Савельев сын Прокофьев
Крестьяне: Сережка Яковлев, Васка Иванов, Сенка Андреев
Помещики: Лавр Коребин, Васька Степанов сын Нечаев, Чюканов тоже
Крестьяне: Гостека Микулин с зятем Степанком Осиповым, Федька Киреев с племянником Андрюшкой Ивановым
Бобыли: Микитка Семенов, Богдашко Федоров
также за Ваською Степановым сыном Нечаевым, Чюкановым тоже в починке Величков жребий на рч.Хмелинце под Яковлевским лесом поместье в общем пользовании с Зиновием Перцовым с товарищами
Крестьяне: Савка Клементьев, Ивашка Микифоров, Мишка Шмора
Бобыль: Петрушка Яковлев
также за Ваською Степановым сыном Нечаевым, Чюкановым тоже доля пустоши Липовка на рч.Липовка совместно с помещиками Лавровым Коребиным с товарищами
Помещик: Лавр Иванов сын Коребин
Крестьяне: Кудинка Иванов, Володко Родионов
Бобыли: Сенка Онофриев, Богдашко Черищев
деревня Колесово, Верхний Хмеленец тоже на колодезе Хмелинце под Яковлевским лесом
Помещик: недоросль Андрюшко Лукьянов сын Песьяуков
Помещик: Иван Степанов сын Песьяуков
Крестьяне: Сафонка Васильев, Никонка Васильев
Помещики: недоросли Артюшка и Ларка Демидовы Песьяуковы
Помещик: недоросль Кондрашка Дементьев сын Алексеев
Крестьяне: Мишка Игнатов, Егупка Филатов
Помещик: Сил Микитин сын Морев
Помещик: Михайла Данилов сын Чурсин, Борис Федоров сын Семенов
Крестьяне: Алещка Левонов
Помещик: Мина Григорьев сын Песьяуков
Бобыль: Сенька Лукьянов
Помещик: Иван Меркулов сын Лавров
Крестьяне: Кирюшка Иванов, Гришка Васильев, Артюшка Ворожев
Починок Ильина сверх Хмелинского леса
Помещик: Трифон Петров сын Олисов
Бобыли: вдова Агафья Семеновская жена с детьми: Пронькой, Васькой и Кленкой и зятем Васькой Михайловым, Демка Дорохов
Помещик: Савва Перцов
деревня Малой Колодезь, Якунина и Ливенская тоже сверх Хмелинского леса
Помещик: Михайла Володимиров сын Рогачев
Крестьяне: Абрамко и Гришка Васильевы, Сенька Иванов
Бобыль: Жданко Дементьев
Помещик: Антон Гаврилов сын Якунин
Дворовые люди: Федька Филимонов, Первушка Иванов
Крестьяне: Куземка Михайлов, Васка Хвостов, Селиванка Фурсов
Бобыль: Микитка Васильев
Помещик: недоросль Куземка Иванов сын Бабанин
Крестьяне: Жданко Екзмин, Павлик Левонтьев
Починок Логинов сверх Хмелинского разсоха под Яковлевским лесом
Помещик: Трофим Артемов сын Логинов
Крестьяне: Левка Мокеев, Данилка Степанов, Омелька Мамакеев
Помещик: Богдан Петров сын Яковлев
Бобыли: Добрынко Афанасьев, Софронко Окульеа
село Бошуриново под Рогожинским лесом
Помещики: Богдан Петров сын Яковлев, Фектист Щеглов с товарищами
Пол-починок Якунино под Яковлевским лесом на Хмелинской плате
Помещики: Максим Мартинов сын Якунин, Антон Якунин
Починок Величков на рч.Хмелинце под Яковлевским лесом
Помещик: вдова Акулина Михайловская жена Сушкова
Бобыль: Федка Гаврилов с зятем Илюшкой Даниловым
Помещик: Гур Наумов сын Якунин
Крестьяне: Анцыфорка и Ермошка Микифоровы
Бобыль: Безсонка Иванов
Помещики: Зинов Перцов с товарищами
Починок Чурсин на колодце под Яковлевским лесом
Помещики: вдова Марья Степанова жена Чурсина с детьми недорослями Ивашкой и Сенькой
Крестьяне: Тимошка Матчин, Андроска Мартинов, Федоска Деев
Бобыль: Ивашка Крохин
Починок Величков на рч.Хмелинце под Яковлевским лесом
Помещики: вдова Марья Степанова жена Чурсина с детьми недорослями Ивашкой и Сенькой
Крестьяне: Омелянко Горелов, Савка Абрамов
Бобыль: Трошка Федоров, Дорошко Игнатов, Андрюшка Юрьев
Помещик: Зиновий Первого сын Перцов
Дворовые: Филька Кудинов, Фролка Пятый
Крестьяне: Антошка Лавров с племянником Терешкой Филиповым, Пафомка Иванов, Филимонка Меркулов, Трошка Чокин
Бобыли: Мишка Микитин с племянником Матюшкою Лавровым, Агейка Евсеев
деревня Малая Панарина под Яковлевским лесом
Помещик: Зиновий Первого сын Перцов
Крестьяне: Ивашка Корноухов с племянником Тимошкою Петровым, Андрюшка Поволяй, Бориско Афанасьев
Бобыли: Алешка Остафьев, Давыдка Семенов, Федька Васильев с братом Максимкой, Сенька Бобок
Починок Величков под Яковлевксим лесом
Помещик: Зиновий Первого сын Перцов
Крестьяне: Федька Горелков, Якушка Круговой
Бобыли: Федька Ефимов, Пронька Афанасьев, Радка Артемов с братом Федьком Жареным
Пустоши за р.Дон под Стрыговым лесом и в устье рч.Хмелинца
Помещик Зиновий Первого сын Перцов
село Пятницкое, что было Болховичи починок Турыгин
Помещики: недоросли Тимошка и Ивашка ларионовы дети Турыгины
Крестьяне: Ларка Тихонов
Бобыли: Наумка Ларионов с братом Савкою, Артюшка Селиванов с племянником Богдашкой
Починок Чурсина
Помещики: недоросли Тимошка и Ивашка ларионовы дети Турыгины
село Пятницкое, что было Болховичи под Яковлевским лесом
церковь Великой Христовой мученицы Парасковьи, нареченной Пятницы (строение деревянное, а в церкви образ местный и книги и ризы и сосуды церковные)
Поп: Тимофей Григорьев
Дьячок: Андрюшка Тимофеев
Нищий Федька Васильев
Помещик: Павел Иванов сын Степанищев
Крестьяне: Пареенко Федоров, Якунька Левонтьев
Бобыли: Жданко Романов, Трешка Бахарев
Помещик: Федотка Иванов сын Перцов
Крестьяне: Ивашка Васильев с братом Андрюшкою Зыбой, Полунка Семенов, Ромашка Семенов
Бобыли: Якушка Петров, Федька Романов
Помещик: Иван Иванов сын Перцов
Крестьяне: Мартинка Федоров с братом Ивашкой Алексеевым, Сенька Ефимов, Ивашка Кабанчиков, Тараска Марков, Якушка Афанасьев
Бобыли: Микитка и Омельянко Ивановы
Помещики: недоросли Полунка и Митька Ивановы дети Степанищевы
Крестьяне: Якушко Мелюханов, Микифорка Григорьев, Микитка Волчок
Бобыли: Гришка Судинов, Федька Павлов
Помещик: Первый Дмитриев сын Чурсинов
Крестьяне: Михалко Рубец, Антонка Гаврилов, Паршик Иванов
Бобыли: Ивашко и Гаврилко Клобуковы, Мартинка Савельев
Помещик: Иван Абрамов сын Бавыкин
Дворовые: Макимка Киреев
Крестьяне: Сидорка Петров с братом Митькой, Левка Малахов
Бобыли: Куземка Кузмин
|
|
|
