Смоктуновский И. М.

18 марта 2011 г. 20:27В 2005 году исполнилось 80 лет со дня рождения великого актера – Иннокентия Михайловича Смоктуновского. Событие это широко отмечалось культурной общественностью не только в столице: памятный вечер состоялся 28 марта в Томске на сцене местного драматического театра, на которой 20 лет назад во время гастролей МХАТа в роли Иванова в одноименной пьесе Чехова выступал Иннокентий Михайлович. В тот же день в Санкт-Петербурге состоялось открытие памятной доски на доме № 75 по Московскому проспекту, где с 1958 по 1971 г.г. жил И. М. Смоктуновский.
К сожалению, малозамеченным осталось событие, произошедшее на полгода раньше этих официальных событий в деревне Татьяновка Томской области. Стараниями земляков память об Иннокентии Михайловиче была увековечена и на его малой родине: в районном центре с. Мельниково состоялась презентация музея И. М. Смоктуновского, а в деревне Татьяновка на месте, где некогда стоял крестьянский дом Смоктуновичей, установлен памятный камень, заложена рябиновая аллея, прошли народные гуляния.
Под открытым небом был накрыт большой стол с обильным крестьянским угощением, за которым уместилась почти вся деревня и многочисленные гости. Выпивали и знаменитую медовуху, которой когда-то потчевал своего именитого шурина Михаил Григорьевич Бондаренко (муж двоюродной сестры Иннокентия Михайловича) на своей пасеке. Давно в Татьяновке не было такого праздника, праздника великого в своей человеческой простоте и сердечности!
В сегодняшней Татьяновке нет никого, кто бы еще мог помнить маленького Кешу Смоктуновича, но приезд народного артиста СССР Иннокентия Михайловича Смоктуновского в родную деревню в 1985 году здесь вспоминают часто. Актриса Алла Демидова записала рассказ Смоктуновского о той поездке, упомянув при этом, как многочисленные двоюродные внучатые племянники обрадовались приезду «дедушки» Смоктуновского и как Иннокентий Михайлович «возненавидел их за этого «дедушку», не всерьез конечно. Свидетельница тех событий Любовь Михайловна Игнатова рассказывала, как на встрече с актером в деревенском клубе люди настойчиво допытывались: «куда же все-таки Кеша дел деньги от проданных машин?» Как видно вопрос этот всерьез волновал селян, с момента выхода на экраны фильма «Берегись автомобиля» прошло к тому времени уже более 20 лет.
Мне посчастливилось быть в эту пору в Татьяновке. Находясь на родине Иннокентия Михайловича, захотелось больше узнать о его предках, которые поселились в этих местах более ста лет назад.
До сих пор доподлинно неизвестно, как именно появились в Сибири предки Иннокентия Михайловича Смоктуновского. Сначала писали, что его предки – поляки – участники польского восстания января 1863 года , потом, когда выяснилось, что настоящая фамилия Иннокентия Михайловича – Смоктунович – не такая уж и «польская», появилась другая легенда: предок Смоктуновского – польский еврей, сосланный за какие-то грехи в Сибирь, где женился на дочери своего надзирателя – полицейского пристава .
«Польская» версия сегодня не находит своего подтверждения. За прошедшие полтора века усилиями польских, советских, а позднее российских исследователей произведена гигантская работа по скрупулезному выяснению различных обстоятельств польской ссылки. Составлен словарь польских ссыльных первой половины XIX века, а также компьютерная база данных о польских ссыльных – участниках восстания 1863 года. По свидетельству руководителя томского польского общества «Белый орел» Василия Антоновича Ханевича, за все время работ в архивах Томской области по поискам сведений обо всех лицах, так или иначе связанных с польской ссылкой (всего около пяти тысяч фамилий) сведений о поляках Смоктуновичах ими найдено не было.
Сам Иннокентий Михайлович в своих газетных и телевизионных интервью 80-90-х годов многократно излагал семейную историю своей родословной. В 1986 году актриса Алла Демидова публикует в журнале «Театр» записи своих бесед с И. М. Смоктуновским. Позднее, в 1988 г. в издательстве ВТПО «Киноцентр» выйдет её книга «А скажите, Иннокентий Михайлович…», в которую войдут также ранее, в 1985 году, опубликованные журналом «Искусство кино» материалы статьи А. Демидовой «Костер на поляне».
Алла Сергеевна пишет: «Иннокентий Михайлович Смоктуновский родился 25 марта 1925 года в деревне Татьяновка, затерявшейся в таёжных болотах Томской области… в Татьяновке остались и до сих пор живут потомки высланных в Сибирь в 1863 году белорусов и поляков: в год январского Варшавского восстания, хотя к революционерам не принадлежали. Прадед Иннокентия Михайловича служил тогда егерем в Беловежской Пуще, убил без разрешения предмет царской охоты – зубра и за это самоуправство поплатился (был сослан вместе с восставшими в ту пору поляками в Сибирь). В семье говорили на польском языке. Дед Иннокентия Михайловича, женившись в Сибири на русской, после женитьбы стал учить русский язык, а его сын – отец Иннокентия Михайловича – уже не знал по-польски…» .
Эти факты заслуживают пристального внимания, хотя бы потому, что записаны со слов самого Иннокентия Михайловича. И, пусть образ Татьяновки, «затерявшейся в таежных болотах», не совсем согласуется с действительностью, появляется правдоподобная версия событий 150-летней давности. Упоминаются белорусы, уточняется род занятий и место проживания Смоктуновичей до ссылки в Сибирь.
26 июня 1993 года в беседе с корреспондентом газеты «Труд» Алексеем Филипповым Иннокентий Михайлович еще раз поведал эту историю: «Мой прадед не был дворянином и в январском восстании 1861 года участия не принимал. Он служил егерем в Беловежской пуще и в 1861 году убил зубра. Кто-то настучал, и его сослали в Сибирь - вместе со всей семьей. По крови я не поляк, а белорус» .
При сравнении этих описаний в первую очередь обращает на себя внимание несоответствие дат: годом ссылки в 1986 году называется 1863, а в 1993 – 1861 год. Как известно январское восстание в Польше произошло в 1863 году, в этом Иннокентий Михайлович ошибся. Возникает вопрос: «егерь» Смоктунович был сослан в Сибирь в 1863 году, то есть в год январского восстания, или же это произошло раньше, в 1861 году? Далее: в интервью Алле Демидовой в 1986 году при описании событий, предшествующих ссылке, звучит мотив справедливого возмездия за совершенное правонарушение: «…убил без разрешения… и за это самоуправство поплатился». В 1993 году это скорее описание жертвы чьей-то недоброжелательности, доноса: «…убил зубра. Кто-то настучал, и его сослали в Сибирь…».
Переселенческое движение в Сибири имеет давнюю историю. Помимо добровольных переселенцев из западных областей Российской Империи, оказывавшихся здесь во поисках лучшей доли, большую часть составляли и недобровольные, ссыльные переселенцы. Государство тем самым решало две важных задачи: исполнение наказаний и заселение необжитых территорий. Вопросу обустройства и жизни переселенцев на новом месте государство также уделяло большое внимание, в министерстве внутренних дел был создан специальный департамент, в задачи которого входило изучение всех проблем, возникавших в процессе переселения.
«В середине XIX в. многие выходцы из Польши, став невольными переселенцами в Сибирь, начали обустройство в Томской губернии. Они понимали, что им придется задержаться здесь надолго, поэтому стремились поселиться совместно с родственниками и хотели быстрее обзавестись хорошим хозяйством. Приехав в уже населенную местность, они были вынуждены уживаться со старожилами, нередко защищать свои права, что, впрочем, им неплохо удавалось, поскольку закон часто был на их стороне» .
К сожалению, история не донесла до нас ни имени того легендарного «егеря», ни подробностей истории его появления в Сибири, на Томской земле. Между тем, на исторической родине Смоктуновичей в Беловежской пуще эта фамилия и сегодня распространена довольно широко. До недавнего времени там трудился лесничим 80-летний старожил тех мест Анатолий Смоктунович , а история с увольнением в 2002 году главного лесничего Беловежской Пущи Евгений Анатольевича Смоктуновича наделала много шума в кругах защитников природы.
К сожалению, ни Евгений, ни его отец Анатолий Смоктуновичи не смогли подтвердить нам факта из своей родословной о ссылке 150-летней давности их возможного пращура в Сибирскую землю, однако фамилия и род занятий этих людей косвенно свидетельствует в пользу вышеизложенной версии.
На деревенском кладбище в Татьяновке есть огороженная могила без креста и без холмика, как говорят, там похоронен сын беловежского «егеря», дедушка Иннокентия Михайловича – Петр Смоктунович. Узнав его имя и отчество можно было бы восстановить для истории и имя ссыльного «егеря».
Упоминания о ссыльном «егере» могли сохраниться в официальных документах в архивах каких-то ведомств. «Железной метлой» прошлись по российской земле страшные репрессии 30-х, 40-х годов. Известно, что не обошли они стороной и эти отдаленные места. В семье Петра Смоктуновича был репрессирован один из его сыновей, дядя Иннокентия Михайловича – Григорий Петрович Смоктунович. В книге памяти о репрессированных Томичах записано: «Смоктунович Григорий Петрович, 1887 г. р., Ур. и жителя с. Татьяновка Шегарского р-на, единоличник. Арестован в 1937 г. Расстрелян».
В архиве УФСБ России по Томской области хранится уголовное дело № П-3085 в отношении Смоктуновича Григория Петровича. В анкете арестованного от 02.08.1937 года при перечислении своих родственников Григорий Петрович назвал следующих:
- жена – Екатерина Прокопьевна (49 лет);
- сыновья – Николай (1919 г. р.), Федор (1921 г. р.), Иван (1923 г. р.), Александр (1925 г.р.);
- дочери – Подрезова Надежда (1914 г. р.), Мария (1930 г. р.);
- братья – Александр (68 лет), Михаил (37 лет);
- сестры – Александра (62 года), Парасковья (49 лет).
Данные о родственниках более старшего поколения отсутствуют.
Григорий Петрович не указал данные о своих родителях, очевидно потому, что к тому времени их уже не было в живых. Однако, учитывая возраст самого старшего брата – Александра (68 лет), предположив, что именно он – первый ребенок в семье Петра Смоктуновича, можно сделать вывод, что ко времени рождения Александра в1869 году его отцу Петру было около 18-20 лет – обычный возраст для женитьбы крестьянина. Если Петру Смоктуновичу в 1869 году было около 20 лет, то год его рождения приходится, скорее всего, на конец 40-х – начало 50-х годов XIX века. То есть, Петр Смоктунович вместе с сосланным отцом, приехал в Сибирь в начале 60-х годов XIX века подростком, в возрасте 13 – 15 лет.
Был ли он Петром до переселения, или же это имя было дано сыну «егеря» в Сибири при принятии православия перед бракосочетанием («женился на русской», т.е. православной, следовательно, и сам принял православие)? Так обычно происходило «обрусение» переселенцев в Сибири . Видимо так же произошло и в семье Смоктуновичей, о чем свидетельствует Алла Демидова в вышеприведенном интервью.
Деревня Татьяновка могла появиться на карте Томской губернии в конце XIX, начале XX веков, как и соседняя Анастасьевка, и, вероятнее всего, обязана своим названием одной из дочерей последнего русского императора. Такая практика тогда была довольно широко распространена в Сибири. Имена православных святых заступников, которыми в свою очередь нарекали членов царской семьи – хозяев этих земель до февраля 1917 г., и сейчас можно угадать в названиях многих населенных пунктов: Александровское, Алексеевка, Мариинск, Николаевка, Константиновка, Михайловка, Романовка и т.д. Основанный в 1893 году поселок строителей железнодорожного моста через Обь Новониколаевск, ныне Новосибирск, носит имя святителя Николая чудотворца и в то же время императора Николая II, на чье царствование пришлось строительство Транссибирской железной дороги.
В списке населенных мест 1859 года на участке Томской губернии, где находится современная Татьяновка, значатся только Федоряевская (Федораева) заимка – 48 дворов, 249 жителей (сегодня деревня Федораевка), казенная деревня Маркелова – 52 двора, 146 жителей (сегодня деревня Маркелово) и казенная деревня Муринская– 32 двора, число жителей 221 житель (ныне не существует) . На специальной карте Западной Сибири, составленной по данным съемки 1870-х годов для нужд российского Генерального Штаба, деревня Татьяновка также отсутствует .
Таким образом, в те времена, когда «егерь» Смоктунович был сослан в Сибирь, деревни Татьяновки еще не существовало. Она появилась позднее. Возможно, что Смоктуновичи были среди тех, кто основал это поселение, до сих пор, между прочим, считающееся белорусской деревней.
На карте Томской губернии 1908 года в Бабарыкинской волости на 60-м переселенческом участке значится деревня Татьянова, а на 61-м участке – деревня Анастасьева . В списке населенных мест Томской губернии 1923 г. (за два года до рождения Иннокентия Михайловича) в деревне Татьяновке насчитывается уже 119 дворов и 676 жителей, в соседнем селе Анастасьевке – 132 двора и 754 жителя.
Если предположить, что первоначально Смоктуновичи поселились где-то в этих местах, информацию следовало искать в сохранившихся церковных метрических книгах о рождении, бракосочетании, смерти. Наиболее старая церковь в этих местах была построена в 1709 году во имя чудотворной иконы Божией Матери Одигитрии в селе Богородское (ныне Мельниково), которое долгое время было и административным центром Богородской волости, ныне - Шегарского района. Село находится примерно в 50 километрах к востоку от Татьяновки. Еще ближе, примерно в 20 километрах на Север, в селе Монастырское (Монастырка) с 1857 года действовала церковь Пророка Божия Илии. И совсем рядом, в селе Анастасьевка, заложенная в 1910 и построенная в 1913 году церковь во имя Архистратига Михаила, ее приход включал и деревню Татьяновку .
Работа в государственном архиве Томской области помогла уточнить год возникновения Татьяновки – это 1895 год, соседняя Анастасьевка возникла двумя годами позже, в 1897 году, оба поселения значатся как «переселенческие поселки». Как видно, развитие обоих деревень было столь бурным, что в 1910 году, томской епархией был организован новый приход и, как было сказано выше, в Анастасьевке была заложена новая церковь.
В государственном архиве Томской области имеется коллекция метрических книг о рождении, браке и смерти, которые велись в церквях Томской губернии вплоть до 20-х годов прошлого века.
Изучение метрических книг анастасьевской церкви во имя Архистратига Михаила дало много интересной информации.
Впервые фамилия Смоктунович встречается в книге за 1912 г. Правда тогда и вплоть до 1916 года она пишется как «Смактунович», т.е. в ее белорусском написании. 15 июля 1912 восприемницей или крестной матерью младенца Владимира, родившегося в семье Тита Иваненко, вписана «деревни Татьяновой крестьянская девица Александра Петровна Смактунович». 29 декабря того же года Александра Петровна – крестная новорожденной Нины, дочери Михаила Степановича и Акулины Алексеевны Махневых .
Родившаяся в 1887 году, по всей видимости, не выходившая замуж и не имевшая своих детей Александра Петровна Смоктунович стала крестной или духовной матерью многих крестьянских детей в Татьяновке. С 1912 по 1917 годы она крестила тринадцать детей в семьях Беловых, Ильиных, Махневых, Афонасьевых, Глазкиных, Латановых, Иваненко! Если знать, что родство духовное считается в православии более ответственным и важным, чем родство кровное, видно каким уважением пользовалась Александра Петровна Смоктунович среди местных жителей.
Упоминания Григория Петровича Смоктуновича встречаются в книгах за 1913 год (восприемник Ивана, сына Григория Афонасьева, поручитель по невесте Евдокии Михайловне Махневой) , 1914 год (брак с Екатериной Прокопьевной Кулешовой, восприемник близнецов Петра и Павла Ильиных, рождение дочери Надежды) , 1917 год (восприемник Григория, сына Тита Иваненко, рождение первого сына Николая, умершего в раннем возрасте) и 1919 год (рождение второго сына Николая) .
В книге за 1913 год упоминается Надежда Петровна Смоктунович, 28 сентября она крестит сына Григория Афонасьева – Ивана.
Несколько раз фамилия Махневых встречается рядом с фамилией Смоктуновичей, кроме уже приведенного примера в 1914 году 29 ноября Дмитрий Михайлович Махнев – восприемник новорожденной Надежды, первого ребенка в семье молодоженов: Григория Петровича и Екатерины Прокопьевны Смоктуновичей. Девять месяцев назад, 7 февраля 1914 года, они сыграли свадьбу, свидетелем со стороны жениха на которой был тот же Дмитрий Михайлович Махнев. Крестной матерью маленькой Надежды стала сестра Григория Петровича – Параскева Петровна Смоктунович.
А за год до того, 13 октября 1913 года Григорий Петрович Смоктунович – поручитель (свидетель) по невесте Евдокии Михайловне Махневой, по всей видимости, сестре Дмитрия Михайловича Махнева.
Можно предположить, что семьи тесно общались и даже дружили между собой. В 1921 году оба семейства породнятся: дочь Акима Степановича и Татьяны Павловной Махневых – Анна выйдет замуж за брата Григория Смоктуновича Михаила Петровича (книга за 1921 год не сохранилась). Через год у них родится дочь Валентина , а еще через четыре года сын Иннокентий.
В метрической книге за 1919 год в разделе «умершие» читаем запись о смерти Петра Николаевича Смоктуновича, который скончался от воспаления легких 11 августа 1919 года в возрасте 67 лет и похоронен на кладбище в деревне Татьяновка .
Если в 1919 году Петру Николаевичу было 67 лет, значит, родился он около 1852 года, в Сибирь приехал в возрасте около 10 лет. В Татьяновке поселился уже с семьей, видимо переехав из другой деревни, где первоначально жил с семьей отца. Ответ на вопрос о том, где жили Смоктуновичи до переселения в Татьяновку пока открыт, ответ на него, возможно, помогли бы открыть метрические книги церкви с. Монастырского, к приходу которой относилась Татьяновка до открытия церкви в Анастасьевке.
Таким образом, удалось установить, что егеря из Беловежской Пущи, сосланного в Сибирь в 1861 – 1863 г.г. звали Николай Смоктунович. Однако было ли это имя, данное ему родителями при рождении, или же это имя, взято при принятии православия, а настоящим именем было какой-то другое: Миколаш или Милуш, например, однозначно сказать трудно.
Как сложилась судьба родственников, перечисленных в анкете арестованного Григория Петровича Смоктуновича?
Жена Екатерина Прокопьевна проводила на войну сыновей: Николая, Федора, Ивана, Александра. В Томске, в мемориале павшим в боях за Родину в великой Отечественной войне выбиты имена погибших Николая Григорьевича и Федора Григорьевича Смоктуновичей.
Екатерина Прокопьевна умерла в Татьяновке в 1952 году.
Младший сын Александр, вернувшись с войны, женился на деревенской девушке Нюре.
Воспоминания Иннокентия Михайловича после его приезда в Татьяновку в 1985 году сохранили для нас портрет его двоюродного брата Александра: «Изумительный человек. Если его одеть в тогу – Юлий Цезарь! При этом – полная детскость. Но когда слушает – мыслитель. Весь в своих внутренних оценках… Он – хлебопашец. Был на войне… Пришел без руки. Уникально знает свои места: где какие луга, какие пашни…».
Сейчас вдова Александра Григорьевича Анна Романовна Смоктунович живет в Татьяновке только летом. Их дети, внуки, а сейчас уже и правнуки живут в Томске и в Новосибирске.
Младший брат Михаил Петрович – отец Иннокентия Михайловича пропал без вести на войне в 1942 году.
Судьба старшего брата Александра Петровича Смоктуновича доподлинно неизвестна, рассказывают, что начало войны он встретил под Ленинградом, в Гатчине. Там 70-летнего старика фашисты до смерти забили плетьми за якобы найденную на чердаке рацию. Дети Александра Петровича разъехались по всей стране и жили кто в Ленинграде, кто на Украине, кто вернулся обратно в Сибирь. В Новосибирске и сегодня живет и Аполинария Васильевна Смоктунович – вдова Владимира Александровича Смоктуновича (12.01.1922 – 09.04.1995), сына Александра Петровича. Аполинария Васильевна воспитывает двух внуков и правнука.
Как сложилась судьба сестер Григория Петровича Александры и Параскевы (Прасковьи) неизвестно, возможно, что они так и прожили свою жизнь в Татьяновке, похоронены здесь, но могилы их на местном погосте сегодня не сохранились.
Из перечисленных Григорием Петровичем родных сегодня жива только его младшая дочь Мария. Мария Григорьевна Бондаренко живет деревне Маркелово, неподалеку от Татьяновки. На празднике в прошлом году именно она открывала памятный камень на месте дома, где жили ее отец и дед.
Автор выражает глубокую признательность всем людям и организациям, оказывавшим содействие в исследовательской работе при подготовке данной публикации. Особая благодарность Любови Михайловне Игнатовой за поддержку, Елене Иосифовне Горфункель за напутствие, Суламифь Михайловне и Марии Иннокентьевне Смоктуновским за доверие.

10 ноября 2005 г.

Ярослав Шамсутдинов

Писал о деревне Татьяновка В.Сысоев
Свет упавшей звезды

Татьяновка – это моя родная деревня, в ней я родился, там прошли моё детство, юность, школа, моё становление и первые мои десять лет работы за трудодни.

Уходит из жизни моё поколение, и мало что знают о бывшей деревне наши дети и уже совсем не знают внуки. Поэтому я решил посвятить свой рассказ истории возникновения этой деревни и её угасания.

Пусть останется этот рассказ в летописи, возможно кто-нибудь и когда-нибудь поинтересуется историей этой небольшой деревни и прочтёт его.

Татьяновке было суждено просуществовать ровно полвека, за этот период она и возродилась, и угасла. К пятидесяти годам она насчитывала немногим больше шестидесяти домов в одну улицу.

Располагалась деревня на северо-западе от Боготола, в пределах тридцати километров по прямой линии и в трёх километрах от стыка границ Томской, Кемеровской областей и Красноярского края. От Татьяновки в шести километрах на юго-запад располагалась деревня Надежденка, и далее – ныне существующая деревня Тузлуки. Строго на восток в десяти километрах от Татьяновки располагается Лебедевка, а в пяти километрах на северо-восток была деревня Дуровка и далее в 15-и километрах село Юрьевка.

Свои названия Татьяновка и Надежденка получили в честь дочерей царя Николая II, Татьяны и Надежды.

В 1906 году с появлением железной дороги мой дед Анисим Алексеевич Сысоев со своими старшими сыновьями Евдокимом и Павлом, а всего сыновей было у него четверо: Андрей – мой отец и Варфоломей – младшие, приехали в Сибирь ходоками искать лучшей доли из Белоруссии, Могилёвской губернии, Рогачевского уезда, деревни Боровая Буда.

Остановились в Боготоле, и им земская управа предложила участок земли для переезда и строительства деревни в совершенно необжитом лесном массиве с небольшой поляной невдалеке от реки Айдат, на берегу маленькой болотной речушки.

С землеустроителем земуправы ходоки на верховых лошадях выехали на место, осмотрели предложенный им участок и с превеликой благодарностью согласились на его освоение.

Ходокам были предложены льготные условия для переселения: каждой семье выделялись деньги на приобретение коровы безвозмездно, а на приобретение лошади – беспроцентная ссуда на десять лет.

Возвратившись в Белоруссию, ходоки поведали своим сельчанам о сибирских просторах, ле-сах, о льготах на переселение и обо всех других им обещанных льготах.

Весной 1907 года жители белорусского села Боровая Буда, получив бесплатно вагоны для переезда в Сибирь, тронулись в путь. В основном это были жители деревни, связанные родственными узами. Так что деревня Татьяновка – это чисто белорусские жители – белорусы, впоследствии превратившиеся в русских, с получением паспортов. Около двух недель были в пути следования до Боготола, хотя их вагонам была дана «зелёная улица».

Из Боготола, наняв лошадей, на подводах выехали на отведённый участок земли, на строительство новой деревни. Колышками определили участки под застройку по 0,8 гектара, занумеровав их, жребием узаконили закреплённые за каждой семьёй. Построили шалаши из хвойных лапок для ночлега. Разбившись на несколько групп, коллективно построили жилые избушки-времянки для каждой семьи, и так произошло рождение деревни Татьяновки.

Позднее, благо рядом стояли леса, вековые ель и пихта, стали строить стандартные пятистенные дома под тесовой крышей для каждой семьи, и это впоследствии через 3-5 лет оказалась красивейшая улица из стандартных домов.

Выпиливая и раскорчёвывая лесные массивы, стали осваивать и землю. Распахивая сохой или конным плугом, арендуемым вначале в Юрьевском товариществе, земли стали засевать рожью и ячменём, а для лошадей – овсом.

Строительство надворных построек развивалось от усилия каждой семьи и, как правило, преимущество имели многодетные семьи с преобладанием в них мужчин.

При помощи государства, получив беспроцентные долгосрочные ссуды, жители деревни быстро стали приобретать лошадей, коров и сельхозинвентарь для обработки земли, расширять посевные площади, развивать животноводство.

Некоторые хозяйства насчитывали на своём подворье по 2-4 рабочие лошади, по 2-3 дойные коровы, молодняк и мелкую живность.

Начавшаяся первая мировая война почему-то мало коснулась деревенских мужчин. Из деревни ушли на фронт только четыре человека, в том числе и мой отец Андрей, который в 1917 году вернулся с двумя георгиевскими крестами.

Деревня продолжала развиваться, жители – набирать силу, богатеть. В некоторых семьях на-чали появляться признаки зажиточности.

Наряду с землепашеством и животноводством сельчане занимались и промышленным производством, возводились дегтярные заводики, делались деревянные лопаты для железной дороги, селяне драли бересту и пилили лес для крыш, и всё это вывозили в город на базар. С базара везли деньги, немного мануфактуры или что-то из одежды. А в основном носили всё самотканое: и нижнее бельё, и верхнюю одежду, носили лапти, катали валенки и шили сапоги из самодельной кожи. Сеяли лён, из которого вырабатывали льняное волокно, пряли, ткали и из полотна шили всё необходимое, в том числе и постельные принадлежности.

Тяжелейшая доля была у женщин-крестьянок, особенно у многодетных. Я никогда не видел отдыхающую или спящую свою мать. Я ложился спать вечером и вставал утром, всегда видел её или за прялкой, или за ткацким самодельным станком, за стиркой, приготовлением пищи. В семье было 8 детей, из которых – 6 парней. Благо мы все, от малого до старшего, были приучены к домашним работам по уходу за скотом, обеспечением дровами, к тому же работали в поле вместе с родителями. В страдную пору, особенно осенью, мы – вся семья, спали по 5-6 часов в сутки. Даже семилетним пацанам находилось дело. Все уборочные работы проводились вручную, хлеба жали серпом, снопы после уборки в овине обмолачивались цепами. И всё это проводилось на токах в гумнах, в огромном амбаре под соломенной крышей. Объёмы посевных площадей возрастали, и на уборку их требовалась, кроме семьи, дополнительная рабочая сила – наёмники. За день работы жнецу, например, платили пудом зерна. Однако возрастающие объёмы сельхозработ (ручные) стали непосильными. Потребовалась малая механизация. И опять же через кооперативные товарищества была дана возможность крестьянам приобретать сельхозтехнику и опять же на льготных условиях, в кредит.

К концу 20-х годов у нашей семьи уже были конные, один плуг однокорпусный и один – двухкорпусный «лемешинский», несколько борон «зигзаг», молотилка – «трещётка», вначале с ручным приводом, а позднее с конным приводом вращения, веялка и сортировка зерна, промышленная шерстобитка для расчёсывания овечьей шерсти, единственная в округе. Техники для заготовки сена не было, всё делалось вручную.

И вот такие многодетные семьи, трудолюбивые и перспективные, попали в разряд зажиточ-ных, впоследствии так называемые «кулацкие».

Если всё, мной вышеописанное, я взял из рассказа моих родителей, то уже в начале 30-х годов я отчётливо всё помню сам, вся дальнейшая жизнь деревни коснулась и лично меня. Теперь всё то происходящее в деревне кажется кошмаром.

Начался период сплошной коллективизации и раскулачивания. И что только не пережили эти «кулацкие» семьи, какое издевательство над ними учинялось активистами, и только за то, что они не соглашались объединяться в колхоз. Вначале душили налогами, но и это им оказалось мало, потом стали выгребать содержимое зерновых амбаров, оставляя только что-то на пропитание.

В такие «кулацкие» семьи попали мой отец Андрей Сысоев, его брат Евдоким, наш сосед Захар Никиенко (ныне проживающий в селе Юрьевка его сын Володя), Иван Проваленко, Иосиф Ефименко.

Я не буду называть фамилии активистов сознательно, их теперь всех нет в живых. Они насильно, вероломно забрали у нас весь сельхозинвентарь, скот, оставив нам одну из худших кобылку, одну корову, одну овцу, одного поросёнка и несколько кур, нас, семью из 10 человек, выгнали из дома, заколотив в доме окна и двери досками. Но почему-то разрешили жить в нашей же бане по-чёрному площадью 4х5, т.е. в 20 квадратных метров, стоявшей на нашем же огороде. И мы там жили с ранней весны 1932 года и до поздней осени. Осенью разрешили возвратиться в дом. Как впоследствии я узнал, что нас не выслали из деревни потому, что отца отстояли бывшие партизаны Ануфрий Бадюля, Савелий Бурый, Никольский и ещё кто-то, с которыми отец отстаивал советскую власть, и штаб их тогда размещался в лесах под деревней Тузлуки.

Не выслали из деревни и Евдокима, брата отца, потому что он оказался родственником одно-го из активистов. Но семьи Захара Никиенко и Ивана Проваленко погрузили на подводы, увезли до Боготола и отправили куда-то в Томскую область. Я хорошо помню, как мне тоже так хотелось ехать потому, что Захаровы – соседи, и Володя, и Таня, и Миша, мои детские друзья, уехали, а я остался.

И всё-таки сила победила разум, отец согласился вступить в колхоз, и весной 1933 года написал заявление. Он отвёл нашу кобылку на конный двор колхоза. А Евдокима Сысоева хоть и не выгнали из деревни, но из дома и подворья выгнали, их семья размещалась у родственников, а в их доме оказалась контора колхоза, во дворе, богатом всякими поднавесами, хлевами и конюшнями, был колхозный конный двор.

Казалось бы, всё стало налаживаться, стали привыкать к колхозной жизни, вернулись домой ссыльные семьи. Наличие в колхозе богатой мужской рабочей силы позволило бурно строить, появились примитивные скотные дворы, конюшни, зерносклады, контора и клуб, и всё пошло своим чередом.

Но для нас наступил более страшный период в жизни. Шёл 1937 год, год репрессий, появились так называемые враги народа. 6 ноября 1937 года, поздно вечером я, придя домой из клуба, увидел жуткую картину: мать в рыдании лежит на полу, старший брат, унылый, сидит у стола. Мать проговорила мне: «Беги в контору, может, застанешь отца, его забрали милиционеры».

Не задумываясь, я выскочил на улицу, увидел навстречу идущую подводу. Поравнявшись, отец увидел меня, сидя на облучке, и резко остановил лошадь. Я подбежал к нему, он обнял меня и сказал: «Прощай, сынок!».Но в это время сидящий сзади милиционер начал бить в спину отца рукояткой пистолета. Стоная от боли, отец уехал.

Увезли отца, а через несколько дней та же участь постигла Захара Никиенко, Ивана Проваленко, Иосифа Василенко. И так мы в Татьяновке стали врагами народа. Нас лишили всего, даже мы не имели право зайти в ларёк, купить там соль, спички. Нам не давали лошадь из колхоза привезти дрова, сено, съездить на мельницу. Мы пользовались для перевозки грузов нами выращенным и обученным бычком, как тягловой силой.

Закончив четыре класса в Татьяновке, я поступил в Юрьевскую школу (НСШ) в 1938 году, был принят как сын врага народа, т.е. не имел права на пользование общежитием, должен везти свои дрова (3 кубометра) в год для школы. Так мы были изгоями в деревне почти до начала войны 1941 года.

Забегая вперёд, скажу, что в вину отцу было приписано: работая в колхозе кладовщиком в 1937 году, отправил 8 подвод с мешками ржи на элеватор для сдачи государству, заражённой клещём, и мешки вернули обратно. И это было вредительством, а остальных забрали как сообщников отца, - бывших кулаков. Без суда и следствия как внезапно забрали отца, так внезапно и отпустили в конце 1940 года. Иван Проваленко вернулся в 1947 году, а Захар Никиенко и Иосиф Василенко не возвратились домой, где-то погибли.

Человек привыкает ко всему, привыкли и мы. В основном, жили за счёт своего хозяйства, огорода площадью до 1 га.

Но наступила новая чёрная полоса в жизни народа: началась война 1941 года. Только тогда с нас сняли всякие ограничения как врагов народа, старшие братья ушли в армию, все младшие стали на уровне других сверстников.

Жизнь в деревне была подчинена единому лозунгу: «Всё для фронта, всё для победы!». 58 мужчин - вся сила, в первые же дни войны ушли на фронт. Остались живыми после войны 12 человек, из них ранеными вернулись в период войны двое: Вася Ефименко без обеих ног и Тихон Столяров.

В колхозе не было разделения труда на мужскую, женскую или детскую работу. Всё делали вместе, заедино. Ручных часов не было, не было и слов «не буду», «не пойду», а поэтому и выстояли, выжили.

Наступил долгожданный мир, закончилась война 9 мая 1945 года. Наш колхоз «Красный кустарь» закончил сев пшеницы аж на 75-и гектарах. Женщины пели и плакали, плясали и плакали, обнимались и целовались, кто радовался, а кто проклинал войну. Тяжело было, но началась активная жизнь. В деревне появились и первые послевоенные свадьбы. Тогда ещё не было электричества, не было радио, не было своей мельницы, а были две гармошки, одна у нас – Сысоевых, и одна у Захара Никиенко, был один велосипед – у нас.

К концу 40-х годов почувствовалось в деревне некое преображение, колхозники стали продумывать вопрос о строительстве своей мельницы, механизировать некоторые работы на уборке урожая и заготовки кормов. К началу пятидесятых годов все жители деревни Татьяновка были повязаны узами родственных отношений, некоторых фамилий было по несколько домов. Не вдаваясь в конкретные отношения родственных связей каждой семьи, я лишь назову фамилии их. Это семьи Сысоевых, Денисенко (девичья фамилия моей матери), Лементович, Никиенко, Дворецкие, Столяровы, Солдуновы, Кузьменковы, Грузлевы, Проваленко, Субботины, Бычковы. В деревне как-то так сложилось, что при праздновании каких-либо религиозных праздников собирались в 2-3 кампании. Престольным праздником в деревне был Старый Новый год 14 января, и в Татьяновку съезжались гости из деревень всей округи. Ведущую роль в гулянье играла двухрядная русская гармошка!

На въезде в деревню со стороны Боготола, в километре от неё, на взгорке, было кладбище, основателем которого был также мой дед Анисим Сысоев, был установлен огромный лиственный просмоленный крест. На этом кладбище одним из первых был и похоронен мой дед Анисим, проживший 102 года, там же были похоронены и второй дед Сергей Денисенко с его бабкой, похоронены два моих маленьких брата и другие родственники и сельчане.

Но однажды, когда уже не было деревни, в очередной раз, посетив родные места, я остолбенел. Нет кладбища. Где-то в начале семидесятых годов какой-то вандал-тракторист на тракторе с лущильником заехал и сравнял все холмики-могилки на кладбище, и их крестики растащил по полю.

В начале 50-х годов над деревней навис очередной меч горя и страданий для жителей. Началось укрупнение колхозов, слияние и уничтожение деревень, так называемых бесперспективных. В эту категорию и деревня Татьяновка. Четыре деревни, четыре колхоза «Красный кустарь» – Татьяновка, «Власть советов» – Дуровка, «Новый труд» - Каменка, «Путь к социализму» - Лебедевка обязаны были объединиться воедино с центром в д. Лебедевка. И стал очередной вопрос для всех жителей Татьяновки, а что делать дальше? Отобрали работу, отобрали и будущее. И стали татьяновцы покидать свои насиженные места, кто поехал в город, кто в Б. Косуль, Тузлуки, Лебедевку, Юрьевку вывозить или продавать свои жилища, надворные постройки. Первым деревню покинул я в конце 1950 года, а помог мне в этом давно уже покойный первый секретарь райкома комсомола Вася Колесников.

Где-то в половине 50-х годов из деревни вывезли все постройки, долго ещё существовали признаки поместья, груды кирпича от печей, колодезные журавли. А потом понадобилась и земля деревни Татьяновки, и на её месте стали расти хлеба и чертополох.

Несколько лет назад мне довелось посетить свои родные места, посмотреть отцовское помес-тье, где я в детстве в реке ловил щук, налимов и пескарей.

И что же перед моими глазами предстало?

Совсем изменились рельефы пейзажа местности, исчезла речка, я не нашёл «Аптёмовой» заводи на реке, где мы ватагой ребятни купались, ныряли и визжали.

И как хочется, даже теперь, сложиться бы средствами всем оставшимся в живых татьяновцам и поставить обелиск – столб, на месте бывшего «Лементовичева» колодца – журавля и на нём - трафарет с надписью: «Здесь стояла деревня Татьяновка, 1907 – 1957 годы».

Так деревня Татьяновка родилась, существовала и погибла за полвека.

Виктор Сысоев.
г. Боготол «Земля боготольская» 14.06.2000г. №70(10204) (газета, издаётся в г. Боготол)

Генеалогический очерк