На сайте ВГД собираются люди, увлеченные генеалогией, историей, геральдикой и т.д. Здесь вы найдете собеседников, экспертов, умелых помощников в поисках предков и родственников. Вам подскажут где искать документы о павших в боях и пропавших без вести, в какой архив обратиться при исследовании родословной своей семьи, помогут определить по старой фотографии принадлежность к воинским частям, ведомствам и чину. ВГД - поиск людей в прошлом, настоящем и будущем!
Сразу предупреждаю, что сказанное здесь является моим личным мнением, не претендует на истину в последней инстанции, и т.д. Об однодворцах написано мало, а то, что написано, чаще всего взято из официальных источников типа энциклопедий. Официальные-же источники - довольно скользкая почва. Там всегда есть стремление о вещах сложных написать покороче, т.е. попроще и посхематичнее.
И уж тем более пагубно сказывается на официальных данных политические установки. Как известно, Пётр 1-ый устроил на Руси большие-пребольшие реформы. Помимо всего прочего, их целью стало создание новой элиты. Но будучи поставлена дословно так, эта цель привела бы к бунту, поэтому объявили о другом - о перевоспитании старой элиты. Т.о. "старая" элита должна была всё-таки откуда-то взяться, чтобы быть перевоспитанной. В энциклопедиях старую элиту от не-элиты отделяет добавление к "служилым людям" слов "по отечеству", в противовес тем, что "по прибору". Тех, что по прибору, делят на стрельцов, солдат, рейтар, городовых казаков, и т.д, а по отечеству - дворяне, дети боярские, итп. Но реально ли тогда было такое разделение? Имхо, нет. Табель о рангах Пётр установил не на пустом месте, ибо понятие "должность, чин, уряд" ещё до петра значило больше чем "происхождение". И если сын боярский или дворянин пошёл в солдаты или рейтары, то кем он становился в этой иерархии "по прибору/по отечеству"? Непонятно. Понятно одно - не от хорошей жизни пошёл, но и только. И тут мы подходим к реальной границе между элитой и не-элитой. Это хорошая жизнь. Это поместья, земли, и ессно, крепостные. Причём чем больше - тем лучше жизнь. И, надо признать, у "живших хорошо" с происхождением почти всегда всё было в порядке.<p>А на окраинах государства разницы между "по прибору/по отечеству" было мало, если была вообще. Ибо жить хорошо там в основном не приходилось, да и с бумагами было туго, с грамотами дворянскими... В итоге, когда понадобилось создавать новую элиту при Петре, разделяли наверняка, т.е. исходя из имущественного положения. Кое-какая мелочь с грамотами, впрочем, тоже могла попасть, но могла и не попасть во дворянство. Из основной-же массы землевладельческой мелочи сделали сословие однодворцев, причём верстали туда, особенно не вникая, был ли он когда-то "по отечеству" или "по прибору". Если у него трое крепостных, да пять десятин, и документов нет, ну какой он нафиг дворянин, т.е. по-тогдашнему, шляхтич? Тот факт, что потомков бывшей элиты уже официально не считают элитой, очень заботил и этих потомков, и, соответственно, власть. Именно поэтому, изначально сословие однодворцев "позиционировалось" в общем, где-то невдалеке от дворянства. И только потом, приучив однодворцев всё-таки "знать своё место", их начали приближать к остальным гос.крестьянам. И это было вполне оправдано, если бы не стояла задача обеспечить переемственность сословий. Иллюзия переемственности сословий потребовалась, чтобы оправдать табель о рангах и выслугу во дворянство. Ибо более-менее приличным оправданием раздачи гербов и имений явным мещанам и крестьянам могло быть только то, что все "настоящие" дворяне уже как минимум признаны. Тогда, имхо, и появился миф о том, что якобы, однодворцы - в огромном большинстве своём потомки тех, что "по прибору". Не слишком лепо было бы признать, что однодворцы - непонятная смесь самого разнообразного происхождения людей, которых объединяет только то, что они мелкие землевладельцы, и потомки служилых людей различных типов, а равно и то, что огромное их количество, если не большинство, не попало во дворянство только потому, что московское государство не удосужилось снабдить их предков документами. Это, в сущности, вечная история - упадок старой элиты и торжество новой. Просто этот конкретный эпизод, по моему, следует слегка проветрить. Мы с готовностью развенчиваем культы личности, идеологические установки и подтасовки недавнего времени, так пора бы попробовать и поглубже копнуть.
P.S. Об однодворцах на присоединённых землях разговор иной. Хоть там всё примерно аналогично, но ещё наглее...
Тут на форуме и не такое выкладывали Жизнь - она разнообразна и многообразна
--- Прежде, чем писать мне в личные, прочитайте мою подпись.
Платным поиском не занимаюсь. В личке НЕ консультирую. Задавайте, пож-ста, вопросы в соответствующих темах, вам там ответЯТ.
митоГаплогруппа H1b
А кто нибудь знает поподробней об однодворцеских управлениях? Когда появились, кому подчинялись, какие полномочия, когда расформированы и т. д.? :-)
[/q]
Однодворческие канцелярии, правления и управители (Комиссия о рассмотрении однодворцев), (Канцелярии однодворческих управителей) Опись 1.
[/q]
Кстати, Журналы решений этой Комиссии лежат у нас в Белгородском архиве. Правда, большинство из них загрибкованные, а часть доступных написана таким жутким почерком, что после него скоропись 17-го века кажется газетным шрифтом.
АДАПТИВНЫЕ СТРАТЕГИИ ПОВЕДЕНИЯ ОДНОДВОРЦЕВ В СИБИРИ В 40-е ГГ. XIX–XX ВВ.*
В современной исторической науке проблема генезиса и формирования социальной идентичности локального сообщества однодворцев рефлексируется в широких полемических границах. Более того, в раскрытии самого понятия «однодворцы», имеют место значительные расхождения. Однодворцы определяются и как особый класс военных земледельцев, живших на окраинах Московии и обязанных нести службу по охране пограничья, и как одна из категорий государственных крестьян, образованная из служилых людей по прибору, оборонительная функция которой потеряла значение в первой четверти XVIII в. в связи с созданием регулярной армии.
В этой связи, решение вопроса о социальной идентичности однодворцев, специфике оформления группы и её эволюции, неразрывными нитями связано, во-первых, с колонизационным процессом, во-вторых, с логикой структуризации российского общества, уходящей своими корнями в эпоху формирования Московского централизованного государства, в продолжительных хронологических границах XIV – начала XVII вв.
Социальной основой образовавшейся государственности с центром в Москве стал военно-служилый класс, что обуславливалось активной внешней политикой нового государства, продолжавшейся колонизацией окраинных земель и военными опасностями. В этих условиях, происходило и конституирование основных принципов организации сословной структуры внутри складывавшейся модели государственности, определяемой двумя основополагающими понятиями: служба и тягло. Экономической основой образования военно-служилого класса и составляющих его категорий являлось условное землевладение, распространявшееся на все группы от боярства до низших категорий военно-служилого класса, выполнявших охранные функции в районе засечных черт. При этом, формально, «поместные права» верхушки военно-служилой группы и «низших чинов» служилых людей к концу XVI–XVII вв. принципиально не отличались во внешних своих проявлениях, однако, земельные наделы служилых людей «по прибору» значительно уступали по размеру дворянским поместьям. Кроме того, часто «земельные дачи» отводились не индивидуально служилому человеку, а консолидированной группе: пушкарям, стрельцам, городовым казакам, рассыльщикам и т.д., что сближало их не с дворянским поместьям, а с крестьянской общиной. Добавим, что низшие категории служилых людей получали земли окраинные, не вовлечённые в земледельческий оборот и, соответственно, не населённые лицами крестьянского сословия.
Другим содержательным аспектом эволюции служилого землевладения, непосредственно связанным с описанными выше процессами, необходимо признать факт постепенного сближения мелкого служилого землевладения с крестьянским и формирования на этой базе новой сословной конфигурации. В состав дворянства вошла лишь верхушка служилых людей и часть детей боярских. Они либо получили офицерские чины, либо сумели создать на своей земельной даче, пусть и небольшую, деревню крепостных крестьян. Основная масса уже в XVII в. все чаще фигурирует под именем однодворцев, означая, что эти служилые люди живут, работают, владеют и несут службу одним своим двором, одной своей семьей. В начале XVIII в. они, наряду с другими категориями государственных крестьян, облагаются подушной податью и выполняют ряд государственных повинностей, типичных для других категорий государственных крестьян: постойную, подводную, содержание дорог и мостов, рекрутскую обязанность. Уже в первой четверти XVIII в. однодворцы теряют статус промежуточной группы между господствующим и эксплуатируемым сословием, входя в состав последнего. В период петровских реформ необходимость содержать военно-земледельческий слой крестьян в центральных районах страны, по сути переставших быть окраинами окончательно исчезла. Часть представителей данной категории была включена в состав дворянства, но значительная доля по бедности и измельчанию земельных наделов оказалась причисленной к податному сословию и перешла в разряд государственных крестьян. Численность однодворцев к концу первой четверти XVIII в. составляла 453 д. м.п., к середине XIX в. потомков однодворцев насчитывалось более 1 млн. человек [2, с. 126]
Географические границы размещения однодворцев в Российской империи XIX в., исторически определялись территориями, в рамках которых предки однодворцев исполняли свои военно-служилые обязанности. Наибольшей концентрации однодворческий сегмент достигал в губерниях центральночерноземного региона: Воронежской, Курской, Орловской, Тамбовской, Пензенской и Рязанской.
Характерно, что колонизация черноземной полосы, начавшаяся в XVI в., осуществлялась в параметрах универсальной логики продвижения русской оседлости в границы не освоенных и слабоосвоенных регионов, соответствуя принципам колонизации «от моря до моря», классифицированных В.П. Семёновым-Тян-Шанским. По мере исчерпания военной угрозы, в регионе шли процессы переориентации лиц служилого сословия к сугубо земледельческим занятиям, за счёт государственных и частично помещичьих (утеклецов) крестьян расширялся спектр гражданской колонизации. Вследствие данных обстоятельств всё отчетливее оформлялась земледельческая специализация региона, который уже на рубеже XVII–XVIII столетий превращался в зону форсированного земледельческого освоения. О степени вовлечения в земледельческий оборот территорий черноземной части России, косвенно свидетельствуют данные о расчистке лесов в Европейской России под пашню, значительная доля которой формировалась в Черноземном Центре: 1696–1725 гг. – 203 000 га; 1726–1741 гг. – 203 000 га; 1742–1762 – 233 000 га; 1763–1796 гг. – 216 000 га; 1797–1861 гг. – 164 000 га; 1862–1888 гг. – 902 000 га; 1889–1914 гг. – 440 000 га [17, с. 133]
Господство экстенсивных методов в земледелии, предопределённое регулярными климатическими экстремумами, способствовало активизации пагубных антропогенных воздействий на окружающий ландшафт. В результате в чернозёмной полосе Европейской России ускоренными темпами шли процессы деструктуризации ландшафта, формировались антропогенные комплексы низкого бонитета – «антропогенный бедленд»: эродированные и заболоченные почвы, подвижные пески, овраги и т. д. - как следствие нерационального ведения хозяйства. В условиях кризисных изменений ландшафта и его составляющих климат, средние значения которого объективно не являлись препятствиями для сельскохозяйственного производителя, постепенно превращался в реально действующего агента, влияющего на производственные результаты.
Первые признаки аграрно-экологического кризиса в регионе дали знать о себе ещё на стыке XVIII–XIX вв. В пореформенный же период – фактическим выражением экологического кризиса в центрально-чернозёмном районе, стали качественные трансформации экономического состояния крестьянских хозяйств, снижение уровня жизни земледельческого населения, рост переселенческой активности крестьянства.
Рискнём предположить, что в сложившейся ситуации, в социальной матрице категорий населения, ориентированной исключительно на земледельческое производство также происходили существенные видоизменения. Во-первых, в условиях доминирования земледельческих практик происходил процесс конструирования сословной идентичности крестьянства, характерными признаками которой являлась общность хозяйственных занятий, внутриобщинная консолидация, гарантированное исполнение государством патерналистских обязательств в отношении сословия – обеспечение земельным наделом. В данной обстановке не могли не реализовываться ситуации стирания демаркационных препятствий между отдельными локальными сообществами, в том числе имеющими субэтнический статус (однодворцы). Во-вторых, однодворцы, представляя собой особую этнокультурную локальную группу южнорусского населения, расселялись в пределах региона компактными посёлками, что до некоторой степени амортизировало процесс их сословного слияния с крестьянством. Так, в пределах Воронежского края однодворческие селения располагались преимущественно в северо-западной его части (например, в Воронежском уезде это села Никольское, Приваловка, Верхняя Хава, Спасское, Чертовицкое, Усмань-Собакино, Курино, Рогачевка, Камышино, Ступино и другие). Сословной замкнутости однодворцев также способствовало юридическое оформление их землепользования. Дело в том, что землепользование крестьян-однодворцев приравнивалось к землевладению. Земля передавалась в пожизненное пользование главе семьи-двора – «большаку», который имел право передавать участок по наследству старшему сыну. По формам владения землей однодворцы разделялись на «владельцев по четвертям» (четверть примерно 0,5 дес.) и «владельцев по душам», т.е. в расчете на души мужского пола. По данным статистики землевладения 1905 г., подворное землевладение в государственной деревне Новооскольского и Старооскольского уездов являлось преобладающим. При данной форме владения, землей можно было самостоятельно распоряжаться, планировать посевы зерновых, технических культур. Эта группа государственных крестьян имела возможность создавать на своих землях хозяйства фермерского типа. В середине XIX в. на двор государственного крестьянина на четвертном праве приходилось в среднем 13,8 дес. земли в Курской и 14,2 дес. – в Воронежской губерниях [1]
Однако, частые переделы земли, по установившейся в деревне традиции через каждые 3–6–12 лет, в условиях демографического взрыва 60–70-х гг. XIX в. неизбежно приводили к сокращению душевого надела и общего количества земли на двор. Экономическое положение однодворцев, таким образом, приближалось к той ситуации, которая сложилась в крестьянских хозяйствах, что приводило к их статусному сближению, а также обнаружению выхода из сложившейся ситуации в подготовке и осуществлении переселенческого акта.
При всём многообразии детерминирующих факторов (природно- географических, экономических, социально-психологических) миграционной мобильности населения Черноземья, внутрисословных несовпадениях и коллизиях, следует признать, что для участников переселенческого процесса существовала общая конечная цель – максимально быстро приспособиться к местным условиям, организовать эффективную хозяйственную деятельность, достигнуть экономического успеха. Осмысление истории переселенческого движения, наглядно подтверждает, что наибольшего успеха в реализации своих миграционных побуждений достигли те категории переселенцев, которые представляли собой консолидированные локальные сообщества (выходцы из Прибалтийских губерний, немцы, старообрядцы и т.д.). В данном отношении однодворцы, имевшие многовековой опыт колонизации целинных земель, также могут быть отнесены к группе с высокой мотивацией достижения и позитивным колонизационным потенциалом, который частично «купировался» продолжительным во времени совместным проживанием в местах выхода с представителями крестьянского сословия.
Степень вероятности достижения экономического успеха хозяйствами однодворцев черноземных губерний вследствие массовых переселений в пореформенное время непосредственно зависела от ситуации, в которой происходило их водворение и обустройство. Существенным моментом в колонизации Зауралья стало то обстоятельство, что переселенцы попадали в Сибири не на безлюдные земли, а территории, где уже проживали потомки представителей первой волны земледельческой колонизации региона (старожилы), а также коренное население (инородцы), обладавшие своеобразным набором социокультурных представлений, соответствовавших местным условиям, хозяйственным традициям и особенностями быта. Пополняя сельское население Сибири, переселенцы испытывали на себе влияние новой климатической, географической, этнической, социальной, психологической среды и, приспосабливаясь к новым условиям жизни, были вынуждены согласовывать с её проявлениями своё поведение.
В современной науке, явление социально-психологической адаптации понимается, как сложный процесс, где высшей ступенью является не взаимное приспособление и уравновешивание индивида и среды, а объединение их в новой системе более высокого уровня организации. Новая система возникает в результате активного взаимодействия индивида и среды и предполагает взаимные, двусторонние изменения. При оптимальном построении системы взаимодействия человек реализуется в продуктивной деятельности, которая, одновременно, приветствуется со стороны социальной среды. Рассматривая процесс адаптации как взаимодействие, формируется и вполне определённое понимание свойства адаптивности – как способности к построению продуктивных систем взаимодействия. Такая способность может проявляться в стратегиях поведения, которые использует человек в процессе адаптации.
Принимая во внимание то обстоятельство, что адаптация – это не только результат «приращения» индивида или группы людей к новым социокультурным условиям, но и, в значительной мере, постоянный приспособительный процесс, можно выделить основные универсальные элементы адаптационного цикла, к разряду которых следует отнести наличие адаптивной ситуации и адаптивных барьеров, сообразно с которыми индивид и переселенческая ячейка в целом, вырабатывали адекватные стратегии адаптивного поведения.
Применительно к периоду активизации переселенческого движения в Сибирь из четырёх губерний Европейской России во второй половине XIX – начале XX вв. очевидным выглядит постепенное формирование специфической ситуации, то есть совокупности объективных условий, в которых субъекту приходилось действовать определённым образом. Своеобразие адаптивной ситуации в местах водворения мигрантов определялось различными факторами, оказавшими влияние на способность и темпы приспособления переселенцев к условиям региона. Далеко не последнюю роль в данном процессе играл природно-географический контекст, отдельные элементы которого часто выступали прямым опровержением того образа Сибири, который формировался в сознании переселенцев на родине. Указания на несоответствие природных условий избранной местности первоначальным представлениям о них являлись наиболее распространённым аргументом в объяснениях переселенцами их постоянно ухудшавшегося имущественного положения: «неблагоприятные климатические условия отражаются на состоянии нашего здоровья и хозяйстве» [16]; «вследствие вредного влияния на здоровье климата Сибири мы окончательно обнищали» [10, с. 24]; «по причине неблагоприятного климата не имеем возможности применить в Сибири свои знания и развить садоводство» [10, с. 24–25].
Важнейшим компонентом адаптивной ситуации, сложившейся в ходе колонизационного процесса, являлась социальная среда, в которой были вынуждены действовать мигранты, поскольку второе и последующие поколения сибиряков становились носителями изменённой, преломлённой на сибирской почве культуры. Сибиряки, по мнению исследователей дореволюционного периода, обладали теми отличительными свойствами, которые были свойственны всем колонистам в условиях осваиваемых регионов. Освоение сибирских земель, требовавшее громадной энергии, развило в сибиряке дух предприимчивости, привычку полагаться только на себя.
Земельный простор дал старожилу возможность развернуть свои силы, а суровость природных условий требовала крайнего их напряжения. По замечанию Н.М. Ядринцева, русский крестьянин «явился на Восток без всяких знаний, без могущественных научных и технических средств и сил для борьбы с природою... Положив основание повсюду будущей колонизации, он выполнил большую часть самой трудной работы и совершил половину исторической задачи. Едва ли можно отказать ему в героизме, но трудно также и не понять, что подобная борьба не отразилась на утрате многих высших, культурных свойств и не сделала это население более грубым и отсталым» [20, с. 100-101].
Стереотипы поведения сибиряка, сложившиеся под влиянием природных условий региона водворения, определили специфику адаптации переселенцев, способствовали пролонгации процесса их личного и производственного приспособления к новым условиям жизни. С очевидным своеобразием этих условий переселенцы сталкивались уже при первом соприкосновении с сибирским социумом: в большей степени в ситуации совместного проживания со старожилами, в меньшей – при образовании самостоятельных посёлков. Насколько различно протекали адаптационные процессы в условиях смешанного или однородного поселений, косвенно свидетельствует позиция местных сибирских властей, пришедших в результате продолжительных наблюдений за переселенцами к выводу, что «в виду коренных различий между переселенцами и старожилами в отношении обычаев, хозяйственных приёмов, религиозных верований - результаты приселения выходцев из Европейской России к старожильческим посёлкам крайне неблагоприятны. Поэтому надлежит оказывать на переселенцев воздействие с целью образования ими самостоятельных населённых пунктов» [6, Л. 13–15]. Объективным барьером адаптации в начальной стадии обустройства переселенцев в Сибири являлась естественная преграда – сложность восприятия чужого человека. Очевидцы аграрного освоения Зауралья, отмечая осознание местным старожилым населением своего областного типа, неоднократно указывали на устойчивость данных представлений: «Если сибиряк русскому, который посещает его гостеприимный двор, говорит дружелюбно: «Милостивый государь, вы "россейский"», то этим он не хочет сказать, что вы земляк, а напротив, хочет обозначить противоположность себе как сибиряку» [20, с. 109]. Иногда это противопоставление принимало крайние формы: «Знаешь, твоё высокое благородие, наша сибирская собака не станет есть твоего "россейского" хлеба...» [9, с. 101]. Противопоставление старожилов переселенцам по линии «мы – они», «свои – чужие» свидетельствовало о том, что адаптивные барьеры отражали систему объективных и субъективных, внутренних и внешних факторов, тормозивших приспособление личности (группы) к разноуровневым адаптивным ситуациям. К разряду основных адаптивных препятствий, сдерживавших процесс «вплетения» переселенцев из чернозёмных губерний России в социальную ткань сибирской жизни относились мировоззренческий, эмоционально-психологический, ситуативный, временной барьеры.
В условиях адаптивной ситуации и преодоления адаптивных барьеров в местах выхода и водворения, складывались и поведенческие стратегии мигрантов, характеризуемые тремя основными качествами: контактностью (контактная или избегающая адаптация), активностью (активная или пассивная), направленностью (направлена на изменение среды или на изменение себя).
Для активной, контактной, направленной вовне адаптивной стратегии характерно стремление активно воздействовать на среду или партнёра с целью изменить их, «приспособить» к своим особенностям и потребностям. Она предполагает широкий арсенал средств и может реализоваться через активное давление на партнёра, преобразование среды, а также различные виды манипуляции. Другими словами - это «стратегия кузнеца и воина» («всякий человек своему счастью кузнец») [12, с. 16–29]. Миграционное поведение представителей данного типа, обуславливалось их природной активностью, стремлением к побуждающим ситуациям, высокой мобильностью и склонностью к оптимистической оценке перспективы. Все они являлись инициаторами выхода на переселение, обладали лидерскими способностями, свободно ориентировались в экстремальных ситуациях. Преимущественно из этой категории вербовались мирские ходоки для осмотра и закрепления за обществом участков будущего водворения. По характеристике С.П. Швецова, перед нами: «Серьёзный, умный, дельный мужик. который знает на память все железнодорожные станции и переселенческие участки» [18, с. 31]. Активная жизненная позиция и уверенность в собственных силах укрепляли их лидерский авторитет, способствовали вовлечению в переселенческое движение широких масс. Опрос переселенцев, выходцев из однодворческих посёлков чернозёмных местностей Европейской России, пришедших на заготовленные для них участки в Томской губернии в 1887–1888 гг., показал, что из 3 605 мигрантов 1/3 в своих действиях (от принятия решения о переселении до обустройства и водворения) руководствовалась советами ходоков [18, с. 30–31].
Мобильность, лёгкость вхождения в новую ситуацию, высокий энергетический потенциал, способствовали эффективной адаптации в условиях Сибири, относительно безболезненному преодолению адаптивных барьеров.
Ко второму варианту следует отнести активный, избегающий, направленный вовне способ адаптивного поведения переселенцев, который можно обозначить как «стратегию перелётной птицы» («Рыба ищет, где глубже, а человек – где лучше», «На одном месте и камень мхом обрастает», «Сокол на одном месте не сидит, а где птицу видит, туда и летит»). Названная стратегия представляет собой прямой уход индивида из ситуации с целью поиска новой среды, которая бы более гармонировала с его свойствами. Человек уходит от контакта с фрустрирующей средой и сосредотачивает силы на поиске новых, более приемлемых условий существования.
Симптоматично, что разрыв с регионом-«реципиентом» (Европейская Россия) и процесс включения в среду региона-«донора» (Сибирь) у крестьян, носителей такой стратегии адаптивного поведения, выстраивался с различной степенью результативности.
Опросы однодворцев из губерний чернозёмного центра в сопоставлении с данными об имущественном и бытовом положении в местах домиграционного размещения, показывают, что относившаяся к этому типу часть потенциальных переселенцев отчётливо представляла себе не только причины своих экономических затруднений (малоземелье, увеличение плотности населения), но и располагала достаточными ресурсами для реализации собственных планов и достоверными сведениями о регионе предстоящего вселения. Материалом, подтверждающим существование такой группы земледельцев в переселенческом движении, может послужить сообщение Малоархангельского уездного съезда губернатору Орловской губернии со списком 12 крестьянских семей, ходатайствующих о переселении в Барнаульский уезд Томской губернии. Из документа следует, что 11 домохозяев «уже посылали ходоков в Алтайский округ, которые отыскали место для посёлка и произвели посев, а также распродали имущество на родине, выручив достаточно средств на обзаведение и устройство хозяйства на месте переселения» [4, Л. 41–42 об.].
По мнению А.А. Чарушина «.курские переселенцы, за малым исключением, пришли на участок со своими средствами, устроились и в настоящее время обладают продовольственными средствами вполне достаточными. Из 28 семей в этом посёлке 27 имеют свои дома, 86 штук рабочего и рогатого скота, засеяли под озимые 15 десятин земли, заготовили сена больше, чем требуется для прокормления скотины» [18, с. 116].
Таким образом, данной категории переселенцев было свойственно сохранение и поддержание на всех отрезках адаптации первоначальных представлений о регионе вселения, основанных на реальном знании о преимуществах и трудностях, связанных с самим актом переселения. В целом подготовленность данной группы к миграции способствовала относительно быстрому и безболезненному преодолению адаптивных барьеров. Однако те же черты и постоянная потребность в побуждающих ситуациях обусловливали сохранение в этой группе перманентной миграционной активности, что проявлялось в частых внутрирегиональных миграциях. Этот факт подтверждается многочисленными косвенными и прямыми свидетельствами, содержавшимися в отчётах чиновников, материалах по исследованию экономического положения и быта переселенцев, водворённых в населённых пунктах Западной Сибири. Так, представитель тобольского губернского совета по крестьянским делам в отчёте на имя губернатора за 1894 г. об осуществлении выдачи ссуд на домообзаводство сообщал, «что он не имеет возможности выдать таковые многим семьям, ввиду их нахождения в неизвестной отлучке» [5, Л. 7–8]. Чиновник по крестьянским делам Спасского участка Каинского округа по поводу прошения курских переселенцев о пособии докладывал в МВД о том, что многих из них уже нет на месте или они могут в ближайшее время «выбыть в другие места» [7, Л. 7]. В общей сложности, как следует из материалов переписи 1897 г., в пореформенный период во вторичных миграциях приняло участие более 50 000 тысяч крестьян [16].
Стереотипы поведения данной категории мигрантов наиболее предметно описаны С.П. Швецовым, отмечавшим, что «им свойственно с лёгкостью бросать насиженное место и безо всяких причин менять его на новое, часто гораздо худшее» [19, с. 324].
Третий путь - активный, избегающий, направленный вовнутрь (активный уход от контакта со средой и погружение во внутренний мир) – «стратегия улитки» («И зрячий глаз, да не видит нас»). Можно уйти от контакта с фрустрирующей средой, физически не отдаляясь от неё. Означенная стратегия – это избегание контакта со средой посредством замыкания во внутреннем, «своём» мире. Проявления стратегии достаточно разнообразны и включают, в частности, поиск альтернативы реальному миру в собственных фантазиях, а также в религиозных и философских системах.
Наиболее явно активный уход мигрантов от контакта со средой, как модель адаптивного поведения проявился в религиозной сфере. Известно, что привыкший на родине к интенсивной религиозной деятельности переселенец попадал в Сибири зачастую в совершенно иную обстановку. Такие свойства характера старожилов, как замкнутость и прагматизм, многократно отмечались переселенцами в жалобах и прошениях на имя правительственных чиновников («старожилы Бога не чтут: с ними не замолишься, благословения божеского не будет»). По замечанию В.П. Семёнова-Тян-Шанского, «сибирякам была мало свойственна религиозность. Живя разбросанными на огромном пространстве деревнями в 15, 20, 50, 80 верстах от церкви, сибирский крестьянин поневоле бывал в ней очень редко, часто только раз в жизни, когда приходилось венчаться. Сибиряк отвыкал от церкви и в конечном счёте отвык до такой степени, что не хотел в неё идти, когда она находилась недалеко от его жилья. В Сибири не стеснялись хоронить в лесу без отпевания» [14, с. 226–227]. На почве религиозного равнодушия родилось явление, отмеченное многими исследователями и непосредственными участниками колонизационных мероприятий в Сибири: «Там, где церковь стоит в середине села, половина которого заселена старожилами, а вторая половина – российскими «новосёлами», видно, что из последней идёт к службе масса народа, а из первой – единицы» [14, с. 227]. Вследствие такого положения вещей старожилы первого и последующего поколений попадали под мощное влияние адептов старообрядчества и представителей религиозных сект не православного толка, естественным образом втягиваясь в духовное противоборство с переселенческой массой. Особенно заметным это противостояние стало в период массовых аграрных миграций во второй половине XIX – начале XX вв., что проявилось в регулярных столкновениях на религиозной почве.
Отметим, что религиозная конфликтность в рассматриваемый хронологический отрезок являлась существенным адаптивным барьером для всех категорий сибирского населения. Известны случаи, когда под напором действий консолидированной партии православных переселенцев, староверы были вынуждены отступить. П.П. Сущинский писал: «Раскольники на Алтае образуют самостоятельные общества и очень отрицательно относятся к «мирским» людям. Однако это не мешает новосёлам постепенно приселяться к ним и, образовав свою сильную партию, получить от местной епархии разрешение на строительство церкви, после чего старожилы уходили в ещё более глухие места Алтая» [15, с. 32–33]. Не менее редкими являлись и жалобы православных крестьян на старожилов-старообрядцев и сектантов, когда вследствие «гонений» за веру или особо настойчивых попыток по обращению в раскол, переселенцы были вынуждены возвращаться на родину или ремигрировать [13, Л. 596–598].
Вместе с тем необходимо признать, что подобные религиозные коллизии, с точки зрения процесса адаптации, приводили к неодинаковым последствиям для переселенцев и старожилов. Старообрядческий и сектантский сегменты старожилого населения Сибири в силу досконального знания местности, большей внутриобщинной сплочённости, а также упрощённости и, как следствие, относительной дешевизны обрядово-ритуальных манипуляций объективно имели больше шансов на восстановление и поддержание адаптивного сатус-кво. Переселенцы, в свою очередь, находились в ситуации постоянного присутствия альтернативы: либо отказаться от своих идейных убеждений, принять религиозную и бытийную картину мира старожилов, получив тем самым возможность развернуть своё хозяйство и ускорить темпы приспособления к социальным условиям местности, либо придерживаться прежних взглядов, рискуя потерпеть экономический крах и вернуться на родину разорёнными.
Мировоззренческая несовместимость переселенцев и старожилов в религиозной сфере вкупе с финансовыми и организационными трудностями организации церковного быта переселенцев в самостоятельных посёлках выступала в качестве важного адаптивного барьера, снижавшего потенциальные адаптивные возможности новосёлов. Для многих мигрантов успех хозяйственной деятельности определялся степенью доверия к ним со стороны местных жителей, что, в свою очередь, могло быть обеспечено только реальным восприятием переселенцами «правильности» мировоззрения старожилов Сибири. Причём там, где отсутствовали религиозные разногласия, мировоззренческие антиномии, зависящие от обыденного жизненного и производственного опыта, выражались не менее остро. В подавляющем большинстве случаев в сознании переселенцев, окончательно решивших связать свою дальнейшую судьбу с новым местом жительства, формировалась устойчивая готовность отказаться от прежних убеждений – личностных, религиозных, экономических – с целью преодоления мировоззренческого барьера. В этой связи не выглядят абсурдными и безнравственными способы, к которым мигранты вынуждены были прибегать, рассчитывая достигнуть желаемого результата. Так, курские переселенцы, водворившиеся в 1884 г. в посёлке Чибурлинском Викуловской волости Тарского уезда Тобольской губернии, при первом знакомстве со старожилами «сумели подкупить их смирением, кланялись сходу в пояс» [11, с. 31]. Заметным явлением были и частые переходы крестьян из официального православия в старообрядчество и сектантство. В первое десятилетие XX в. только в Томской губернии уклонистов насчитывалось более полутора тысяч душ обоего пола [7, с. 77–83].
Четвёртый вариант – пассивный, контактный, направленный вовнутрь. Данная стратегия определяется тенденцией к пассивному подчинению условиям среды. Изменения происходят под воздействием влияния извне, без самостоятельного сознательного анализа ситуации и, в большинстве случаев, не предполагают глубокой личностной перестройки. Наиболее яркое проявление этой стратегии – внешнее конформное поведение. Стратегия может выражаться в форме пассивного согласия с внешними требованиями и несколько по-иному проявляется в феномене подражания.
Носителями такой адаптивной стратегии являлись мигранты, чье поведение определялось недостаточной способностью соблюдать принятые в новом окружении правила и нормы, учитывать собственный негативный опыт и склонностью к немедленной реализации своих побуждений в повседневности. Основной причиной миграции в этой группе были предшествовавшие ей нарушения социально-психологической адаптации, выражавшейся в недостаточно успешной деятельности, в неспособности к адекватной организации межличностных отношений в коллективе.
Значительный пласт потенциальных «неудачников» был представлен в переселенческом движении второй половины XIX–XX вв. крестьянами, шедшими в Сибирь самовольно, поскольку уже сам по себе факт нелегитимной миграции часто являлся признаком наличия внешнего или внутреннего конфликта. Группа семей самовольных переселенцев из Воронежской и Курской губерний, ходатайствуя об устройстве в Алтайском горном округе, описывала своё положение как «крайне безвыходное», объясняя сложившуюся ситуацию тем, что «распродали всё имущество на родине, а средства полностью истратили на переезд» [7, Л. 89–90]. Беднейшие крестьяне Землянского уезда Воронежской губернии, также распродав имевшееся, явились к губернатору с жалобой на то, что им «не выдали до сих пор увольнительных свидетельств» [3, Л. 1–15]. Чиновникам по крестьянским делам, выяснявшим обстоятельства переселений мигрантов, часто приходилось слышать объяснения такого рода: «...увольнительного приговора не получил... ушёл с места воровски, убёгом, чтобы волостные не поймали» [9, с. 28].
Отсутствие материальных возможностей, а главным образом чёткой стратегии и ясных представлений о том, за счёт каких ресурсов могут быть достигнуты позитивные результаты водворения на новом месте, существенно ограничивали жизненные перспективы таких переселенцев. Вследствие этого снижалась эффективность адаптации, особенно в начальный её период, когда установление адекватных взаимоотношений в системе «человек – среда» имело решающее значение для закрепления в Сибири. Уйдя из родных мест «воровски, убёгом», т. е. через конфликт, переселенец и в новом регионе оказывался в схожей ситуации: на земельное обеспечение он мог рассчитывать только при наличии свободных долей, ссудные мероприятия правительства касались его в исключительных случаях, льготы на данную категорию лиц также практически не распространялись. Показательный эпизод: самовольным переселенцам из Борисоглебского уезда Тамбовской губернии Жердеву, Трощеву и Камневу в 1893 г. было отказано в силу юридической их неправомочности в праве на получение свидетельства на удешевлённый тариф для проезда в Томскую губернию. Прибыв в Сибирь, они написали прошение о причисление к старожильческому посёлку Ядринцевский Тюкалинского округа Тобольской губернии, встреченное также отказом, поскольку пришли в регион «не по разрешению, а по паспорту» [6, Л. 1, 59–60].
Таким образом, можно констатировать следующее. Негативные явления в аграрной сфере черноземных губерний России, инициировали массовый исход населения, занятого в земледельческой сфере региона, за пределы территорий постоянного проживания. В потоке переселенцев, значительное место составлял и однодворческий контингент, достаточно сложно вычленяемый из общего миграционного потока. В то же время, учитывая обстоятельства формирования однодворческой группы земледельцев в европейской части страны (четвертные крестьяне), можно высказать предположение, что именно данная категория переселенцев, относилась в Сибири к наиболее активному и контактному типу, что обуславливалось как факторами материального порядка, так и значительным миграционным опытом. Вместе с тем, процессы сословной девальвации, происходившие в однодворческой среде, уже в местах выхода видоизменяли сословную и этнокультурную идентичность однодворцев, приводили к сближению и растворению данной категории в крестьянском сословии, формируя широкий спектр возможных вариантов адаптивных стратегий поведения в условиях региона-реципиента.
Список использованных источников и литературы
1. Винников А.З., Дынин В.И., Толкачёва С.П. Локально-этнические группы в составе южнорусского населения Воронежского края. http: // www.kraewed – vrn.livejournal.com / 7921.html (дата обращения: 12.09.2014).
2. Водарский Я.Е. Население России в конце XVII – начале XVIII века. М.: «Наука», 1977. – 264 с.
3. Государственный архив Воронежской области. Ф. 26. Оп. 22. Д. 80.
4. Государственный архив Орловской области. Ф.35. Оп.1. Д.53.
5. Государственный архив Тамбовской области. Ф. 26. Оп. 2. Д. 646.
6. Государственный архив г. Тобольска. Ф. 332. Оп. 1. Д. 158.
7. Государственный архив Томской области. Ф. 3. Оп. 44. Д. 4000.
8. Дудоладов А.А. Очерк переселенческого в Сибирь движения. – Б.м., 1884.
9. Емельянова Н.Ф., Пережогина И.Н., Семёнова О.Г. Крестьянский социализм в Зауралье при капитализме. – Курган, 1994.
10. Кашкаров М. Статистический очерк хозяйственного и имущественного положения крестьян Орловской и Тульской губерний // Русское экономическое обозрение. – 1889. – № 9.
11. Материалы для изучения быта переселенцев, водворённых в Тобольской губернии за 15 лет (с конца 70-х гг. XIX века по 1893 г.). – М., 1895.– Т.1.
один из немногих показательных судебных процессов - газета "ПРАВДА" - 1931 год - статья под названием "Контрреволюционная вылазка кулаков " о судебном процессе в селе Тормасово Ефремовского р-на Тульской обл. ( село Тормасово - однодвоческое село , большенство жителей данного населенного пункта в 19 столетии принадлежали к сословию однодворцев )
из этого документа видно что многие бывшие однодворческие поселения активно препятствовали коллективизации
все приговоренные крестьяне села Тормасово : Ледовские , Мананкины ( Манаенковы ) , Чуриловы Шальневы , Старухины , Кутеповы происходили из однодворцев - детей боряских получивших свои земельные наделы в 17 веке
Родился в 1878 г., Липецкая обл., Измалковский р-н, д. Власове; колхозник сторож колхоза 1-я пятилетка. Проживал: Липецкая обл., Измалковский р-н, д. Власове. Приговорен: , обв.: ст.58-10-1. Приговор: 8 л. л. с.
Источник: Книга памяти Липецкой обл.
Пирогов Константин Николаевич
Родился в 1900 г., г. Белгород; русский; образование начальное; б/п; портной.. Проживал: г. Белгород. Арестован 20 июня 1943 г. Приговорен: ВТ 107 СД 13 июля 1943 г., обв.: по ст. 58-10 ч.2 УК РСФСР. Реабилитирован 26 января 2000 г. прокуратура Белгородской обл.
Источник: Книга памяти Белгородской обл.
Пирогов Константин Николаевич
Родился в 1900 г., г. Белгорода; русский; б/п; работал кустарем-портным. Проживал: г. Белгорода. Арестован 20 июня 1943 г. Приговорен: Военный трибунал 107 Стрелк. Дивизии 13 июля 1943 г., обв.: по ст. 58-10 УК. Приговор: 8 лет ИТЛ и 3 п/п. Реабилитирован в январе 2000 г. по Закону от 18.10.91 г.
Источник: Книга памяти Белгородской обл.
Пирогов Константин Яковлевич
Родился в 1905 г., Центрально-Черноземная обл., Томаровский р-н, хут. Новочеркасский; крестьянин.. Проживал: Центрально-Черноземная обл., Томаровский р-н, хут. Новочеркасский. Арестован 6 июля 1932 г. Приговорен: 20 сентября 1932 г. Приговор: 10 лет ИТЛ. Реабилитирован в сентябре 1989 г.
Источник: Книга памяти Белгородской обл. Пирогов Козьма Иванович
Родился в 1888 г., Центрально-Черноземная обл., Старо-Оскольский р-н, с. 2-я Курская; секретарь сельсовета. Проживал: Центрально-Черноземная обл., Старо-Оскольский р-н, с. 2-я Курская. Арестован 26 октября 1929 г. Приговорен: ОС ОГПУ 1 декабря 1929 г., обв.: по ст.58-10 УК. Приговор: 3 года ИТЛ. Реабилитирован в июле 1994 г. по Закону от 18.10.91 г.
Источник: Книга памяти Белгородской обл.
Пирогов Иосиф Александрович
Родился в 1877 г., Курская обл., Ново-Оскольский р-н, ел. Большая Холась; русский; образование начальное; священник (Солнцевский район).. Арестован 12 сентября 1937 г. Реабилитирован 11 апреля 1989 г.
Источник: Книга памяти Курской обл.
Пирогов Иона Никонорович
Родился в 1872 г., Тульская обл., Ефремовский р-н, с. Лазавка; Не Работал. Проживал: Калужская обл., Козельский р-н, с. Н. Прыски. Приговорен: УНКВД Смоленской обл. 21 ноября 1937 г., обв.: по ст. 58 п. 10 УК РСФСР. Приговор: ВМН Расстрелян 5 декабря 1937 г.
Источник: Книга памяти Калужской обл.
Пирогов Илья Семенович
Родился в 1899 г. Проживал: Орловская обл., Дмитровский р-н, с. Булдыш/Болдыш/. Приговорен: в 1930 г., обв.: Кулаки. Приговор: раскулачивание
Источник: УВД Орловской обл.
Пирогов Иван Михайлович
Родился в 1907 г., Воронежская обл., с. Пеповка; Приговор: спецпоселение
Источник: УВД Воронежской обл.
Пирогов Иван Васильевич
Родился в 1872 г., Орловская обл., Чибисовский р-н, д. Б.Извалы; единоличник. Проживал: Орловская обл., Чибисовский р-н, д. Б.Извалы. Приговорен: , обв.: ст.58-10. Приговор: 10 л. л. с.
Источник: Книга памяти Липецкой обл.
Пирогов Дмитрий Ильич
Родился в 1888 г., Орловская обл., Колпнянский р-н, д. Кутузове; единоличник.. Проживал: Орловская обл., Колпнянский р-н, д. Кутузове. Арестован в 1930 г. Приговор: 3 года концлагерей.
Источник: Книга памяти Орловской обл.
Пирогов Виктор Яковлевич
Родился в 1920 г., Орловская обл., Орловский р-н, с. Абалдуево; военрук неполной средней школы.. Проживал: Орловская обл., Орловский р-н, с. Абалдуево. Арестован в 1943 г. Приговор: 3 года ИТЛ.
Источник: Книга памяти Орловской обл.
Пирогов Василий Митрофанович
Родился в 1899 г., Воронежская обл., Хохольский р-н, с. Хохол; Приговор: спецпоселение
Источник: УВД Воронежской обл.
Пирогов Василий Андреевич
Родился в Воронежская обл., Воронцовский р-н, к. Новая Жизнь; Приговор: спецпоселение
Источник: УВД Воронежской обл.
Пирогов Василий Васильевич
Родился в 1878 г., Орловская обл., Чибисовский р-н, д. Б.Извалы; единоличник. Проживал: Орловская обл., Чибисовский р-н, д. Б.Извалы. Приговорен: , обв.: ст.58-10. Приговор: 5 л. л. с.
Источник: Книга памяти Липецкой обл.
Пирогов Андрей Петрович
Родился в 1902 г. Проживал: Курская обл., Корочанский р-н, Яблоново. Приговор: спецпоселение Реабилитирован 29 февраля 1996 г.
Источник: УВД Белгородской обл.
Пирогов Андрей Петрович
Родился в 1902 г., Воронежская обл., Воронцовский р-н, с. Воронцовка; Приговор: спецпоселение
Источник: УВД Воронежской обл.
Пирогов Андрей Петрович
Родился в 1902 г., с.Яблоново Корочанского р-на Курской обл.; машинист косилки в колхозе. Проживал: с.Яблоново Корочанского р-на Курской обл.. Арестован 22 сентября 1937 г. Приговорен: тройка при УНКВД по Курской обл. 23 октября 1937 г., обв.: по ст. 58-10 УК. Приговор: к 10 годам ИТЛ. Реабилитирован 8 сентября 1989 г.
Источник: Книга памяти Белгородской обл.
Пирогов Федор Иванович
Родился в 1893 г., Воронежская обл., Воронцовский р-н, с. Пирогово; Приговор: спецпоселение
Источник: УВД Воронежской обл.
Пирогов Трофим Семенович
Родился в 1896 г. Проживал: Орловская обл., Дмитровский р-н, с. Булдыш/Болдыш/. Приговорен: в 1930 г., обв.: Кулаки. Приговор: раскулачивание
Источник: УВД Орловской обл.
Пирогов Тимофей Никифорович
Родился в 1872 г., Воронежская обл., Березовский р-н, с. Васильевка; Приговор: спецпоселение
Источник: УВД Воронежской обл.
Пирогов Тимофей Семенович
Родился в 1905 г., Курская обл., с. Хорошилово; русский; ПОЕЗДНОЙ ВАГОННЫЙ МАСТЕР. Проживал: Коми АССР, ст. Ижма. Арестован 29 апреля 1946 г. Приговорен: Военный трибунал войск НКВД СССР при Управлении строительства Северо-Печорской ж.д. магистрали 13 июня 1946 г., обв.: по ст. 58-10 ч.1 УК РСФСР. Приговор: 5 лет лишения свободы и 2 года поражения в правах
Источник: Книга памяти Республики Коми
Пирогов Сергей Андреевич
Родился в 1910 г., Курская обл., Бесединский р-н, с.Холодное.; Кр-ц.. Приговорен: , обв.: 58-1б.. Приговор: Умер 4.3.44 на острове Свияжск, в ИТК-5.
Источник: Книга памяти Республики Татарстан
Пирогов Павел Афанасьевич
Родился в 1888 г., Воронежская обл., Бутурлиновский р-н, с. В.Архангельское; Приговор: спецпоселение
Источник: УВД Воронежской обл.
Пирогов Павел Абрамович
Родился в 1880 г., Липецкая обл., Данковский р-н, ел. Сторожевская; единоличник. Проживал: Липецкая обл., Данковский р-н, ел. Сторожевская. Приговорен: , обв.: ст.58-10-Г. Приговор: 10 л. л. с.
Источник: Книга памяти Липецкой обл.
Пирогов Николай Семенович
Родился в 1907 г. Проживал: Орловская обл., Дмитровский р-н, с. Булдыш/Болдыш/. Приговорен: в 1930 г., обв.: Кулаки. Приговор: раскулачивание
Очень много репрессированных Пироговых в Сибири (Омская, Томская области, Алтай) и Северном Кавказе (Краснодарсий, Ставропольский края). Наверняка, потомки переселенцев. для некоторых даже указано месторождение, например -
Пирогов Михей Ильич
Родился в 1884 г., Курская губ.; русский; единоличник. Проживал: Алейский р-н, с. Безголосово. Арестован 25 апреля 1931 г. Приговорен: особая тройка при ПП ОГПУ по Запсибкраю 13 июня 1931 г., обв.: по ст. 58-11. Приговор: 5 лет. Реабилитирован 31 августа 1989 г. Реабилитирован прокуратурой АК
Добрый вечер! К вопросу о дополнительном заработке однодворцев возможно имеет отношение так называемый "выезд". Вопрос обсуждался в следующей теме: https://forum.vgd.ru/349/27054/160.htm Привожу отрывок дискуссии:
NadejdaOrel написал:
[q]
В фондах ГАОО по раскулаченным (не утверждаю, что это бывшие однодворцы) в характеристиках крестьянских хозяйств, наряду с перечислением мельниц, молотилок и тп, часто встречается выражение "имеет выезд". Например, "имеет выезд в Киеве", или "имеет выезд в Николаеве". "Имели выезд" в нашей кромской деревне несколько семей. А в одном случае встретилось "имеет две водовозки в Николаеве". Если предположить, что "иметь водовозку" и "иметь выезд" одно и то же, то речь возможно идет о постоянной выездной торговле? Либо один из членов семьи, либо нанятый человек, зарабатывает в другом городе.
[/q]
valcha написал:
[q]
Орловская обл. Член колхоза «Новый быт» Рогнединского района Серпиков, бывший твердозаданец, ведет среди колхозников открытую агитацию за выезд на отходничество, запугивая неурожаем и голодом. ......сильно усилился приток заявлений в правления колхозов с требованием выдать справки на выезд в город на заработки.
[/q]
--- Ищу Андреенковых с Монастырщины Смоленской области, Гореловых из Москвы, Орла, Нижников с Брестской области, Соколиных с брянскими корнями ДНЕВНИК
Вот некоторые факты из истории нашей семьи, предки которой были однодворцами: Прапрадед (середина 19 века) начинал с офени, но затем, объединившись в артель с другими крестьянами, занялся торговлей солью, везли ее с Украины, разбогател (по крестьянским меркам естественно). Чумаки https://forum.vgd.ru/37/36336/
Другой прапрадед жил " с земли": имел огромный сад и торговал яблоками. И видно неплохо жил: чтобы прогулять стоялых жеребцов, ездил за 30 верст в Орел - попить чайку.
Брат бабушки переехал в Александровск Екатеринославской губернии, к родне, уехавшей еще раньше. Работал в немецком санатории Александрабад, предположительно официантом, и обеспечил учебу бабушки в гимназии.
--- Ищу Андреенковых с Монастырщины Смоленской области, Гореловых из Москвы, Орла, Нижников с Брестской области, Соколиных с брянскими корнями ДНЕВНИК
В Сибири чин сына боярского появился в конце XVI в. Указом от 30 мая 1683 вводился чин сибирского дворянина, повелевалось ссыльных российских дворян и их потомков, служивших без взысканий в Сибири в детях боярских, уравнять с дворянами и детьми боярскими других городов России. Создание сибирского дворянства сопровождалось массовым повышением в чинах заслуженных сибирских служилых людей. В высший разряд — неродовитых дворян, в так называемый московский список, — был переведен тобольский сын боярский Ю.И. Глинский, а его сыновья заняли ступеньку ниже, стали «жильцами». В «московский список» также были пожалованы томские дети боярские Качановы, один из которых позднее дослужился до дворцового чина стольника (по росписи чинов XVII в. стольники занимали 5-е место после бояр, окольничих, думных дворян и думных дьяков). Однако при проведении I ревизии (1719) Петр запланировал ликвидировать старую социальную иерархию (что было осуществлено только в 1722 с введением Табели о рангах), и в соответствии с этим проводивший ревизию в Сибири И.В. Солнцев-Засекин записал всех ранее неподатных сибирских служилых людей в податные сословия посадских людей и государственных крестьян. Действия переписчика вызвали протест сибирских губернаторов, которые не согласились с таким понижением социального статуса данной категории населения и добились введения для нее специальных штатов.
До середины XVII в. правом верстать (зачислять на службу) в дети боярские обладали воеводы, затем такие верстания они проводили только с санкции разрядных воевод. В состав детей боярских попали некоторые ермаковы казаки и их потомки (Галкины, Грозины), а также представители родовой знати (Албычевы, Пелымские и другие). Основным источником пополнения этого чина стали переведенные и ссыльные русские дворяне и дети боярские, выходцы из «литвинов» и «немцев», конные казаки, повышенные в чине за заслуги на государевой службе. С 1630 Сибирским приказом предписывалось верстать в дети боярские ссыльных «иноземцев», принявших православие. С середины XVII в. Сибирский приказ и воеводы начинают проводить «разборы» служилых людей, чтобы предотвратить пополнение этого сословия тяглыми людьми и ссыльными. Отныне верстания в дети боярские осуществлялись из числа их потомков с учетом заслуг. Остальные потомки служили в «литовском списке» или конных казаках. На протяжении всего XVIII в. в чины сибирских дворян и детей боярских зачисляли губернаторы с учетом выслуги, заслуг и в отдельных случаях происхождения претендента.
В XVII в. дети боярские являлись «служилой аристократией» Сибири. Они выполняли наиболее ответственные поручения военно-административного характера: проводили «досмотр» земель и устройство крестьянских слобод; «прибор» пашенных крестьян; служили приказчиками в острогах и слободах пашенных и оброчных крестьян; возглавляли отряды, сопровождавшие казенные грузы или находившиеся в дальних острожках и ясачных зимовьях в качестве «годовальщиков». Их обычно ставили во главе небольших посольств и военных отрядов, рассылавшихся в районы к «немирным иноземцам». Дети боярские составляли большинство высших команд, состава сибирских гарнизонов. Только они могли стать головами гарнизонов сибирских городов, обычно назначались атаманами конных казаков и стрелецкими сотниками, в отдельных случаях — атаманами у низшего «чина» сибирского «войска» — пеших казаков. Грамотные и опытные дети боярские использовались на «городовой службе»: проводили переписи тяглых людей, собирали «окладные» сборы с посадских и крестьян, становились подьячими и дьяками приказных изб. Иногда им поручалось проведение следствия должностных преступлений воевод и приказных людей. Как командиры отрядов землепроходцев, некоторые дети боярские стали основателями сибирских городов и их 1-ми воеводами (казачьими атаманами). В XVII — начале XVIII в. сибирских дворян и детей боярских назначали на воеводские должности. Например, в 1697—1711 из 67 человек, побывавших на воеводских должностях в Сибири, 11 были выходцами из местных дворян и детей боярских.
В XVIII в. в результате создания регулярной армии, реформ военной организации казачества и бюрократизации государственного аппарата значение служб дворян и детей боярских в Сибири резко сократилось. Сибирские дворяне и дети боярские привлекались преимущественно к гражданской службе. Они осуществляли различные фискальные функции, занимались доставкой и хранением казенного хлеба, вина и соли, закупкой хлеба для казенных запасов, проводили расследования при межевых спорах и других гражданских исках, выполняли полицейские функции в городах и т. д. При этом они оставались вне четкой сетки военных и гражданских чинов петровской Табели о рангах. В этих условиях представители некоторых родов сибирских дворян и детей боярских сумели получить личное и потомственное дворянство службой в регулярной армии и государственном аппарате.
Широко распространилась в XVIII в. практика назначения представителей сибирских служилой аристократии на должности воевод. Попытка ее ограничить была предпринята именным указом от 12 января 1739, которым запрещалось назначать воевод из обывателей: купечества, казаков и т. п. Но в полном объеме этот указ реализовать не удалось. По неполным данным, из 108 человек, занимавших в 1730-х — начале 1760-х гг. должности сибирских воевод, 38 являлись представителями местных служилых династий. В 1780—90-х гг. из 226 чиновников, служивших на классных должностях в губернской и уездной администрации Тобольского, Иркутского и Колыванского наместничеств, 30 имели чины сибирских дворян и детей боярских.
Как и все служилые люди, сибирские дворяне и дети боярские находились на государственном обеспечении. За казенный счет их снабжали оружием и боеприпасами в военное время, за счет казны некоторые из них ставили себе дворы. В XVII в. основным видом государственного обеспечения являлось ежегодное окладное денежное, хлебное и соляное жалованье. Оклады детей боярских были индивидуальны и зависели от «отечества», давности службы и личных заслуг. Так, в Тобольске в 1647/48 наиболее высокие оклады — в 18—30 руб., 10—30 четверти ржи и 10—30 четверти овса, 3 пуда соли — получали только 4 сына боярских, высокие — в 12—16 руб., 9—16 четверти ржи, 4—15 четверти овса, 3 пуда соли — 32. Оклады в 3—11 руб., 2—10 четверти ржи, 1—8 четверти овса, 1—3 пуда соли, которые соответствовали окладам более низких чинов служилых людей, имели 38 детей боярских. В XVIII в. окладное денежное, хлебное и соляное жалованье осталось основным видом обеспечения сибирских дворян и детей боярских. По «штатам» 1732 оклад денежного жалованья сибирских дворян и детей боярских колебался от 8 до 20 руб.
Для XVI—XVIII вв. характерны задержки с выплатой окладного жалованья, а также его частичная выплата. Это приводило к тому, что с конца XVI в. служилые люди стали закреплять за собой сельскохозяйственные. угодья и заводить пашни, приобретавшиеся путем захвата, выделения участка государством, в результате сделок и наследования. В 1623—25 тобольским воеводой Ю.Я. Сулешовым проведена реформа, суть которой заключалась в установлении зависимости между хлебным окладным жалованьем и пашней служилого человека: наличие запашки вело к частичной или полной отмене хлебного жалованья. В результате с 1630-х гг. многие служилые люди предпочитали не заводить пашни. В 1699 из 275 тобольских дворян и детей боярских «с пашни» полностью или частично служило 22 человека (8%), из 79 тюменских детей боярских — 26 человек (34%), из 120 томских дворян и детей боярских — 14 человек (16,8%). Дворяне и дети боярские имели большее, чем рядовые служилые, хлебное жалованье, поэтому при переводе на службу «с пашни» получали больший участок земли (около 30 десятин в 3 полях).
С конца XVI в. сибирские служилые люди активно занимались торгово-промышленной деятельностью. В XVII в. они торговали пушниной, в XVII и XVIII вв. — хлебом и другими продуктами питания оптом. Служилые участвовали практически во всех видах ремесел в Сибири, некоторые их ремесленные предприятия достигали мануфактурной формы производства. Например, на рубеже XVII и XVIII вв. функционировала кузница тюменского атамана пеших казаков И. Михайлова и его сыновей — детей боярских Ф. и Е. Колокольниковых. Основным видом производства в ней было литье колоколов, по государственным заказам — пушек. Торговля и промышленные занятия дворян и детей боярских позволили некоторым их потомкам в XVIII—XIX вв. перейти в мещанские и купеческие сословия.
В XVII — начале XVIII в. сибирские дворяне и дети боярские, как и все служилые люди, могли легально владеть дворовыми и крепостными. Соборным уложением 1649 разрешалось покупать татар; именным указом от 16 ноября 1737 — калмыков и представителей других наций. Право детей боярских, купцов и казаков владеть дворовыми людьми было отменено указом от 14 марта 1746. При проведении II ревизии (1744) дворовых надлежало приписывать к разночинцам в городах и к государственным крестьянам в сельской местности. В 1782 Екатерина II потребовала земли сибирских помещиков с принадлежавшими им крепостными крестьянами изъять в казну. Во владении помещиков оставлялись их наследственные дворовые, привезенные из Европейской России, и купленные «инородцы». Указ от 23 мая 1808 дозволял лицам свободных состояний покупать и выменивать киргизских детей при условии освобождения по достижении ими 25 лет. В единичных случаях дворянам и детям боярским удавалось создать в Сибири собственного поместья.
Уменьшение значения военной и административной служб сибирских дворян и детей боярских, практическое отсутствие в Сибири поместного землевладения привели к постепенной ликвидации этих чинов. В 1767 А. Данилов, С. Самойлов и Глазунов, депутаты от сибирских городов в Уложенной комиссии, попытались поставить вопрос об уравнении в правах сибирских дворян и детей боярских с российскими дворянами на том основании, что дворянство приобретается не происхождением, а службой монарху. Но их обращение Екатерина II проигнорировала. В «Учреждении для управления сибирских губерний» 1822 сибирские дворяне и дети боярские в правах и обязанностях уравнивались с казаками. В положениях о Сибирском линейном казачьем войске 1846, Тобольском пешем батальоне и Тобольском конном полку 1849, Забайкальском казачьем войске, Иркутском и Енисейском полках 1851 сибирские дворяне и дети боярские не упоминались.
Лит.: Гольденберг Л.А. Семен Ульянович Ремезов. М., 1965; Громыко М.М. К характеристике сибирского дворянства XVIII в. // Русское население Поморья и Сибири (период феодализма). М., 1973; Быконя Г.Ф. Русское неподатное население Восточной Сибири в XVIII — начале XIX в. (Формирование военно-бюрократического дворянства). Красноярск, 1985; Никитин Н.И. Служилые люди в Западной Сибири XVII в. Новосибирск, 1988; Зуев А. С. Русское казачество Забайкалья во второй четверти XVIII — первой половине XIX в. Новосибирск, 1994; Ивонин А.Р. Городовое казачество Западной Сибири в XVIII — первой четверти XIX в. Барнаул, 1996; Акишин М.О. Российский абсолютизм и управление Сибири XVIII в.: структура и состав государственного аппарата. М.; Новосибирск, 2003.
Россия, Центральный округ
» Нижне-Девицкий уезд Воронежской губернии (однодворцы)
» Однодворцы Орловской губернии
Дневник Nathalie » Орловские дети боярские - однодворцы - крестьяне
П » Пы - Пя » Пятых : с. Рогачёвка (Никольское) Воронежского уезда (Новоусманского района) Воронежской области. Однодворцы.