Малая Хомутерь Карсунского уезда Симбирской губернии.

[q]

МАЛАЯ ХОМУТЕРЬ

Дорога от Барыша до Хомутери недальняя – всего-то двенадцать километров. Большак-асфальт бежит через Красный Барыш, Степановку, оставляя в стороне ещё пару селений. За окном машины увалы и низины, дубравы да безлесье. У Поповой Мельницы - развилка дорог, потом ещё километра два просёлком – и взору открывается большое село.

Люди здесь, кажется, раз и навсегда решили, как и чем жить, привыкли к своим односельчанам и властям, и ничего иного им не надо. Если не спеша пройтись по хомутерским домам, то можно ещё встретить старушек, которые, только хорошо попроси, «заплачут» прабабкиными песнями, и старичков, заскорузлыми пальцами вырезающих нехитрые шкатулки да кукол-матрёшек. Хомутерь!..

В России наберётся несколько географических точек с подобными однокоренными названиями. В Курской области есть посёлок Хомутовка, на Орловщине – Хомутово, где, как свидетельствуют справочники, процветал хомутный промысел. Имя базарносызганской Хомутери с нынешним дополнением – Русская, тоже происходит от старинного ремесла. Там прежде занимались изготовлением телег, колёс, хомутов. Название потом перекочевало в теперешнюю Малую Хомутерь (село ещё называлось Покровским). Уже потом здешняя безымянная речка получила собственное имя Хомутерька, так она зовётся на всех двадцати трёх речных километрах. Только непонятно, почему нашу Хомутерь нарекли Малой. В начале прошлого века тут насчитывалось 304 двора, тогда как в Русской Хомутери – почти втрое меньше. В 1980-м в нашей – 1008 жителей, а в сызганской тёзке - только 437. Впору обидеться за такое скромное дополнение к первоначальному имени нашего села.

Год рождения барышской Хомутери – 1648-й. Существует легенда о трёх братьях. Дескать, Алим основал Алинкино, Ерофей - нынешнюю Чувашскую Решётку, Харитон – Хомутерь. По другому сказанию одним из первопоселенцев был чуваш по имени Емелей (не отсюда ли фамилия нынешних хомутерцев Емелиных?).

Емелей-Емельян и его товарищи были беглыми. Прознав, что по Зиновьевскому тракту приближается какой-нибудь обоз, прятались от людских глаз. Леса да болота – жить неохота, поговаривали беглецы. Но жили, обзаводились семьями. Считается, что первая постройка стояла в нынешней Шиковке, на месте теперешней усадьбы учителя-ветерана Николая Ивановича Завьялова.

Земля оказалась щедрой на отдачу, почти чистый чернозём. И потянулся сюда народ. Были тут и государевы люди, направленные в наши места из густозаселённых поволжских районов. Они получали от государства наделы, наличные деньги на обустройство. Благодаря такой поддержке переселенцы надолго - навсегда устраивались на порожних землях. В 1780 году в Малой Хомутери проживало 176 человек, а в 1823-м - уже девять сотен душ при 146 дворах. В тот же год вместо сгоревшей деревянной церкви возвели каменный храм Покрова Пресвятой Богородицы. К нему были приписаны ближайшие деревни Александровка, Алинкино, Девятовка, Попова Мельница, Савадерка, Чувашская Решётка. Непростая судьба у этого православного храма. Его строили всем миром. С каждого двора собирали деньги. Кто не мог внести наличные, приносил домотканые холсты, обувь, посуду, пеньку, шерсть, мёд… Собранное продавали на Жадовской ярмарке, на вырученные деньги покупали стройматериалы. По всему селу собирали куриные яйца, они прекрасно цементировали строительный раствор.

В пору повального атеизма церковь закрыли. Пять машин загрузили иконами, книгами, отвезли в Барыш, свалили на дворе райисполкома. Несколько дней церковное добро сжигали в котельной. Кое-что спасли местные жители: тайком по ночам собирали иконы, прятали по домам. В последующем все эти старые намоленные образа стали особо цениться. Храм возродился в 1991-м во многом благодаря отцу Игорю, в миру Игорю Эдуардовичу Ваховскому. Он был первым священником, приехавшим к нам на постоянное жительство в конце 1980-х (вначале проживал в Малой Хомутери). А хомутерский храм стал самым первым среди целого ряда церквей, восстановленных этим подвижником на нашей земле.

В 1835-м Малая Хомутерь, бывшее Покровское, становится волостным центром. Под её рукой – Водорацк, Жадовка, Живайкино, Кудажлейка, Осока, Старая Савадерка и еще 17 населённых пунктов, считай, половина сегодняшнего Барышского района. Позднее, после разделения Карсунского уезда на 23 административно-территориальных единицы, Малая Хомутерь отошла к Старозиновьевской волости.

В1859-м здесь открыли отделение сельского банка, спустя семь лет – народное училище для мальчиков. На двух отделениях (младшем и старшем) обучалось от 25 до 49 детишек из русских и чувашских семей. Читали, решали задачи, главный предмет - Закон Божий. Сохранились имена первых учителей: Харитон Маришкевич, Дмитрий Тургенев, сын фельдшера.

К 1913 году, Хомутерь тогда относилась к Старозиновьевской волости, население выросло до двух тысяч человек (304 двора). Крестьяне обрабатывали общественную землю, разводили скот. Основными огородными культурами были капуста, огурцы, свёкла, тыква, лук. Зерно размалывали на общественной мельнице.

Село трижды горело, огонь пожирал дома десятками.

В декабре 1918-го Совнарком принял декрет о чрезвычайном единовременном 10-миллиардном налоге. Симбирская губерния должна была внести 150 миллионов рублей. Одновременно губернская власть дополнительно назначила местный налог в сумме 50 миллионов.

Во второй половине декабря в Карсунском уезде начался сбор налогов с крестьян. Для контроля в нынешние барышские селения были направлены представители уездного Совета, партийного укома и финанскового отдела. Некоторые из них сочли данные им полномочия явно недостаточными и в своей практике расширили методы воздействия на неплательщиков. Методы эти стали напоминать поборы монгольских баскаков на древней Руси.

В губисполком посыпались жалобы от крестьян. Житель Малой Хомутери Андрей Ерёмкин жаловался, что обложен налогом в 5 тысяч рублей. Половину он внёс сразу же. Для уплаты остальной части просил разрешить ему продать лошадь и овец. Налоговая комиссия не разрешила. Андрей Евсеевич заболел. Та же комиссия обложила его вторично на 25 тысяч рублей, включая первые пять тысяч. Такой суммы Ерёмкин внести не смог. Тогда планку подняли до 30 тысяч. Кончилось тем, что комиссия приступила к распродаже имущества, как движимого, так и недвижимого. При этом над Ерёмкиным всячески издевались: держали несколько часов совершенно голым в холодном помещении. Распродали всё из ерёмкинского добра, даже его рубашки, шапку. Добрались и до имущества сына, жившего отдельно. Вещи скупали сами же члены комиссии.

Малую Хомутерь не миновали политические репрессии. В 1919-м, во время крестьянского (чапанного) бунта, восставшие убили нескольких красноармейцев и сельских активистов. Прискакавшие из Решётки красные бойцы разогнали мятежников, чекисты приступили к расправе. Расстреляли бывшего урядника Василия Прокофьевича Астратова. Его сын, Михаил Васильевич, позднее возглавлял плановый отдел райисполкома. В августе 1948-го, видно, припомнив грехи родителя, его осудили на 25 лет. Астратов-младший умер в заключении спустя три года.

Вот так, спустя много лет, эхо мятежа убивало потомков непосредственных участников чапанной войны. Соотечественник убивал соотечественника. Что может быть страшнее, когда в народе утверждается раскол, замешенный на крови?

В 1932-м был осужден по политической статье возчик Алексей Фёдорович Драгунов, в 1944-м – железнодорожник Андрей Сергеевич Потапов.

В 1926-м большевики определили Малую Хомутерь местом для создания коммуны. Одним из её организаторов стал солдат Первой мировой и красноармеец гражданской войны Никита Павлович Викторов. Кулаки несколько раз покушались на его жизнь, но Викторов избежал расправы. Никита Павлович прожил 82 года, немало сделал для процветания родной земли. Бывший плотник работал секретарём волостного исполкома, возглавлял колхоз в селе Беликово.

Реклама, оргработа сделали своё дело - селяне потянулись в коммуну «Победа». Вышла вполне убедительная победа над старым строем, однако не всем нравилось в новом объединении. Один из потомков тех первых коммунаров пересказывал: его дед, когда увидел, что и ударник, и лодырь на равных едят кулеш из общего котла, вышел из коммуны.

В 1930-м образовался колхоз. А потом была война.

Сколько сельчан ушло в сорок первом на защиту Родины! И скольким не суждено было вернуться. В чужой, заграничной земле, не увидев наследников, остались лежать Иван Алексеевич Ельмяков, Спиридон Дмитриевич Завьялов, Михаил Степанович Калинкин, Николай Сергеевич Мартышкин, братья Самсоновы: Андрей, Иван, Михаил – Степановичи…

В Сталинграде, на Мамаевом кургане, держал оборону Николай Михайлович Игнатов. В 1940-м отправился на ратную службу Иван Владимирович Вершилкин, воротился осенью сорок пятого. Всю войну прошёл он с верной подругой-гармонью. Более сорока лет местный Василий Тёркин водил колхозные грузовики, в минуты отдыха веселил односельчан. С орденами, медалями вернулись с войны Фёдор Васильевич Самсонов и Александр Семёнович Школьников (см. очерки «Сержант шофёрской гвардии» и «Псы особого назначения»).

В тылу, в колхозе «Путь Ильича», хомутерцы, кроме того, что денно и нощно трудились, ещё собирали кровные на строительство боевых машин, отправляли на фронт продукты, тёплую одежду. Пример подавал председатель правления Василий Андреевич Савиков, однорукий инвалид. Хорошую память оставили о себе его брат Дмитрий Андреевич, тоже председатель, Михаил Петрович Доронин.

Комсомолец Валентин Старостин конной жаткой за день скашивал хлеба на 6-7 гектарах. Посоветовавшись с колхозным председателем Савиковым, он решил работать на посменных лошадях по 18-20 часов. Молодой хлебороб довёл суточную выработку до 14 гектаров. Его примеру последовал односельчанин, инвалид войны Андрей Елизарович Калинкин. Почин хомутерцев насчёт многочасовой работы конных жатвенных машин распространился по всему району.

В числе лучших пахарей были подростки Николай Гаврилин, Василий Калинкин, Константин Самсонов.

В партийной организации (её возглавлял председатель колхоза В.А. Савиков) насчитывалось 22 коммуниста. В сельский агитколлектив входило 34 человека. Они проводили беседы, читки во всех бригадах и звеньях, регулярно выпускали стенную газету, «боевые листки». Активно действовали агитаторы Мария Викторова, Павлина Самсонова, Александра Филиппова.

Районная газета в праздничном номере за 7 ноября 1943 года опубликовала письмо с фронта братьев Григория и Павла Просвирновых. «Прошло 28 месяцев, как мы сражаемся против немецких захватчиков. Очень радостно становится, когда получаешь письмо с родины, особенно от матери. Она, наша милая старушка, как миллионы других матерей, присылает тёплые, радостные письма… Вот что она пишет: «Дорогие сыночки! Шлю вам свой материнский привет. Живу хорошо, обо мне не беспокойтесь. Работаю в колхозе, заработала не одну сотню трудодней. Хлеба у меня много. А теперь я снова прошу вас – бейте проклятого немца, мстите за вашего отца, погибшего в войне против немецких захватчиков в 1918 году, мстите немцам за их злодейство, очищайте нашу землю от погани немецкой».

Дорогая наша мать! Мы точно выполняем твой наказ, родная. Мы не осрамим твою седую голову – мы мстим за отца, мстим за Зою Космодемьянскую, зверски замученную гитлеровцами, за поруганную землю Украины, Белоруссии. Крепко обнимаем тебя, желаем здоровья и успехов в работе в родном колхозе».

Братьев пощадил огонь жестокой сечи, здоровыми вернулись к матери. Григорий Васильевич пришёл с фронта старшиной, с тремя боевыми медалями. Павел Васильевич, рядовой мотострелкового полка, тоже имел награды.

Под конец войны в Малую Хомутерь пришла радостная весть: правительство отметило известные всему селу многодетные семьи. Орденами «Материнская слава» наградили колхозниц Марфу Захаровну Романову (девять детей), Анастасию Григорьевну Ельмякову и Екатерину Васильевну Мартышкину (по семь наследников).

В светлый июньский день 2007 года в центре села открыли памятники малохомутерцам, павшим на разных войнах. На плитах– имена погибших в Великую Отечественную, тут же гранитный камень в память В. Белоклокова и Е. Ткачёва.

Вячеслав Анатольевич Белоклоков после профтехучилища и шофёрских курсов работал в хомутерском колхозе имени Ленина. В восемнадцать лет стал солдатом, попал в Афганистан. Он погиб 14 января 1983 года. Посмертно награждён орденом Красной Звезды.

В семье Ткачёвых – Светланы Александровны, медицинской работницы, и Валерия Семёновича, лесника, было двое детей. Осталась одна Татьяна. Евгений Валерьевич, девятнадцатилетний солдат внутренних войск, сложил голову в Чечне. В 1998-м посмертную награду сына, орден Мужества, вручили родителям.

В ноябре 1981-го покинул афганскую столицу Кабул десантник Владимир Николаевич Даричев. После демобилизации уехал в Москву. Но не понравилось там, родной край позвал. Вернувшись домой, работал в торговле, потом занялся частным бизнесом. Отец-герой (у него трое детей) организовал в Малой Хомутери секцию рукопашного боя, инициировал волейбольные турниры, посвящённые памяти В. Белоклокова и Е. Ткачёва.

В семидесятые-восьмидесятые годы минувшего века объединённый колхоз имени Ленина (в него, помимо Малой Хомутери, входили Старая Савадерка, Попова Мельница и посёлок Опытный) не был ни миллионером, ни районным маяком - скорее, во втором десятке хозяйств. В расчёте на то, что отсюда потечёт большущая молочная река, возвели промышленный комплекс по производству молока. При нём «забыли» предусмотреть телятники; поговаривали, что телят станут забирать на ферму соседнего колхоза имени Дзержинского. А комплекс так и не вышел на проектную мощность, только создал целый комплекс проблем.

Нагрянула реорганизация, колхоз стал кооперативом. Провели её формально и окончательно подорвали старую базу. Изношенная техника работала в четверть силы, средств на покупку новой, на горючее, удобрения наскрести никак не могли. Вот и превратились большие поля, более плодородные, чем у других хозяйств, в плантации березняка, сосны и сорняка, который местные шутники называют «хомутерский хлопок». В 2008-м кооператива не стало.

Куда лучше дела шли у фермеров, у Калинкиных, например. Их предприятие «Заря» родилось раньше многих соседних крестьянско-фермерских хозяйств – весной 1991-го. Александр Глебович - механизатор по профессии, одновременно - строитель, электрик, в общем, мастер на все руки. Людмила Петровна – зоотехник с высшим образованием, неплохо освоила сельскую экономику. С младых лет приобщились к труду их дети Валерий и Марина. В хозяйстве Калинкиных насчитывалось более двухсот гектаров пашни, свиноматки с молодняком, коровы, бычки. Брали по 44 центнера зерна с гектара, чего не добивался – даже в самые благоприятные годы - ни один из колхозов района. У мужа – земледелие, у жены – животноводство. Шло семейное соревнование по отраслям.

Всего в селе образовалось пять крестьянских хозяйств. Не каждое выдержало испытание временем, когда потребовалось пройти все круги ада. Что это такое, хорошо знают вольные хозяева, работавшие на земле в лихие девяностые. Фермерский надел - воистину хлопотный удел.

В Малой Хомутери во все времена жили интересные люди.

Супруги Петровы – два руководителя. Он – в прошлом председатель колхоза, она – директор школы.

За свою трудовую жизнь Александр Петрович прошёл все ступеньки роста на селе. В военную пору двенадцатилетним мальчишкой начал трудиться в родной Красной Поляне. Был разнорабочим, механизатором, бригадиром. После Рязановского сельхозтехникума стал механиком, после института возглавил колхоз «Правда» в той же Красной Поляне.

Потом опять ступенька роста: из самого маленького в районе хозяйства его перевели в одно из самых крупнейших. Колхоз имени Ленина тогда имел 7200 гектаров земли, свыше двух тысяч голов крупного рогатого скота, столько же свиней и овец, более сотни тракторов и зерноуборочных комбайнов, 65 автомобилей.

Пятнадцать лет председательствовал Петров в Малой Хомутери. Это при нём построили школу, восемьдесят благоустроенных квартир, проложили асфальт в бригады – в посёлок Опытный и село Старая Савадерка. Колхоз производил почти шестую часть общерайонного объёма продукции полей и ферм, был «районным огородом», поскольку обеспечивал барышцев огурцами, помидорами, капустой и прочими овощами. На семидесяти гектарах плодоносил сад.

Нина Ивановна Петрова учительствовала в Красной Поляне, а в Малой Хомутери возглавила среднюю школу, вошла в число самых опытных школьных руководителей. Мать троих собственных детей была второй мамой сотням сельских ребятишек.

Супруги за тридцать лет сроднились с Малой Хомутерью, стали тут самыми почётными людьми.

Целый век прожила в Малой Хомутери Екатерина Васильевна Мартышкина. По её молодости прошли две войны и революция, в зрелом возрасте приняла она коллективизацию, бабушкой мытарилась в Великую Отечественную. Больше половины своей жизни крестьянствовала – до шестидесяти пяти, пока не ушла на пенсию. Пережила двух мужей. Дети и внуки разъехались по крупным и малым городам. А она оставалась до последнего дня в том селе, где родилась.

Другой старейшей жительнице - Ольге Семеновне Барановой - сто лет исполнилось в 2007 году.

Александра Григорьевна Ларина работала ткачихой на фабрике имени Гладышева, строила Мемориальный центр в Ульяновске. Когда вернулась в село, пошла в шофёры. Заслужила орден «Знак Почёта». Её шофёрский стаж – почти двадцать лет.

До июля 1972-го в селе была восьмилетняя школа. Четырём сотням учеников там стало тесно, возвели новое здание. Построили его на пустыре, сами школьники обустроили территорию. Молодёжь первого выпуска в 1974-м высадила лиственницы, следующие выпускники подсадили сосны, липы, рябины…

Много лет отдали школе учителя А.Д.Белоусова, Л.И. Воротынский, А.И. Гаврилина, В.М. Завьялова, Е.К. Иванов, А.Я. Мартышкина, Л.С. Просвирнова, Н.П. Путоркина, А.М. Савикова, М.П. Сазанова, Е.К. Селеева, Т.Н. Старостина, А.В. Ходова, В.Е. Чугунов, супруги Малышевы, Завьяловы (см. «Матрёшкины родители»). Педагоги и учащиеся взяли шефство над сельскими памятниками землякам, павшим на больших и малых войнах.

Школа гордится своими выпускниками. Владимир Алексеевич Алякин один из них. Кандидат наук, доцент кафедры функционального анализа Самарского госуниверситета.

В годы, когда в Хомутери проводились реформы, когда сама жизнь здесь переходила в иное качество, сельскую власть возглавлял Владимир Иванович Селеев, вечный оптимист. Позднее, уже будучи пенсионером, он оставался всё таким же бодрячком.

- Село наше в стороне от железной дороги, от шоссе. Но мы не на обочине жизни. Живём полнокровно, как люди должны жить. С заглядом вперёд, с песней, - рассказывал он.

Чего-чего, а песен тут всегда было с избытком. В 1980-м появился молодёжный клуб «ДИССО», что означало: думаем, ищем, слушаем, смеёмся, отдыхаем. Инициаторами сельского отдыха были Любовь Емелина, Людмила Аветисян, Виктор Вершилкин, Галина Гудашова, Валерий Ельмяков, Галина Мартышкина, Юрий Белов. Дочери Белова – Аня и Юля, юные песенницы, выступали в Москве, в телепрограмме «Утренняя звезда». Хомутерских «звёздочек» смотрела и слушала вся страна.

Пронеслись над селом времена, когда всё больше разговоров было о «новых русских», когда пытались всем миром бороться с нетрудовыми доходами. К 2012 году здесь оставалось менее семисот жителей. И заботы у многих из них совсем другие – как прожить на пенсию, куда детей и внуков пристроить.

СЕРЖАНТ ШОФЁРСКОЙ ГВАРДИИ

Фёдор продал велосипед, гармонь, подкопил денег и махнул в Ульяновск. Увиденная им в детстве первая полуторка зародила в сердце мечту о технике, и вот теперь эта мечта начинала сбываться: он, двадцатилетний, поступил на курсы шофёров.

В колхозе был единственный автомобиль. Кумиром всех мальчишек, авторитетом для взрослых стал водитель Александр Меньшов. Вот его, Меньшова, и заменил Фёдор Самсонов по возвращении с курсов в Малую Хомутерь.

Работал в колхозе, потом – в коллективе Барышской МТС. Чуть ли не каждый день - на земле. Её запах, запахи солнца и ветра, пота и соли навсегда вошли в жизнь хлебороба.

Фёдор Васильевич помнил и другую землю. С запахом огня и пороха, крови и слёз. Подхватила его военная волна и понесла-покатила. На финской войне боец не расставался с полуторкой, возил раненых. Вышел из огня цел-невредим.

Сдал машину в Ленинграде, вернулся домой. А на третий день новой войны он уже был в полковой школе. Предстояло переквалифицироваться в механика-водителя.

В танкистах долго не задержался. Учитывая его довоенную специальность, определили бойца в водители грозного миномёта - «катюши».

За три фронтовых года Самсонов много раз водил боевую машину к огневым позициям. Весь расчёт - в укрытии, и лишь ему не полагалось покидать кабину. Как только миномёт выбросит на противника огонь и смерть, надо было спешно уводить установку назад, под защиту полка. Не все поездки на передовую имели счастливый конец. Однажды, пытаясь захватить «страшное оружие» русских, немцы взяли батарею в полукольцо. Враг с трёх сторон, с четвёртой – болото. Взорвали все установки (так полагалось делать в критические минуты) и, отстреливаясь, углубились в зыбкие заросли. Выбрались с превеликим трудом. Но не все.

От Москвы до Чехословакии проехал фронтовой шофёр тяжелейшими дорогами, большей частью – по бездорожью. Он был среди тех, кто в мае сорок пятого пришёл на помощь восставшей Праге.

Когда гвардии старший сержант Самсонов вернулся с войны, показалось ему, что старый отцовский дом наполовину в землю врос. Не сразу узнал и поля. Осина с разновсякой лесной чепухой атаковала колхозные участки. Управляться с ней руки не доходили: известно же, сильно убавилось народу в деревне.

Орден Красной Звезды, медали «За отвагу», «За боевые заслуги», за освобождённые города увидели сельчане на груди фронтовика. Он же убрал награды подальше, не отдохнув, как следует, явился в правление: «Прибыл для прохождения дальнейшей службы…»

- Машина тебя, гвардеец, дожидается, - обрадовался председатель.

Прежде чем сесть за баранку, пришлось Фёдору Васильевичу много дней и ночей «штопать» старый грузовик. Зато потом и послужила техника. В армии командиры часто ставили Самсонова в пример другим, и в колхозе он всё делал на совесть. Знал, почём в жизни фунт лиха, ценил верность слову. Не умел кривить душой.

Самсонов – правдивая история нашего послевоенного деревенского бытия. Всё тогда было и всяко было. И бедность, и бытовой неуют, и зигзаги волевого руководства. Но ещё – и это главное – был самоотверженный труд колхозников, таких вот Фёдоров Васильевичей, которые подняли село. В первые мирные годы в хозяйстве порой не знали, чем станут сеять, на чём пахать землю будут. За каждый выход на работу начисляли трудодни, выставляли в бухгалтерскую тетрадь так называемые палочки, и не ведали люди месяцами, что в конце года получат за эти «палочки». То ли хлеб и постное масло, то ли шиш…

Наш герой не унывал. Работать любил, и там, где трудился со своими друзьями-товарищами, поле было убрано, словно собственный огород: если пшеница – так до единого колоска, если покос – так до последней травинки.

Фёдора Васильевича назначили заведовать гаражом, стал он как бы сержантом колхозной шофёрской гвардии. Как всё сельское начальство, безропотно выходил на воскресники - их особенно часто объявляли в пору заготовки кормов. Богатые были сенокосы в пойме Барыша. Пахучее разнотравье поднималось до пояса; и по росе тут лучше не ходить, потому что после не сразу и на солнце одежда обсохнет…

Набирал сена на вилы столько, что держак гнулся, чуть ли не бегом тащил эту тяжесть к стогам. Своих однодеревенцев он тогда заражал именно такой жаждой к работе.

В «начальниках» проходил лет десять и попросился назад, на машину. Из шофёров он и вышел на пенсию. Уже не захлёстывала, как прежде, привычная волна дел, и загрустил Фёдор Васильевич.

- Не след мне на печи сидеть да твои россказни слушать, - спорил с женой, Екатериной Петровной. – Душа зудит, руки работы требуют…

И вернулся в колхоз. Хомутерские ветераны до сей поры помнят его «полевую столовую» на колёсах. «Москвич» был маленький, но тоже машина. Ещё целых десять лет она состояла на службе у Самсонова, а сам он вместе с машиной продолжал служить людям и родной земле. С весны до поздней осени Фёдор Васильевич колесил по полям, развозил обеды и полдники.

Как и все в страдную пору, свой рабочий день начинал с петухами. Первое дело – привезти продукты из магазина. Бригадир Николай Григорьевич Просвирнов на каждый день составлял для Самсонова персональный список: сколько людей требовалось накормить. Ну, а как их найти на полях и лугах, объяснять не надо было – за долгие годы шофёрской работы Фёдор Васильевич досконально изучил тропы-дороги по всей округе.

Загружал легковушку баками: в одном – первое блюдо, в другом - второе, ставил термос с чаем, флягу с водой и – в путь.

Пока поварихи Мария Морозкина или же Нина Савикова раздавали обеды, он любил посидеть с механизаторами в тени: послушать разговоры о трудах земледельческих, рассказать о том, что видел на соседних полях.

Было ветерану за семьдесят, а он всё продолжал «рулить», оставался хозяином «полевой столовой» на колёсах.

- У нас в роду все такие, - рассказывал Самсонов. – Отец восемьдесят восемь лет прожил, дед – сто два года. И я на здоровье не жалуюсь.

…В осеннюю пору земля неохотно расстаётся с накопленным теплом: клубятся в рассветных сумерках до полного солнечного восхода туманы, не на небе – по дорогам и полям ползучие облака. Их сырой след долго держится на жухлой траве, высверкивая серебряной россыпью как бы примороженных и оттого недвижных капель.

А не вчера ли, почти вчера натужно рокотали комбайны, шла жатва. Но когда зерно, обсушенное, покойно легло в закрома, хомутерский люд всё равно не мог позволить себе передышки. Поле не отпускало. Шла зябь. И опять рядом с трактористами был человек из старой гвардии водителей Фёдор Васильевич Самсонов.

1992 год.

МАТРЁШКИНЫ РОДИТЕЛИ

Русской ложке, как недавно доказали историки и археологи, - более тысячи лет. Недалеко от ульяновских мест, у города Семёнова Нижегородской области, на раскопках десятого века были найдены чудом сохранившиеся шесть деревянных ложек.

Нижегородчина и ныне остаётся основным регионом ложкарного производства. В нашем районе мастеровые кустари-одиночки, работающие по дереву, имеющие дело не только с расписными ложками, но и с более сложными изделями, были, есть во многих местах: в Барыше, Акшуате, Головцеве, Заречном, Измайлове, Новом Доле. В Малой Хомутери назовут нескольких умельцев, но первыми непременно – Завьяловых.

Род Николая Ивановича сплошь мастеровой. Тут и плотники, и столяры, и краснодеревщики. В домах Поповой Мельницы, Старой Савадерки, Посёлков ещё можно встретить мебель, сработанную родителем – Иваном Григорьевичем Завьяловым. Тот мастерил и простые деревянные ложки, и сложные комоды, украшал избы узорными наличниками.

Николай Иванович Завьялов работал шофёром, когда повстречал судьбу свою, Галину Семёновну. Девушку из северной Вятки после учёбы направили в Малую Хомутерь библиотекарем. Сыграли свадьбу.

В школе освободилось место учителя рисования, туда же потребовался преподаватель труда. Стали Завьяловы педагогами. Не зря, конечно, пригласили супругов в школу. Всяк на селе видел, как красиво оформляет Галина Семёновна книжные выставки, как пишет-рисует наглядную агитацию. В крови это у неё от вятских мастеров. Знали сельчане и об умелых руках мужа.

Николай Иванович приобщал ребятишек к работам, нужным и в доме, и на производстве; вёл уроки физкультуры; одно время занимался с учениками по программе начальной военной подготовки. Его всегда окружало дерево – и влажное, со смолистой слезой, только-только привезённое из леса, и медово-золотистое, отполированное временем, - на стенах избы, и дымчато-седое, шероховатое от непогоды, – на резных наличниках. Увлекаясь резьбой по дереву, Завьялов передавал своё умение молодой смене. Был в школе кружок «Умелые руки». Поделки юных умельцев демонстрировались на районных и областных выставках. Шкатулки, ларчики, игрушки, подносы, ложки и прочую резную кухонную утварь подростки по символической цене продовали на школьных ярмарках.

Дома у Завьяловых большущая коллекция изделий ручной работы: самовар, чашки, ложки и ещё много всякой деревянной посуды. Мастерил - супруг, а расписывала - Галина Семёновна. Тонкой кисточкой из волоса куницы раскрашивала обиходные вещи. Что-то брала от лубка, иконописи, большей частью черпала мотивы из окружающей среды, давала волю собственной фантазии. Картин в её работах нет, есть орнамент, богатейшие узоры. И, конечно, свои цвета.

Вершина мастерства супругов – матрёшки. Расписные красавицы, разнокалиберные. Вот эта довольно большая: клади в неё бутылку шампанского и отправляйся в гости - чем не подарок! Есть пятиместные и даже матрёшки-десяточницы: разделишь первую, вторая внутри, а в той – третья… Целая семья!

Ах, эта русская потешка. Мы свыклись с тем, что данная игрушка – слишком древняя и чисто русская. На самом деле матрёшке всего лишь второй век. А забрела она в Россию в 1890 году – из Японии. У нас заграничная диковинка несказанно изменилась, расцвела небывало, а затем в новом, уже русском, сарафане покорила и мир, и тех же японцев.

А ещё Николай Иванович, добрейший «матрёшкин папа»,- ветеран среди местных физкультурников. Разменяв восьмой десяток он не расставался с велосипедом.

Почти сорок лет Завьяловы отдали школе. Естественно, при встрече разговор зашёл об учебно-воспитательных учреждениях.

- Школа российская куда-то уклонилась, - делился ветеран. - Ребятишки-то на земле живут, а учительские начальники – на Марсе. Вспомним как раньше-то было! В каждой деревенской школе – подсобное хозяйство. От него и питание, и настроение. Время полуголодное, а у ребятни в подсобном и свиньи, и птица, кое-где и лошадка. Земли – несколько гектаров. Кто ходил за всем? Кто косил, пахал, доил? Школьники под приглядом учителей. Второе дело: у детворы была семья – дом, подворье.

- А теперь разве нет? - спрашиваю.

- Дом-то есть. А что внутри – старик со старухой? Молодые по городам разбежались. Если рассуждать трезво, то человека в селе держит работа, если нет её по душе, тогда в бега. И обида, конечно, гонит. У нас кто сейчас в почёте? Предприниматель, сельский чиновник. Ну, а плотники, столяры, всякие там стекольщики – это уже десятое дело. Кто-нибудь слышал, например, про такое звание – заслуженный кузнец страны? Или заслуженный печник, огородник? Вот и я не слышал. И дети наши, внуки не слышали. Потому и не идут за нами вслед. Все меньше на селе умельцев. Нужна помощь, а то вымрем поодиночке.

- Какая помощь-то?

- Во-первых, доброе слово. И чтобы постоянно оно было, а не по большим праздникам только. Мы же не за деньги работаем - за уважение.

2011 год.

ПСЫ ОСОБОГО НАЗНАЧЕНИЯ

Тысячи барышцев вернулись с фронтов Великой Отечественной, обучившись на войне сотням специальностей. Среди них были и редкие, можно даже сказать, экзотические фронтовые ремёсла: служили-сражались наши земляки водолазами, водили аэросани. Выходцу из Малой Хомутери Александру Семёновичу Школьникову довелось воевать в составе отдельного собаководческого батальона.

Жили-поживали в селе три брата, три Семёновича, очень разные по характеру, по возрасту. В сорок первом, когда их призвали, старшему Дмитрию уже было под сорок, Ивану – под тридцать. Александр сам попросился на войну, хотя парень не достиг ещё полных восемнадцати. Вышло так, что Иван и Александр попали в одну часть – в отдельную стрелковую бригаду. Младшего определили к собакам.

Первый батальон четвероногих подрывников был отправлен на фронт в июле 1941-го. В начале 1944 года в наших частях уже насчитывалось более 60 тысяч служебных собак.

Четверолапные смертники особенно отличились в обороне Сталинграда.

Боевые заслуги собак-воинов отмечены почётным участием их в историческом Параде Победы на Красной площади.

В первое время в батальон Школьникова поступали четвероногие бойцы, подготовленные клубами служебного собаководства Осоавиахима (предшественника нынешнего ДОСААФа). Были они на все руки, то бишь на все лапы мастера: истребители танков, минно-розыскные, разведывательные, сторожевые, ездовые. Их достаточно хорошо подготовили к действиям в боевых условиях. Но прошли месяцы, многие из первого «призыва» выбили из строя – погибли, получили раны, потеряли прежние привычки. На смену им прислали малообученных, вот тут-то собаководам прибавилось хлопот.

Школьникову приглянулась овчарка с головой смолистой черноты, с выразительными глазами. Ингусом назвал Александр своего нового друга. Однажды под покровом ночи он с верным помощником пробрался в тыл противника, задержал, а потом и отконвоировал на нашу сторону фрица-языка.

В следующую вылазку не повезло: овчарка получила несколько ножевых ран. Школьников под вражеским огнём отползал к своим, но собаку не бросил. Когда в часть пришёл корреспондент, он заснял обоих. Александр долго хранил этот снимок. На фото – он, улыбающийся красноармеец, и Ингус – на собачьей груди и на лапах, как у раненого бойца, бинты.

Ингус погиб во время обстрела. Хозяин тяжело переживал потерю овчарки. За долгое время службы она стала полноправным членом солдатской семьи. Её закопали у просёлочной дороги. Ребята достали где-то небольшую плиту, и Александр выбил на ней слова: «Ингус, верная фронтовая собака».

Верно говорят: беда не ходит в одиночку. Фронтовика ждали новые удары, более жестокие. Пришло известие о том, что как раз в первый день нового 1942 года сгинул без следа брат Иван. На следующий год пропал без вести Дмитрий.

Александр продолжал воевать. Менял четвероногих друзей. Он учил собак бегать в противогазах, кидаться с гранатами под танки, отыскивать мины, было и такое, что псы вступали в противоборство с огнём. В немалой степени благодаря им Школьников заслужил три медали «За отвагу».

С победой вернулся воин к крестьянскому труду. Пройдя все муки плена, пришёл домой и брат Иван. А Дмитрия так и не дождались.

Александр Семёнович на всю жизнь сохранил любовь к собакам. Увидев на улице брошенного беспомощного кутёнка, подбирал, нёс домой. Многое проявлялось в таком поступке. Прежде всего, доброта ко всему живому.

2012 год.

[/q]