Неожиданное

Н.Н.Ге - А.Н. Толстой - Аэлита, Зоя

Написав эту цепочку задумалась, вроде связи никакой между Ге и Толстым, ан нет, не спешите делать выводы. Оказывается связь есть и еще какая интересная.

Сначала статья про Аэлиту, Зою и Толстого

Подлинная история Аэлиты

Детективная версия - взято отсюда http://www.lifeart.narod.ru/nom23-24/p24_7.htm

В 1924 г. на экраны страны вышел первый советский фантастический фильм «Аэлита» знаменитого режиссера Якова Протазанова. Зрители были потрясены развернувшимся перед ними действом: межпланетный аппарат доставлял на Марс двух обитателей Земли – инженера Лося и красноармейца Гусева. Инженер Лось страстно влюбился в марсианскую царицу Аэлиту.
Автором фантастического романа «Аэлита», на котором основывался фильм, был незадолго до этого вернувшийся из эмиграции писатель Алексей Николаевич Толстой. «Аэлиту» 39-летний Толстой писал в Германии. И читатели воспринимали роман целиком как результат замечательного авторского вымысла: и происходящие на Марсе события, и любовную страсть героев, и, разумеется, самих героев. Однако в процессе работы над книгой Толстой отправил К.И. Чуковскому сообщение: «Я спешно кончаю роман («Аэлита» – «Закат Марса»). Аэлита – имя очень хорошенькой и странной женщины». Литературную героиню Алексей Толстой представил как реальную женщину. Непосвященному человеку это кажется только шуткой, но под шуткой мог скрываться намек на личную тайну писателя. Открыто Толстой никогда не утверждал, что у Аэлиты был прототип.
В 1923 г., на волне огромной популярности романа «Аэлита», Алексей Николаевич вернулся на родину и обосновался в Петрограде. В 1924 г. Госиздат предложил Толстому написать фантастический роман о химической промышленности. Писатель удивительно быстро справился с этой задачей: уже в 1925 г. журнал «Красная новь» опубликовал новое произведение Толстого из мира фантастики и приключений – «Гиперболоид инженера Гарина». И вновь грандиозный успех у массового читателя.
Главная героиня романа – женщина ослепительной красоты Зоя Монроз. После эмиграции из России она оказывается в Париже. Блистательная красавица привлекает к себе всеобщее внимание. За право обладания самой красивой женщиной Европы в смертельной схватке сходятся гениальный изобретатель гиперболоида, русский инженер Гарин, бандит Гастон и «химический король» – американский миллиардер Роллинг. Гарин использует тепловые лучи гиперболоида. На алтарь «божественной Зои» бросаются жизни ее возлюбленных и жизни миллионов людей, миллиардное состояние Роллинга и оливиновый пояс земли – источник нескончаемого золотого потока.
Наделив Зою Монроз неотразимой красотой, автор писал о ней: «…тонкая, высокая, с длинной шеей, с немного большим ртом, с немного приподнятым носом». Для вымышленной красавицы – слишком много особых примет, которые могут быть узнаны. И они, действительно, легко узнаются в портретной характеристике…Аэлиты. О ней Толстой писал почти теми же словами: «юношески-тонкая, слегка приподнятый нос, слегка удлиненный рот».
Что это? Новый типаж толстовской героини, продиктованный европейскими стандартами двадцатых годов? Или – описание реальной женщины?
С 1915 по 1921 годы в произведениях Толстого о любви прообразом главных героинь неизменно выступала его третья жена – Наталья Васильевна Крандиевская, очаровательная женщина и талантливая поэтесса. Именно с ней Алексей Николаевич находился за границей все годы эмиграции. В 1921 г. он написал роман «Сёстры» («Хождение по мукам»), во многом автобиографичный. Прототипами главных героинь романа были сестры Крандиевские, а прототипом инженера Телегина выступил сам автор, бывший по образованию инженером.
Наталья Крандиевская абсолютно не походила на Аэлиту и Зою Монроз. В фантастических романах Толстого изменился тип главной героини, но герой по своей профессиональной принадлежности остался прежним: инженер Лось – в «Аэлите», инженеры Пётр Гарин и Алексей Хлынов – в «Гиперболоиде».
Интересно, что имя Хлынова совпадало с именем самого писателя. Алексей Хлынов, по первоначальному замыслу автора, был самой большой любовью Зои Монроз. Позже Толстой отказался от этого замысла. Примечательно, что в обоих фантастических романах наблюдаются сходные обстоятельства: автор лишил своих героинь счастливой любви и возможности жить в Советской России. Если предположить, что за образами Аэлиты и Зои Монроз скрывалась реальная женщина, то она, безусловно, была из эмигрантского окружения Толстого.
В 1998 г. вышла в свет книга Александра Васильева «Красота в изгнании», рассказывающая о судьбах русских эмигранток первой половины ХХ века. Удивительная история жизни бывшей русской подданной Ии Григорьевны Ге (в первом замужестве – Геянс, во втором – леди Абди) странным образом совпадала с приключениями авантюристки Зои Монроз.
Александр Васильев познакомился с леди Абди в Канне, близ Ниццы, незадолго до ее смерти в 1992 г. Она была уже в преклонном возрасте.
Молодые годы Ии Григорьевны приходились на 20–30-е годы ХХ в., именно на то время, когда Алексей Толстой создавал «Гиперболоид инженера Гарина». В книгу Васильева вошли автобиографический рассказ леди Абди и отзывы о ней французской прессы. «Леди Абди, – пишет Васильев, – один из символов красоты и элегантности модного Парижа». Создатель «Красоты в изгнании» не подозревал, что характеристика леди Абди почти буквально повторяла характеристику Зои Монроз в романе Толстого: «Зоя Монроз – одна из самых шикарных женщин Парижа».
Ия Григорьевна родилась, по одним данным в 1897 г., по другим – в 1903 г. Так же, как и Зоя Монроз, она выросла в Петербурге и принадлежала к актерской семье. Ее отцом был известный театральный актер и драматург Григорий Григорьевич Ге, матерью – актриса Анна Ивановна Новикова-Ге. От своих родителей Ия унаследовала талант актрисы, а от своего двоюродного дедушки – знаменитого художника Николая Ге – художественный дар. Уже в детстве ей прочили карьеру или актрисы, или художницы. Этими же талантами в романе наделена и Зоя Монроз.

Родители Ии рано разошлись, и девочка росла без отца (в романе сказано, что отец у Зои умер). Война 1914 г. застала Ию с матерью за границей, они жили в Германии, затем в Швейцарии. В 1921 г. Ия ненадолго приехала в Париж. Потом оказалась в Финляндии, где вышла замуж за голландского бизнесмена Геянса. Фамилия голландца созвучна фамилии одного из героев романа Толстого – капитана Янсена, норвежца, безнадежно влюбленного в Зою Монроз.
Замужняя жизнь Ии была недолгой. Геянс разорился, и она в надежде на лучшее вновь перебралась в Париж. Здесь Ия Григорьевна так же, как и героиня романа, первое время бедствовала, в поисках работы сменила несколько мест. Наконец, она устроилась «манекеном» в дом моды «Калло». Еще одно поразительное совпадение! В своем романе Толстой, описывая первое появление Зои Монроз, отмечал: «Ее фетровая маленькая шапочка была создана великим Колло». На самом деле никакого «великого Колло» не было. Был дом моды сестер Калло – известных, но не великих. В это время в Париже было множество других домов моды, но Толстой выбрал именно тот, в котором в 1922 г. работала Ия Ге. Великим модельером во Франции считался Поль Пуаре. Когда Ия Григорьевна разбогатела, именно он создавал для нее изысканные наряды. Возможно, в сознании Толстого – случайно или намеренно – имена модельеров, игравших в жизни Ии Ге заметную роль, слились воедино и превратились в «великого Колло».
В доме моды «Калло» Ию Григорьевну увидел знатный и богатый англичанин – сэр Роберт Эдвард Абди. Он влюбился в нее с первого взгляда, и вскоре, в 1923 г., Ия вышла за него замуж. Став женой сэра Абди, Ия Григорьевна покинула дом моды, в котором работала, и у нее началась бурная светская жизнь. Леди Абди была очень стильной и красивой женщиной. Сообщения о событиях в ее жизни, ее фотографии в изысканных туалетах стали мелькать на страницах газет и модных журналов.
Такие журналы могли привозить в Россию многочисленные знакомые Толстого, и он, не выезжая за границу, мог узнавать о похождениях леди Абди.
Семейная жизнь Ии Григорьевны с сэром Абди не сложилась, и она отправилась в продолжительное морское путешествие на яхте, принадлежащей директору американской компании «Дженерал электрик».
Героиня Алексея Толстого тоже отправляется в длительное морское путешествие на яхте американского миллиардера Роллинга. Но мотивация этого события у Толстого очень слабая. Автор пишет, что длительное путешествие Зои на яхте под новым именем мадам Ламоль было необходимо, чтобы «замести следы». Дело в том, что на месте убийства Виктора Ленуара (двойника Гарина) была обнаружена бриллиантовая шпилька Зои. Всем было известно, что Зоя – любовница Роллинга, поэтому, благодаря шпильке, полиция могла выйти и на него. В такой ситуации «исчезновение» Зои вполне резонно. Но, взяв новое имя, она по-прежнему связанна с Роллингом, так как плавает на его шикарной яхте, а газеты по-прежнему помещают ее фотографии, только теперь уже под именем мадам Ламоль. Почему же ни журналисты, ни полиция не обращают на это внимание?
Однако именно эта, слабая у Толстого, мотивация свидетельствует о том, что импульс описанных в романе событий надо искать в реальности! В биографии Ии Григорьевны есть и новая фамилия – Абди, и длительное морское путешествие.
Могли ли пересечься пути А.Н. Толстого и Ии Ге за границей? По свидетельству А.А. Васильева, Ия приехала в Париж в 1921 г., но пробыла там недолго. Алексей Николаевич в это время жил в Париже. Таким образом, встреча вполне вероятна. Ия Ге в тот момент была юной, красивой девушкой и могла вдохновить писателя на создание образа Аэлиты. Ранее, еще в России, Алексей Толстой был знаком с отцом Ии и в этом качестве, как знакомый отца, мог представиться девушке. Интересно, что в «Аэлите» автор отметил лишь одно обстоятельство из биографии героини, только то, что она – дочь своего отца. В «Гиперболоиде», написанном через три года, биография Зои Монроз изобиловала подробностями. Не потому ли, что к этому времени леди Абди уже фигурировала на страницах печати в качестве героини светской хроники?
В один из недавних приездов Александра Васильева в Самару ему был задан вопрос: «Упоминала ли леди Абди о своем знакомстве с Алексеем Толстым?» – Александр Васильев ответил очень категорично: «Никогда!» По-видимому, подразумевалось, что Алексей Толстой не мог входить в орбиту знаменитых и сиятельных знакомых леди Абди, среди которых значились Жан Кокто, Серж Лифарь, Татьяна Рябушинская, княжна Надежда Щербатова, княгиня Ильинская, княжна Натали Палей, князь Феликс Юсупов и т.д.
Позже все-таки удалось найти свидетельство того, что леди Абди и Алексей Толстой были знакомы. Это была одна фраза в письме Евгения Замятина из Парижа Толстому в Ленинград в 1936 году: «Кланяется тебе леди Абди (дочь Ге – помнишь?). Она, вероятно, скоро будет в Ленинграде». Когда Васильев узнал, что леди Абди «кланялась» в письме Толстому, он признал, что для гордой и высокомерной Ии Григорьевны это означало очень теплое чувство к Толстому.
А.Н. Толстой получил письмо от Замятина в январе 1936 г. И опять странное совпадение – именно в 1936 г., после долгого перерыва, Алексей Николаевич возвратился к работе над романом «Гиперболоид инженера Гарина» и написал 3-й, окончательный, вариант книги: в результате тайфуна Зоя Монроз и Гарин оказывались на необитаемом острове.
В первом варианте романа – Зоя погибала, во втором – автор ее воскрешал, причем с явным сочувствием. А теперь, будто с насмешкой, забросил на далекий остров. Она жива, но автору безразлична.
И ведь действительно в 1936 г. леди Абди уже не могла волновать Толстого.
Дело в том, что в конце 1935 г. произошло невероятное:
52-летний писатель разошелся с Натальей Крандиевской, с которой прожил 21 год, и женился на своей секретарше – 29-летней красавице Людмиле Крестинской.
Слухи о женитьбе Толстого дошли до заграницы. Об этом Замятин сообщил Алексею Николаевичу в своем письме: «Дорогой товарищ – греховодник, ты что это там начудесил, а? Тебя тут по всем заграницам женят, и всяк по-своему: кто на балерине Улановой, кто на семнадцатилетней секретарше, кто на Тимоше (Н.А. Пешкова, вдова сына М. Горького Максима – З.С.)».
Возможно, слухи о женитьбе Толстого дошли и до леди Абди. Интересно, что она не просто передала через Замятина поклон Алексею Николаевичу, а сообщила о своем скором приезде. Очевидно, она хотела встретиться с Толстым. С 1928 г. Ия Григорьевна была в разводе с сэром Абди, но оставила себе его фамилию. У нее, разумеется, были романы, однако официально замуж она больше не выходила.
Зимой 1937 г. леди Абди приехала в Советский Союз, по ее словам, чтобы повидаться с больным отцом. Она посетила Москву и Ленинград. Состоялась ли встреча Ии Григорьевны Ге и Алексея Николаевича Толстого – неизвестно.
В биографии леди Абди была еще одна замечательная страница, которая вызывала особый интерес. Представляя ее родословную, Васильев пишет в своей книге: «Дед Ии Григорьевны по материнской линии (Иван Новиков) происходил из рода татарского хана Новика. Помещик и балетоман, он организовал в своем большом самарском имении крепостной театр, на который потратил огромные деньги(…)Леди Абди вспоминала: «Моя мать и ее сестра Ольга были коллекционерами. Они это переняли от своего отца, моего деда. Он обожал искусство, и его имение Раёк было замечательно! Такая красота! Дед был таким же эстетом, как Дягилев».
В Госархиве Самарской области никаких материалов о самарском помещике Новикове и его имении Раёк не обнаружилось.
Своего деда – Ивана Новикова – Ия Григорьевна лично не знала, а все сведения о нем она почерпнула из рассказов своей матери – Анны Ивановны Новиковой-Ге.
В результате двойного пересказа биография Новикова могла быть искажена, поэтому из воспоминаний леди Абди о ее дедушке были выделены главные факты: фамилия – Новиков, имя – Иван, дочь – Анна, связан с Самарой, связан с театром, имение – Раёк, был коллекционером, потратил на содержание театра огромные деньги.
А не тот ли это Иван Петрович Новиков, который в Самаре в 80–90 годы ХIХ века был антрепренером городского театра?!
Он был дворянином, но не был самарским помещиком и не владел крепостным театром. По договору с городской управой он как антрепренер только на определенное время арендовал театр. И раёк – это не название имения Новикова, а обозначение театральной галерки. Возможно, используя каламбурную особенность слова «раёк», Иван Петрович таким образом называл любимый театр, в котором не только был антрепренером, но и выступал как актер.
Кстати, И.П. Новиков был коллекционером и владел большой коллекцией книг. Когда он разорился, всё его имущество за долги было описано, в том числе и его знаменитая театральная библиотека.
Предположение о том, что Иван Петрович и есть искомый дед леди Абди, подтолкнуло к решению сравнить фотографии Ии Григорьевны из книги «Красота в изгнании» с фотографиями И.П. Новикова, хранящимися в фондах Самарского литературно-мемориального музея им. М. Горького.
Результат сравнения оказался поразительным: сходство было явным. Но доказательств не было!
Доказательства обнаружились в ветхой рукописи под названием «Старый самарский театр и быт». Ее автор – театральный обозреватель А.А. Смирнов-Треплев – на одной из страниц писал:
«16 декабря 1892-го года в пьесе «Где любовь, там и напасть» выступали: жена антрепренера Мария Иосифовна Тургенева-Новикова и дочь Анна Ивановна Новикова (…) Анюта Новикова, прелестная юная девушка, сверкающая свежестью блондинки (…) впоследствии вышла замуж за известного артиста и драматурга Ге».
Итак, сомнений не осталось: леди Абди или Ия Григорьевна Ге – внучка Ивана Петровича Новикова.
По воспоминаниям современников, И.П. Новиков был человеком неотразимого обаяния, «истинным джентльменом и дворянином не по имени только». Сын московского дворянина, прекрасно воспитанный и образованный, он впервые приехал в Самару в 1877 г. с труппой антрепренера Е. Славянского. 29-летний красавец, талантливый и заразительно веселый, Иван Петрович сразу же стал любимцем публики. Самарская городская управа из всех претендентов отдала предпочтение Новикову и заключала с ним договор на аренду городского театра в 1880–1883 гг. и в 1883–1886 гг. И.П. Новиков развернул в Самаре бурную деятельность. Пригласив к сотрудничеству бойких московских журналистов, он впервые в Самаре основал газету столичного уровня, был ее издателем и редактором, стал владельцем типографии, собрал великолепную театральную библиотеку. Но главной его любовью и заботой был самарский театр, он вкладывал в него все свои доходы. Жизнь вокруг Ивана Петровича кипела и искрилась, становилась светлее и занимательнее. В 1892–1894 гг. с ним вновь был заключен контракт на аренду самарского театра.
Общественность города, уважая энергичность и бескорыстие Новикова, в 1894 г. выбрала его гласным городской Думы. Но он не явился ни на одно заседание. Ему было уже не до того. Потратив на содержание театра всё свое состояние и не получив от городских властей субсидий, Новиков разорился. Иван Петрович держал антрепризы и в других городах России, но ни к одному театру не был так привязан, как к самарскому. Из Самары он уезжал с разбитыми надеждами. Через 3 года Иван Петрович Новиков скончался в Оренбурге на 49 году жизни.
Его внучка леди Абди покорила просвещенную и утонченную Европу. Самара, к сожалению, Новикову не покорилась.

Так вот почему Толстой и Ге поставлены мной в одну цепочку - связующим звеном является Ия Григорьевна Абди, урожденная Ге, внучатая племянница известного художника. и , следовательно, 3-ю родная сестра его внука Петра Николаевича, родители которого Петр Николаевич Ге и Екатерина Ивановна Забелло.

неожиданное продолжение - вот этого сообщения - https://forum.vgd.ru/post/186/23211/p439854.htm#pp439854

февраля
26
2010 Общество
Баклановские страсти
Просмотров: 59

С названием этой деревни разобраться легко: Бакланово – от баклана, птицы, живущей рыбой. Потому её и называют "морская ворона".
Рыбы в озёрах Поречского уезда водилось достаточно, так что бакланы чувствовали себя здесь вольготно. Правда, в "Толковом словаре" Даля есть ещё несколько значений этого слова. Например, так раньше называли деревянные чурки (или баклуши). Не совсем лестно звучало это слово в отношении определённого человека, поскольку указывало на его вздорность, праздность, болтливость. Но мы всё же остановимся на первом значении, тем более что расположена деревня в красивейшем месте Смоленского Поозерья – на берегу Баклановского озера (вот где раздолье для всех любителей рыбы!), в 28 километрах от нынешнего районного центра Демидова, бывшего Поречья.
Подобно многим населённым местам этого края, появилась деревня в семнадцатом веке, когда здешние земли раздавались пришедшим на Смоленщину польско-литовским завоевателям, которые оседали на них вместе с привезёнными семьями, начинали строить дома, позднее - церкви, вести хозяйство. После возвращения этих территорий в состав Московского государства местная шляхта, дав присягу русскому царю, оставила за собой не только земли и имущество, но и значительные привилегии. Так, в Поречском стане, позднее - уезде, появились фамилии Огонь-Догановских, Повало-Швейковских, Энгельгардтов, Шупинских, Милитинских и что удивительно – Потёмкиных (согласитесь, никак имя светлейшего Григория Александровича не ассоциируется с таким понятием, как шляхта). Тем не менее это факт.
Вспомнили же мы о Потёмкиных потому, что история Бакланова как раз связана с представителями этой фамилии. Но обо всём по порядку.
Первым известным владельцем деревни архивные источники называют Б.К. Огонь-Догановского. Этой семье принадлежали значительные земли в Поречском уезде, которые так и именовали - Догановщина. В число их владений входил и нынешний посёлок Пржевальское, в то время – Слобода. Огонь-Догановские несли военную службу, наведывались в свои усадьбы, высматривая у соседей подходящую партию для брака, потом выходили в отставку, занимались хозяйством, старались увековечить о себе память, возводя церкви. В общем, обычная жизнь не богатых, но и не стеснённых в средствах помещиков. Правда, случился в этой фамилии человек, который сделал её сомнительно знаменитой. Смоленский помещик Василий Семёнович Огонь-Догановский – известный карточный игрок, даже, можно сказать, шулер. Именно он, выиграв у А.С. Пушкина почти 25 тысяч рублей, поставил поэта в более чем затруднительное финансовое положение. За Огонь-Догановским как за профессиональным игроком велась слежка, в полицейском списке азартных картёжников он значился под номером "три", а "Александр Пушкин – известный в Москве банкомёт" - только под номером "тридцать шесть" (всего в списке фигурировали 93 неблагонадёжных лица). Кстати, В.С. Огонь Догановский был женат на Екатерине Николаевне, дочери предводителя смоленского дворянства Николая Богдановича Потёмкина, усадьба которого находилась тоже в Поречском уезде, в селе Высочерть (ныне Тверская область).
Сейчас трудно установить, когда и каким образом баклановские владения Огонь-Догановских попали к Марии Александровне Шупинской (в девичестве Потёмкиной, а по первому мужу – Энгельгардт). Известно, что Бакланово ей принадлежало до 1846 года. О хозяйке имения хочется рассказать подробнее. Хотя бы потому, что скандал, в центре которого оказалась эта женщина, стал предметом разбирательства самого императора Александра I. А было так.
В начале 1812 года уездный поречский судья Александр Потёмкин выдал пятнадцатилетнюю дочь Машу замуж за соседа по имению Андрея Васильевича Энгельгардта, своего дальнего родственника, внучатого племянника Г.А. Потёмкина. Мало того, что муж был старше Марии Потёмкиной на двенадцать лет (хотя в то время такой возрастной разрыв – дело обычное), имел он значительный физический дефект: во время военных действий потерял ногу. Ко всему прочему славился своим вспыльчивым характером, настолько безудержным, что позднее его даже освидетельствовали на предмет вменяемости. Теперь трудно судить, в чём причина, скажем так, не всегда адекватного поведения этого человека. Возможно, сказались детские комплексы. Его отец – Василий Энгельгардт, племянник князя Потёмкина-Таврического, - в одном из заграничных походов влюбился в послушницу католического монастыря Марию Забелла, выкрал красавицу и нажил с нею пятерых внебрачных детей, в том числе и нашего героя. И хотя "воспитанники" В.В. Энгельгардта получили прекрасное образование, всё же, будучи незаконнорождёнными, не могли не чувствовать свою второсортность. Но как только в 1801 году специальным указом Александра I дети Энгельгардта получили право называть себя законными наследниками этого вельможи, Андрей Васильевич поступил на военную службу и свой дворянский долг выполнил с честью. Он был участником всех известных сражений, которые велись в то время на территории Западной Европы и России. В ходе Прусской кампании 1807 года был тяжело ранен в ногу. Началась гангрена, ногу пришлось ампутировать, что послужило поводом для такой его дневниковой записи: "Мне сиё первое вступление на Марсово поприще за лишнюю мою быстроту отняло способ служить против других выскочкою, ибо лишило меня ноги, которая никогда у меня не вырастет". Не унывал Андрей Васильевич. Потому, будучи первостатейным инвалидом, службу не оставил и воевал против турок, а в 1812 году защищал Смоленск, участвовал в Бородинском сражении, в боях под Тарутиным, Малоярославцем, заграничных походах. Например, в 1814 году служил при летучем корпусе графа Платова и вместе с его казаками брал Париж. За свои подвиги имел многочисленные награды.
Вот такой муж достался Марии Потёмкиной. Но слабый пол не всегда способен по достоинству оценить военную доблесть и отчаянную храбрость мужчин. Что-то не складывалось в семейной жизни этой пары. А тут на пути молодой женщины случился отставной майор Повало-Швейковский, которого она и предпочла своему мужу-полковнику. Правда, всю вину благородный Андрей Васильевич взвалил на соперника, считая, что именно он "преклонил к нарушению супружеской верности". По обычаям того времени Энгельгардт вызвал коварного майора и его пособника Петра Длотовского на дуэль. Но сатисфакции не дождался, так как любовник и его товарищ вместо честного поединка выбрали для себя другое наказание – розги. Что интересно, Мария Александровна, из-за которой разгорелся весь этот сыр-бор, выступает как жертва "посрамления", "жена-друг", "спасительница жизни". И это при том, что факт её измены установлен, о чём свидетельствует любопытнейший документ - протокол общего собрания Государственного совета от 22 сентября 1819 года, с которым был ознакомлен и сам император. В нём содержится такая запись: "1. Суждение о майоре Повалошвыйковском за смертью его оставить. 2. Капитана Петра Длотовского, на которого Энгельгардт показывал, что он содействовал в разврате жены его, принуждал её отравить его ядом, в чём однакож он не признался, кроме покровительства законопротивной связи жены Энгельгардта с Повалошвыйковским, лиша чинов, написать в солдаты впредь до выслуги, с оставлением при нём дворянского достоинства. 3. Двух братьев Длотовского: майора Егора и 14-го класса Михайлу Длотовских - за самоуправство в наказывании брата розгами подвергнуть денежному взысканию. 4. Полковника Энгельгардта за вызов Повалошвыйковского на дуэль, в намерении заколоть шпагой Длотовского, в битии прапорщицы Обераль и в самоуправии наказанием Повалошвыйковского и Длотовского предать военному суду". Пострадал и судья Потёмкин, который не донёс на дочь за то, что та собиралась отравить мужа ядом: его оштрафовали на 200 рублей. Легче всех отделалась виновница всей кутерьмы: её, как нарушившую супружескую верность, приговорили… к церковному покаянию. Такие истории случались двести лет назад, так наказывали всех преступивших закон даже в таком несомненно благородном деле, как защита чести и достоинства.
После смерти в 1834 году А.В. Энгельгардта его жена вскоре выходит замуж за полковника Павла Александровича Шупинского. От первого брака у неё оставалось четверо сыновей (две дочери умерли в младенчестве). Один из них – штаб-ротмистр Александр Андреевич Энгельгардт - стал хозяином Бакланова. Свои владения он не приумножил, более того, в смоленском архиве хранится документ за 1863 год "Объявление о продаже недвижимого имения за долги". Однако Бакланово было продано некоему дворянину А.Н. Милитинскому только в 1887 году, после смерти А.А. Энгельгардта. Кстати, дочь Александра Андреевича Екатерина стала женой обер-прокурора Святейшего синода К.П. Победоносцева.
Что же касается усадьбы Бакланово, от старой жизни здесь мало что сохранилось. Местные жители показывают полузавалившееся здание бывшей почты, руины колокольни при церкви, построенной ещё в 1816 году. Храм был закрыт в тридцатые годы прошлого столетия, а все ценные предметы, как тогда водилось, "пущены на пользу коллективизации страны". В годы войны и само здание уничтожено во время артиллерийского обстрела. А ещё есть в Бакланове дом, который местные жители именуют панским. В нём сейчас размещается школа. То, что это старая постройка, ни у кого не вызывает сомнений. А вот являлся ли он бывшей господской резиденцией - сказать трудно. Но уже то, что скромное одноэтажное здание пережило революционные пожары, военные обстрелы, человеческое безразличие, - факт примечательный. Окружают этот дом не менее старые деревья, которые, призвав воображение, можно сложить в парк. Однако всё это скромно, очень скромно на фоне живописного Баклановского озера. И что такое даже самые неистовые человеческие страсти по сравнению со спокойным величием природы?!.
Анна ЛАПИКОВА
Опубликовано в "СГ" 27 февраля 2010 г. №21(596)

Теперь осталось узнать, кто же она - послушница Мария - Мария Осиповна - жена В.В.Энгельгардта, впоследствии супруга Ивана Андреевича Глинки

проводя поиск по искомой фамилии находишь такие интересные материалы, что пройти невозможно